CC BY
148Из истории общественно-политической жизни ====
Г.Д. ЧЕСНОКОВ доктор философских наук, профессор кафедры философии
Московского городского педагогического университета*
«Анти-Дюринг» Ф. Энгельса - классика
марксистской литературы
Здесь разобраны величайшие вопросы из области философии, естествознания и общественных наук. Это удивительно
содержательная и поучительная книга.
В.И. Ленин
Книга Ф. Энгельса «Анти-Дюринг» занимает особое место в творчестве не одного только Ф. Энгельса, но, в некотором смысле, также и К. Маркса. Дело в том, что на протяжении четырех десятков лет жизни, почти до самой смерти К. Маркса, друзья и единомышленники не только постоянно обменивались соображениями относительно конкретного вида деятельности каждого, но одновременно являлись соавторами практически каждой работы, которой занимался один из них.
Сказанное в полной мере относится к рассматриваемой здесь замечательной работе Ф. Энгельса «Анти-Дюринг». Разумеется, основная часть книги была написана Ф. Энгельсом. Маркс в то время был целиком поглощен работой над «Капиталом», и само собой понятно, что отвлекаться на что-либо еще столь же серьезное у него просто не оставалось времени.
Ф. Энгельс, со своей стороны, прекрасно понимал важность завершения работы над «Капиталом», а потому старался не только по
* Чесноков Григорий Дмитриевич, е-таП: greche@mail.ru
возможности освободить К. Маркса от всего, что хоть как-то могло помешать его главной работе, призванной составить эпоху в современном обществознании, но помимо всего прочего взвалил на свои плечи заботу обо всех бытовых сложностях Маркса и его семьи, дабы хоть как-то ускорить отнюдь не легкую работу его друга над «Капиталом».
Критика воззрений мелкобуржуазных теоретиков, число которых с возникновением марксизма неизменно лишь росло, в 70-х гг. XIX в. стала предметом особой заботы как для К. Маркса, так и для Ф. Энгельса. И это неудивительно. Крупный капитал несмотря на всю его враждебность мелкому и среднему не может вместе с тем не способствовать увеличению числа владельцев мелкой и средней собственности. Этим, кстати сказать, и в прошлом, а уж тем более в настоящее время поддерживается опасная иллюзия, будто интересы труда и капитала можно каким-то образом примирить. Теоретики мелкой буржуазии традиционно стремились поддержать в обществе такого рода иллюзии, тем самым отвлекая определенную часть рабочего класса от активного участия в борьбе с всесилием капитала. Для сознательного пролетария мелкобуржуазные воззрения, как правило, оказывались более опасными, нежели откровенная апологетика крупной капиталистической собственности.
К. Маркс, при всей своей несомненной занятости работой над «Капиталом», горячо поддержал намерение Ф. Энгельса дать достойную отповедь неудачливому пророку социализма (т. е. Е. Дюрингу). Столь энергичная поддержка Энгельса со стороны Маркса объяснялась в первую очередь тем, что и главный экономический труд Маркса, и начатая Ф. Энгельсом работа над «Анти-Дюрингом» преследовали в принципе одну общую цель. К. Маркс, выясняя тайну появления прибавочной стоимости, тем самым вооружал рабочий класс капиталистических стран сознанием полярной несовместимости
интересов труда и капитала. Мелкобуржуазные же воззрения идеологов типа Е. Дюринга, напротив, объективно препятствовали просветительской деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса, ставивших цель превратить рабочий класс Германии из класса «в себе» в класс «для себя». Дюринг, сам до конца того не сознавая, отстаивал, правда, в достаточно размытой форме идею, откровенно враждебную той, обоснованием которой занимались в то время К. Маркс и Ф. Энгельс. Для Е. Дюринга капиталистический общественный порядок представлялся не в такой степени безысходным, каким он предстал со страниц марксова «Капитала». Дюринг полагал, что если общественный продукт в условиях сохранения существующего капиталистического производства будет распределяться в соответствии с реальными затратами труда наемных работников, то устранять существующий (читай, капиталистический общественный порядок) не имеет смысла. Таким образом, объективная необходимость в замене капитализма социализмом, по логике Дюринга, отсутствовала.
Зачем, спрашивается, в свете сказанного надо было продолжать научный анализ действия законов капиталистического производства, если у весьма амбициозного претендента на роль едва ли не единственного в те годы теоретика социализма Е. Дюринга в рядах революционной германской социал-демократической партии обнаружились достаточно влиятельные покровители, предоставившие последнему возможность выступить в теоретическом органе социал-демократической партии Германии с резкими нападками на революционное учение К. Маркса, включая его теорию научного социализма? В подобной ситуации оставить без ответа «научные» изыскания псевдосоциалиста Дюринга Энгельс, согласимся, не мог, а потому на протяжении целых двух лет он напряженно работал над тем, чтобы дать достойный ответ Е. Дюрингу.
Итак, Ф. Энгельс, заметим, не оттого, что он очень этого хотел, а в силу вполне конкретных обстоятельств вынужден был взвалить на себя малоприятную, как он в этом признавался, миссию дать заслуженную оценку «научной» деятельности приват-доцента Берлинского университета Е. Дюринга. «Скука, неизбежная при полемике с незначительным противником, - скажет позднее по этому поводу Ф. Энгельс, - не помешала... попытке дать энциклопедический очерк нашего понимания философских, естественнонаучных и исторических проблем оказать свое действие»1. Если бы Ф. Энгельсу по каким-то причинам не удалось выступить с решительной критикой взглядов Е. Дюринга, то этим поневоле пришлось бы заняться уже К. Марксу, что, несомненно, задержало бы и без того не так скоро продвигавшуюся его работу над «Капиталом».
Выше мы объяснили отношение К. Маркса к проявленной Ф. Энгельсом инициативе выступить с решительной критикой воззрений мелкобуржуазного теоретика Е. Дюринга, претендовавшего на роль защитника интересов трудящихся масс. В дальнейшем К. Маркс не ограничился одной лишь моральной поддержкой работы Ф. Энгельса над «Анти-Дюрингом». Несмотря на всю свою занятость он согласился стать соавтором «Анти-Дюринга». Начнем, однако, с того, что рукопись книги Ф. Энгельса была внимательно прочитана К. Марксом и полностью им одобрена. Впрочем, этим дело не ограничилось. К. Маркс подготовил для энгельсовского «Анти-Дюринга» еще и специальную и, кстати сказать, крайне интересную главу (X глава второго отдела работы), в которой дал обстоятельный обзор истории развития экономических учений. Последнее необходимо было сделать особенно квалифицированно, дабы нагляднее продемонстрировать перед читателями «Анти-Дюринга», насколько ненаучными оказались представления Е. Дюринга в области истории экономической мысли уже
потому, что названный автор всерьез вознамерился своими исследованиями доказать несостоятельность марксова учения о прибавочной стоимости, явившегося логическим завершением теории трудовой стоимости классиков буржуазной политэкономии. Маркс, демонстрируя перед читателями невежество Дюринга в вопросах политэкономии, тем самым подводил их к выводу, что им не следует ждать чего-либо интересного также и от учения Дюринга о социализме.
Бесспорно, основным автором «Анти-Дюринга» был и остался Ф. Энгельс (этот факт, впрочем, никогда и не ставился под сомнение), но, как бы то ни было, мы в своей работе хотели бы лишний раз подчеркнуть, что книга Ф. Энгельса «Анти-Дюринг» является самым что ни на есть аутентичным выражением теоретических воззрений обоих создателей теории научного социализма.
«Анти-Дюринг», пожалуй, единственная работа классиков марксизма, в которой учение К. Маркса было представлено во всей его полноте. Структура работы включает три основных раздела, соответствующих трем частям марксизма: марксистской материалистической философии, марксистской политэкономии и, наконец, марксовой теории научного социализма. Такая структура работы была заранее и до мельчайших деталей продумана автором. Суть в том, что Энгельс, еще только задумывая свою работу, не смотрел на нее как на всего только отповедь человеку, непонятно почему вообразившему, что ему и в самом деле удалось создать совершенно новое учение о социализме, не только превосходящее по своей глубине все, что до него на протяжении не одного только XIX в. разрабатывалось обществоведами, но открывшее абсолютную истину, которую невозможно в дальнейшем опровергнуть. Разумеется, подобная претензия г. Дюринга была ни на чем не основана, но сторонников себе в рядах пролетарской партии Германии ему тем не менее заполучить удалось. Зададимся вопросом: следовало ли Ф. Энгельсу, у которого
было немало собственных неотложных дел, тратить свое драгоценное время и силы, привлекать к задуманной им работе не менее занятого, чем он, К. Маркса и все это только ради того, чтобы помочь незадачливому «теоретику» социализма спуститься с заоблачных высот, на которые его вознесла не в меру неуемная фантазия, на грешную землю. Основная причина работы Энгельса над «Анти-Дюрингом» заключалась не в том, что Ф. Энгельса с К. Марксом так уж беспокоил новоявленный пророк социализма Е. Дюринг, а в том, что у вновь объявившегося «теоретика» социализма нашлось немалое число сочувствующих и не где-то, а в рядах самой крупной в Европе пролетарской партии. Данный факт свидетельствовал о том, что учение Маркса еще недостаточно овладело сознанием не одного только рабочего класса Германии, но, что много серьезнее, еще и его авангарда.
В сложившейся ситуации требовалось не только быстро и решительно раскрыть перед членами социал-демократических партий Европы псевдонаучный характер «социалистического» учения Е. Дюринга, но требовалось также по возможности в сжатой, но, разумеется, безусловно научной форме дать очерк, раскрывающий основы учения К. Маркса. В нем марксизм следовало охарактеризовать не как случайное открытие одного из выдающихся мыслителей XIX в., а как плод напряженного труда значительного числа исследователей общества, каждый из которых внес свой весомый вклад в становление научного обществознания. Итак, мы убеждаемся, что обращение к теоретическим взглядам пусть по большому счету и достаточно заурядного мыслителя XIX в. явилось для Ф. Энгельса не более как только поводом к тому, чтобы дать читателям его работы изложение пока еще, как мы заметили, недостаточно усвоенного даже членами социал-демократической партии Германии, не говоря уже о широкой
пролетарской массе, основ возникшего в середине XIX в. в Европе нового пролетарского мировоззрения.
Конечно, значение того или иного научного исследования определяется в первую очередь не его замыслом, сколь бы продуманным этот замысел ни был, а претворением его в жизнь, но так или иначе мы не можем вместе с тем не отметить, что самый замысел книги Ф. Энгельса был без преувеличения грандиозен - попытаться изложить в рамках всего одной сравнительно небольшой книги то, что по праву могло именоваться «коперниковым переворотом», осуществленным К. Марксом и Ф. Энгельсом в обществознании.
Для реализации своего замысла Ф. Энгельс умело воспользовался многостраничным трехтомным «трудом» Е. Дюринга как своего рода иллюстративным материалом к тому, что «новое» учение Е. Дюринга не имеет ни малейшего отношения к теории научного социализма К. Маркса и Ф. Энгельса.
Энгельс в ходе написания «Анти-Дюринга» избрал ту же схему размещения материала, которую использовал и Е. Дюринг. В результате в поле рассмотрения Энгельсом попадают три области социального знания: философия, политэкономия и теория социализма. Поскольку теоретическая позиция Энгельса и Маркса в каждой из упомянутых областей кардинально отличалась от дюринговской, то это позволяло Энгельсу достаточно доходчиво разъяснить читателям своей работы, что же действительно нового внес К. Маркс в каждую из названных областей сравнительно с тем, что сумели сделать до него лучшие представители научно-философской мысли.
Важнейшей целью написания своей работы Ф. Энгельс считал ознакомление, насколько возможно, более широкого круга читателей, включая, в частности, и тех, кто не имел к тому специальной научно-теоретической подготовки, с философско-экономическими воззрениями К. Маркса. В том, что это именно так, может убедиться всякий,
знакомящийся с «Анти-Дюрингом». Книгу Ф. Энгельса отличает ясный и понятный для самого широкого круга читателей язык, при этом важно отметить, что простота и доступность изложения материала не причинили ущерба главной цели работы Энгельса - дать целостное изложение содержания в то время, как мы неоднократно подчеркивали, недостаточно усвоенного подавляющим большинством населения европейских стран революционного учения К. Маркса.
Известно, что предмет и логика научно-теоретических исследований могут подчас не во всем совпадать. К. Маркс, к примеру, советовал всем, кто желал глубже разобраться в его экономических воззрениях, начинать чтение «Капитала» не с первой, а с 24-й главы (главы о первоначальном накоплении капитала), ибо прежде, чем капиталистическое производство могло начать функционировать, требовалось иметь в наличии достаточно значительные суммы денежных средств, поскольку наладить производство товаров, не имея для этой цели свободных денежных средств, невозможно. Вместе с тем честным путем накопить значительные денежные богатства капиталисты также не могли. В результате начальный капитал до того, как его стало возможным пустить в производство, был приобретен будущими капиталистами посредством неприкрытого грабежа основной части населения будущих капиталистических стран, к примеру, той же Великобритании.
Книга Ф. Энгельса открывается отделом, озаглавленным «Философия», но для автора рассматриваемой нами здесь работы главным представлялся все же не первый, а второй отдел его книги -«Политическая экономия».
Естественно, встает вопрос, почему Ф. Энгельс не поменял местами первый и второй отделы своей книги, иначе говоря, не начал книгу анализом проблем политэкономии с тем, чтобы впоследствии перейти к анализу чисто философской проблематики? Дело, по-видимому, в том,
что основу дюринговского социализма, в отличие от научного социализма К. Маркса и Ф. Энгельса, составила, как убедительно докажет в своей книге Ф. Энгельс, дюринговская метафизическая философия, являющая собой прямой антипод материалистической диалектике К. Маркса. Порок дюринговской разновидности утопического социализма был обусловлен не в последнюю очередь именно тем, что названный автор свои несомненные пробелы в области позитивного знания собирался компенсировать на основе самоочевидных «философских истин». Результатом подобного методологического подхода Дюринга к науке стало то, что сама его философия превращалась в «науку наук», с превосходством взирающую на всякую разновидность опытного знания. Спекулятивному философу Дюрингу, каковым он в действительности был, не приходило в голову всерьез отнестись к научной аргументации современных ему ученых, ибо он изначально убедил себя в том, что его философия способна и без привлечения науки обосновывать истинность каждого выдвигаемого им положения, неважно, к какой области научного знания его высказывания относились.
После выхода в свет первого тома «Капитала» Ф. Энгельса особенно сильно беспокоил вопрос, насколько адекватно экономическое учение Маркса окажется воспринятым социалистами разных стран, тем более что факты уже говорили о том, что немалое число немецких социал-демократов в 70-х гг. XIX в. последователями учения К. Маркса на практике пока еще не стали, а какая-то их часть еще и склонилась к признанию дюринговской разновидности утопического социализма вполне истинной.
Следуя логике Энгельса, мы свой анализ его книги начинаем не с первого, а со второго отдела данной работы.
В чем виделся Ф. Энгельсу основной порок экономических воззрений новоявленного пророка социализма Е. Дюринга? Он виделся
ему в двух тесно связанных между собой моментах. Дюринг, по большому счету, оставался дилетантом во всем, что касалось знания им собственно экономических проблем. Он не дал себе серьезного труда внимательно изучить работы ведущих экономистов прошлого, в частности тех же классиков английской политэкономии. Не секрет, что английская политическая экономия явилась одним из трех основных теоретических источников марксизма. Между тем как раз об этой политэкономии Дюринг имел самое приблизительное, если не выразиться сильнее, представление. В X главе второго отдела «Анти-Дюринга» (автором главы, как было уже сказано, являлся К. Маркс) приводятся слова Дюринга, утверждавшего, будто «учение о хозяйстве» (политэкономия. - Г.Ч.) представляет собой «в высокой степени современное явление». Эти слова автора, разумеется, не были с его стороны случайной оговоркой. Они свидетельствовали об абсолютной уверенности Дюринга в том, что искать в истории предшественников современной экономической науки, которой намеревался твердо придерживаться Дюринг, - занятие не только пустое, а по большому счету еще и бессмысленное: их, по его мнению, существовать просто не могло, ибо как бы в самом деле смотрелся пророк, если помимо самого себя он бы решился признать существование каких-то других пророков.
Вот что писал на сей счет сам Дюринг: «...если это предприятие (речь идет о политэкономии как науке. - Г.Ч.) уже по своему высшему своеобразию и по новизне значительной части своего содержания совершенно не имеет предшественников (выделено мной. - Г.Ч.), то в еще гораздо большей степени оно принадлежит мне как собственность по своим внутренним критическим точкам зрения и по своей общей
л
позиции»1. Итак, экономические взгляды Е. Дюринга - это, по его собственным словам, его неотчуждаемая собственность. К. Маркс после ознакомления с вышеприведенной самооценкой, выданной Е. Дюрингом
своему, как он его назвал, «предприятию», не смог удержаться от того, чтобы сравнить Дюринга с небезызвестным младогегельянцем М. Штирнером, чья работа носила, как известно, название «Единственный и его собственность».
О том, что представляла из себя уже другая «собственность» -экономические воззрения Дюринга, мы поговорим чуть ниже. Пока же познакомим наших читателей с тем, что говорил К. Маркс о времени становления политэкономии как науки и тех ее ведущих представителях, которых сам он признал за наиболее выдающихся экономистов прошлого. В «Капитале» по этому поводу можно прочитать следующее: «Политическая экономия. как самостоятельная наука возникает лишь в мануфактурный период». В другом своем сочинении К. Маркс, возвращаясь к вышесказанному, добавляет: «Классическая политическая экономия. начинается в Англии с Петти, а во Франции с Буагильбера и завершается в Англии Рикардо, а во Франции Сисмонди»1. Кого этим, несомненно, неординарным представителям буржуазной экономической науки решился, со своей стороны, противопоставить Дюринг? По словам последнего, достойных ученых в области политэкономии в прошлом фактически просто не было. «.У г-на Дюринга, - заметил не без иронии Маркс, - высшая политическая экономия начинается лишь с тех жалких недоносков, которые буржуазная наука произвела на свет, когда уже закончился ее классический период»2.
Расхождения между Марксом и Дюрингом в оценке заслуг буржуазной классической политэкономии резко бросаются в глаза. К. Маркс, к примеру, выше других из экономистов прошлого оценивает Петти, Буагильбера, Смита, Рикардо. Дюринг, со своей стороны, поднимает на щит мысли разве что воистину «жалких недоносков»
классической буржуазной политэкономии. Что же в их мыслях вызвало такой неподдельный интерес у Дюринга и почему? Во-первых, явное пренебрежение к тому главному, что было сделано в экономической науке основоположниками буржуазной политэкономии - а именно обнаружение ими действия закона стоимости как реальной основы товарного производства. Сказанное объясняет нам пренебрежительное отношение Дюринга не к одним У. Петти и А. Смиту, а еще и к Аристотелю, который первым обратил внимание на наличие эквивалентности при обмене товаров. Правда, больше других от Дюринга досталось все же английскому экономисту Петти, которого К. Маркс в написанной им для «Анти-Дюринга» главе решительно берет под защиту. Для этого у него были все основания. «Да это и в порядке вещей, - писал Маркс, - что по отношению к гениальнейшему и оригинальнейшему исследователю-экономисту напыщенная и менторски-претензионная посредственность может только высказывать свое ворчливое неудовольствие, может только испытывать досаду по поводу того, что искры теоретической мысли не вылетают здесь стройными сомкнутыми рядами как готовые "аксиомы", а возникают разрозненно по мере углубления в "сырой" практический материал, например, в налоговую систему»1.
Общий вывод, который сделал К. Маркс, ознакомившись с дюринговской оценкой научного вклада Петти в политэкономию, звучит у автора предельно саркастически: «По-видимому, г-н Дюринг, -констатировал Маркс, - затевая свое "предприятие", рассчитывал на слепо верующий круг читателей, который ни в каком случае не осмелится потребовать от него доказательств его утверждений»2. Добросовестный же читатель после сказанного К. Марксом об экономической эрудиции Е. Дюринга получил реальную возможность
убедиться в том, что «научный стиль» полемики Е. Дюринга в отношении его оппонентов заключался не в чем ином, как в наклеивании последним ярлыков, при этом не приводя, однако, сколько-нибудь серьезных аргументов, показывающих ошибочность взглядов тех, с кем Дюринг полемизировал.
К. Маркс в написанной им для «Анти-Дюринга» главе постарался, со своей стороны, выяснить, кого же из предшественников Е. Дюринга последний готов был признать наиболее глубоким знатоком проблем политэкономии в истории мировой экономической мысли. И здесь выяснилось немало интересного. Оказалось, Е. Дюринг, крайне высокомерно относившийся к тем авторам, которые ближе других подошли к уяснению места труда в создании стоимости, в то же время непомерно высоко оценивал экономические исследования Д. Юма, и это при том, что теоретические интересы Юма пролегали в области, достаточно далекой от политэкономии. «.Г-н Дюринг, - замечает автор «Капитала», - раздувает роль - почтенного все-таки как экономиста -Юма и превращает его в экономическую звезду первой величины, значение которой могла игнорировать до сих пор только та же зависть, которая столь упорно замалчивает до сих пор и труды г-на Дюринга,
л
"имеющие руководящее значение для эпохи"»1.
Что все же сумела открыть эта, по словам Дюринга, «экономическая звезда первой величины»? По Марксу, - ничего. Во-первых, потому, что экономические воззрения Д. Юма, как справедливо замечает К. Маркс, никак нельзя признать оригинальными. В его «очерках: "О деньгах", "О торговом балансе", "О торговле", - пояснял К. Маркс, - Юм следует шаг за шагом, часто даже в причудах, за книгой Джейкоба Вандерлинта: "Деньги соответствуют всем вещам", Лондон, 1734». И хотя самого этого автора Е.Дюринг не читал, но, как выяснил Маркс, именно с ним, т.е. с Д.Вандерлинтом, в отличие от Юма, вполне «считаются .в английских
экономических сочинениях конца XVIII века, т. е. в послесмитовский период»1.
К. Маркс, который как никто другой из его современников с поразительной тщательностью изучил экономические работы всех сколько-нибудь значительных экономистов XVIII и XIX вв., без труда побивает дюринговский миф о будто бы оригинальном и почтенном экономисте Д. Юме и делает он это с тем большей готовностью, что сам Дюринг сделал намек на непонимание некоторыми, кивая при этом в сторону К. Маркса, денежной теории Юма. На самом же деле это был не Маркс, кто, по словам Дюринга, был плохо знаком с экономическими воззрениями Юма, а его оппонент, не давший себе труда разобраться в том, что на самом деле представляли собой экономические взгляды философа Юма. Они были едва ли не целиком заимствованы им у Вандерлинта. «Подобно Вандерлинту, - устанавливает К. Маркс, - Юм рассматривает деньги как всего лишь знак стоимости; Юм почти дословно (и это обстоятельство важно отметить, так как теорию знаков стоимости Юм мог бы позаимствовать из многих других сочинений) списывает у Вандерлинта объяснение, почему торговый баланс не может быть постоянно против какой-нибудь страны или постоянно в ее пользу; подобно Вандерлинту, он развивает учение о равновесии балансов, устанавливающемся естественным путем, сообразно различному экономическому положению отдельных стран; подобно Вандерлинту, он проповедует свободу торговли, только менее смело и последовательно; вместе с Вандерлинтом, только более поверхностно, он выдвигает роль потребностей как стимулов производства; он следует за Вандерлинтом, приписывая банковским деньгам и всем официальным ценным бумагам не соответствующее действительности влияние на товарные цены; вместе с Вандерлинтом он отвергает кредитные деньги; подобно Вандерлинту, он ставит товарные цены в
зависимость от цены труда, следовательно - от заработной платы; он списывает у Вандерлинта даже ту выдумку, что собирание сокровищ удерживает товарные цены на низком уровне и т. д. и т. д.»1.
Итак, на конкретном примере Д. Юма мы получили возможность лишний раз убедиться в том, что даже в тех случаях, когда Е. Дюринг пытался предстать в глазах его читателей в качестве действительного знатока той или иной проблемы, его суждения оказывались всякий раз на редкость поверхностными. Как экономист Д. Юм, и в самом деле, не заслужил той явно завышенной оценки, которой его одарил Е. Дюринг. Но, если это так, то должно было быть хоть какое-то объяснение того, почему Дюринг, крайне строго судивший всех и вся (А. Смита, Д. Рикардо, К. Маркса), в отношении Юма ведет себя совсем по-другому. По-видимому, в Юме Дюринга привлекло то, что он, как и Дюринг, не оказался слишком «узким» специалистом в какой-то одной области знания, в конкретном случае - политэкономии. Действительно, Д. Юм -это прежде всего философ. Мало того, скептицизм Юма во многом роднит последнего с агностиком И. Кантом, к которому Дюринг явно испытывал некоторую слабость. Исследователь, согласно Юму, имеет дело с одними лишь ощущениями, но если это так, то ни о каких объективных закономерностях в сфере производственной деятельности людей речи быть не может, а значит, политэкономия и не должна к этому стремиться. Иными словами, знатоком в области политэкономии Д. Юма, по убеждению Дюринга, могло сделать то, что к решению экономических проблем он подходил не как узкий ученый-экономист, а как обладающий широким кругозором философ.
«Почему, однако, - резонно задается вопросом К. Маркс, - Юму в «Критической истории» дается столь преувеличенная оценка?». И сам тут же на него отвечает: «Да просто потому, что этот "серьезный и тонкий мыслитель" имеет честь представлять в своем лице Дюринга
XVIII века. Юм служит г-ну Дюрингу фактическим доказательством того (в подтверждение К. Маркс цитирует высказывания Дюринга. - Г.Ч.), что "создание целой отрасли науки" (политической экономии) "было делом более просвещенной философии"»1.
Итак, подведем итог: почему не кого-либо из видных экономистов прошлого, имеющих прямое отношение к науке о производстве, а философа-скептика Д. Юма Дюринг решается объявить своим прямым предшественником в области политэкономии? Очевидно, потому, что в этом авторе он нашел наилучшую для себя гарантию того, что целая отрасль науки (политэкономия. - Г.Ч.) «найдет свое ближайшее завершение в том феноменальном муже, который превратил философию, всего лишь "более просвещенную", в абсолютно лучезарную философию действительности и у которого (имеется в виду Е. Дюринг. - Г.Ч.), совсем как у Юма, "занятие философией в более тесном смысле сочетается с научными трудами в области вопросов народного хозяйства. - явление до сих пор беспримерное на немецкой почве »2.
Итак, политэкономия (так в свое время полагал Д. Юм, и этот его вывод полностью разделяет Е. Дюринг) появляется не как результат развития научного познания и практики, а ее, по Дюрингу, создает более просвещенная, чем всякая наука, философия. Из сказанного выходит, что у данной «отрасли научного знания» (политэкономии) отсутствует собственный предмет исследования. С подобным умозаключением ни один из классиков буржуазной политэкономии, не говоря уж о К. Марксе и Ф. Энгельсе, никогда бы не согласился.
В первой же главе второго отдела «Анти-Дюринга» Ф.Энгельс дает определение предмета политэкономии. «Политическая экономия, в самом широком смысле, есть наука о законах, управляющих
производством и обменом материальных жизненных благ в человеческом обществе»1. Из приведенного определения видно, что Энгельс стоит на позиции признания объективного характера экономической сферы жизни общества, как, впрочем, и его самого, а вместе с этим законов развития материального производства. Это одно. Далее, Ф. Энгельс рассуждает о том, что производство и обмен представляют собой две относительно самостоятельные, а от себя заметим, к тому же явно неравноценные функции общественного производства. Сказанное не менее важно, чем отмеченная нами ранее мысль Энгельса об объективности законов материально-производственной деятельности людей. «Производство, - читаем мы в «Анти-Дюринге», - может совершаться без обмена, обмен же - именно потому, что он, как само собой разумеется, есть обмен продуктов, - не может существовать без производства. эти функции в каждый данный момент обусловливают друг друга и в такой степени друг на друга воздействуют, что их можно было бы назвать абсциссой и ординатой экономической кривой»2.
Если предметом изучения политической экономии выступает материальное производство, которое не стоит на месте, а непрерывно развивается, то и наука о производстве (политэкономия) также должна постоянно развиваться. «Политическая экономия, - объясняет читателям своей книги Энгельс, - не может быть. одной и той же для всех стран и всех исторических эпох. Кто пожелал бы, - продолжает развивать свою мысль Энгельс, - подвести под одни и те же законы политическую экономию Огненной Земли и политическую экономию современной Англии, - тот, очевидно, не дал бы ничего, кроме самых банальных общих мест. Таким образом, - делается вывод, -политическая экономия по своему существу - историческая наука»3.
Ф. Энгельс настойчиво стремился довести до сознания читателей «Анти-Дюринга» (а этими читателями автор надеялся увидеть, в первую очередь, немецких социал-демократов) ту исключительно важную идею, что научная политэкономия должна базироваться на принципах не философии вообще, а обязательно той, которую они с Марксом развивали и отстаивали в научном познании. Е. Дюринг, как было выше сказано, доказывал, будто политэкономию можно непосредственно вывести из его абсолютно истинной философии. Последнее свидетельствовало о явном непонимании данным автором того, что объективное содержание философского знания философия получает через науки. Спекулятивная философия лишала науку познавательной роли тем, что противопоставляла философское знание научному. Дюринг явно ставил философию над науками, тем самым противопоставлял ее им. Иначе говоря, он смотрел на философию теми же глазами, что и Гегель. Последний именовал философию «царицей наук», до которой остальным наукам возвыситься не дано. Науки имеют дело не с сущностью, а с явлением. Сущность же всякой науки, по Гегелю, всегда будет оставаться за пределами ее границ. Постичь сущность дано, согласно спекулятивной логике, только философам, но если это так, то познавательная роль наук тем самым сведена на нет.
В действительности науки, как и философия, имеют дело с объективными законами бытия. Другое дело, что сфера действия законов науки значительно уже тех сфер, с которыми имеет дело философия. Марксова философия (философия диалектического и исторического материализма) решительно отвергла непомерные претензии прежней спекулятивной философии на роль «науки наук». Для Маркса познавательная роль философии в отношении частных наук становится исключительно методологической. Философия не навязывает наукам готовых знаний об окружающем мире, а только вооружает последние правильным методом их обнаружения.
К. Маркс оказался первым из мыслителей, кто применил метод материалистической диалектики к исследованию сферы производственной деятельности людей, и это позволило ему выявить объективную тенденцию движения капитала.
С появлением человека и человеческого общества люди постоянно стремились увеличить имевшееся в их распоряжении количество жизненных благ. Если бы это было иначе, то угроза гибели общества постоянно бы витала над человеческим родом. Обеспечить поступательное движение общества способно лишь непрерывное накопление им все новых и новых общественных богатств, и этого людям удалось достигнуть ценою непрерывного расширения объемов ранее созданного производства. Ф. Энгельс верно отметил, что политэкономия не может быть наукой неисторической. Всякий раз, когда она в силу определенных причин перестает быть таковой, она одновременно с этим перестает быть и наукой, ибо неисторическая политэкономия не даст объективного знания об экономике существующего общества. Последнее наглядно демонстрируется эволюцией буржуазной политэкономии. Установив общественную природу стоимости и правильно объяснив ведущий стимул развития капиталистического производства - стремление владельцев капитала к получению все большей прибыли, она не сумела, вместе с тем, правильно понять, где мог скрываться непрерывный источник увеличения прибыли в капиталистическом обществе. Установление же этого источника должно было немедленно привести политэкономию к единственно правильному умозаключению, согласно которому капиталистический способ производства является в такой же степени преходящим, как и всякий другой из тех, что ему предшествовали.
До Маркса такой вывод буржуазная экономическая мысль, остававшаяся на позициях признания капиталистического производства товаров в качестве единственно разумного и, безусловно, отвечающего
естественной природе человека, сделать не могла. Сделай она его, она вслед за тем обязана была бы признать достойными гибели не только докапиталистические формации, но вслед за ними и буржуазное общество. Между тем для буржуазной политэкономии иной альтернативы, помимо капиталистического развития, существовать не может. Если буржуазными экономистами раз и навсегда было признано, что буржуазное общество, основанное на капиталистическом способе производства товаров, полностью отвечает требованиям Абсолютного Разума, то из этого само собой напрашивался еще и другой вывод, что всякое общество, отличающееся от капиталистического, есть не что иное, как открытый вызов требованиям того же Высшего Разума.
Экономическое учение К. Маркса о прибавочной стоимости позволило прийти к правильному выводу, что устранить эксплуатацию работников наемного труда при сохранении капиталистического способа производства не удастся. Эту задачу, согласно Марксу, способна осуществить лишь социалистическая революция, устраняющая капиталистический способ производства, а вместе с ним и само прежнее буржуазное общество.
Пороки капиталистической системы хозяйствования выявились если и не сразу вслед за становлением буржуазного общества, то, во всяком случае, весьма скоро, а раз так, то, естественно, должны были в недалеком времени появиться и критики вновь утвердившегося капиталистического общества. К числу последних, правда, несколько запоздалых критиков капитализма принадлежал и «социалист» Е. Дюринг. В отличие от критики капитализма К. Марксом, вскрывавшим его экономические основы, остальные «критики» буржуазного общества исходили из посылки, что для улучшения капитализма нет необходимости устранять существующее общество, заменяя его качественно новым, на том основании, что сохраняющийся при капитализме способ производства позволяет непрерывно
совершенствовать производство, пусть и в целях повышения размера капиталистической прибыли. Иными словами, как сформулировал данную мысль и, кстати, задолго до претенциозного теоретика Дюринга другой мелкобуржуазный идеолог Прудон, достаточно будет всего только устранить негативные стороны капитализма, сохраняя одновременно все то положительное, что в нем имеется, как проблема обнищания человека труда сама собой снимется. То, что оборотной стороной капиталистического развития выступает жестокая эксплуатация большей части населения планеты, вынужденной при колоссальном увеличении количества общественных богатств влачить жалкое существование, свидетельствовало никак не в пользу капитализма, а - против него. Однако этот аспект проблемы не принимался во внимание названными авторами.
В 40-х гг. XIX столетия, когда К. Маркс еще не приступал к работе над «Капиталом», буржуазная политэкономия уже пребывала в состоянии кризиса. Настоящая наука не может без конца повторять то, что ученым на начальном этапе ее развития успешно удалось выяснить. На смену однажды сделанным открытиям должны приходить новые. Если этого не происходит, то науку непременно ожидает кризис. Это, кстати сказать, и случилось с буржуазной политэкономией в середине XIX в.
Кризис, с одной стороны, проявился в том, что буржуазная политэкономия с каждым последующим десятилетием XIX в. становилась все более и более апологетической в отношении сохраняющейся буржуазной действительности. Между тем положение рабочего класса в капиталистических странах ухудшалось в XIX столетии буквально на глазах, а в то же самое время буржуазные экономисты не уставали твердить, будто уровень жизни основной массы населения капиталистических стран повышается. Молодой Ф. Энгельс в 1845 г. (в то время он еще не стоял на позициях материалистического
понимания истории) публикует одну из своих первых работ о действительном положении класса наемных работников в капиталистической Англии - «Положение рабочего класса в Англии». Эта книга явилась открытым вызовом честного автора, обратившегося к проблемам тогдашней буржуазной политэкономии.
В упомянутой книге Энгельс использовал многочисленные статистические данные, материалы специальных правительственных комиссий, обследовавших условия жизни рабочих и их семей, привлекая и свои собственные наблюдения за жизнью рабочих крупнейших городов Англии (Лондона, Манчестера и т. д.), короче говоря, на основе многочисленных и бесспорных фактов буржуазной действительности нарисовал исключительно правдивую картину положения рабочих Великобритании. Книга Ф. Энгельса явилась ярким обличительным документом не против одной только английской буржуазии, но одновременно и против нового правящего класса всех капиталистических стран Европы.
Значение книги «Положение рабочего класса в Англии» не ограничилось тем, что в ней автор представил общественности неопровержимые доказательства того, за счет каких «трудовых» затрат класса буржуазии накапливались ее огромные богатства. Богатства буржуазии, как доказал Энгельс, были накоплены ею благодаря нещадной эксплуатации наемных рабочих.
Ф. Энгельс не прошел в этой своей ранней работе мимо чрезвычайно важного факта, о котором впоследствии громко объявит в своем «Капитале» и его друг К. Маркс. Речь идет о том, что по мере выявления неразрешимости внутренних противоречий капитализма буржуазная политэкономия все больше утрачивает свой прежний дух научности, который, безусловно, отличал труды представителей классической буржуазной политэкономии. «Буржуазия во Франции и в Англии, - напишет К. Маркс в «Капитале», - завоевала политическую
власть. Начиная с этого момента, классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает все более выраженные и угрожающие формы. Вместе с тем, пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии. Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или иная теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, сообразуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой угодливой апологетикой»1.
Ф. Энгельс за 20 лет до выхода «Капитала» в уже упомянутой книге «Положение рабочего класса в Англии» почти с аналогичной страстностью, что и К. Маркс в «Капитале», развенчал апологетику буржуазной действительности представителями буржуазной политэкономии. К примеру, в этой своей работе Энгельс весьма удачно показывает апологетизм буржуазных экономистов на примере той же теории народонаселения Мальтуса. В то время как классики буржуазной политэкономии в своих работах убедительно разъяснили, что обмен товаров на рынке осуществляется в строгом соответствии с действием закона стоимости, их буржуазные последователи в середине XIX в. и, в частности, тот же Мальтус поведали миру о существовании абстрактного закона роста народонаселения, не позволяющего удовлетворить потребности непомерно растущих семей рабочих капиталистических стран средствами их жизнеобеспечения.
Итак, причина неспособности буржуазной политэкономии найти правильное объяснение антагонистическому прогрессу буржуазного производства заключалась не столько в трудностях самого познания, сколько в том, что классовый интерес буржуазных ученых мешал им признать объективную истину, что увеличивающийся рост богатства капиталистических стран сопровождается одновременным обнищанием
большей части активно работающего населения тех же самых стран. А ведь признать этот факт означало для буржуазных экономистов ни больше ни меньше, как вступить в открытый конфликт с классом, интересы которого буржуазная наука призвана защищать. Если она откажется это делать, правящий класс буржуазного общества найдет средства заставить замолчать неугодных ему ученых. Буржуазия, владеющая средствами производства, никогда не станет оплачивать труды ученых, которые решатся показать эксплуататорскую природу капиталистического общества.
Главное противоречие, которое требовалось объяснить представителям экономической науки середины XIX в. (противоречие между трудом и капиталом), было не формально-логическим. То было диалектическое противоречие. Но если это в самом деле было именно так, то становится понятным, что выйти из кризиса, в котором оказалась к указанному времени буржуазная экономическая наука, можно было не иначе, как призвав на помощь науке совсем новую, диалектико-материалистическую философию. Между тем до середины 40-х гг. XIX в. такой философии в Европе не было, значит, ее еще только предстояло создать.
Прогресс научного познания для существовавшей в то время буржуазной политэкономии оказывался все более и более проблематичным без предварительного разрыва данной науки с утвердившимся среди подавляющего большинства ученых, включая экономистов, метафизическим воззрением на мир, в соответствии с которым буржуазный способ производства предполагалось сохранять вечно. Выше мы приводили слова Энгельса из его «Анти-Дюринга», прямо подтверждающие ту верную диалектическую мысль, согласно которой политэкономия не может рассматриваться в качестве науки лишь об одном, а именно буржуазном способе производства, который признавала буржуазная политэкономия. Продолжение следует
