CC BY
59
УДК 124.4 ББК 87.3(2)6:87.5
АНТРОПОЛОГИЯ ТВОРЧЕСТВА В КОНТЕКСТЕ СОФИОЛОГИИ С.Н. БУЛГАКОВА
О.В. ЩЕКАЛЕВА
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова Ломоносовский проспект, д. 27, корпус 4, Философский факультет, г. Москва, 119991, Российская Федерация E-mail: olya.margaryan@yandex.ru
Рассматривается учение о человеке и концепция творчества С.Н. Булгакова. Обосновывается возможность интерпретации и понимания концепции творчества Булгакова в свете антропологии. Указывается, что многие исследователи философии Булгакова не проводили явной связи между антропологией и творчеством и не ставили вопрос о том, почему человек способен к творчеству. С опорой на тексты Булгакова реконструируются антропология и концепция творчества. Определяется роль Софии в процессе творчества и ее роль в жизни человека в целом. Анализируется изменение онтологического статуса человека в результате грехопадения. Выявляется специфика понимания Булгаковым самого творческого акта и его влияния на человека. Предлагается кроме художественного творчества отдельно рассматривать самотворчество, так как оно принципиально отличается от художественного творчества. Подчеркивается, что, согласно Булгакову, самотворчество может привести человека к спасению и даже к святости. Утверждается, что самотворчество как осуществление собственной идеи-нормы является подлинным смыслом жизни человека. Обращается внимание на трагедию творчества, которую переживает каждый человек-творец. В заключение указывается на то, что в перспективе концепция творчества Булгакова может быть применена к оценке художественных произведений. Делается вывод, что, согласно философии Булгакова, основными характеристиками человека, делающими его способным к творчеству, являются его свобода, гениальность и талантливость. При этом обосновывается значимость творческой деятельности как для отдельного человека, так и для всего мира, указывается эсхатологическая роль творчества.
Ключевые слова: софиология, творчество, самотворчество, антропология, свобода, гениальность, талантливость, идея-норма, грехопадение, эсхатология
THE ANTHROPOLOGY OF CREATIVITY IN THE CONTEXT OF S. N. BULGAKOV'S SOPHIOLOGY
OLGA SHCHEKALEVA
Lomonosov Moscow State University (MSU), 27/4, Lomonosovsky pr., Department of Philosophy, Moscow, 119991, Russian Federation E-mail: olya.margaryan@yandex.ru
This paper deals with Bulgakov's doctrine on the human being and creative work. The reason why it is possible to interpret and understand Bulgakov's conception of creativity in the light of anthropology is justified in the paper. It is indicated that many researchers of Bulgakov's philosophy did not make an explicit connection between anthropology and creativity and did not raise the question why man is capable of creativity. Anthropology and the concept of creativity are reconstructed using Bulgakov's texts. The role of Sofia in the creative process and her role in human life as a whole are determined. The change of the ontological status of man as a result of the original sin is analyzed. The speci-
ficity of Bulgakov's understanding of the creative act and its influence on man is revealed. The impact of creativity on a person is analyzed in the paper. It is proposed to consider artistic creation separately from self-creation, as it is fundamentally different from artistic creativity. It is emphasized that according to Bulgakov, self-creation can lead a person to salvation and even to Holiness. It is argued that self-creation as the implementation of one's own idea-norm is the true meaning of human life. Attention is drawn to the tragedy of creativity, which every person-creator experiences. In conclusion, it is pointed out that in the future the concept of Bulgakov's creativity can be applied to the evaluation of works of art. The article concludes that, according to Bulgakov's philosophy, the main characteristics of a person that make him capable of creativity are his freedom, genius and talent. This way the importance of creative activity, both for an individual and for the whole world, is proved and the eschatological role of creativity is indicated.
Key words: sophiology, creativity, anthropology, self-creation, freedom, genius, talent, idea-norm, original sin, eschatology
DOI: 10.17588/ 2076-9210.2019.4.140-153
К вопросу о связи антропологии и творчества
Современная философия не отвечает на целый ряд вопросов, касающихся природы творчества: каков источник творческих идей, какие способности человека задействованы при создании новых идей. Поэтому и возникает необходимость обратиться к философии прошлых веков, в данном случае к русской софиологии, поскольку русская софиология на данные вопросы отвечает и тема творчества получила в ней системное развитие. А софиология С.Н. Булгакова является самым обширным из всех софиологических учений и самым обсуждаемым.
Стоит отметить, что исследователи философии Булгакова не уделяют достаточного внимания его философии творчества и антропологии и не проводят четкой связи между антропологией и философией творчества. Так, С.С. Хоружий не акцентирует внимание на творчестве и на антропологии, а пишет преимущественно о Софии и спорах вокруг софиологии. В.В. Бычков лишь вскользь говорит о концепции творчества Булгакова. Более того, С.С. Хоружий считает, что софиология уходит от реальных проблем и тем и рассматривает проблемы мифические, так как софиология утверждает, что существуют идеальные первообразы всех вещей1. Есть основания не соглашаться с Хоружим, поскольку учение о творчестве Булгакова как раз показывает, что софиология решает реальные и актуальные проблемы, не уводя мысль в область иллюзий. К тому же софиологи не останавливаются на постулировании идеальных образов, они идут дальше, выводя из этого важные следствия.
Данное исследование исходит из предпосылки, согласно которой ключ к концепции творчества Булгакова лежит в области антропологии, потому что творит именно человек, а не София. Многие исследователи отмечали, что учение о
1 См.: Хоружий С.С. Перепутья русской софиологии // Хоружий С.С. О старом и новом. СПб.: Алетейя, 2000. С. 155-168 [1].
человеке - это узловой момент философии Булгакова2 и что «проблема творчества у Булгакова неразрывно связана с антропологией»3. Сам Булгаков, говоря о творчестве, говорит преимущественно о творчестве человека, а не Бога. Если же мы рассматриваем творчество человека, то вполне закономерно задать вопросы: кто творит, каков человек творящий. Поэтому главная задача нашего исследования - прояснить, почему, согласно софиологии С.Булгакова, человек способен к творческой деятельности. Представляется принципиально важным изучить этот вопрос, поскольку это позволит лучше понять концепцию творчества Булгакова. В целом русская философия антропоцентрична, и антропоцентризм - это одно из основополагающих положений философии Булгакова, поэтому естественно при исследовании русской философии рассматривать интересующие нас феномены, в данном случае творчество, в связи с природой человека.
Двойственная природа человека
Исследователи философии Булгакова отмечают, что для него свойственен метафизический взгляд на человека, который сформировался под воздействием платонизма, гностицизма и христианского учения отцов Церкви4. Говоря об антропологии Булгакова, стоит начать с того, что человек сотворен по образу Бога, сущность человека Бог извел из самого себя и в метафизическом смысле человек является сыном Божьим. Различие между актуальным образом человека и потенциальным возникло вследствие грехопадения. В софиологии Булгакова актуальное, действительное состояние человека называется «образом Божьим», а «подобие» понимается как потенциальное состояние человека, к которому он призван стремиться5. Подобие можно мыслить как некое задание для человека, как обращаться со своим бытием. Данное соотношение образа и подобия как актуального и потенциального, как идеи и действительности, является характерной особенностью человека, его специфической чертой.
Булгаков считает, что грехопадение случилось от того, что человек хотел безграничной власти, захотел стать как Бог. Грехопадение доказывает, что человек обладает тварной свободой, ведь если бы человек не был свободен, он не смог бы совершить первородный грех. Грехопадение лишило человеческую историю гармонии, привнесло в нее трагизм и ослабило софийность человека. До грехопадения труд человека по отношению к миру был творческим и легким. Из-за факта грехопадения человек относится к миру как к хозяйству, это проявляется как в физическом, так и в умственном труде человека. Земля после грехопадения была проклята и поэтому сопротивляется хозяйственному воздействию на нее челове-
2 См.: Конева Л.А. С.Н. Булгаков: человек, способный быть // Интеллектуальная культура России. 2013. №4 (13). С. 22 [2].
3 См.: Батурина И.В. Философия творчества С.Н. Булгакова // Вестник МГОУ. 2015. № 3. С. 79 [3].
4 См.: Сушенцова М. Христианский и гуманистический подходы к образу хозяйствующего субъекта в работах С. Булгакова и Э. Фромма // Вюник Кшвського нацюнального ушверситету iм. Тараса Шевченка. 2011. № 131. С. 49 [4].
5 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1994. С. 268-269 [5].
ком, природа становится враждебной по отношению к человеку. После грехопадения человек переходит от состояния царя природы к состоянию ее невольника, земледельца. Человек в грехопадении стал «рабом своего естества», и это привело к тому, что человек стал смертным6. Стоит отметить, что теме смерти человека Булгаков уделяет большое внимание. Л.А. Конева пишет, что, согласно Булгакову, понять свою жизнь как целую человек может только в перспективе смерти7. Но тему творчества Булгаков не связывает с темой смерти. Видимо, по той причине, что бессмертие автора в художественных произведениях философ считает менее значительным, чем личное спасение и обожение.
В результате грехопадения человек получил свободу выбора - вернуться к послушанию Богу или не возвращаться. Рассматривая софиологическую трактовку грехопадения, можно заключить, что грехопадение изменило онтологический статус человека, дух человеческий лишился целостности, хотя конечная цель мира не изменилась. Природа человека стала двойственной, он соединил в себе абсолютное и относительное. Именно поэтому человек не может примириться с собой, ощущает раздвоенность. Только при духовном падении человек способен примириться с собой, тогда он максимально отдалится от Бога8. В софиологии Булгакова человек ставится выше других творений, и это наглядно подтверждает сюжет, согласно которому человек дал наименования всем живым существам. Акт именования означает, что Бог доверяет человеку все творение.
Человек трансцендентен мировой данности и даже самому себе как природному существу. Данную трансцендентность Булгаков называет «ипостасью» и указывает, что «человеку присуще стремление к абсолютному творчеству»9. Имеется в виду, что если бы в человеке не было разрыва между образом и подобием, то он был бы способен к абсолютному творчеству, не ограниченному никакими объективными данностями. Кроме ипостасного Я, философ выделяет психологическое Я (постоянный поток переживаний и страстей), гносеологическое Я (различные познавательные схемы), волящее Я, космическое Я (некая потенциальность). И в конце концов определяет Я антиномически10. Строго говоря, человека нельзя раз и навсегда определить, он не исчерпывается никакими определениями.
Кроме того, человек причастен к Троице, и данная причастность выражается в том, что человек обладает волей, которая является началом добра, умом, который является началом истины, и чувствами, которые являются началами красоты. Каждая способность в человеке стремится соединиться с другими способностями и таким образом прийти к единству. Человек обладает бессмертной душой, т.е., как существо телесное, человек временен, а как суще-
6 См.: Булгаков С. Н. Философия хозяйства // Булгаков С. Н. Соч. в 2 т. М.: Наука, 1993. Т. 1. С. 81 [6].
7 См.: Конева Л.А. С.Н. Булгаков: человек, способный быть // Интеллектуальная культура России. 2013. №4 (13). С. 23.
8 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 242-250.
9 Там же. С. 243.
10 См.: Булгаков С.Н. Трагедия философии // Булгаков С.Н. Соч. в 2 т. М.: Наука, 1993. Т. 1. С. 394 [7].
ство, обладающее душой, - вечен. Согласно Булгакову, тот факт, что человек имеет образ Иисуса Христа, доказывается боговоплощением. Бог воплотился в человека, потому что полнота образа Бога принадлежит человеку и никому больше, ангелы его не имеют. К тому же человек царит в мире, а ангелы не имеют собственного мира11.
Творчество представляет собой самый трудный путь для человека, потому что человек для осуществления творческого акта должен находиться в двух мирах - горнем и дольнем. При этом причастность к абсолютному позволяет человеку подниматься в горний мир. Человек не удовлетворен наличным миром и поэтому стремится к творчеству. Философ писал, что человеку свойственна духовная двуполость или андрогинность12. Двуполость человека играет роль в силу того, что мужское начало определяет творческий акт, именно оно восходит к вечным идеям в плероме Софии и созерцает их, а само воплощение идей в жизнь, выполнение творческих заданий осуществляется женским началом в человеке. Другими словами, каждый человек потенциально наделен гениальностью и талантом, при этом гениальность - это мужское начало, дух, который зачинает идею, талантливость - это женское начало, которое идею исполняет. Гениальность - это «творческая инициатива, обретение новых тем, задач и возможностей, это - духовный взлет в "умное место", где зрятся вечные идеи»13. Булгаков считал гениальность универсальным качеством человека, как львиность является универсальным качеством льва. Без талантливости гениальность не даст результата и полноценного акта творчества не будет. Иными словами, талантливость - это труд, который затрачивает человек-творец, стремясь создать шедевр.
Заметим, что позднее Булгаков отказался от идеи андрогинности человека. Это связано с тем, что с 1921 года «Мужское» и «Женское» стали рассматриваться философом как трансцендентные категории, он перенес их в Божество. А.П. Козырев подробно проанализировал статьи Булгакова «Мужское и Женское» и «Мужское и Женское в Божестве» и пришел к выводу, что философ разделил категории «Мужское» и «Женское» и категории «мужеское» и «женственное». «Мужское» и «Женское» не связаны с полом, плотью, «выводятся за рамки пола, помещаются над полом и его обусловливают»14. Скорее всего, Булгаков отбросил идею об андрогине из-за того, что «женскость» Софии приводит к эротическим подменам софийного богословия, за такие подмены он критиковал В.С. Соловьева.
Булгаков отмечал, что из-за своей двойственности, принадлежности к миру имманентному и миру трансцендентному, человек никогда не может примириться
11 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 265-268.
12 Там же. С. 264.
13 Там же. С. 264.
14 См.: Козырев А.П. Андрогин «на пиру богов» // С.Н. Булгаков: религиозно-философский путь. Междунар. науч. конф., посвященная 130-летию со дня рождения. М.: Русский путь, 2003. С. 335 [8].
с самим собой и это является достоинством человека15. Как раз в этом ярко проявляется антиномичность человека. Об антиномичности человека писали многие русские философы - Г.С. Сковорода, А.С. Хомяков, Вл. Соловьев и другие. Но Булгаков акцентирует данное положение, когда пишет о том, что человек ощущает разорванность своего бытия и стремится ее преодолеть в творчестве. При этом он в редкие моменты способен закреплять свои прозрения, чаще человек не может этого сделать. Можно быть творцом только в душе, не иметь способности к закреплению увиденного, но постоянно воспринимать вечные образы. Не каждый актуализирует гениальность и талантливость, но каждый человек призван вдохновляться красотой, ощущать свою причастность к ней16. Многие люди интуитивно понимают истинную сущность гениальности. Но в обыденном языке понятия «гениальность» и «талантливость» практически совпадают по значению, что, если встать на точку зрения философа, неверно.
Роль Софии в акте творчества
Учение о Софии у Булгакова является центральным, софиологическую тематику Булгаков начал разрабатывать еще в «Философии хозяйства». О Софии он пишет в работах «Свет Невечерний», «Агнец Божий», «Утешитель», «Невеста Агнца», «Купина неопалимая», «Икона и иконопочитание».
София - это не какая-то безличная сила, София является личностью. И философы, говоря о Софии, задавались вопросом «Кто это?»17. Но Булгаков позднее пересмотрел свои философские взгляды на Софию, изложенные в «Философии хозяйства» и в «Свете невечернем». В работе «Агнец Божий» он не называет Софию личностью, понимая ее как «самооткровение св.Троицы, как Отца в Сыне и Духе Св<ятом>»18. Булгаков писал, что София - это «орга-
~ 19
низм идей, в котором содержатся идейные семена всех вещей» , но сама София ничего не творит. Можно сказать, что в этом смысле она пассивна, ее действие заключается в том, что она открывает себя человеку-творцу. Сама София является творческой мыслью Бога, и поэтому неудивительно, что она является источником творчества. Софию можно понимать как предельное задание для всего тварного мира, так как мир - это становящаяся София20 и через творчество человек призван способствовать данному становлению. Можно сказать, что София дает подлинный смысл человеческой жизни, так как каждый человек призван к осуществлению своего подобия, которое находится в плероме Софии. Хотя исключительно силами человека мир не может быть преобразован, необходимо вмешательство Бога в конце времен.
15 См.: Козырев А.П. Андрогин «на пиру богов». С. 211.
16 Там же. С. 333
17 См.: Раух А. Образ Софии, Премудрости Божией, у св. Кирилла, просветителя славян, и в русской религиозной философии // Софиология: сб. ст. / под ред. В. Поруса. М., 2010. С. 10 [9].
18 См.: Булгаков С.Н. Агнец Божий. О Богочеловечестве. Париж: Ymca-press, 1933. С 133 [10].
19 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 194.
20 См.: Козырев А.П. Андрогин «на пиру богов» // С.Н. Булгаков: религиозно-философский путь. Междунар. науч. конф., посвященная 130-летию со дня рождения. С. 194.
Участие Софии в творческом акте ни в коем случае не лишает человека свободы. Ведь свобода присуща ему до грехопадения, изначально, и является целью творения человека Богом. Можно согласиться с Л.Л. Чакиной в том, что свобода творчества, согласно Булгакову, проявляется в субъективном видении художни-ка21. Это значит, что то, что человек-творец постигает в Софии, преломляется через призму его субъективности. Человек несвободен в творчестве лишь в том, что он не способен сам изобретать творческие идеи. Красота делает творца своим орудием, «красота творит художника»22. Но, с другой стороны, это невозможно без стремления самого человека-творца к Красоте, к Софии. В софиологии не указывается, как конкретно человек достигает Софии, и в этом видится отличие софио-логии от гностицизма. На это отчасти указывала Н.К. Бонецкая, говоря, что в русской софиологии нет разработанного пути к духовному знанию23.
Эстетическими средствами легче выразить духовный опыт, чем формально-логическими24. То есть, если бы человек-творец захотел рационально описать свой опыт, у него ничего бы не получилось или же он бы значительно обеднил этот опыт соединения с Софией. И.В. Батурина полагает, что у Булгакова творчество -это наивысшая ступень приближения к трансцендентному бытию, причем онтоло-
25
гически и аксиологически творческий акт совпадает с религиозным актом . С ней можно согласиться, потому что и в акте творчества, и в религиозном акте человек получает мистический опыт, но, в отличие от прямого религиозного служения, в творчестве человек не преодолевает свою греховность.
Булгаков считал, что поэтическое творчество - это «страшное служение», имея в виду, что это в конечном итоге служение Богу, тут замешан страх и трепет, который охватывает человека перед лицом трансцендентного. Он пишет, что «поэзия есть служение истине в красоте» и что через красоту поэт достигает мудрости26. Значит, София является не только источником Красоты, но и источником Истины, если истину понимать онтологически, как вечный первообраз всех вещей.
Творческий процесс - это встреча двух миров, имманентного и трансцендентного, это встреча Софии и человека27. Поэтому, опираясь на софиоло-гию, вдохновение человека-творца можно объяснить как процесс связи с реальностью за пределами чувственного мира. Исходя из этого, некоторые исследователи заключают, что процесс творчества - это богочеловеческий процесс28, так как София все получила от Бога и является откровением Бога в мире.
21 См.: Чакина Л.Л. «Новая визуальность» в свете теории кризиса искусства // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2015. Т.17. №1. С. 280 [11].
22 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 330.
23 См.: Бонецкая Н.К. Русская софиология и антропософия // Вопросы философии. 1995. № 7. С. 79 [12].
24 См.: Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. М.: Ладомир, 2007. С. 265 [13].
25 См.: Батурина И.В. Философия творчества С.Н. Булгакова // Вестник МГОУ. С. 78.
26 См.: Булгаков С.Н. Тихие думы. М.: Республика, 1996. C. 259 [14].
27 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 199.
28 См.: Ваганова Н.А. Софиология протоиерея Сергия Булгакова. М.: ПСТГУ, 2011. С. 278 [15].
Трагедия творчества
По словам Булгакова, человек-творец, создающий произведение искусства, чувствует неудовлетворенность из-за того, что любое закрепление идеи в продукте творчества не исчерпывает всего человека и не является идеальным. Потенциально человеческое творчество абсолютно, и из-за того, что потенциальность не становится актуальной, человек переживает трагедию, которая выражается в поисках шедевра. Тогда он испытывает разочарование после акта творчества, потому что абсолютный шедевр не был создан. У этой трагедии онтологические корни, ведь человек является абсолютно-относительным существом. Чтобы прекратить томление абсолютности в себе, человек может только принять это со смирением.
С другой стороны, человек-творец переживает трагедию, когда он стремится преобразовать мир и распространить красоту на весь мир, но это ему не удается. Чтобы искусство стало более действенным, человек творящий соединяет множество разных искусств, осуществляет их синтез, но такие поиски не приводят к желаемой цели. Творческий порыв не должен противопоставлять себя всякой данности мира, только тогда человек-творец избежит указанной трагедии29.
Иногда случается так, что дар творчества, которым наделен человек, является мучительным для него самого. Чтобы созерцать вечные идеи, человек должен дорасти до этого в духовном плане, нравственно очиститься. Если этого не произошло, то творчество будет для него мукой30.
Оценка Булгаковым отдельных произведений искусства
София, согласно софиологии Булгакова, делает возможным существование красоты в природе и в искусстве, а также существование самого искусства в целом. Но при анализе отдельных произведений искусства выявляются различного рода несоответствия идеального софийного образа и конкретного произведения искусства. Чтобы проследить справедливость данного положения, обратимся к оценке Булгаковым «Сикстинской Мадонны» Рафаэля.
Философ называет встречу в Дрездене с «Сикстинской Мадонной» Рафаэля событием, духовным потрясением, даже молитвою. Он пишет, что след этого события «сохраняется в сердце всю жизнь»31. Булгаков описывает эту встречу так: «Сикстинская Богоматерь, в Дрездене, Сама Ты коснулась моего сердца, и затрепетало оно от этого зова»32. Философ полагает себя неосведомленным в искусстве, то есть он не мог предугадать и ожидать, как потрясет его «Сикстинская Мадонна». Он не отождествляет данное впечатление с эстетическим волнением, художе-
29 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 334.
30 См.: Булгаков С.Н. Труп красоты. По поводу картин Пикассо // Булгаков С.Н. Тихие думы. М.: Республика, 1996. С. 30 [14].
31 См.: Булгаков С.Н. Две встречи (1898-1924) (из записной книжки) // Булгаков С.Н. Первообраз и образ. Соч. в 2 т. Т. 2. СПб.: Инапресс, 1999. С. 380 [16].
32 Там же. С. 381.
ственным восприятием, подчеркивая, что духовное потрясение выше всего этого. Очевидно, что данная встреча с сакральным через искусство сыграла большую роль в жизни Булгакова, привела его к отказу от марксизма. Но в следующий раз, когда Булгаков приехал в Дрезден, его встреча с Богоматерью не состоялась, он не увидел ее в «Сикстинской Мадонне». Булгаков воспринял лишь человеческую красоту, не дающую благодати, и ему показалось невозможным молиться перед этой картиной. Стало очевидно, что это не икона, а гениальная картина, которая несет иной смысл и содержание. Булгаков считает, что все произведения скульптуры, живописи, архитектуры Ренессанса гениальны, но не несут в себя благодати, святости, к ним следует относиться только «художественно», а не духовно. Натурализм позволяет изобразить только природное (Дева Мария как женщина), сверхприродное - Приснодевство - он ухватить не может. Иконное письмо отвергает и преодолевает натурализм как ограниченный способ видения и выражает сверхприродное видение мира. Булгакову именно православная икона «открыла глаза на это вопиющее несоответствие средств и заданий»33. Рафаэль стремится средствами греховной красоты явить Богородицу, в этом и состоит несоответствие между средствами и заданием. Такая красота не может спасти мир, она сама нуждается в спасении, так как заключает в себе демоническое начало, и «улыбка его играет на устах леонардовских героев»34. Демоническая красота проявляется в том, что в Мадонне Рафаэля ощущается похоть, эротика. Исток мистической эротики Булгаков видит в рыцарстве, которое привело к языческому мироощущению деятелей Ренессанса. Художники Ренессанса прочувствовали только человеческую сторону в боговоплощении, заслонили божественное человеческой красотой. Булгаков отмечает, что человеческая красота уместна и недемонична, если она не подменяет собой божественную красоту. Поэтому философ предлагает рассматривать картину Рафаэля «Сикстинская Мадонна» как выражение человеческой трагедии, которая дает возможность нам испытать катарсис, очиститься35.
Обратимся к работе Булгакова «Труп красоты. По поводу картин Пикассо», в которой он проанализировал содержание картин Пикассо. Булгаков писал: «...несмотря на быстрое развитие и радикальное изменение приемов творчества Пикассо, по духовному содержанию оно совершенно однотонно и с начала до конца проникнуто одним чувством - нарастающей тоски и ужаса бытия» [14, с. 27]. Также философ замечает, что впечатление от картин Пикассо качественно иное, чем от «Венеры Милосской» или от «Сикстинской Мадонны». В произведениях раннего периода Пикассо он находит тоску в глазах героев и в их фигурах. А в произведениях кубистического периода Булгаков видит демонические образы. Эти образы присутствуют в картинах «Женщина после бала», «Нагая женщина с пейзажем», «Дама с веером». Он следующим образом описывает данные картины: «.тело потеряло свою теплоту, жизнь и
33 См.: Булгаков С.Н. Две встречи (1898-1924) (из записной книжки). С. 382.
34 Там же. С. 383.
35 Там же. С. 384-386 [16].
аромат, превратившись в фигуры, в геометрию, в глыбу; жизнь утратила движение и застыла в какой-то гримасе; плоть с каким-то демоническим аскетизмом иссушена и обескровлена» [14, с. 28]. Тема картин Пикассо - Женственность, но она представлена в поругании, как «труп красоты». Почему же Пикассо так изобразил Женственность? Булгаков предполагает, что художник был одержим, так как демон завладел им и его искусством. Мир на картинах Пикассо - это мир глазами демона, представление демона о Женственности. «Нелюбовь к Божьему творению» - это и есть суть творчества Пикассо. Но одержимость произошла не насильственно, а с тайного согласия художника или его попустительства. Через картины Пикассо находит воплощение злой дух, демон. Он отравляет истоки творчества и повреждает художественный глаз.
Булгаков считает, что Пикассо даже в одержимости остается талантливым, он «не до конца преображен злом»36. Если бы он всей своей природой был затронут злом, то стал бы бездарным, потому что дьявол бездарен, не способен своими силами создать что-то новое. Демон развращает гениев и так их силами проявляет себя. Пикассо великий художник в том смысле, что «ему ведомы ритмы красоты и явлен ее лик ... открывается ... тварь в осиянии божественной Софии»37. Пикассо видит подлинную красоту, но рисует ее как карикатуру из-за своей одержимости. У Пикассо уродство - это субъективная призма творчества, а красота - это содержание его картин. В этом и состоит антиномичность творчества Пикассо. Булгакову в творчестве Пикассо видится «ноуменальный грех» против Софии, против Вечной Женственности. Этот художник отрицает плоть в ее онтологической сущности, а христианство утверждает плоть. Корень одержимости, демоничности некоторых произведений искусства Булгаков видит в неправильном представлении о плоти.
Булгаков критикует кубизм за то, что «в кубизме все, даже живое, становится вещным, составным, мертвеет и разлагается. кубизм соответствует и особому, определенному чувству плоти, лишь как "физического плана", а не
38
тела» . В телах на картинах нет красоты, красочности, в них остается лишь геометрическая природа, и из-за этого нивелируются различия между живым телом и мертвым. Насчет последнего периода творчества Пикассо философ пребывает в сомнении - не ясно, происходит ли разложение искусства или его оздоровление; то ли Пикассо спасется, объявив свое искусство демоническим, то ли погибнет духовно уже окончательно39. Булгаков заключает: «В творчестве Пикассо выражается религиозная мука и отчаяние, все оно есть вопль ужаса пред миром, как он есть без Бога и вне Бога»40.
Несовершенство произведений искусства объясняется в софиологии Булгакова тем, что несовершенна субъективная призма человека, через кото-
36 См.: Булгаков С.Н. Тихие думы. С. 34.
37 Там же.
38 Там же. С. 37.
39 См.: Булгаков С.Н. Труп красоты. По поводу картин Пикассо. С. 38.
40 См.: Булгаков С.Н. Тихие думы. С. 38.
рую он воспринимает софийные идеи; также играет роль несовершенство всего мира, поскольку творческие идеи объективируются в материальном мире. На примере «Сикстинской Мадонны» и картин Пикассо как раз показано, что каждый великий художник воспринимает истинную красоту, но субъективная призма художника может по-разному отражать увиденное. Как писал по этому поводу Булгаков, «душа художника просвечивает через картину независимо от ее сюжета, она звучит в ней какими-то неведомыми обертонами»41.
Мы видим, что Булгаков свою теорию творчества применял на практике, подробно анализируя конкретные произведения искусства, оказавшие на него сильное впечатление. Он указывал, что мистическую основу имеет именно настоящее искусство42. В «Сикстинской Мадонне» и в картинах Пикассо философ как раз и увидел эту основу. Таким образом, в перспективе возможно применение концепции творчества Булгакова для анализа других художественных произведений.
Самотворчество как вид творчества
Булгаков использует термин «самотворчество»43, понимая под ним сознательное осуществление череды свободных выборов, формирование своего Я. В ходе творческого акта происходит совершенствование и самого человека-творца, но самотворчеством при этом он целенаправленно не занимается. К тому же, само соприкосновение с Софией преображает человека.
Имя человека можно понимать как знак конкретного человека в Софии. Индивидуальность является онтологичной, а все материальное является индивидуальным в негативном смысле, так как такая индивидуация основана на раздробленности, а не на единстве.
Подлинным самотворчеством является реализация собственной идеи-нормы, причастной Софии. Жизнь святых, по мнению Булгакова, является примером подлинного самотворчества. Поэтому самотворчество называется в софиологии Булгакова «духовно-художественным подвигом»44. Но человек может не стремиться воплотить в жизнь свой идеальный образ и тем самым извратить самого себя грехами. Либо он может не знать собственной идеи-нормы, искать себя не там и делать не то, как верно отмечает Л.А. Ко-
45
нева . К тому же для спасения недостаточно стремления актуализировать идею-норму, так как после грехопадения человек потерял способность своими силами реализовывать в себе подобие Божие, он не может исключительно своими силами уйти от греха. Только Бог через дарование благодати способен спасти человека, но человек самостоятельно способен преобра-
41 См.: Булгаков С.Н. Две встречи (1898-1924) (из записной книжки). С. 384.
42 См.: Булгаков С.Н. Тоска. На выставке А.С. Голубкиной // Булгаков С.Н. Тихие думы. С. 45
43 Термин вводится С.Н. Булгаковым в работе «Свет Невечерний».
44 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 212.
45 См.: Конева Л.А. С.Н. Булгаков: человек, способный быть С. 25-26.
жать и направлять свою телесность, чтобы ведущим был дух, а не тело46.
Вся жизнь человека должна быть самотворчеством, человек должен творить свою жизнь, осознанно делать свои выборы на протяжении всей жизни. А поскольку жизнь отдельного человека - это творчество, то и история всего человечества является творчеством.
Антропологические условия возможности творчества
Поскольку, согласно Булгакову, к осуществлению собственной идеи-нормы призван каждый человек и преображение мира через искусство приближает полное преображение мира, которое осуществит Бог, то творчество, а в особенности самотворчество, является подлинным смыслом жизни человека. Стоит отметить, что в своей концепции творчества Булгаков по-новому актуализирует тему связанности Бога и мира и тему спасения. Можно согласиться с
B.Беловым в том, что Булгаков, как и другие софиологи, стремился найти точки соприкосновения небесного с земным47, и это, несомненно, отразилось на его концепции творчества. А само обоснование человеческого творчества было одной из задач философа. Некоторые исследователи полагают, что творчество в философии Булгакова играет эсхатологическую роль, так как оно способно преобразовать мир48, приблизить его к софийному состоянию и преобразить человека-творца. Важность творчества заключается еще и в том, что «механизацию» человека способно преодолеть новое творчество49. Если бы у Булгакова человек не понимался как причастный к трансцендентному, тогда и творчество понималось бы сугубо материалистически.
Присущая человеку свобода дает ему возможность заниматься творческой деятельностью. Но кроме этого, без гениальности и талантливости, которыми потенциально наделен каждый человек, творчество было бы невозможно. Таким образом, наша стратегия, которая заключается в понимании творчества через антропологию, вполне оправданна.
Список литературы
1. Хоружий С.С. Перепутья русской софиологии // Хоружий С.С. О старом и новом. СПб.: Алетейя, 2000. 477 с.
2. Конева Л.А. С.Н. Булгаков: человек, способный быть // Интеллектуальная культура России. 2013. № 4(13). С. 21-26.
3. Батурина И.В. Философия творчества С.Н. Булгакова // Вестник МГОУ. 2015. № 3.
C. 74-81.
46 См.: Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. С. 300.
47 См.: Белов В. Споры о софиологии вчера и сегодня // Софиология: сб. ст. / под ред. Владимира Поруса. М., 2010. С. 390 [17].
48 См.: Цыганков А. С., Оболевич Т. Булгаков В Швейцарии: современные исследования философии Сергея Булгакова в Фрибурге // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Т. 16, № 4. С. 322-324 [18].
49 См.: Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. М.: Ладомир, 2007. С. 266.
4. Сушенцова М. Христианский и гуманистический подходы к образу хозяйствующего субъекта в работах С. Булгакова и Э. Фромма // Вгсник Кшвського нацюнального ушверситету iM. Тараса Шевченка. 2011. № 131. С. 49-52.
5. Булгаков С.Н. Свет Невечерний. Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1994. 415 с.
6. Булгаков С.Н. Философия хозяйства // Булгаков С.Н. Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 49-298.
7. Булгаков С.Н. Трагедия философии // Булгаков С.Н. Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 311-548.
8. Козырев А.П. Андрогин «на пиру богов» // С.Н. Булгаков: религиозно-философский путь. Междунар. науч. конф., посвященная 130-летию со дня рождения. М.: Русский путь, 2003. С. 333-342.
9. Раух А. Образ Софии, Премудрости Божией, у св. Кирилла, просветителя славян, и в русской религиозной философии // Софиология: сб. ст. / под ред. В. Поруса. М., 2010. С. 9-13.
10. Булгаков С.Н. Агнец Божий. О Богочеловечестве. Париж: Ymca-press, 1933. 468 с.
11. Чакина Л.Л. «Новая визуальность» в свете теории кризиса искусства // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2015. Т.17, № 1. С. 278-280.
12. Бонецкая Н.К. Русская софиология и антропософия // Вопросы философии. 1995. № 7. С. 79-97.
13. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. М.: Ладомир, 2007. 743 с.
14. Булгаков С.Н. Тихие думы. М.: Республика, 1996. 509 с.
15. Ваганова Н.А. Софиология протоиерея Сергия Булгакова. М.: ПСТГУ, 2011. 464 с.
16. Булгаков С.Н. Две встречи (1898-1924) (из записной книжки) // Булгаков С.Н. Первообраз и образ. Соч. в 2 т. Т. 2. СПб.: Инапресс, 1999. С. 380-386.
17. Белов В. Споры о софиологии вчера и сегодня // Софиология: сб. ст. / под ред. В. Поруса. М., 2010. С. 389-405.
18. Цыганков А.С., Оболевич Т. Булгаков в Швейцарии: современные исследования философии Сергея Булгакова в Фрибурге // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Т. 16, № 4. С. 316-321.
References
1.Khoruzhiy, S.S. Pereput'ya russkoy sofiologii [The Crossroads of Russian sophiology], in Khoruzhiy, S.S. O starom i novom [Of the old and new]. Saint-Petersburg: Aleteyya, 2000. 477 p.
2. Koneva, L.A. S.N. Bulgakov: chelovek, sposobnyy byt' [S.N. Bulgakov: The Human Capability of Being], in Intellektual'naya kul'tura Rossii, 2013, no. 4(13), pp. 21-26.
3. Baturina, I.V. Filosofiya tvorchestva S.N. Bulgakova [Bulgakov's philosophy of creativity], in VestnikMGOU, 2015, no. 3, pp. 74-81.
4. Sushentsova, M. Khristianskiy i gumanisticheskiy podkhody k obrazu khozyaystvuyushche-go sub"ekta v rabotakh S. Bulgakova i E. Fromma [Christian and humanistic approaches to the image of an economic entity in the works of S. Bulgakov and E. Fromm], in Visnik Kiivs'kogo nacional'nogo universitetu im. Tarasa Shevchenka, 2011, no. 131, pp. 49-52.
5. Bulgakov, S.N. SvetNevecherniy [Light Unfading]. Moscow: Respublika, 1994. 415 p.
6. Bulgakov, S.N. Filosofiya khozyaystva [Philosophy economy], in Bulgakov, S.N. Sochineni-ya v 2 t., t. 1 [Works in 2 vol., vol. 1]. Moscow: Nauka, 1993, pp. 49-298.
7. Bulgakov, S.N. Tragediya filosofii [The Tragedy of philosophy], in Bulgakov, S.N. So-chineniya v 2 t., t. 1 [Works in 2 vol., vol. 1]. Moscow: Nauka, 1993, pp. 311-548.
8. Kozyrev, A.P. Androgin «na piru bogov» [The Androgyne "at the feast of the gods»], in Mezhdunarodnaya nauchnaya konferentsiya, posvyashchennaya 130-letiyu so dnya rozhdeniya «S.N. Bulgakov: religiozno-filosofskiy put'» [International scientific conference dedicated to the 130th anniversary of the birth "S. N. Bulgakov: religious and philosophical way"]. Moscow: Russkiy put', 2003, pp. 333-342.
9. Raukh, A. Obraz Sofii, Premudrosti Bozhiey, u sv. Kirilla, prosvetitelya slavyan, i v russkoy religioznoy filosofii [The image of Sophia, the Wisdom of God, in the works of St. Cyril, the enlighten-
er of the Slavs, and in Russian religious philosophy], in Sbornik statey «Sofiologiya» [Collection of articles "Sophiology"]. Moscow, 2010, pp. 9-13.
10. Bulgakov, S.N. Agnets Bozhiy. O bogochelovechestve [The Lamb of God. About God-Manhood]. Paris: YMCA-Press, 1933. 468 p.
11. Chakina, L.L. «Novaya vizual'nost'» v svete teorii krizisa iskusstva [«New visuality» in the light of the theory of art crisis], in Izvestiya Samarskogo nauchnogo tsentra Rossiyskoy akademii nauk, 2015, vol. 17, no. 1, pp. 278-280.
12. Bonetskaya, N.K. Russkaya sofiologiya i antroposofiya [Russian sophiology and anthropos-ophy], in Voprosy flosofi, 1995, no. 7, pp. 79-97.
13. Bychkov, V.V. Russkaya teurgicheskaya estetika [Russian theurgical aesthetics]. Moscow: Ladomir, 2007. 743 p.
14. Bulgakov, S.N. Tikhie dumy [Quiet Thoughts]. Moscow: Respublika, 1996. 509 p.
15. Vaganova, N.A. Sofiologiya protoiereya Sergiya Bulgakova [The Sophiology of Archpriest Sergius Bulgakov]. Moscow: PSTGU, 2011. 464 p.
16. Bulgakov, S.N. Dve vstrechi (1898-1924) (iz zapisnoy knizhki) [Two meetings (18981924) (from a notebook)], in Bulgakov, S.N. Pervoobraz i obraz. Sochineniya v 2 t., t. 2 [The prototype and image. Works in 2 vol., vol. 2]. Saint-Petersburg: Inapress, 1999, pp. 380-386.
17. Belov, V. Spory o sofiologii vchera i segodnya [The debate about sophiology yesterday and today], in Sbornik statey «Sofiologiya» [Collection of articles "Sophiology"]. Moscow, 2010, pp. 389405.
18. Tsygankov, A.S., Obolevich, T. Bulgakov v Shveytsarii: sovremennye issledovaniya filoso-fii Sergeya Bulgakova v Friburge [Bulgakov in Switzerland: contemporary research on Sergey Bulgakov's philosophy in Fribourg], in Vestnik Russkoy khristianskoy gumanitarnoy akademii, 2015, vol. 16, no. 4, pp. 316-321.
