CC BY
93
Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 12 (394). Филологические науки. Вып. 103. С. 82-87.
УДК 821.161.1 ББК 83.3(2=411.2)53
АНЕКДОТИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ КАК ДОМИНИРУЮЩИЙ ПРИНЦИП СЮЖЕТОСТРОЕНИЯ РАССКАЗОВ ЧЕХОВА (на примере рассказов «Петров день» и «Двадцать девятое июня»)
С. О. Семенюта
Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет. Челябинск, Россия
Уточняется семантика термина «рассказ», выявляются некоторые особенности жанра. Автор поясняет, что во 2 половине XIX в. возникают стилизации, пародии. Стилизация анекдота, воплотившаяся в жанре рассказа, иллюстрируется на примере двух ранних произведений Чехова: «Петров день» и «Двадцать девятое июня». Подчеркивается, что жанр рассказа становится универсальной категорией, способной вместить в себя новое содержание, обладая старой формой.
Ключевые слова: рассказ, жанр, стилизация, фольклор, народный календарь, повествователь, А. П. Чехов.
Интерпретация произведений того или иного писателя, которая производится на стыке наук, всегда является актуальной, так как она позволяет увидеть новые взаимосвязи, выстраивать необычные параллели, выявить доминирующий принцип сюжетостроения текста. В постижении творческого метода немаловажную роль играет жанровая составляющая нарратива, потому что задачи у той или иной формы повествования различны. Данные проблемы рассматривает широкий круг ученых, например, М. М. Бахтин, В. И. Тюпа, В. П. Аникин, В. Я. Пропп, Н. Д. Та-марченко, В. Б. Шкловский, В. П. Скобелев и так далее.
Жанр короткого рассказа становится преобладающим в творчестве Чехова не случайно. «В познавательном отношении жанры - мыслительные фигуры и структурные модели, в которые укладывается типологически постигаемый художниками жизненный материал» [1. С. 112]. Именно в небольшом тексте можно не просто передать «случай из практики», описать обыкновенных героев времени, но и выразить свое мироощущение, побудить читателя к конкретным действиям. «Чехов изображает и исследует своеобразных архетип любой человеческой жизни; любого человека (философа, сумасшедшего, «падшую женщину», мужика, чиновника, вора) он берет в аспекте его обыкновенности, похожести на других. Формой проявления героя становится у него то, что неизбежно входит в жизнь каждого» [9. С. 155].
Добавим, что в конце девятнадцатого века в жанровом составе наблюдается смешение
форм, тенденций: в литературные тексты входят новые настроения, темы, жанры усложняются за счет использования фольклора, философии, музыки, науки, появляются антижанры (например, различные пародии; роман-антиутопия, который оформится в двадцатом веке). Пародирование классических форм видим в творчестве раннего Чехова. В данной статье остановим внимание на жанре рассказа.
Вопрос по поводу жанровых особенностей рассказа возник у литературоведов достаточно давно. Например, в «Словаре литературоведческих терминов» 1974 г. эта категория «не обладает строго определенным значением и, в частности, находится в сложных, не установившихся отношениях с терминами «новелла» и «очерк». <.. .> В других случая новеллу и рассказ различают как повествование с острой, отчетливо выраженной фабулой, напряженным действием (новелла) и, напротив, эпически спокойное повествование с естественно развивающимся сюжетом (рассказ)» [8. С. 309-310].
В современной «Поэтике: словаре актуальных терминов и понятий» 2008 г. значение данного термина существенно уточняется. «Рассказ прозаический - 1) в широком (нестрогом) значении: малая эпическая форма в ряду роман - повесть - рассказ, впервые выстроенном Полевым в 1829 г. и закрепленном в 1848 г. Белинским; 2) в специальном (терминологически строгом) значении: неканонический жанр относительно позднего происхождения, явившийся - подобно драме как жанру - одним из порождений «романизации» литера-
туры. От романа как явления принципиально письменной культуры рассказ отличается не только объемом, но и «центростремительно-стью» (Скобелев) коммуникативной стратегии письма, ориентированной на особенности устного (непосредственного) общения, чем изначально и было мотивировано его жанровое обозначение» [7. С. 201]. «Изустность рассказа прозаического или, по крайней мере, его первоисточника (таковы «истории», излагаемые Белкиным) является литературной условностью этого жанра, которая была зафиксирована К. Локсом как «особая тональность повествования». Данная условность проявляется не столько в сказовой речевой манере изложения (факультативный признак), сколько в постановке адресата, коррелирующей с относительной краткостью текста и роднящей рассказ прозаический с долитературными жанровыми образованиями - притчей и анекдотом» [7. С. 202]. Обращение Чехова к долитературным по своему происхождению формам малого эпоса, «взаимопроникновение и взаимопреображение анекдоточеского и притчевого начал» в рассказах констатирует и В. И. Тюпа [10. С. 13-32].
Таким образом, обращение Чехова к жанру рассказа было не только данью литературной моде конца века, но и позволяло создать текст вне жестких рамок, отличающийся лаконизмом, в котором анекдот и притча, являющиеся неотъемлемой частью текстов писателя, составляли бы единое целое. Эта особенность является важной в творческом методе Чехова. Писатель в результате создает особые синтетические жанровые формы в рамках жанра рассказа, которые пародируют или стилизуются под иные. «Стилизация - это конструктивный, доминирующий принцип стиля, проявляющийся в сознательном объективировании художником образов чужих языков, чужих литературных стилей, играющих роль преломляющей среды для стилизатора, ведущего с воплощенными в них позициями диалог и созидающего через него свой неповторимый миро-образ» [4. С. 17-18]. Проиллюстрируем тезис примером стилизации анекдота, который берет начало в устном народном творчестве.
Интерес Чехова к фольклору и народному календарю обусловлен, во-первых, биографией писателя: «Выросший в среде обывателей провинциального городка, живущего в ритме привычных календарных дат, с детства в семье приученный отмечать церковные праздники, Чехов и в зрелые годы отнюдь не стре-
мился преодолеть в себе чувство праздничного переживания, а, напротив, судя по его произведениям и письмам, всегда ощущал каждый праздник как время особого состояния души, особого настроения» [3. С. 219]. Во-вторых, заметим, что «он начинал свой творческий путь в тех периодических изданиях, которым свойственны циклическое переживание времени и последовательная реакция на даты церковного и народного календаря» [12. С. 325].
Именно поэтому в раннем творчестве писателя особое место занимают «новогодние побрехушки», «новогодние картинки», святочные и новогодние рассказы, сказки, «плач оскудевшего» и т. п. Герои этих текстов часто находятся в пути, что вновь роднит рассказы Чехова с устным народным творчеством. «Для русского этноса передвижения всегда играли заметную роль в жизни, процесс расселения и освоения огромных территорий не закончен и в настоящее время. Русские - движущийся этнос с самосознанием оседлого. Испокон веков в жизни русских присутствовали странники, «калики перехожие», странствующие богомольцы, «нищеброды», коробейники, отходники-промысловики, охотники, беглые крестьяне и каторжники, ушкуйники и разбойники, ямщики, уходившие в дальние извозы, переселенцы, отправлявшиеся искать, кому и где «на Руси жить хорошо», - весь тот российский люд, жизнь которого была связана с постоянными странствиями, передвижениями по путям-дорогам огромной страны» [11]. Отправляются в путь и герои следующих сходных по тематике и проблематике рассказов Чехова «Петров день» 1881 г. и «Двадцать девятое июня (рассказ охотника, никогда в цель не попадающего)» 1882 г., на которых мы остановимся подробнее.
«Наступило утро желанного, давно снившегося дня, наступило - урааа, господа охотники!! - 29-е июня...» [13. С. 67]; «Было четыре часа утра...» [13. С. 224], - именно с этих слов начинаются тексты. Заметим, что уже для раннего Чехова характерно указание на пространственно-временное соотношение повествовательного плана: место, время действия.
В рассказе «Двадцать девятое июня» точность нарратора в указании даты, времени суток вступает в противоречие с судьбой охотника: смысл занятия охотой - добыть дичь, а человек, «никогда в цель не попадающий», уже не охотник, он не получает удовольствия от процесса. Таким образом, подзаголовок
строится на оксюмороне. Читатель в предвкушении. Есть ли в повествовании истинные охотники? Да. «Над травой и нашими головами, плавно помахивая крыльями, носились коршуны, кобчики и совы. Они охотились...» [13. С. 224]. Процесс охоты в природе - результат естественного положения вещей, борьбы за выживание. Хищные птицы охотятся, чтобы обеспечить свою жизнь и продолжение рода. А человек охотится потому, что живет в скуке, в глуши.
Данную антитезу подчеркивает и строение рассказа. Вначале мы видим гармоничный мир природы: «Степь обливалась золотом первых солнечных лучей и, покрытая росой, сверкала, точно усыпанная бриллиантовой пылью. Туман прогнало утренним ветерком, и он остановился за рекой свинцовой стеной. Ржаные колосья, головки репейника и шиповника стояли тихо, смирно, только изредка покланиваясь друг другу и пошептывая» [13. С. 224]. Затем - мир цивилизации, мир охотников (Акима Петровича Отлетаева, мирового судьи, земского врача, рассказчика, зятя Отлетаева Предполо-женского и волостного старшины Козодоева), которые «всей душой ненавидели друг друга».
Без сомнения, Чехов был знаком с событиями народного календаря. Поэтому не зря в качестве времени повествования в рассказе избирается 29 июня. По народным поверьям в это время по новому стилю отмечается день благочестивого Тихона-тихони. На Руси считалось, что с этого дня певчие птицы начинают затихать, только соловей продолжает петь до Петрова дня. Звери прячутся в норы. В деревнях же устраивались пиры для тружеников -толоки [5]. В тексте мы находим тому подтверждение: «...головки репейника стояли тихо, смирно...» [13. С. 224]; «Было кругом тихо, славно... Только мы одни нарушали тишину...» [13. С. 228] [Курсив наш. - С. С.].
По старому стилю 29 июня - Петров день, православный праздник святых апостолов Петра и Павла, проповедовавших учение Иисуса Христа. В языческих же традициях этот день связывается с поклонением солнцу и таким божествам, как Сварог, Даждьбог, Хорс, Ярила. Христианские образы вытеснили указанных идолов, но некоторые суеверия продолжали сохраняться до XIX в. Например, мужчины и женщины отправлялись на гулянья в лес, на луг, где качались на качелях, пели песни, плясали, карауля восход солнца [5]. У восточных славян часто совершались бесчинства молоде-
жи, которые, по мнению исследователей, были связаны с изгнанием нечистой силы и носили ритуальный характер. Болгары верили, что после Петрова дня летние дни становились короче, солнце поворачивалось к зиме, переставали благоухать растения, птицы затихали. Упоминание о празднике солнца, начале сенокоса и всеобщих гуляниях находим также в «Словаре живого великорусского языка» В. И. Даля [2].
Подобное действо наблюдаем в тексте рассказа: «Предположенский согнал коростеля и убил. Мы его поздравили и крикнули «ура». Согласие было бы окончательно водворено, если бы не доктор. Доктор, пока мы поздравляли Предположенского с первым успехом, подошел к коляске, развязал кулек и принялся ублажать себя водочкой и закуской» [13. С. 228]. Заметим, что Чехов, опираясь на народные поверья, изображает совершенно иной мир, перевернутый, в котором играют в стуколку и по обыкновению грызут друг друга, в котором «глушь - не столица.., <...> рак - рыба, Фома -человек и ссора - живое слово...» [13. С. 231].
Афористичное завершение рассказа приводит нас к мысли, что мировоззрение людей из российской глубинки отличается от столичного. Люди, несмотря на то, что приближены к природным началам, живут по инерции, в скуке. Не удивляться этому явлению просит нас и фигура повествователя, проявляющаяся в конце нарратива: «Не удивляйтесь и не смейтесь, читатель! Поезжайте в Отлетаевку, поживите в ней зиму и лето, и вы узнаете, в чем дело... » [13. С. 231].
В Петров день, в «день, в который г. уряднику, запрещающему стрелять, можно показать двадцать кукишей» [13. С. 67], развиваются события еще одного рассказа Чехова с одноименным названием «Петров день», написанного, что для нас является символичным, 29 июня 1881 г. Первоначально текст носил иное заглавие: «Двадцать девятое июня (Шутка). (С удовольствием посвящается гг. охотникам, плохо стреляющим и не умеющим стрелять)». Вновь перед нами группа лиц, которые решают поохотиться, но которые не являются профессионалами в своем деле. Отметим, что повествователь сразу указывает на то, что эта затея завершится неудачей: «Все почувствовали себя на седьмом небе, но. злая судьба!.. не успели они выехать со двора, как случился скандал» [13. С. 69]. Мотив судьбы присутствует на протяжении всего рассказа: «Согласно предначертанному плану действий, решено было ехать
на крестьянский сенокос...» [13. С. 69].
С иронией звучат слова повествователя о том, что «начался даровой утренний концерт». Даровой, то есть бесплатный, подаренный, сказано в «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова. С одной стороны, читатель слышит звуки просыпающегося мира: голоса, звон колокола, храп ночного сторожа, копошение, взмахи крыльев щуров, скворцов и удодов, пение иволги. Природа ожила, птицы стали радовать окружающих «бесплатным» концертом. С другой стороны, начали «бесплатный» «концерт» и наши охотники: «В доме и во дворе поднялась страшная кутерьма. Все живущее вокруг Егора Егорыча заходило, забегало и застучало по всем лестницам, сараям и конюшням...» [13. С. 67]. Таким образом, в рассказе противопоставляется два мира: гармоничный мир природы и мир цивилизации, полный хаоса. Этот тезис подтверждается животной деталью в образе охотника-генерала («Сказавши это, генерал поднес перепелку ко рту и клыками перегрыз ей горло» [13. С. 72]) и абсурдностью полученного трофея («Коршуна подстрелили и не нашли. Капитан 2-ого ранга убил камнем суслика.
- Господа, давайте анатомировать суслика! - предложил письмоводитель предводителя дворянства, Некричихвостов.
Охотники сели на траву, вынули перочинные ножи и занялись анатомией» [13. С. 7374]).
Героям все равно, как и где проводить время: охотиться, есть («Винца, водочки, икорки... балычка... Вот тут, на травке!» [13. С. 75]), заниматься анатомией, рассуждать. Все это делается от скуки. Об этом говорит голос повествователя, который является в рассказе персонифицированной категорией, общается с читателями, владеет большей информацией о судьбе героя. Например, «Больва - плебей, но гг. помещики, из уважения к его преклонным летам (он родился в конце прошлого столетия) и уменью попадать в подброшенный двугривенный, не брезгуют его плебейством и берут с собой на охоту» [13. С. 68]; «После третьей (проснувшись, охотники повели новый счет) генеральские кучера уложили охотников в тарантасы и развезли их по домам» [13. С. 79] [Курсив наш. - С. С.].
Отметим, что фигура повествователя то приближается к героям (выступает в роли рассказчика), то отстраняется (функционирует в качестве повествователя-наблюдателя). Таким
образом, игра с повествовательными планами берет начало в ранних рассказах Чехова.
Уже с 1880 г. тексты автора становятся наполненными иронией. Конечно, она прямая (непосредственная), то есть отражает зависимость смеха от свойств самой жизни, сопоставима с юмором, выражает субъективную авторскую позицию сочувствия или несочувствия [6]. Исследуя поэтику Чехова, Э. Полоцкая замечает, что ирония предполагает интеллектуальное восприятие окружающей действительности. Прочитать чеховские рассказы может и обыватель, понять - только интеллектуал. «Он поднимает читателя на самые высокие ступени интеллектуального общения с художником. Расчет на догадку читателя, который «додумает и допишет сам» то, что недосказал автор, делает Чехова одним из самых современных нам художников» [6. С. 40-41]. Эту особенность раньше не понимали и осуждали как читатели, так и критики (например, Н. К. Михайловский в статье «Об отцах и детях и г-не Чехове»). «Ирония - атрибут пародийной стилизации, ведь в противном случае стилизатор не может «отчуждать» чужое слово и неизбежно уподобляется эпигону, слабому писателю» [4. С. 10].
Таким образом, у Чехова получилось при помощи особого рода рассказов (а не романа, преобладающего в это время) отразить закономерности времени, уклад и мировоззрение людей конца XIX в., а затем и XX в., жизнь которых была наполнена народными поверьями, обусловлена социальным положением, наполнена радостями и горестями. «Создавая стилизацию, автор ориентируется не на будущих исследователей ее и не на потомков, а на современников, которые являются «хранителями» культурной нормы современности. Стилизатор всегда преодолевает норму, отталкивается от нее <...>» [4. С. 14-15]. Добавим, что лаконизм и ориентация на устное бытование сближают жанр рассказа с фольклором, с традициями построения анекдота (бытовая ситуация вызывает смех) и притчи (в философском аспекте) одновременно, способствуют объединению частного события из жизни простого человека в единое целое, отражают общие закономерности бытия. «По сути дела, в жанровых свойствах в конечном счете реализуется жизненная установка творцов - их понимание реальности и стремление влиять на нее в известном направлении» [1. С. 97]. Поэтому целесообразно рассматривать рассказы Чехова с точки зрения законов игры в жанр, стилизации.
«Жанры сохраняются до той поры, пока оказываются способными вмещать в себя новое содержание, пока жанровому содержанию и жанровой форме находится соответствие в темах, их разработке, пока стиль не противоречит цельной неущербной передаче нового содержания» [1. С. 109]. В частности, в данной статье мы репрезентовали литературно-авторский аналог фольклорного анекдота, представленный в форме рассказа. Именно фольклорная и
комическая составляющие позволяют Чехову выйти за границы традиционного жанра, наполнить нарратив новым содержанием. Таким образом, анекдотический случай считаем доминирующим принципом построения сюжетов рассказов раннего Чехова, а стилизацию - важным аспектом творческого метода, который позволил писателю впоследствии сформировать собственный стиль, не ограничивающийся только пародированием.
Список литературы
1. Аникин, В. П. Теория фольклора: курс лекций / В. П. Аникин. - М., 2004. - 432 с.
2. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / В. И. Даль. - М., 1995. - Т. 3. - 555 с.
3. Душечкина, Е. В. Русский святочный рассказ: Становление жанра / Е. В. Душечкина. -СПб., 1995. - 258 с.
4. Кубасов, А. Я. Проза А. П. Чехова: искусство стилизации / А. Я. Кубасов. - Екатеринбург, 1998. - 399 с.
5. Платонов, О. А. Петров день / О. А. Платонов // Русский образ жизни. - М., 2007. - 944 с.
6. Полоцкая, Э. О поэтике Чехова / Э. Полоцкая. - М., 2001. - 240 с.
7. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н. Д. Тамарченко. - М., 2008. - 360 с.
8. Словарь литературоведческих терминов / под ред. Л. И. Тимофеева, С. В. Тураева. - М., 1974. - 509 с.
9. Сухих, И. Н. Проблемы поэтики Чехова / И. Н. Сухих. - Л., 1987. - 184 с.
10.Тюпа, В. И. Художественность чеховского рассказа / В. И. Тюпа. - М., 1989. - 135 с.
П.Черепанова, О. А. Путь и дорога в русской ментальности и в древних текстах / О. А. Черепанова // Мастер и народная художественная традиция Русского Севера: доклады III научн. конф. «Рябининские чтения», 1999. - Петрозаводск, 2000. URL: http://kizhi.karelia.ru/library/ ryabmin-1999/213.html.
12.Капустин, Н. В. Чехов А. П.: диалог с традицией / Н. В. Капустин. - М., 2007. - 543 с.
13.Чехов, А. П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. / А. П. Чехов. - М., 1974. - Т. 1. -608 с.
Сведения об авторе
Семенюта Светлана Олеговна - аспирант, Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет. Челябинск, Россия.
zlat-ujegova@yandex.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No. 12 (394). Philology Sciences. Issue 103. Pp. 82-87.
A COMICAL SITUATION AS A DOMINANT PRINCIPLE OF CHEKHOV'S PLOT STRUCTURING (by the example of stories "St Peter's Day" and "The twenty-ninth of june")
S. O. Semenyuta
South Ural State University of Humanities and Education, Chelyabinsk, Russia. zlat-ujegova@yandex.ru
In the present article the semantics of the term "story" is specified, some distinctive features of the given genre are explored. The author explains that an appeal to mentioned above form was regular dur-
ing the mid to late 19th century. That is when the mixture of tendencies due to including folklore, philosophy and other spheres of art to literary texts happened. That is how anti-genres, stylization and parodies appeared. Folklore joke stylization realized in the genre of the story is illustrated by the example of two early works of Chekhov "St Peter's Day" (1881) and "The twenty-ninth of June" (1882).
Chekhov's interest to folklore and knowledge of folk calendar events, which are used to capture the atmosphere of the mid to late 19th century and also to create a comic effect, are reported.
It is emphasized that the genre of the story is becoming all purpose denomination which is able to hold a new content with an old form.
Keywords: story, genre, stylization, folklore, folk calendar, narrator, A. P. Chekhov.
References
1. Anikin V.P. Teoriya folklora. Kurs lektsiy [Folklore theory. Lecture course]. Moscow, 2004. 432 p. (In Russ.).
2. Dahl V.I. Tolkovyj slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka [The Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language], vol. 3. Moscow, 1995. 555 p. (In Russ.).
3. Dushechkina E.V. Russkiy svyatochnyy rasskaz: Stanovleniye zhanra [Russian Christmas tale: Development of the genre]. Saint Petersburg, 1995. 258 p. (In Russ.).
4. Kubasov A.Y. Proza A.P. Chekhova: iskustvo stilizatsii [Chekhov's prose: art of stylization]. Yekaterinburg, 1998. 399 p. (In Russ.).
5. Platonov O.A. Petrov den [St. Peter's day]. Russkiy obraz zhini [Russian lifestyle]. Moscow, 2007. 944 p. (In Russ.).
6. Polotskaya E. Opoetike Chekhova [About Chekhov poetics]. Moscow, 2001. 240 p. (In Russ.).
7. Tamarchenko N.D. (ed.). Poetika: slovar aktualnikh terminov i ponyatiy [Poetics: dictionary of relevant terms and concepts]. Moscow, 2008. 360 p. (In Russ.).
8. Tomofeyev L. I., Turayev S. V. (eds.). Slovar literaturovedcheskikh terminov [Dictionary of literary terms]. Moscow, 1974. 509 p. (In Russ.).
9. Sukhikh I.N. Problemypoetiki Chekhova [Problems of Chekhov poetics]. Saint Petersburg, 1987. 184 p. (In Russ.).
10.Tyupa V.I. Khudozhestvennost Chekhovskogo rasskaza [Artistry of Chekhov's story]. Moscow, 1989. 135 p. (In Russ.).
Cherepanova O.A. Put i doroga v russkoy mentalnosti I v drevnikh tekstakh [Way and road in Russian mentality and ancient texts]. Master I narodnaya khudozhestvennaya traditsiya Russkogo Severa [Master and folk art traditions of the Russian North]. Petrozavodsk, 2000. Available at: http:// kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-1999/213.html, accessed 11.12.2014 (In Russ.).
11.Chekhov A.P.: Dialog s traditsiyey [Dialogue with tradition]. Moscow, 2007. 543 p. (In Russ.).
12.Chekhov A.P. Polnoye sobraniye sochineniy i pisem v tridtsati tomakh [Complete set of works and letters in thirty volumes], vol. 1. Moscow, 1974. 608 p. (In Russ.).
