CC BY
17
Аномия современного российского общества и состояние уголовного права (на примере уголовно-правовых запретов на публичное распространение заведомо ложной информации)
Идрисов Наиль Талгатович,
кандидат юридических наук, доцент, декан юридического факультета, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России) E-mail: nail070@mail.ru
Статья посвящена актуальным проблемам легализации уголовно-правовых запретов. Предметом исследования явилась современная уголовно-правовая реальность, включающая уголовный закон, практику его реализации и эффективность уголовно-правового воздействия как инструмента социального управления. Цель работы состояла в установлении взаимозависимости и взаимовлиянии уголовно-правовых положений и социальной действительности. Автор приходит к выводу, что критика современного уголовного закона сводится к выявлениям нарушения системности уголовного закона, то есть в статическом положении. По нашему же мнению, закон следует рассматривать в динамике, в обязательной взаимосвязи с социальными процессами. Результатом исследования явилась авторская точка зрения об эффективности современного уголовного права как инструмента социального управления. Результаты данного исследования могут быть применимы в процессе законотворческой деятельности, преподавания курса «Уголовное право», «Уголовная политика», а также в процессе научной деятельности.
Ключевые слова: уголовно-правовой запрет, уголовное право, правовое предписание, аномия общества, заведомо ложные сведения, системность, уголовный закон.
В современной юридической науке проблемы критериального определения состояния уголовного права в целом, как и его отдельных явлений и институтов, не находят должного внимания. Зачастую в научных кругах состояние современного уголовного права критикуется, с точки зрения недостатков действующего уголовного законодательства. Соответственно, развитие уголовного права связывается с принятием новых уголовных законов, начиная с кодифицированного уголовного закона.
А.В. Наумов по этому поводу указывает: «Будет ли новая редакция УК (или новый Кодекс) идеальным? Никогда. И наша отечественная уголовно-правовая и криминологическая наука возлагают на этот счет явно преувеличенные надежды» [1, С. 42].
Чтобы понять, каким уголовное право должно отражаться в уголовном законодательстве, следует задаться вопросом: «В чем состоят критерии, характеризующие состояние уголовного права, и каковы индикаторы «идеального» уголовного закона?».
В теории уголовного права основным критерием оценки уголовного законодательства традиционно определяется системность. Нарушение системности норм уголовного законодательства учеными рассматривается как индикатор некачественного уголовного права.
Д.А. Зыков, С.А. Семенов и Е.В. Шахназарова пишут: «Мы полностью разделяем мнение ученых-криминалистов (А.И. Коробеева, Н.А. Лопашенко, А.И. Рарога), считающих, что действующий Уголовный кодекс утратил ту целостность, то единство положений, характерных для первоначальной редакции УК РФ, превратившись в «лоскутное одеяло», «тришкин кафтан» и т.п. Все чаще звучат призывы о необходимости реформирования УК РФ, вплоть до издания нового УК. Ныне действующий УК РФ превратился в сборник не работающих, порой абсурдных норм, которые никоим образом не могут повлиять на перелом криминальной ситуации в стране» [2, С. 216].
Рассуждая о крайне глубоких и сложных материях, Д.А. Зыков, С.А. Семенов и Е.В. Шахназарова, на наш взгляд, характеризуют состояние системы уголовного законодательства, но не состояние уголовного права в целом.
По нашему мнению, отождествление уголовного права и системы уголовного права (как и системы уголовного законодательства) неверно онтологически. Следует согласиться с С.А. Боч-
5 -о
сз
<
каревым, который убедительно рассуждает: «... Право не ограничивается пределами своей системы, а системность не исчерпывает всех состояний права. Она является только одним из потенциальных состояний права. В основном указывает на внутреннюю согласованность, упорядоченность и дифференцированность его элементов. Системность не отвечает за согласованность системы права с состояниями внешнего мира. Она не учитывает вопросы о соотносимости состояния системы с состоянием времени или пространства, социально-экономическим либо политическим самочувствием субъектов права. С учетом этого вероятна ситуация, когда система права может иметь гармоничные внутренние связи и оптимальные внешние формы, а состояние права в целом будет оцениваться субъектами как неудовлетворительное» [3, С. 188].
Иными словами, индикаторы качества состояния уголовного права состоят в ином, и не сводятся лишь к качеству системы уголовно-правовых норм. Система права - это статичное измерение права, лишенное «души» реального уголовно-правового мира.
Представляется, что в основе отождествления уголовного права и системы уголовного права лежит избрание в качестве единственного инструмента измерения состояния уголовного права основополагающего элемента системы права - нормы права, призванной установить статичное состояние общеобязательных правил поведения, облеченных в совокупность правовых предписаний.
В тоже время, считаем, для понимания состояния уголовного права не менее важны категории «уголовно-правовой запрет» и «уголовно-правовое отношение». Системность уголовного права не является единственной сущностной «лакмусовой бумажкой» состояния уголовного права, с точки зрения состояния уголовно-правовых запретов и уголовно-правовых отношений.
Не претендуя в рамках статьи на полную глубину исследования такого сложного явления как состояние уголовного права, постараемся определить контуры данного понятия.
Согласно Социологическому словарю, состояние - это характеристика любой системы, отражающая ее положение относительно координатных объектов среды.
Таким образом, состояние уголовного права должно определяться не только статическими характеристиками системы уголовно-правовых норм, но и индикаторами внешней среды, в которой эта система находится.
С.А. Бочкарев правильно заключает: «.Состояние права не просит иметь представление о праве как об арифметически слагаемом явлении и технически сооружаемом устройстве. Оно реализу-— ет динамичную, ситуационную и социально ориен-2 тированную программу по собиранию целостного й облика права исходя из его разных (рациональной ° и иррациональной) сторон, не только умозритель-1 ного, но и наличного вида» [3, С. 188].
Показатели состояния уголовного права, на наш взгляд, должны включать индикаторы:1) обоснованность уголовно-правовых запретов, 2) качество уголовно-правовых норм и законодательной техники их регламентации, 3) качество уголовно-правовых отношений, 4) характер и степень воздействия уголовно-правовых норм на субъектов уголовно-правовых отношений, 4) качество актов уголовного правоприменения.
Состояние уголовного права в целом должно рассматриваться через призму социально ориентированной программы воздействия на общественные отношения. Состояние уголовного права не может оцениваться вне связи с состоянием современного общества.
В теории уголовного права явление, связанное с влиянием состояния социальной реальности на содержание уголовно-правовых предписаний и их эффективность, получило название «социальная обусловленность» [4, С. 308-312; 5, 66-72; 6, 44-46].
В разное время проблемам социальной обусловленности уголовно-правовых норм уделяли внимание Ю.В. Голик, С.Г. Келина, Т.В. Клено-ва, В.М. Коган, В.Н. Кудрявцев, Н.Ф. Кузнецова, Н.А. Лопашенко, Ю.Е. Пудовочкин, П.С. Тоболкин, Б.В. Яцеленко и другие научные исследователи.
М.А. Сутурин верно отмечает: «Вообще действенность, эффективность любой, на наш взгляд, нормы права (а в особенности уголовно-правовой) во многом зависит от того, является ли данная норма социально обусловленной» [7, С. 63]. Однако этим автором социальная обусловленность понимается с аксиологической точки зрения, то есть как отражение в норме права той или иной социальной ценности: «.На наш взгляд, общественная природа явления сама по себе не может являться ни "главным", ни второстепенным определителем его социальной ценности. В аксиологическом плане различные явления, обладающие такой природой, могут быть только социально ценными (например, научное открытие), либо только социально ущербными (например, безработица), либо социально-ценными или социально-вредными в зависимости от ряда других факторов» [7, С. 63].
Представляется, что определение социальной обусловленности уголовно-правовой нормы (в том числе, выражающей уголовно-правовой запрет) не может выражать исключительно в социальной ценности самого положения.
На наш взгляд, социальную обусловленность уголовно-правовой запрещающей нормы следует понимать как детерминированность факта легализации уголовно-правового запрета и механизма его реализации процессами и явлениями, протекающими в социуме, в том числе «поведением людей, обладающим свойством общественной опасности и требующим уголовно-правового запрета (установления уголовной ответственности)» [8, С. 21].
Состояние уголовного права и процесс легализации уголовно-правовых запретов являются от-
ражением современной социальной реальности. Обусловленность уголовного права социальными явлениями, процессами, поведением индивидов и их групп приводит нас к заключению о том, что нельзя определить качественное состояние уголовного права как хорошее или плохое в онтологическом «вакууме». Следует соотносить уголовно-правовую материю с координатами времени, пространства, социально-экономическими, политическими процессами и социальным самочувствием адресатов уголовно-правовых предписаний.
Каким же образом можно охарактеризовать состояние современной российской социальной реальности, которое обусловливает, по мнению большинства российских исследователей, такое «турбулентное» состояние уголовного права, которое, в том числе, влечет нарушение его системности?
На наш взгляд, современную социальную модификацию можно обозначить как аномия общества.
Э. Гидденс и Ф. Саттон определяют аномию как чувство серьезной тревоги, страха, которое является результатом отсутствия эффективных социальных норм и возникает, как правило, в периоды быстрых социальных изменений [9, С. 268].
В данном контексте, верной является оценка аномии В.А. Бачининым - как «мучение» социальной материи. Этот автор пишет: «В нормативно-ценностных структурах образуются роковые разломы, приводящие к тому, что одни морально-правовые регуляторы уже не действуют, а другие, сменяющие их, еще не действуют. Разрушаются все прежние иерархии норм и ценностей. Перестают функционировать принципы соподчинения целого и его частей. Социальные формы, в которых проявляется аномия, - это резкое возрастание степени конфликтогенности социальных отношений, массовое падение нравов, разгул преступности, военные инциденты и т.п. Зло превращается в вездесущую и зачастую анонимную силу» [10, С. 139]. И еще: «Чаще всего это происходит в периоды промышленных, экономических кризисов и социально-политических взрывов. Именно в такие эпохи начинают повсеместно возникать непредвиденные изменения дисфункционального характера, а государственная мегасистема утрачивает внутреннюю уравновешенность» [10, С. 138139].
При таких индикаторах состояния современной российской социальной реальности уголовное право трансформируется, формируется новые, ранее неизвестные уголовно-правовые запреты, призванные сдержать дальнейшее «мучение» социальной материи. Более того, судя по тому, какими темпами происходит новеллизация уголовного закона [11, С. 41], государство отводит уголовному праву ведущую роль в противодействии аномий-ному состоянию общества.
Следует признать, что такое состояние российского общества возникло в связи с невыполнением государством своих основных функций в части контроля над поведением индивидов.
Яркими примером, подтверждающим тезис о социальной обусловленности уголовно-правовых запрещающих норм является легализация в уголовном законе запретов, связанных с публичным распространением заведомо ложной информации об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации, исполнении государственными органами Российской Федерации своих полномочий, а также публичными действиями, направленными на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности или исполнения государственными органами Российской Федерации своих полномочий в указанных целях.
Соответствующие уголовно-правовые запреты закреплены в статьях 2073 и 2803 Уголовного кодекса РФ Федеральным законом от 4 марта 2022 года № 32-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» [12].
Следует отметить, что первоначальная редакция проекта данного закона кардинально отличалась от итоговой.
Согласно первой редакции законопроекта, внесенного группой депутатов в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации 14 мая 2018 года, инициировалась норма об ответственности за ограничение или отказ в совершении обычных хозяйственных операций или сделок в целях содействия в исполнении мер ограничительного характера, введенных иностранным государством, союзом иностранных государств или международной организацией.
Около четырех лет проект закона не находил должной реализации в стенах Государственной Думы.
Однако 3 марта 2022 года законопроект предложен к принятию во втором чтении уже в совершенно иной редакции, предусматривающей внесение в УК РФ положений, ныне изложенных в статьях 2703 и 2803 УК РФ.
Стоит указать, что Пояснительная записка к проекту данного Федерального закона осталась в прежней редакции [12]. Согласно данному документу, причинами и основаниями криминализации называется необходимость защиты интересов и безопасности Российской Федерации, прав и свобод граждан Российской (редакция сохранена, законодатель допустил ошибку, не указав слово «Федерации» - И.Н.), законных интересов юридических лиц.
При этом 4 марта 2022 года данный законопроект принят во втором чтении, направлен в Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, подписан Президентом Российской Федерации и публикован на интернет-портале официального опубликования законодательных актов www.pravo.gov.ru. Иными словами, Федеральный закон вступил в силу фактически за один день.
5 -о
сз
<
Выше нами было указано, что качество законодательной техники является одним из индикаторов состояния уголовного права. Представляется, что чрезвычайный порядок принятия поправок в уголовный закон также свидетельствуют о «турбулентном» состоянии уголовного права. Этот вывод не опровергается оценкой полезности законопроекта. Ясно, что принятие данного Федерального закона в крайне сжатые сроки обусловлено специальной военной операцией и необходимостью противодействия распространению ложной информации, которая может привести к губительным последствиям для социальной реальности в современной России.
Публичное распространение заведомо ложной информации имеет разные причины. Это и паника, обусловленная факторами информационно-психологического характера: «Неполнота информации или ее полное отсутствие, намеренная дезинформация могут послужить распространению панических настроений» [13, С. 154].
По сведениям официальных властей, распространение заведомо ложной информации в современных условиях схоже с военными действиям против российской государственности и населения. Используется термин «психологическая война» [14].
Безусловно, при таком экстраординарном состоянии российского общества процесс легализации уголовно-правовых запретов, определение их содержания существенно отличаются от планомерного процесса кодификации, связанной с созданием Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 года.
При дисфункциональном состоянии российского общества мы имеем такую реальность, которая приводит к скорым законодательным решениям, влекущим такую же дисфункциональность уголовного права.
Выполняет ли при таком дисфункциональном состоянии уголовное право возлагаемые на него задачи?
Отвечая на данный вопрос, следует согласиться с С.А. Бочкаревым, определяющим четыре уровня индикаторов состояния уголовного права, подтверждающих жизнеспособность уголовного права: онтологический, аксиологический, экзистенциальный и гносеологический уровни [3, С. 188-189].
На онтологическом уровне современное уголовное право отвечает своему назначению «быть средством защиты жизненно необходимых благ от насилия, а не превращаться в инструмент расправы» [3, С. 189], выполняет функцию социального регулятора.
На аксиологическом (ценностном) уровне уголовное право продолжает служить мерой для человека и человечества, содержит в себе критерии — «добра» и «зла».
2 Экзистенциальные индикаторы свидетельствуй ют о самостоятельности уголовного права как от° расли права, его функциональной и инструмен-ав тальной независимости при решений возложенных
задач. Современное уголовное право не становится приложением или дополнением иных отраслей права.
Гносеологический уровень индикаторов состояния уголовного права фиксируют смысл, понятийный аппарат и познавательную способность уголовного права.
Следует признать, что на каждом уровне индикаторов имеются недостатки уголовно-правовой реальности, являющиеся «зеркалом» аномийности российской социальной действительности.
С одной стороны, уголовное право на сегодняшний день остается реальным и эффективным инструментом обеспечения безопасности российского общества и государственности от негативного влияния преступной девиации.
С другой стороны, следует заключить что возможна дистанция между состоянием общества и уголовного права, возможно их развитие не в одном темпе, что и приводит к рассуждениям о низком качестве уголовного права. Более того, следует заключить, что при определенных, экстраординарных обстоятельствах, уголовное право может оказаться «более правомерным», чем значительная часть общества.
Литература
1. Наумов А.В. О «ключевых» аспектах реформы УК РФ // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы XVII Международной научно-практической конференции. Москва, 2020.
2. Зыков Д.А., Семенов С.А., Шахназарова Е.В. Некоторые проблемы развития уголовного законодательства // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2019. № 12.
3. Бочкарев С.А. Философия уголовного права: постановка вопроса. М.: Норма, 2019.
4. Гиреев Ш.Т. Некоторые вопросы социальной обусловленности уголовно-правовой нормы об ответственности за корыстное убийство // Общество и право. 2013. № 3 (45).
5. Кобзева Е.В. Социальная обусловленность уголовно-правовых норм о преступлениях, стимулирующих суицидальное поведение других лиц // Правовая политика и правовая жизнь.
2017. № 4.
6. Лаптев Д.Б. Социальная обусловленность иных мер уголовно-правового характера // Евразийский союз ученых (ЕСУ). № 8-5 (53).
2018.
7. Сутурин М.А. К вопросу о социальной обусловленности уголовно-правовой нормы // Сибирский юридической вестник. 2005. № 1. С. 63.
8. Бодаевский В.П., Соловьев Е.А. Социальная обусловленность уголовно-правового положения // Научный вестник Омской академии МВД России. 2020. № 1 (76).
9. Гидденс Э, Саттон Ф. Основные понятия в социологии / пер. с англ. Е. Рождественской,
С. Гавриленко; под науч. ред. С. Гавриленко. М.: Изд.дом Высшей школы экономики, 2019.
10. Бачинин В.А. Основы социологии права и преступности. -СПб.: Изд-во С.- Петербургского ун-та, 2001.
11. Идрисов Н.Т. Проблема определенности уголовно-правовых запретов в процессе криминализации // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы XIX Международной научно-практической конференции. -Москва. 2022.
12. Законопроект № 464757-7 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс]. - Режим доступа: URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/464757-7: (Дата обращения 01.05.2022)
13. Дубовиченко С.В., Карлов В.П. Уголовная ответственность за публичное распространение заведомо ложной информации (ст.ст. 207.1, 207.2 УК РФ) // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. 2020. Том 1. № 3.
14. Минобороны заявило о ведении иностранцами психологической войны на Украине [Электронный ресурс]. - Режим доступа: URL: https://len-ta.ru/news/2022/04/11/psihvoina/: (Дата обращения 01.05.2022)
ANOMIE OF MODERN RUSSIAN SOCIETY AND THE STATE OF CRIMINAL LAW (ON THE EXAMPLE OF CRIMINAL LAW PROHIBITIONS ON THE PUBLIC DISSEMINATION OF DELIBERATELY FALSE INFORMATION)
Idrisov N.T.
All -Russian State University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia)
The article is devoted to the actual problems of legalization of criminal law prohibitions. The subject of the study was the modern criminal legal reality, including the criminal law, the practice of its implementation and the effectiveness of criminal legal impact as a tool of social management. The purpose of the work was to establish the interdependence and mutual influence of criminal law provisions and social reality. The author comes to the conclusion that the criticism of the modern criminal law is reduced to the identification of violations of the systemic nature of the criminal law, that is, in a static position. In our opinion, the law should be considered in dynamics, in a mandatory relationship with social processes. The result of the study was the author's point of view on the effectiveness of mod-
ern criminal law as a tool of social management. The results of this study can be applied in the process of legislative activity, teaching the course "Criminal Law", "Criminal policy", as well as in the process of scientific activity.
Keywords: criminal law prohibition, criminal law, legal prescription, anomie of society, knowingly false information, consistency, criminal law.
References
1. Naumov A.V. On the "key" aspects of the reform of the Criminal Code of the Russian Federation // Criminal law: development strategy in the XXI century: materials of the XVIII International Scientific and Practical Conference. Moscow, 2020.
2. Zykov D.A., Semenov S.A., Shakhnazarova E.V. Some problems of the development of criminal legislation // Humanities, socio-economic and social sciences. 2019. No.12.
3. Bochkarev S.A. Philosophy of criminal law: posing a question. M.: Norm, 2019.
4. Gireev Sh.T. Some questions of social conditionality of the criminal law norm on responsibility for mercenary murder // Society and Law. 2013. № 3 (45).
5. Kobzeva E.V. Social conditionality of criminal law norms on crimes that stimulate suicidal behavior of other persons // Legal policy and legal life. 2017. № 4.
6. Laptev D.B. Social conditionality of other measures of a criminal-legal nature // Eurasian Union of Scientists (ESU). № 8-5 (53). 2018.
7. Suturin M.A. On the question of the social conditionality of the criminal law norm // Siberian Legal Bulletin. 2005. No. 1. p.63.
8. Bodaevsky V.P., Soloviev E.A. Social conditionality of the criminal law situation // Scientific Bulletin of the Omsk Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2020. № 1 (76).
9. Giddens E, Sutton F. Basic concepts in Sociology / translated from English by E. Rozhdestvenskaya, S. Gavrilenko; edited by S. Gavrilenko, M.: Publishing House of the Higher School of Economics, 2019.
10. Bachinin V.A. Fundamentals of sociology of law and crime. -St. Petersburg: Publishing House of St. Petersburg University, 2001.
11. Idrisov N.T. The problem of certainty of criminal law prohibitions in the process of criminalization // Criminal law: development strategy in the XXI century: materials of the XIX International Scientific and Practical Conference. - Moscow. 2022.
12. Draft Law No. 464757-7 "On Amendments to the Criminal Code of the Russian Federation and Articles 31 and 151 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation [Electronic resource]. - Access mode: URL: https://sozd.duma.gov.ru/ bill/464757-7: (Date of appeal 01.05.2022)
13. Dubovichenko S.V., Karlov V.P. Criminal liability for the public dissemination of deliberately false information (Articles 207.1, 207.2 of the Criminal Code of the Russian Federation) // Bulletin of the V.N. Tatishchev Volga University. 2020. Volume 1. No. 3.
14. The Ministry of Defense announced the conduct of psychological warfare by foreigners in Ukraine [Electronic resource]. - Access mode: URL: https://lenta.ru/news/2022/04/11/psihvoina /: (Accessed 01.05.2022)
