CC BY
137
ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 80/81
АНГЛИЙСКИЙ ДИСКУРС В ЛИТЕРАТУРЕ О РУССКОЙ ПРОВИНЦИИ1
© Наталия Леонидовна ПОТАНИНА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русской и зарубежной литературы, e-mail: scifil@tsu.tmb.ru © Светлана Валентиновна КОНЧАКОВА Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного, e-mail: svetlana.konchakova@gmail.com
В статье рассматриваются причины длительного и прочного интереса русского художественного сознания к Англии, англичанам и английской культуре. Анализируются способы художественной реализации английской темы в русской литературе конца ХУШ-Х1Х вв. Предметом основного внимания автора статьи являются английские черты в образе русской провинции XIX в.
Ключевые слова: англомания; Англия; Россия; англо-русские взаимодействия; русская провинция; английский дискурс; Боборыкин; Тамбов; Тамбовская губерния; тамбовская усадьба.
Давно известно 1слово, которым принято обозначать увлечение всем, что связано с английской культурой, - англомания (или устар. - англоманство). «Пристрастие ко всему английскому» - так толкует это слово академический Словарь русского языка [1, с. 37]. Словарь Брокгауза и Ефрона предлагает следующее разъяснение: «Англомания -стремление возвеличивать и перенимать английские учреждения, нравы, обычаи, моды и проч.» [2]. Современный электронный ресурс «Википедия» так определяет то же слово / понятие: «Англомания - страстное почтение (со стороны преимущественно не англичан) ко всему английскому (будь то искусство, литература, история, и т. д. и т. п.), которое выражается в желании всячески подражать быту англичан и возвеличивать его над бытом остальных народов» [3]. Сегодня это слово, как и понятие, стало общеупотребительным, а понятие - едва ли не атрибутом массовой культуры. В Интернете существуют десятки одноименных ресурсов и 10 тысяч «картинок» на эту тему. Вот одно из популярных суждений об «англомании», пред-
1 Работа выполненная при финансовой поддержке РГНФ, проект № 11-34-00206а1.
лагаемых на официальном сайте петербургского Пятого канала вместе с телевизионной образовательной программой на обозначенную тему: «Парадоксальная страна Англия по-прежнему поставляет миру толерантность и снобизм, черный юмор и черную меланхолию, традиции стиля и экстремальную моду. ... Россия заболела англоманией, познакомившись с устройством английского ландшафтного парка и поэзией Джорджа Байрона. Англоманами были Пушкин, Чаадаев, Герцен, Николай Второй, Набоков. В 1815 г. в английском языке появилось слово денди, чтобы через несколько лет прижиться на русской почве» [4]. Оставим на совести создателей этого текста утверждения относительно причин условий, способствовавших усилению внимания россиян к Англии, а также об «англомании» Пушкина (иронически отзывавшегося о ней, например, в одной из «Повестей Белкина» - «Барышне-крес-тьянке») или Чаадаева, записавшего в третьей части своих «Отрывков и афоризмов (1850-е гг.): «Ни характером англичан, ни их мудростью не создан английский народ; он создан их историей. и история ее (Англии. -Н. П., С. К.) - сплошная удача от начала до конца. . Не английский народ дал себе кон-
ституцию, ее урвали норманнские бароны у своих норманнских королей. Делить народы на расы привилегированные или расы отверженные бессмысленно [5, с. 172].
Как видим, в приведенном замечании русского мыслителя нет того безусловного пристрастия к Англии, которое обычно связывают с «англоманством». И тем не менее нельзя не согласиться с авторами популярного ресурса: российский интерес к Англии имеет устойчивый характер и насчитывает более чем двухсотлетнюю историю.
Когда все начиналось? В XVIII в. «. ныне женщины и мужчины взапуски стараются перенимать что-нибудь от англичан, -пишет в 1772 г. Н.И. Новиков, - все английское кажется нам теперь хорошо, прелестно, и все нас восхищает» [6, с. 18]. Спустя почти два десятилетия это увлечение русских людей Англией вполне подтверждает Н.М. Карамзин: «.я в Англии - в той земле, которую в ребячестве своем любил я с таким жаром и которая по характеру жителей и степени народного просвещения есть, конечно, одно из первых государств Европы» [7, с. 446].
В отечественной науке уже созданы глубокие и пространные труды, убеждающие в том, что русская культура этого времени не может быть понята без учета того факта, что именно тогда она начинает существовать в тесном взаимодействии с культурой европейской. Это утверждение справедливо и для русской литературы. «.в XVIII столетии русская литература развивается в общем контексте европейского Просвещения. Она входит в эту эпоху, минуя некоторые обязательные внутри этого типа развития стадии, которые восполняются, компенсируются с учетом опыта других литератур. .В этом смысле английский опыт был в определенный момент решающим для всей Европы. Англия - первая страна эпохи Просвещения, хотя ее первенство несколько потускнело в свете французского влияния, его всеобщности», - справедливо отмечает И.О. Шайтанов [8, с. 40-41]. Действительно, в России XVIII в. мало кто знает английский язык. Но семена английского влияния в опосредованном виде уже начинают прорастать на почве русской культуры. Г.А. Гуковский фиксирует английское влияние как важный фактор становления русского искусства: «. из англичан Аддисон (а в 70-х гг. и Шекспир) много дал для
создания традиций оперы, трагедии, сказочной поэмы и сатирического фельетона» [9, с. 10]. М.П. Алексеев [10] и Ю.Д. Левин [11] исследуют русско-английские культурные связи разных эпох. И.О. Шайтанов обосновывает роль английских поэтов этого времени (А. Поупа, Дж. Томсона, Э. Юнга) для поэзии и вообще умонастроения русских [8, с. 43]. Н.П. Михальская исследует другой аспект русско-английских взаимодействий -историю восприятия нашей страны, ее народа и культуры в литературе Англии [12].
В последнее десятилетие появился целый ряд работ, посвященных проблеме восприятия английской литературы в творчестве отдельных русских писателей: Тургенева, Цветаевой и др. Тем не менее, и сегодня, как два десятилетия назад, можно вслед за И.О. Шайтановым заключить: «И все-таки по-прежнему в культурной памяти, в историко-литературных работах общего порядка сумма накопленных этими исследователями сведений, их выводы недостаточно учтены. Если «Россия и Франция», «Россия и Германия - это темы, каждая со своим сюжетом, восстанавливающая традицию, то «Россия и Англия» - разнообразный, но фрагментарный ряд» [8, с. 44].
Несмотря на сложности в политических отношениях Англии и России в XIX в., англомания продолжает существовать и воспринимается даже как некий почетный знак отличия на фоне общей аристократической галломании. Широко известно «англоманство» М.В. Воронцова (1782-1856) - новороссийского и бессарабского генерал-губернатора (1823-1844), кавказского наместника (1844-1854), почетного члена Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (1826). Наряду с прочим оно объясняется особенностями его детского воспитания (М.В. Воронцов был сыном русского посла в Великобритании и провел свое детство в Лондоне).
Еще большее распространение англомания в России получает во второй половине XIX в. Это, с одной стороны, связано с укреплением отношений с Великобританией в эпоху правления королевы Виктории (18371901), а с другой - может быть объяснено тем, чем обосновывал изменения такого рода д’Аламбер, а вслед за ним - Э. Кассирер, полагавшие, что новые эпохи оформляются в
60-е гг. каждого столетия [13]. Н.А. Соловьева предлагает следующий аргумент в подтверждение той же мысли: «Прогресс в науках осуществляется быстрее, чем эволюционирует сознание, поэтому получается, что накопление сознательных реакций на серьезные сдвиги в экономике и политике начинает заявлять о себе именно к 60-м годам.» [14, с. 7]. Английское влияние во второй половине XIX в. распространяется и на российские провинции, отражается в усадебной и городской культуре. Это, в свою очередь, фиксируется литературой.
Восприятие Англии провинциальной культурой России изучено пока в очень малой степени. Истоки этой темы, как уже говорилось, - в XVIII в., в его финале. Тема «Англия - частная жизнь / деревенская жизнь» была обозначена еще Карамзиным. В «Письмах русского путешественника» (1792) читаем: «Как милы сельские домики, оплетенные розами до самой кровли или густо осененные деревами. Но картина добрых нравов и семейственного счастья всего более восхищает меня в деревнях английских, в которых живут теперь многие лондонские граждане.» [7, с. 496]. В связи с темой дома здесь возникает и сравнение с Россией, точнее, с образом жизни светского человека в России, явно порицаемым автором: «У нас правило: вечно быть в гостях или принимать гостей. Англичанин говорит: «Я хочу быть счастливым дома и только изредка иметь свидетелей моему счастию» [7, с. 497].
Интерес к Англии обусловлен и еще одним важным фактором: общеевропейской потребностью в условиях проявления «чувствительности» - одного из ключевых культурных концептов просветительской эпохи. Сельское уединение, созерцание красот природы как нельзя более соответствовали этой потребности. Немало таких мотивов русский читатель находит в английской поэзии Д. Томсона, Т. Грея и О. Гольдсмита, совершавших литературное «открытие природы», в романах Филдинга, Ричардсона, Смоллета, Стерна и др. Картины провинциальной жизни, не лишенные пасторальной идиллично-сти, помогали русскому читателю на время отвлечься от треволнений реальности.
Пора для тех, кого чарует осень
Уйти в себя от праздных толп людских,
Чтобы парить над суетностью мира.
И слиться с тишиной в безгласной роще.
Так, одинокий, в созерцаньи, в грезах
Я по лугам скитаюсь побуревшим
Иль провожу в печальной роще дни .
(перевод М. Талова и Б-ова), -
пишет Д. Томсон [15, с. 278]. Его поэма «Времена года» (1726-1730) формирует новое настроение русского читателя, как и «Элегия, написанная на сельском кладбище» Т. Грея (в переводе В.А. Жуковского):
Уже бледнеет день, скрываясь за горою;
Шумящие стада толпятся над рекой;
Усталый селянин медлительной стопою
Идет, задумавшись, в шалаш спокойный
свой [15, с. 288].
Ю.Н. Тынянов, известный своим умением блистательно облекать в художественную форму историко- и теоретико-литературные факты, так характеризует эту культурную ситуацию (речь идет о начале XIX в. - детстве Пушкина; картина дается из перспективы Сергея Львовича Пушкина, как известно, не чуждого литературному сообществу): «Сельский букет стоял на круглом столе. Лет десять назад такой букет не поставили бы на стол.
Время было тревожное и неверное. Каждый стремился теперь к деревенской тишине и тесному кругу, потому что в широком кругу некому было довериться. Огород, всегда свежий редис, козы, стакан густых желтых сливок, благовонная малина, простые гроздья рябины и омытые дождем сельские виды, -все вдруг вспомнили это, как утраченное детство, и как бы впервые открыв существование природы» [16, с. 283].
Широко известен феномен «русского дендизма», описанный Ю.М. Лотманом и особенно характерный для столиц [17, с. 166183].
Усадебный быт русского человека середины XIX столетия отмечен уже сложившимся интересом к английской литературе. М.Н. Загоскин (1787-1852) запечатлел еще более ранние проявления этого интереса. В повести «Вечер на Хопре» (между 18391852), действие которой происходит в 1806 г. в Сердобске - уездном городке Пензенской губернии, героиня характеризуется следующим образом: «. сестра городничего, девица зрелых лет с лицом несколько поблекшим, но
с юною душою и сердцем отменно романтическим: одна она выписывала из Москвы все романы знаменитой Радклиф.» [18, с. 448]. Старый помещичий дом в Сердобском уезде представляется этой девице готическим замком из романа Энн Рэдклиф «Удольфские тайны»: «Вы не можете себе представить, -говорила она мне однажды, какой ужас наводит на всех старый дом, которому не достает только башен и подъемного моста, чтобы походить совершенно на Удольфский замок.» [18, с. 448]. Русская англомания приобретает такие размеры, что часть русского общества начинает считать ее чрезмерной и вредной. В повести М.Н. Загоскина «Тоска по родине» (1839) Англия представлена в подчеркнуто негативном свете: «Слава Богу! Наконец я расстаюсь и, надеюсь, навсегда с туманными небесами, дымным воздухом и неизъяснимою скукою этой обширной паровой машины, которую мы называем Англи-ею. Пусть чванится она своей колоссальной торговлею, своими флотами, чугунными дорогами.; перед ней ее натяжное богатство, за которым таится ужасная нищета. Пускай себе думает, что она располагает участью всей Европы, что при имени ее трепещут народы; потому что это говорят члены ее парламента для того, чтобы в них не бросали грязью, а журналисты для того, чтобы их журналы раскупались. Пусть гордые британцы остаются в этом приятном заблуждении; их это утешает, а нас смешит, следовательно, все в выигрыше. Но я советовал бы знатным и богатым англичанам, ради здравого смысла, выбрать одно из двух; или говорить, что у них рай земной и сидеть дома, или делать то, что они делают, то есть почти всегда жить вне отечества; но зато уж не хвастаться и не уверять простодушных зевак, которых везде много, а особливо на матушке Руси, что порядочному человеку можно жить только в Англии» [18, с. 379]. Тенденциозность этого отзыва тем очевиднее, что, по замечанию С.Т. Аксакова, составившего посмертное и очень почтительное жизнеописание своего собрата по перу, «. Загоскин довольно живо и ловко» описывает картины английской жизни, «. но как-то чувствуется, что он сам их не видал: почерпнутые из чужих путешествий описания выходят бледны и читаются без интереса; в них недостает той оригинальности собственного взгляда, который вносит
каждый, сколько-нибудь даровитый путешественник в свои дорожные записки» [19, с. 292]. Далее Аксаков (которого трудно заподозрить в западнических пристрастиях) точно отмечает причины слабости английских картин Загоскина. Они предвзяты, так как рождены не из непосредственного наблюдения автора: «Нельзя заочно вообразить себе именно того впечатления, которое произвела бы сама действительность; впечатление воображаемое не может быть искренне и непременно будет ошибочно» [19, с. 292].
Характерное воспоминание Д.В. Григоровича (1822-1899) о своей жизни в родительской усадьбе Смедва Тульской губернии (1846 г.) свидетельствует об укорененности английской темы в читательском сознании его круга и о ее соотнесенности с темой природы, сельской жизни: «Тишина, меня окружавшая, производила на меня обаятельное действие; я к ней прислушивался, как к сладчайшей музыке. Благословенная эта тишина нежила меня, но не давала, однако ж, подходящей темы для выдающейся повести. Напрасно бродил я по целым дням в лесах и полях. сюжет не вырисовывался, и если приходил, то непременно напоминал «Хуторок» Кольцова или страдания маленького Оливера Твиста Диккенса - двух любимых моих авторов в то время.» [20, с. 89]. Позднее, гостя в имении А.В. Дружинина Марьинское Гдовского уезда, Григорович напишет рассказ «Школа гостеприимства», напечатанный в «Библиотеке для чтения» [21]. Полемизируя с обозревателем журнала «Отечественные записки», резко критиковавшим рассказ за его фарсовый характер, Григорович апеллирует к авторитету Диккенса: «. даже такой великий писатель, как Диккенс, не брезгал иногда фарсом» [20, с. 130].
П.Д. Боборыкин (1836-1921) в своих «Воспоминаниях» пишет о впечатлениях от тамбовской усадьбы отца и их роли в своей писательской судьбе: «. старинная усадьба , наши мужики с особым тамбовским говором, соседи, их нравы, долгие рассказы отца, его наблюдательность и юмор - все это залегало в память и впоследствии сказалось в том, что я выступил уже, как писатель, решивший вопрос своего «призвания» [22, с. 117]. Позднее провинциальные тамбовские впечатления, по признанию Боборыкина, станут основанием «большей части деревенских
картин и подробностей в повествовательных вещах.» [22, с. 117] писателя. При этом в ракурсе нашего исследования особенно интересно то, что после пребывания в Западной Европе и, в частности, в Лондоне, тема провинции окажется соотнесенной у Боборыкина с английской темой. В рассказе «Труп» (1892) и повести «Поумнел» (1890) английскость, проявляющаяся в домашнем укладе, поведении героев, направлении их интересов, их социальной позиции становятся важным средством репрезентации основного сюжетного конфликта и характеристики персонажей. При этом она, английскость, может иметь как позитивную, так и негативную коннотацию. В известной мере, ее негативный или позитивный (оценочный) характер определяется самим читателем, которому, в полном соответствии с законами «объективного искусства», завещанными Г. Флобером, предоставлено право самому оценивать изображенное. Как известно, творчество П.Д. Боборыкина, связано с натурализмом как «объективным» искусством - если понимать под ним «точное, подчас строго научное осмысление изображаемых фактов» [23, с. 27]. Сам писатель называл свои романы «реальными». Так или иначе, для нас здесь существенна принципиальная ориентированность автора на максимально точное воспроизведение жизненного факта.
В рассказе «Труп» жестокость и суетность столичной жизни противопоставлена дачной идиллии. Здесь впервые обозначается нравственный конфликт, который предстоит пережить героине (Ашимовой). Спустя некоторое время, уже в Петербурге, возлюбленный оставляет Ашимову незадолго до рождения их ребенка, чтобы ехать на гастроли в Англию. Англия и Лондон становятся для героини знаками ее несчастья, ассоциируются с чувством оставленности и одиночества.
Как уже указывалось, «тамбовские урочища, тамошняя помещичья и крестьянская жизнь», «тамбовский свет в губернском городе и по усадьбам» [22, с. 117-121] стали важными источниками художественной образности Боборыкина. Они обнаруживаются и в повести «Поумнел». Наблюдения над «тамбовским светом», который, по словам мемуариста, «и в губернском городе и по усадьбам славился еще большей легкостью нравов, чем казанский» [22, с. 118], художе-
ственно преломлены в образе «губернского города», где живут персонажи повести.
Английская тема представлена здесь в более развернутом виде, чем в рассказе «Труп». Во-первых, она проявляет себя на вещном уровне, реализуясь в образе провинциального быта, в интерьере дома Александра Ильича Гаярина - главного героя. Характерно, что этот городской дом, несет в себе черты усадебного быта: «По некоторым подробностям можно было распознать покой старинного помещичьего дома: по косякам окон и дверей, по притолокам и потолкам и по тому, как стоят печи» [24, с. 190]. Эти подробности помещичьего дома были памятны Боборыкину по счастливым летним дням, проведенным в тамбовской усадьбе его отца: «. житье в усадьбе отца, особенно для меня, привлекало своим привольем и мирным складом. Я нашел в наших старинных дубовых (курсив авторов. - Н. П, С. К.) хоромах два огромных шкафа с дедовской библиотекой, с французскими классиками и со всеми энциклопедистами. Целыми днями в томительный жар мы сидели в прохладном кабинете отца, один против другого, и читали» [22, с. 119]. И далее: «.Бытовая жизнь -помещичья, крестьянская и разночинская -делалась все знакомее и ближе» [22, с. 119].
Интерьер кабинета Гаярина, в ранней молодости имевшего демократические взгляды, пытавшегося «опроститься» и во время своей усадебной жизни даже заниматься крестьянским трудом, теперь, в его зрелые годы, демонстрирует английский «порядок, редко бывающий (замечают авторы) у самых аккуратных русских» [24, с. 190]. В нем подчеркиваются английские черты: «По стенам - гравюры, старинные, английские, с кирпичным оттенком краски, перевезенные сюда из усадьбы, как и все почти остальные вещи» [24, с. 190]. «Колониальные» детали вызывают в памяти английские интерьеры эпохи имперского строительства, когда в моду вошли экзотические вещи, привезенные из британских колоний: «Вся эта комната была устлана восточными коврами, и в ней звук шагов совершенно пропадал. Запах дорогих сигар и каких-то тонких духов, доходивших из спальни, . подходил к убранству этого не очень высокого, но поместительного покоя, драпированного, по-заграничному, темно-красным сукном [24, с. 190].
Внешний облик, привычки и манеры хозяина кабинета характеризуются через сравнение с «аглицкими». Например, о распорядке домашней жизни Гаярина сказано так: «Перед обедом он, по-аглицки, менял туалет и одевался один, без прислуги» [24, с. 190]. Далее эта внешняя подробность наполняется актуальным содержанием, имеющим непосредственное отношение к характеристике сегодняшних социальных воззрений повзрослевшего и «поумневшего» Гаярина: «Аглицкий обычай - обязательность парадного туалета для мужчин и женщин - считает он и красивым, и самым порядочным. Надо же поднимать чем-нибудь будничный строй жизни, особенно в России, в провинции, где все за последние двадцать лет так опустилось, впало в такую распущенность, дошло до полного отсутствия всякого декорума, при грубом франтовстве разночинцев» [24, c. 191]. Как видим, «аглицкий обычай» здесь - вовсе не простая дань моде. Следование ему возводится в принцип, в социальную позицию: английское влияние необходимо, с точки зрения героя, потому, что оно ассоциируется с идеей общественного благоустройства и порядка, противостоящих провинциальной российской «распущенности».
Гаярин стремится занять и занимает наконец место губернского предводителя на том основании, что властные полномочия необходимы ему для свободы действий. «У нас нельзя делать ни добра крупного, ни крупного зла, не заняв известного положения. Это элементарно. Но служебное только положение... Что мне за дело до общественного мнения! Где оно у нас?.. В газетах, что ли? Им скажут: «цыц!» - и кончено. Власть должна быть в руках. Фактическая власть. Не для своих мелких целей, - я не корыстолюбец, а для дела», - говорит он жене, отстаивая свою сегодняшнюю позицию. Любопытно, что фраза Гаярина: «Это элементарно», - звучит сегодня как прямая цитата из «самого английского» детектива - «Записок о Шерлоке Холмсе» А.К. Дойла, первая книга из которых «Этюд в багровых тонах» (“A Study in Scarlet”, другой вариант перевода названия - «Красным по белому») опубликована в 1887 г. (Напомним: повесть Боборыкина «Поумнел» написана в 1890 г.).
Читатель и почитатель Герберта Спенсера, который «был когда-то его любимым
мыслителем» [24, c. 196], Гаярин убежден. что будь у него сегодня больше времени, он сумел бы найти «в книгах этого британца. объяснение и оправдание всему, что исподволь стало проситься наружу и отводить его все больше и больше от прежней программы жизни» [24, с. 196]. Фигура английского философа и социолога, одного из родоначальников позитивизма Г. Спенсера (1820-1903) - не единственная в ряду английских ориентиров провинциального россиянина. Герой вспоминает деревенские «длинные осенние и зимние вечера», в которые они вместе с женой читали (наряду с другими европейскими авторами) «целые тома Спенсера. английские радикальные журналы, всего чаще “Fortnightly Review”, книги Джорджа Морлея. и социальных писателей сороковых годов, романы Джордж Эллиота.» [24, с. 210]. Как известно, “Fortnightly Review” этого времени - орган английской либеральной буржуазии, Джон Морлей (1838-1923) - английский историк, публицист и политический деятель, автор биографий Вольтера, Руссо и Кромвеля, а Джордж Эллиот - псевдоним английской писательницы Мэри Энн Эванс (1819-1880), автора популярных в России романов «Адам Бид», «Мельница на Флоссе», «Мидлмарч», «Дэниэл Деронда» и др., изображавших провинциальный быт и демократических персонажей. Из этой сложной смеси позитивистских, либеральных, демократических, реформистских и социал-дарвинистских воззрений герой Боборыкина в итоге извлек и выстроил доктрину собственной социальной зрелости: умеренность, деловитость, ответственность, отказ от «радикализма» (при этом слове взгляд его серых глаз обретает «стальной блеск» [24, с. 211]), внутренняя дисциплина и строгая организация жизни - как официальной, так и домашней.
В сознании многих русских XIX в. эти идеи ассоциируются с Англией. “Vous aviez toujours des ide’es anglaises!” («У вас всегда были английские фантазии!») бросает светская львица другому персонажу этой повести, который говорит о себе как человеке «охранительных начал в лучшем смысле слова.» [24, с. 252]. А он небрежно отвечает: «.давно я из англоманов вышел!.. Не с Англии нам надо обезьянить.» [24, с. 252]. Заявление симптоматичное и имеющее пря-
мое отношение к нашему предмету. Только что процитированные слова вложены в уста князя, который делил свои дни между российской столицей и Германией и «в России «жил мало» [24, с. 252]. Однако и он, «русский иностранец», не избежал в прошлом влияния англомании, которое, заметим вновь, в сознании россиян связывается с «охранительными началами» [24, с. 252]. Что же говорить о провинциальном чиновнике Гаярине? В своей англомании он оперирует не только идеей социального порядка, но и идеей свободы личности. Уважение к правам личности - один из базовых постулатов английской национальной культуры, широко известный за пределами Англии. Для Гаяри-на права личности - это, скорее, риторическая фигура, используемая им в споре как со своим либеральным прошлым, так и с сегодняшними демократическими пристрастиями жены («Она просит пощады, он ее дает, но предваряет ее, что еще такая же безумная выходка» - и он навсегда оградит свою личность... - Ты меня любишь? Но любовь бывает разная, Нина. Постарайся получше понять твоего мужа и доказывать, что его личность для тебя предмет уважения, а не диких обличений» (здесь и далее курсив наш. -Н. П., С. К) [24, с. 220]. Очевидно, что эта риторическая фигура пришла к Гаярину все из того же «англоманского» лексикона.
Английские (и викторианские, в частности) реалии так прочно вошли в провинциальный быт, что с ними сопоставляют и через это сопоставление характеризуют самые разные черты русской жизни - как частной, так и официальной. Провинциальная барыня Антонина Сергеевна Гаярина, воспитанная «во глубине России», в помещичьей усадьбе, рассматривая платье своей дочери, мысленно отмечает: «Туалет, городской, сидел на Лили с английским “cachet”» [24, с. 257]. Провинциальный губернатор называет своего городского чиновника «лорд-мэром» [24, с. 199].
Эта привычка русского провинциала зафиксирована не только в художественной, но и в документальной прозе этого времени. Интересный и ценный в своей достоверности материал такого рода дает «Дневник Елизаветы Дьяконовой (1886-1902)» [25]. Молодая уроженка уездного городка Нерехта Костромской губернии, в дальнейшем - ярославская гимназистка, слушательница Высших
женских курсов в Петербурге и парижская студентка, трагически погибшая в австрийском Тироле (1902), - Елизавета Дьяконова оставила трехчастный дневник, охватывающий почти два десятилетия русской и европейской жизни. До конца своих дней она с особой нежностью вспоминала родную Не-рехту, где прошли ее детство и юность.
В августе 1901 г. Дьяконова приезжает в Лондон. Ее впечатления от Лондона поверяются воспоминаниями о России: «английский камин - это такая же поэзия домашнего очага, как у нас самовар. Недаром поэты воспевают его.» [25, с. 591]. И далее, об английских домах: «.здесь рабочий живет в чистом домике, устроенном так разумно и уютно, что любой русский .интеллигент может позавидовать ему в удобстве» [25, с. 591]. Из Лондона Елизавета Дьяконова направляется в Саутберн (Southbome on Sea), к морю. И здесь идиллию английского пейзажа она оценивает в его сопоставлении с русской провинцией: «Из окна моего деревенского коттеджа открывается спокойный английский пейзаж: деревья на зеленой лужайке; белая лента безукоризненной шоссейной дороги, обсаженная с обеих сторон кустами ежевики. кругом - красивые домики с неизбежным садиком впереди. Везде тишина, но не мертвая тишина нашей русской провинции, а скорее спокойствие.» [25, с. 595]. Оказавшись на деревенском празднике, Елизавета Дьяконова опять сравнивает, на этот раз - национальные развлечения. Об одной из английских игр, в которой молодые люди выбирают из круга танцующих понравившуюся женщину и принародно целуют ее, Дьяконова записывает: «. в этой игре есть свой резон для женщин: ведь сколько англичанок осуждено на безбрачие! .лично для себя .не имею никакой надобности заменять мимолетными поцелуями настоящие романы, которых у нас в России достаточно - у нас мужчин много.» [25, с. 596-597].
На протяжении всего XIX в. русская поэтическая мысль постоянно возвращается к «туманному Альбиону». Английская сентиментальность и английский здравый смысл, английская домовитость и английская респектабельность, английский дендизм и английский вкус, имперская амбициозность и социальное устройство, английская свобода личности и английская приверженность к
традиции - все эти темы становятся предметом самого заинтересованного внимания, обсуждения и разноречивых интерпретаций в русской эпистолярной, мемуарной дневниковой и художественной прозе. Сравнение с Англией становится одним из распространенных способов национальной саморефлек-сии. Проникновение английской темы настолько глубоко и обширно, что во второй половине XIX в. апелляция к Англии - привычный способ характеристики не только столичных, но и провинциальных нравов в русской литературе. «Аглицкие обычаи», перенесенные литературой на русскую почву, дают авторам возможность для постановки и художественного осмысления актуальнейших русских вопросов о путях (да и самой и возможности) достижения социальной и личной свободы, о личной ответственности социал-реформаторов за исход социальных преобразований, о гражданском долге и «благоустройстве» русской жизни.
1. Словарь русского языка / гл. ред. А.П. Ев-геньева: в 4 т. М., 1981. Т. 1.
2. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 82 т. и 4 доп. т. М., 2001.
3. Википедия. иКЬ: http://ru.wikipedia.org/wiki/ (дата обращения: 17.09.2011).
4. Пятый канал. иКЬ: http://www.5-tv.ru/
programs/broadcast/500452/ (дата обращения: 17.09.2011).
5. Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1987.
6. Живописец. 1772. Ч. 1. Л. 13.
7. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. М., 1982.
8. Шайтанов И.О. Мыслящая муза. М., 1989.
9. Гуковский Г.А. Русская поэзия XVIII века. Вопросы поэтики: Непериодическая серия, издаваемая отделом словесных искусств ГАХН. Л., 1927.
10. Алексеев М.П. Из истории английской литературы. Этюды. Очерки. Исследования. Москва; Ленинград, 1960.
11. Левин Ю.Д. Английская поэзия и литература русского сентиментализма // От классицизма к романтизму: Из истории международных связей русской литературы / отв. ред. М.П. Алексеев. Л., 1970.
12. Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX-XIX вв. М., 1995.
13. Кассирер Э. Философия Просвещения. М., 2004.
14. Соловьева Н.А. Англия XVIII века: разум и чувство в художественном сознании эпохи. М., 2008.
15. Томсон Д. Времена года // Зарубежная литература XVIII века: в 2 т. / сост. Б.И. Пуришев и др. М., 1988. Т. 1.
16. Тынянов Ю.Н. Пушкин // Тынянов Ю.Н. Избранное. Кишинев, 1977.
17. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства XVIII -начала XIX века. СПб., 1994.
18. Загоскин М.Н. Полн. собр. соч. Пг., 1914. Т. 3.
19. Аксаков С.Т. Собр. соч.: в 2 т. М., 1909. Т. 1.
20. Григорович Д.В. Литературные воспоминания. М., 1987.
21. Библиотека для чтения. 1855. № 9.
22. Боборыкин П.Д. За полвека. Мои воспоминания // Боборыкин П.Д. Воспоминания: в 2 т. М., 1965. Т. 1.
23. Щеблыкин С.И. Романы П.Д. Боборыкина в контексте русской прозы второй половины XIX века. Тамбов, 2002.
24. Боборыкин П.Д. Повести и рассказы. М., 1984.
25. Дневник Елизаветы Дьяконовой. 1886-1902. Литературные этюды. Стихотворения. Статьи. Письма. Изд. 4, значительно дополненное / под ред. и с вступительными статьями А.А. Дьяконова. М., 1912.
Поступила в редакцию 11.10.2011 г.
UDC 80/81
ENGLISH DISCOURSE IN LITERATURE ABOUT RUSSIAN PROVINCE
Natalia Leonidovna POTANINA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Doctor of Philology, Professor, Head of Russian and Foreign Literature Department, e-mail: scifil@tsu.tmb.ru
Svetlana Valentinovna KONCHAKOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Candidate of Philology, Associate Professor of Russian Language as Foreign Department, e-mail: svetla-na.konchakova@gmail.com
The article investigates reasons for continuous and stable interest of Russian artistic consciousness for England, Englishmen and English culture. The author analyzes methods of artistic representation of English theme in Russian literature of the end of XVIII - XIX centuries. The author’s attention is concentrated upon English features in the image of Russian province of the XIX century.
Key words: anglomania; England; Russia; English-Russian interactions; Russian province; English discourse; Boborykin; Tambov; Tambov province; estate of the Tambov province.
