CC BY
121
УДК 1(091):141.1
С. Г. Пилецкий
АПОЛОГИЯ МЕСТИ КАК КОНТРАПУНКТ УЧЕНИЮ Э. ФРОММА О ДЕСТРУКТИВНОСТИ
Статья посвящена древнейшей и актуальнейшей во все времена проблеме - проблеме мести. Она в концентрированном виде затрагивает, по сути, все глубинные аспекты человеческого существования и человеческого общежития. Автор берёт на себя задачу именно через призму темы мести и её значения в человеческой жизни проанализировать довольно известное учение Э. Фромма об деструктивности. Результатом, как ни странно, у автора получается её апология.
The article is devoted to the oldest and the most actual problem in all times - the problem of revenge. It in concentrated form concerns, in fact, all the deepest aspects of the human existence and the human society. The author takes the task just through the prism of the theme revenge and its significance in human life to analyze the quite famous E. Fromm's conception on the destructiveness. The result as strange from the author turns its apologia.
Ключевые слова: психоанализ, месть, возмездие, агрессивность, деструктивность, честь, справедливость.
Keywords: the psychoan alysis, revenge, retribution, aggression, destructiveness, honor, justice.
Начать, пожалуй, можно так: хотя Эрих Фромм не был первым «еретиком» классического психоанализа (в этой «роли» общепризнанно выступил К.-Г. Юнг с его концепцией «архетипов коллективного бессознательного»), всё же именно у него произошла наиболее радикальная ревизия фрейдистского «оправдания» врождённых мстительных порывов человека.
Эрих Фромм создал впечатляющую развёрнутую классификацию различных форм насилия, основываясь на разнице между соответствующими неосознанными мотивациями. В ней четвёртый тип насилия (вслед за игровым насилием, реактивным насилием и насилием через фрустрацию, служащими всё же делу жизни) - насилие из мести. Он, по мнению Фромма, хоть и родствен реактивному насилию, но уже почти патологичен. Он, так сказать, изменяет службе жизни и «посматривает» в сторону смерти. Это, безусловно, требует объяснения, и Фромм его даёт. «При реактивном насилии речь идёт о том, чтобы уберечься от угрозы нанесения ущерба, и потому этот вид биологической функции служит выживанию. При мстительном насилии, напротив, ущерб уже нанесён, так что применение силы не является больше функцией защиты. Оно имеет иррациональную функцию магическим образом снова сделать как несвершившимся то, что
© Пилецкий С. Г., 2010
реально свершилось. Мы обнаруживаем мстительное насилие у отдельных личностей, а также у примитивных и цивилизованных групп. Если мы проанализируем иррациональный характер данного типа насилия, то сможем продвинуться на шаг дальше. Мотив мести обратно пропорционален силе и продуктивности группы или отдельного индивида. Слабак и калека не имеют другой возможности восстановить разрушенное самоуважение, кроме как отомстить в соответствии с lex talionis ("око за око, зуб за зуб"). Напротив, продуктивно живущий человек совсем или почти совсем не имеет в этом нужды. Даже если его ущемляют, оскорбляют или ранят, он как раз благодаря продуктивности своей жизни забывает о том, что было сделано ему в прошлом. Его способность творить проявляется сильнее, чем его потребность мстить. Правильность этого анализа легко подтверждается с помощью эмпирических данных как применительно к отдельному индивиду, так и к общественной сфере. Психологический материал показывает, что зрелый, продуктивный человек в меньшей степени мотивирован жаждой мести, чем невротик, которому тяжело вести полную, независимую жизнь и который часто склоняется к тому, чтобы поставить на карту всё своё существование ради мести. При тяжёлых психических заболеваниях месть становится господствующей целью жизни, поскольку без мести не только самоуважение, чувство собственного достоинства, но и переживание идентичности находится под угрозой разрушения. Следует также констатировать, что в отсталых группах (в экономическом, культурном или эмоциональном отношении) чувство мести (например, за национальное поражение), по-видимому, является наиболее сильным. Так, мелкая буржуазия, которой в индустриальных обществах приходится хуже всех, во многих странах является главным рассадником чувства мести, расистских и националистических чувств. При проективном опросе можно легко установить корреляцию между интенсивностью чувства мести и экономическим и культурным обнищанием. Несколько труднее правильно понять месть в примитивных обществах. Во многих из них мы находим интенсивные и даже институализированные чувства и модели мести, и вся группа чувствует себя обязанной мстить, если одному из её членов нанесён ущерб. Решающую роль здесь могут играть два фактора. Первый довольно точно соответствует упомянутому выше - это атмосфера психической бедности, которая господствует в примитивной группе, что делает месть необходимым средством для компенсации потери. Второй фактор - это нарциссизм, о котором я буду подробно говорить в четвёртой главе. Здесь я хотел бы ограничиться следующей констатаци-
ей: в примитивной группе господствует столь интенсивный нарциссизм, что любая дискредитация самомнения членов группы оказывает на них исключительно пагубное воздействие и неизбежно вызывает сильную враждебность» [1].
Вот тут я, при всём уважении к Эриху Фромму, с ним не то чтобы не совсем согласен, а, скорее даже, совсем не согласен. Вообще довольно странно слышать подобные отзывы о принципе «око за око, зуб за зуб» от человека, чьи дед и прадед по отцовской линии были раввинами. По всей видимости, звание «гуманиста» обязывает. Ну, да Бог с этим, равно как и с примитивными группами, тем паче что, по словам самого же Фромма, понять их значительно сложнее. Возьмём объект, более простой и удобный для психоанализа, - цивилизованный, культурный, образованный, зрелый, продуктивный, причём не мелкий, а крупный буржуа, ведущий полную и независимую жизнь. По мнению Эриха Фромма, подобный «образец» гуманистической нравственности, даже если его прищемят, ущемят, оскорбят или ранят, то он именно из-за продуктивности своей жизни, конечно же, забудет об этой небольшой неприятности. Кому как, а мне отчего-то верится с трудом. Хотел бы я посмотреть на этого зрелого, продуктивно живущего человека, если бы его - как сейчас принято говорить в таких кругах - подставил или «кинул» партнёр по бизнесу, если бы ему не то чтобы наступили на мозоль, а публично оскорбили или даже не то чтобы ранили, а прилюдно дали пощечину. Фромм же уверяет, что, скажем, занятие «деньги к деньгам» или новая картина, или новая книга, или новый скворечник так увлекает, что, честное слово, впору ли отвлекаться на подобные мелочи. Ну, хорошо, допустим, что найдутся такие увлечённые, непробиваемые, зрелые, продуктивно живущие люди, не нуждающиеся и даже не задумывающиеся о мести. Но я хотел бы посмотреть на такого зрелого, не задумывающегося о мести цивилизованного индивида, на глазах которого (впрочем, присутствие не обязательно), скажем, повесили его мать, истерзали, изнасиловали и убили его дочь. Да мало ли что! Что, вновь воспринял бы как отвлекающую от дела неприятность?! Скажите мне на милость, кем нужно заниматься психоаналитику: некультурным, нецивилизованным «невротиком», перенесшим жуткую жизненную трагедию, испытывающим чувство ненависти и мести к убийцам, или тем самым невозмутимым, безмятежным, продуктивно живущим «пингвином», рассматривающим подобные события с позиции взлелеянного жизненного кредо: «ну что поделаешь - Бог дал, Бог взял»?! Пусть первый и «невротик», но человек, а второй пусть и не невротик, но не пойми что, руки бы я ему не подал. Таких вот и женщины не любят, одни, видать, психоаналитики. Вообще, по
большому счёту, таким вот «зрелым, продуктивно живущим людям» самое место в монастырской келье. И то не во всякой.
Пишется, что правильность позиции Фромма подтверждается эмпирическим материалом, применительно как к отдельному индивиду, так и к общественной сфере. Вопрос, правда, в том, откуда этот эмпирический материал - из частной психоаналитической практики или из человеческой истории. Пишется, что мотив мести обратно пропорционален силе и продуктивности группы или отдельной личности. Вопрос: какая из сословных групп более значительна по своей силе и продуктивности - дворянство или крестьянство? Ответ, на мой взгляд, очевиден: можно даже не пользоваться историческим эмпирическим материалом. Что могло быть хуже и позорнее для аристократической, дворянской чести и достоинства - допустить безнаказанным публичное, говоря словами Фромма, «ущемление и оскорбление»! Не то что за оскорбление - за неудачную шутку, за ненароком выроненное слово, за неуклюже спрятанную ухмылку можно было поплатиться жизнью. Хотя, наверное, опять же - и в этом их беда - удел всех отпрысков аристократических кровей - быть поголовно невротиками.
Пишется, что месть иррациональна, поскольку дело уже сделано, ущерб уже нанесён, а она де неким магическим образом пытается сделать как бы несвершившимся то, что уже свершилось. Готов поспорить и позащищать именно рациональность мести. Не надо путать месть с взрывным эмоционально-реактивным действием, типичным для холериков. Месть, как известно, «такое блюдо, которое подают холодным». Именно «холодным» - не «сломя голову», не на эмоциях, а как раз напротив, исключительно рационально: с предельной точностью оценив силы и возможности своего «закадычного» врага, проанализировав все возможные его слабые стороны, тайные и явные пристрастия и привычки, и ещё многое другое, взвесив все свои возможности, силы и ресурсы, составив тщательный план, - приступать к делу. Конечно, «ущерб уже нанесён», но что же в том иррационального, если желаешь возмездия за преступление, если желаешь наказать обидчика, если желаешь компенсации за ущерб? Материальной может и не быть, но моральная будет - это точно. Что иррационального в том, что понимаешь: безнаказанность плодит преступников и множит преступления? Что касается калек и слабаков, то и с ними, сдаётся, всё с точностью до наоборот: они, к сожалению, исключительно по своим физическим кондициям, будучи при этом духовно сильны, зачастую бывают неспособны к акту заслуженной мести. Это уже их беда, и они действительно страдают от этого. И помочь им в их горе сможет вовсе не психоаналитик, а заступник.
Но вот пятый тип насилия - компенсаторное насилие - уже в значительной степени патологично, хотя, конечно, и не так, как некрофилия. Здесь, правда, речь идёт уже не об адресной мести, не персонифицированной мести, а о некой «метафизической» мести, мести к самой жизни.
«Под компенсаторным насилием я понимаю насилие, служащее импотентному человеку в качестве замены продуктивной деятельности. Чтобы объяснить, что я понимаю под "импотенцией", я должен сделать несколько замечаний. Хотя человек является объектом властвующих над ним природных и общественных сил, тем не менее его нельзя рассматривать только в качестве объекта соответствующих обстоятельств. Он обладает волей, способностью и свободой преобразовывать и изменять мир, хотя и в известных границах. Решающим при этом является не сила его воли и размеры свободы, а тот факт, что человек не выносит абсолютной пассивности. Это заставляет его преобразовывать и изменять мир, а не только самому становиться преобразованным и изменённым. Эта человеческая потребность находит своё выражение уже в пещерных рисунках самого раннего периода, во всём искусстве, в любой работе, а также в сексуальности. Вся эта деятельность возникает из способности человека направлять свою волю на определённую цель и работать до тех пор, пока цель не будет достигнута. Его способность применять силы подобным образом является потенцией. (Сексуальная потенция есть лишь особая форма этой потенции.) Если человек из-за слабости, страха, некомпетентности или чего-то подобного не в состоянии действовать, если он импотентен, то он страдает. Это страдание от импотенции приводит к разрушению внутреннего равновесия, и человек не может принять состояние полной беспомощности без того, чтобы попытаться не восстановить свою способность к действию. Может ли он это сделать и каким образом? Одна возможность заключается в том, чтобы подчинить себя некой личности или группе, которая располагает властью, и идентифицировать себя с ней. Посредством такой символической причастности к жизни другого человек приобретает иллюзию самостоятельного действия, в то время как на самом деле он лишь подчиняет себя тем, кто действует, и становится их частью. Другая возможность - и она больше всего интересует нас в связи с нашим исследованием - это когда человек использует свою способность разрушать.
Созидание жизни означает трансцендирование своего статуса как тварного существа, которое, подобно жребию из чаши, брошено в жизнь. Разрушение жизни также означает её трансцендиро-вание и избавление от невыносимых страданий полной пассивности. Созидание жизни требует известных свойств, которые отсутствуют у импотентного человека. Разрушение жизни требует только одно-
го: применения насилия. Импотенту нужно обладать только револьвером, ножом или физической силой, и он может трансцендировать жизнь, разрушая её в других или в самом себе. Таким образом, он мстит жизни за то, что она его обидела» [2].
Сдаётся, тут много надуманного. Кто он - этот мизантроп, жизнененавистник, патологический разрушитель, неспособный к творчеству и компенсирующий свою «импотенцию» тягой к насилию и деструкции? С кем и чем его идентифицировать и ассоциировать? Что он - злобный, нервный, хилый завистник-неудачник, нелюдимый, терпеть не могущий радостей жизни, по ночам при свете свечи грезящий, строящий планы, как бы взять да и отомстить всему человечеству? Так может он всю свою жизнь промечтать, в итоге никому не отомстив (не то что всему миру), не разрушив ни одного муравейника, не разорив ни одного гнезда, не напакостив соседу. Может, он варвар, «вандал», физически очень сильный, крепкий, лишними думами себя не обременяющий, в принципе, способный и дом построить, и дерево посадить, и сына родить, но как-то всё так получается, что почти всё свободное от сна время занят тем, что налево-направо крушит, убивает и насилует? А как быть с изнеженным гедонистом-сибаритом, к маникюрному набору, получению всяческих милостей и удовольствий весьма привыкшим, а вот к созидательной деятельности никак не способным, при этом и «мухи не обидящим», на весь мир за пределами его сада со всеми его праздниками и буднями «плюющим»? Обладать револьвером, ножом, физической силой и становиться насильником и убийцей могут не только вялые «импотенты», но и весьма культурные и творческие люди. История человечества просто-таки «кишмя кишит» эмпирическим материалом такого рода. Говорят, на могильной плите полковника Кольта, создателя знаменитого револьвера, высечено: «Господь Бог сотворил людей, а полковник Кольт сделал их равными». Если это так, то это, в общем, не только символично, но и правильно. Настоящему полковнику, однако, и в голову не могло прийти, что старался он для «импотентов».
О мести Эрих Фромм вспоминает в связи с его анализом злокачественных форм группового нарциссизма. «Если затрагивается нарциссизм группы, мы сталкиваемся с той же гневной реакцией, о которой уже шла речь в связи с индивидуальным нарциссизмом. В истории есть многочисленные примеры, когда поношение символов группового нарциссизма вызывало приступы ярости, граничившие с безумием. Развенчивание национального флага, поношение бога группы, оскорбление их властителя или вождя, а также проигранная война или потеря территории часто вызывало у масс чувство мести, которое, в свою очередь, вело к новым войнам. Раны, нанесённые нарциссизму, излечива-
ются лишь тогда, когда преступник уничтожен и тем самым возмещена обида, нанесённая нарциссизму. Индивидуальная и национальная месть часто покоится на нарциссизме и потребности "залечить" рану посредством уничтожения злодея» [3].
Не пойму одного: почему всё нарциссизм да нарциссизм. Что, если человек (или целая нация) обладает чувством индивидуальной (либо национальной) гордости, чести и достоинства, то это тем самым чуть ли не автоматически свидетельствует о проявлении нарциссизма? Если происходит с чьей-то стороны надругательство над государственным флагом, если поносят и топчут национальные святыни и символы, если оскорбляют руководителя страны, то естественная, крайне негативная реакция, даже вызывающая приступы ярости, - вовсе не симптом патологии, граничащей с безумием. Скорее, наоборот, безумен тот или те, кто провоцирует на такого рода реакцию, не боясь или не задумываясь о последствиях. Чаще, однако, в подобной роли выступают не умалишённые, а совершенно рациональные негодяи и подонки.
В другой своей книге «Анатомия человеческой деструктивности» Эрих Фромм продолжает развивать конструкцию патологического континуума нарциссизма и мстительности. Читаем: «Нередко человек-нарцисс достигает чувства уверенности вовсе не ценою своих трудов и достижений, а благодаря тому, что он субъективно убеждён в своем совершенстве, в своих выдающихся личных качествах и превосходстве над другими людьми. И поскольку на нарциссизме покоится его самооценка и чувство своего "Я", он должен мёртвой хваткой цепляться за свои нарциссические представления. И если под угрозой оказывается нарциссизм, то сам человек воспринимает это как угрозу своим витальным интересам. Если человек-нарцисс чувствует себя ущемлённым, если его недооценивают, критикуют, ловят на ошибках, унижают в играх или других ситуациях, то это обычно вызывает у нарцисса чувство возмущения и гнева, вне зависимости от того, даёт ли он им волю и отдаёт ли он себе в них отчёт. Насколько интенсивной может быть часто эта агрессивная реакция, можно судить хотя бы потому, что человек, ущемлённый в своём нарциссизме, никогда в жизни не простит обидчика, ибо он испытывает такую жажду мести, которая ни в какое сравнение не идёт с реакцией на любой другой ущерб - физическую травму или имущественные потери» [4].
Конечно, адекватность адекватности и реакция реакции - рознь. Одно дело, когда унижают в игре в «подкидного дурачка» в смысле проигрыша, и совсем другое дело, когда просто унижают, без всяких там игр. Одно дело - непомерно обострённо реагировать на критику, тем паче когда ловят на действительных ошибках, и совсем другое дело - испытывать жажду мщения, как было ска-
зано выше, когда издеваются и поносят святыни. Такое не забывают. И это не детский сад, когда расходятся миром примерно по следующей схеме: давай ты поноси мои святыни по чётным, а я твои - по нечётным, или наоборот. Тут всё серьёзно, тут всё по-взрослому.
Но всё это, в смысле нарциссизма, служит, как мы уже отмечали, если уж и не делу мира, то делу жизни. Что же касается злокачественной агрессии, противной и перпендикулярной витализму, то в ряду отнюдь не кажущейся, а самой что ни на есть настоящей деструктивности месть, по мнению Эриха Фромма, стоит на самом что ни на есть первом месте. Уж и не знаешь, радоваться этому либо огорчаться.
Агрессивность из мести - это ответная реакция индивида на несправедливость, которая принесла страдания ему или кому-нибудь из членов его группы. Такая реакция отличается от обычной оборонительной агрессии в двух аспектах. Во-первых, она возникает уже после того, как причинён вред, и потому о защите от грозящей опасности уже говорить поздно. Во-вторых, она отличается значительно большей жестокостью и часто связана с половыми извращениями. Не случайно в языке бытует выражение «жажда мести». Вряд ли нужно объяснять, насколько широка сфера распространения мести (как у отдельных лиц, так и у групп). Известно, что институт кровной мести существует практически во всех уголках земного шара: в Восточной и Северо-Восточной Индии, в Бенгалии, Новой Гвинее, Полинезии и (до недавнего времени) на Корсике. Кровная месть является священным долгом: за убийство любого представителя семьи, племени или клана должен понести кару тот клан, к которому принадлежал убийца. Институт кровной мести делает кровопролитие бесконечным. Ведь наказанием за преступление становится тоже убийство, которое, в свою очередь, ведёт к новому витку мести, и так без конца. Теоретически кровная месть является бесконечной цепью, и она действительно приводит нередко к истреблению целых семей или больших групп. Кровная месть в порядке исключения встречается даже у очень миролюбивых народов, например у гренландцев, которые не знают, что такое война, но знают кровную месть и не испытывают по этому поводу каких-либо страданий.
Не только кровная месть, но и все формы наказания - от самых примитивных до самых совершенных - являются выражением мести. Классической иллюстрацией этого служит lex talionis (закон возмездия: око за око, зуб за зуб) Ветхого Завета. Угрозу наказывать детей за вину отцов до третьего и четвёртого поколения следует рассматривать как выражение мести Бога, заповеди которого были нарушены, хотя одновременно мы видим попытку смягчить эту угрозу в форме обеща-
ния творить «милость до тысяч родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исх. 20:5,6). Ту же самую мысль мы встречаем у многих других народов - например, у якутов есть закон, который гласит: «Если пролилась кровь человека, она требует искупления». У якутов потомки убитого мстят потомкам убийцы до девятого колена.
Нельзя не согласиться, что кровная месть и закон о наказании выполняют определённую социальную роль в обеспечении стабильности общества. Если эта функция отсутствует, то жажда мести находит иное выражение. Так, проиграв войну 1914-1918 гг., немцы были охвачены желанием мести и хотели во что бы то ни стало отплатить за несправедливые условия Версальского договора... Известно, что даже ложная информация о злодеяниях может вызывать сильнейшую ярость и жажду мести. Так Гитлер, прежде чем напасть на Чехословакию, приказал распространять слухи о жестоком отношении к немецкому меньшинству на территории Чехословакии. Массовое кровопролитие в Индонезии в 1965 г. началось после сообщения о зверском убийстве нескольких генералов, которые были противниками Сукарно. Одним из наиболее ярких проявлений мстительной памяти поколений является бытующая уже две тысячи лет ненависть к евреям, которые якобы распяли Христа. Репутация «христопродавцев» стала одной из главных причин воинствующего антисемитизма.
Почему мстительность является такой глубоко укоренившейся и интенсивной страстью? Попробуем поразмышлять. Может быть, в мести в какой-то мере замешаны элементы магического или ритуального характера? Если уничтожают того, кто совершил злодеяние, то этот поступок как бы оказывается вытеснен магическим способом в результате расплаты. Это ещё и сегодня находит свой отзвук в языке: «Преступник поплатился за свою вину». По крайней мере теоретически после отбытия наказания преступник равен тому, кто никогда не совершал преступления. Месть можно считать магическим исправлением зла. Но даже если это так, то возникает вопрос: почему так сильно это стремление к искуплению, к благу, к добру? Может быть, у человека есть элементарное, из глубин внедренное чувство справедливости, исконное ощущение экзистенциального равенства всех людей? Мы есть мы. Ведь каждого из нас в муках, в высях, в рысях, родила мать; каждый когда-то был беспомощным ребёнком, и все мы подвластны, и все мы смертны. И хотя человек порой не может противиться злу и страдает, но в своей жажде мести он пытается вытеснить это зло, избавиться от него, забыть, что ему когда-то был причинён вред. (По-видимому, такого же рода корни имеет и зависть. Каин не мог перенести, что он был отвергнут, в то время как его брат был принят. Всё произошло
само собой, он был не в состоянии что-либо изменить. И эта несправедливость вызвала в нём такую зависть, что он не нашёл другого способа расплаты, как убийство брата - Авеля.) Однако для мести должны существовать и другие причины. По всей видимости, человек тогда берётся вершить правосудие, когда он теряет веру В своей жажде мести он больше не нуждается в авторитетах, он и есть «высший судия», и, совершая акт мести, он сам себя чувствует и ангелом, и Богом - это его звёздный час.
Можно найти ещё целый ряд причин. Например, жестокость с нанесением телесных повреждений. Разве кастрация (или просто пытки) не противоречит элементарным общечеловеческим требованиям совести? Разве совесть не препятствует совершению бесчеловечных поступков под влиянием чувства мести? А может быть, здесь проявляется механизм защиты от собственной деструктивности: вот тот (другой человек, палач) способен на жестокость, а я - нет. Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо дальнейшее исследование феномена мести.
Высказанные выше соображения, по-видимому, опираются на представление о том, что жажда мести как глубинное чувство личности присуща всем людям. Однако факты не подтверждают это предположение. Несмотря на то что потребность в мести довольно широко распространена, её проявления существенно отличаются по характеру и интенсивностью в разных культурах, а уж тем более у отдельных индивидов. Эти различия обусловлены целым рядом факторов и причин. Одним из таких факторов является отношение к собственности - к проблеме богатства и бедности. Так, например, человек (или группа), не располагающий огромным богатством, но всё же достаточно обеспеченный, чтобы не скупиться и не думать с тревогой о завтрашнем дне, способен радоваться жизни и «не делать трагедию» из временной неудачи, принесшей некоторый материальный ущерб, в то время как настоящий богач с недоверчивым характером скупца и накопителя воспринимает всякую утрату как непоправимую трагедию.
Мне кажется, что жажда мести поддаётся вполне определённому шкалированию. При этом на одном конце шкалы находятся люди, совершенно лишённые мстительных чувств: это те, кто достиг в своём развитии уровня, соответствующего христианскому и буддистскому идеалу человека. Зато на другом конце этой шкалы располагаются люди с робким накопительным характером, нарциссы высшего ранга, у которых даже малейший ущерб вызывает бурю мстительных эмоций (настоящую жажду мести). Этому типу примерно соответствует человек, требующий, чтобы жулик, который украл у него пару долларов, был сурово наказан. Это также профессор, который, помня обидное высказы-
вание студента в свой адрес, откажется рекомендовать его при устройстве на работу или даст плохую рекомендацию. Это покупатель, жалующийся директору магазина на плохое обслуживание и требующий обязательно, чтобы продавец был уволен. Во всех этих случаях мы имеем дело с жаждой мести как устойчивой чертой характера» [5].
Теперь мне, в свою очередь, хочется высказать ряд соображений. Готов подписаться под тремя тезисами Э. Фромма, высказанными им в цитированном отрывке. Во-первых, что агрессивность из мести - ответная реакция индивида на несправедливость, которая принесла страдания ему или кому-нибудь из членов его группы; во-вторых, что не только кровная месть, но и все формы наказания являются выражением мести; и, в-третьих, что кровная месть и закон о наказании выполняют определённую (я бы сказал - существенную) роль в обеспечении стабильности общества. Со всем остальным согласиться не могу. Кроме как издевательство не воспринимаю положение, что, мол, месть связана с половыми извращениями. Тут уж надо так: «борщ отдельно, мухи отдельно». Из полового извращенца - мститель, как, pardon, из дерьма - пуля. Представить себе, что солдаты, поднимающиеся в атаку, мстя супостату за разруху, за кровь и слёзы детей, отцов и матерей, за вчера погибшего друга, испытывают при этом сексуальный оргазм - безрассудно и бесстыдно. Да, в языке бытует выражение «жажда мести», но в том же языке существует выражение «жажда жизни» - ну, так что ж с того?!
А сейчас о кровной мести. Э. Фромм непоследователен: с одной стороны, представляет обширный географический список мест, где кровная месть распространена (его, кстати говоря, можно было бы и дополнить), не забывает даже «экзотических» гренландцев и якутов, приводит выдержки из Ветхого Завета, а с другой стороны, утверждает, что кровная месть-де является бесконечной цепью, что она-де нередко приводит к истреблению целых семей и больших групп. Не надо считать человечество дурнее психоаналитиков. История буддизма исчисляется 2,5 тысячами лет, христианства - 2 тысячами, тем паче что то, как обстояло дело с местью в истории практического христианства, забыться не успело. Если бы было правдой, что пишет Фромм, то человечество так бы и не дожило ни до буддизма, ни до христианства, переколов, перерезав друг друга. Это сущий миф, что кровная месть ведёт к истощению, к уничтожению человеческих популяций. Напротив, она древнейший, мощнейший сдерживающий фактор убийства себе подобного. Это сущий миф, что стоит одному члену клана убить представителя другого, то это автоматически ведёт к развязыванию войны на истребление. Ничего подобного. Сначала соберутся старейшины обоих родов и
обсудят, как всё случилось, кто виноват и насколько. Если обнаружат, что это не был честный поединок, а деяние, порочащее честь рода, то не то что никакой войны не будет, а и самого нечестивца, если не успеет сбежать, выдадут пострадавшему клану. Если же сбежит, то священным долгом получившего ущерб клана будет разыскать и покарать убийцу, причём родной клан защищать беглеца не будет. За институтом кровной мести мудрость рода человеческого. Подумайте, насколько больше убийств, воровства да и вообще всяких подлых, позорных поступков на душу населения в цивилизованных странах, нежели в тех регионах, где кровная месть распространена.
Теперь по поводу субъективности мести и её шкалирования. Что касается одного конца данной шкалы, то он принимается - это буддистский и христианский идеал человека. Пусть он идеалом и останется, равно как в науке недостижимым идеалом сияет абсолютное знание. Но вот второй полюс, т. е. высшее проявление мести, до неприличия карикатурен. Представлять в роли мстителя с «большой буквы» злопамятного профессора и сварливого покупателя как-то даже несерьёзно. Не надо путать месть с мелочностью, вычурным аккуратизмом и себялюбивой капризностью, граничащей с истеричностью. Если там и есть месть, то месть с очень «маленькой буквы». А если уж моделировать ситуации, выдумывать персонажи, то я бы как сценарий высшего проявления мести, как олицетворение, как очеловечивание второго полюса фроммовской шкалы поставил бы графа Монте-Кристо из одноимённого романа Александра Дюма-старшего. «Карлики» они все по сравнению с ним. Что же касаемо до обворованного на два доллара гражданина, то надлежит заметить следующее: конечно, он бессердечно придирчив, бессовестно мелочен, ему бы надо было извиниться за то, что заметил, отдать неуклюжему воришке своё портмоне и в придачу ключ от квартиры, где деньги лежат. Вот это было бы в самый раз. Фромма почему-то не очень волнует, что воровство само по себе плохо, что воровство сам по себе грех: начинают с двух долларов, а кончают бог знает чем, где и как. Конечно, наказание должно быть соразмерно преступлению, но эра милосердия наступит только тогда, когда не только каждый убийца, насильник и бандит, но и каждый вор будет сидеть в тюрьме. Этим пока и утешимся.
Примечания
1. Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992. С. 23-24.
2. Там же. С. 25-26.
3. Там же. С. 63-64.
4. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктив-ности. М.: Республика, 1994. С. 176.
5. Там же. С. 237-240.
