CC BY
119
Филология. Искусствознание Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (3), с. 95-100
УДК 821.111
АНТРОПОНИМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО РОМАНА МАРТИНА ЭМИСА «МЕРТВЫЕ МЛАДЕНЦЫ»
© 2014 г. В.Л. Лунина
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского v.l.lunina@yandex.ru
Поступила в редакцию 09.07.2014
В статье анализируются номинации места действия и главных действующих лиц романа М. Эмиса «Мертвые младенцы». Дотекстовый потенциал имен, ориентирующий на традиционные нравственные ценности западноевропейской цивилизации, рассматривается как контрастирующий с психологическими характеристиками их носителей. Антропонимическое пространство является важным элементом художественной действительности романа, отражающей духовный кризис социума 70-х годов ХХ века.
Ключевые слова: британский постмодернизм, Мартин Эмис, «Мертвые младенцы», антропонимическое пространство, Джонни Эпплсид, Джон Чэпмэн.
Мартин Эмис - один из самых признанных британских писателей рубежа ХХ-ХХ1 веков. Его произведения рассматриваются как определяющие современный литературный процесс Великобритании в ряде авторитетных исследований: А. Мэсси «Роман сегодня: критический путеводитель по британскому роману 19701989» [1], Т. Иглтона «Введение в английский роман» [2], Н. Бентли «Современная британская проза» [3], Д. Вуда «Разоренное наследство: Эссе о литературе и вере» [4]. В российском литературоведении его романам посвящен ряд статей Б. Проскурнина [5], О. Джумайло [6, 7], Н. Рейнгольд [8], В. Новиковой [10]. Эти исследования единодушны в утверждении, что М. Эмис - «автор, пишущий о крушении современной цивилизации. В романах Мартина Эми-са воплощается постмодернистское ощущение истории, остановившейся во времени, не имеющей будущего» [10, с. 317].
Проблема утраты будущего поставлена уже в раннем романе М. Эмиса «Мёртвые младенцы», созданном в 1975 году, о чем косвенно свидетельствует само название [11]. Это произведение не переведено на русский язык и ни разу не привлекло к себе внимание отечественной критики. Однако обращение к данному тексту позволяет раскрыть новые грани процесса становления постмодернистского британского романа в аспекте заявленной проблемы. Художественную специфику романа во многом определяет своеобразная система номинаций героев, которая в комплексе с названием места действия заставляет обратиться к проблеме ан-тропонимического пространства романа.
Исследование антропонимических особенностей художественного произведения является актуальной проблемой литературоведения ХХ века. О необходимости анализа системы имен говорили В.В. Виноградов [12], Ю. Н. Тынянов [13], П.А. Флоренский [14], М.М. Гиршман [15], А.Ф. Лосев [16] и многие другие. Так, Ю.Н. Тынянов в своей работе «Архаисты и новаторы» утверждал: «Каждое имя, названное в произведении, есть уже обозначение, играющее всеми красками, на которое оно способно» [13, с. 27]. П.А. Флоренский, посвятивший проблеме номинации свою монографию «Имена», отмечал: «Нет сомнений: в литературном творчестве имена суть категории познания личности, потому что в творческом воображении имеют силу личностных форм» [14, с. 5]. Проблеме исследования антропонимического пространства текста посвящены и современные исследования. Н.В. Виноградова отмечает: «Имя персонажа имеет свой дотекстовый потенциал, который включает разнообразные и многочисленный ассоциации и оттенки значений, накопленные именем за многовековую историю бытования». [17, с. 12] Среди культурных реминисценций, оказывающих влияние на восприятие имени, исследовательница называет мифологию, фольклор, произведения предшествующей литературы. Здесь мы опираемся на предложенное ею толкование антропонимического пространства романа, которое образуют «все имена, встречающиеся в произведении, независимо от их источника (реально существующее имя или созданное автором), обозначаемого объекта (вымышленный персонаж или историческое
лицо) и роли этого объекта в произведении (имя главного героя, второстепенного или внесю-жетного персонажа, упоминаемого лица, встречающиеся имена героев других произведений, библейские и мифологические имена и т.д.)» [17, с. 12].
Действие романа «Мертвых младенцев» разворачивается в загородном доме под названием Эпплсид Ректори. Герои романа, хозяин поместья Джайлз Голдстрим, Квентин Вильерс и его жена Селия, Энди Адорно и его подруга Диана, Кит Уайтхед, собираются в загородном доме, чтобы провести уикенд за употреблением алкогольных и наркотических коктейлей, издевательствами над соседями, а также нетрадиционными сексуальными практиками. К уже упомянутым героям присоединяются три американца, чье появление превращает разгульный отдых в настоящую вакханалию. Результатом становится череда смертей, в живых остается только один человек.
Антропонимическое пространство романа связано с названием места действия - Appleseed Rectory, что буквально переводится как «дом яблочного зернышка». Это наименование связано с реально существовавшей личностью -Джоном Чэпмэном (John Chapman), известным в США под именем Джонни Эпплсида (Johnny Appleseed). Родившийся в 1774 году, этот человек прославился разведением яблочных садов на территории штатов Иллинойс, Огайо и Индиана, а также миссионерской деятельностью, в ходе которой он проповедовал идеалы Новоиерусалимской церкви, призывавшей к отказу от накопления материальных благ, доказывавшей возможность пользования лишь необходимо малым. С течением времени реальные факты его жизни оказались прочно переплетены с вымыслом, что привело к созданию легендарного образа Джонни Эпплсида. Безбрачие Джона Эпплсида, признанное многими источниками как исторический факт, его дружелюбное отношение к детям, которых он учил столярному и садоводческому делу, а также его бережное обращение с растениями и животными (согласно легенде, единственное живое существо, которому он нанес вред, - это гремучая змея, которую он убил еще в юном возрасте, но сожалел об этом всю жизнь), несомненно, сближают его с образом святого. За трепетное отношение ко всему живому люди при обращении к нему и стали использовать уменьшительно-ласкательный вариант его имени - Джонни. Обращает на себя и внешний вид, который придала ему легенда. Постоянно путешествующий с целью наблюдения за ростом посаженных им в разных
концах трех штатов садов Джонни Эпплсид пользовался поношенной одеждой, которую жертвовали ему сердобольные люди. Когда же подобных пожертвований не случалось, он надевал мешок из грубой ткани, который мог носить в любое время года, словно не замечая ни снега, ни дождя. Он не признавал обуви, считая, что это сближает его с первыми христианами, и даже в самую плохую погоду предпочитал проводить ночи на улице. Примечательной деталью была кастрюля, которой он прикрывал голову и в которой же варил себе еду. Именно этот предмет, вызывающий насмешки одних и доказывающий чистоту помыслов другим, стал неотъемлемой частью образа Джонни Эпплсида.
Таким образом, название дома, выбранное Мартином Эмисом в качестве места действия своего романа, призвано вызвать ассоциации с христианской невинностью Эпплсида, самопожертвованием и бескорыстным служением людям. Укреплению этих коннотаций послужило и слово rectory, сопровождающее название дома. Дело в том, что в отличие от лексем "mansion", "house", "castle", "manor", "hall" и других, используемых в качестве названия поместья (Baskerville Hall, Merripit House в романе А. Конан-Дойля «Собака Баскервилей», Moor House в романе «Джен Эйр» Шарлотты Бронте и т.д.), слово rectory обозначает дом приходского священника, пастора, а также жилое помещение, предназначаемое для ректора, стоящего во главе колледжа или университета. Использование именно этой лексической единицы с первых страниц позволяет читателю предположить, что хозяин Эпплсид Ректори также представляет собой личность в высшей степени религиозную, отличающуюся твердыми нравственными устоями и способную, подобно всякому священнику, быть пастырем окружающих его людей.
В «Списке действующих лиц» («Main Characters»), предваряющем повествование романа Эмиса, автор выделяет отдельную группу персонажей под названием «Appleseeders», что можно перевести и как «обитатели дома Эппл-сид», и как «последователи Джонни Эпплсида». Список членов группы открывается именем Квентина Вильерса (Quentin Villiers), к которому прибавлен титул «достопочтимый», что подразумевает предназначенную ему роль главы и пастыря. Достопочтенный Квентин Вильерс обладает многими достоинствами, особенно заметными на фоне характеров его спутников. Он верный и любящий муж (Квентин и Селия -единственные персонажи романа, состоящие в официальном браке, в котором, как постоянно подчеркивает автор, они не устают заботиться
друг о друге). Он не участвует в устраиваемых компанией приглашенных американцев сексуальных оргиях и словно не подвержен алкогольному и наркотическому опьянению. При характеристике этого героя автор не раз употребляет прилагательное "extraterrestial", которое прямо указывает на его принадлежность к другому миру и в контексте легенды о Джонни Эпплсиде придает образу Квентина ангельские черты. Действительно, на фоне других персонажей Квентин кажется особенным, что подчеркивается автором в ряде эпизодов. Так, решив устроить пикник на огороженном пастбище, компания привлекает внимание быка, пасущегося неподалёку. Заметив быстрое приближение агрессивно настроенного животного, герои бросаются наутек. После преодоления несчетного количества бугров и ям, а также забора из колючей проволоки, компания представляет собой жалкое зрелище. Однако Квентин не получает ни малейшего повреждения. И этот эпизод не единственный, в котором Квентин выгодно отличается от других персонажей, словно проблемы, отравляющие жизнь остальным членам компании, не касаются его.
В то же время автор придает Квентину и черты мученика, что особенно ярко проявляется в сцене приготовления Марвелом наркотических коктейлей с учетом индивидуальных пожеланий присутствующих. Пытаясь максимально точно сформулировать желаемый эффект, каждый из обитателей поместья невольно выдает свои глубоко спрятанные страхи и комплексы. Однако целостному, самодостаточному Квентину нечего пожелать, вследствие чего он отдает себя на милость окружающих его людей, произнося воистину достойную христианского мученика фразу: Делайте со мной, что хотите / Make of me what you will [11, p.125]. Дальнейшая сцена дополняет ассоциации с картинами истории христианства. Фразы, которыми обмениваются обитатели Эпплсид Ректори, невольно вызывают в памяти образ жаждущей крови толпы. Они ясно показывают, что люди, для которых Квентин выступает не только в роли друга, но также воспринимается как учитель и наставник, в безумной зависти хотят лишь одного -унизить его, сбросить с тех высот, на которые по разным причинам не могут подняться сами.
Особый интерес в смысле антропонимиче-ского пространства вызывают два персонажа, объединенные в «Списке действующих лиц» названием «Другие» (Others). Это Люси Литт-лджон (Lucy Littlejohn) и герой, которого автор называет просто Джонни (Johnny).
Характеристики, которые им дает автор, сразу же выделяют их из общей массы героев: Люси Литтлджон - среброволосая, веселая, шлюха с золотым сердцем / silver-haired, jovial, a golden-hearted whore [11, p. 11], Джонни - любитель розыгрышей / a practical joker [11, p. 11]. Фамилия Люси - Литтлджон - отсылает нас к английским легендам о благородном разбойнике Робин Гуде, широко известным далеко за пределами Британии. Согласно этим легендам, самым верным другом Робин Гуда, который сопровождал его во всех подвигах и после смерти разбойника похоронил его, был человек по имени Джон, которого за его громадный рост и невероятную силу шутливо прозвали Малыш Джон (Little John). В контексте этой легенды меняется коннотация рекомендующего читателю эту героиню словосочетания «шлюха с золотым сердцем». В мире, где разбойник Робин Гуд приобрел репутацию честного и благородного человека, появление девушки легкого поведения, обладающей при этом добротой и отзывчивостью, кажется закономерным. Заметим, кстати, что события романа действительно подтверждают вышеупомянутые особенности личности Люси. Несмотря на свой предосудительный род занятий, она оказывается единственной, кто проходит испытание на человечность. Из всех героев романа только она искренне жалеет совершившего попытку самоубийства Джайлза. Ее «золотое сердце» не может понять Энди и Роксану, доставляющих полумертвого Джайлза до больницы, чтобы в отсутствие врача украсть наркотические препараты, и тут же бросающих еще живого приятеля, желая как можно скорее опробовать добычу. Ей не понятны опасения Квентина, испуганного поступком Джайлза и предвидящего долгие разбирательства с полицией, обыски и допросы. Отправив Энди, Роксану, Скипа и Люси сопровождать Джайлза в больницу, он спешно организует тщательную уборку дома, стремясь уничтожить все возможные улики бурного уикенда. Наконец, Кит, казалось бы самый униженный член компании, проявляет не меньшую жестокость. Узнав о смерти Джайлза, он сбегает из больницы с одной целью: скорее сообщить друзьям все подробности этого события. Он даже не дает врачу позвонить в Эпплсид Ректори, чтобы известить тех, кто остался в поместье о кончине их друга. Кит понимает, что это его шанс поднять собственную значимость, обратить на себя внимание. Только Люси, чувствуя непоправимость совершившейся трагедии, говорит обыскивающим медицинские шкафы Энди и Рокса-
не: Что вы делаете?... Убирайтесь отсюда и оставьте нас в покое. Убирайтесь [11, с. 217].
Если образ Люси Литтлджон считать восходящим к легендарному спутнику Робина Гуда, то кто же окажется самим благородным разбойником современности? Возможно, персонаж по имени Джонни. Его описание заметно отличается от характеристик остальных героев романа. Джонни оказывается единственным персонажем, для называния которого автор использует уменьшительно-ласкательный вариант имени и не использует фамилию. Примечательна и характеристика Джонни. В то время, как при описании всех персонажей используется ряд из нескольких прилагательных или словосочетаний, представляя Джонни, автор использует лишь довольно загадочную фразу «любитель розыгрышей». Памятуя о том, что розыгрыши могут быть как приятными, так и унизительными, пугающими, читатель оказывается перед своего рода загадкой: как трактовать образ этого героя. Принимая во внимание, что Робин Гуд, аллюзии на которого возникли благодаря имени Люси Литтлджон, также устраивал немало розыгрышей, которые, однако, не портили его репутации честного и благородного человека, читатель вправе сделать вывод, что и шутки Джонни неприятны только для тех, кто заслуживает осуждения и порицания. Употребление имени этого персонажа в уменьшительно-ласкательной форме, а также ассоциации, связанные с названием одной из групп персонажей - «обитатели поместья яблочного зернышка», возвращает нас к легенде о Джонни Яблочном Зернышке, или Джонни Эпплсиде. Легендарный миссионер не просто сажал деревья, но и считал своим долгом регулярно возвращаться к ним, наблюдая за их ростом.
В таком контексте образ Джонни приобретает новую трактовку. Он оказывается своеобразным продолжателем дела своего легендарного тезки с той лишь разницей, что вместо яблонь объектом его заботы становятся люди, а конкретно те, кого автор в романе называет «Apple-seeders». При этом задача героя усложняется тем, что в современном ему мире разрушенных традиций и систем, где все большую силу набирает древний дикий хаос, люди появляются на свет уже духовно мертвыми, что делает бессмысленными попытки оберегать их или ухаживать за ними. Проводя три дня в Эпплсид Ректори, Джонни наблюдает за своими приятелями, окончательно убеждаясь, что «мертвые младенцы» не воскреснут, что их существование уже никак нельзя назвать жизнью, потому что ни один из них не знает, как пользоваться
отпущенным им временем. Их жизнь - это не развитие, а движение от омертвения к разложению.
В романе не раз подчеркивается, что в современном мире, признавшем устаревшими понятия любви, дружбы, душевной привязанности, дети воспринимаются не как плод особых, освященных Богом отношений мужчины и женщины, а как биологический результат секса, своеобразный побочный продукт естественного физиологического процесса. Само название романа - «Мертвые младенцы» - весьма недвусмысленно намекает, что каждый из его героев появился на свет исключительно потому, что родители не успели вовремя избавиться от него. Они родились мертвыми, и каждый день их жизни приносит еще большее духовное омертвение.
В такой ситуации Джонни оказывается прямым продолжателем дела своего легендарного тезки. В посаженном когда-то саду деревья больше не дают здорового плода и, выращенные из ущербных семян растения, в свою очередь, производят мертвое потомство. Нравственное уродство родителей неизбежно влечет появление духовно мертвых младенцев. Именно очисткой сада людей и занимается Джонни, осознавая, что излечить пораженные душевной болезнью души уже невозможно.
Таким образом, благодаря особенностям номинации персонажей устанавливается связь трех образов: достопочтенного Квентина Виль-ерса, Джонни Эпплсида и убийцы Джонни. Объединение образов благородного Квентина и жестокого Джонни, а также связь обоих образов с Джонни Эпплсидом, находит обоснование на последних страницах романа, когда выясняется, что под маской Квентина Вильерса скрывается Джонни.
Соединение жестокости и милосердия не кажется странным в контексте романа, так как, несмотря на жестокость совершаемых преступлений, герой испытывает и жалость к своим жертвам, осознавая, что они мучаются от бесцельности собственного существования, от своей неприкаянности и ненужности. Именно поэтому, играя роль благородного Квентина Вильерса, он часто выступает в роли утешителя страждущих, обещая им скорое прекращение страданий. И в его словах нет лжи - души героев романа не больны, а мертвы, поэтому для них избавление от мук возможно не через исцеление, а через физическую смерть, которую и приносит им Джонни.
Таким образом, благодаря своеобразному антропонимическому пространству текста в
романе Мартина Эмиса происходит переосмысление легенды о Джонни Эпплсиде, в результате чего появляется образ Джонни-Квентина, своеобразного последователя американского садовода, задачей которого является не насаждать деревья, а очищать сад от нежизнеспособных существ - «мертвых младенцев». При этом Джонни не безжалостный, не знающий снисхождения палач. Напротив, каждый из героев получает шанс на спасение, имеет право на перелом своей судьбы, на смену пути на развилке дорог. Только один персонаж пользуется этой возможностью и может быть спасен, тот, в образе которого столь причудливо соединились убийца и милосердный утешитель страждущих.
Однако и Джонни оказывается обречен. Се-лия, Энди, Роксана, Марвел, Скип, Джайлз и Диана - не первые и не последние жертвы «садовника» Джонни. Но его судьба тоже предопределена. Он такой же продукт своего времени. В посвященной ему главе дается крайне мало информации о детстве и юности героя, вообще нет упоминания о родителях. Он словно появляется на свет уже взрослым и сразу же оказывается втянут в хаос современной жизни. Смена профессий, переключение с одного вида деятельности на другой, калейдоскоп легальных и нелегальных способов зарабатывания денег невольно вызывает у читателя образ хаотично движущейся молекулы, вырванной из какой-то структуры. Это лишенное цели движение в пространстве снова напоминает о хаосе и структурности, борьба которых является одним из важнейших мотивов текста. Метания Джонни по миру являются неоспоримым доказательством принадлежности героя к «мертвым младенцам», с той лишь разницей, что, в отличие от своих приятелей, к которым осознание своей неполноценности приходит как минутное откровение, Джонни с самого начала осознает, что блуждает в темноте и его судьба давно предрешена. Как мы уже отмечали выше, автор не показывает будущего этого героя. Однако оно очевидно из заключающей последнюю главу и весь роман фразы: Пока он наблюдал за Китом, бегущим по дорожке, в лучах рассвета его зеленые глаза сверкнули как умирающее солнце [11, с. 224]. Образ, завершающий роман, - соединение утра, рассвета, связанного с началом жизни, с мотивом постепенного умирания, ухода в дикий первозданный хаос - фактически повторяет образ, созданный названием романа «Мертвые младенцы». Даже осознание своего духовного омертвения не может спасти героя, поскольку это осознание исходит от разума, а, значит, не может воскресить душу. Разум спо-
собен лишь несколько подкорректировать путь, который проходит герой, но не способен предотвратить финал.
Таким образом, в романе, написанном в середине семидесятых годов, т.е. в начальный период постмодерна, Мартин Эмис фиксирует критическое состояние современного ему общества. Дотекстовый потенциал имен, ориентирующий на традиционные нравственные ценности западноевропейской цивилизации, используется в романе как контрастирующий с психологическими характеристиками носителей этих имен. Антропонимическое пространство является важным элементом художественной действительности романа, отражающей духовный кризис социума 70-х годов ХХ века и невозможность его дальнейшего развития.
Список литературы
1. Massie A. The Novel Today: A critical Guide to the British Novel, 1970-1989. Longman (in association with the British Council), 1990. 254 p.
2. Eagleton T. The English Novel: an Introduction. Oxford, 2005. 365 p.
3. Bently N. Contemporary British Fiction. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2008. 256 p.
4. Wood J. The Broken Estate: Essays on Literature and Belief. Random Publishing Group, 2013. 304 p.
5. Проскурнин Б.М. Постмодернизм и диалог с ним в романе Мартина Эмиса «Успех» // Вестн. Перм. ун-та. Пермь, 2007. Вып. 2 (7). С. 61-69.
6. Проскурин Б.М. Жизнь как текст и текст как жизнь в романе Мартина Эмиса «Записки о Рейчел» // Вест. Перм. ун-та. 2008. Вып. 5 (21). Иностранные языки и литературы. С. 40-48.
7. Джумайло О.А. Английский исповедально-философский роман 1980-2000. Ростов н/Д: Изд-во Южн. федер. ун-та, 2011. 320 с.
8. Джумайло О.А. За границами игры: английский постмодернистский роман. 1980-2000. // Вопросы литературы. 2007. № 5. С. 5-46.
9. Рейнгольд Н. Мартин Эмис: реальность покорно следовала за мной / Н. Рейнгольд // Вопросы литературы. 2001. № 5. С. 135-175.
10. Новикова В.Г. «Пространство времени» в романе Мартина Эмиса «Стрела времени, или Природа преступления» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. № 3. Нижний Новгород: 2010. С. 312-317.
11. Amis M. Dead Babies. Vintage, 2004. 224 p.
12. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963. 356 с.
13. Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. Л., 1929. 228 с.
14. Флоренский П.А. Имена. М., 2000. 356 с.
15. Гиршман М.М. Литературное произведение. Теория и практика анализа. М.: Высшая школа, 1991. 250 с.
16. Лосев А.Ф. Философия имени. М.: ЭКСМО- 17. Виноградова Н.В. Имя персонажа в художест-Пресс, 1999. 358 с. венном тексте: Функционально- семантическая ти-
пология: автореф. канд. дисс. Тверь, 2001. 36 с.
ANTROPONIMIC SPACE OF THE NOVEL «DEAD BABIES» BY MARTIN AMIS
V.L. Lunina
The article is devoted to the problem of nomination of the place and the main characters of the novel «Dead Babies» by Martin Amis. Pretextual potential of the names oriented on traditional moral values of European civilization is regarded as contrasted with psychological characteristics of its bearers. Antroponimic space is an important element of fictional reality and reflects the spiritual crisis of society in 70s of XX century.
Keywords: British poctmodernism, Martin Amis, Dead Babies, antroponimic space, Johnny Appleseed, John Chapman.
References
1. Massie A. The Novel Today: A critical Guide to the British Novel, 1970-1989. Longman (in association with the British Council), 1990. 254 p.
2. Eagleton T. The English Novel: an Introduc-tion. Oxford, 2005. 365 p.
3. Bently N. Contemporary British Fiction. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2008. 256 p.
4. Wood J. The Broken Estate: Essays on Literature and Belief. Random Publishing Group, 2013. 304 p.
5. Proskurnin B.M. Postmodernizm i dialog s nim v romane Martina Jemisa «Uspeh» // Vestn. Perm. un-ta. Perm', 2007. Vyp. 2 (7). S. 61-69.
6. Proskurin B.M. Zhizn' kak tekst i tekst kak zhizn' v romane Martina Jemisa «Zapiski o Rejchel» // Vest. Perm. un-ta. 2008. Vyp. 5 (21). Inostrannye jazyki i lite-ratury. S. 40-48.
7. Dzhumajlo O.A. Anglijskij ispovedal'no-filosofskij roman 1980-2000. Rostov n/D: Izd-vo Juzhn. feder. un-ta, 2011. 320 s.
8. Dzhumajlo O.A. Za granicami igry: anglij-skij postmodernistskij roman. 1980-2000. // Voprosy litera-tury. 2007. № 5. S. 5-46.
9. Rejngol'd N. Martin Jemis: real'nost' po-korno sledovala za mnoj / N. Rejngol'd // Voprosy literatury. -2001. № 5. S. 135-175.
10. Novikova V.G. «Prostranstvo vremeni» v romane Martina Jemisa «Strela vremeni, ili Priroda prestupleni-ja» // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. № 3. Nizhnij Novgorod: 2010. S. 312317.
11. Amis M. Dead Babies. Vintage, 2004. 224 p.
12. Vinogradov V.V. Stilistika. Teorija pojeticheskoj rechi. Pojetika. M., 1963. 356 s.
13. Tynjanov Ju. Arhaisty i novatory. L., 1929. 228 s.
14. Florenskij P.A. Imena. M., 2000. 356 s.
15. Girshman M.M. Literaturnoe proizvedenie. Teo-rija i praktika analiza. M.: Vysshaja shkola, 1991. 250 s.
16. Losev A.F. Filosofija imeni. M.: JeKSMO-Press, 1999. 358 s.
17. Vinogradova N.V. Imja personazha v hudozhest-vennom tekste: Funkcional'no- semanticheskaja tipologi-ja: avtoref. kand. diss. Tver', 2001. 36 s.
