CC BY
22
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ ПЕТРОЗАВОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА Proceedings of Petrozavodsk State University
Т. 44, № 7. С. 71-78 2022
Научная статья Языкознание
Б01: 10.15393/исЬ7.аИ2022.819 УДК 811.161.1.36
НАТАЛЬЯ ВИКТОРОВНА ПАТРОЕВА
доктор филологических наук, заведующий кафедрой русского языка Института филологии
Петрозаводский государственный университет (Петрозаводск, Российская Федерация) ORCID 0000-0003-3836-6393; nvpatr@list.ru
АРХАИЧНЫЕ ФОРМЫ СВЯЗКИ БЫТЬ В ПОЭТИЧЕСКОЙ РЕЧИ XVIII СТОЛЕТИЯ: ГРАММАТИЧЕСКИЕ И СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
Аннотация. В контексте лингвистического наследия М. И. Пигина рассматривается промежуточное положение синкретичных конструкций с глаголом быть на материале поэтических текстов XVIII века. Анализируется постепенная утрата использования отвлеченных связок и бытийных глаголов в разных жанрах. Полученные данные сопоставляются с материалами грамматических трактатов XVIII века и трудов по истории русского синтаксиса ХХ столетия. На базе текстов Национального корпуса русского языка рассматриваются архаичные формы есмь, еси и есте, анализируется частотность соответствующих форм в поэтических текстах. На основе поэтических контекстов эпохи барокко и классицизма, а также с учетом данных «Синтаксического словаря русской поэзии XVIII века» подтверждаются тенденции, связанные с сокращением использования подобных форм. Отмечается актуализация связок в формах настоящего времени в «высоких» жанрах, использование связок с целью фольклорной стилизации, а также общая тенденция к сокращению архаичных связочных форм в пушкинскую эпоху.
Ключевые слова: поэтический синтаксис, глагол-связка, глагол быть, поэтическая грамматика, М. И. Пигин Благодарности. Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 22-28-00991, https://rscf.ru/project/22-28-00991/.
Для цитирования: Патроева Н. В. Архаичные формы связки быть в поэтической речи XVIII столетия: грамматические и стилистические особенности // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2022. Т. 44, № 7. С. 71-78. DOI: 10.15393/uchz.art.2022.819
ВВЕДЕНИЕ
Матвей Иванович Пигин, стоявший у истоков формирования историко-грамматической научной школы Петрозаводского государственного университета, одну из своих работ специально посвятил предложениям с глаголом быть [11], которые, по мнению автора, оказываются синкретичными по своей синтаксической сущности, занимая промежуточное положение между глагольным и именным типом конструкций: в случае когда глагол быть выступает в экзистенциальном лексическом значении и является полнозначным в позиции простого глагольного сказуемого при подлежащем - субъекте бытия, предложение относится к вербальному типу; если в составе сказуемого имеется связочный глагол быть - результат переносного употребления в абстрактном, гораздо более отвлеченном значении, то конструкция превращается в именную с подлежащим - субъектом состояния и квалификации.
Связка1 быть - омоним (по другой точке зрения, лексико-семантический вариант, то есть
одно из значений) бытийного глагола - уникальна не только в том отношении, что является полностью грамматикализованной и участвует в образовании аналитических форм, но и в парадигматическом плане: это единственный в русском языке глагол, который в ходе эволюции морфологической системы утратил в презенсе изменение по лицам и числам. По поводу исторических изменений в парадигме настоящего времени глагола быть М. И. Пигин отмечает:
«В старший период истории русского языка (XI-XII-XIII вв.) глагол "есть" мог изменяться по лицам и числам и мог употребляться в значении 'находиться', а также в значении 'существует' с оттенком процессуальной длительности бытия» [11: 212].
Также М. И. Пигин останавливается на проблеме происхождения супплетивных форм есмь, еси, есте, есть настоящего времени в сопоставлении с инфинитивом быть [11: 195]: если древнерусское быти восходит к индоевропейскому корню основы bheuo со значением 'расти' (ср. быльем поросло, былинка), то супплетивные образования этимологически связаны с корнем es, обо-
© Патроева Н. В., 2022
значавшим 'дышать', ' жить' (ср. с санскритским asus - 'жизнь'). Архаичный атематический тип спряжения, в современном русском языке свойственный глаголам есть (в значении 'кушать ) и дать и производным от них, у быть в настоящем времени представлен только формами третьего лица есть и суть, стилистически ограниченными в основном сферой научной речи.
Д. В. Руднев, посвятивший целый ряд своих исследований анализу становления полузнаменательных связок в русском языке XVI-XVII веков, констатирует, что «отсутствие работ, в которых описывались связки в отдельные периоды русского языка, не позволяет проследить становление связочных глаголов как системы» [15: 300]. Одним из редких исключений являются работы Г. Н. Акимовой [1: 27-44], изучавшей значения и синтагматику связочных средств в ломоносовском наследии и констатировавшей на основе своих наблюдений активное использование связки есть в научной прозе XVIII века под влиянием не только латинского, но и церковнославянского языка: по образцам книжных памятников прошлого совершалось формирование «метафизического» слога.
С точки зрения развития историко-синтак-сических и историко-стилистических исследований важно проследить судьбу постепенной утраты использования бытийных глаголов и отвлеченных связок первого и второго лица в различных жанрово-стилистических сферах русской литературной речи, тем более что подобные попытки уже предпринимались.
Представляется интересным также сравнить рекомендации, даваемые в грамматических трактатах XVIII века относительно употребления форм настоящего времени бытийного глагола и омонимичной ему отвлеченной связки, с реальной речевой практикой того же времени. Поскольку основными жанрами художественной словесности в тот период были стихотворные, то задачей данной статьи является анализ функционирования форм есмь, еси, есмы, есте в русской поэтической речи на материале источников XVIII столетия2 - периода формирования новых общелитературных норм.
ОБСУЖДЕНИЕ
На неупотребительность форм настоящего времени глагола быть в живой русской речи указывали авторы грамматик XVIII - начала XIX века. Например, В. Е. Адо(а)дуров в своих написанных по-немецки правилах русской грамматики издания 1731 года («Anfangs-Gründe der Russischen Sprache») по поводу использования форм глагола быть замечает:
«... далее приведены две парадигмы, первая бытийного глагола (Verbo Substantiuo) я есмь (ich bin), а вторая глагола я имею (ich habe). Их еще называют вспомогательными глаголами (Verba Auxiliaria): несмотря на то что говорить о них применительно к спряжениям в русском языке не нужно, поскольку, как уже было сказано, они используются при образовании будущего времени, то их следует иметь в виду»3,
- не уточняя далее, зачем «следует» читателю грамматики русского языка «иметь в виду» эти формы. Далее приводится сама парадигма: я есмь, ты еси, он есть, мы есмы, вы есте, они суть и пр. Вероятно, Василий Адодуров здесь намекает на архаический характер данных форм: неслучайно в разделе «О синтаксисе» хотя и говорится о глаголе есмь, но приводятся формы прошедшего и будущего времени:
«Глагол Есмь (ich bin) и его производные (Deriutata) требуют постоянного использования перед ними именительного падежа, а после себя либо именительного, либо творительного падежа: онъ будетъ АрхТереемъ (er wird ein Bischof werden), Ево отецъ былъ человЬкь учоной (sein Vater war ein gelehrter Mann)»4.
М. В. Ломоносов в своей «Российской грамматике» 1755 года уже прямо и уверенно заявляет, что формы есмь, еси, есмы, есте «неупотребительны»5, «глаголъ есть свойственно в российском языке разумеется и редко явственно изображается, особливо в обыкновенном штиле и в разговорах.»6, а суть не в живой речи, а «в письме только употребляется»7.
Горячий сторонник и талантливый продолжатель ломоносовских идей А. А. Барсов, которого своим наставником в грамматике считал, например, Н. М. Карамзин, дает уже гораздо более пространный комментарий, касающийся употребления форм глагола быть в современной грамматисту речи:
«... изъ всЬхъ лицъ настоящаго времени изъявительнаго наклонетя глагола существительнаго Есмь, въ россшскомъ языкЪ употребительно только трепе Единственное есть, и несколько еще множественное суть; и то развЪ въ уче-номъ содержании, или въ высокомъ слогЬ... Въ обык-новенныхъ же разговорахъ, письмахъ и сочинешяхъ, по наибольшей части ихъ пропускаютъ... Еси же, есмы есте, принадлежатъ единственно къ славенскому языку, а въ россшскомъ совсЬмъ не употребительны.»8.
А. Х. Востоков в «Русской грамматике» рассуждает в духе ломоносовских и барсовских рекомендаций:
«3. Когда же сказуемое есть глаголъ составной, тогда связью служитъ вспомогательный глаголъ есть, суть, былъ, будетъ, и пр., напр. Праздность есть порокъ. Уче-никъ былъ прилЪженъ. Учитель будетъ доволенъ. 4. Гла-голъ вспомогательный настоящего времени есть, суть, при именахъ прилагательныхъ и причаспяхъ, а иногда и при существительныхъ въ сказуемомъ опускается. »9.
Таким образом, А. Х. Востоков отмечает, что связка в форме настоящего времени, как правило, элиминируется даже в третьем лице, особенно часто при прилагательных и причастиях в составе предиката, однако в своих стихотворных опытах прибегает к использованию подобных форм с целью не только версификационной, но и стилистической10 (всего в 58 произведениях Востокова, вошедших в поэтический подкорпус НКРЯ, зафиксировано 15 репрезентаций связки быть в формах есте, есть, суть).
Историки русского синтаксиса стремились выявить не только тенденции, связанные со снижением активности употребления глагола быть в формах презенса (см. труды Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, А. И. Соболевского, А. А. Шахматова, В. И. Борковского, Я. А. Спринчака, П. С. Кузнецова, Т. П. Ломтева и др.), но и особенности грамматического и стилистического использования парадигмы настоящего времени бытийного глагола и омонимичной ему отвлеченной связки. Так, Л. А. Булаховский характеризует использование есть и суть как «синтаксическую особенность, типичную для XVIII века и вошедшую в литературный язык под влиянием образцов старославянских» [3: 297]. По наблюдениям Л. А. Булаховского, «форма 3-го л. мн. ч. суть может считаться живою только в древнейших памятниках русского языка», более поздние примеры использования сугубо книжной формы суть часто оказываются грамматически неправильными, с постановкой при субъекте в форме ед. ч. [2: 216].
РЕЗУЛЬТАТЫ Форма ЕСМЬ
По данным НКРЯ, форма есмь отмечена 23 вхождениями в 21 произведение на протяжении
XVIII столетия (в среднем 0,008 словоупотребления на 3018 документов периода, содержащихся в поэтическом подкорпусе), из которых 4 приходится на полнозначный бытийный глагол: Тебя я где ни ощущаю, В весельях ли я есмь твоих... (Ф. И. Дмитриев-Мамонов. «О Роскошь, сладостна во свете...», 1769 г.); Я есмь; - конечно, есть и Ты! (Г. Р. Державин. «Бог», 1784 г.); Я есмь, меня не позабудешь... (Я. Б. Княжнин. «Стансы Богу», 1780 г.); Всегда я буду, есмь и был... (А. Н. Радищев. «Творение мира», 1785-1789 гг.); 6 примеров использования отвлеченной связки
при именной части, выраженной кратким при-
11 12 лагательным , местоимением или причастием12:
Я был, я есмь, я счастлив буду, Паллада Севера, тобой... (А. И. Клушин. «Благодарность Екатерине Великой за всемилостивейшее увольнение меня в чужие краи с жалованьем», 1793 г.); ...Дарьин муж всегда найдет во мне Слугу, каков я был и есмь его жене (Ю. А. Нелединский-Мелецкий. «Письмо к Дарье Ивановне Головиной из Витебска», 1783-1785 гг.); Есмь еще на всяку нощь Ложе плачем умываяй И слезами напо-яяй, Отчужден всего и тощ (В. К. Тредиаков-ский. «Ода VIII. Парафразис псалма 6», 1752 г.); 9 репрезентаций - связка при именительном .я житель есмь Ямския слободы... (В. И. Майков. «Елисей, или Раздраженный Вакх» 1769 г.); и т. п. примеры; 3 - при косвенных падежах существительного: Аще и росски пишу, не росска есмь рода... (А. Д. Кантемир. «Автор о себе (эпиграмма III)», 1729-1730 гг.), из них 2 иллюстрации приходятся на творительный падеж - конструкция, затем ушедшая из употребления: Мне славно, что я есмь толь храбрых войск царем!.. (М. М. Херасков. «Россиада», 1771-1779 гг.); Не я ли есмь виной сих тварей бытия? (В. И. Майков. «Суд Паридов», 1777 г.) - см. также рис. 1.
Рис. 1. Частотность формы есмь в русской поэзии XVIII века Figure 1. Frequency of the form есмь (esm') in the eighteenth-century Russian poetry
В державинской фразе, интересной использованием «высокого» старославянизма - местоимения 1 л. ед. ч., отсутствует дейктический коррелят в составе предиката при связке (предполагаемое слово тот, к которому относится придаточная часть): «Аз есмь, - вещал, - кто равен Богу!.. (Г. Р. Державин. «На рождение великого князя Михаила Павловича», 1798 г.).
Еще в одном из контекстов именная часть при связке не называется в соответствии с жанром «загадки», так что возникает фигура умолчания:
Я в трех частях земли; меня в четвертой нет;
Меня ж иметь в себе не может целый свет;
Но мир меня в себе имеет, и комар;
Не может без меня земной стояти шар...
Еще ли ты меня не знаешь? Я есмь... (В. И. Майков.
«Я в трех частях земли; меня в четвертой нет. », 1773 г.)
Всего для леммы есмь зафиксировано 152 контекста в 107 документах на протяжении трех веков развития русской лирики, или в среднем 0,002 вхождения в 93930 документах, хранящихся в поэтическом подкорпусе НКРЯ, то есть частотность использования есмь в диахронической перспективе оказывается вчетверо меньше, чем в XVIII веке13.
Стихотворные произведения, в которых наблюдается использование формы есмь, предсказуемо относятся к «высоким» жанрам оды, переложения псалма, героической поэмы, элегии йдШгаш тетопат» и gloriam», молитвы:
Возвратись моя радость, Марсова защита:
Марс, не Марс без тебя есмь, ах!
(В. К. Тредиаковский. «Элегия о смерти Петра
Великого», 1725 г.);
Но зрите, зрите, что есмь я;
И нет нигде другого бога...
(В. К. Тредиаковский. «Ода XVIII. Парафразис
вторыя песни Моисеевы», 1752 г.);
Весь, Боже, Твой я есмь, и жду во всякой доле,
Что Давший жизнь свершит и счастие мое.
(Ю. А. Нелединский-Мелецкий. «Молитва», 1787 г.);
Хранитель росского престола я есмь дух,
Склони к моим словам внимательный твой слух...
(В. И. Майков. «Освобожденная Москва», 1772-1773 гг.);
Светильник правды нарицаюсь;
Небес прещедрых я есмь дщерь.
(В. И. Майков. «Ода ищущим мудрости», 1778 г.);
Боже, Боже! Отче мой! - сын к Тебе взывает;
Человек Тебя Отцем смело называет.
Хоть по плоти, яко червь, пред Тобой я низок;
Но по духу моему я к Тебе есмь близок.
(Н. П. Николев. «Молитва покаяния», 1795 г.);
Я есмь Еней, о ком молва гремит трубою...
(В. П. Петров. «Еней», 1770-1781 гг.).
Исключения из этого стилистического ряда немногочисленны и фиксируются в пародии14 (травестийной ирои-комической поэме), анакреонтической оде, послании, например:
«Отвори, - Любовь сказал мне,
Младенец я есмь, не бойся.
(А. Д. Кантемир. «Из Анакреонта. О любви»,
1736-1742 гг.);
Не чудно, что я вам столь многим есмь отец.
(В. И. Майков. «Елисей, или Раздраженный Вакх»,
1769 г.).
Связка ЕСИ
Форма еси зафиксирована на протяжении трех веков в 77 документах поэтического подкор-пуса НКРЯ (всего 108 вхождений), причем на XVIII столетие приходится только 6 словоупотреблений в 5 документах - см. рис. 2, или в среднем 0,002 словоупотребления на 1 документ из 3018 входящих в НКРЯ стихотворных произведений данного периода. Таким образом, активность еси в 4 раза ниже, чем у есмь, хотя в диахронической перспективе эта частотность только вдвое меньше, чем у формы 1 л. ед. ч.: в среднем 0,001 вхождения в 94930 документов всего под-корпуса15.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ КОРПУС
РУССКОГО ЯЗЫКА
Распределение по годам (частота на миллион словоформ) в поэтическом корпусе с 1738 по 1801
Год|«|17Э8 ~|р»|1801 |соспиаяиишгм 0~Ч построить
П Роузипылож»
zi L__
xt _A_
/ V 1 A Л
1740 1745 1750
1775 17J0
Рис. 2. Частотность формы еси в русской поэзии XVIII века Figure 2. Frequency of the form еси (esi) in the eighteenth-century Russian poetry
Увеличение средней активности использования формы еси начиная с пушкинского периода обусловлено главным образом тем, что эта связка обычно привлекается в составе формулы в целях фольклорной стилизации, только диахронически сохраняя отношение к системе вспомогательных глаголов и грамматически трансформируясь при клишированном использовании, например, в «Добрыне» Н. А. Львова: «Ох ты гой еси, русский твердый дух!..» (1796 г.)16.
Несмотря на удобство использования этой «ямбической» по акцентной структуре связки в русском стихе, вне подобных формульных контекстов связка 2 л. ед. ч. используется в поэзии XVIII столетия уже спорадически - исключительно в жанре молитвы, обращенной к Богу, Богородице, песни (духовной оды, гимна - в том числе один пример и у «новатора» Н. М. Карамзина в переводе произведения английского поэта А. По(у)па):
Ты вся еси святаго духа исполненна. (Стефан Яворский. «Ты, облеченна в солнце, Дево Богомати... », 1705 г.);
Каков еси, един ты сам себя познал, Свой разум с мудростью и с силой соравнял... Един ты истинный и бесконечный бог, Господь еси ты всех небесных воев сильных! (Ф. П. Ключарев. «Песнь Всемогущему», 1782 г.);
. ты еси источник блага.
(Н. М. Карамзин. «Всеобщая молитва,
сочиненная г. Попом», 1789 г.).
Примечательно, что всех случаях использования связки еси в именной части сказуемого присутствует форма именительного падежа (как указывалось выше, при вспомогательном глаголе в форме есмь уже шире используется косвенно-падежная именная часть).
Связка ЕСТЕ
Форма 1 л. мн. ч. есмы не представлена в материалах поэтического подкорпуса НКРЯ. Связка 2 л. мн. ч. есте отмечена лишь двумя вхождениями в следующих контекстах из лирики XVIII столетия (бытийный глагол в этой форме не зафиксирован в поэтической речи эпохи)17 - из элегии, переведенной с латинского И. Максимовичем, и из написанной александрийским стихом поэмы Ф. Козельского:
Вы есте свидетели, дебри и потоки... (И. П. Максимович. «Сия ли в рождение мое бысть планета. », 1714-1732 гг.);
Но мню, что вы есте велико божество.
(Ф. Я. Козельский. «Незлобивая жизнь», 1769 г.).
Таким образом, самой употребительной среди устаревших отвлеченных связок 1 и 2 лица оказывается в русской поэтической практике форма есмь.
ВЫВОДЫ
Выявленная в процессе исследования частотность использования форм глагола быть в настоящем времени подтверждает отмеченную уже историками русского синтаксиса для литературной речи тенденцию к совершавшемуся на протяжении Нового времени сокращению использования форм есмь, еси, есмы, есте, практически утраченных еще в старорусский период в живом устном употреблении.
Презенс от быть используется поэтами грамматически правильно18 и сопровождает в качестве связки или полнозначного экзистенциального глагола подлежащие-субъекты, выраженные местоимениями 1 и 2 лица, антецедентами которых являются чаще всего христианский Бог, Богородица, боги из античных мифов, светские правители, реже - лирический герой стихотворения или персонаж поэтического нарратива.
Есмь, еси, есте не участвуют в рифмообразо-вании, занимая позиции начала (более сильную) и середины стиха19, однако функционально-семантический вес бытийного глагола и связки возрастает в случае морфологически гетерогенного лексического повтора - сопряжения в одной строке разных временных форм глагола быть.
В последней четверти XVIII века отмечаются первые случаи формульного использования связок (гой еси) с целью фольклорной стилизации и, напротив, фактически исчезает употребление связки в составе сложного прошедшего времени20.
Связки в формах настоящего времени используются поэтами по преимуществу в «высоких» жанрах переложения псалма, духовной оды, героической поэмы, молитвы, что подчеркивает, с одной стороны, стремление сохранить преемственность традиций церковной литературы и светской словесности, с другой - релевантные для классицистической поэзии процессы стилистической дифференциации различных жанров. Пушкинская эпоха демонстрирует значительное сокращение архаичных связочных форм в связи с усилившимся процессом демократизации русской литературной речи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 О сущности и соотношении понятий вспомогательный глагол и связка см., напр., в работах Л. В. Поповой: [12], [13], [14]. В качестве близкой нам точки зрения на связку быть приведем высказывание известного российского морфолога, представителя Петербургской и Тамбовской лингвистических школ, проф. А. Л. Ша-
рандина: «...специфика слова-связки 'быть' в том, что она лексична и грамматична одновременно. Нет необходимости выявлять, что преобладает над чем. Для этого слова нерелевантно разграничение лексического и грамматического значений, что и обеспечивает 'быть' особый статус в системе частей речи русского языка, его широкие сочетательные возможности с разными частями речи» [16: 100].
2 На материале поэтической речи ХХ века судьбу связки быть блестяще анализирует в своих монографиях и статьях Л. В. Зубова: [5], [6], [7]. Употребление бытийного глагола есть в составе стихотворного зачина рассматривается в работах: [9], [10].
3 Адодуров В. Е. «Anfangs-Gründe der Russischen Sprache», или «Первые основания российского языка». СПб.: Наука: Нестор-История, 2014. С. 169.
4 Там же. С. 183.
5 Ломоносов М. В. Российская грамматика // Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. Т. 7. Труды по филологии. 1739-1758 гг. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 500.
6 Там же. С. 564.
7 Там же. С. 500.
8 «Российская грамматика» Антона Алексеевича Барсова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 154, 551.
9 Русская грамматика Александра Востокова, по начертанию его же сокращенной грамматики полнее изложенная. СПб.: В Типографии И. Глазунова, 1831. С. 223.
10 Приведем только два примера из стихотворных опытов А. Х. Востокова (здесь и далее стихотворные иллюстрации приводятся по материалам поэтического подкорпуса Национального корпуса русского языка: https:// ruscorpora.ru/new/search-poetic.html): Вы гой есте, Кто баяну Певисладу друг! («Певислад и Зора», 1802 г.); Как мир физический живет движеньем, Моральный мир живет к добру влеченьем, И в боге обое соединенны суть («Бог в нравственном мире», 1807 г.).
11 Членная (местоименная, полная) адъективная или причастная форма в позиции предиката - явление еще достаточно редкое в XVIII веке в сравнении с именными (нечленными, краткими) формами - см. краткий экскурс в историю изучения данного вопроса, например, в работе: [8: 7-13].
12 Динамике членных (полных) и нечленных (кратких) форм в составе именного предиката, в том числе при связке быть, посвящена обширная литература. Укажем в качестве примера только одну из работ, в которой подтверждается редкость полных форм прилагательных в присвязочной позиции для русского литературного языка еще и в XVIII веке: [4].
13 Ср. с полученными сопоставительными данными из основного корпуса НКРЯ для формы есмь: 243 контекста между 1700 и 1800 годами, всего 1232 вхождения в XVIII-XX веках, при этом в среднем 0,112 вхождения на 1 документ в XVIII веке (эпистолярии, философские и публицистические сочинения, торжественные «слова», реже комедии, содержащие отсылки к Святому Писанию); 0,009 вхождения на 1 документ на протяжении трех веков.
14 В начале XIX столетия К. Н. Батюшков так же пародийно, с намеком на «архаистов»-шишковистов из объединения «Беседа любителей русского слова», использует связку есмь в «Видении на берегах Леты» (1811 г.): Кургановым писать учен; Известен стал не пустяками, Терпеньем, потом и трудами; Аз есмь зело славенофил.
15 В основном корпусе НКРЯ зафиксировано для XVIII века 709 контекстов, 2357 вхождений между 1700 и началом 2000-х годов; в среднем 0,326 вхождения для XVIII столетия и 0,018 репрезентации на протяжении трех веков соответственно, что более чем вдвое превышает эти же показатели для формы есмь, тогда как в поэтической речи мы видим обратную картину: максимальна активность формы есмь на фоне иных для 1 и 2 лица настоящего времени. В первом и втором томах «Синтаксического словаря русской поэзии XVIII века» (Синтаксический словарь русской поэзии XVIII века: В 4 т. / Под ред. Н. В. Патроевой. Т. 1: Кантемир, Тредиаковский. СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2017. 574 с.; Синтаксический словарь русской поэзии XVIII века: В 4 т. / Под ред. Н. В. Патроевой. Т. 2: Ломоносов. СПб.: ДМИТРИЙ БУЛАНИН, 2019. 608 с.) формы связки подаются в структурных схемах под наименованием «отвлеченных», а полнозначные омонимичные глаголы включены в группу «бытийных».
16 Ср. с подобными примерами из произведений XIX века: Ей вы, гой еси кавказцы-молодцы..! (А. Бестужев-Марлинский); Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! (М. Лермонтов) и т. п.
17 В основном корпусе НКРЯ формы есмы и есте зафиксированы в «Завещании» и проповедях С. Яворского, торжественных словах Ф. Прокоповича, некоторых эпистолярных источниках, нравоучительных сочинениях духовных отцов, философских трактатах.
18 Между тем поэзия ХХ века уже дает нам примеры «аграмматичных» бытийных и связочных форм настоящего времени: так, И. Бродский «неправильно» использует суть при подлежащем в форме ед. ч., делая это осознанно [7: 19].
19 Интересно, что в рифмопарах М. В. Ломоносова фигурируют только формы прошедшего и будущего времени будет, было, были (Словарь языка М. В. Ломоносова / Гл. ред. Н. Н. Казанский. Вып. 4. Словарь рифм М. В. Ломоносова. Обратный словарь рифменных сегментов и безрифменных окончаний. Указатели / Отв. ред. С. С. Волков, Е. В. Хворостьянова. СПб.: Нестор-История, 2011. С. 975, 995-996). В поэзии М. Цветаевой и И. Бродского Л. В. Зубова нашла примеры участия связок есть и суть в рифмооб-разовании, усиливающего бытийный смысл, семантизирующего отвлеченную связку.
20 В иллюстративном материале «Словарь русского языка XVIII века» при описании связки БЫТЬ отмечается использование А. П. Сумароковым перфекта с участием формы еси в переложении 9-го псалма: «ОЬл еси
на престол'Ь яко судия праведный», однако в поэтический подкорпус НКРЯ данный текст на включен (Словарь русского языка XVIII века / Гл. ред. Ю. С. Сорокин. Т. 2. (Безпристрастный - Вейэр). Л.: Наука, 1985. С. 187).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Акимова Г. Н. Очерки по синтаксису языка М. В. Ломоносова // Грамматика и стилистика русского языка в синхронии и диахронии: Очерки / Отв. ред. С. В. Вяткина, Д. В. Руднев. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2012. С. 13-290.
2. Булаховский Л. А. Исторический комментарий к русскому литературному языку. Киев: Радянська школа, 1958. 488 с.
3. Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века: Фонетика. Морфология. Ударение. Синтаксис. М.: Учпедгиз, 1954. 468 с.
4. Граннес А. Варьирование прилагательных в составном сказуемом с формами повелительного наклонения будь, будьте // Граннес А. Избранные труды по русскому и славянскому языкознанию / Под ред. В. Б. Крысько. М.: Языки русской культуры, 1998. С. 366-377.
5. Зубова Л. В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. 264 с.
6. Зубова Л. В . Форма суть в поэзии Иосифа Бродского // Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1996. Bd. 37. S. 109-117.
7. Зубова Л. В. Форма суть в поэтическом языке Иосифа Бродского // Зубова Л. Поэтический язык Иосифа Бродского: Статьи. СПб.: ЛЕМА, 2015. С. 5-20.
8. Котов А. А. Прилагательные-предикаты в русском литературном языке XVII-XVIII веков: грамматический аспект. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2017. 89 с.
9. Патроева Н . В . Зачины с экзистенциальным глаголом ЕСТЬ в русской поэзии XVIII-XX вв.: опыт грамматического и функционально-семантического описания // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Сер. Общественные и гуманитарные науки. 2012. № 7 (128). Т. 1. С. 68-72.
10. Патроева Н. В . Инициальные бытийные предложения в русской поэзии XVIII-XX вв.: опыт грамматического и функционального описания // Язык. Словесность. Культура. 2012. № 5-6. С. 6-31.
11. Пигин М. И. Конструкция речи с глагольным сказуемым, выраженным глаголом «быть» в знаменательной форме, в истории русского языка // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Сер. Исторические и филологические науки. 1956. Т. VI. Вып. I. С. 193-212.
12. Попова Л. В. К вопросу о соотношении глагола и связки // Вестник Московского государственного областного университета. Сер. Русская филология. 2010. № 3. С. 38-44.
13. Попова Л. В . К вопросу о соотношении понятий вспомогательный глагол и связка // Ярославский педагогический вестник. 2012. № 2. Т. 1 (Гуманитарные науки). С. 157-160.
14. Попова Л. В . Связка: позиция, функция, семантика // Русский язык в школе. 2011. № 9. С. 50-55.
15. Руднев Д. В . Система связочных глаголов в русском языке XVIII века // Грамматика и стилистика русского языка в синхронии и диахронии: Очерки / Отв. ред. С. В. Вяткина, Д. В. Руднев. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2012. С. 300-313.
16. Шарандин А. Л. Глагол в истории отечественного языкознания: к вопросу о месте глагола в системе частей речи русского языка: Монография. Тамбов: Изд-во Тамбовского ун-та, 2003. 123 с.
Поступила в редакцию 31.01.2022; принята к публикации 25.07.2022
Original article
Natalia V. Patroeva, Dr. Sc. (Philology), Professor, Petrozavodsk State University (Petrozavodsk, Russian Federation) ORCID 0000-0003-3836-6393; nvpatr@list.ru
ARCHAIC FORMS OF THE LINKING VERB TO BE IN THE POETIC SPEECH OF THE XVIII CENTURY: GRAMMATICAL AND STYLISTIC CHARACTERISTICS
Abstract. The paper uses M. I. Pigin's linguistic works to investigate the intermediate position of the syncretic constructions with the verb to be in the eighteenth-century poetic texts. The author analyzes the gradual loss of abstract copulas and existential verbs in different genres. The obtained data are compared with the materials of the eighteenth-century grammatical treatises and the twentieth-century works on the history of Russian syntax. Based on the texts from the Russian National Corpus, the archaic forms ecMb (esm'), ecu (esi) and ecme (este) are studied and the frequency of their corresponding forms in poetic texts is analyzed. The analysis of the Baroque and Classicism poetic contexts, as well as the data of the The Syntactic Dictionary of Russian Poetry of the XVIII Century confirms the tendencies associated with the reduced usage of these forms. The author points to the actualization of linking verbs in the present tense in so-called "high" genres, the use of copulas for the purpose of folklore stylization, and a general tendency to reduce the number of the archaic connective forms in the Pushkin era.
Keywords: poetic syntax, linking verb, verb to be, poetic grammar, M. I. Pigin
Acknowledgements. The research was funded by the Russian Science Foundation's grant No 22-28-00991
(https://rscf.ru/project/22-28-00991/).
For citation: Patroeva, N. V. Archaic forms of the linking verb to be in the poetic speech of the XVIII century:
grammatical and stylistic characteristics. Proceedings ofPetrozavodskState University. 2022;44(7):71-78. DOI: 10.15393/
uchz.art.2022.819
REFERENCES
1. Akimova, G. N. Essays on the syntax of Mikhail Lomonosov's language. Grammar and stylistics of the Russian language in synchrony and diachrony: essays. (S. V. Vyatkina, D. V. Rudnev, Eds.). St. Petersburg, 2012. P. 13-290. (In Russ.)
2. Bulakhovskiy, L. A. Historical commentary on the Russian literary language. Kiev, 1958. 488 p. (In Russ.)
3. Bulakhovskiy, L. A. The Russian literary language of the first half of the XIX century: Phonetics. Morphology. Stress. Syntax. Moscow, 1954. 468 p. (In Russ.)
4. Grannes, A. Variability of adjectives in compound predicates with the imperative mood forms bud' and bud 'te. Selected works on Russian and Slavic language studies. (V. B. Krys'ko, Ed.). Moscow, 1998. P. 366-377. (In Russ.)
5. Zubova, L. V. Poetry of Marina Tsvetaeva: Linguistic aspect. Leningrad, 1989. 264 p. (In Russ.).
6. Zubova, L. V. The form sut' in Joseph Brodsky's poetry. Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1996. Bd. 37. P. 109-117.
7. Zubova, L. V. The form sut' in Joseph Brodsky's poetic language. Zubova, L. Joseph Brodsky's poetic languages: Articles. St. Petersburg, 2015. P. 5-20. (In Russ.)
8. Kotov, A. A. Predicate adjectives in the Russian literary language of the XVII and the XVIII centuries: grammatical aspect. Petrozavodsk, 2017. 89 p. (In Russ.)
9. Patroeva, N. V. Beginnings with the existential verb ЕСТЬ (EST') in the Russian poetry of the XVIII-XX centuries: an experience of grammatical and functional-semantic description. Proceedings of Petrozavodsk State University. 2012;7(128(1)):68-72. (In Russ.)
10. Patroeva, N. V. The initial existential clauses in Russian poetry of the XVIII-XX centuries: experience of grammatical and functional semantic description. Language. Philology. Culture. 2012;5-6:6-31. (In Russ.)
11. Pigin, M. I. The construction of speech with a verbal predicate expressed by the verb "to be" in its full form in the history of the Russian language. Proceedings of Petrozavodsk State University. Series: Historical and Philological Sciences. 1956;VI(I):193-212. (In Russ.)
12. P o p o v a, L . V. To the question on correlation of concepts of the auxiliary verb and the copular. Bulletin of the Moscow Region State University. Series: Russian Philology. 2010;3:38-44. (In Russ.)
13. P o p o v a, L . V. To the question on correlation of concepts of the auxiliary verb and the copular. Yaroslavl Pedagogical Bulletin. 2012;2(1):157-160. (In Russ.)
14. Pop ova, L. V. Copula: position, function, semantics. Russian Language at School. 2011;9:50-55. (In Russ.)
15. Rudnev, D. V. The system of linking verbs in the eighteenth-century Russian language. Grammar and stylistics of the Russian language in synchrony and diachrony: essays. (S. V. Vyatkina, D. V. Rudnev, Eds.). St. Petersburg, 2012. P. 300-313. (In Russ.)
16. Sharandin, A. L. Verb in the history of Russian linguistics: the place of verbs in the system of Russian parts of speech. Tambov, 2003. 123 p. (In Russ.)
Received: 31 January, 2022; accepted: 25 July, 2022
