CC BY
12
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
А. В. Исаев
Воронежский государственный университет
АПОФЕОЗ ЖИЗНИ В ФИЛОСОФИИ РУССКОГО КОСМИЗМА: МОРАЛЬНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ И АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ТУПИК
Цель статьи этико-философский анализ ценностных основ жизни в философии русского космизма. Новизна исследования определяется тем, что в «теоретической» части нравственная система Н. Ф. Федорова, содержащая критическую рефлексию недолжного состояния мира, безупречна с этической точки зрения, выявляются противоречия между возвышением жизни и ее отрицанием, между абсолютизацией жизни и ее нигилизацией, что определяется как моральная дилемма, приводящая к антропологическому тупику (постчеловеческие проекты, «совершенного» (бессмертного, здорового и вечно молодого, полностью утратившего черты, которые делали его человеком в известной нам истории). Показано, что ценность и апофеоз космической жизни в учении Н. Федорова, подменяет нравственную субъектность человека: утрачивается его моральная и антропологическая качественность. В этом контексте предлагается разделять философию «общего дела» на теоретическую, в центре которой классический нравственный императив, и практическую, в который этот императив, претворяясь в действительность, приводит к исчезновению человека в его традиционной этико-антропологической и метафизической сущности.
Ключевые слова: жизнь, ценность жизни, человек, философия космизма, Н. Ф. Федоров, трансгуманизм, моральные дилеммы, сущее и должное, нравственный императив.
A. V. Isaev
Voronezh State University (Voronezh, Russia)
APOTHEOIS OF LIFE IN THE PHILOSOPHY OF RUSSIAN COSMISM:
MORAL CONTRADICTIONS AND THE ANTHROPOLOGICAL IMPASSE
The purpose of the article is an ethical and philosophical analysis of the value foundations of life in the philosophy of Russian cosmism. The novelty of the study is determined by the fact that in the "theoretical" part, the moral system of N. F. Fedorov, containing a critical reflection of the improper state of the world, is ethically flawless. The paper reveals contradictions between the exaltation of life and its negation, between the absolutization of life and its nihilization, which is determined as a moral dilemma leading to an anthropological dead end (posthuman projects, "perfect" (immortal, healthy and eternally young people, who completely lost the features that made them humans in the known history). The work shows that the value and apotheosis of cosmic life in the teachings of N. Fedorov replaces the moral subjectivity of a person - its moral and anthropological quality is lost. In this context, the article offers to divide the philosophy of the "common cause" into a theoretical one with the classical moral imperative in the center, and a
practical one, in which, turning into reality, this imperative leads to the disappearance of a person in a traditional ethical-anthropological and metaphysical essence.
Keywords: life, value of life, person, philosophy of cosmism, N. F. Fedorov, transhumanism, moral dilemmas, what is and what ought to be, moral imperative.
DOI 10.22405/2304-4772-2022-1 -3-5-16
Вопрос о ценности человеческой жизни с новой силой возник в XXI веке, когда военно-политические, экономические, эпидемиологические, экологические, демографические и прочие катаклизмы поставили под угрозу человеческое существование в глобальном всепланетарном масштабе. Налицо упадок идей просвещенческого гуманизма, который в новом тысячелетии обратился в свою противоположность: в массовую дегуманизацию общества и культуры. Об этом серьезно говорили крупные европейские и русские мыслители еще в начале XX века, видя зарождение процессов, которые с особой силой проявятся уже в XXI веке. Эта версия гуманизма основывалась на весьма слабых этических основаниях, не учитывавших ни «темных» иррациональных сторон личности, ни ее противоречивого и непредсказуемого характера, не позволивших реализоваться проектам гуманистической идеологии.
В этих обстоятельствах важен поиск такой философской модели, которая одновременно, культивировала бы высокую ценность человеческой жизни, была подлинно гуманистической, и в тоже время не игнорировала «инфернальных» сторон человеческой личности, не пыталась бы их исправить рациональными методами «розового» гуманизма, если применить терминологию К. Леонтьева по отношению к гуманистическим версиям христианства Достоевского и Толстого. В поле исследовательского зрения сегодня попадают различные концепции и теории, но одна из них заслуживает серьезного критического разбора. Это философия русского космизма, в котором апофеоз жизни, кажется, достигает особой величины, что и заставляет исследователей совершенно различных направлений обращать на него внимание.
В последние десятилетия не только в России, но и за рубежом это направление вызвало неподдельный интерес. В том числе и фигура самого родоначальника космизма, создателя проекта «общего дела» Н. Ф. Федорова [10; 14; 15; 18]. В исследовательской литературе, как правило, преобладает апологетический подход к этому направлению, часто романтизирующий человеческие возможности на путях научно-технического прогресса. В то же время есть трезвая оценка реального вклада Н. Ф. Федорова в становление русской этики как самобытного направления отечественной философии. Так, В. Н. Назаров трактует «философию общего дела» Н. Ф. Федорова как «этику воскрешения жизни» [11, с. 483]; в понимании О. С. Пугачева Федоров «великий моралист» [13, с. 163]; В. Ю. Даренский отмечает приоритетность использования Федоровым базового нравственного понятия «преображение человека» как «цели философии и культуры в целом» [7, с. 70]; Ф. И. Гиренок
обращает внимание, что Федоров ставит, прежде всего, нравственные, а не технологические задачи перед человечеством [6, с. 18] и т.д.
Все это справедливо, поскольку главная идея Н. Ф. Федорова -дарование жизни всем ушедшим поколениям действительно обладает большим нравственным зарядом. Здесь дело не только в жалости и сострадании к умершим, что само по себе является значительным проявлением морального чувства, сколько в обосновании необходимости воскрешения предков через нравственную идею долга перед отцами. Императив долженствования гораздо сильнее морального сентиментализма, и именно это ставит этику долга Федорова в один ряд с категорическим императивом Канта и наделяет ее высочайшей духовной ценностью.
Все проблемы начинаются с «практической» частью, то есть с вопросом о реализации этого проекта в жизнь. И здесь нельзя обойти вниманием критику Федорова со стороны тех русских религиозных философов, которые давали ему очень высокую оценку. Для объективного восприятия учения Федорова и основанного на нем русского космизма, особенно его религиозных идей, эта критика очень значима. Но она, увы, часто игнорируется в современной апологетике космизма. Приведем несколько высказываний, не просто сохранивших свою актуальность, но именно сегодня ставшими актуальными.
Наиболее объективное отношение к Федорову высказал, мы полагаем, Н. А. Бердяев: «Федоров излагает вселенские деловые проекты, перескакивает от Св. Троицы к устройству музея, от метеорологии к воскрешению мертвых, бесконечно повторяется, соединяет безумную фантастику с трезвым реализмом» [2, с. 424-425]; «Как утопист, Федоров верит в безграничную силу разума в мире и недооценивает значения иррациональных, темных стихий, преуменьшает силу зла в человеческой жизни. В религиозном сознании это вело к тому, что он слишком много возлагал на трудовые усилия человека и как будто бы не видел, что воскресение возможно лишь через благодатное возрождение во Христе, а не через регулирующую волю человека, его знание и технику» [3, с. 470].
«Безумная фантастика», кажется, одно из самых точных определений проекта воскрешения умерших с помощью научно-технических средств. С точки зрения классической академической науки - это утопический сциентизм, он неприемлем, так как противоречит фундаментальным законам природы, изменить которые, не разрушив своей сущности, человек не в силах. Если говорить с точки зрения религии, конкретно, с позиций ортодоксального богословия, то научно-техническое воскрешение - ересь. Ни один известный богослов не дал позитивной оценки такому замыслу. Не случайно эти идеи увлекли сторонников трансгуманизма, не так давно появившегося иммортологического направления, стремящегося с помощью развития биотехнологий достичь невероятного долголетия и даже физического бессмертия человека в земных условиях.
Обратимся теперь к богословской ветви русской религиозной философии. «Федоровский «проект», - пишет еще один ценитель Федорова С. Н. Булгаков, - хозяйственно, магического воскрешения грешит недолжным
смешением областей хозяйства и теургии... Федоров же берет теперешнее состояние жизни, как вообще единственно возможное, и хочет лишь расширения магической мощи человека чрез «регуляцию природы», направленную к целям «общего дела», т. е. воскрешения» [4, с. 404]. И такой вердикт Булгакова: «Федоровская религия есть как бы христианский вариант египетского мировоззрения» [4, с. 406].
Представляется, что это абсолютно верная оценка, так как именно египтяне совершали анатомические, то есть научные манипуляции с умершим телом для достижения целей, правда не воскрешения, но мумификации. Федоров идет дальше египтян, предлагая научно-технические методы воскрешения. Можно сказать, что египтяне впервые применили биотехнологии, которые сегодня широко используются в различных иммортологических практиках.
И еще оценка Г. В. Флоровского как очень авторитетного православного богослова: «Все мировоззрение Федорова поражено неисцельным практицизмом, под именем «трудового сознания» он проповедует самый насильнический утилитаризм. Личность подчиняется «проекту». .В критике и в своих исканиях Федоров часто бывает прав. И прежде всего был он прав в этом требовании «делового слова», в этой жажде христианского дела. Но и эта правда изнутри обессилена гуманистической самоуверенностью... «Дело» он измыслил себе соблазнительное и напрасное... И блеск мечты не есть пламень благодати...» [19, с. 724].
Это весьма серьезная критика, которую игнорировать не представляется возможным. Однако, нужно отметить, что она относится к практической части проекта Федорова, к его методам осуществления воскрешения умерших. Действительно, практическая реализация «общего дела» упирается, с одной стороны в ересь, с другой, в «безумную фантастику». Сама же цель -нравственно совершенное общество, царство небесное на земле, хоть и утопична, но обладает большой духовной ценностью. А какая мораль не утопична? Мораль утопична по своей сущности, поскольку в ней говорится о должном, о том состоянии, которого нет, но которое должно быть, поскольку без стремления к этому пропадает человек. Но акцент на долженствовании отличает утопизм морали от утопизма как такового (социального, политического, научного), в котором формируется лишь желательный образ будущего вне связи с моральным императивом.
И в этой «теоретической» части нравственная система Федорова, содержащая мощную критическую рефлексию недолжного, «небратского», «несовершеннолетнего» состояния мира, в котором рознь, вражда, братоубийственные войны, лицемерие, господство «фарисейской морали» и прочие бесконечные моральные изъяны человеческой истории безупречна с этической точки зрения. О чем и говорит Г. Флоровский, подчеркивая правоту Федорова в его исканиях и критике наличного. Однако, здесь есть один достаточно проблемный аспект, связанный с отношением к жизни.
С одной стороны, в философии «общего дела» явлен некий апофеоз жизни, торжество абсолютной ценности жизни, каждой жизни, буквальное ее
обожествление, поскольку воскрешению подлежат все когда-либо жившие люди. Но с другой, именно эта наличная жизнь поражена страшнейшим моральным пороком, на языке христианства грехом, который и приводит к нескончаемым человеческим бедствиям. Восстановить такую жизнь будет означать восстановить и увековечить порок, что невозможно с точки зрения самого Федорова и моральной логики христианства, которой он придерживается. Или это будет уже совершенно другая жизнь, как говорят космисты, нравственно и физически преображенная? Но останется ли тогда человек человеком? Или он, как грезится современным сторонникам крионики и иммортализма войдет в новую постчеловеческую фазу эволюции?
Налицо противоречие между возвышением жизни и одновременно ее отрицанием, который не остался незамеченным исследователями. Говоря о ценности жизни и человека в русском космизме, Л. В. Фесенкова отмечает его утопичности и декларативность. «На словах, - пишет исследователь, - жизнь провозглашается сверхценностью, а сам русский космизм представляется высшей формой гуманизма. Но подлинной ценностью для космистов оказывается вовсе не жизнь и не жизнь человека, а сверхжизнь и сверхчеловек в будущем кардинально переделанном бытии. Русский космизм наделяет позитивной ценностью лишь человека и жизнь будущего (переделавший свою природу, «обоженный» человек и преображенная жизнь). А человек и жизнь настоящего получают резко отрицательную оценку» [17, с. 79]. Исследователь связывает такое негативное отношение к наличной жизни как источнику зла с гностической традицией, которая была достаточно сильна в русской культуре начала XX в. и особенно в философии космизма. Именно гностицизм с его радикальным неприятием мира как зла повлиял на русский космизм. Это достаточно серьезное обвинение в адрес этой традиции, которая к тому же сегодня переживает «второе дыхание» [18].
В этом контексте необходимо рассмотреть вопрос о нравственной ценности жизни в философии Н. Ф. Федорова и в русском космизме, который во многом, хотя не во всем, продолжает развитие «общего дела».
На первом плане в философии «общего дела» стоит вопрос о воскрешении, и, соответственно, вопрос о смерти, ее природе, ее недолжности, и о возможностях ее преодоления. И этому уделено очень много места и во всем наследии Федорова, и в современных исследованиях его учения [5, 9, 14]. А вот вопрос о жизни, о ценности отдельной человеческой жизни теряется и растворяется в этом большом вопросе общего дела, в которое включено все человечество. Что соответствует надличностному общественно-историческому, а не экзистенциально-персоналистическому пониманию человека у Федорова. Он всегда подчеркивает эту социально-родовую сущность человека как «сына человеческого» и антропологическую как «смертного».
Это противопоставление сынов человеческих и блудных сынов принципиально для Федорова. Он говорит, что наличная человеческая история есть профанация, являющаяся созданием «людеи, искусственною жизнью живущих, утративших естественный смысл или цель жизни, это уже история не сынов, а если и сынов, то забывших отцов, т. е. сынов блудных» [16, т. 1, с.
135]. Главный центр всей философии Федорова заключается в идее супраморализма, в котором дано прямое указание на то, что наличная жизнь есть жизнь искусственная: «Супраморализм - это вопрос о двух рознях и о двух объединениях; вопрос о двух рознях, т.е. о внешней розни - о богатых и бедных и о розни внутренней - об ученых и неученых (о двух разумах), разрешаемый чрез замену вопроса о всеобщем обогащении вопросом о всеобщем возвращении жизни, т.е. чрез замену нашей искусственном жизни, искусственного дела, делом естественным, творимым в нас самою природою, приходящею чрез нас в сознание [16, т. 1, с. 388-389].
Какая ценность может быть у искусственной жизни?
Никакой настоящей, подлинной жизни у людей нет, согласно Федорову, и поэтому ценность такой жизни весьма условна и относительна, и она, конечно, не может быть увековечена и требует для воскрешения прежде нравственного преображения.
И здесь обнаруживается противоречие, заводящее в тупик: чтобы прийти к идее воскрешения необходимо нравственное преображение, поскольку в ненравственное сознание такая идея прийти не может. Но наличное нравственное сознание не преображено и, следовательно, закрыто для этой идеи. Каким образом оно может открыться для нее, что должно случиться, чтобы сознание преобразилось, если оно до этого во всей человеческой истории находилось в одном и том же состоянии, в состоянии «несовешеннолетия», согласно Федорову? Мы не можем найти позитивного ответа в его идеях на этот вопрос, так как он требует персональной, экзистенциальной рефлексии, возможной лишь в рамках индивидуальной, а не коллективной этики.
В этических координатах философия «общего дела» предстает следующим образом: можно сказать, что человек смертный, порождающий неродственные отношения в истории, всяческое зло и неправду, непрекращающуюся рознь - это сущее, в котором есть только «искусственная жизнь», а преображенное, братское состояние всего человечества, психократия - это должное, достижимое посредством «общего дела», т.е. жизнь подлинная. На первом месте у Федорова жизнь рода, всего человечества, а не отдельного человека. И моральные задания он задает не одному человеку, а всему человечеству: «Если жизнь человеческого рода бессознательно есть взаимное истребление, то чем она должна быть сознательно?» [16, т. 2, с. 227]. И осознание смертности является началом становления человечества (не человека): «Начало человечества тесно связано с сознанием смертности и с проявлением этого сознания в стремлении к замене естественного, само собой рождающегося, самодеятельностью, требующей объединения существ» [16, т. 2, с. 249]. В конечном счете, центральный пункт всего проекта Федорова - идея воскрешения человечества «представляется делом не сугубо индивидуальным, а делом, должным стать задачей для будущих поколений и людей, живущих и когда-либо живших на Земле» [8, с. 651].
Так или иначе, Федоров ставит вопрос «о наилучшем и самом естественном употреблении жизни сынами человеческими в их совокупности, т. е. в их совершеннолетии» [16, т. 1, с. 38]. Иными словами, для него важен
вопрос о практическом, даже прагматическом назначении жизни в свете его проекта, а не вопрос о ее аксиологическом и онтологическом статусе. Думается, что такого статуса, предполагающего положительное значение жизни, наличной жизни у Федорова нет, как нет и не может быть никакого позитивного статуса и значения смерти. В духе Бердяева можно сказать, что Федоров мыслит о человеке в проективно-фантастических образах: «Человеку будут доступны все небесные пространства, все небесные миры только тогда, когда он сам будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что тогда только он будет способен жить во всех средах, принимать всякие формы и быть в гостях у всех поколении»» [16, т. 1, с. 405].
По сути дела, у Федорова ценность жизни - это ценность космической жизни, и апофеоз жизни - это апофеоз космической жизни. Такое космическое вдохновение есть характерная черта русского космизма. У К. Э. Циолковского она нашла наиболее полное выражение. Он пишет в работе «Будущее Земли и человечества»: «И Землю и другие планеты придется привести к порядку, чтобы они не были источником мучения для атомов, живущих в несовершенных существах. Кроме того, Земля необходима, как опора, как базис для распространения и упрочения могущества человека в солнечной системе и на ее планетах. Вот почему мы займемся судьбою Земли и ее населения. Ее будущая судьба есть и судьба вселенной, уже давно исполнившаяся, так как времени для этого было достаточно» [20, с. 4].
У Циолковского также речь идет о человечестве, а не о человеке, жизнь которого приобретает ценность, лишь будучи интегрированной во всеобщность. Сам же человек в наличном состоянии - «несовершенное существо», требующее для своего восполнения стать часть космического единства, чтобы «атомы не мучились». Разумеется, что у такого несовершенного существа не может быть никакой самостоятельной ценности, которая бы превышала ценность «атома».
Представляется, что мысли о том, что философия Федорова является, прежде всего, антропоцентрической, в которой высшей ценностью является человеческая жизнь, а не космоцентрическим проектом принадлежит не столько самому Федорову, сколько его современным исследователям и последователям. Польский ученый Д. Ваньчик считает, что ориентиром всего проекта Федорова является простая аксиома, которая противопоставляет жизнь -добро смерти-злу. Он пишет: «эта альтернатива имеет онтологическим характер, определяет границы бытия: жизнь-добро - это то, что существует; смерть-зло - это то, чего нет. Одновременно в рамках данной парадигмы онтология определяется этикои - то, что существует, становится добром и требует борьбы со злом, а то, чего нет, что догнала смерть - это триумф зла, разгром добра» [5, с. 546]. Сербский философ В. Меденица делает такой общий вывод из анализа идей Федорова: «жизнь - это добро, а смерть - зло. Причем жизнь, как это любовь требует, для всех, а не только для некоторых, жизнь вечную для человека, для всей твари» [9, с. 264-265].
Но здесь обнаруживается следующее противоречие: с одной стороны, жизнь - благо и высшая ценность, причем наличная жизнь в биологическом аспекте; но, с другой, именно эта наличная жизнь представляет собой источник хищничества, пожирания, взаимного истребления и нескончаемого эгоизма, то есть всего того, что несет с собой смертная жизнь, и что должно, согласно Федорову быть преодолено. Но смертность, согласно его же логике, имманентна самой жизни и нет никакой возможности их разъять без разрушения самой жизни. Более того, если обратиться к идеям таких русских философов как Л. П. Карсавин, Н. А. Бердяев, И. А. Ильин именно смертность в плане ее осознания и переживания в значительной мере и составляет духовный и нравственный смысл жизни, а не является лишь источником зла, как в манихейских и гностических системах.
К тому же, это достаточно прямолинейная бинарная оппозиция добра/зла, в которой не учитывается антиномическая сущность моральной природы человека. Анализируя этико-эстетическую архитектонику дантовского Рая, В. Н. Назаров задается таким вопросом: «В чем причина того, что в дантовском Раю собраны души, вкусившие зло? Один из возможных ответов состоит в том, что человек должен чувствовать в раю не только блаженство, но и свободу. А для этого он должен вкусить зло, согрешить» [12, с. 14]. Это важнейший момент для полноценного морального сознания - искушение злом как свободой.
Но радикализм философии «общего дела» и философии космизма в том и стоит, что здесь нет места противоречивой картине нравственного бытия, а есть устремленность на освобождение жизни от смерти, истребление смерти во имя жизни, но жизни преображенной не только нравственно, но и физически. Понятно, что такая без-смертная жизнь антропологически и физически не будет тождественна жизни смертной. Вот почему в космизме популярны, например, идеи об афтотрофности человека и понятно движение к трансгуманизму, в котором исконная человеческая природа должна подвергнуться значительной трансформации, если не полному уничтожению.
О сближении трансгуманизма и русского космизма уже говорят многие исследователи: «При всей их разности русский космизм и трансгуманизм нуждаются друг в друге: русскому космизму, при всей его устремленности к гармоническому бытию, пожалуй, все-таки свойственен уклон в теоретическую сторону (хотелось бы верить, что это болезнь детского возраста), а трансгуманизму свойственно противоположное уклонение в сторону практико -коммерческой деятельности» [1, с. 437-438]. Общего у космистов и трансгуманистов оказывается гораздо больше, чем различий. Несмотря на то, что русский космизм все-таки окрашен национальными чертами, это своеобразие исчезает, когда речь идет об общих имморталистические проектах.
Весьма показательно в этом плане свидетельство американского исследователя Федорова Д. Янга, который говорит о том, что сегодня «процветает множество международных вариантов движения активного иммортализма: крионика, трансгуманизм, аболиционизм, технологическая сингулярность и другие. Все эти варианты выступают за научный и
техническим поиск в области достижении бессмертия. Другие варианты, типа «New Age», ориентируются на духовные попытки достижения бессмертия: трансцендентальная медитация, чакра йога, постоянная молитва, викка, высшая магия, и. т. д.» [21, с. 174]. Но особенно примечательно то, что в Америке группа имморталистов учредила новую «Церковь Бесконечной Жизни» («Church of Perpetual Life») основанную на философии «пророка» Н. Ф. Федорова (http://www.churchofperpetuallife.org). «Это новое вероисповедание ставит целью объединить энтузиастов продления жизни, активного долголетия, крионики, иммортализма во имя воплощения в жизнь плана Творца об Общем Деле всего человечества. Его адепты подчеркивают, что развитие технологии" должно быть направлено на преображение жизни и достижение бессмертия, на благое творчество. Своими задачами они считают распространение идеи" общего дела, укрепление межчеловеческих связей между членами общины, поддержку тех членов церкви, которые больны, нуждаются в медицинском помощи и уходе, продвижение биомедицинских исследовании" и др. Идеи Федорова положены в духовный фундамент Церкви Бесконечной Жизни. Первая служба в новой церкви состоялась 16 ноября 2013 года» [21, с. 174].
Таким образом, можно подвести некоторые итоги. Если говорить об апофеозе жизни в философии космизма, то очевидно, что это апофеоз уже не человеческой, а какой-то сверхчеловеческой, космической, на бесконечность отдаленной от традиционного образа жизни, предполагающий такие антропологические «изъяны» как старость, болезнь и смерть. В философии космизма эти «изъяны» подвергаются однозначному искоренению, при том, что они в традиционной духовной культуре являются необходимыми экзистенциальными, пограничными ситуациями, посредством которых человек совершает нравственное восхождение, то есть достигает подлинного человеческого бытия.
Это противоречие между абсолютизацией и нигилизацией жизни является серьезной моральной дилеммой, приводящей в конечном счете к антропологическому тупику, который реализуется в различных постчеловеческих и трансгуманистических проектах, в которых явлен «совершенный» (бессмертный, здоровый и вечно молодой) человек, который полностью утрачивает те черты, которые делали его человеком в известной нам истории. Исходя из этого, мы полагаем, что нужно разделять философию «общего дела» на теоретическую, в которой явлен классический нравственный императив, предполагающий духовное преображения человека, и практическую, в который этот императив, претворяясь в действительность, способствует исчезновению человека в его традиционном этико -антропологической и метафизической сущности.
Литература
1. Абрамов М. А. Трансгуманизм и русский космизм: иммортализм и анастасис - культурно-исторические корни и научное мировоззрение //
Московский Сократ: Николай Федорович Федоров (1829-1903). М.: Академ. проект, 2018. С. 437-443.
2. Бердяев Н. А. Религия воскрешения («Философия общего дела» Н. Ф. Федорова) // Н. Ф. Федоров: pro et contra : антология. СПб.: РХГА, 2004. Кн. 1. с. 424-468.
3. Бердяев Н. А. Пророчества Н. Ф. Федорова о войне // Н. Ф. Федоров: pro et contra : антология. СПб.: РХГА, 2004. Кн. 1. С. 469-474.
4. Булгаков С. Н. Свет невечерний // Н. Ф. Федоров: pro et contra : антология. СПб.: РХГА, 2004. Кн. 1. С. 400-413.
5. Ваньчик Д. Тело в философии Николая Федорова и Дмитрия Мережковского // Московский Сократ: Николай Федорович Федоров (1829 -1903). М.: Академ. проект, 2018. С. 545-549.
6. Гиренок Ф. И. Русские космисты. М.: Знание, 1990. 64 с.
7. Даренский В. Ю. Парадигмы преображения человека в русской философии XX века. СПб.: Алетейя, 2018. 328 с.
8. Криман А. И. Философия Н. Ф. Федорова в контексте трансгуманизма // Московский Сократ: Николай Федорович Федоров (1829-1903). М.: Академ. проект, 2018. С. 647-652.
9. Меденица В. Дерево и человек // Московский Сократ: Николай Федорович Федоров (1829-1903). М.: Академ. проект, 2018. С. 262-266.
10. Московский Сократ: Николай Федорович Федоров (1829-1903). М.: Академ. проект, 2018. 912 с.
11. Назаров В. Н. «Супраморализм, или всеобщий синтез» // Этика : энцикл. словарь. М.: Гардарики, 2001. С 482-483.
12. Назаров В. Н. Данте: Восхождение к небесам Рая: морально-эстетическая символика «Рая» в «Божественной Комедии». Тула: Аквариус, 2020. 484 с.
13. Пугачев О. С. Этическии контекст проблемы бессмертия в русской религиозном философии (конец XIX - начало XX в.). Пермь: Пермский ГТУ, 1998. 166 с.
14. Семенова С. Г. Философ будущего века: Николай Федоров. М.: Пашков дом, 2004. 576 с.
15. «Служитель духа вечной памяти». Николай Федорович Федоров (к 180-летию со дня рождения) : сборник научных статей : в 2 ч. М.: Пашков дом, 2010.
16. Федоров Н. Ф. Собрание сочинений. В 4 т. М.: Прогресс : Традиция, 1995-2000.
17. Фесенкова Л. В. Русский религиозный космизм о ценности жизни и человека // Жизнь как ценность. М.: ИФ РАН, 2000. С. 67-81.
18. Философия общего дела : материалы международных научных чтений памяти Н. Ф. Федорова. М.: ЦБС ЮЗАО, 2022. 768 с.
19. Флоровский Г. В. Пути русского богословия // Н. Ф. Федоров: pro et contra : антология. СПб.: РХГА, 2004. Кн. 1. С. 717-724.
20. Циолковский К. ...Будущее Земли и человечества... . Калуга, 1928.
28 с.
21. Янг Д. Иммортализм до и после Н. Ф. Федорова // Московский Сократ: Николай Федорович Федоров (1829-1903). М.: Академ. проект, 2018. С. 172-175.
References
1. Abramov M. A. Transgumanizm i russkiy kosmizm: immortalizm i anastasis - kul'turno-istoricheskiye korni i nauchnoye mirovozzreniye [Transhumanism and Russian cosmism: immortalism and anastasis - cultural and historical roots and scientific worldview]. Moskovskiy Sokrat: Nikolay Fedorovich Fedorov (1829-1903) [Moscow Socrates: Nikolai Fedorovich Fedorov (1829-1903)]. Moscow, Akademicheskiy proyekt Publ, 2018. pp. 437-443. [In Russian]
2. Berdyaev N. A. Religiya voskresheniya («Filosofiya obshchego dela» N. F. Fedorova) [Religion of Resurrection ("Philosophy of Common Cause" N. F. Fedorova)]. N. F. Fedorov: Pro et Contra. Kniga I [N. F. Fedorov: Pro et Contra. Book I]. Saint-Petersburg, RHGA Publ, 2004. pp. 424-468. [In Russian]
3. Berdyaev N. A. Prorochestva N. F. Fedorova o voyne [N. F. Fedorov's prophecies about the war]. N. F. Fedorov: Pro et Contra. Kniga I [N. F. Fedorov: Pro et Contra. Book I]. Saint-Petersburg, RHGA Publ, 2004. pp. 469-474. [In Russian]
4. Bulgakov S. N. Svet nevecherniy [Unfading Light]. N. F. Fedorov: Pro et Contra. Kniga I [N. F. Fedorov: Pro et Contra. Book I]. Saint-Petersburg, RHGA Publ, 2004. pp. 400-413. [In Russian]
5. Van'chik D. Telo v filosofii Nikolaya Fedorova i Dmitriya Merezhkovskogo [The Body in the philosophy of Nikolai Fedorov and Dmitry Merezhkovsky]. Moskovskiy Sokrat: Nikolay Fedorovich Fedorov (1829-1903) [Moscow Socrates: Nikolai Fedorovich Fedorov (1829-1903)]. Moscow, Akademicheskiy proyekt Publ, 2018. pp. 545-549. [In Russian]
6. Girenok F. I. Russkiye kosmisty [Russian Cosmists]. Moscow, Znanie Publ, 1990. [In Russian]
7. Darenskiy V. Yu. Paradigmy preobrazheniya cheloveka v russkoy filosofii XX veka [Paradigms of human transformation in Russian philosophy of the 20th century]. Saint-Petersburg, Aleteyya Publ, 2018. 328 p. [In Russian]
8. Kriman A. I. Filosofiya N. F. Fedorova v kontekste transgumanizma [Philosophy of N. F. Fedorov in the context of transhumanism]. Moskovskiy Sokrat: Nikolay Fedorovich Fedorov (1829-1903) [Moscow Socrates: Nikolai Fedorovich Fedorov (1829-1903)]. Moscow, Akademicheskiy proyekt Publ, 2018. pp. 647-652. [In Russian]
9. Medenica V. Derevo i chelovek [Tree and man]. Moskovskiy Sokrat: Nikolay Fedorovich Fedorov (1829-1903) [Moscow Socrates: Nikolai Fedorovich Fedorov (1829-1903)]. Moscow, Akademicheskiy proyekt Publ, 2018. pp. 262-266. [In Russian]
10. Moskovskiy Sokrat: Nikolay Fedorovich Fedorov (1829-1903). Sbornik nauchnyh statey [Moscow Socrates: Nikolai Fedorovich Fedorov (1829-1903). Collection of scientific articles]; [comp.: A. G. Gacheva, M. M. Panfilov; ed. by A. G. Gacheva]]. Moscow, Akademicheskiy proyekt Publ, 2018. 912 p. [In Russian]
11. Nazarov V. N. Supramoralizm, ili vseobshchiy sintez [Supramoralism, or universal synthesis]. Etika: entsiklopedicheskiy slovar' [Ethics: encyclopedic dictionary]. Moscow, Gardariki Publ, 2001. 671 p. [In Russian]
12. Nazarov V. N. Dante: Voskhozhdeniye k nebesam Raya. Moral'no-esteticheskaya simvolika «Raya» v «Bozhestvennoy Komedii» [Dante: Ascent to heaven of Paradise. Moral and aesthetic symbolism of "Paradise" in the "Divine Comedy"]. Tula, OOO «Akvarius» Publ, 2020. 484 p. [In Russian]
13. Pugachev O. S. Eticheskiy kontekst problemy bessmertiya v russkoy religioznoy filosofii (konets XIX - nachalo XX v.) [The ethical context of the problem of immortality in Russian religious philosophy (late 19th - early 20th century)]. Perm', Perm. gos. tekhn. un-t Publ, 1998. [In Russian]
14. Semenova S. G. Filosof budushchego veka: Nikolay Fedorov [Philosopher of the future century: Nikolai Fedorov]. Moscow, Pashkov dom Publ, 2004. 576 p. [In Russian]
15. «Sluzhitel' dukha vechnoy pamyati». Nikolay Fedorovich Fedorov (k 180-letiyu so dnya rozhdeniya). Sb. nauch. st. : v 2 ch ["The servant of the spirit of eternal memory". Nikolai Fedorovich Fedorov (on the 180th anniversary of his birth). Collection of scientific articles : in 2 parts]. Moscow, Pashkov dom Publ, 2010. [In Russian]
16. Fedorov N. F. Sobraniye soch. v 4-kh tt [Collected works in 4 volumes]. Moscow, 1995-2000. [In Russian]
17. Fesenkova L. V. Russkiy religioznyy kosmizm o tsennosti zhizni i cheloveka [Russian religious cosmism about the value of life and human]. Zhizn' kak tsennost' [Life as a value]. Moscow, IF RAN Publ, 2000. pp. 67-81. [In Russian]
18. Filosofiya obshchego dela: Materialy mezhdunarodnykh nauchnykh chteniy pamyati N. F. Fedorova [Philosophy of common cause: Materials of international scientific readings in memory of N. F. Fedorov]. Moscow, GBUK g. Moskvy «CBS YUZAO» Publ. 2022. 768 p. [In Russian]
19. Florovskiy G. V. Puti russkogo bogosloviya [The ways of Russian theology]. N. F. Fedorov: Pro et Contra. Kniga I [N.F. Fedorov: Pro et Contra. Book I]. Saint-Petersburg, RHGA Publ, 2004. pp. 717-724. [In Russian]
20. Tsiolkovskiy K. Budushchee Zemli i chelovechestva [The future of the Earth and humanity]. Kaluga, 1928. 28 p. [In Russian]
21. Yang D. Immortalizm do i posle N. F. Fedorova [Immortalism before and after N.F. Fedorov]. Moskovskiy Sokrat: Nikolay Fedorovich Fedorov (1829-1903). Sbornik nauchnykh statey [Moscow Socrates: Nikolai Fedorovich Fedorov (18291903). Collection of scientific articles]. Moscow, Akademicheskiy proyekt Publ, 2018. pp. 172-175. [In Russian]
Статья поступила в редакцию 31.05.2022 Статья допущена к публикации 15.11.2022
The article was received by the editorial staff31.05.2022 The article is approved for publication 15.11.2022
