CC BY
172
Примечания
1. Урбан А. Философская утопия: поэтический мир
B. Хлебникова // Вопросы литературы. 1979. № 3.
C. 164-173.
2. Поляков М. Велимир Хлебников. Мировоззрение и поэтика // В. Хлебников. Творения. М., 1986. С. 30.
3. Урбан А. Указ. соч. С. 165.
4. Хлебников В. Творения. М., 1986. С. 598. Далее все цитаты даются по этому изданию с указанием страницы в тексте.
5. Урбан А. Указ. соч. С. 167.
УДК 821.161.1.09"1917-1991"
И. И. Матвеева
АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДИСКУССИЯ 1920-х ГОДОВ
В статье рассматривается отношение А. П. Платонова к литературной дискуссии 1920-х гг., анализируются его наиболее значимые произведения, посвященные данному вопросу, прослеживается эволюция взглядов на советскую литературу и критику.
The article deals with A. Platonov's attitude to the 1920s literary discussion. The author analyzes the writer's most important publications concerning the issue, and outlines the evolution of his views on Soviet literature and criticism.
Ключевые слова: Платонов, Литвин-Молотов, Шкловский, РАПП («Российская ассоциация пролетарских писателей»), «Перевал», «Фабрика литературы», «Великая глухая».
Keywords: Platonov, Litvin-Molotov, Shklovski, RAPP (The Russian Association of Proletarian Writers), "Pereval" ("The Pass"); "Fabrika Literatury" ("The Factory of Literature"); "Velikaya Gluykhaya" ("The Great Deaf").
1920-е годы прославились жестокими литературными баталиями, приведшими в конечном итоге к партийному диктату, закрепощению литературы, насильственному внедрению метода соцреализма. Платонов внимательно следил за ходом дискуссии, пытался высказать собственное мнение о современной литературе и критике. Цель настоящей статьи - представить творческую позицию Платонова, показать эволюцию его взглядов на литературу. Следует оговориться, что ни одно из произведений, о которых пойдет речь в настоящей статье, не увидело свет при жизни автора. Все они обнажали не только литературные, но и политические проблемы общества, что сделало их публикацию в 1920-е гг. невозможной. Однако каждая из представленных вещей
© Матвеева И. И., 2012
являет собой интереснейший материал, позволяющий судить об отношении писателя к литературной ситуации в стране.
Первым произведением, которым Платонов отозвался на полемику, была статья «Фабрика литературы» (1926). Существует две точки зрения на данное произведение. «Несмешной пародией» на центральные идеи В. Шкловского и конструктивистов считает статью Н. В. Корниенко [1]. Противоположную позицию заняла Н. М. Малыгина, увидевшая в ней декларацию новой пролетарской литературы, объединившей «техницизм» авангарда с «эстетикой "производственного" искусства» [2]. Название статьи действительно перекликается со сборником конструктивистов «Госплан литературы» и книгой Шкловского «Третья фабрика». Но само понятие «инженерия» в искусстве было не ново: в Москве в рамках «Госкино» действовали Первая и Третья кинофабрики, в Ленинграде - Фабрика эксцентричного актера (ФЭКС), как архитектурные новации воспринимались фабрики-кухни, как живописные - линиизм и супрематизм. В этом контексте название статьи Платонова не выглядит пародийным, а Шкловский не воспринимается как противник. Не исключено, что центральный постулат книги Шкловского «Техника писательского ремесла» (1927) - необходимость для писателя «второй профессии» - был навеян встречей с Платоновым в 1925 г. Писатель, инженер, активный строитель нового общества, Платонов поразил теоретика литературы. Вполне вероятно, что они говорили не только об искусстве и философии (как это представлено в книге Шкловского «Третья фабрика»), но и о необходимости для писателя производственного опыта, ибо правомерность этой идеи Платонов доказал собственной жизнью.
Как многие творческие люди, Платонов связывал Октябрьскую революцию с обновлением культурной жизни, созданием «революционных» форм искусства. Еще в воронежский период творчества (1919-1926) он стал автором ряда статей о пролетарской культуре («Культура пролетариата», «Творческая газета», «Пролетарская поэзия» и др.), где изложил основные положения «Фабрики литературы». Мысль о необходимости тесного взаимодействия писателя с «низовой» жизнью настойчиво повторялась им на протяжении 1920-1930-х гг. Наиболее чётко она сформулирована в ответе на анкету «Какой нам нужен писатель» <1931>: «В эпоху устройства социализма "чистым" писателем быть нельзя, - заявил Платонов. - Нужно получить политехническое образование и броситься в гущу республики. Искусство найдет себе время родиться в свободные выходные часы» [3]. Кроме того, полученный в Воронеже опыт инженерной работы (осу-
ществление государственного плана мелиоративных работ) раскрыл его незаурядные организаторские способности, которые он был готов приложить и в области литературы.
Платонов верил, что художника можно и нужно учить мастерству. Эта мысль родилась из его личного опыта. Активный член Воронежского пролеткульта, Платонов усвоил идею А. Богданова о создании пролетарской культуры «лабораторным методом». Становление собственного писательского дара шло у Платонова не всегда гладко, но он верил в силу нарождающейся литературы: «Мы растём из земли, из всех ее нечистот, и всё, что есть на земле, есть и на нас. Но не бойтесь, мы очистимся - мы ненавидим своё убожество, мы упорно идём из грязи» [4].
Наставником Платонова, помогавшим ему «очиститься», преодолеть творческое «убожество», был Г. 3. Литвин-Молотов, возглавлявший студию молодых пролетарских поэтов и писателей Воронежа в 1919-1920 гг. и создавший модель «литературной фабрики», основанной на равенстве и совместном интеллектуальном труде [5]. В статье «Творческая газета» (1920) Платонов впервые сформулировал принципы коллективной работы редакции и рабкоров - носителей пролетарской идеологии. Редакция, по мнению автора, должна лишь грамотно излагать мысли трудящихся, не изменяя их сути. «Лучшая редакция газеты - мастерские», - так закончил Платонов свою статью [6].
В «Фабрике литературы» собраны воедино разбросанные по разным статьям мысли о пролетарском искусстве, его связи с народом и производством, задачах «преображения материи», сотворения «совершенной организации из хаоса» [7]. Пассионарий по своей сущности, Платонов попытался перенести полученный в Воронеже опыт на карту всесоюзного масштаба, представив на суд читателя «проект» государственного литературного журнала.
Платонов выстроил модель будущего литературного дела как инженер - логически и иерархически. Указав на типичные ошибки критики, ставившей перед писателем невыполнимые задачи, автор статьи заявил, что современный писатель не может правдиво изобразить жизнь в силу масштабности материала и малых сил отдельно взятого автора. Иронически сравнив творческие потуги литераторов - «чужеземцев» на производстве - с «выдуванием мыльных пузырей» (выпад в адрес Шкловского и писателей, совершавших «экскурсии» на фабрики и заводы), Платонов предложил объединить усилия корреспондентов, писателей и критиков. Он дал схему литературного предприятия, где труд, как на конвейере, разделен. Низовую ступень на этой «фабрике» должны занять «литкоры», собирающие сюжеты
будущих произведений и материал по определенным темам. 3атем «полуфабрикаты» поступают в «литературный цех», где опытный литератор, обладающий тонким вкусом («нацлиткор», или «цеховой мастер»), «очищает» их и отсеивает слабый материал. Мастер лишь слегка подправляет текст, «не переставляя даже запятых». Далее вступают в действие «монтёры», «квалифицированные мастеровые» - литераторы, отбирающие, систематизирующие «всю массу полуфабрикатов, чтобы получилось произведение, а не окрошка словес, фактов и девьей мечты» [8].
Высший орган литературного предприятия -редакция. Это своеобразный «сборочный цех», во главе которого стоит опытный критик или бюро критиков. Его задача - вносить «реконструкции, улучшая качество, экономя и упрощая труд» писателя. В свете сказанного та часть статьи, где речь идет о наставниках литераторов, выглядит далеко не пародийной. Например, Литвин-Молотов был тем самым «нацлиткором» и редактором, как определил в статье Платонов. Хорошо зная «свой народ и родную литературу», он давал советы Платонову, уберегая от ошибок и ударов судьбы.
Каждое из звеньев «литературной фабрики» Платонов считал важным, но приоритет отдавал сборщикам материала и «монтёрам». Их долевое участие в общем деле он оценивал соответственно в 40 и 50%. О том, что для Платонова это не было пустой фантазией, говорит тот факт, что к 1928 г. он осуществил опыт совместной работы с М. Бахметьевым («Рассказ о многих интересных вещах») и Б. Пильняком (пьеса «Дураки на периферии», очерки «Че-Че-О»).
Таким образом, перед нами - пропагандируемое в 1920-е гг. производственное разделение труда, примененное к литературе, когда каждый член творческого коллектива отвечает за порученный ему участок. При этом автор статьи далек от мысли, что создание произведения - процесс механический, напротив, по его мнению, «искусство получается в результате обогащения руд жизни индивидуальностью художника» [9]. Название статьи - метафора пролетарской литературы, отбирающей материал из самой гущи производственной жизни, пропускающей его через сердце художника и, наконец, облагороженной критиками, которые не бранят авторов, а берут на себя ответственность за судьбу произведений.
Своей статьей Платонов не претендовал на истину («...меня можно сильно поправить» [10]). Однако он рассчитывал на то, что его услышат и, возможно, как в Воронеже, он станет у истоков нового дела. Платонов был намерен бороться за него, а потому, получив отказ редакции «Октября», направил статью в «Журнал кресть-
янской молодежи». Но и там ее не приняли -публикация не состоялась. А между тем страсти вокруг литературы накалялись, растравляя в Платонове «раны иронии» [11], подготавливая появление произведений, окрашенных совсем другим пафосом.
Поворот искусства к партийности А. Платонов пережил как личную драму. В 1927 г. он написал наполненный горькой иронией фельетон «Московское Общество Потребителей Литературы (МОПЛ)». В нем создан собирательный образ официального дома, где бюрократическим способом куётся политика в области искусства. Платонов показал литературное собрание, на котором писатели и поэты, подобно прочим из романа «Чевенгур», могут присутствовать только стоя и без права голоса. Так Платонов пародировал ситуацию, возникшую в литературе после появления постановлений 1925 и 1927 гг., утвердивших руководящую роль партии в сфере литературы и искусства. Нужна ли государству художественная литература, и если «да», то какая? Этот далеко не праздный вопрос обсуждается в фельетоне.
Платонов передал в нём противостояние литературы и критики - служанки партии. В ироничном и зашифрованном тексте фельетона «между строк» прочитываются истинные мысли автора по этому поводу. Так, Воищев, называющий себя «интеллигентом» на том основании, что он «всю жизнь читает», с высокой трибуны судит о качестве литературы целой страны. Говорящая фамилия персонажа вполне соотносится с резким тоном партийной критики и выдает объект пародии -РАПП. Считая чтение «суррогатом» жизни, Вои-щев призывает писателей создавать картины прекрасной, но пока не существующей жизни, чтобы сделать людей счастливыми хотя бы таким образом: «Когда общество будет так устроено, что. все волокна мозга будут трепетать от труда. и счастья, - тогда я брошу книгу, но. если сегодня нам недоступна вся девственность. жизни - мы пользуемся суррогатом всего этого пока недоступного добра» [12]. Эта же мысль о подмене жизни ее субститутом звучит в сатирическом рассказе Платонова «Антисексус» (1926), в котором прекрасное чувство любви заменяется его уродливым суррогатом - аппаратом, призванным осчастливить человечество, удовлетворяя его половые потребности.
Воищев, подобно рапповским критикам, требует от писателей изображения «настоящего человека» - мученика «подвига, мозга и сердца» -и бичует ослушников. Под стрелы его критики попадают талантливые сотрудники журнала «Красная новь»: С. Клычков, А. Толстой, Л. Сей-фуллина, Ф. Гладков, И. Бабель и другие, что также высвечивает объект пародии.
Воищеву вторит содокладчик - «токарный мастер» Ухов, представитель пролетарского крыла читателей. Его фамилия заставляет вспомнить героя будущей повести Платонова «Сокровенный человек» Фому Пухова - человека из народа, «природного дурака». Своими прямолинейными высказываниями Ухов выдает неосведомленность в особенностях творческого труда. Примечательно, что в репликах героя слышатся отголоски платоновской идеи, высказанной в ранних статьях и «Фабрике литературы», о возможности участия в литературной работе народных масс. Однако по законам жанра в фельетоне идея переворачивается и выглядит карикатурно: «...Если писатели не хотят писать, чтобы нам интересно и увлекательно было. то тогда мы сами будем писать, тогда читатель станет писателем, а теперешним писателям мы объявим бойкот.» [13]
Безапелляционный тон докладчиков убеждает в том, что за выступающими стоит некая сила, определяющая политику в литературе. Не случайно «сплошь умные» «спокойные люди» [14] уверенно заняли почетные места в зале. Платонов намекает на то, что в советском литературном сообществе существуют скрытые пружины управления, не связанные с творчеством. Автор фельетона, всегда отрицательно относившийся к «официальным революционерам» («Душа человека - неприличное животное», 1921), к середине 1920-х гг. разглядел диктат номенклатуры и в литературной жизни страны.
Нагнетая конфликт, Платонов лишил художников слова права голоса. Едкой иронией наполнена красноречивая оговорка в программе мероприятия: «Если останется время, слово будет предоставлено писателям» [15]. Подчеркивая трагичность ситуации, Платонов обращается к авторитету признанного поэта В. Маяковского. Но даже он терпит крах в борьбе с авторитарной критикой: «Тут из читательской среды крикнули: брось, сядь, знаем - о хулиганах, о призыве, о борьбе с пьянством, - знаем тебя, халтурщик.» [16] Действительно, в 1927 г. Маяковского нередко упрекали за чрезмерное служение государству, называя «маляром» и «агитпропщи-ком». Маяковский и сам понимал это, признавался, что Агитпроп «в зубах навяз», но был убежден, что только так может служить революции. Сцена с Маяковским обнажает один из источников пародии - Дом Герцена, где ковалась литературная политика, проходили читки еще не опубликованных вещей. При этом публика бросала с мест дерзкие реплики такого рода, что выступавший нередко прекращал чтение.
Платонов показал безжалостное наступление государства на литературу. Угроза Ухова создать Потребительский Союз и издательство читате-
лей только на первый взгляд кажется смешной. На самом деле она имеет под собой реальную почву. Частные книгоиздательства, созданные в годы нэпа литературными объединениями «Всероссийский совет пролеткульта», «Всероссийский союз писателей», «Имажинисты», «Серапи-оновы братья», «Литературный центр конструктивистов» и т. д., к середине 1920-х гг. были вынуждены свернуть свою деятельность, так как книгоиздание было признано идеологической сферой. Главлит, учрежденный в 1922 г., просматривал все предназначенные к опубликованию произведения и выдавал разрешения на право издания. Существовали секретные предписания создавать препятствия для частных издательств. Курс на их свёртывание дал результаты в 19271928 гг., когда объём выпускаемой ими продукции начал снижаться. Платонов, чутко среагировав на изменение литературной политики, высмеял стремление государства контролировать книгоиздание.
Итак, МОПЛ пытается взять на себя функции народного контроля в литературе. Но если народный контроль за производством и распределением товаров в СССР воспринимался как достижение революции, то вмешательство читателей из «Общества потребителей литературы» в тонкую материю творчества выглядит грубым насилием над художниками слова. Отныне писатели всецело зависят от организации, присвоившей себе право решать, кто достоин выйти на потребительский рынок. И вновь Платонов повторил идею «Города Градова» - мысль о глобальной подмене, происходящей в стране. Автор фельетона утверждает, что результатами революции воспользовались литературные чиновники (иронично названные «читателями»), оттеснившие писателей-«пролетариев» на задний план.
Еще одну попытку высказаться А. Платонов сделал в 1930 г., в период работы над «бедняцкой хроникой» «Впрок». В предисловии к хронике, названном «От составителя» [17], Платонов изложил свои взгляды на литературную борьбу конца 1920 - начала 1930-х гг. В это время завершался поединок РАПП и группы «Перевал», окончившийся для последней разгромом. Платонов видел уязвимость обеих позиций. Он не мог согласиться с жёсткими оценками, данными пролетарской литературе критиками «Перевала»: «бескрылый бытовизм», «примитивное направ-ленчество», «красная халтура» [18]. Претил ему и их лозунг «моцартианства», декларировавший превосходство художников, опирающихся на некий интуитивный, подсознательный процесс творчества гения-индивидуалиста [19]. Платонов дал резкую отповедь таким взглядам, назвав подобных писателей идеологическими паразитами, признающими «искусство действительностью,
пропущенной через эмоционально-индивидуальные, ароматические особенности автора» [20] (здесь и далее курсив мой. - И. М.). Высмеивая художника, якобы имеющего особенные «благоухающие качества», Платонов противопоставил ему писателя, выдвинутого коллективом, выражающего его взгляды и чувства посредством разума. Именно его Платонов называет Моцартом.
Перевернув пушкинскую формулу о гениях вдохновения и ремесла (Моцарт и Сальери), Платонов представил свою формулу творчества: «В наше время... мы видим моцартиански действующих людей, но в которых душа Сальери, и видим бессильную работу Сальери, не могущих сделать внешним фактом свое моцартианское существо. <. > Моцарт научится делать из своей безмолвной души общественное явление. а действующий Сальери погибнет без душевного резерва, без самостоятельного уменья питаться из материнского источника своего класса.» [21]
Платонов критиковал и противоположный лагерь за стремление сделать литературу партийной. По мнению автора, «литература не служанка для пролетарской революции - рабынь последней не нужно, - а ее младшая сестра, такая же мужественная, желающая, чтобы старшая сестра воспитала ее впрок» [22]. В связи со сказанным «бедняцкая хроника» прочитывается (помимо ее политического содержания) как отклик на литературную ситуацию, как попытка донести голос масс до широкого читателя. Однако мнение писателя не интересовало литературных генералов, поэтому по настоянию цензуры Платонов был вынужден снять вступление к «Впрок».
Завершила неосуществленный диалог Платонова с собратьями по перу неопубликованная при жизни статья «Великая глухая», написанная в 1930 г., когда развернулась дискуссия между группами РАПП и «Литфронт», а партия готовилась подвести черту под литературными спорами 1920-х. Уже предчувствуя трагический исход полемики, Платонов с горькой иронией назвал современную литературу «великой глухой», «оглушенной» партийной идеологией [23].
Платонова тревожило отсутствие у большинства писателей и критиков подлинного социалистического чувства. Одну из причин этого он видел в оторванности от производства, от народа. В статье вновь зазвучала мысль о необходимости для художника «второй профессии»: «... Писатель не может далее оставаться лишь профессионалом одного своего дела: он. должен стать рядовым участником его, ибо трудно в такое время. писать, не строя самого социалистического существа» [24].
Определять качество художественного произведения, по мнению автора, должен народ, имеющий безупречный художественный вкус. Оцен-
ка народа должна стать эталонной для писателя: «.Надо уметь постоянно слышать других, даже когда сам говоришь, - надо иметь неослабный корректив своим чувствам в массах людей» [25]. Между тем судьбу созданных вещей, утверждал Платонов, решают литературные чиновники, язвительно названные им «надсмотрщиками». Вместо конструктивной учёбы они предпочитали одёрнуть «ошибающегося» писателя, рвануть его «за ухо». Упрёк, несомненно, адресован и рап-повцам, и «литфронтовцам», которые, по мнению автора статьи, сами грешат глухотой и «ог-лашенностью». Если вспомнить, что оглашенными называют людей, еще не принявших крещение, но уже следующих христианским догматам, то выпад Платонова в сторону Ю. Либединско-го и А. Безыменского, поддавшихся партийному диктату, выглядит далеко не безобидным. «Оглашенные» авторы, пишущие по канону, плохие художники, так как «бесчувственная идеологическая упитанность сама по себе не может сотворить нового мира» [26].
Предвидя скорое искусственное «рождение» соцреализма («Литературная газета». 1932. 23 мая), Платонов в статье «Великая глухая» высказал критический взгляд на создаваемый литературный метод: «.Теоретически изобрести метод нельзя (до него можно доработаться.); санкционировать же единственный метод (даже приблизительно правильный) - вредно, если не гибельно» [27]. Но и на этот раз Платонов не был услышан (статья впервые опубликована в 1988 г.).
Итак, следует признать эволюцию взглядов Платонова на литературу и на своё место в ней. От веры в возможность создания пролетарского искусства в духе богдановских идей коллективизма и тектологии писатель пришёл к трагедии отчуждённости, от оптимизма - к скепсису. Он словно предвидел скорое сотворение невиданной в мире организации - Союза советских писателей, куда соберут всю пишущую братию, подчинив её государственной задаче, заставив изображать то, что нужно, а не то, что требует душа. Платонов пытался бороться, но голос его не мог прорваться сквозь заслоны литературных чиновников, действующих все более слаженно и жёстко. Изменившееся отношение к литераторам чувствовали многие, но мало кто осмелился протестовать. М. Исаковский в стихотворении «Разговор с редактором» (1927) сформулировал витавшую в воздухе идею так: «.плохо живётся по-
эту, / Который не пишет "в ударном порядке"». Эти слова сказаны будто о Платонове, пережившем трагедию отлучённости от великой русской литературы, которую он искренне любил и мечтал обновить за счёт притока писателей, кровно связанных с широкими демократическими массами.
Примечания
1. Корниенко Н. В. История текста и биография А. П. Платонова (1926-1946) // Здесь и теперь. М.: ИМЛИ РАН, 1993. С. 35.
2. Малыгина Н. М. Андрей Платонов: поэтика «возвращения». М.: Теис, 2005. С. 44.
3. Платонов А. П. Ответ на анкету «Какой нам нужен писатель» // Андрей Платонов. Воспоминания современников. Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994. С. 287.
4. Платонов А. П. Сочинения. Научное издание. Т. 1. Кн. 2. М.: ИМЛИ РАН, 2004. С. 68-69.
5. См. об этом: Матвеева И. И. «Фабрика литературы» А. Платонова как проект литературного «производства» // Вестник МГОУ. 2008. № 1.
6. Платонов А. П. Сочинения. С. 130; 163, 166.
7. Там же.
8. Платонов А. П. Фабрика литературы. Литературная критика. Публицистика. Собрание. М.: Время, 2011. С. 54.
9. Там же. С. 48.
10. Там же. С. 50.
11. Платонов А. П. Ответ на анкету. С. 287.
12. Платонов А. П. Московское общество потребителей литературы (МОПЛ) (Отчет хроникера) // Платонов А. Усомнившийся Макар. Рассказы 1920-х годов. Стихотворения. Собрание. М.: Время, 2009. С. 183.
13. Там же. С. 185.
14. Там же. С. 181.
15. Там же.
16. Там же. С. 186.
17. При жизни автора не публиковалась. Впервые в кн.: Корниенко Н. В. История текста и биография А. П. Платонова. С. 152-154.
18. Литературная энциклопедия: в 11 т. М.: Кома-кадемия, 1929-1939; Декларация «Перевала» // Красная новь. 1927. № 2; Перевал и искусство наших дней (декларация) // Литературная газета. 1930. № 15-16; Наша заявка // Литературная газета. 1931. № 27.
19. Против буржуазного либерализма в художественной литературе (дискуссия о «Перевале»). М.: Комакадемия, 1931.
20. Корниенко Н. В. История текста. С. 153.
21. Там же.
22. Там же. С. 154.
23. Платонов А. П. Фабрика литературы. С. 583.
24. Там же.
25. Там же. С. 585.
26. Там же.
27. Там же.
