CC BY
93
Екатерина Руднева
Антропология вежливости: общекультурные и локальные нормы взаимодействия
Вежливость — с одной стороны, категория нашей повседневности, а с другой — универсальный механизм избегания конфликтов и поддержания отношений. В статье рассмотрены локальные нормы взаимодействия двух рабочих коллективов с точки зрения современных подходов к изучению вежливости. В одной группе принято употребление ласковых обращений, а в другой — подшучивание друг над другом и использование ненормативной лексики. Новый сотрудник, не зная о таких нормах взаимодействия, может их неверно интерпретировать как бестактность или грубость. Описание эмпирического материала представляет несколько сюжетов, сопровождаемых примерами из записей спонтанного взаимодействия. Основную часть предваряет раздел, посвященный проблематике вежливости и формированию у человека представлений о норме.
Ключевые слова: лингвистическая вежливость, изучение спонтанного взаимодействия, локальные нормы вежливости, взаимодействие на рабочем месте.
Введение
Мои коллеги рассказали, что как-то в архангельской маршрутке после их неоднократных «спасибо» и «пожалуйста» местные пассажиры рассмеялись, а кто-то прокомментировал: «Какие все вежливые!» Другой знакомый петербуржец, неоднократно бывающий в командировках, возмущается тем, как быстро в некоторых местах с ним переходят на «ты», что, по его мнению, является фамильярностью, граничащей с грубостью. Конечно, за подобными примерами необязательно отправляться в другие города. Устроившись на работу в компанию 1 (о которой речь пойдет ниже), я каждый раз внутренне вздрагивала, когда начальница раздавала распоряжения совершенно непривычным для меня «приказным» тоном. К моему удивлению, другие подчиненные воспринимали ее «грубости» абсолютно спокойно. Давая коллеге прослушать записи, как мне казалось, обидных фраз руководителя, я в ответ слышала: «Просто у босса очередное устрашительное настроение». Через некоторое время произошли изменения: то ли начальница стала вежливее разговаривать с подчиненными (что вряд ли), то ли я (что более вероятно) стала разделять Екатерина Алексеевна Руднева локальные представления о нормах взаимо-
Евр°пейский университет действия и по-другому оценивать поведе-
в Санкт-Петербурге
erudneva@eu.spb.ru ние руководителя.
Вежливость — с одной стороны, категория нашей повседневности, с другой, в исследовательской модели, — это универсальный механизм избегания конфликтов и поддержания отношений [Brown, Levinson 1987]. В статье рассмотрены локальные нормы вежливости двух рабочих коллективов Санкт-Петербурга. Первые два раздела статьи посвящены общим проблемам интерпретации вежливости и содержат ответы на следующие вопросы: как формируются представления носителей о норме и почему люди могут по-разному оценивать одно и то же взаимодействие, какие существуют подходы и направления в области изучения вежливости, как организованы представления человека о норме?В основной части статьи рассматривается спонтанное взаимодействие с точки зрения современных подходов к изучению вежливости. Описание эмпирического материала представляет собой несколько сюжетов, каждый из которых посвящен той или иной локальной норме взаимодействия.
Сразу хотелось бы оговорить, что к анализу речевого материала мы будем подходить, опираясь на принципы лингвистической антропологии, или этнографии речи [Hymes 1972] (см. также: [Duranti 1997: 1—22]). Стоит кратко очертить некоторые положения такого подхода, тем более что проблематика вежливости оказывается в фокусе внимания исследователей и из других областей. Прежде всего для правильного понимания и истолкования коммуникативных событий важно знание контекста. Поэтому лингвоантропологический подход принципиально основывается на тщательном изучении отдельных случаев ("case studies"). Для анализа речи ведется сплошная запись на диктофон (или, если позволяет ситуация, делается видеозапись), чтобы зафиксировать в максимальной полноте детали события и иметь возможность к ним вернуться, а также быть более последовательным в анализе. И хотя примеры другого рода (в частности, из письменных текстов, полученные в ходе анкетирования, перевода, или просто выдуманные носителем) полностью не исключаются из анализа (например, помогают анализировать формы), они представляют собой принципиально иной материал по сравнению с записями спонтанного взаимодействия. Особенно ценным методом сбора данных считается включенное наблюдение, когда исследователь становится частью изучаемой группы: ведь в таком случае он скорее сможет правильно и более полно трактовать происходящее. К этому нужно добавить, что взаимодействие в данной статье рассматривается с точки зрения локальных норм коллективов (и здесь важно понятие "community of practice", использующееся для обозначения группы людей, объединенных общей деятельностью [Wenger 1998; Eckert, McConnell-Ginet 2003]). При таком подходе предпочтение отдается качественным методам:
лучше детально проанализировать несколько речевых событий, чем, например, описать структуру сотен речевых актов, контекст употребления которых не до конца ясен (а именно так обстоит дело в случае извлечения примеров из корпуса, художественной литературы или получения их с помощью анкетирования)1. И хотя весь материал исследования включает отобранные записи около двухсот диалогов, в данную статью (по понятным причинам) вошло несколько примеров взаимодействия двух рабочих коллективов. Можно ли на основании двух (трех, четырех) кейсов делать какие-то выводы и обобщения? На этот вопрос по-разному отвечают представители «чистой» лингвистики, ориентированные прежде всего на анализ формы, структуры речевых актов, и исследователи, опираю -щиеся на принципы лингвистической антропологии, в центре внимания которой находится спонтанное взаимодействие с максимально широким контекстом. В статье будут сделаны выводы на основе эмпирического материала конкретного исследования (к которым, конечно, можно относиться как к гипотезам, требующим дальнейшей проверки).
Представления о вежливости и реальное поведение
Нам с детства объясняют, что такое вежливое поведение. Однако на деле оно не сводится к тому минимальному набору правил, о которых рассказывают родители и педагоги. Осваивая прагматику методом проб и ошибок, ребенок узнает, что интонация не менее важна, чем грамматическая форма или даже «волшебное слово». Через социальный опыт у человека формируется представление о том, что и как нужно сказать2, чтобы попросить, приказать, указать, посоветовать и т.д.
Просьба «Дай(те) ручку» является вполне правильной с точки зрения грамматики. Однако с учетом прагматических правил подобное высказывание может оказаться неверным, например, будет воспринято как грубость. Кому мы можем строго приказать или просто намекнуть, а кого надо более вежливо попросить, зависит от конкретной ситуации и отношений между собеседниками. В частности, на рабочем месте играет роль множество факторов: горизонтальная и вертикальная дистанции
При этом я с полным уважением отношусь к другим методам, которые могут оказаться эффективными для решения иных исследовательских задач. В частности, мною было проведено кросс-культурное исследование директивных речевых актов на материале пяти языков (данные были получены в ходе анкетирования (около 600 речевых актов) и интервью с представителями шести культур) [Аверьянова 2008]. Однако материал анкетирования и даже интервью дает нам ограниченную информацию, а именно сообщает о представлениях носителей о своем поведении, которое, как известно, может существенно отличаться от реального.
См., например, [Hymes 1972] о различии между языковой и коммуникативной компетенциями.
между участниками общения, длительность совместной работы, тип деятельности (т.е. чем именно они занимаются в данный момент [Levinson 1992]), присутствуют ли при разговоре третьи лица, входит ли действие в чьи-то обязанности и т.д.
Как же человек может учесть все эти переменные и довольно быстро сформулировать просьбу? При этом ситуации, когда мы действительно задумываемся над формулировкой, достаточно редки. У носителей есть наборы некоторых общих сценариев (например, как нужно вести себя в магазине или на совещании). Более того, мы обладаем представлениями о том, что какие-то фразы сами по себе являются более или менее вежливыми. Если в качестве эксперимента на восприятие предъявлять респондентам разные варианты «просьбы», то большинство отметит, что «Не могли бы вы пройти?» будет более вежливым, чем «Проходите» [Риехакайнен 2006]. При этом анализ реального спонтанного взаимодействия с точки зрения (не)вежливости свидетельствует о том, что эти представления далеко не во всех случаях соответствуют действительности, а «вторичные» средства, такие как мимика или интонация, могут оказаться важнее грамматической формы.
В знакомом коллективе ("community of practice") нам не просто известны правила взаимодействия, у нас сформированы более четкие сценарии различных типов деятельности (как вести себя на совещании именно в этой компании), а также ожидания по поводу поведения участников. Попадая в новую ситуацию в нашей или чужой культуре, мы примеряем ее к этим представлениям и воспринимаем через призму своего опыта и стереотипов. Зачастую наши оценки оказываются ошибочными: возможно, мы неправильно угадали намерение говорящего, не так «прочитав» те или иные сигналы (маркеры кон-текстуализации1 [Gumperz 1982]).
Таким образом, вежливость — относительная категория: то, что принято в одном коллективе, может быть воспринято как грубость в другом. Конечно, есть условно общие правила: например, нельзя перебивать или употреблять ненормативную лексику. Однако их соблюдение также зависит от контекста. К примеру, где-то может быть приемлемо, когда одновременно говорят несколько собеседников (как это происходит, например, в обществе нью-йоркских евреев, коммуникацию которых не вполне понимают другие американцы [Tannen 1981]).
1 Маркер контекстуализации ("согЛехШа^а^оп сие") — какая-то характеристика лингвистической формы, указывающая на фоновое знание, существенное для понимания высказывания. Когда участники взаимодействия правильно понимают такие сигналы, коммуникация протекает гладко. Если маркеры контекстуализации поняты неверно, собеседники могут посчитать друг друга грубыми или странными [Ситреге 1982: 131-132].
В тюремной среде принято употреблять ненормативную лексику и неуместными будут как раз этикетные формы, т.е. там, можно сказать, вежливо быть грубым [Жельвис 2011: 264]. В статье рассматривается взаимодействие в коллективе, где ненормативные единицы участвуют в демонстрации солидарности и доброжелательного отношения.
Вежливость в научных моделях
Изучение вежливости, возникшее как направление в прагматике, на сегодняшний день выделилось в отдельную область. Важную роль играет деятельность Группы по изучению вежливости (Linguistic Politeness Research Group1), под эгидой которой проводится ежегодная конференция и выпускается журнал "Journal of Politeness Research". Поэтому в данном разделе мы обратимся к современному терминологическому аппарату и коснемся некоторых положений, важных для описания моего эмпирического материала.
Эмные представления носителей2 принято называть вежливостью 1 [Watts 2003; Grainger 2011]. Это оценки поведения участниками общения или свидетелями, опирающимися на свой опыт и стереотипные представления. Вежливость 2 — категория исследовательских теорий, которых насчитывается около десятка (см., например, обзор в [Eelen 2001]).
В рамках наиболее популярной модели П. Браун и С. Левинсо-на вежливость — это механизм смягчения угрозы социальным лицам с помощью лингвистических средств [Brown, Levinson 1987]. В этом смысле быть вежливым означает вести себя так, чтобы собеседнику было комфортно, что включает соблюдение необходимой дистанции при демонстрации солидарности с ним. Баланс этих составляющих, определенный контекстом и актуальный «здесь и сейчас», отличается в разных коллективах и социальных группах. При этом неизбежны речевые акты [Серль 1986], «опасные» для социальных лиц [Goffman 1999] — говорящего и собеседника, например просьба, жалоба или извинение. Для смягчения этой угрозы используются стратегии лингвистической вежливости — позитивной (солидарной) и негативной (дистанцирующей)3 [Brown, Levinson 1987].
Официальный сайт Группы по изучению лингвистической вежливости: <http://research.shu.ac.uk/ politeness>.
Т.е. то, что они сами думают о своем языковом поведении (о важности изучения этих представлений см., например, [Головко 2014]). Эмные представления противопоставлены этным (в нашем случае вежливости 2 — см. ниже); термины введены Кеннетом Пайком, учеником Э. Сепира. Позитивная вежливость ориентирована на позитивное социальное лицо адресата и направлена на демонстрацию общности желаний собеседников. С помощью средств негативной вежливости говорящий показывает, что уважает негативное социальное лицо собеседника и не собирается
В начале 2000-х произошел так называемый «дискурсивный» поворот в изучении вежливости [Eelen 2001; Watts 2003; Леонтьев 2012]. Исследователи обратились к анализу эмных представлений носителей о (не)вежливости и стали чаще отдавать предпочтение качественным методам, описывая детально одно или несколько речевых событий в контексте (см., например: [Geyer 2008; Mills 2011b]).
В отдельное направление выделились исследования грубости (см., например: [Bousfield 2008; Culpeper et al. 2014]). Другая популярная область — изучение вежливости в исторической перспективе, включающее как исследования текстов других эпох (см., например: [Kádár 2012; Bax, Kádár 2012]), так и рассмотрение оценок прошедших событий их участниками или свидетелями [Kádár, Haugh 2013]. Исторический подход позволяет проследить систему вежливости в диахронии. Например, высказывается мнение, что «индивидуалистическая» модель Браун и Левинсона подходит для описания британского общества (точнее, его верхнего и среднего классов) в определенную эпоху (с XIX в. по сегодняшний день [Jucker 2012]).
Нужно отметить, что работ по вежливости на русском материале существует не так много; в частности, вышли всего две монографии, посвященные данной проблематике [Ратмайр 20031; Ларина 2009]. При этом материалом для исследований, за малым исключением, становится не межличностное спонтанное взаимодействие, а данные анкетирования, разнообразные письменные тексты и извлечения из корпуса (как, например, в [Ратмайр 2003; Бурас, Кронгауз 2013; Бойчук 2012; Жельвис 2011]). Эти исследования, как и большинство других (например: [Земская 1994; 1997; Зацепина 2002; Карабань 2006; Блинова 2015]), безусловно, важны, а полученные авторами результаты заслуживают внимания. Не умаляя несомненных достоинств упомянутых работ, еще раз подчеркну, что пред-
посягать на свободу его действий [Brown, Levinson 1987]. К средствам негативной (дистанцирующей) вежливости относятся в первую очередь грамматические: конвенциональная косвенность (например, «Не могли бы Вы...» для просьбы) и различные конструкции обезличивания, общение на «Вы». К средствам позитивной (солидарной) вежливости относятся маркеры групповой идентичности, обращения, единицы сленга, юмор и пр. Стоит отметить, что список стратегий и средств, по Браун и Левинсону, не является однозначным и однородным: это и правила выбора речевого акта (например, «проси прощения»), использования грамматических средств (например, «обезличивай»), в том числе и более конкретные рекомендации («используй местоимения множественного числа»); принципы поведения (например, «будь пессимистичным») и даже предложение неязыковых действий (например, «делай подарки») [Brown, Levinson 1987: 129-210]. Ренате Ратмайр провела объемное исследование речевого акта «извинение» на материале русского языка. Надо отметить, что для сбора материала использовались различные методы: помимо основного — анкетирования (письменного завершения дискурса), анализ корпуса текстов, наблюдение; в книге также разбираются реальные публичные извинения и дискурс вокруг них [Ратмайр 2003: 202-211].
ставляется интересным провести исследование вежливости в рамках иного подхода, а именно опираясь на анализ спонтанного взаимодействия с учетом локальных норм1.
«Слоеная» норма
Представления человека о социальных нормах организованы в виде слоев [Silverstein 2003; Kadar, Haugh 2013]. Например, Кадар и Хо в своем учебном пособии "Understanding Politeness" говорят об индивидуальных, групповых и общекультурных нормах и ожиданиях [Kadar, Haugh 2013: 95].
Первый слой представляет собой вероятностные конвенции для оценки социальных действий, сформированные в результате взаимодействия человека с другими людьми. Хотя эти ожидания будут схожими для звеньев плотных социальных сетей [Mil-roy 1987], но все же никогда не будут одинаковыми.
Второй слой представляет собой ожидания и нормы, принятые в определенных коллективах (communities of practice) или социальных группах.
Третий слой — это нормы данной культуры или общества (societal /cultural) [Kadar, Haugh 2013: 95]. Исследователи межкультурной коммуникации отмечают, насколько важно для правильной интерпретации высказывания иметь общие с собеседником фоновые знания, культурные модели и ожидания [Kecskes 2014: 210]. Это в полной мере касается оценки поведения как вежливого или нет.
Таким образом, оценки взаимодействия с точки зрения (не) вежливости не будут едиными для представителей даже одного сообщества2. Одна и та же фраза может быть воспринята по-разному разными участниками, например новыми членами рабочего коллектива и теми, кто давно работает вместе. К тому
Мне не известны работы по вежливости с точки зрения локальных норм коллектива на русском материале (как, например, в [Mills 2011а; Clark 2011]). Следует также отметить, что сегодня большинство исследователей, как отечественных, так и зарубежных, занимаются анализом письменных данных, при этом особенной популярностью пользуются интернет-ресурсы (см., например, [9th International Im/Politeness Conference 2015]; по русской вежливости, например, [Евсеева, Кожеко 2014]). Вероятно, это связано, во-первых, с новизной такого рода материала, а во-вторых, с доступностью и удобством его получения. Но именно записи спонтанного общения, пусть более трудоемкие в получении и обработке, представляют собой качественно иной материал по сравнению с письменными источниками.
При всей условности такого рода обобщений стоит отметить, что предпринимались попытки высказывать некоторые предположения относительно общей специфики русской культуры. Так, полагают, что она относится к коллективистскому (социоцентрическому) типу [Hofstede 1980] и важными для нее ценностями являются соборность, общинность, коллективность [Ларина 2009: 80]. Эти выводы (при всей их спорности), очевидно, предполагают, что во «взаимодействии по-русски» предпочтительнее будут стратегии позитивной вежливости.
же интерпретация может меняться с течением времени: то, что показалось грубым вначале, впоследствии воспринимается нейтрально или наоборот. Более того, нормы постоянно меняются вслед за социально-экономической системой. Эти изменения чувствуются даже на временном срезе одного поколения.
Локальные нормы вежливости в двух рабочих коллективах Методы сбора материала
У людей, работающих вместе долгое время, вырабатываются представления о соответствующем поведении во время каждого типа деятельности: встречи клиентов, совещания или полевой работы. Кроме того, для них важно не только выполнение обязанностей, но и поддержание отношений (relational practice1 [Fletcher 1999: 2]).
В данной статье мы ограничимся рассмотрением двух кейсов рабочего взаимодействия с точки зрения (не)вежливости. Это две небольшие частные компании, различные по сфере деятельности и гендерному составу участников. Первая компания относится к сектору частного образования для детей и взрослых, в администрации работают только молодые женщины. Второй коллектив — группа инженеров, офицеров в отставке, которые выполняют работы «в поле» и занимаются обработкой данных в офисе. Причина выбора этих двух групп — прежде всего доступ к полю: в одной компании я работала два года и, соответственно, хорошо узнала нормы коллектива изнутри, а во второй была возможность вести записи в течение года, проводить интервью и наблюдать взаимодействие в роли гостя.
Основные методы сбора материала — это продолжительное наблюдение (в том числе включенное), запись на диктофон и видеокамеру. Второй этап — проведение полуструктурированных интервью с участниками ситуаций с целью уточнить их оценку событий с точки зрения (не)вежливости.
Для описания материала используются оба подхода — как «дискурсивный», так и основанный на теории вежливости Браун и Левинсона [Brown, Levinson 1987]. При этом, помимо лек-сико-грамматического компонента, внимание уделяется просодическому (о роли просодики в интерпретации (невежливости в английском и романских языках см.: [Culpeper 2011; Journal of Politeness 2014]).
1 Практики поддержания отношений на рабочем месте (relationalpractice) ориентированы на социальные лица других участников взаимодействия и служат достижению целей рабочего процесса; к этим практикам сами участники относятся как к периферийным [Fletcher 1999].
Кейс первый: краткое описание поля
В компании 1 четкая иерархическая структура: исполнительный директор, два академических директора, старшие администраторы филиалов и младшие администраторы. Я занимала должность академического директора, обязанности которого включали организацию и контроль учебного процесса, в том числе просмотр записей уроков. У меня также был доступ к данным видеокамер со стоек администраторов.
Таким образом, длительное включенное наблюдение (1,5 года) с ведением дневника и записью на диктофон дополнялось возможностью использовать видеоматериалы. Это позволило, помимо интонационного компонента, учитывать жесты и мимику, описывать разворачивание речевого события в пространстве. Сотрудники были осведомлены о проведении исследования и имели возможность принять в нем прямое участие: например, пройти интервью и прислать примеры грубого, на их взгляд, общения.
Взаимодействие в данном коллективе можно условно разделить на общение с клиентами (и в их присутствии) и внутреннее взаимодействие административной части персонала (совещания и рабочая рутина). Первое интересно тем, что, по логике здравого смысла, представляет собой наиболее «вежливый» стиль: от успеха взаимодействия напрямую зависит прибыль компании и зарплата сотрудников. Второе — тем, что известна иерархическая структура коллектива и устоявшиеся в нем отношения.
Демонстрация власти — это не грубость
Какими качествами обладает хороший начальник? Ответ на этот вопрос ищут как представители бизнес-сферы, так и исследователи. Например, базируясь на обширном эмпирическом материале, Дж. Холмс приходит к выводу, что хорошими руководителями являются как мужчины, так и женщины, которые «чувствительны к контекстуальным факторам» и «более гибки стилистически» [Holmes 2006: 211].
В описываемом женском коллективе неоспоримую ведущую роль играет исполнительный директор, молодая женщина. По результатам интервью, стиль ее управления достаточно авторитарный и строгий, но все сотрудники к нему привыкли и редко считают, что она «перегибает палку». Такая манера руководства сочетается с приятельскими отношениями между ней и некоторыми непосредственными подчиненными. Для начала рассмотрим, каким образом в ее речи на полуформальном совещании сочетается демонстрация власти и солидарности.
В этой компании формат такого типа деятельности, как совещание, предполагает наиболее активную роль руководителя. Ее речь характеризуется типичными признаками выражения власти и доминирования: она ведет мероприятие, задавая вопросы и раздавая распоряжения, и может резко менять тему разговора. В соответствии с локальными правилами игры руководитель дает распоряжения, не только не смягчая угрозу, а усиливая иллокуцию [Austin 1975] с помощью различных лингвистических средств, например1:
— Ты ей напиши, что такой ответ меня лично, лично меня такой ответ как руководство не устраивает, потому что я ее просила прислать мне копии этих писем. <...> И пока копий у нас не будет, мы этот вопрос не закроем.
— Угм, счас. Напишу ей...
В этом строгом указании статус руководителя подчеркивается с помощью лексических средств (повторения с фразовым ударением «меня лично, лично меня» и эксплицитного выражения власти — «как руководство»). Последовательность синтагм с одинаковой интонацией создает эффект сгущения значения — строгости, «приказности». Таким образом, угроза, которую несет речевой акт, не только не смягчается, но подчеркивается лингвистическими средствами.
Подобное указание от человека с более высоким статусом в ситуации полуформального общения воспринимается реципиентами по-разному, кем-то (кто давно работает в компании) — как уместное, а кем-то (новыми членами коллектива) — как неоправданно строгое. Таким образом, властные полномочия в рабочем пространстве выражаются определенными признаками, например «правом» совершать директивные речевые акты без смягчения (в том числе интонационного). Следует отметить, что именно начальник «задает тон», играя решающую роль в формировании локальных норм взаимодействия и рабочего микроклимата.
При этом данный руководитель понимает, что важно не только «подкрепить» свое распоряжение демонстрацией статуса, особенно в присутствии всего коллектива. Для ее указаний характерны директивные речевые акты с глаголом в форме первого лица множественного числа, что относится к солидарным стратегиям вежливости, например: «с завтрашнего дня начинаем обзванивать людей»; «ни одного человека не выпускаем из наших рук»; «стращаем клиентов, говорим, что будет поднятие [цен]».
При цитировании речи полужирным курсивом обозначается просодическое выделение слов; курсивом выделяются некоторые языковые явления, важные для анализа. Все имена и фамилии в цитатах изменены.
Приведем пример того, как демонстрации доминирования и солидарности могут сочетаться и в одном распоряжении:
Руководитель: Так, напоминаю вам, что мы входим обратно в режим нормальной одежды. Администратор 1: Режим нормальной одежды? Руководитель: Ну, в первую очередь для администраторов говорю. То есть да, напомню. Рубашки либо пиджак, если платье — то на платье пиджак. Пиджак не висит на кресле, а он на вас одет. Или это не пиджак, если приходится его снимать. Вот. Администратор 2: Если пиджак, то необязательно рубашку? Руководитель: Нет, не обязательно. Но он должен быть на тебе надет.
Администратор 2: Я поняла.
Руководитель: Никаких коротких юбок, строго. Потому что мы образовательное учреждение. И вы своего рода пример для людей, которые сюда приходят.
В этом отрывке видно, что, хотя ведет совещание руководитель, остальные участники также могут принять участие и вставить свои комментарии и вопросы. Сама возможность диалога на том месте, где должен быть монолог (руководитель раздает указания и напоминает о некоторых правилах), является стратегией солидарности, которая играет важную роль в формировании микроклимата компании.
Ласковые обращения как пример локальной нормы
Примером локальной нормы, которая может показаться новому члену коллектива необычной, является употребление ласковых обращений среди руководства (четырех сотрудников, давно работающих вместе):
— Вот это я с тобой обсужу позже, пушок, лан?
— Ну, ладно, котик, завтра созвонимся?
В том числе и от руководителя к подчиненному:
— Пушок, надо еще внутренний приказ сделать.
— Зай, распечатай последний вариант анкеты, пожалуйста.
Эти примеры с элементами позитивной вежливости, ласковыми обращениями, были зафиксированы в полуофициальной обстановке рабочего взаимодействия. Употребление соответствующей интонации (ИК-31, [Брызгунова 1969]) вместе с со-
1 На сегодняшний день система интонационных конструкций, разработанная Е.А. Брызгуновой [Брызгунова 1969], остается общепринятой и самой распространенной.
лидарным обращением — типичное средство смягчения в неформальном общении, способное «превратить» в ласковую просьбу прямой речевой акт (с императивом или безличной конструкцией «надо»). Это стратегия демонстрации близкой дистанции, солидарности и доброжелательного отношения. При этом (судя по интервью с участниками и наблюдениям) здесь речь не идет о снисходительных ласковых обращениях, наблюдаемых мною в других коллективах, где начальница считает себя настолько выше статусом, что даже малознакомых людей может назвать «рыбками» и «птичками» (и это невыдуманный пример, как и все в этой статье).
Взаимодействие с клиентами: в чем секрет «самого вежливого» общения?
По сравнению с внутренним взаимодействием административного персонала, код общения с клиентами будет более стандартным и регламентированным. Это общение, как уже говорилось, представляет собой интерес как наиболее вежливое в обыденном смысле: ведь понравиться клиенту входит в основные задачи сотрудников.
Изменение социально-политической системы нашей страны после распада СССР привело к тому, что стали заимствоваться западные стили рабочего взаимодействия и корпоративного устройства, новые названия для давно существовавших должностей, модели обращения (только по имени, без отчества) и сценарии. По советским порядкам продавец зачастую обладал значительными властными полномочиями, что выражалось в речи. Сейчас для сотрудников многих компаний в сфере услуг (в том числе и частных образовательных) наиболее важным стало привлечь клиентов и удержать их.
Примером такого дискурса, нацеленного на привлечение клиентов, является общение во время Дня открытых дверей, где люди имеют возможность познакомиться с формами и методами обучения, а также стилем взаимодействия сотрудников. При этом если посмотреть на грамматические структуры, то мы не будем наблюдать средства, которые обычно относятся к вежливым. В частности, большинство директивов — это прямые речевые акты, выполненные, казалось бы, практически без смягчения. Ниже приведен пример типичного диалога при встрече нового клиента:
Администратор 1: Здравствуйте^ (ИК4 [Брызгунова 1969], восходящая ИК «вежливости»).
Клиент (молодая женщина): Здравствуйте (запыхавшись). Извините.
Администратор 1: Ничего страшного^. Как Вас зовут? Клиент: Аня.
Администратор 1: (ищет имя в списке) Которая, видимо, какая? Без фамилии? (усмехается). Клиент: (называет номер телефона). Администратор 1: Да. Фамилию скажете, Анечка? Клиент: Иванова.
Администратор 2: Прекрасно. Держите буклетик и проходите в большой класс. Там можно раздеться (показывает, куда проходить).
Клиент: Ага, спасибо.
Сама форма приветствия, кажущаяся нам обыкновенной и простой, в кросс-культурной перспективе не является таковой. Не все языки обладают грамматической категорией вежливости, к которой можно отнести и противопоставление T/V-форм местоимений и соответствующих глагольных форм, позволяющее выражать горизонтальную и вертикальную дистанции между собеседниками. В этом случае реализация формы 2 л. мн. ч., демонстрирующей почтение и дистанцию (что относится к средствам негативной вежливости, по Браун и Ле-винсону), осуществляется с помощью восходящей интонации (ИК-4, [Брызгунова 1969]) и сопровождается улыбкой.
Успокоив клиента («ничего страшного», также с восходящей интонацией и улыбкой), администратор запрашивает ее имя для регистрации, а затем фамилию, задавая косвенный вопрос («Которая, видимо, какая, без фамилии?»). Не получив нужного ответа, администратор повторяет просьбу в форме конвенционально косвенного речевого акта: «Фамилию скажете, Анечка?», смягчая его обращением по имени с диминутивным суффиксом, что является типичным средством русской вежливости (см., например, [Larma 2008]). Затем второй администратор дает указания в форме прямых речевых актов без вербального смягчения, сопровождая приглашающими жестами: «Прекрасно. Держите буклетик и проходите в большой класс. Там можно раздеться».
При этом определенный стиль общения с клиентами, регламентированный требованиями руководства и социальной практикой, реализуется с индивидуальной вариативностью. В частности, один администратор (2) держит большую дистанцию между собой и клиентами, совсем не смягчая свои указания, а другой (1), напротив, выбирает более личностный стиль общения.
Сочетание общения на «Вы», относящегося к негативным стратегиям, и таких средств солидарной (позитивной) вежливости, как обращения, диминутивные суффиксы и восходящая
интонация, сопровождение речи улыбкой и указательными жестами, можно назвать характерным проявлением русской вежливости в дистантном взаимодействии.
Грубость по имейлу: «Написано таким тоном!»
Как уже было сказано выше, спонтанное устное взаимодействие и общение в письменной форме принципиально отличаются по качеству. Однако мы рассмотрим пример того, как сотрудник рассказывает о случае грубости в имейле. Подобные рассказы — особый тип материала, т.к. они содержат мета-языковые комментарии и являются источником информации о вежливости 1 (эмных представлениях носителей). К тому же этот материал интересен тем, что показывает, насколько важна интонация для смягчения угрозы социальному лицу.
В описываемом коллективе распределение и координирование заданий осуществляются по электронной почте. За день сотрудники получают десятки рабочих писем. Авторы имей-лов, как правило, практически не смягчают свои указания и просьбы, а получатели нередко обижаются на отсутствие средств вежливости. Все случаи отмеченной грубости (т.е. те, которые стали предметом обсуждения и обиды) в компании 1 касаются именно слишком строгих указаний, полученных по электронной почте, от тех, кому по статусу «не положено» приказывать.
Дело в том, что использование просодических «смягчителей» — важнейших средств вежливости в русскоязычной культуре — практически невозможно в общении по электронной почте (за исключением случаев, когда интонация может быть отчасти передана графически, например пунктуацией и «смайликами»). При этом автор просьбы / указания может не использовать лексико-грамматические средства смягчения в целях экономии времени, т.е. писать только «по делу». Однако такое письмо может показаться невежливым: «Написано таким тоном!» В устной речи прямой речевой акт без «смягчителей» при определенной интонации проходит незамеченным, но в случае электронного общения аналогичные фразы могут быть «прочитаны» как невежливые («На твои письма и твой тон в них уже все сотрудники обижены, и это обсуждается регулярно»).
Приведем пример из материала исследования, когда менеджер возмущается тем, как невежливо с ней обошелся клиент: «Вчера в ночи письмо (имитирует грубую интонацию): "Ирина, значит, мы готовы продолжить, ждем квитанцию на пять занятий. Спасибо". Я сначала хотела ответить, ну хотя бы "спа-
сибо" в конце сказала. Ни "здравствуйте", ни "добрый вечер" в 11 вечера, да, значит, "Мы готовы продолжить и ждем от вас"».
В данном отрывке речь идет о клиенте, который, сначала не пожелав оплачивать пять занятий, как положено по правилам компании, позднее все-таки передумал и сообщил о своей готовности в электронном письме. Этот случай характерным образом показывает, как вполне нейтральное письмо может показаться реципиенту невежливым. К тому же администратор возмущается тем, что имейл был отправлен в 11 вечера, хотя это и не накладывает на нее обязательств немедленного прочтения и действий, и что не были соблюдены формальные правила вежливости.
Наблюдение за другими коллективами говорит о том, что подобная интерпретация писем, когда нейтральный текст воспринимается невежливым, является распространенным явлением. Возмущаясь впоследствии, реципиент имитирует «грубую» интонацию имейла.
Взаимодействие во втором коллективе: когда нет времени на вежливость
Традиционно считается, что женщины более чувствительны к вопросам поддержания отношений [Holmes 2006: 94], по крайней мере, так обстоит дело в семейном контексте [Fishman 1978]. Однако мужчинам, работающим вместе, также необходимо прилагать усилия для того, чтобы достичь результата, сохраняя при этом социальные лица друг друга. Рассмотрим некоторые локальные нормы взаимодействия во втором коллективе — это группа мужчин, инженеров-гидрографов. Отличительной особенностью взаимодействия является разница между общением «в поле» (точнее, в море) и взаимодействием в офисе.
Для такого типа деятельности, как полевая работа, когда время ограничено, характерны прямые речевые акты без смягчения или с минимальным смягчением. Ниже приведены примеры фраз начальника и подчиненного, статусное соотношение которых в данном случае выравнивается за счет ситуативных параметров. Собеседники находятся в течение длительного времени вдвоем на катере, где они выполняют совместную работу. Вместо вербального ответа каждый раз следовало незамедлительное выполнение действия.
Начальник подчиненному:
— Чуть правее держи! Хорош!
— Вась, дай-ка вон ту штуку!
Подчиненный начальнику:
— Врубай запись!
— Запись!
— Чуть поменьше сделай, Ром! (Просьба сделать поменьше масштаб на мониторе.)
Данные директивы реализованы с помощью императивных конструкций в единственном числе и одного назывного предложения. В терминах модели Браун и Левинсона, это прямые речевые акты без смягчения или смягченные обращением по имени и в одном случае модальной частицей «-ка» (что можно отнести к солидарным стратегиям). Таким образом, взаимодействие во время выполнения работ в режиме ограниченного времени можно охарактеризовать принципом «ничего лишнего».
Ненормативнаялексика как средство вежливости?
На локальные нормы взаимодействия в компании 2 повлияло то, что почти все сотрудники — офицеры в отставке. В частности, из армейской среды заимствованы некоторые характерные жанры, например «отчитывания», когда начальник многословно ругает подчиненного «по делу» и не только. Однако этот жанр реализуется в более мягкой, часто иронической форме, с демонстрацией не только властных полномочий, но и солидарности. Рассмотрим некоторые стратегии вежливости с примерами из диалога, в котором начальник ругает подчиненного за неправильное заполнение полевого дневника.
В целом, данное взаимодействие можно охарактеризовать как кооперативное: подчиненный (2) не воспринимает в штыки слова начальника (1), а соглашается с ним во многих моментах и старается объяснить свои сложности и объективные причины некачественного ведения дневника1:
1: Там должно быть отражено гвсе, а у~| нас г...
2: Все, я стараюсь. |Я тоже
стараюсь, я стараюсь все писать. Всю х..ню. Где что вылетело, где пропровылетело, где всякую х..ню=.
1: = Да, б.., галс номер там такой-то такой-то. Говноданные написано. <...>
1 В данном отрывке используются следующие транскрипционные знаки: квадратные скобки между строчками — наложение реплик; знак «=» между строчками — стык реплик без паузы; полужирным курсивом, как и прежде, обозначено просодическое выделение слова (как правило, с увеличением громкости и растягиванием ударного гласного), курсивом выделены языковые явления, важные для анализа.
1: Ну, я не говорю что у тебя все х..во.
2: Стараюсь написать досконально прям. Все. За исключением тех, за исключением тех случаев, когда просто, б.., не могу, не могу писать, потому что третьей руки нет! 1: Вот я и говорю, когда все п...ц — п...ц, запиши потом,
[вечером. Я, знаешь, как делаю, Миш?]
2: Да когда я тебе зап? Нет. 1 Когда во время галса.
Какой галс там? Да когда эта волна пришла? Или там то-то случилось, понимаешь.
1: Не важно, потом просто пишешь в примечаниях, что была такая х..ня...
Организация общения в данном фрагменте демонстрирует активную роль обоих участников беседы. В отрывке представлены наложения реплик с обеих сторон: подчиненный (2) может перебить начальника или говорить одновременно с ним, что, однако, не приводит к нарушению хода диалога. В голосе обоих участников отсутствует напряжение, что также является показателем комфортного взаимодействия и доброжелательного настроения.
По результатам интервью, с точки зрения подчиненного (2), в данном случае претензии обоснованны. Более того, начальник объясняет, как нужно делать, и предлагает различные варианты решения проблемы, делясь своим опытом: «запиши потом, вечером», «потом просто пишешь в примечаниях». К тому же он также признает свою ответственность за сложившуюся ситуацию, например: «и сам виноват в том, что они не работают, потому что, если бы требовал, тогда вы бы делали».
Употребление ненормативной лексики в экспрессивной функции является локальной нормой взаимодействия данного коллектива. Эту особенность, наряду со словотворчеством (например: «где что вылетело, где пропровылетело», «говноданные»), юмором и языковой игрой, можно отнести к солидарным стратегиям.
Интересно, что начальник использует такие средства вежливости, как обращения и диминутивные суффиксы, однако это их ироническое употребление:
«Нет, Мишечка, открой-ка другие журнальчики — и там точно такая же х..ня.
Берешь и печатаешь, б.., и ручечкой заполняешь. А лучше карандашиком. Ты берешь просто здесь и подписываешь здесь циферку».
Еще одной чертой взаимодействия в данном коллективе является распространенность намека1 (ведь «настоящие мужчины не просят») и последующее предложение помощи:
— Петь... а, Петь... f
— Да, Вась?
— Аразмерчики этих платок отдельно у тебя есть?
— Слушай, нету, к сожалению, б.
— И в онлайне их нету, да?
— И в онлайне их нет, да.
— Ну так, навскидку?
— Слушай, ну, навскидку, ну, давай, сча прикину, не проблема...
Вася обращается к Пете (с восходящей интонацией) по имени и задает вопросы, намекая на то, что ему нужно. Петя воспринимает эти сигналы и предлагает свою помощь, освобождая собеседника от совершения директива и смягчая свое предложение средствами позитивной вежливости: «Слушай, ну навскидку, ну, давай сча прикину, не проблема». Предложение совершить действие, нужное собеседнику, является солидарной стратегией, кооперативной и эффективной для поддержания микроклимата коллектива2.
Заключение: реальность общекультурных и локальных норм вежливости
В статье описаны некоторые локальные нормы взаимодействия в двух рабочих коллективах (communities of practice). Например, в женском коллективе принято употребление ласковых обращений. В мужской группе локальными нормами являются подшучивание друг над другом и использование ненормативной лексики. При этом новый сотрудник, заранее не зная о таких нормах взаимодействия, может их неправильно интерпретировать, в том числе как бестактность или грубость.
Анализ материала подтверждает, что бессмысленно оценивать речевое событие с точки зрения (не)вежливости вне контекста и без учета интонационного компонента. Например, исполь-
Намек (неконвенциональная косвенность) в модели Браун и Левинсона выделяется в отдельную стратегию вежливости. В данном случае смысл высказывания конструируется в процессе взаимодействия обоими участниками в ходе нескольких обменов репликами. Поэтому здесь прикрепление того или иного ярлыка (позитивная / негативная вежливость, косвенный речевой акт) было бы неоднозначным.
Наблюдение за другими группами (пусть не такое детальное) позволяет говорить о том, что описанные здесь нормы можно отнести к мужским, а некоторые стратегии — к практикам коллективной маскулинности [Martin 2001; 2003: 350]. Однако, как показывает и настоящее исследование, и другие работы, представители обоих полов могут использовать как «мужские» (маскулинные), так и «женские» (феминные) стратегии, а основная разница будет в их оценках окружающими (см., например: [Martin 2003: 360]).
зование ненормативной лексики там, где это не принято, может быть воспринято как грубость. В случае же неформального общения в компании 2 эту стратегию мы отнесли к солидарным наряду с юмором и словотворчеством. Анализ конкретного материала позволяет говорить о том, что с точки зрения (не)веж-ливости не так важно, каким по структуре является речевой акт, более важными оказываются обстоятельства его совершения, паралингвистические средства и особенно просодическое оформление1. Важными для реципиента средствами солидарной / позитивной вежливости являются разные варианты обращения: по имени, по имени с диминутивным суффиксом, ласковыми словами.
В рамках локальных норм каждого коллектива представлена индивидуальная вариативность. В частности, для одного администратора компании 1 характерна большая солидарность и экспрессивность в целом, а для другого — соблюдение большей дистанции. Кто-то из сотрудников мужского коллектива более склонен к употреблению ненормативных единиц, а кто-то это делает реже.
Что касается существования общекультурных норм взаимодействия, то мы можем говорить о них с определенной условностью. Во-первых, есть структурные возможности языка: представленность категории числа во втором лице (т.е. противопоставление T/V-форм); способы выражения модальности; особенности суффиксального образования; конвенциональ-ность тех или иных речевых актов.
Во-вторых, результаты моего исследования, как кажется, позволяют высказать осторожные предположения относительно некоторых общих особенностей русской вежливости, очевидно, связанных с существующими представлениями о ценностях в нашей культуре. Я говорю прежде всего о демонстрации солидарности, которая включает и распространенные стратегии позитивной вежливости2, и такие практики поддержания отношений в коллективе, как подшучивание друг над другом и готовность предложить свою помощь, а также особенности организации диалога, например возможность перебить на-
Интонация в семейном общении, пожалуй, играет еще более значимую роль: члены семьи чутко воспринимают различные тонкости, реагируя на малейшее изменение тона. В рабочем же коллективе, в отличие от семейного, некоторые «неправильные» с точки зрения вежливости ходы могут оказаться незамеченными.
Возможно широкое и узкое понимание модели Браун и Левинсона. В узком смысле это лингвистические средства для смягчения опасных речевых актов. В широком — это стратегии избегания конфликта и поддержания социальных лиц друг друга (то же, что и face-work [Goffman 1999], relational work [Locher 2006] и relational practice [Fletcher 1999]). О предпочтении стратегий позитивной (солидарной) вежливости можно говорить в обоих случаях.
чальника. И хотя в материале представлены все стратегии — по Браун и Левинсону, это прямые речевые акты без смягчения, с позитивной и негативной вежливостью1 (в том числе конвенционально косвенные), намеки (неконвенционально косвенные) — большую роль играют средства позитивной вежливости. На основании конкретного исследования можно с некоторыми оговорками высказать предположение о предпочтении позитивной / солидарной вежливости в полуформальном и неформальном взаимодействии.
В-третьих, члены общества обладают общими фоновыми знаниями и представлениями о типичном поведении в некотором наборе ситуаций. Для того чтобы судить, насколько эти представления совпадают или различаются, необходимо проводить дальнейшие исследования.
Если мы «увеличим масштаб» и посмотрим на локальные и индивидуальные нормы, которые пересекаются и связаны друг с другом, то общая норма как бы распадается на множество частных случаев. Однако я не вижу в этом парадокса, это касается всех норм взаимодействия и поведения в целом, трактовка и описание которых зависят от «масштаба» исследования. Изучение локальных норм взаимодействия в различных группах позволяет увидеть пестроту вариаций норм вежливости и универсальные черты, к которым можно отнести, например, роль просодики в интерпретации речевых событий с точки зрения (не)вежливости и соблюдение баланса между дистанцированием и сближением.
Библиография
Аверьянова Е.А. Реализация просьбы в русском, английском, французском и албанском языках: сравнительный анализ // Труды Института лингвистических исследований. 2008. Т. 4. Ч. 2. С. 9—11.
Блинова О.В. Директив на шкалах «вежливости / грубости» и «категоричности / некатегоричности»: состав директивных реплик // ХЬ1У Международная филологическая научная конференция, Санкт-Петербург, 10—15 марта 2015 г.: Тез. докл. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2015. С. 556—557.
1 Помимо общения на «Вы» и маркера «пожалуйста», формально относящегося к средствам негативной вежливости, по Браун и Левинсону, это, например, конвенционально косвенные речевые акты («Фамилию скажете, Анечка?»). Для спонтанной речи характерно смешение позитивной и негативной стратегий вежливости в одном речевом акте (как в предыдущем примере) или цепочке реплик:
— Лешка?!
— Да!
— Поможешь одну операцию провести?
— Я даже не знаю...
— Смотри, здесь на двух страницах журнал погружения...
Бойчук Е.В. Языковые средства выражения семантики просьбы в русском и французском языках. Автореф. дис. ... кандидата филол. наук. Москва, 2012.
Брызгунова Е.А. Звуки и интонация русской речи. М.: Прогресс, 1969. 278 с.
Бурас М.М., Кронгауз М.А. Обращения в русском семейном этикете: семантика и прагматика // Вопросы языкознания. 2013. № 2. С. 121-131.
Головко Е.В. «Народная лингвистика» как объект исследования // Антропологический форум. 2014. № 21. С. 9-16.
Евсеева И.В., Кожеко А.В. Вежливость в интернет-коммуникации школьников // Экология языка и коммуникативная практика. 2014. № 1. С. 95-106.
Жельвис В.И. Грубость как регулятор коммуникативного поведения // Бытие в языке: Сб. науч. трудов к 80-летию В.И. Жельвиса. Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2011. С. 258-289.
Зацепина Е.А. Концепты вежливость, грубость в русском коммуникативном сознании // Язык и национальное сознание. Воронеж: Истоки, 2002. Вып. 3. С. 49-55.
Земская Е.А. Категория вежливости в контексте речевых действий // Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 131-136.
Земская Е.А. Категория вежливости: общие вопросы — национально-культурная специфика русского языка // Zeitschift ffir slavische Philologie. 1997. No. 56. S. 272-301.
Карабань Н.А. Коммуникативно-прагматические аспекты реализации категории вежливости в официально-деловом стиле русского языка: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград, 2006.
Ларина Т.В. Категория вежливости и стиль коммуникации. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2009. 507 с.
Леонтьев В.В. Дискурсивный поворот в теории лингвистической вежливости: к образованию теории лингвистической невежливости // Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики: материалы Междунар. науч. конф. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2012. С. 222-228.
Ратмайр Р. Прагматика извинения: Сравнительное исследование на материале русского языка и русской культуры / Пер. с нем. Е. Араловой. М.: Языки слав. культур, 2003. 272 с.
Риехакайнен Е. Способы выражения просьбы в русском языке: экспериментальное исследование. СПб., 2006 (рукопись).
Серль Дж. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17: Теория речевых актов. 1986. С. 151-169.
9th International Im/Politeness Conference "Impoliteness and Globalisation" (abstracts). Athens, 2015. 98 p. <http://politeness-2015.enl. uoa.gr/conference-programme>.
Austin J.L. How To Do Things with Words. Oxford: Oxford University Press, 1975 (1962). 184 p.
Bax M, Kadar D.Z. (eds.). Understanding Historical (Im)Politeness: Relational Linguistic Practice over Time and across Cultures. Amsterdam: Benjamins, 2012. 283 p.
Bousfield D. Impoliteness in Interaction. Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2008. 281 p.
Brown P., Levinson S. Politeness: Some Universals in Language Usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987 (1978). 358 p.
Clark J. "No, Like Proper North": Re-drawing Boundaries in an Emergent Community of Practice // Discursive Approaches to Politeness. B.; Boston: De Gruyter Mouton, 2011. P. 109-132.
Culpeper J. "It's Not What You Said, It's How You Said It!": Prosody and Impoliteness // Discursive Approaches to Politeness. B.; Boston: De Gruyter Mouton, 2011. P. 57-83.
Culpeper J., Shauer G., Marti L., Mei M, Minna N. Impoliteness and Emotions in a Cross-Cultural Perspective // SPELL: Swiss Papers in English Language and Literature. 2014. Vol. 30. P. 67-88.
Duranti A. Linguistic Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. 422 p.
Eckert P., McConnell-Ginet S. Language and Gender. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. 366 p.
Eelen G. A Critique of Politeness Theories. Manchester: St. Jerome Publishing, 2001. 280 p.
Fishman P. Interaction: The Work Women Do // Social Problems. 1978, April. Vol. 25. No. 4. P. 397-406.
Fletcher J. Disappearing Acts: Gender, Power and Relational Practice at Work. Cambridge, MA: MIT Press, 1999. 180 p.
Geyer N. Discourse and Politeness Ambivalent Face in Japanese. L.; N.Y.: Continuum, 2008. 217 p.
Gofman E. On Face-Work: An Analysis of Ritual Elements in Social Interaction // Jaworsky A., Coupland N. (eds.). The Discourse Reader. L.: Routledge, 1999. P. 306-320.
Grainger K. "First Order" and "Second Order" Politeness: Institutional and Intercultural Contexts // Discursive Approaches to Politeness. B.; Boston: De Gruyter Mouton, 2011. P. 167-188.
Gumperz J.J. Discourse Strategies. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. 240 p.
Hofstede G. Culture's Consequences: International Differences in Work-related Values. L.: Sage Publications, 1980. 475 p.
Holmes J. Gendered Talk at Work. Malden, MA: Blackwell Publishing, 2006. 251 p.
Hymes D.H. On Communicative Competence // Pride J.B., Holmes J. (eds.). Sociolinguistics: Selected Readings. Harmondsworth: Penguin, 1972. P. 269-293.
Journal of Politeness. 2014. Vol. 10. Special Issue: The Prosodic Expression of Linguistic Im/politeness in Romance Languages.
Jucker A.H. Changes in Politeness Cultures // Nevalainen T., Traugott E. (eds.). The Oxford Handbook of the History of English. N.Y.: Oxford University Press, 2012. P. 422-433.
Kadar D. Historical Chinese Politeness and Rhetoric: A Case Study of Epistolary Refusals // Journal of Politeness Research. 2012. Vol. 8. No. 1. P. 93-110.
Kadar D., Haugh M. Understanding Politeness. Cambridge: Cambridge
University Press, 2013. 295 p. Kecskes I. Intercultural Pragmatics. Oxford: Oxford University Press, 2014. 277 p.
Larina T. Directness, Imposition and Politeness in English and Russian //
Cambridge ESOL Research Notes. 2008. Vol. 33. P. 33-38. Levinson S. Activity Types and Language // Drew P., Heritage J. (eds.). Talk at Work: Interaction in Institutional Settings. Cambridge: Cambridge University Press, 1992. P. 66-100. Locher M.A. Polite Behavior within Relational Work: The Discursive
Approach to Politeness // Multilingua. 2006. Vol. 25. P. 249-267. Martin P.Y. Mobilizing Masculinities: Women's Experiences of Men at
Work // Organization. 2001, November. Vol. 8. P. 587-618. Martin P.Y. "Said and Done" versus "Saying and Doing": Gendering Practices, Practicing Gender at Work // Gender and Society. 2003, June. Vol. 17. No. 3. P. 342-366. Mills S. Communities of Practice and Politeness // Davies B., Haugh M., Merrison A. (eds.). Situated Politeness. L.: Continuum International Publishing, 2011a. P. 73-88. Mills S. Discursive Approaches to Politeness and Impoliteness // Discursive Approaches to Politeness. B.; Boston: De Gruyter Mouton, 2011b. P. 19-56.
Milroy L. Language and Social Networks. N.Y.: Blackwell Publishers, 1987. 230 p.
Silverstein M. Indexical Order and the Dialectics of Sociolinguistic Life //
Language and Communication. 2003. Vol. 23. P. 193-229. Tannen D. New York Jewish Conversational Style // International Journal
of Sociology of Language. 1981. Vol. 30. P. 133-149. Watts R.J. Politeness. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. 304 p. Wenger E. Communities of Practice: Learning, Meaning, and Identity. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. 336 p.
Anthropology of Politeness: Cultural and Local Interaction Norms
Ekaterina Rudneva
European University at St Petersburg 3 Gagarinskaya str., St Petersburg, Russia erudneva@eu.spb.ru
Politeness is claimed to be a universal mechanism of conflict avoidance and relational work. However, some politeness norms vary across cultures and communities of practice. The goal of this article is to investigate the local interaction norms of two workplaces. To collect data, I mainly used audio and video recordings of daily conversations in two companies, which I was also observing either as a participant or as a guest. The second step was interviewing people in order to understand their views of (im)polite interactions. The data in the article is analysed using Brown and Levinson's framework combined with the so-called discursive approach, which aims to focus on naturally-occurring data and native speakers' evaluations. Some politeness norms like using intimate address forms in one company or swear words in the other, are specific to the particular community of practice. This article shows that the key feature of Russian politeness between colleagues is demonstrating solidarity and favouring positive politeness strategies.
Keywords: politeness, linguistic politeness, natural interaction, local norms, communication in the workplace.
References
9th International Im/Politeness Conference "Impoliteness and Globalisation", Athens, 2015 (abstracts). <http://politeness-2015.enl. uoa.gr/conference-programme>.
Austin J. L., How To Do Things with Words. Oxford: Oxford University Press, 1975 (1962), 184 pp.
Averianova E. A., 'Realizatsiya prosby v russkom, angliyskom, frantsuzskom i albanskom yazykakh: sravnitelnyy analiz' [Realisation of Requests in Russian, English, French and Albanian: A Comparative Analysis], Trudy Instituta lingvisticheskikh issledovaniy, 2008, vol. 4, part 2, pp. 9—11. (In Russian).
Bax M., Kadar D. Z. (eds.), Understanding Historical (Im)Politeness: Relational Linguistic Practice over Time and across Cultures. Amsterdam: Benjamins, 2012, 283 pp.
Blinova O. V., 'Direktiv na shkalakh "vezhlivosti / grubosti" i "kate-gorichnosti / nekategorichnosti": sostav direktivnykh replik' [Directive on the Scales of "Politeness / Impoliteness" and "Catego-
ricity / Non-categoricity"], XLIVMezhdunarodnaya fllologicheskaya nauchnaya konferentsiya, St Petersburg, 10—15 marta 2015 g.: Tez. dokl. [XLIV International Philological Conference, St Petersburg, March 10-15 2015: abstracts], 2015, pp. 556-557. (In Russian).
Bousfield D., Impoliteness in Interaction. Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2008, 281 pp.
Boychuk Ye. V., Yazykovye sredstva vyrazheniya semantikiprosby v russkom i frantsuzskom yazykakh: Abstract of Candidate's Thesis. Moscow, 2012. (In Russian).
Brown P., Levinson S., Politeness: Some Universals in Language Usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987 (1978), 358 pp.
Bryzgunova E. A., Zvuki i intonatsiya russkoy rechi [Sounds and Intonation of Russian Speech]. Moscow: Progress, 1969, 278 pp. (In Russian).
Buras M. M., Krongauz M. A., 'Obrashcheniya v russkom semeynom etikete: semantika i pragmatika' [Terms of Address in Russian Family Etiquette: Semantics and Pragmatics], Voprosy yazyko-znaniya, 2013, no. 2, pp. 121-131. (In Russian).
Clark J., '"No, Like Proper North": Re-drawing Boundaries in an Emergent Community of Practice', Discursive Approaches to Politeness. Berlin; Boston: De Gruyter Mouton, 2011, pp. 109-132.
Culpeper J., '"It's Not What You Said, It's How You Said It!": Prosody and Impoliteness', Discursive Approaches to Politeness. Berlin; Boston: De Gruyter Mouton, 2011, pp. 57-83.
Culpeper J., Shauer G., Marti L., Mei M., Minna N., 'Impoliteness and Emotions in a Cross-Cultural Perspective', SPELL: Swiss Papers in English Language and Literature, 2014, vol. 30, pp. 67-88.
Duranti A., Linguistic Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press, 1997, 422 pp.
Eckert P., McConnell-Ginet S., Language and Gender. Cambridge: Cambridge University Press, 2003, 366 pp.
Eelen G., A Critique of Politeness Theories. Manchester: St. Jerome Publishing, 2001, 280 pp.
Fishman P., 'Interaction: The Work Women Do', Social Problems, 1978, April, vol. 25, no. 4, pp. 397-406.
Fletcher J., Disappearing Acts: Gender, Power and Relational Practice at Work. Cambridge, MA: MIT Press, 1999, 180 pp.
Geyer N., Discourse and Politeness Ambivalent Face in Japanese. London; New York: Continuum, 2008, 217 pp.
Goffman E., 'On Face-Work: An Analysis of Ritual Elements in Social Interaction', Jaworsky A., Coupland N. (eds.), The Discourse Reader. London: Routledge, 1999, pp. 306-320.
Golovko E. V., '"Narodnaya lingvistika" kak objekt issledovaniya' [Folk-linguistics as a Research Object], Antropologicheskij Forum, 2014, no. 21, pp. 9-16. (In Russian).
Grainger K., '"First Order" and "Second Order" Politeness: Institutional and Intercultural Contexts', Discursive Approaches to Politeness. Berlin; Boston: De Gruyter Mouton, 2011, pp. 167-188.
Gumperz J. J., Discourse Strategies. Cambridge: Cambridge University Press, 1982, 240 pp.
Hofstede G., Culture's Consequences: International Differences in Work-related Values. London: Sage Publications, 1980, 475 pp.
Holmes J., Gendered Talk at Work. Maiden, MA: Blackwell Publishing, 2006, 251 pp.
Hymes D. H., 'On Communicative Competence', Pride J. B., Holmes J. (eds.), Sociolinguistics: Selected Readings. Harmondsworth: Penguin, 1972, pp. 269-293.
Jucker A. H., 'Changes in Politeness Cultures', Nevalainen T., Traugott E. (eds.), The Oxford Handbook of the History of English, New York: Oxford University Press, 2012, pp. 422-433.
Kádár D., 'Historical Chinese Politeness and Rhetoric: A Case Study of Epistolary Refusals', Journal of Politeness Research, 2012, vol. 8, no. 1, pp. 93-110.
Kádár D., Haugh M., Understanding Politeness. Cambridge: Cambridge University Press, 2013, 295 pp.
Karaban N. A., Kommunikativno-pragmaticheskie aspekty realizatsii kategorii vezhlivosti v ofitsialno-delovom stile russkogo yazyka [Communi-cational and Pragmatic Aspects of Realisation of Politeness Category in Official Business Style of Russian Language]: Abstract of Candidate's Thesis. Volgograd, 2006. (In Russian).
Kecskes I., Intercultural Pragmatics. Oxford: Oxford University Press, 2014, 277 pp.
Larina T., 'Directness, Imposition and Politeness in English and Russian', Cambridge ESOL Research Notes, 2008, vol. 33, pp. 33-38.
Larina T. V., Kategoriya vezhlivosti i stil kommunikatsii [The Category of Politeness and Communication Style], Moscow: Rukopisnye pamyatniki Drevney Rusi, 2009, 507 pp. (In Russian).
Leontiev V. V., 'Diskursivnyy povorot v teorii lingvisticheskoy vezhlivosti: k obrazovaniyu teorii lingvisticheskoy nevezhlivosti' [The Discursive Turn in Linguistic Politeness: To the Emergence of the Linguistic Impoliteness Theory], Kommunikativnye aspekty sovremennoy lingvistiki i lingvodidaktiki: materialy Mezhdunar. nauch. konf. [Communicative Aspects of Modern Linguistics and Linguodidactics: Materials for an International Conference]. Volgograd: Volgograd State University, 2012, pp. 222-228. (In Russian).
Levinson S., 'Activity Types and Language', Drew P., Heritage J. (eds.), Talk at Work: Interaction in Institutional Settings. Cambridge: Cambridge University Press, 1992, pp. 66-100.
Locher M. A., 'Polite Behavior within Relational Work: The Discursive Approach to Politeness', Multilingua, 2006, vol. 25, pp. 249-267.
Martin P. Y., 'Mobilizing Masculinities: Women's Experiences of Men at Work', Organization, November 2001, vol. 8, pp. 587-618.
Martin P. Y., '"Said and Done" versus "Saying and Doing": Gendering Practices, Practicing Gender at Work', Gender and Society, June 2003, vol. 17, no. 3, pp. 342-366.
Mills S., 'Communities of Practice and Politeness', Davies B., Haugh M., Merrison A. (eds.), Situated Politeness. London: Continuum International Publishing, 2011, pp. 73-88.
Mills S., 'Discursive Approaches to Politeness and Impoliteness', Discursive Approaches to Politeness. Berlin; Boston: De Gruyter Mouton, 2011, pp. 19-56.
Milroy L., Language and Social Networks. New York: Blackwell Publishers, 1987, 230 pp.
Rathmayr R., Pragmatik der Entschuldigungen-.Vergleichende Untersuchung am Beispiel der russischen Sprache und Kultur. Köln: Bohlau Verlag, 1996, 243 pp.
Riekhakainen E., Sposoby vyrazheniya prosby v russkom yazyke: eksperi-mentalnoe issledovanie [Modes of Expressing Requests in the Russian Language: An Experimental Study]. St Petersburg, 2006 (manuscript). (In Russian).
Silverstein M., 'Indexical Order and the Dialectics of Sociolinguistic Life', Language and Communication, 2003, vol. 23, pp. 193-229.
Special Issue: The Prosodic Expression of Linguistic Im/politeness in Romance Languages, Journal of Politeness, 2014, vol. 10.
Tannen D., 'New York Jewish Conversational Style', International Journal of Sociology of Language, 1981, vol. 30, pp. 133-149.
Watts R. J., Politeness. Cambridge: Cambridge University Press, 2003, 304 pp.
Wenger E., Communities of Practice: Learning, Meaning, and Identity. Cambridge: Cambridge University Press, 1998, 336 pp.
Yevseeva I. V., Kozheko A. V., 'Vezhlivost v internet-kommunikatsii shkolnikov' [Politeness in Internet Communication of Schoolchildren], Ekologiya yazyka i kommunikativnaya praktika, 2014, no. 1, pp. 95-106. (In Russian).
Zatsepina E. A., 'Kontsepty vezhlivost, grubost v russkom kommunikativnom soznanii' [Concepts of Politeness, Rudeness in Russian Communication Consciousness], Yazyk i natsionalnoe soznanie [Language and National Consciousness], Issue 3. Voronezh: Istoki, 2002, pp. 49-55. (In Russian).
Zemskaya E. A., 'Kategoriya vezhlivosti: obshchie voprosy — natsionalno-kulturnaya spetsifika russkogo yazyka' [The Category of Politeness: General Issues — National-cultural Specialty of Russian Language], Zetschift für slavische Philologie, 1997, vol. 56, pp. 272-301. (In Russian).
Zemskaya E. A., 'Kategoriya vezhlivosti v kontekste rechevykh deystviy' [Category of Politeness in the Context of Speech Actions], Yazyk rechevykh deystviy [Language of Speech Actions]. Moscow: Nauka, 1994, pp. 131-136. (In Russian).
Zhelvis V. I., 'Grubost kak regulyator kommunikativnogo povedeniya' [Rudeness as Regulator of Communicational Behaviour], Bytie v yazyke: Sb. nauch. trudov k 80-letiyu V. I. Zhelvisa [Existence in Language: Collection of Transactions to the 80th Anniversary of V. I. Zhelvis]. Yaroslavl: Yaroslavl State Pedagogical University, 2011, pp. 258-289. (In Russian).
