CC BY
31
Необходимо указать, что отрицательная оценка выражается употреблением прилагательного good/хороший (-ая, ее), better/лучше, подчеркивающего отрицательную характеристику чего либо в сравнении с другими объектами и явлениями.
Good looks buy nothing in the market. Sorrow is good for nothing but sin.
Better suffer a great evil than do a little one.
A fool is better than an obstinate man.
Honesty is better than ill-gotten wealth.
Говоря о средствах выражения отрицательной оценки, образным средством номинации является лексика с пейоративным значением. Е.А. Чернявская определяет пейорацию как снижение в широком смысле, включающее стилистическую, общеценностную и персонологиче-скую шкалы [5, с.75]. При этом, каждая лексема с пейоративным значением выступает в синонимической связи с нейтральной лексикой.
В приведенных примерах отрицательная оценка реализуется с помощью сравнения (паремии с компаративной семантикой). Отрицательное отношение выражено помимо маркеров отрицания, с помощью лексических единиц с отрицательной коннотацией (пейоративной лексики): sorrow, sin, suffer, evil, fool, obstinate, ill-gotten, wicked.
Таким образом, отрицательная оценка в английских паремиях может быть выражена прямо, с помощью моделей отрицания с no, not, nothing, never, а также с помощью морфологических средств - суффикса -less и префикса un. Важную роль играет отрицательная коннотация, заключенная в самой лексической единице: sorrow, sin, suffer, evil.
Список литературы
1. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. М.: Эдиториал УРСС, 2002. 280 с.
2. Данилова Р.Р. Категория оценки как способ выражения антропоцентризма в лингвистике // Вестник ТГГПУ. 2011. №1(23). С. 137-139.
3. Лызлов А.И. Оценка и языковые способы ее выражения в паремиях (на материале компаративных и негативных конструкций английского языка): авто-реф. дис.... канд. филол. наук. Москва, 2009. 22 с.
4. Фомина Ю.А. Аспекты изучения языковой оценки // Вестник ЧелГу. 2007. № 20. С. 154-161.
5. Чернявская Е. А. Оценочность в семантике лексических единиц // Лексическая и грамматическая семантика: Материалы Республиканской научной конференции. Белгород, 1998. С. 75-76.
6. Robert Christy, comp. Proverbs, Maxims and Phrases of All Ages. 1887. URL: http://www.bartleby.com/89/ (accessed on 13.04.2015)
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ РЕЦЕПЦИИ МИФА ДЕТСТВА В РОМАНЕ Ч. ДИККЕНСА «ЖИЗНЬ ДЭВИДА КОППЕРФИЛЬДА, РАССКАЗАННАЯ ИМ САМИМ» И В РАССКАЗЕ «МАЛЕНЬКИЙ ГЕРОЙ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Бабук Александр Вадимович
Аспирант кафедры русской и зарубежной литературы Гродненского государственного университета им. Я. Купалы
В современном понимании, зафиксированном в антропологии и культурологии, детство - это не только особый период человеческого онтогенеза, но и своего рода культурный миф, посредством которого происходит создание определенных ориентиров и идеалов человеческого бытия и в то же время осмысление этих идеалов. Формирование мифа детства как культурного мифа происходит на рубеже XVIII - XIX вв., когда процесс инти-мизации внутреннего мира человека [5] приводит не только к открытию непосредственно детства как особого периода в жизни человека, но и к становлению двух литературных направлений - сентиментализма и романтизма.
В разных культурах этот миф функционирует по-разному. Так, например, английская культура с ее проте-стантско-католическим восприятием Бога в качестве некоего судии, поощряющего человека за добрый дела и наказующего за грехи, накладывает отпечаток на воспитание детей, где присутствует элемент жестокости. Е. Коути объясняет жестокость, применяемую в частности к английским детям, ссылкой на Библию, причем преимущественно на ветхозаветную книгу притчей Соломоновых [6, с. 231]: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» [Притч. 13:24]; Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его [Притч.19:18]; Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет
[Притч.23:13]; Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него [Притч.22:15]. Русская культура основана на православно-исихастской традиции. Ее главная особенность заключается в органичном соединении Бога и человека, где задача человека -борьба с грехом с помощью Божественной благодати, дающейся ему в церковных таинствах. Цель этой борьбы -достижения рая, Царства Небесного или состояния блаженства, близкого известной мифологеме о «золотом веке». Сам человек в таком случае воспринимается как образ и подобие Божие.
Помимо культурно-цивилизационных отличий, каждый человек имеет свое индивидуальное восприятие мифа. Особой ценностью для исследователя представляют субъективные переживания и чувства ребенка, выступающего в качестве повествовательной инстанции. В этом смысле интересно изучение литературного произведения «глазами самого мифа» [7, с. 9].
Большой интерес в этом аспекте представляют рассказ «Маленький герой» Ф.М. Достоевского и роман Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим». Роман Диккенса является первым произведением писателя, в котором на примере психологических особенностей главного героя изображаются особенности личностного онтогенеза, соответствующие трем стадиям, или
макрособытиям, духовно-нравственного развития: полного романтической идиллии детства, «переходного периода» и творческой зрелости [9, с. 249]. В этом романе в рамках мифа детства складываются три ведущих структурно-семантических компонента - идилличность, детскость как коррелят представления о «потерянном рае», а также идеал взрослого, родителя. Все структурно-семантические компоненты складываются в рамках четырех ведущих мотивов - мотива любви, мотива жестокого обращения с детьми, взросления и жизненного успеха.
Идилличность как одна из составляющих мифа детства характерна для первой части романа, где рассказывается о детстве главного героя. Именно в детстве Дэвид предстает как «маленький, ползающий на коленях и бегающий взад-вперед ребенок. <. .> Он думает, что находится в сказке, хотя очень верит в силу впечатлений раннего детства, поэтому считает, что каждый человек может вернуться в эти воспоминания столько раз, сколько он может себе предположить» [2 vol. III, p. 23]. Хронотоп идиллии детства в романе оформлен с помощью картины, в которой находятся сад «высоких старых вязов» [3 Т. 15, с. 14] и сельская церковь с могилой отца.
Одним из нарративных новаторств Диккенса в субъектно-объектной организации романа является ин-теллигибельность - наличие третьей точки зрения (третичного судьи или свидетеля). Маленький Дэвид осуществляет путешествие по страницам романа не в одиночку, а как бы в сопровождении некоего старшего «я», которое в итоге сливается с героем в конце романа при благополучной развязке. Это старшее «я» осуществляет связь героя с его прошлым и родителями.
Важным элементом становления личности Дэвида Копперфильда является архетип матери, прототипом которой стала собственная мать писателя. К.Г. Юнг отмечает архетип матери в эгоцентрической картине мира ребенка как «наиболее трогательное и незабываемое воспоминание жизни, которое является таинственной причиной развития и перемен. Эта любовь, символизирующая возвращение домой, убежище и долгую тишину, есть начало и конец всего существующего» [10, с. 228-229].
Вторым после матери авторитетным взрослым для Дэвида является служанка Пеготти, которая, наряду с Хэмом, мистером Пеготти, капитаном Катлем, представляет образ невинности, всегда наличествующий в романах Диккенса [1, с. 121]. Неслучайно именно первые свои воспоминания Дэвид ассоциирует также и с ней. Более того, Пеготти становится неким разделителем детства и отрочества Дэвида, когда приводит героя к своему брату - бывшему матросу Дэну, где он знакомится с ее племянницей Эмили, ставшей первой возлюбленной героя.
Как и многие герои Диккенса, Дэвид Копперфильд переживает раннее взросление, чему способствуют удаление от привычной материнской ласки и последующая смерть матери, а также жестокость взрослых - опекунов мистера и миссис Мэрдсон и школьного учителя мистера Крикла. Раннее взросление показано Диккенсом в постепенном переходе от детского непонимания к размышлению и наблюдению, способность к которому помогла Дэвиду проявить последующий писательский талант: «Теперь я знаю жизнь достаточно хорошо, чтобы потерять способность чему бы то ни было удивляться. Но
и теперь я все же удивляюсь тому, как легко я был выброшен вон из дому в таком раннем возрасте. Ребенок я был очень способный, наделенный острой наблюдательностью, живой, пылкий, хрупкий, меня легко было ранить и телесно и душевно, и прямо поразительно, что никто не сделал ни малейшей попытки защитить меня» [3 Т. 15, с. 185-186].
Еще одним вкладом жестокости стало обучение Дэвида в школе «Сэлем Хауз» под руководством учителя, мистера Крикла, где дети не только не получали должного образования, но становились духовно-нравственными инвалидами благодаря насильственным методам, которые там практиковались.
Следствием жестокости опекунов Мэрдстонов и школьного учителя мистера Крикла явилась полная подмена архетипа взрослых в сознании Дэвида, а также последовавшая за ней романтизация сознания, приведшая к фрустрации, которая проявилась в инфантильном отношении Дэвида к браку с Дорой. Фрустрация превратила героя в раба собственных чувств: «...я - раб Доры», - говорит Копперфильд [3 Т. 16, с. 48]. Так жестокое обращение с детьми приводит к разрушению в сознании героя идеального образа родителя в отношениях ребенок/взрослый и формируется иная идиллия, являющаяся следствием влияния той общественной среды, в которой оказывается герой романа.
Однако постепенно Дэвид Копперфильд преодолевает эту идиллизацию сознания, о чем свидетельствует обретение героем самого себя и начало его писательской деятельности. Использование Дэвидом своего антропологического опыта и взгляд на него со стороны указывают на переосмысление героем произошедших с ним событий; трансформация их в романный сюжет реализуется в нар-ративе после обработки в сознании фокализатора-прота-гониста, в роли которого выступает ребенок. Так третичная точка зрения в текстовом дискурсе соединяется с «я» героя и приводит его к творческой зрелости, когда Дэвид становится писателем и получает возможность осмыслить свои жизненные испытания и дать им более объективную оценку. Об этом свидетельствует завершение романа мотивом успеха и любви, центральное место в котором занимает детскость как коррелят мифологемы о «золотом веке». Сюжетно это подтверждается осмыслением Дэвидом своей собственной жизни, а также его брачным союзом с подругой детства и сестрой Агнес. «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» - единственный роман Диккенса, написанный с помощью художественного приема «мир глазами ребенка», для которого характерна благополучная развязка или так называемый «счастливый конец».
В рассказе «Маленький герой» Ф.М. Достоевский предпринимает попытку воспроизвести непосредственное детское восприятие действительности, перейдя от психологического метода изображения действительности к онтологии «реализма в высшем смысле». В качестве повествователя в рассказе выступает сам Маленький герой как диегетический нарратор-протагонист и «фокализатор». Главным структурно-семантическим компонентом хронотопа, посредством которого можно выявить особенности разрушения мифа детства, является идилличность. Ее реализация осуществляется с помощью мотива влюбленно-
сти. Во время праздника в Москве ребенок вдруг встречает некую г-жу М., в красоте которой «было что-то особенное, резко отделявшее ее от толпы хорошеньких женщин» [4 Т. 2, с. 273]. В силу детской эмоциональности герой испытывает чувство привязанности к женщине. Гости, среди которых находится г-жа М., начинают проделывать «насмешки и комические гонения», иногда даже оказывают физическое воздействие, в результате идиллический мир героя, который на физиологическом и психологическом уровне ощущает вторжение извне, начинает разрушаться. Детская целомудренная душа почувствовала, что г-жа М. находится под влиянием тяжелого горя, но при этом Маленький герой продолжает испытывать обиду, смущается: «Я злился на себя в эту минуту почти до отчаяния, проклинал себя за неловкость и ненаходчивость и все-таки не знал, как ловче отстать от нее, не выказав, что заметил ее горе, но шел рядом с нею, в грустном изумлении, даже в испуге, совсем растерявшись и решительно не находя ни одного слова для поддержки оскудевшего нашего разговора» [4 Т. 2, с. 275]. В результате реальный образ г-жи М. существенно расходится с тем образом, который герой антиципирует в своем сознании. Далее, проанализировав произошедшие события, Маленький герой осознал, что столкнулся с лицемерием (не случайно автор в данном контексте вспоминает мольеров-ского Тартюфа и шекспировского Фальстафа) и ханжеством людей, которые испытывают презрение ко всему прекрасному: «Вся природа, весь мир для них не более как одно великолепное зеркало, которое и создано для того, чтоб мой божок беспрерывно в него на себя любовался и из-за себя никого и ничего не видел; после этого и немудрено, что всё на свете видит он в таком безобразном виде» [4 Т. 2, с. 276]. Из этого же контекста вырастает образ г-на М., мужа г-жи М. Это был самолюбивый игрок на публику, заводила, «остряк, говорун и рассказчик» [4 Т. 2, с. 277]. Конечно, он становится соперником для влюбленного Маленького героя, который «был выдвинут на первый план, как заклятый враг и естественный соперник т-г М*, как отчаянно, до последней степени влюбленный в жену его» [4 Т. 2, с. 281]. В результате герой испытал первое в жизни огромное душевное и эмоциональное потрясение, о чем сам сообщает в рассказе: «Во мне, в ребенке, было грубо затронуто первое, неопытное еще, необразо-вавшееся чувство, был так рано обнажен и поруган первый, благоуханный, девственный стыд и осмеяно первое и, может быть, очень серьезное эстетическое впечатление» [4 Т. 2, с. 282]. Однако ревности к мужу г-жи М. в сознании Маленького героя читатель не находит.
На другой день героя ожидало новое испытание -катание на лошади, которое на деле оказалось не совсем удачным, т.к. мальчик не умел ею управлять (зрелость человека раньше определялась умением ездить верхом). Однако, желая стать рыцарем на белом коне, Маленький герой все же проявляет смелость, вскакивает на коня Танкреда и скачет. Такой своеобразный детский подвиг героя был обусловлен его влюбленностью в г-жу М. В результате сердце барышни оказывается покоренным, а «рыцарский» эпизод с конем знаменует начало примирения героя и г-жи М. Так влюбленность героя трансформируется в некую духовную свободу, которую в какой-то мере можно назвать детской непосредственностью: «...я воскрес...» [4 Т. 2, с. 293]; «Мне стало легче, и я вздохнул
свободнее...» [4 Т. 2, с. 295]. Так Достоевский одновременно изображает разрушение мифа детства и восстановление в сознании ребенка утраченного образа рая, «золотого века», что приводит его к духовно-нравственному очищению (катарсису) и обновлению, погружению во вневременное пространство вечности, которое, согласно утверждению В.А. Подороги, «оказывается бесконечно длительным переживанием мгновений настоящего» [8, с. 149]. Феномен преображения в творчестве Достоевского найдет свое отражение в позднем творчестве писателя.
Таким образом, герои рассказа Ф.М. Достоевского «Маленький герой» и романа Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим», проходя одни и те же этапы личностного развития, имеют как сходства, так и различия. Социальная среда, переживания детства сформировали их мировосприятие. Преобладание положительных эмоциональных образов в мире Маленького героя Достоевского обусловлено его религиозностью, которая со временем возрастает и в творчестве самого писателя. Преобладание отрицательных образов в мире Дэвида Копперфильда вследствие негативных переживаний детства говорит о постепенном вытеснении религиозного начала как в мировоззрении героя, так и в творчестве автора. Однако благополучная развязка, характерная для романа Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим», указывает на доминирование структурно-семантического компонента чистоты и невинности ребенка в хронотопе мифа детства, что соответствует корреляту мифологемы «золотого века».
Анализ структурно-семантических компонентов хронотопа выявил как сходства, так и различия в понимании мифа детства в рассказе Ф.М. Достоевского и романе Ч. Диккенса. Общим элементом являются мотивы влюбленности и раннего взросления обоих героев. Различие заключается в том, что благополучная развязка, характерная для обоих произведений, указывает на переосмысление героями пережитых событий под воздействием разных мировоззренческих парадигм. Если в романе Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» эта развязка указывает на англо-протестантскую этику, где отсутствует таинство покаяния и Бог воспринимается в качестве судьи, а также приветствуется достижение материального богатства и успеха, о чем свидетельствует успех героя в личностной и профессиональной сфере, то в рассказе Ф.М. Достоевского «Маленький герой» благополучная развязка указывает на феномен преображения, характерного для всего творчества русского писателя.
Литература
1. Dyson, A. E. The inimitable Dickens. A reading of the novels Macmillan, N.Y.: St. Martin's press, 1970.
2. Forster John The life of Charles Dickens. Boston: JAMES R. OSGOOD & COMPANY, (LATE TICKNOR & FIELDS, AND FIELDS, OSGOOD, & CO.), 1875.
3. Диккенс, Ч. Собрание соч. в 30 т. М., 1960.
4. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Художественные произведения: тома I-XVII Л.: Наука, 1972-1990.
5. Зарецкий, Ю. Детство в западноевропейских автобиографиях: от Средних веков к Новому времени
6. 7.
[Электронный ресурс] -2008. -№2 (58). - Режим доступа:
http://magazines.russ.rU/nz/2008/2/za19.html#_ftn9 -Дата доступа: 03.01.2012 Коути, Е. Недобрая старая Англия. СПб., 2013. Лосев, А. Ф. Диалектика мифа // Миф — Число — Сущность. М, 1994.
8. Подорога В. А. Человек без кожи (материалы к исследованию Достоевского) // Социальная философия и философская антропология: Труды и исследования. М., 1995 С. 126-160..
9. Сильман Т. И. Диккенс: Очерки творчества. Л., 1970
10. Юнг, К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев, 1996.
ОСОБЕННОСТИ СОЗДАНИЯ РЕЧЕВОГО ПОРТРЕТА ПЕРСОНАЖА (НА МАТЕРИАЛЕ СОВРЕМЕННОГО АНГЛИЙСКОГО РОМАНА НИКА ХОРНБИ «МОЙ МАЛЬЧИК)
Баймулова Ляна Николаевна
студентка 4 курса, бакалавр, Северо-Кавказский Федеральный университет, г. Ставрополь
АННОТАЦИЯ
Речевой портрет языковой личности представляет собой совокупность речевых характеристик, присущих персонажу и, раскрывающих его типический характер. Анализируя речевой портрет главных героев романа Ника Хорнби «Мой мальчик», особое внимание следует уделить языковым средствам, как на лексическом, так и на синтаксическом уровнях, которые не только способствуют созданию ярких образов, но и несут в себе авторскую оценку персонажа. ABSTRACT
Speech portrait of a linguistic identity is a set of speech characteristics inherent to a character and revealing his typical character. Analyzing speech portrait of the main characters of Nick Hornby's novel "About a Boy" special attention should be paid to linguistic means as on the lexical and syntactic levels which not only help to create vivid images but also have the author's assessment of the character.
Ключевые слова: речевой портрет, речевая характеристика, языковые средства, лексический уровень, синтаксический уровень, персонаж.
Key words: speech portrait, speech characteristic, linguistic means, lexical level, syntactic level, character.
Портретное изображение персонажа находится в поле зрения многих исследователей, так как портрет является одним из средств создания литературного образа. Несмотря на многообразие подходов к определению и созданию портрета литературного персонажа, следует отметить, что одним из первых обратился к иным способам создания персонажа М.М. Бахтин. Определяя портрет, этот исследователь акцентирует внимание на манерах, походке, тембре голоса, меняющемся выражении лица и всей наружности как о моментах, примыкающих к наружности и восполняющих в словесном творчестве неполноту живописного портрета [2, с. 17].
О.А. Мальцева определяет портрет как одно из средств создания образа персонажа, заключающегося в описании его внешности и включающее психологическую характеристику отдельных частей внешности - черт лица, мимики, фигуры, поз, жестов, движений, одежды [6, с. 9].
Особый интерес представляет точка зрения О.Г. Алюниной, согласно которой, под целостным речевым портретом языковой личности понимается иерархически организованная структура, которая включает следующие компоненты:
- социо-психолингвистический портрет, то есть социальные, психологические, биологические особенности, личные интересы и увлечения;
- особенности речевого портрета на системно -языковых уровнях;
- особенности речевой культуры - особенности коммуникативного поведения, учет фактора адресата, своеобразие лексики [1].
В понимании Л.П. Крысина, речевой портрет - это, прежде всего, индивидуально избираемые, отраженные в речи человека социально маркированные способы выбора и употребления языковых средств. Следует обратить особое внимание на то, что автор в состав речевого портрета включает также особенности речевого поведения, к которым относятся формулы общения, прецедентные феномены и языковая игра. Примечательно, что игру со словом автор классифицирует как характерную черту речевого поведения, которая отличает друг от друга носителей языка, представителей разных возрастных категорий и социальных слоев, поэтому она является важной частью речевого портрета. К языковой игре относятся намеренное искажение слова, обыгрывание звукового состава, внутренней формы, связей с другими словами, каламбуры [5, с. 87].
Интересен подход Г. Г. Инфантовой, согласно которому речевой портрет складывается из экстралингвистических и лингвистических признаков. В понятие экстралингвистические признаки, автор включает характеристику личности (социальную активность или пассивность, социальное положение, уровень образования и общего развития, возраст, профессию, род занятий и др.), а в состав лингвистических признаков - языковые и речевые. В число языковых признаков, автор включает знания в области всех уровней языковой системы, владение устной и письменной формой речи, диалогическим и монологическим типом речи, средствами всех стилей речи (имеется в виду их отвлеченный, словарно - грамматический аспект,
