CC BY
18
https://doi.org/10.30853/manuscript.2018-8.1
Демченко Александр Иванович
АНТИЧНОСТЬ - МАГИСТРАЛИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА (ОЧЕРК ПЕРВЫЙ)
В рубрике От главного редактора продолжается публикация большой серии художественно-исторических эссе, в которых последовательно рассматриваются крупнейшие эпохи. Эти обзоры призваны наметить панораму эволюции человечества в призме реалий всех видов искусства с выходом на онтологические обобщения. В предыдущем очерке был рассмотрен Древний мир. Адрес статьи: www .gramota.net/materials/9/2018/8/1.html
Источник Манускрипт
Тамбов: Грамота, 2018. № 8(94) C. 7-13. ISSN 2618-9690.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/9.html
Содержание данного номера журнала: www.gramota.net/materials/9/2018/8/
© Издательство "Грамота"
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: hist@gramota.net
ОТ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
https://doi.Org/10.30853/manuscript.2018-8.1
В рубрике От главного редактора продолжается публикация большой серии художественно-исторических эссе, в которых последовательно рассматриваются крупнейшие эпохи. Эти обзоры призваны наметить панораму эволюции человечества в призме реалий всех видов искусства с выходом на онтологические обобщения. В предыдущем очерке был рассмотрен Древний мир.
Демченко Александр Иванович, д. искусствоведения, профессор
Саратовская государственная консерватория имени Л. В. Собинова alexdem43@mail. ги
АНТИЧНОСТЬ - МАГИСТРАЛИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА
Очерк первый
Прежде всего, определим хронологические границы Античности: с самых последних веков II тысячелетия до н.э. по первые века I тысячелетия н.э. (для простоты ориентации - тысячелетие до Рождества Христова). И сразу же проясним вопрос о её пространственных координатах.
Говоря об Античности, чаще всего имеют в виду искусство Древней Греции и Древнего Рима. Но это была только часть большой художественной культуры, которая интенсивно развивалась и за пределами названных территорий. И в ходе последующего изложения в этом удастся убедиться неоднократно.
На выходе в Античность мы, пожалуй, впервые со всей отчётливостью сталкиваемся с явлением, которое периодически будет повторяться и в дальнейшем: каждый новый большой виток исторического развития точкой своего отсчёта имеет катастрофу или, по крайней мере, «закат» предыдущей цивилизации.
К примеру, завершая рассмотрение Древнего мира, мы говорили о достижениях эгейской цивилизации (развивалась на островах и побережье Эгейского моря - это основная территория Греции). И в XII веке до н.э. (его можно считать начальным пунктом Античности) она была разрушена натиском дорийских (северогреческих) племён, находившихся на гораздо более низком уровне развития.
Дорийское завоевание привело к общему упадку во всех сферах жизни. В истории Греции наступил период, получивший название тёмные века, он продолжался почти пять столетий (примерно до появления гомеровских поэм). Разумеется, это не было разрушением до самого основания. Что-то от прежней цивилизации «варвары» Античности восприняли. Тем не менее, мир как бы начинали строить заново.
Это «строительство» во многом осуществлялось по линии созидания духовного фундамента античной культуры, а закладывался он главным образом в словесности. Вот почему необходимо столь существенное внимание уделить литературным жанрам. Фундамент этот составили в первую очередь религиозные своды и национальные эпосы. Назовём основные из них.
В Индии сложились два религиозных свода. Веды (в переводе означает знание, точнее - высшее, духовное знание; ср. русское ведать) - священные книги индуизма (индуизм - основная религия Индии). Трипии така (в переводе означает Три корзины священных установлений, и данный свод действительно состоит из трёх собраний текстов) - это буддийский канон (закон). Буддизм возник в середине I тысячелетия до н.э., явившись наиболее ранней из трёх мировых религий (наряду с христианством и исламом), и получил хождение во многих странах Азии.
В Индии времён Античности были созданы и два великих эпоса - поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна». Обозначение «Махабхарата» («Великая Бхарата») возникло в результате сокращения полного названия («Великое сказание о потомках Бхараты»). Бхарата - древнеиндийское племя, которое действительно существовало (к слову, официальное название современной Индии - Бхарат). «Рамаяна» означает в переводе «Деяния Рамы» (Рама - легендарный герой индийских сказаний).
Еврейский народ во времена Античности создал духовное творение, так много значившее впоследствии для человечества, - Библия (по-гречески - Книга, что нужно воспринимать как Книга книг); точнее, её большая, дохристианская часть - Ветхий Завет, собрание священных книг иудаизма (иудаизм - религия иудеев). Позже, вместе с Новым Заветом он составил Библию - Священное Писание христиан.
Верования древних евреев, зафиксированные в Ветхом Завете, стали первой монотеистической религией, и это был принципиально важный прорыв в будущее, когда именно монотеистические религии (христианство, ислам) вытеснили языческие культы.
Единый Бог (в будущем христианстве - Бог-Отец, первый лик Троицы) имеет в Ветхом Завете три имени -Саваоф, Яхве, Иегова (то есть Сущий). Всё, абсолютно всё восходит к нему. Вот что гласит произносимая от Его имени одна из строк Ветхого Завета.
Создающий свет и творящий тьму, делающий мир и производящий бедствия - Я, Яхве, делающий всё это.
В Древней Греции религиозного свода как такового не возникло (его заменяли многочисленные мифологические предания), но это было компенсировано созданием национального эпоса. В поэмах Гомера (возможно, полумифическое лицо) «Илиада» и «Одиссея» и особенно в поэме Гесиода «Теогония» («Происхождение богов») осуществлена завершающая переработка древних мифов, они приведены в стройную и целостную систему. Причём суть изменений, которые произошли с человеком в его движении от Древнего мира к Античности, нашла своё метафорическое выражение в замене старых богов новыми.
Старые боги (титаны) олицетворяли собой мрачные, стихийные силы земли - мир, в котором господствовали ужас и дисгармония. Молодые боги (олимпийский пантеон во главе с Зевсом), усмирив титанов и сбросив их в бездну земли (Тартар - ад), установили в мире силу закона, создали новую красоту, основанную на порядке и гармонии. Вот почему ключевым моментом поэмы Гесиода «Теогония» становится грандиозная битва старых и новых богов.
... Заревело ужасно безбрежное море, Глухо земля застонала, широкое ахнуло небо И содрогнулось; великий Олимп задрожал до подножья От ужасающей схватки. Тяжёлое почвы дрожанье, Ног топотанье глухое и свист от могучих метаний Недр глубочайших достигли...
Это наша первая встреча с гекзаметром - основным размером древнегреческой эпической поэзии (в том же размере сложены и поэмы Гомера): шестистопный размер из 17 слогов, размеренный, «окладистый» и безрифменный, что передаёт характер торжественно-приподнятой речи и величаво-возвышенный дух «седой старины».
Веды, Трипитака, «Махабхарата», «Рамаяна», Библия, «Илиада», «Одиссея», «Теогония» - это только самые известные из множества литературных памятников, в которых происходило установление исходных начал духовного бытия Античности. Мы говорим: литературных памятников, и если по отношению к поэмам Гомера и Гесиода это вполне правомерно, то можно ли относить такое обозначение к религиозным сводам?
Да, вполне. Уже хотя бы потому, что они представляют собой собрания текстов самого различного происхождения и назначения: помимо собственно культовых форм (гимны богам, молитвы, проповеди, ритуальные предписания, магические заклинания), мы встречаем здесь исторические хроники, героические легенды, волшебные сказки, фольклорные песни, басни, притчи и т.д. Вот что превращало религиозный свод в антологию всего, чем жил человек того времени.
Но, кроме того, если взять и сами культовые тексты, то в ряде случаев есть основания расценивать их как произведения искусства в силу присущей им яркой художественной выразительности. Обратимся для примера к одному из 150 псалмов Ветхого Завета, которые библейская традиция связывает с именем легендарного царя-песнопевца Давида.
Яхве, услышь мольбу мою, и вопль мой пусть дойдёт до Тебя! Не скрывай Твой лик от меня, в день бедствия моего преклони ко мне слух Твой!.. Ибо дни мои тают, как дым, и кости мои горят, как огонь; Сердце моё скошено, как трава... Пепел я ем, как хлеб, со слезами смешиваю моё питьё!
Как видим, человеческое страдание передаётся в самых экспрессивных выражениях («Дни мои тают, как дым... кости мои горят, как огонь. услышь мольбу мою... вопль мой пусть дойдёт до Тебя!»).
Не менее примечательны религиозные гимны из индийских Вед. Вот «Гимн Варуне» (бог неба) - тихая, задушевная, почти интимная просьба.
Если любимого мы оскорбили, Друга, приятеля, брата, соседа, Даже чужого нам человека, Да простит нам Варуна этот грех.
Если содеяли зло мы обманом, Подобно плутам, играющим в кости, Всякий грех наш, невольный и вольный, Прости нам, Варуна, и будь к нам добр!
* * *
Религиозное поучение могло облекаться в форму сюжетного повествования. Так возникали многочисленные «духовные истории». Один из ярких образцов находим в Библии - «Книга Ио ва». Это драма жизни человека, познавшего много незаслуженных страданий. Повествование начинается прозой.
Был человек в земле Уц, и звался он Иов; и человек этот был прост и праведен, и богобоязнен, и далёк от зла. И родилось у него семеро сыновей и трое дочерей; в имении же было у него семь тысяч овец, и три тысячи верблюдов, и пятьсот пар волов подъяремных, и пятьсот ослиц, и челяди весьма много.
Это перечисление сделано не случайно. Во-первых, оно призвано показать, что герой повествования пребывал в довольстве и изобилии; а во-вторых, к подобному подсчёту повествователь ещё вернётся в конце истории, создавая, таким образом, её своеобразное «арифметическое» обрамление.
Итак, Иов - праведник, беспорочный человек, угодный Богу. Кажется, злу просто неоткуда войти в его жизнь. Но невозможное происходит, и источником его становится сам Бог, поскольку изображённый здесь Сатана в данном случае не враг Бога, а противник человека, его искуситель и обвинитель. Он настаивает на том, что Иов чтит Бога не бескорыстно, что его безупречность проистекает из его благополучия. Сатана говорит Богу:
- Разве не за мзду богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его,
и дом его и всё, что его? Но - протяни-ка руку Твою, дотронься до всего, что есть у него; разве не похулит он Тебя?
Чтобы получить ответ на этот вопрос, Яхве выдаёт Иова на пытку обвинителю. Беды обрушиваются на голову праведника одна за другой. Иов теряет всё, но продолжает истово славословить Господа.
- Нагим вышел я при рождении и нагим возвращусь назад.
Яхве дал, Яхве взял -благословенно имя Яхве!
Тогда Сатане разрешается истязать «кость и плоть» Иова. Несчастного поражает проказа, а для древнего еврея это не просто участь медленной и мучительной смерти, но и скверна, то есть знак Божьей немилости. Иов горько сетует, проклиная день своего зачатия.
- Да сгинет день, в который я рождён, и ночь, что сказала: «зачат муж!» День тот - да будет тьма,
да не сияет ему свет! Смертная тень да охватит его, да обложит его мгла, затмение да ужаснёт! Ночь та - да падёт во мрак, да тмятся звёзды утра её, Пусть ждёт света, но он не придёт, Пусть не узрит ресниц зари.
Обращает на себя внимание острота чувства, патетический слог: «Да сгинет день... да не сияет ему свет... Ночь та - да падёт во мрак... пусть не узрит ресниц зари».
Иов выдерживает испытания, доказывает способность человека к бескорыстной вере и награждён за это: «Господь благословил конец Иова больше, чем его начало». Стихи вновь сменяются прозой (арка к исходному пункту), повествователь возобновляет перечисление, всё «умножая вдвое».
И вдвое умножил Яхве всё, что было у Иова. И стало у него четырнадцать тысяч овец, и шесть тысяч верблюдов, и тысяча пар волов подъяремных, и тысяча ослиц.
«Книга Иова» показывает неоднозначность постулатов Библии и ставит массу вопросов. В том числе касательно всезнания Бога: Он, Всеведущий, не знал, действительно ли богобоязнен Иов и как он поведёт себя в испытаниях. Но, в конечном счёте, поучительный смысл этой «духовной истории» состоит в следующем: да, Господь может усомниться и более того - ошибиться, но верь в Него и тебе рано или поздно обязательно воздастся.
* * *
Продолжим рассмотрение жанра духовных историй. Фантазия тех, кто их творил, была поистине неисчерпаема. Оценим, к примеру, оригинальный сюжетный ход, с помощью которого прославляется религиозное отшельничество в одном из памятников буддийского свода Трипитака - так называемые «Строфы монахинь».
Прежде два пояснения: путь благородный - следование учению Будды; киннари в индуистской мифологии - полубожественные существа, небесные певцы. Сюжет здесь таков: монахине, идущей в священную рощу, преграждает путь юный ветреник, влюбившийся в неё. Монахиня вопрошает его:
«Чтоя сделала дурного тебе, Что ты стоишь, не давая пройти мне? Ведь ушедшей от мира не подобает Беседовать с мужем, почтенный».
Влюблённый всячески пытается соблазнить её прелестями мирской жизни.
«Ты молода, безупречно красива. Что может дать тебе отреченье? Скинь это жёлтое покрывало! Насладимся любовью в лесу цветущем!
Если пожелаешь здесь остаться, Я буду тебе слугой покорным, Ибо нет для меня никого милее Тебя, о дева с глазами киннари.
Если же хочешь меня послушать, Смени этот лес на жильё мирское! Ты станешь жить во дворце просторном, Где рабыни тебе прислуживать будут.
Ведь иначе, отшельница благочестивая, Состаришься ты в одиночестве полном. Так, никем не сорванный, бесполезно Увядает в воде прекрасный лотос».
На вопрос монахини, что же привлекает его в ней, он отвечает:
«Глаза, что подобны глазам лани, Глазам киннари в пещере горной, Глаза твои с ума меня сводят, Желанье страстное будят в сердце».
Отшельница находит способ остудить любовный пыл поклонника, разрушая свои чары совершенно неожиданным образом.
И монахиня не согрешила. Не колеблясь, вырвала глаз прекрасный И юноше ветреному со словами «На, возьми же!» - его протянула.
И в тот же миг страсть в нём исчезла, И стал он молить её о прощенье: «Слава тебе, благочестивая! Верь, это больше не повторится!..».
Вот такая острая концовка, но с благополучным исходом.
А потом эта свободная духом Удалилась туда, где был Будда; Знак добродетели высшей узрела И сразу стала, как прежде, с глазом.
* * *
Теперь о смыслах памятников античной словесности.
В основе своей они были нацелены на то, чтобы учить человека лучшему, утверждать идеи добра, правды и справедливости. Вряд ли нужно говорить о десяти заповедях, составляющих краеугольное основание нравственного потенциала Библии.
Но, может быть, стоит сказать о пророках, книги которых помещены в Ветхом Завете. Каждый из этих пророков - яркая личность с напряжёнными духовными исканиями, со своим пониманием жизни, которое нередко противопоставляется установлениям власть предержащих.
Они были готовы к любым гонениям, шли ради своей миссии до конца. Предание утверждает, что многие из них дорого заплатили за верность своим убеждениям: кто был побит камнями, кто просто убит, а самый известный из них - Исайя - по приказу царя был заживо распилен деревянной пилой.
Исайя от имени Господа взывает:
Научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетённого; защищайте сироту; вступайтесь за вдову.
Библейские пророки мечтали о всеобщем мире и благоденствии. Разумеется, это была утопия, но в природе человека надеяться на лучшее. Снова из Исайи:
Перекуют мечи свои на орала и копья свои - на серпы; не поднимет народ на народ меча и не станут более учить воевать.
Говоря о базисных памятниках античной словесности, мы должны признать, что в них была заключена подлинная кладезь премудрости. Они наполнены высокими раздумьями о жизни, природе, Боге, человеке и взаимосвязи этих явлений. Скажем, в тексте индийской поэмы «Махабхарата» рассеяно множество поучительных притч. Одна из них подана в форме разговора океана и реки.
Океан спрашивает реку, почему она с корнем вырывает могучие деревья, но не трогает слабый тростник. И река объясняет, что во время разлива деревья истощают свои силы, сопротивляясь потоку, а тростник склоняется перед ним и снова распрямляется, когда вода убывает.
В выборе жизненной позиции создатели этой притчи явно склоняются к позиции выживания любой ценой. Через несколько тысячелетий немецкий поэт-романтик Генрих Гейне вступил в спор с этой житейской мудростью, утверждая противоположную позицию.
Погибнет дуб, хоть он сильнее стебля, Меж тем тростник, безвольно стан колебля, Под бурями лишь клонится слегка.
Но что за счастье жребий тростника? Он должен стать иль тростью франта жалкой, Иль в гардеробе выбивальной палкой.
Сказано с беспощадной иронией. Но этим уже начинается диалог времён и столкновение мировоззрений -из противоположных позиций каждый волен выбирать по своему вкусу и разумению.
Авторы религиозного свода Трипитака настойчиво ищут пути избавления человека от страданий. Рецепт виделся буддизму в знании и самовоспитании, дающих свободу от жизненных пут и привязанностей. Вот как выражена эта главная буддийская доктрина в «Поэме о стреле». В первых строфах говорится о неизбежности смерти и обычной для людей боязни перед ней.
Как у плодов созревших Страх поутру сорваться, Так и у тех, кто родился, Вечный страх перед смертью.
Ведь, как кувшины и чаши, Что сделал из глины горшечник, Все когда-нибудь разобьются, Так и жизнь смертных прервётся.
Глупец и самый премудрый, Старик и юноша нежный -Все они кончат смертью, Над всеми - власть смерти...
Завершающие строфы содержат проповедь отрешённого созерцания, следование которой позволяет преодолеть страх смерти.
Как видишь, мир поражён Неизбежностью смерти. Но мудрецы не скорбят, Непреложность закона зная.
И если счастья желаешь, То причитанья и вопли, Желанья и недовольства -Эту стрелу из себя вырви.
Отравленную стрелу вырвав, Покой обретёшь душевный.
Отсюда название: «Поэма стрелы».
Уже в те далёкие времена мысль человеческая приближалась к некой предельной черте в постижении мира. И уже тогда звучали многочисленные сентенции о призрачности успеха и о бренности жизни - вплоть до всепроникающего скепсиса.
Обратимся к одному из разделов Библии - «Книга Екклесиаста» (иногда читают Экклезиаст, что в переводе означает Проповедник); согласно преданию, её автором считается царь Соломон.
Суета сует, сказал Проповедник,
суета сует и всё - суета!
Что пользы человеку от труда его,
которым он трудится под солнцем?
Поколение уходит, поколение приходит,
А земля пребывает вовеки.
Восходит солнце, заходит солнце,
Возвращается вспять и вновь восходит...
Все реки текут в море, но не переполнится море;
И от истока снова реки текут.
Что было - то и будет,
И что делалось - то и будет делаться,
И ничего нового нет под солнцем...
Бывает, скажут о чём-то: смотри, это новость!
А уже было оно в веках, что прошли до нас.
Этот вдохновенный скептик изъясняется как поэт - истинно художественным слогом, ярко, впечатляюще. Рефреном его размышлений о бессмысленном «коловращении» бытия служит слово суета («суета сует и всё - суета!»).
Отсюда идёт традиция скепсиса и разочарования, которая время от времени заявляла о себе в последующие исторические эпохи неоднократно. Позволим себе ещё одну параллель к миру романтиков первой половины XIX века: наш Михаил Лермонтов и его стихотворение «И скучно и грустно». Завершающая строка - убийственный приговор человеческому существованию.
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг -Такая пустая и глупая шутка...
Но тот же Екклесиаст, взвесив все «за» и «против» и сохраняя трезвость миропонимания, даёт мудрый совет: «Самое лучшее для человека - мирно наслаждаться плодами своих трудов... Пейте и ешьте с веселием хлеб и вино, наслаждайтесь удовольствием жизни с женщиной, которую любите: ибо это всё самое лучшее, на что вы можете рассчитывать в жизни». Адресовано мужчинам, но легко переадресовать и «прекрасному полу».
* * *
Последнее, чего необходимо коснуться, рассматривая фундаментальные памятники античной словесности - это их эпическая сущность.
Начнём с того, что все они, как правило, представляют собой монументальные собрания текстов чрезвычайно большого объёма. «Супергигантом» в данном отношении является «Махабхарата»: она содержит около 100 000 двустиший, что (для сравнения) более чем в восемь раз превышает «Илиаду» и «Одиссею» вместе взятые (а это, в свою очередь, «суперпоэмы»).
Подобные объёмы вырастали за счёт огромного числа действующих лиц, благодаря исключительной обстоятельности повествования, а также ввиду подробнейших описаний и массы отступлений от основной сюжетной канвы. Показательный штрих с этой точки зрения находим в одном из эпизодов завершающей части поэмы «Одиссея».
После десятилетних странствий Одиссей вернулся домой и старается быть неузнанным. По распоряжению Пенелопы (жена Одиссея, не узнавшая его) старая нянька героя приступает к омовению ног странника и по шраму на ноге узнаёт своего господина.
Казалось бы, сразу же должно было последовать соответствующее излияние чувств. Однако в поэме разворачивается подробный рассказ о происхождении этого шрама: как в юности Одиссей отправился в гости к деду и был ранен в колено клыком кабана. Автор не забывает сообщить также, что Одиссей вернулся домой с подарками.
Только поведав во всех подробностях эту историю (свыше 70 строк в изложении «сверхдлинным» гекзаметром), поэт возвращается к состоянию старой няньки.
Эту-то рану узнала старушка, ощупав руками Ногу; отдёрнула руку она в изумленье; упала В таз, опустившись, нога; от удара её зазвенела Медь, покачнулся водою наполненный таз, пролилася На пол вода. И веселье и горе постигли старушку.
Причём заметим, какое неистощимое любопытство к детали (для наглядности разобьём строки на смысловые фразы):
.упала в таз, опустившись, нога; от удара её зазвенела медь, покачнулся водою наполненный таз, пролилася на пол вода...
Когда говорят об эпосе Античности, обычно присоединяют эпитет героический. И это действительно так. Героический эпос начинается с того, что достоверное, реальное переплетается с невероятными приключениями и удивительными подвигами героев, а изображаемый мир, помимо людей, населяют боги, духи, демоны, наделённые необычайным могуществом.
Но, может быть, ещё важнее, что героический эпос Античности это почти обязательно воинский эпос. Он обычно соотнесён с событиями какой-либо памятной войны отдалённого прошлого.
Разумеется, героический эпос в различных своих образцах приобретал всевозможные оттенки. Возникали очень своеобразные варианты с разной степенью отклонения от «типовой нормы». Один из таких вариантов находим в поэме «Рамаяна».
Формально она посвящена подвигам Рамы, но очень многое здесь перемещается в лирическую плоскость. Ведущей в поэме оказывается тема разлуки («Горе от разлуки» - это слова одного из индийских знатоков «Рамаяны», передающие её основной смысл).
Другая сторона лиризма связана здесь с высокой поэзией описаний природы, которых в поэме очень много и которые чрезвычайно развёрнуты. Природа для героев «Рамаяны» составляет величайшее благо человеческой жизни и приобщение к ней способно облегчить любое горе.
Как смуглая дева, что светлою тканью одета, Окуталась ночь покрывалом из лунного света. Насытясь отборным зерном, журавлей вереница Летит, словно сдутая ветром цветов плетеница.
И после прихотливо-неожиданного перебива размера -
Блистают лилии на глади водной. Блистает пруд, со звёздным небом сходный. Один, как месяц, льющий свет холодный, Уснул меж лилий лебедь благородный.
Поэтика самого высокого ранга! Чего стоят такие красочные сравнения:
Как смуглая дева, что светлою тканью одета, Окуталась ночь покрывалом из лунного света.
Или -
Один, как месяц, льющий свет холодный, Уснул меж лилий лебедь благородный.
Продолжение следует.
