CC BY
45
Сведения об авторе Дубровская Елена Юрьевна
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИЯЛИ КарНЦ РАН
Elena Yu. Dubrovskaya
PhD (History), Senior Research Fellow
Institute of Language, Literature and History of the Karelian Research Centre, RAS
УДК 902.3"953"(470.21) doi:10.37614/2307-5252.2021.1.20.004
АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ РЕКИ ВАРЗУГА
М. М. Шахнович
Центр гуманитарных проблем Баренц региона
ФИЦ «Кольский научный центр Российской академии наук»
Аннотация
Река Варзуга на северном берегу Белого моря — важное место для археологии Русской Лапландии. Здесь началось археологическое изучение этого региона. В работе сделан историографический обзор от первых находок в XIX веке до раскопок 2009-2013 годов, когда были исследованы два объекта: укрепление начала XV века и сельское кладбище XIV-XVIII веков. Выполнена реконструкция небольшой сельской крепости. Удалось найти первую церковь села конца XIV — начала XV веков. Получены интересные сведения о позднесредневековом погребальном обряде. Антропологические материалы говорят о карельской основе средневекового населения Терского берега. По итогам археологических работ ясно, что в середине XIV века на месте современного села уже существовало большое корельское поселение с церковью. Ключевые слова:
село Варзуга, Терский берег Белого моря, городище, сельский некрополь, Средневековье
ARCHAEOLOGICAL STUDY OF THE VARZUGA RIVER Магк М. Shakhnovich
Barents Centre of the Humanities of the Kola Science Center of RAS Abstract
The Varzuga River on the northern shore of the White Sea is an important site for the archaeology of Russian Lapland. Here the archaeological study of this region began. The work provides a historiographical overview from the first finds in the XIX century to the excavations of 2009-2013, when two objects were examined: the fortification of the beginning of the XV century and the rural cemetery of the XIV-XVIII centuries. The reconstruction of a small rural fortress was made. We managed to find the first church of the village of the end of the XIV — beginning of the XV century. Interesting information about the late medieval burial rite has been obtained. Anthropological materials speak about the Karelian basis of the medieval population of the Terek coast. According to the results of archaeological work, it is clear that in the middle of the XIV century, a large Korela settlement with a church already existed on the site of the modern village. Keywords:
Varzuga village, Tersk coast of the White Sea, ancient settlement, rural necropolis, Middle Ages
Археологические работы и находки XIX-XX веков
Река Варзуга на Терском берегу Белого моря — знаковое место для археологии Русской Лапландии. Именно со сборов древностей на ее берегах
началось археологическое изучение этого региона и пополнение археологической карты Кольского полуострова.
Первые выразительные средневековые находки в Северном Прибеломорье были сделаны в последней четверти XIX века недалеко от устья реки Варзуга. В 1887 году местные жители в осыпи обрыва, «в обвалившемся кургане» возле устья реки Индера1, обнаружили семь массивных, завернутых в бересту «скандинавских» серебряных гривен IX-XII веков разных типов [Горюнова, Овсянников, 2002]. Клад сначала доставили в губернский музей в Архангельске, а затем перенаправили в Археологический институт в Москве. Сейчас он хранится в Государственном Эрмитаже [Обозрение..., 1893: 13, 15].
Еще известны два крупных местонахождения раннесредневекового серебра XI-XII веков в Беломорье. В начале ХХ века кемский исправник передал в Архангельский музей клад серебряных вещей: «обломки нескольких литых шейных гривен с кнопками на концах, витая шейная гривна с пластинчатыми концами, пластинчатые браслеты». А. А. Спицын высказал предположение, что «вещи эти западного происхождения (кроме мелковитых гривен) и могли поступить в Кемский уезд от финляндских карелов, норвежцев через Белое море или Колу или же с Запада от шведов по р. Кеми из Каянской земли» [Спицын, 1915: 242; Tallgren, 1931, Fig. 2]. В 1989 году около Архангельска, в пойме реки Северная Двина, во время земляных работ найден еще один клад древнерусских ювелирных изделий, западноевропейских и арабских серебряных монет [Nosov et al., 1992; Овсянников, 1994]. Находки хорошо маркируют периоды и направления связей жителей Беломорья в раннем Средневековье: первый этап (не позднее начала XI века) — контакты с Приладожьем, второй — связи с Северной Европой и третий — тесное общение с новгородско-финскими территориями в XII-XIII веках [Горюнова, Овсянников, 2002: 219].
В экспозиции Архангельского городского музея в начале ХХ века был представлен еще один интересный предмет из Варзуги: «амулет с изображением человека монгольского типа: в сидячем положении с протянутыми вперед руками», найденный в 1877 году [Голубцов, 1913: 23]. В своем обзоре северорусских археологических находок А. А. Спицын кратко пишет об этой объемной антропоморфной фигурке («карманный божок»?): «Медная детская фигурка найдена на берегу реки Варзуга. Аналогов к этой поделке нами еще не разыскано и времени ея мы не знаем» [Спицын, 1915: 240, рис. 33] (рис. 1). Вместе с ним был обнаружен «крупный бронзовый топор — кельт». Место находки около села Кузомень в 1908 году осмотрел архангельский археолог К. П. Рева [Рева, 1927].
Первые полевые археологические исследования на реке Варзуга в 1928 году провела палеонтологическая партия Антрополого-этнографического отряда Кольской экспедиции МАЭ АН СССР под руководством А. В. Шмидта, зафиксировавшая десять местонахождений эпохи раннего металла и «два славянских поселения» [Шмидт, 1930: 120]. Все памятники располагались в двух местах: на левом берегу реки на группе дюн около озера Гагарье и на склоне высокой дюны «Голые горы». Многочисленная коллекция сборов 1928 года (более 2500 предметов) хранится в фонде археологии Музея антропологии и этнографии РАН [Гурина, 1950: 116, 120; Гурина, 1997: 8-9]. Сведения о древних поселениях в устье реки Варзуги А. В. Шмидт получил от сотрудника Мурманского
1 Река Индера находится в 8 км к востоку от р. Варзуга.
окружного краеведческого музея В. К. Алымова, который сообщил, что в 1922 году студенту Географического института М. В. Померанцеву жители села Кузомень передали «до пяти пудов доисторических предметов»: «полированные орудия из сланца, топоры, наконечники стрел, точильные камни, кухонные остатки — кости тюленя». Кроме этого он сам нашел несколько бронзовых предметов и железный наконечник стрелы [Гурина, 1950: 118]. В. К. Алымов также передал в 1927 году в недавно созданный музей Мурманского края сланцевое долото со шлифовкой и ретушированный по всей поверхности кремневый наконечник стрелы с устья Варзуги [Коткин, 2012: 232].
Рис. 1. Амулет из Варзуги [Aspelin, 1907: 26]
Краткая, но интересная информация по археологии встречается в дневниках и отчетах ученых разных специальностей, осуществлявших разноплановые исследования по реке. Например, Б. П. Риппас, проводивший топосъемку течения Варзуги в 1898 году, отметил в своих записях, что на возвышенности около устья притока Серга в древности существовало языческое капище: «Место это, известное под именем Небо-Горы, считалось, по преданию, священным у обитовавших здесь в древности дикарей. По словам крестьян, изредка и до сих пор находят здесь мелкие изваяния идолов» [Риппас, 1899: 297]. А молодой этнограф В. В. Чарнолуский, в 1929 году сплавлявшийся на лодке с верховьев реки, записал, что около острова Сосновец в среднем течении реки, в районе старой тони, проводник показал ему остатки двух полуразрушенных лабиринтов — «Попковы вавилоны» [Коткин, 2020]. Это второе упоминание о лабиринтах Кольского полуострова, находящихся на реках, а не на морском
берегу. Данное, пока не подтвержденное археологами местонахождение знаменитых спиралевидных каменных выкладок — это дополнительный аргумент к гипотезе о связи их с поморской культурой.
В 1966 году писатель и археолог А. Л. Никитин в составе экспедиции Института географии АН СССР посетил Порью Губу, Умбу и Варзугу. В 1968 году он прошел водным маршрутом по рекам Пана и Варзуга до села Кузомень, но археологических работ не производил. В 1970 и 1971 годах исследователь осуществил небольшие археологические изыскания на побережье Терского берега по поиску стоянок «первобытного Севера». Находки (сборы кварцевых орудий) были переданы им в ЛОИА АН СССР и Архангельский областной музей [Никитин, 1976: 103].
Самолетом из Мурманска 18 июля 1969 года в село Варзуга прибыла Кольская археологическая экспедиция ЛОИА АН СССР Н. Н. Гуриной, которая сразу переехала к месту основных работ в село Кузомень. Оставленные студенты ЛГУ В. Я. Шумкин и И. В. Верещагина в течение трех дней первыми из археологов обследовали берега реки около села. На левом берегу они зафиксировали три местонахождения каменного века. Два из них находились на перевеянных участках дюн, недалеко от домов с небольшой площадью распространения находок (150-500 м2). Подъемный материал включал кварцевые и кремневые скребки и отщепы. Третья стоянка более значительных размеров (около 5000 м2) была найдена на ручье Собачьем в 1 км ниже по течению реки. Также в 6 км вверх по течению, на правом берегу, около порогов, на каменистой террасе, на высоте 5 м над уровнем воды археологи обнаружили кварцевые скребок и отщепы. Сборы позднесредневековой керамики были сделаны в трех местах: на правом берегу реки — в осыпи края оврага в северной части села и в 1 км вверх по течению; на противоположном берегу — многочисленные фрагменты «поздней» кухонной керамики на северной окраине села [Гурина, 1969: 16-17].
Второй раз село обследовалось уже в 1983 году О. В. Овсянниковым, который дополнительно провел краткие рекогносцировочные работы: на бичевнике левого берега сделаны сборы обломков чернолощеных горшков и мисок XVII века [Овсянников, 1983: 3].
В 1969 году экспедиция Н. Н. Гуриной на левом берегу реки, напротив села Кузомень, в местах работ отряда А. В. Шмидта, зафиксировала 21 местонахождение каменного века и раннего металла, а также нашла остатки двух разрушенных средневековых погребений, датированных по вещам XI-XП веков (могильник Кузомень I) [Гурина, 1973: 80-88, рис. 2; Мартынов, 2007: 207]. С поверхности дюнных выдувов были собраны «некрупный листовидный наконечник стрелы, нож, кресало. Хорошо сохранилась железная округлая пряжка, литая поясная лировидная пряжка из бронзы, точило, кремень для высекания огня и не совсем ясного назначения свинцовые полушаровидные с грибовидной ножкой предметы» [Гурина, 1970] и западноевропейская монета — серебряный денарий Альберта II (1018-1064)1.
1 Часть находок Кольской экспедиции ЛОИА: круглая фибула, лировидная пряжка, подвеска «конь на змее» и четыре сильно корродированных фрагмента, возможно от меча (?), переданы в Музей-архив истории изучения и освоения Европейского Севера России Кольского научного центра РАН. В 1971 году в МОКМ поступила небольшая коллекция сборов керамики из сел Варзуга, Кузомень, Умба, Кузрека, проведенных Н. Н. Гуриной
[Коткин, 2012: 233-239].
В 1979 году на перевеянных участках песчаных дюн кроме костных останков археологам попались новые бронзовые украшения: поясные пряжки лировидной формы, полая подвеска-«уточка» с загнутым в кольцо хвостом и двумя петлями для крепления дополнительных привесок, «шумящие» подвески, амулеты — «конь на змее», четвероногий прорезной конек, нанизанные на тонкий кожаный шнур мелкие проволочные пронизки, железные ручка и массивная цепь для подвешивания котла (четыре звена длиной 52 см). Рядом с погребениями найдены остатки очага и обломки толстостенного лепного сосуда с прикипевшими к его стенкам каплями бронзы. Недалеко от могильника, на реке Кица (приток Варзуги), обнаружено поселение более позднего времени — XV-XVII веков [Гурина, 1971: 11; Гурина, 1980; Гурина, 1984: 13-15]
Есть сообщение о случайной находке рабочими в кузоменьских дюнах в 1970-х годах «двух миниатюрных бронзовых фигурок лошадей», которые были переданы в Музей-архив истории изучения и освоения Европейского Севера России Кольского научного центра РАН.
В 1982 году Северодвинская экспедиция ЛОИА АН СССР под руководством О. В. Овсянникова провела дополнительные археологические изыскания в устье реки Варзуга. На участке предыдущих работ Н. Н. Гурина нашла еще несколько литых подвесок-амулетов из бронзы: ключик, двуглавый пластинчатый конек, умбоновидная бляшка со спиралевидным узором, поясные кольца, фрагменты цепочки. Все находки — это широко распространенные составные декоративные компоненты нагрудных или поясных украшений финно-угорского женского костюма XI-XИ веков [Овсянников, Рябинин, 1989: 201-203].
К западу от песчаных дюн удалось найти участок с тремя неповрежденными погребениями — могильник Кузомень II [Овсянников, 1984: 25]. Частично засыпанные могильные ямы, удаленные друг от друга на 18-25 м, наблюдались на поверхности как неглубокие западания. Завернутые или накрытые лубом костяки лежали в деревянных гробовинах без крышек, на глубине 0,650,7 м от поверхности, в вытянутом положении на спине, руки вдоль туловища, головой к северо-востоку. По сопутствующему инвентарю (стеклянные бусы, металлические части ремней, подвески, застежки) и с помощью антропологов двое погребенных интерпретированы как женщины, а один — как мужчина 3040 лет. В одном женском захоронении сохранились фрагменты пояса с ножом, мехового головного убора и тканой одежды, украшенные бронзовыми подвесками и нашивками. У второй женщины было ожерелье из стеклянных бус, круглых бронзовых подвесок, часть из которых имела орнамент в виде процветшего креста. У левого колена мужчины лежал рукоятью вверх железный рабочий топор (рис. 2, 3). Все три погребения рассматривались О. В. Овсянниковым как одновременные и датированы по вещам концом XII — началом XIII века. Этот вывод подтвердило радиоуглеродное датирование образцов органики, взятых из двух погребений — 740±10 и 750±10 л. н., то есть приблизительно 12001210 годы н. э. [Овсянников, 1982а: 7-8; Овсянников, Рябинин, 1989: 205-208; Ясински, Овсянников, 1998: 30-34].
Анализируя материалы из Кузомени, Н. Н. Гурина сделала предположение о наличии в раннем Средневековье на Терском берегу «финноязычного населения, близкого приладожскому» [Гурина, 1984: 14]. О. В. Овсянников и Е. А. Рябинин более осторожно высказывались о «финно-угорской, в широком понимании этого термина» принадлежности могильников Кузомень I и II и «направлении
культурного влияния, шедшего в область "Тре" преимущественно из Двинской земли» [Овсянников, Рябинин, 1989: 209-210; Гурина и др., 1990: 128]. Выразительные финно-угорские украшения, которые использовались для датирования памятника, уже в XI веке стали составной частью северорусского женского костюма, синтезировавшего восточнославянские и финно-угорские элементы, и поэтому не могут рассматриваться как точный культурный индикатор [Макаров, 1993: 71]. Антропологические наблюдения, проведенные научным сотрудником Отдела антропологии Ленинградской части ИЭ АН СССР А. В. Шевченко, не внесли ясности в эту проблему. Этническая принадлежность погребенных в могильниках Кузомень I и II остается не выясненной1.
I_■ I
Рис. 2. Ременной разделитель. Бронза оловянистая. Могильник Кузомень II. АКМ 28443-14
Рис. 3. Топор. Железо. Могильник Кузомень II. АКМ 28443-16
1 В хранилище Отдела антропологии МАЭ РАН черепа обнаружить не удалось.
Два могильника и клад в устье реки Варзуги, а также памятник Лива I в Ковдорском районе — пока единственные на сегодня достоверные находки XI-XII веков на территории Мурманской области. Дополнительно отметим, что в бухте Сидоровской на Мурманском берегу в 1991 году был найден фрагмент (язычок) большой бронзовой фибулы XII века [Овсянников, 1994: 121]. В историографии встречается упоминание о кургане (?) и каменных кладках в устье реки Дроздовой, предварительно датируемых Средневековьем [Державин, 2006: 26]. Из-за малой информативности эти сведения практически ничего не могут добавить к общей картине. Данная ситуация объясняется незначительностью проведенных исследований по изучению средневековых древностей Русской Лапландии.
Следует упомянуть, что из района устья реки Варзуга в Мурманский областной краеведческий музей поступили несколько позднесредневековых находок. В 1958 году найдены два небольших клада из 12 серебряных копеек конца XVII — начала XVIII веков в «маленьком сосуде, выдолбленном из камня (?)» [Мец, Мельникова, 1961] и 9 копеек XVI-XVIII веков. В 1970 году в дюнах подобраны 2 железных ножа, 18 фрагментов кухонной керамики XVI-XVII веков и неолитический сланцевый наконечник копья, которые также переданы в МОКМ [Коткин, 2012: 223-239].
Внимание археологов привлекал не только приустьевый участок реки Варзуга. В 1986 году экспедиция ЛОИА, спустившись по рекам Цага, Пана, Варзуга, по берегам верховых озер, в местах устьев притоков зафиксировала пять небольших стоянок и два местонахождения периода каменного века — раннего металла и более двадцати мест остатков промысловых становищ [Хлобыстин и др., 1988: 43].
Как объекты археологического изучения могут рассматриваться и «поздние» памятники хозяйственного или культового назначения, относящиеся к XVII-XIX векам. Например, в этнографической литературе упоминаются памятные поморские кресты, установленные в местах ловли жемчуга на реке Варзуге и тонях [Филин, Фризин, 2001: 170]. Только редкие деревянные кресты сохранились до нашего времени. Места их былого нахождения отмечают мощные (иногда высотой до 3 м) валунные кладки, служившие основанием креста, символичной Голгофой [Овсянников, 1990: 99]. Исторический ландшафт Терского берега поможет воссоздать выявление и реконструкция этих монументальных православных сооружений.
Подводя итог данному краткому историографическому обзору, отметим, что только материалы раскопок могильников Кузомень и клад с реки Индера введены в научный оборот. По остальным находкам имеются только упоминания общего характера.
Археологические работы в селе Варзуга 2009-2015 годов
В 2009 году Северокарельской археологической экспедицией Карельского государственного краеведческого музея под руководством М. М. Шахновича проведено обследование ближних окрестностей села Варзуга1.
1 Работы проводились по инициативе и на средства настоятеля прихода Успенской церкви села Варзуга игумена Митрофана (Баданина).
Предварительно были сделаны рекогносцировочные наблюдения. На левом берегу, в 0,5 км к северу от села, рядом с небольшим озером в дюнах, зафиксирована стоянка Варзуга VII. Ее топография идентична нахождению стоянок Варзуга I и II, зафиксированных в 1969 году. На поверхности песчаных выдувов собраны отщепы кварца, которые позволяют предварительно датировать памятник каменным веком.
На правом берегу реки, в 1 км к северу от села, в осыпи обрыва песчаного полуострова собран интересный материал XVII-XVIII веков. Это сорок фрагментов позднесредневековой гончарной неорнаментированной керамики от одного горшка, металлическая пуговица с двумя сквозными отверстиями, кусок железного прута и два кухонно-столовых черенковых ножа XVII-XIX веков. Сосуд изготовлен на быстром гончарном круге из красножгущейся глины с примесью средне- и мелкозернистого песка и малых фракций гидрослюды, неравномерного обжига. Его размеры: высота — около 16-17 см, диаметр венчика — 17-18 см, небольшое дно (диаметр 10 см). Черепки имеют неравномерный обжиг. Ближайшие аналогии ему можно встретить в коллекциях поздней гончарной керамики поселений Онежского залива Белого моря (низовья реки Выг, Сумский Посад).
Исследования последующих лет в этом старейшем поселении Кольского полуострова были направлены на изучение двух выразительных объектов — городища и сельского некрополя около Свято-Никольской церкви. Основные задачи работ заключались в выяснении особенностей формирования и характера культурных напластований, поиске материальных остатков, относящихся к начальному времени существования села. Подобного рода памятники на территории Мурманской области исследовались археологами впервые, поэтому остановимся на их описании подробнее.
Городище села Варзуга
В основных своих чертах рельеф в северной части окрестностей села Варзуга за последнюю тысячу лет не менялся. Его трансформация связана со строительством к северо-востоку от поселения военного аэродрома в 1942 году.
Первостепенным объектом исследования в 2009-2010 годах стала возвышенность на левом берегу реки, в 0,8 км к северу от села Варзуга, которая известна местному населению под характерным, но редким для Терского берега названием «Прямое Городище». Это место ранее не попадало в поле зрения археологов1.
Данная возвышенность идеально подходит для создания укрепления. Западный фас городища ограничен высоким береговым обрывом, высотой над рекой около 30 м, восточная сторона — болотистой низиной, где протекает безымянный ручей. Южная часть холма имеет более пологий скат, по которому возможен сравнительно легкий подъем. С северной, напольной, стороны городище отделено от плато хорошо заметным валом и неглубоким сухим рвом. Боковые склоны имеют значительную крутизну, которая в некоторых местах достигает 60°. Активная ветровая эрозия, существующая на соседствующих дюнах, в данном месте отсутствует.
1 Побудительным мотивом наших работ стало сообщение игумена Митрофана (Баданина).
Рельеф местности, очертания верхней площадки холма определяли конфигурацию укрепления: в плане оно подтреугольной формы, размерами 50^14 м. Верхняя площадка мыса относительно ровная, вытянута по длинной оси по линии северо-запад — юго-восток, с небольшим естественным уклоном в сторону реки. С напольной стороны ровная поверхность возвышенности продолжается на 0,2 км к северу до верхового болота. В настоящее время верхняя часть холма обезлесена, склоны поросли смешанным лесом. Удаленность от основного поселения позволила памятнику хорошо сохраниться до наших дней. Только одну отдельную впадину (3^2 м) на краю юго-восточного склона можно предварительно определить как остатки небольшой однокамерной срубной постройки, углубленной в землю на 0,4 м.
Вал имеет прямую форму протяженностью 12 м. Насыпь отсекает площадку городища, соединяя два склона мыса. С восточной стороны она не доходит до края обрыва, оставляя проход шириной в 1,5 м, вероятно, древний въезд.
Общая его сохранность хорошая: поверхность не имеет поздних повреждений. Состояние западной части вала значительно лучше восточной: сохранилась первоначальная высота насыпи. Перепад высот между двумя краями сооружения существенный — около 0,8 м. Современная высота насыпи в центральной части с внешней стороны составляет 1,1 м, с внутренней — 0,8 м, ширина в основании — 4,5 м. Приблизительные первоначальные размеры вала: высота по отношению к уровню внутренней части городища — 1,3 м, ширина в основании — 2,5-3 м. Ширина верха вала незначительна — около 1 м. В поперечном сечении он имеет округлый профиль. Сохранилась значимая крутизна внешнего склона, который имеет общий наклон не менее 35-45°, а лучше сохранившийся западный участок — до 50-55°. Тыльный откос более пологий — около 30°. «Тело» вала создано из грунта, взятого из рва.
С целью изучения истории строительства вала, выяснения времени его возведения, выявления возможных деталей внутривальной части дерево-земляной конструкции и воссоздания первоначального облика фортификации в 2009 году насыпь в центральной части была прорезана поперечной стратиграфической траншеей шириной 1 м и длиной 5,5 м (рис. 4).
Стратиграфические наблюдения показали, что вал сложен из однородного темно-желтого с коричневатым оттенком песка с незначительными цветовыми включениями. Ниже слоя наброса сохранилась стандартная стратиграфическая колонка для памятников на минеральных почвах (дерн, серый подзол, темно-желтый с красноватым оттенком и темно-желтый песок). Специальные, внутривальные конструкции из дерева отсутствовали. Не удалось зафиксировать следы кардинальных перестроек сооружения в период его существования, то есть можно говорить о его одноактном строительстве. Естественное оплывание грунта незначительно повлияло на первоначальную форму вала.
Древняя дневная поверхность в разрезе траншеи прослеживается на уровне 1 м от максимального, современного возвышения вала. На исследованном участке под насыпью вала удалось выявить остатки небольшого кострища, предшествующего возведению насыпи.
В южной части траншеи выявлены остатки непотревоженного слоя обугленных деревянных плах, скопление мелких кусков угля и прокаленного песка. Фрагменты обгорелой древесины дают представление о размере
и ориентировке бревен. Они располагались строго горизонтально, параллельно линии север-юг, перпендикулярно длинной оси вала. Куски угля сохранили присущую дереву слоистость. Первоначальный диаметр стволов деревьев в современном обожженном состоянии — 0,05-0,07 м, реконструируется как близкий 0,25 м. Другие остатки древесины, не имеющие следов горения, сохранились в виде древесного тлена. Другие находки в траншее отсутствовали.
Рис. 4. Село Варзуга. Городище. Прорезка вала. 2009 г. Фото М. Шахновича
В 2010 году на участке, примыкающем с внутренней стороны к восточной части вала, был заложен небольшой раскоп площадью 12 м2, который позволил понять характер погибшей в огне деревянной стены, стоявшей на валу. Слой песка (0,15-0,25 м), стекший с вала на внутренний участок городища, перекрыл и «законсервировал» остатки интенсивного пожара и сожженной стены: прокаленный песок с характерной цветностью, расположенные параллельно длинной оси вала обугленные плахи шириной до 0,2 м и толщиной 0,02-0,04 м. Перпендикулярно им, через промежутки от 0,85 до 1,1 м, находились уходящие в насыпь обгоревшие бревна диаметром до 0,13 м. В конструкции стены использовались и жерди диаметром до 0,04 м (рис. 5).
Акт сильного горения, приводящий к обгоранию древесины со всех сторон, но не сопровождающийся спеканием песка, свидетельствует о его кратковременности. Нужно отметить, что небольшая насыщенность углем верхнего почвенного слоя наблюдается в предвальном пространстве и на удалении 5 м к северу от рва.
Рис. 5. Село Варзуга. Городище. Раскоп. 2010 г. Фото М. Шахновича
В центральной части околовального участка вскрыто скопление (1х1,5 м) мелких, растрескавшихся от огня камней, которое можно интерпретировать как развал печи-каменки на деревянном опечье. Вероятно, рядом с валом или до его возведения стояло небольшой жилое строение.
По крупным фрагментам угля сгоревшей постройки и куска истлевшей древесины из насыпи вала были получены почти совпадающие радиоуглеродные даты 530±30 л. н. ^№-88), 537±35 ^№-70), 550±30 ^№-242) и 535±30 л. н. фБЪ-243) [Шахнович, 2010: 165]. Их комбинированное калиброванное значение (период «уничтожения» органики) приходится в календарном выражении на 13951430 гг. н. э.1
Вдоль края западного склона площадки городища на протяжении 35 м удалось проследить след неглубокой канавки (шириной до 0,25 м, глубиной до 0,18 м). Небольшой шурф площадью (1х2 м) дал возможность реконструировать исследуемое сооружение как остатки траншеи для установки однорядового частокола — стены из вертикально установленных бревен. Крутой участок склона, примыкающий снаружи к стене, был выложен плоскими камнями, вероятно, чтобы избежать смыва песчаного грунта.
При раскопках грунт просеивался через мелкое сито с ячеей в 4 мм, но находки отсутствовали, что вполне предсказуемо, так как попадание в насыпь вещей возможно только, если она насыпалась из грунта культурных слоев. В нашем случае использовался песок, взятый при выкапывании рва.
1 Определение М. А. Кульковой (Изотопная лаборатория РГПУ им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург).
Но с площадки городища все же происходит несколько выразительных индивидуальных находок. «Под корнями» местные жители нашли хорошей сохранности железный топор и два железных клина для топорищ. Размеры топора: длина лезвия — 10 см, ширина лезвия — 8,5 см, диаметр обушного отверстия — 4,5 см. На обухе есть две пары щекавиц: верхние — короткие, нижние — длинные. Проушное отверстие подпрямоугольных очертаний. Секировидная, симметрично расходящаяся форма лезвия, средние размеры, но значительный вес (720 г) позволяют отнести находку к типу универсальных походных топоров, служивших оружием и орудием.
В 2010 году при обследовании территории городища металлодетектором под дерном найдены фрагментированный топор и черешок наконечника стрелы (3,2^0,8-1,3x0,5 см), сломанный в месте характерного расширения в верхней части (начало пера). От топора сохранился только окололезвийный кусок (13х 10,7x0,4-1,2 см) весом 590 г. Толщина сохранившейся части обуха — 2,4 см. Боевые топоры подобных модификаций распространились на севере Европы с XI века. На территории России они в основном встречаются в северных районах, часто в крестьянских курганах [Бранденбург, 1895: табл. XIII-4; Кирпичников, 1966: 30; Кирпичников, Медведев, 1985: 311]. Варзужские находки не имеют строгой стратиграфической привязки, но по морфологическим признакам близки боевым топорам конца XIV — начала XV веков [Двуреченский, 2015: 129-134].
Реконструкция городища
Несмотря на небольшой объем работ, с помощью полученной информации и с привлечением данных по известным образцам позднесредневекового фортификационного строительства на Русском Севере можно предварительно воссоздать облик городища села Варзуга в начале XV века.
Выбор места для устройства городища-убежища определялся доминирующей над береговой поймой высотой площадки, естественной значительной крутизной берегового склона и хорошим обзором. Напольная сторона городища была укреплена земляным валом и рвом перед ним. Высокие крутые склоны с трех сторон служили естественным дополнением искусственным укреплениям. В плане «острожек» представлял площадку площадью 700 м2, близкую к подтреугольной форме.
В «теле» вала не выявлены следы, которые можно рассматривать как остатки внешних обкладок, деревянных срубов, «стоячего тына» или частокола. Результаты раскопок 2010 года позволяют считать, что «стена дровяна» на насыпи была однорядной, состоящей из плах, горизонтально прикрепленных с двух сторон, через определенные промежутки, к коротким поперечным столбам-стоякам. Примеры подобных простейших типов оград («тын лежачей») хорошо известны в фортификационной строительной традиции Севера России [Овсянников, 1982б, 1991: 42-43; Секретарь, 1986; Мильчик, 2008: 44; Мартынов и др., 2016].
Ров и вал всегда создавались в комплексе, но при постройке укрепления главная задача заключалась в создании насыпи, которая становилась основой для фортификационных строений. Сравнительно небольшая высота вала (около 1,5 м) — это обычная практика при строительстве простых сельских укреплений. Многочисленные скальные городища-убежища корелы XIV века в Западном
Приладожье также имеют высоту валунно-земляных насыпей не более 1-2 м. Внешний ров (шириной 7 м) незначительной глубины — 0,5 м. В целом общая высота древо-земляного укрепления с наружной стороны составляла около 3 м.
Въезд на городище находился с напольной стороны. В простых русских острогах ворота сооружались по типу хозяйственных, но с приспособлением к обороне: они всегда «затворялись», а не перегораживались [Раппопорт, 1956: 133]. В варзужском городище они, скорее всего, висели на столбах — «в вереях».
Вряд ли деревянное укрепление было построено только с напольной стороны. Судя по тому, что присутствует проход через вал на городище, оборонительный рубеж, соответствуя фортификационной практике Средневековья, существовал по всему периметру площадки. Обычно стена возводилась по самому краю склона. Можно предположить одновременное существование на городище двух типов оград — «стоячий тын» и «тын лежачей», которые часто совмещались в русских укреплениях [Мильчик, 2008: 19].
Несложный для строительства «мысовой», слабоукрепленный тип городища, «построенный целиком на использовании естественных защитных свойств местности», в самом его простом варианте (ров и вал только с напольной стороны) бытовал продолжительный период (в Х-ХV веках) практически на всей территории Восточной Европы и в основном соотносится с небольшими сельскими общинами [Раппопорт, 1956: 23]. Открытие в Русской Лапландии городища-убежища конца XIV века представляет особый интерес, так как в Северной Финляндии, Лапландии и Северной Карелии в XIV-XV веках они пока не известны. Ближайшие аналоги городищу в селе Варзуга можно найти среди корельских линнавуори Западного Приладожья XI-XГV веков [Таавитсайнен, 1997: 208], «крестьянских» острогов XГV-XV веков в Двинской земле на реках Онеге, Вели, Ваге, Устье [Никитин, 1976; Овсянников, 1967: 65; Королев, 2008]. Среди них укрепление на реке Варзуга — самое северное1.
Городище-убежище подразумевает нахождение рядом постоянного, открытого поселения и наличие внешней угрозы. По своему характеру городище в селе Варзуга не предназначалось для обеспечения безопасности определенной группы населения в среде враждебных аборигенов, то есть не было укрепленной факторией. Не рассчитано оно и на длительную оборону. Его задачей было временное укрытие жителей на короткий срок военной опасности, «приходящей по воде».
Отсутствие характерных находок в раскопе 2011 года, например, наконечников стрел косвенно свидетельствует о том, что боя за укрепление не было. Вероятно, село, как писали в летописях, захватили «изъездом», «изгоном», то есть внезапным нападением, а острожек неприятель сжег. Стратиграфические наблюдения показывают, что остатки стоявшей на валу стены во время пожара были повалены внутрь укрепления и засыпаны песком из тела насыпи. Западная часть вала сохранилась полностью, поэтому можно говорить о попытке сноса земляного укрепления: «грады их огневи предасть, и гребли их раскопа». Скорее всего, история варзужского Прямого Городища закончилась с пожаром начала XV века.
1 Мы не привлекаем северонорвежские укрепления в Финмаркене и корельскую крепость в низовьях реки Оулуйоки [Андреассен, Братрейн, 2016].
На основании результатов радиоуглеродного датирования погибшей в огне постройки и полученных итогов раскопок вала есть большой соблазн соотнести следы разрушений на городище с летописным известием о рейде «мурман» в Беломорье 1419/1420 года1. Однако безусловные доказательства того, что подвергшийся нападению сельский фискальный и церковный округ — «в Арзуге погост Корельскый» — находился именно на месте современного села Варзуга, пока отсутствуют. Напомним, что в устье реки Кица Н. Н. Гуриной найден, но не исследовался, культурный слой поселения XV века, которое могло стать объектом нападения 1419 года. Кроме того, не исключено, что не все многочисленные военные столкновения и бедствия XIV-XV веков нашли отражение в письменных источниках и устных преданиях. Пожар на городище мог произойти в первой трети XV века, но не конкретно в 1419 году.
Некрополь Свято-Никольской церкви
Археологи, работавшие в селе Варзуга, не сомневались в том, что здесь должен существовать средневековый культурный слой. Одновременно звучали пессимистические прогнозы относительно его сохранности. Они основывались на ситуации многовековой и плотной усадебной застройки села, активном хозяйственном освоении небольших участков, удобных для поселения в этой части реки, а также на реалиях подмыва и осыпания кромки берегового обрыва. Поэтому было решено обследовать на левом, первоначально обжитом береге реки местный «археологический резерват» — территорию около старейшего храма Русской Лапландии, Свято-Никольской церкви села с прилегающим некрополем. По письменным источникам, церковь возводилась на средства Соловецкого монастыря и впервые освящалась в марте 1491 года. Последняя ее перестройка датируется 1705 годом. Во второй половине XIX века церковный комплекс Петропавловского прихода села Варзуга дополняли колокольня с семью колоколами (постройки 1882 года) и деревянная ограда (1845 года) [Кожевникова, 2010: 189].
Приходское кладбище на левом берегу занимало большую территорию в центре села между двумя церквями. Верхние надмогильные сооружения (кресты, плиты) были уничтожены в советское время [Шундалов, 2007: 29]. На снивелированной поверхности какие-либо отличительные признаки некрополя — холмики или провалы почвы — сейчас не просматриваются. Проследить его первоначальные размеры невозможно.
Поводом для археологических изысканий около церкви стала подготовка проекта ее реставрации. Ранее археологические работы здесь не проводились. Предстояло решить блок стандартных археологических задач: выяснение этапов строительной истории церкви, диагностика инженерного состояния фундамента, выявление и изучение культурных напластований на прицерковном пространстве, определение перспектив последующих спасательных раскопок. Раскопки церкви проходили в 2011-2013 годах. Раскопы прирезались друг к другу,
1 Того же (6927) лета, пришед мурмане войною въ 500 человек, в бусах и въ шнеках, и повоеваша въ Арзуги погост Корельскый и в земли Заволочкои погосты: в Неноксе, в Корельскомъ манастырь святого Николы, Конечный погост, Яковлю курью, Ондреянов берег, Кигъ остров, Кяръ остров, Михайлов манастырь, Чиглонимъ, Хечинима; три церкви сожгли, христианъ черноризицъ посекли; и заволочане две шнеки мурманъ избиша, а инии избегоша на море» [ПСРЛ, 1925: 478].
но полученные материалы, в целом пополняя общий банк информации о памятнике, во многом разнились. Поэтому кратко опишем результаты исследований на каждом раскопанном участке.
Работы 2011 года. Первый раскоп площадью 9 м2 примыкал извне к северной стене церкви 1705 года. Прослежен короткий участок канавки для частокола, ориентированной параллельно стене церкви. Тын был сделан из плотно прилегающих друг к другу бревен с подтесанными на конус концами. Из древесины основания вертикально установленного заостренного бревна (диаметр 0,16 м) получена радиоуглеродная дата 550±25 л. н. ^РЬ-489). Таким образом, калиброванный календарный возраст образца приходится на интервал XIV — начало XV веков [Археолого-антропологические..., 2012: 152].
В границы шурфа полностью вошли четыре погребения и два — частично. Они располагались плотно, расстояния между ними были небольшие — 0,2-0,4 м. Ямы ни в горизонтальном, ни в вертикальном плане не задевали «соседей». В их засыпке не встречены разрозненные кости из разрушенных могил, что постоянно отмечается на долго функционирующих участках могильников, когда поздние погребения нарушают более ранние. Другими словами, погребения были произведены с учетом хорошо заметных предыдущих захоронений. По длинной оси они ориентированы параллельно существующей стены церкви 1705 года (северо-восток — юго-запад), то есть они создавались уже в XVIII веке.
Могильные ямы на уровне материка имеют отвесные стенки, в плане — подпрямоугольную форму со скругленными углами и небольшое расширение в головной части. Дно — ровное и плоское, почти на одинаковом заглублении от древней дневной поверхности (д.д.п.) — 0,4-0,65 м. Незначительная глубина могильных ям (от 0,4 до 1 м) — обычный признак христианского обряда погребения на Севере в Средневековье и Новое время [Панова, 2004: 67; Буров, 2005: 82].
Гробовины традиционно изготавливались «тесными»: их длина варьирует от 1,6 до 2,3 м, а ширина — от 0,4 до 0,6 м. Конструкцию гробовищ из-за плохой сохранности дерева в песчаной почве установить не удалось. Четкие следы перекрытия и дна не прослеживались, но по периметру могильных ям, поверх и под костяками находились остатки древесного тлена от погребальных конструкций — тонкая полоска песка темно-коричневого цвета. Отметим отсутствие железных гвоздей в гробовинах. Возможно, что их использование было запрещено. Например, подобная традиция зафиксирована у северных карел, которые доски гробов скрепляли с помощью пазов или берестяными полосками через специальные отверстия [Хартанович, Шахнович, 2009: 105].
Тела клались на травяную подстилку и в трех случаях частично накрыты пластами бересты. Костяки располагались в анатомическом порядке, в вытянутом положении на спине, головой на западный сектор горизонта, согнутые в локте под прямым углом руки находились скрещенно в области пояса. Следов от насильственной смерти и нанесения ран не обнаружено1. По кости получена радиоуглеродная дата — 160±25 ВР ^РЬ-652), то есть ее калиброванное значение приходится в календарном выражении на 1720-1780 годы н. э.
Отдельно нужно отметить погребение 4 — сверток бересты размерами 0,2x0,17x0,05-0,06 м, внутри которого лежали плохо определимые перемешанные детские кости (остатки черепа, фрагменты нижней челюсти и закладок зубов). Он
1 Антропологические определения произведены научным сотрудником Отдела
физической антропологии ИЭА РАН Р. М. Галеевым.
находился в могильной яме женского погребения 2, в ногах костяка. Скорее всего, останки ранее умершего новорожденного были положены при погребении в могилу матери. Подобные случаи неоднократно фиксировались при раскопках северокарельских могильников.
У трех погребенных женщин сохранились остатки заплетенных кос (рис. 6). В Карелии замужние женщины традиционно заплетали волосы в две косы, которые, перевив между собой, складывали в узел на макушке. Умершим косы укладывались концами вниз [Конкка, Логинов, 2008: 231]. Заплетение волос подобным образом у «русского» православного населения широко известно по материалам археологических раскопок от Карелии до Прибайкалья. Примеров тому много, в частности, из городских некрополей ХУН-ХУШ веков Иркутска и Среднего Прииртышья (Изюк-1) [Татаурова, 2005].
Рис. 6. Село Варзуга. Некрополь, погребение 2. Графическая реконструкция Р. Галеева
Немногочисленны индивидуальные находки: несохранившаяся медная заколка в волосах женщины (погребение 1), выявленная по следам медных окислов на органике, а также в двух случаях фрагменты кожаной обуви — специальные похоронные «тапочки» без подошвы [Курбатов, 2002].
Работы 2012 года. В границах раскопа (16,25 м2), находящегося уже под зданием церкви, выявлено 19 погребений: целых — 13, частично нарушенных — 6, из них 9 — новорожденные и дети первого полугода жизни и 10 — останки «взрослых» и подростков. Фиксируются единообразные признаки христианских захоронений: погребения в ямах, тела лежат вытянуто на спине, головой на условный «запад», без сопровождающего инвентаря [Шахнович и др., 2012; Шахнович, Широбоков, 2013].
Детей хоронили или рядом со стеной церкви (на расстоянии 0,1-0,2 м), с ее внешней стороны, или подзахоранивали к могиле «взрослого» умершего. Из материалов раскопок следует, что традиция «закладных» младенческих погребений под полом или у стен храма существовала на Русском Севере уже в XIV веке. Четыре детских погребения находились практически на поверхности — на одном уровне с нижним венцом западной стены или на 5-7 см глубже, при этом традиционная ориентация головой на условный запад не выдерживалась: младенцы лежали параллельно стене в выдолбленных «микроколодах».
Существовала рядность захоронений с расстоянием между ними в 0,10,3 м. По исполнению могилы простые, без дополнительных элементов, таких как поверхностные круговые обкладки камнями. Они отрывались «экономно»: их размеры редко превышают длину гробовины более, чем на 0,15-0,2 м. Глубина ям значительно разнится: самые «поздние» захоронения и погребения младенцев находятся практически на поверхности, на уровне 0,4-0,55 м от с. д. п., а «нижние» и соответственно более «ранние» — располагаются на глубине до 1,2 м от с. д. п.
Прослежены остатки трех намогильных памятников — нижние части деревянных столбов, одновременные могилам и установленные в изножии. Диаметр столбов — 0,18-0,2 м, длина — 0,4-0,5 м. Скорее всего, это распространенные на Русском Севере «голубцы»: круглые, прямоугольные или восьмигранные столбики высотой 1,7-2 м, с одним или несколькими декоративными перехватами, перекрытые двускатной кровлей.
Сохранность погребальных сооружений из дерева, предназначенных для укладки тела умершего, как и в раскопе 2011 года, минимальная. Боковые стенки гробов вертикальные, углы прямые, форма в плане прямоугольная с небольшим расширением в головной части. Скрепление стенок гробов железными гвоздями зафиксировано в трех случаях. Пять гробовин полностью накрывались сверху большими пластами бересты шириной до 0,6 м и длиной до 0,7 м.
Погребенные стабильно ориентированы головой на южный и юго-западный секторы горизонта, что с определенными небольшими отклонениями в пределах 5-10° совпадает с линией длинной оси последнего здания церкви и направлением на реку. В ненарушенных захоронениях «взрослых» руки единообразно согнуты в локте под углом 90° и, не перекрещиваясь, лежат поперек туловища в области живота.
Вещевая коллекция небольшая — 166 экз. кованых четырехгранных гвоздей, имеющих более «древний» вид — 85 экз., из них 42 экз. — отдельные, сильно коррозированные фрагменты массивных размеров (шляпка диаметром до 2,6 см, стержень толщиной до 1,2 см и длиной до 14 см). Гвозди из стенок гробовин при большой шляпке (до 2,3 см) имеют меньшую длину — 5,7-6,7 см, но есть и длинные экземпляры — 8,5-11,5 см. Обнаружено 13 мелких фрагментов минимум от двух-трех небольших неорнаментированных сосудов: 3 венчика, 2 днища и 8 фрагментов стенок. Это обломки кухонной посуды — маленьких тонкостенных горшков (толщина 0,5-0,6 см), изготовленных на гончарном круге из хорошо промешанного теста без средних и крупных примесей песка и слюдянистых включений.
Индивидуальных находок немного: обломок стандартной деформированной обувной подковки (4,9x1,8x0,3 см), железная скоба, тончайшие и хрупкие
фрагменты латунной обкладки с тисненным орнаментом (2), моток тонкой берестяной ленточки (шириной 0,4 см, диаметром 1,7 см), левая створка крупной раковины пресноводного моллюска и часть оклада иконы — серебряная цата (рис. 7).
Рис. 7. Село Варзуга. Некрополь. Цата. Серебро. 2012 г. Фото М. Шахновича
В шести «взрослых» погребениях умершие обуты в хорошо сохранившиеся единообразные кожаные «тапки». Это «простые поршни» — однодетальная, цельнокроеная мягкая обувь «ладьевидной формы» с закрытым носком, изготавливающаяся из одного трапециевидного куска кожи, с сужением к пятке (рис. 8). Они сходны с образцами из позднесредневековых некрополей Москвы и имеют все признаки специальной обрядовой обуви [Курбатов, 2002: 168; Осипов, 2003]. У младенцев обувь не зафиксирована. Кроме обуви и редких гвоздей от гробов, других предметов в погребениях не выявлено.
Рис. 8. Село Варзуга. Некрополь. Погребальная обувь. Рисунок М. Александровой
Впервые получена серия из 9 черепов (4 мужских и 5 женских), пригодных для краниометрических измерений. В целом краниологическая характеристика варзужан в наибольшей степени сближается с антропологическими типами карельских групп, а не с северными славянскими группами, что может быть объяснено значимой ролью карельского этноса в формировании антропологического состава местного населения [Шахнович, Широбоков, 2013: 109-112].
В восточной части раскопа, на уровне 0,2 м от с. д. п., раскрыты хорошо сохранившиеся остатки срубной постройки. Два венца стены прослеживались на протяжении 2,5 м. Толщина бревен — 14 см, ширина — 22 см. Они были уложены непосредственно на землю, без «точечных» каменных подкладок. Верхний венец полностью обуглен, а нижний — трухлявая древесина без следов воздействия огня. Это состояние можно объяснить тем, что нижнее бревно в момент пожара было «заглублено» в песок. Из обоих бревен взяты образцы для проведения радиоуглеродного анализа. Калиброванный календарный возраст древесного тлена средней части нижнего венца1 приходится на два интервала: 1380-1440 гг. (55,2 %) — 1390-1425 гг. (43,9 %) и 1310-1360 гг. (40,2 %) — 1325-1345 гг. (24,3 %). Калиброванный календарный возраст угля верхнего венца2 также охватывает два близких временных интервала: 1380-1430 гг. (50,9 %) — 1390-1415 гг. (39,6 %) и 1310-1360 гг. (44,5 %) — 1325-1345 гг. (28,6 %).
Целенаправленное подзахоронение младенцев и одинаковая ориентация с погребениями, а также данные радиоуглеродных датировок позволяют отождествить остатки стены со зданием церкви, погибшей во время набега «мурман» в 1419 году. Исследованные в раскопе в 2012 году могилы могут относиться как к началу XV века, так и к более раннему времени — началу XIV века.
Работы 2013 года. Новый участок (14,24 м2) прирезан к раскопу 2012 года с восточной стороны (суммарно 2011-2013 — 39,5 м2). В верхней части культурного слоя (0,04-0,09 м от с. д. п.) проступил нижний венец последнего здания церкви 1705 года. Он располагался по центру раскопа параллельно бровке: линия северо-запад — юго-восток. Его размеры: толщина — 0,25 м, ширина — 0,28-0,33 м, длина в границах раскопа — 4 м. Из древесины бревна получена радиоуглеродная дата — 237±25 ВР (8РЬ-1247), калиброванный календарный возраст которой приходится на два основных интервала: 1636-1680 (56,4 %) — 1648-1666 годы (47,3 %) и 1764-1801 (32,4 %) — 1785-1794 годы (20,95 %), что соответствует периоду второй половины XVII века.
Отдельно лежащие фрагменты бревен в центре раскопа в верхней части обуглены. Скорее всего, это остатки церкви начала XV века, которые уже прослеживались в раскопе 2012 года. Их состояние значительно хуже, чем у вышеописанного бревна конца XVII века. Ширина сохранившегося участка бревна — 0,1 м, толщина — 0,13 м, длина — 1,6 м. Нижний уровень находится на глубине 0,31 м от с. д. п., верхний — 0,22 м от с. д. п. Они располагаются параллельно бревну 1705 года. Из древесины получена радиоуглеродная дата — 520±25 ВР (8РЬ-1248), калиброванный календарный возраст которой приходится на интервал 1396-1441 годы, что соответствует периоду первой трети XV века.
1 Радиоуглеродный возраст образца — 550±30 л. н.(8РЬ-779).
2 Радиоуглеродный возраст образца — 557±25 л. н. (8РЬ-734).
Два погребения, датированные по С-14 первой третью ХУ века, прорезают эту древесину, подтверждая наше предположение о соотнесении ее с церковью, уничтоженной в 1419 году.
В границах раскопа 2013 года открыто 15 погребений с костными останками хорошей сохранности, из них три — новорожденные и младенцы до полугода, один — ребенок трех-четырех лет, десять — «взрослые» и подростки и одно — «спорное», без костных останков. Таким образом, общее количество исследованных за три года захоронений составило 40.
По исполнению могильные ямы простые: без дополнительных внешних и внутренних элементов, таких как, например, перекрытия и «заплечики», земляные уступы, боковые ниши, укрепление песчаных бортов деревянными плахами или берестой, поверхностные круговые валунные «оградки». Верхние контуры «читались» уже с уровня 0,4 м от с. д. п. Характерная засыпка (темно-коричневый песок с углистыми включениями) хорошо контрастирует с верхними слоями культурных отложений.
Форма ям стандартная, в плане подпрямоугольная, со скругленными углами, без сужений. За исключением поверхностных «младенческих» погребений, они всегда продолжаются глубже общего уровня материка. Максимальная глубина — 1,36 м от с. д. п. В засыпках могильных ям в раскопах 2012 и 2013 годов отсутствуют находки. Это косвенно свидетельствует о том, что могилы вырыты на месте, «не обремененном» культурными остатками.
По стратиграфическим и планиграфическим наблюдениям в ходе работ, в раскопе 2013 года предварительно можно выделить три разновременные группы захоронений, разделяющиеся по уровню залегания и планиграфии:
1. Самые ранние погребения XIV века — кладбище, существовавшее до постройки церкви, предположительно сгоревшей в 1419 году (1,05-1,2 м от с. д. п.).
2. Групповые, «семейные» в общих могильных ямах начала XV века, возможные жертвы 1419 года (0,5-0,8 м от с. д. п.).
3. Одиночные колоды с младенцами на поверхности, положенные под пол церкви в ХУ1-ХУШ веках (0,23-0,4 м от с. д. п.). Такая же ситуация прослеживается и в примыкающем раскопе 2012 года. Радиоуглеродные датировки двух групп семейных могил близки и относятся к первой трети ХУ века (рис. 9).
Одна гробовина была накрыта большими пластами бересты, четыре «взрослых» погребения имели покрытие берестяными «циновками», в одном случае она лежала под телом.
Зафиксированы только две гробовины с останками младенцев. Одно захоронение относится к комплексу «семейного», другое — одиночное. В обоих случаях тела новорожденных лежали в одинаковых узких выдолбленных колодах в форме «лодочек» с острыми концами (имитация зыбки?). Как и в большинстве захоронений в раскопе 2012 года, локализующихся с внешней стороны здания церкви ХУ века, одиночный гробик находился практически на поверхности — 0,25 м от с. д. п. (уровень нижнего венца) и был ориентирован перпендикулярно «взрослым» могилам, но параллельно западной стене этой церкви. Костяки лежали вытянуто на спине, ручки канонически сложены в области живота.
Вещевая коллекция 2013 года насчитывает 187 экз. артефактов. В основном это массовый материал (гвозди, стекло и т. п.) — 145 шт. К индивидуальным находкам отнесено 42 предмета. Отметим полное отсутствие сопровождающего инвентаря в погребениях.
Рис. 9. Село Варзуга. Некрополь. Погребение 26. 2013 г. Фото М. Шахновича Выводы
Накопление и систематизация новых материалов из района Варзуги во многом поменяли существовавшие представления о начальном этапе освоения лапландских районов Приполярья в Средневековье.
По итогам работ 2009-2013 годов на территории села Варзуга выявлены ненарушенные культурные отложения, которые можно связать с начальным периодом существования этого древнейшего поселения Русской Лапландии — XГV-XV веками. Также подтверждено летописное сообщение о нападении на погост в 1419 году. На некрополе села выявлены остатки здания конца XIV — начала XV века, предположительно церкви. Среди массива исследованных захоронений выделены погребения XIV века. Кроме прояснения ряда вопросов по малоизученному этногенезу терских поморов, впервые удалось получить ценные сведения о позднесредневековом погребальном обряде небольшой сельской общины Кольского Севера.
Впервые получены материалы по «средневековой» антропологии края. Показательно обнаружение среди погребенных в Варзуге женщины-саами. Ранее предполагалось, что в сложении этнической группы поморов участвовало только русское и карельское население. По-прежнему нет однозначного ответа на вопрос о времени основания села Варзуга, однако можно уверенно говорить, что это произошло не позже первой половины XIV века.
Изучение процесса освоения Кольского полуострова в Средневековье и обследование памятников «монастырской» истории на Русском Севере необходимо продолжать. И в этой работе село Варзуга остается одним из приоритетных мест для археологических изысканий в Мурманской области.
Благодарности
Искренняя признательность за помощь в работе археологу Алексею Едовину (АКМ), антропологам Ивану Широбокову (МАЭ РАН) и Равилю Галееву (ИЭА РАН), Марианне Кульковой (РГПУ).
Список сокращений
АКМ — Архангельский краеведческий музей АО — Археологические открытия. Москва ГИМ — Государственный исторический музей. Москва ИИМК — Институт истории материальной культуры РАН. Санкт-Петербург ИЭА РАН — Институт этнологии и антропологии РАН. Москва КСИА — Краткие сообщения Института археологии РАН. Москва ЛОИА — Ленинградское отделение Института археологии МАЭ АН СССР — Музей антропологии и этнографии Академии наук СССР МИА — Материалы и исследования по археологии СССР. Москва МОКМ — Мурманский областной краеведческий музей ПетрГУ — Петрозаводский государственный университет ПСРЛ — Полное собрание русских летописей, издаваемое государственной Археографической комиссией. Москва, Ленинград РА — Российская археология. Москва
РГПУ — Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена. Санкт-Петербург
СА — Советская археология. Москва с. д. п. — современная дневная поверхность СЭ — Советская этнография. Москва FA — Fennoscandia archaelogica. Helsinki.
Список литературы
Андреассен Л. Р., Братрейн Х. Д. Финнмарк между Востоком и Западом // Археология Арктики. Калининград: Заря Балтики, 2016. Вып. 3. С. 140-169.
Археолого-антропологические работы в 2011 году в с. Варзуга (Мурманская обл.) / М. М. Шахнович [и др.] // Новгород и Новгородская земля. История и археология. В. Новгород, 2012. Вып. 26. С. 149-166.
Бранденбург Н. Е. Курганы южного Приладожья // Материалы по археологии России. СПб.: Тип. Главное управление уделов, 1895. № 18. 188 с.
Буров В. А. Церковь преподобного Германа Соловецкого XIX в.: история и археология // Соловецкое море. Архангельск; М.: ТСМ, 2005. Вып. 4. С. 75-92.
Голубцов Н. А. Архангельский городской музей и его коллекции. Архангельск: Тип. В. Черепанова, 1913. 32 с.
Горюнова В. М., Овсянников О. В. Клад конца X — начала XIII вв. в устье р. Варзуги (Терский берег Кольского полуострова) // Ладога и ее соседи в эпоху Средневековья. СПб.: ИИМК РАН, 2002. С. 211-215.
Гурина Н. Н. История культуры древнего населения Кольского полуострова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1997. 240 с.
Гурина Н. Н. Некоторые данные о заселении южного побережья Кольского полуострова // СА. 1950. XII. С. 105-127.
Гурина Н. Н. Некоторые данные о новых исследованиях в Европейском Заполярье // КСИА. 1973. Вып. 137. С. 80-88.
Гурина Н. Н. О работе Кольской археологической экспедиции // АО-1970. М., 1971. С. 10-11.
Гурина Н. Н., Овсянников О. В., Рябинин Е. А. Средневековые древности Кольского полуострова // Финны в Европе У!-ХУ вв. М.: ИА АН СССР, 1990. Т. 1. С. 125-134.
Гурина Н. Н. Отчет о полевых работах Кольской археологической экспедиции // НА ИИМК РАН. 1969. Ф. 35. Оп. 1. Д. 24.
Гурина Н. Н. Памятники эпохи раннего металла и раннего средневековья на Кольском полуострове // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л.: Наука, 1984. С. 7-16.
Гурина Н. Н. Работы Кольской археологической экспедиции // АО-1969. М., 1970. С. 6-7.
Гурина Н. Н. Работы Кольской экспедиции // АО-1979. М., 1980. С. 6-7.
Двуреченский О. В. Холодное оружие Московского государства XV-XVII веков. Тула: Куликово поле, 2015. 497 с.
Державин В. Л. Северный Мурман в ХУ!-ХУП вв. (к истории русско-европейских связей на Кольском полуострове). М.: Науч. мир, 2006. 143 с.
Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие // Археология СССР. Свод археологических источников. Е1-36. М.; Л.: Наука, 1966. Вып. 2. 164 с.
Кирпичников А. Н., Медведев А. Ф. Вооружение // Древняя Русь. Город, замок, село. Сер. Археология СССР. М.: Наука, 1985. С. 298-363.
Кожевникова Ю. Н. Второе Кольское благочиние Архангельской епархии в 1887 году: приходы, храмы, причт // Варзуга — первое русское поселение на Кольском Севере: Вторые Феодоритовские чтения. СПб.: Ладан, 2010. С.181-194.
Конкка А. П., Логинов К. К. Материальная культура, семейная и календарная обрядность // Истории и культура Сямозерья. Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2008. С. 153-246.
Королёв К. С. Городище Новик ХП-ХШ вв. на Средней Вычегде (Республика Коми) // РА. 2008. № 3. С. 125-137.
Коткин К. Я. Археологические предметы Терского берега в коллекции Мурманского областного краеведческого музея // Север и история: Четвертые Феодоритовские чтения. СПб.: Ладан, 2012. С. 229-239.
Коткин К. Я. «Новые-старые вавилоны»: о памятниках, описанных этнографом В. В. Чарнолуским на р. Варзуге в 1929 г. // Беломорье и прилегающие территории: история и культура с древнейших времен до наших дней: сб. тез. докл. науч. конф. Архангельск: Лоция, 2020. С. 139-148.
Курбатов А. В. Погребальная обувь средневековой Руси // Археологические вести. 2002.№ 9. С. 155-172.
Макаров Н. А. Русский Север и Лапландия: ХКХШ вв. // РА. 1993. № 3. С. 57-75.
Мартынов А. Я. Археологическая карта Беломорья: некоторые итоги и проблемы изучения // Первобытная и средневековая история и культура Европейского Севера: проблемы изучения и научной реконструкции. Соловки: Соломбальская тип., 2006. С. 187-212.
Мартынов А. Я., Беличенко А. Е., Потуткин Н. С. Средневековые городища Устьянского края. XI-XVII века. Архангельск: Северодвинская тип., 2016. 259 с.
Мец Н. Д., Мельникова А. С. Клады монет (зарегистрированные Государственным историческим музеем в 1959 году) // Ежегодник Государственного исторического музея — 1959 г. М.: ГИМ, 1961. С. 33-53.
МильчикМ. И. Каргополь. Деревянная крепость и остроги по реке Онеге. СПб.: Лики России, 2008. 178 с.
Никитин А. Л. Вологодская и Турчасовская экспедиции // АО-1971. М., 1972. С. 39.
Никитин А. Л. Население юго-востока Кольского полуострова в позднем неолите // СЭ. 1976. № 2. С. 103-111.
Обозрение раскопок, находок, приобретений древностей музеями и прочими в России и за границей // Археологические Известия и Заметки. СПб., 1893. № 1. С. 13-15.
Овсянников О. В. Арктическая зона Восточной Европы: новые открытия средневековых памятников // Древние культуры и археологические изыскания. СПб.: ИИМК РАН, 1991. С. 42-44.
Овсянников О. В. Из истории средневековых укреплений на Архангельском Севере // Культура и искусство Древней Руси. Л.: Изд-во ЛГУ, 1967. С. 195-202.
Овсянников О. В. Отчет о работе Северо-Двинского отряда в 1983 г. // НА ИИМК РАН. 1983. Ф. 35. Оп. 1. Д. 183.
Овсянников О. В. Отчет о разведочных работах Северо-Двинского археологического отряда ЛОИА АН в 1982 году // НА ИИМК РАН. 1982а. Ф. 35. Оп. 1. Д. 140.
Овсянников О. В. Разведки в Архангельской и Мурманской областях // АО-1982. М., 1984. С. 25-26.
Овсянников О. В., Рябинин Е. А. Средневековые грунтовые могильники Терского берега // СА. 1989. № 2. С. 201-211.
Овсянников О. В. Средневековая Арктика: археологические открытия последних лет // Археологические вести. СПб.: ИИМК РАН, 1994. Вып. 3. С. 121-131.
Овсянников О. В. Старинные поморские кресты по исследованиям 19821984 гг. // КСИА. 1990. Вып. 200. С. 97-101.
Овсянников О. В. Укрепленные усадьбы Х1У-ХУ вв. как памятники оборонного зодчества Русского Севера // КСИА. 1982б. Вып. 172. С. 97-104.
Осипов Д. О. Кожаная обувь: информационные возможности археологических коллекций (по материалам раскопок в Москве) // РА. 2003. № 2. С. 21-24.
Панова Т. Д. Царство смерти. Погребальный обряд средневековой Руси в XI-XVI вв. М.: Радуница, 2004. 195 с.
ПСРЛ. 1925. Т. IV, вып. 2. Л.: Тип. им. Алексеева. 215 с.
Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества X-XШ вв. // МИА. М., 1956. № 52. 184 с.
Рева К. П. Бронзовый идол Северного краевого музея. Архангельск: Изд-во Северного краевого музея, 1927. 12 с.
Риппас Б. П. Кольская экспедиция 1898 года: Предварительный отчет // Известия Императорского Русского географического общества. 1899. Т. 35, вып. 3. 32 с.
Секретарь Л. А. О типологии деревянных рубленных оград монастырей и погостов XVIII века // Проблемы исследования, реставрации и использования архитектурного наследия Карелии и сопредельных областей. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1986. С. 63-67.
Спицын А. А. Археологический альбом // Записки отделения русской и славянской археологии Императорского Русского Археологического Общества. Пг.: Тип. Императорской Академии наук, 1915. Т. XI. С. 240-242.
Таавитсайнен Ю. -П. Городок — древняя крепостная гора в Заонежье // Археология Севера. Петрозаводск: Riso-Press, 1997. Вып. 1. С. 203-217.
Татаурова Л. В. Этнокультурные аспекты погребального обряда русских среднего Прииртышья в XVII-XVIII вв. по данным археологии // Культура русских в археологических исследованиях. Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. С. 74-79.
Филин П. А., Фризин Н. Н. Крест в промысловой культуре поморов // Ставрографический сборник. М.: Древлехранилище, 2001. Кн. 1. С. 168-198.
Хартанович В. И., ШахновичМ. М. Материалы к изучению погребального обряда и краниологии населения Северной Карелии (могильник Алозеро) // Радловский сборник. Научные исследования и музейные проекты МАЭ РАН в 2008 году. СПб.: МАЭ РАН, 2009. С. 149-166.
Хлобыстин Л. П., Верещагина И. В., Шумкин В. Я. Исследования Заполярной экспедиции // АО-1986. М., 1988. С. 41-43.
Шахнович М. М. Археология реки Варзуги // Варзуга — первое русское поселение на Кольском Севере. СПб.: Ладан, 2010. С. 153-172.
Шахнович М. М., Широбоков И. Г. Позднесредневековый могильник с. Варзуга: итоги работ 2011-2012 гг. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. В. Новгород, 2013. Вып. 27. С. 97-114.
Шмидт А. В. Древний могильник на Кольском заливе // Кольский сборник. Л.: Изд-во АН СССР, 1930. С. 119-170.
Шумкин В. Я. Исследование Кольского полуострова // АО-1985. М., 1987. С.44-45.
Шундалов И. Ю. Крестьянские некрополи Терского берега Белого моря // Живая старина. 2007. № 4. С. 27-30.
Ясински М. Э., Овсянников О. В. Взгляд на Европейскую Арктику. Архангельский Север: проблемы и источники. СПб.: Петербургское востоковедение, 1998. Т. 1. 464 с.
Nosov E. N., Ovsyannikov O. V., Potin V. M. The Arkhangelsk Hoard // FA. 1992. Vol. IX. P. 3-21.
Tallgren A. M. Biarmia. Eurasia Septentrionalis Antigua. Helsinki, 1931. Vol. 1. 256 s.
Сведения об авторе Шахнович Марк Михайлович
кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центр гуманитарных проблем Баренц региона ФИЦ КНЦ РАН
Mark M. Shakhnovitch
PhD (History), Leading Research Fellow
Barents Centre of the Humanities of the Kola Science Centre RAS
