CC BY
129
АНТИЧНЫЙ СКЕПТИЦИЗМ КАК РАННЯЯ ФОРМА РЕФЛЕКСИИ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
Д. А. Гусев
204
Аннотация. Античный скептицизм можно охарактеризовать как широкое интеллектуальное движение эллинистического периода и крупную философскую инновацию, предсказавшую современное и в высшей степени противоречивое общество знания/незнания. В статье прослеживается связь античного скептицизма с современными концепциями философии науки - позитивистскими, историческими и постмодернистскими, которые объединились, подобно всем эллинистическим философским школам, вокруг идеи, согласно которой истина в науке является условностью, и научная рациональность добывает знания, но не истину.
Ключевые слова: античный скептицизм, эллинистическая цивилизация, информационное общество, теоретическое знание, позитивизм, постмодернизм, научное мышление, эпикурейцы, скептики, стоики.
Summary. The ancient scepticism can be described as a wide intellectual movement of the Hellenistic period. It is also a significant philosophical innovation that predicted the highly contradictory modern society of knowledge/ignorance. The author argues that there is a link between the ancient scepticism and the modern theories of the philosophy of science such as positivistic, historical and postmodern theories which have united (similarly to all the Hellenistic philosophical schools) around the idea that the truth in science is of conditional character and the scientific rational thinking can acquire knowledge, but not the truth.
Keywords: ancient skepticism, Heltenistic civilization, information society, theoretical knowedge, positivism, postmodernism, scientific mentality, the Epicureans, the Sceptics, the Stoics.
Понятие античного скептицизма, не имея достаточно ясного содержания и четкого объема, является во многом неопределенным: совокупность идей, хронологические рамки и круг представителей античного скептицизма можно прочертить лишь приблизительно. В узком смысле слова античный скептицизм - это собственно скептическая школа, родоначальником которой считается Пиррон. В
широком смысле под античным скептицизмом подразумевается вообще скептическая традиция, или «вектор» древнегреческой философии от досо-кратиков до мыслителей эллинизма. Можно выдвинуть и такую точку зрения, согласно которой античный скептицизм представляет собой общую интеллектуальную направленность эллинистических философских построений, выразившуюся, прежде всего, в
скептической и протестнои настроенности представителей различных школ этого периода.
Предлагаемое мной положение, согласно которому скептическими философами можно назвать не только Пиррона и его последователей, но также, как ни удивительно на первый взгляд, стоиков, эпикурейцев и киников, вполне может вызвать возражение и даже недоумение, ведь традиционно в историко-философской литературе, посвященной эллинизму, стоицизм, эпикуреизм, кинизм и скептицизм рассматриваются именно как различные философские школы, или направления, полемизирующие и идейно конкурирующие друг с другом. Однако наряду с чертами различия философских течений, направлений, идей всегда находятся и черты сходства. В историко-философской литературе, опять же традиционно, такими чертами сходства стоического, эпикурейского, кинического и скептического учений справедливо называется их общая эвдемонистическая направленность, выражающаяся в приоритете и верховенстве этической проблематики по отношению к космологической и эпистемологической: различные философские школы эллинизма, в силу определенных социаль-но-ис то ри че ских условий, стремились создать эффективную модель индивидуального выживания (прежде всего духовного) в жестоком и враждебном человеку мире. Полностью соглашаясь с таким образом понимаемыми и представляемыми чертами сходства эллинистических философских школ, я предпринимаю попытку обнаружения и других «точек» их идейного соприкосновения. Причем в данном поиске возможно даже не добавить по-
ложение о еще каких-то чертах сходства философских направлений эллинизма, а продолжить, развить, расширить и углубить идею об их общем эвдемонистическом корне. Так, если поиск и разработка эвдемонистических моделей была во многом продиктована необходимостью противостояния человека враждебному миру, то, значит, эта идея враждебного, жестокого и «неправильного» мира является общей для всех направлений эллинистической философии. Таким образом, связующим звеном умонастроений и, как следствие, учений различных эллинистических философов является специфическое социально-протест-ное сознание, неизбежно порождающее ярко выраженный социальный скепсис, который вряд ли был бы возможен в контексте, например, классического периода греческой философии. Во всяком случае, знаменитый эпикурейский императив «Проживи незаметно», концентрировано выражающий враждебность философски мыслящего человека по отношению к несовершенному миру, а значит, - явственный социальный протест и скепсис - не мог прозвучать, например, у Сократа, Платона или Аристотеля.
В этой связи уместно вспомнить известный сюжет о том, как друзья Сократа подготовили и предложили ему побег из тюрьмы, от которого афинский мыслитель отказался, мотивируя это тем, что уважает законы своей страны, не может идти против решения суда и добровольно подчиняется вынесенному ему приговору. Представим себе на месте Сократа эпикурейца и зададимся вопросом: согласился бы он на побег или нет? Ответ почти очевиден эпикуреец, скорее всего, не раздумывая, убежал бы.
205
206
Стоик, вполне возможно, не убежал бы, но по совершенно иным мотивам, нежели Сократ: из мужественной покорности своей суровой судьбе, а не из уважения к законам страны и судебному решению. Наконец, скептик или киник, как и эпикуреец, также, наверное, с радостью согласились бы на побег. Причем не исключено, что эпикуреец, скептик и киник, бежав из тюрьмы, радовались бы не столько спасению собственной жизни, сколько возможности противостоять презираемому и ненавидимому современному им миру. Вспомним также, что Сократ, как афинский гражданин, участвовал в военных походах, рассматривая воинскую службу в качестве своего гражданского долга. Эпикуреец, скептик и киник, скорее всего, в отношении такой службы были бы «уклонистами».
Эта общая для всех эллинистических философов социально-протест-ная и скептическая интеллектуальная ориентация обусловила своеобразную «внутреннюю эмиграцию», которая также является существенной чертой сходства различных философских школ эллинизма. Такая «эмиграция» ознаменовала собой не антропологический даже, а скорее своеобразный экзистенциальный поворот античной философии. Причем этот ее поворот «лицом к человеку» существенно отличается от того поворота, который связан с переломом досократического и классического периодов и философской деятельностью софистов и Сократа. Сократова переориентация философии также была антропологическим поворотом, но, что важно, поворотом к человеку, социально включенному и активному, человеку-гражданину и даже патриоту. Эллинистическая же «экзистенциальная» на-
правленность была поворотом к человеку социально не включенному и пассивному, одинокому и заброшенному, разочарованному и изверившемуся, не гражданину и патриоту, а анархисту и космополиту.
Не удивительно, что такого рода философский поворот совершенно по-новому поставил в ней проблему человека и человеческого мышления - произошло, можно сказать, переоткрытие вопроса об отношении человека и его знаний к реальному миру, о природе истины, в силу чего эллинистическая философия, помимо всего прочего, явилась рефлексией теоретического знания и во многом предвосхитила современные не только эпистемологические, но и социально-философские концепции. Различия между философскими школами эллинизма, очевидные и принципиальные для своей эпохи, в исторической перспективе, по мере удаления во времени от античности и приближения к современности, все более стираются, а на первый план выступают черты их сходства, особенно принципиальные для рассмотрения диалога между эпохами, разделенными приблизительно двумя тысячами лет.
Античный скептицизм можно охарактеризовать как широкое интеллектуальное движение эллинистического периода и крупную философскую инновацию, предсказавшую современное в высшей степени противоречивое общество знания/незнания (которое в настоящее время реализуется в феномене информационного общества) и откликнувшуюся в современных эпистемологических концепциях - своеобразной философии такого общества. Вполне прослеживается корреляция античного скептицизма с
этими концепциями, поскольку позитивистское, историческое и постмодернистское направления объединились, подобно всем эллинистическим философским школам, вокруг идеи, согласно которой истина в науке является условностью, и научная рациональность добывает знания, но не истину. Эта идея роднит между собой различные эпистемологические направления со школами античного, или эллинистического скептицизма, но каждая его школа имеет коррелят в соответствующем эпистемологическом направлении.
Эпикуреизм во многом предвосхитил позитивистское направление. Эпикурейцев вполне можно назвать скептиками в отношении теоретического мышления - такими же, какими оказались позитивистские философы науки, не доверившие мышлению никакой самостоятельной (теоретической) работы в отрыве от «предложений наблюдения». По сути, к тем же «предложениям наблюдения» привязали мышление и эпикурейцы. Они дали в своей эпистемологии суррогат мышления-понятия, если видеть в них античных «позитивистов», поскольку неопозитивисты в известной степени превратили теоретическое мышление в своеобразный суррогат. Однако важен позитивистский, как и эпикурейский, мотив «подмены» теоретического мышления - недоверие к нему, когда оно отрывается от «очевидного».
Характеристика эпикурейской этики как аскетической, «скудной» в отношении удовольствий вполне свидетельствует о «позитивизме» эпикурейцев, поскольку позитивизм по своей сути -это именно рациональный аскетизм, принцип избавления от «бесполезных излишеств». Разумеется позитивист-
ская философия шире позитивистской философии науки. Это своеобразная философия жизни, возникшая на базе скепсиса в отношении создаваемых человеком сложных моделей жизни, например, научной модели с ее языком изощренных теоретических конструкций. Позитивизм утверждал, что вся эта изощренность не более чем украшательство нашей родовой неспособности выйти из круга нашего «слепого» эмпирического существования, и потому подобное искусственное «расширение самих себя» следует решительно отбросить и не претендовать на то, чего мы никогда не сможем достичь. Отсюда - позитивистский аскетизм, выраженный, как и у эпикурейцев, в требовании отказаться от «тщетных удовольствий».
Позитивизм можно охарактеризовать как рациональный выбор минимализма, которого придерживались и эпикурейцы, превратившие само понятие удовольствия в минималистское, о чем прямо говорит ключевое в их этике понятие «удовольствие покоя», имеющее смысл удовольствие от отсутствия телесных и душевных тягот. Таков же и позитивистский минимализм, главный мотив которого - не уйти от сути в ее «аксессуары» и для этого придерживаться ориентира не вообще разума (теоретического мышления), но, как у эпикурейцев, «трезвого» разума, способного отделять суть от ее «аксессуаров». Как и эпикурейцы, позитивисты не доверяют теоретическому мышлению и полагаются на «трезвое» мышление, которое не отходит от неких «бесспорно достоверных» вещей, идентичных искомой сути именно этой своей «бесспорностью».
Стоическая школа во многом предвосхитила историческое и постмодер-
207
нистское направления в философии науки. Т. Кун показал, что только историческая практика науки является критерием научной истины, а приоритетная мотивация научного развития иная, чем стремление к объективной истине, отныне поступающей в компетенцию времени и истории. На эту приоритетную мотивацию указывает стоическая теория познания с ее автоматизмом достижения истины - «согласия мышления с самим собой» и, следовательно, переносом важности с результата-истины на процедуру. Стоики в общих чертах сформулировали идею, согласно которой истина не является главным вопросом в познании, а главный вопрос - процедура перехода мышления с эмпирического уровня на теоретический. Тем самым они «спроектировали» феномен науки в виде намеченной в общих чертах логической структуры познавательного процесса. Появление в западной философии науки с середины 50-х гг. XX в. исторического направления явилось определенным возвратом к стоической теории познания и ее развитием: его 208 представители добавили к прозрению стоиков об эмпирико-теоретической дихотомии познания историческое измерение этой дихотомии. Более того, они выдвинули утверждение не просто о единстве логического и исторического в научном познании, но об определяющей роли исторического в этом единстве. Такой поворот не только не противоречил стоической теории познания, но был ее развитием, которое не могло состояться во времена стоиков по причине отсутствия в античном мире исторического сознания.
Против сложившегося в науке «имперского» порядка, когда плюрализм идей подавляется властью «авторитет-
ных» идей и «авторитетов», стоящих на страже определенной идеологической модели познания выступает П. Фейерабенд, считая, что научная традиция, заданная еще античными философами, с Нового времени пошла по пути самоизоляции. Этот даже не столько эпистемологический, сколько социальный протест прямо перекликается с социальным протестом эллинистических философов против современного им уже без всяких кавычек имперского порядка. Круг от эллинистических философов к П. Фейерабен-ду замыкается тем, что их социальный протест получил эпистемологическое выражение в частности в стоической теории познания, где умаление значения истины перед значением процедуры подразумевает, что не может быть привилегированных «держателей истины», что истина принадлежит всем и никому. В этом заключается эпистемологический скепсис стоической, как и эллинистической в целом, философии, а также - ее ключевая идея отрицания имперского социума в пользу социума на основе самоорганизации самостоятельно думающих личностей.
Философия науки П. Фейерабенда, как и стоическая теория познания, -философия возникновения, но не обоснования истинных теорий, которые не требуют обоснования в силу автоматизма своего появления; здесь главное - дать возможность теоретическому мышлению свободно работать, не вгоняя его в прокрустово ложе «единственно верной» идеологии. В этой защите «теоретического плюрализма» - реконструкция П. Фей-ерабендом выдающегося эпистемологического открытия стоиков, относительно того, что базовой «точкой опоры» в человеческом мире является
мышление, которому нужно доверять как природному «навигатору», пользоваться его механизмом, данным нам, очевидно, не для дезориентации, но для самосохранения.
Стоики «спроектировали» важную идею интерсубъективного смыслового мира человека - мира теоретического мышления, являющегося «утешительным» миром объективности и истины, - которую можно назвать скептической, поскольку она рассеивает иллюзию человека, будто он может переложить ответственность с себя на нечто внешнее и безличное. В неисторическом античном сознании не было этого внешнего бытия, поэтому стоики лишь перевели это безотчетное, стихийное мироощущение в форму рефлексии, теории, понимания, получив результат на многие века вперед. Результат этот откликнулся выдающейся скептической идеей интерсубъективного (а не трансцендентно-объективного) смыслового мира человека; мира теоретического (научного) мышления - в историческом и постмодернистском направлениях философии науки XX в.
Школа Пиррона и его последователей во многом предвосхитила постмодернистское направление в философии науки. Если стоики и эпикурейцы допускали хотя бы интерсубъективную истину, то пирронисты исключили и ее, поместив человека в мир полной субъективности, в котором не было истины, но было бесконечное множество субъективных миров, в силу чего человеку для того, чтобы надежно оградить себя от заблуждений, остается ничего не утверждать, но зато он может, подвергая радикальному сомнению, все опровергать без опасения оказаться неправым. Этим
они предсказали некоторые постмодернистские черты в философии науки, связанными с определенным безразличием к проблеме истины и исчерпывающими научный метод принципом теоретического плюрализма (релятивизма истины). В свете «постмодернистской» характеристики пир-ронистов они (вместе со стоиками) предстают реальными оппонентами эпикурейцев, заложивших в истории эпистемологии модернистскую (позитивистскую) линию убежденности в существовании истины и необходимости ее «очищения» ради обретения опоры для поступательного движения. Постмодернизм же, отрицающий существование опоры-истины, предлагает движение по кругу, поскольку в его координатах отсутствует вектор движения.
Важный изостенический мотив последователей Пиррона (все положения равносильны и поэтому невозмутимому скептическому философу, воздерживающемуся от каждого из них, «все равно») присутствует и в постмодернистском направлении, недвусмысленно выраженный П. Фейе- 209 рабендом в его знаменитом тезисе «все проходит», что вполне можно считать апологией «безмятежности»: выдвинувшему теорию нужно с полным спокойствием отнестись к тем, кто выдвинул альтернативные теории, как и им к нему и друг другу, поскольку в принципе не существует единственно «правильной» теории. Пирронисты не запрещали суждения, но запрещали защиту последних, выдающую их за «истины». Так же и П. Фейерабенд не запрещал выдвижение теорий, но запрещал их участие в борьбе за приз «истинной теории». У него, как и у скептиков школы Пирро-
210
на, нет ни пафоса отрицания, ни пафоса утверждения, а есть только обязательность «спокойного» дополнения любой высказанной позиции альтернативной позицией, когда само сосуществование альтернативных позиций достаточно для обретения «мудрого спокойствия», которое будет немедленно разрушено при попытке сделать выбор.
Во многом близка пирронизму концепция К. Поппера, по которой научную истину невозможно удостоверить в силу того, что человек не обладает инструментом «решающего эксперимента», который бы вынес не подлежащий обжалованию вердикт относительно того, что данная теория является истиной. Значит, сколько бы мы ни получали экспериментальных подтверждений теории, мы никогда не будем знать, достаточны ли они, чтобы назвать теорию истинной. Всегда будут сохраняться сомнения в ее достоверности, и это побуждает - почти в точном соответствии с методом последователей Пиррона - выдвигать альтернативные предложения, которые, подчеркнем, не отрицают первоначальную теорию, но выдвинуты по мотиву воздержания от согласия, тое есть воздержания назвать первоначальную теорию истиной. Таким образом, К. Поппер невольно проясняет метод пирронистов, давая понять, что он является научным: Пиррон и его последователи, противопоставляя некому тезису альтернативный, не отрицали первоначальный, но просто демонстрировали его сомнительность, как и сомнительность любых тезисов, в том числе и своего альтернативного тезиса. Это была демонстрация необходимости «воздержания от согласия», воздержания, обращенного и на
выдвигаемые альтернативы. Так, развитие эпистемологии от стоиков к пирронистам откликнулось в XX в. у представителей исторического направления в философии науки постмодернизмом: идея разных и равноправных образцов (моделей) истины, тождественная идее о том, что истины, или «правильного направления» нет и что, следовательно, мы вправе и даже обязаны умножать альтернативы без выбора любой из них за счет других, является вполне постмодернистским положением.
Античный скептицизм, высказавший в лице философов школы Пирро-на и стоической школы «постмодернистские» идеи, предсказал не только постмодернистскую философию науки, но и соответствующее общество, которое стало складываться в мире с 70-80-х гг. XX в. в результате технологической революции, связанной с изобретением компьютерных технологий коммуникации и управления, начавших перестраивать мировой социум в глобальное информационное общество. Информация стала непосредственным строителем общества, во многом переместив социальную активность из реального сектора в виртуальный, что явилось постмодернистским вызовом истине, которая оказывается уже не столько реальной, сколько виртуальной, информационным конструктом, чем-то произвольным, условным и незначимым. Значимость приобретает сама виртуальная процедура, или активность, не «обслуживающая» реальность, но непосредственно ее выстраивающая. Это почти прямое социальное воплощение главной идеи школы Пиррона, согласно которой истины нет, а есть социальная активность, которая осущест-
ф
вляется «по обычаю и закону» и в истине не нуждается, обходится без нее.
Античный скептицизм намного опередил свое время, прозорливо разглядев в современном ему обществе вечное «информационное общество», в котором «мудрецы», понимающие суть этого общества знания без истины, вынуждаются к демонстративному безучастию - единственному способу (когда разъяснительные дискурсы не помогают) показать обществу эту его суть. Ни одна из выдающихся философских систем Древней Греции досо-кратического и классического периодов, не прозрела «виртуальной» сути человеческого общества. Это сумел сделать «скромный» античный скептицизм, предвосхитивший - разумеется, невольно - необходимость появления когда-нибудь современного общества информационной и экономической глобализации; общества противоречивого, «ненаправленного» (постмодернистского), «прецедентного», заслуживающего, в полном соответствии с позицией античного скептицизма, имени общества знания/незнания.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гегель Г. Ф. В. Лекции по истории философии / Пер. Б. Столпнера. Кн. 2. -СПб., 1994.
2. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Пер. М. Л. Гаспарова. - М.: Мысль, 1979.
3. Кун Т. Структура научных революций. 2-е изд. - М., 1977.
4. Поппер К. Открытое общество и его враги / Пер. с англ. под ред. В. Н. Садовского - М., 1992.
5. Секст Эмпирик. Против ученых / Пер. А. Ф. Лосева // Секст Эмпирик. Сочинения в 2-х тт. - М.: Мысль, 1976. - Т. 1. - С. 59-376; Т. 2. - С. 7-204.
6. Секст Эмпирик. Три книги пирроно-вых положений / Пер. Н. В. Брюлло-вой-Шаскольской // Секст Эмпирик. Соч. в 2-х тт. - М.: Мысль, 1976. - Т. 2.
- С. 205-380.
7. Diogenes Laertius. De vitis, dogmatis et apophthegmatis clarorum philosopho-rum libri X. Vol. I-II. - Lipsiae, 18281831.
8. Feyerabend P. K. Against method: Outline or an anarchistic theory of knowledge. -L.: NLB, 1975.
9. Feyerabend P. K. Explanation, reduction and empiricism // Minnesota studies in the philosophy of science. - Minneapolis, 1966. - Vol. 3.
10. Feyerabend P. K. Knowledge and the role of theories // Philosophy of the social sciences. - Waterloo (Ont.), 1988. -Vol. 18. - № 2. - P. 157-178.
11. Feyerabend P. K. From incompetent professionalism to professionalized incompetence. The rise of a new breed of intellectuals // Philosophy of the social sciences. - Toronto, etc., 1978. - Vol. 8. -№ 1.
12. Feyerabend P. Science and ideology: A response to Rollin / / New ideas in psychology. - Elmsford (N.Y.), 1986. - Vol. 4.
- № 2.
13. Popper K.. R.. Conjectures and refutations: The growth of scientific knowledge. - L.: Routledge a. Paul, 1972.
14. Popper K.. R.. Objective knowledge: An evolutionary approach. - Oxford, 1972.
15. Popper K.. R. The logic of scientific discovery. - L., 1959.
16. Sextus Empiricus. Adversus mathematicos sive disciplinarum professors libri VI et Adversus philosophos libri V // Sextus Empiricus. Opera Graece et Latine. Tom. II. - Lipsiae, 1841.
17. Sextus Empiricus. Purrhoniarum institu-tionum Libri III // Sextus Empiricus. Opera Graece et Latine. Tom. I. - Lipsiae, 1840. ■
