CC BY
116
© КОБЫЛЯНСКИИ В.И., 2015
УДК 616.853-092:612.6.05]:92 Достоевский
АНАЛИЗ ЗДОРОВЬЯ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО, ЕГО ЛИЧНОСТИ И ТВОРЧЕСТВА С НЕКОТОРЫХ ПОЗИЦИЙ ГЕНЕТИКИ (ЧАСТЬ I)
Кобылянский В.И.
ФГУ «Научно-исследовательский институт пульмонологии» Федерального медико-биологического агентства России, 105077 Москва
Для корреспонденции: Кобылянский Вячеслав Иванович, д-р мед. наук, ст. науч. сотр. лаб. генетики мультифакториальных заболеваний; e-mail: [email protected]
Имеющиеся версии о наличии и характере эпилепсии у Ф. М. Достоевского во многом неоднозначны и порой противоречивы. В связи с этим потребовалось рассмотреть некоторые генетические аспекты, что позволило внести уточнения в этот вопрос. Впервые проанализирован феномен гениальности Ф. М. Достоевского с позиции вклада генетической компоненты в творческий процесс в роду писателя.
Установлено, что предки Ф. М. Достоевского не могут являться источником наследственной предрасположенности к эпилепсии. Под сомнение ставится представление по крайней мере о наследственной (генуинной) природе указанной патологии у писателя. Для рода Достоевских характерна значительная распространенность генов творчества, существенная кумуляция которых наряду с рядом факторов, верифицированных у писателя, может обусловливать феномен гениальности.
Ключевые слова: Ф. М. Достоевский; психика; личность; гены «творчества»; генетические аспекты личности и творчества писателя.
Для цитирования: Клин. мед. 2015; 93(2): 24—33.
ANALYSIS OF F.M.DOSTOEVSKYS HEALTH, PERSONALITY, AND WORKS FROM THE GENETIC STANDPOINT. PART 1
Kobylyansky V.I.
Research Institute of Pulmonology, Federal Medico-Biological Agency, Russia Correspondence to: Vycheslav I. Kobylyansky — MD, PhS, DSc; e-mail: [email protected]
The data on Dostoevsky's epilepsy are ambiguous and often contradictory. It prompted consideration of certain genetic aspects of the writer's pedigree for the clarification of this issue. The phenomenon of Dostoevsky's genius was for the first time contemplated from the standpoint of the contribution of genetic factors to his creative work. It was shown that Dostoevsky's ancestry can not be a source of hereditary predisposition to epilepsy. The available data question the genuine nature of his disease. Characteristic of Dostoevsky's ancestry is the wide occurrence of "creativeness" genes. Their cumulation together with a number of other factors verified in the writer can account for the phenomenon of his genius.
Key words: F.M. Dostoevsky; mental state; creative work; genetic aspects.
Citation: Klin. med. 2015; 93 (2): 24—33. (In Russian)
Жизнь любого человека реализуется на биологическом, психическом и социальном уровнях, тесно связанных между собой. Биологический уровень, во многом определяющийся наследственностью, является первым источником психических и социальных процессов, поэтому информация, касающаяся генетических аспектов, несомненно, может представлять интерес с позиции как здоровья Ф.М. Достоевского, так и его личности и творчества.
Работ генетической направленности, посвященных Ф.М. Достоевскому, немного, и они, касаясь лишь наличия эпилепсии, характеризуются существенной противоречивостью. В подавляющем большинстве случаев из них исключается наследственность в его эпилептическом анамнезе и даже предполагается симптоматический генез заболевания [1—4]. Этим представлениям противопоставляется мнение других исследователей, считающих, что у писателя имела место эпилепсия как результат наследственной передачи от отца [5]. Что же касается феномена гениальности Ф.М. Достоевского, то работ, посвященных его изучению с позиции творческого процесса и генетики, в литературе не найдено.
Все это и побудило нас провести анализ с позиции генетики некоторых аспектов, включая не только здоровье писателя, но и его личность и творчество.
Материалом для анализа явились данные, касающиеся Ф.М. Достоевского, почерпнутые из разных источников, включая его письма и дневники, содержащие записи, сделанные им со слов лечивших и консультировавших его врачей, воспоминания и дневники представителей ближайшего окружения писателя и в первую очередь его второй жены — Анны Григорьевны Достоевской (Сниткиной), дочери — Любови Федоровны Достоевской, младшего брата — Андрея Михайловича Достоевского, а также биографии, составленной разными исследователями, труды критиков Ф.М. Достоевского [6—15] и т. п. Проанализированы также медицинская монографическая и периодическая литература и справочные материалы того времени, включая медицинские энциклопедии [16—23].
Прежде чем перейти к рассмотрению указанных аспектов, результатов их анализа и дискуссии отметим следующее. Для развития одних заболеваний достаточно наличия одного генного дефекта, и в этом случае
они называются моногенными. Для других болезней, к которым относится эпилепсия, необходимы комплекс генных «поломок» и влияние экзогенных патогенных факторов [24]. Подтверждением этому служит то, что при генуинной эпилепсии, развивающейся у однояйцовых близнецов, количество совпадений очень велико (86%), тогда как дети больных эпилепсией страдают той же болезнью только в 6% случаев [25]. При этом играют роль гены разных функциональных белков, участвующих в работе головного мозга путем влияния на процессы нейрональной возбудимости, включая гены ионных каналов, глутамат- и дофаминергиче-ской системы. На сегодняшний день установлено, что эпилепсия — это не одно заболевание, а гетерогенная группа болезней. Существует более сорока ее форм, и все они различаются и по времени возникновения, и по клиническим проявлениям, и по прогнозу. При некоторых формах эпилепсии установлены «поломки» в определенных генах [26—29]. Результаты статистических исследований при генетических изысканиях относительно психических заболеваний характеризуются большим разбросом и противоречивостью, и, судя по всему, в этой области пока не приходится ждать значимых результатов. Отчасти это обусловлено рядом трудностей, включая отсутствие четкой стандартизации и единого мнения относительно патогенеза психических заболеваний, особенно в XIX—XXI веках, возможности проследить ряд поколений до и после исследуемого человека и тем более адекватно собрать соответствующий анамнез у лиц, представляющих их, не говоря уже про непосредственное наблюдение за ними и другие. Естественно, такой информацией о Ф.М. Достоевском и представителях его рода мы не располагаем. Имеются лишь противоречивые данные, касающиеся истории болезни писателя, умершего более 130 лет назад. Исследователи, занимающиеся подобными вопросами, говорят об абсолютной бесполезности выводов, основанных на опросах родственников [23], но даже этого в применении к родственникам Ф.М. Достоевского толком не делалось. Имеющиеся отдельные отрывочные и противоречивые сведения, полученные кем-то из исследователей непосредственно при контакте с родственниками писателя, оставляют желать лучшего. Помимо результатов вскрытия, нужно анализировать истории болезни, сообщения учителей, документацию, относящуюся к процессу обучения, военной службе, несчастным случаям, документы социальных и юридических служб и т. п. [25]. Все это, как уже подчеркивалось, практически отсутствует. Кроме того, следует иметь дело только с такими явлениями, которые безошибочно отождествляются и обозначаются многими наблюдателями. Достичь таких идеальных условий в принципе трудно, а в случае Ф.М. Достоевского — невозможно.
О наследовании можно говорить, только имея дело с генетически передаваемыми признаками. Так называемые отличительные признаки, пусть даже наделенные очень высокой степенью реальной выраженности, какими являются, например черты характера, не могут
рассматриваться как признаки в генетическом смысле. «Генетический признак — это нечто по-настоящему существенное, выражение сути того, что наследуется; он обозначает не генотип, а некую манифестированную в видимой форме сущность» [25]. В этом плане исследования, посвященные генетике личности (характерологии), представляются сомнительными, поскольку то, что в этой области доступно для наблюдения, не отличается достаточной объективностью. При этом «фенотипы в принципе могут проявляться и без того, чтобы за ними просматривался тот или иной генотип; понятно, что в таких случаях они не могут считаться сферами наследования» [25]. Тем не менее «многие психопатии могут интерпретироваться как психопатии шизоидного типа, если только испытуемые находятся в кровнородственной связи с лицом, страдающим шизофренией». Есть мнение, что «в шизоидной психопатии мы ныне усматриваем самое значительное из всех проявлений частичной шизофренической предрасположенности» [25]. Наряду с этим К. Ясперс отметил, что, занимавшиеся указанной проблемой специалисты не обнаружили повышенной частоты психозов в пределах круга, связанного родственными связями с обследованными ими носителями психопатических расстройств [25]. Наблюдения и формулировки, которые самому исследователю кажутся истинными, будут иметь значение только при том условии, что он сумеет представить объективные явления своему читателю таким образом, что последний тоже сможет как бы наблюдать их. В противном случае они останутся чисто субъективными построениями [23], что мы видим, например у В.П. Эфроимсона [5, 32], придерживающегося мнения о наличии у писателя эпилепсии вследствие наследственной передачи от отца. Учитывая единичный характер подобной работы и направленность исследователя по вопросам психопатологии уже в XX веке, мы не раз будем возвращаться к работам этого автора [5, 32].
Что же касается частных вопросов и фактов, приводимых В.П. Эфроимсоном касательно генетики Ф.М. Достоевского [5], то необходимо подчеркнуть следующее. Указывая на наличие у отца писателя состояния, которое автор определяет как «эпилептоид-ность», и положив это в основу рассуждений о возможности наследования приобретенных признаков, он исходит из таких обозначенных им характеристик личности М.А. Достоевского, как въедливая мелочность, скупость, дотошная аккуратность, предельная педантичность, жестокость в семье и по отношению к крестьянам, неспособность выделить главное, вспыльчивость. При этом он наделяет и других представителей рода Достоевских (например, сестру Веру, брата Андрея и т. д.), по крайней мере, в тот промежуток времени, когда жил писатель, несуществующими, но увиденными им эпилептоидными признаками. Характеризуя отца писателя как алкоголика, В.П. Ефроимсон во всех своих работах, касающихся писателя, ссылается на труд М.В. Волоцкого «Хроника рода Достоевского (1506—1933)» [4] (единственный источник, где имеет
место такое отражение), являющегося членом русского евгенического1 общества и ламаркистом по своим научным взглядам, и в дополнение — на мнение отдельных психоаналитиков, непонятно на чем основанное [4, 30]. М.В. Волоцкой считает, что некоторые авторы освещают личность писателя неправильно [1, 4, 31], и противопоставляет им свое представление [5, 32], отсылая читателя к книге М.В. Волоцкого [4], на основе которой строятся его собственные доводы о генетике Ф.М. Достоевского и его творчестве. Проведенный нами анализ, однако, показал обратное: выводы авторов, критикуемых В.П. Эфроимсоном, как раз соответствуют тому, о чем пишет М.В. Волоцкой, а интерпретация материала М.В. Волоцкого, предложенная Эфроимсоном [5, 32], противоречит этому и не может быть признанной адекватной. Чтобы не быть голословными, приведем лишь некоторые цитаты из книги М.В. Волоцкого, касающиеся отца писателя — М.А. Достоевского.
«Главным его отрицательным свойством была неудержимая вспыльчивость, "необузданность", но о жестокости и скупости и не может быть речи» (жирный шрифт выделен самим М.В. Волоцким в издании 1933) [4, с. 52]. По воспоминаниям племянницы писателя М.А. Ивановой: «В конце своей жизни Михаил Андреевич был крайне придирчивым, но раньше это был добряк, при том же человек очень образованный и начитанный. Способствовал литературному образованию своих детей». [4, с. 55]. Брат писателя, А.М. Достоевский, говорил: «Нет... отец наш, ежели и имел какие недостатки, то не был угрюмым и подозрительным. Напротив, он в семействе всегда был радушным, а подчас и веселым»; «Несмотря на вспыльчивость отца, в семействе нашем принято было обходиться с детьми очень гуманно. Нас не только не наказывали телесно, — никогда и никого, — но даже я не помню, чтобы когда-либо старших братьев ставили в угол или на колени. Главнейшим наказанием для нас было то, что отец вспылит» [4, с. 54]. Или «Отец наш был чрезвычайно внимателен в наблюдении за нравственностью детей, и в особенности относительно старших братьев, когда они сделались уже юношами. Я не помню ни одного случая, когда бы братья вышли куда-нибудь одни; это считалось отцом за неприличное, между тем как к концу пребывания братьев в родительском доме старшему было почти уже 17 лет, а брату Федору почти 16 (А.М. Достоевский) [4, с. 54]. Изливая свою радость в письме к старшему сыну и слезы, «крайне радовался поступлению М.М. Достоевского в инженерное училище, желая и даже настаивая, чтобы Михаил был инженером, находя встречный ответ со стороны его» [4, с. 55].
1Евгеника — учение о селекции применительно к человеку, а также о путях улучшения его наследственных свойств; способствует борьбе с явлениями вырождения в человеческом генофонде. Была популярна в первые десятилетия XX века, но впоследствии стала ассоциироваться с нацистской Германией, ее преступлениями, такими как расовая гигиена, эксперименты нацистов над людьми и уничтожение «нежелательных» социальных групп, отчего ее репутация значительно пострадала на долгие десятилетия.
По словам Аулины, крестьянки села Дарового, «оставшись один после смерти своей жены, Михаил Андреевич очень тосковал. Во время приступов тоски он стонал» [4, с. 54].
А.М. Достоевский также вспоминал: «Овдовев, отец увидел себя закупоренным в две—три комнаты деревенского помещения, без всякого общества. По рассказам няни Алены Фроловны, он первое время даже доходил до того, что вслух разговаривал, предполагая, что говорит с покойной женой [... ] он понемногу начал злоупотреблять спиртными напитками» [4, с. 54].
А.А. Достоевский рассказывал: «Михаил Андреевич начал злоупотреблять спиртными напитками и сильно пить после смерти своей жены, уже выйдя в отставку, тоскуя в одиночестве в деревне и испытывая страшную материальную нужду» [4, с. 52].
А.М. Достоевский отмечал: «Я как-то разговорился с ним (Ф.М. Достоевским. — Примечание М.В. Волоцкого. — В.К.) о нашем давно прошедшем и упомянул об отце. Брат мгновенно воодушевился, схватил меня за руку повыше локтя (обыкновенная его привычка, когда он говорил по душе), и горячо сказал: "Да знаешь ли, брат, ведь это были люди передовые... и в настоящую минуту они были бы передовыми!.. А уже такими семьянинами, такими отцами... нам с тобою не быть, брат!». [4, с. 49].
По словам Л.Ф. Достоевской, «он был бережлив, почти скуп, но когда дело шло о воспитании своих сыновей, он не скупился...» [4, с. 49].
О неспособности отца, М.А. Достоевского, выделять главное, как и относительно всего перечисленного В.П. Эфроимсоном [5], и говорить не приходится, так как ровно об обратном свидетельствуют целеустремленность отца писателя в плане получения медицинского образования и последующей работы, стремление обеспечить обучение детей в самых престижных учебных заведениях, передача им в наследство дворянского титула и имений и т. д.
Разве эти выдержки из книги М.В. Волоцкого и приведенные аргументы хоть в какой-то мере свидетельствуют об отцовской жестокости и других отрицательных чертах, как об этом пишет В.П. Эфроимсон в своей работе [5], включая упомянутую черту в признаки «эпилептоидности». Как видно из приведенного, наоборот. При этом М.А. Достоевского можно считать образцом отца. Совершенно очевидно, что не будь такого отца, не было бы и творческих детей, которых он сам обучал греческому языку и латыни, читал им «Историю государства Российского» Н.М. Карамзина, жития святых, Библию, Евангелие, часто вместе с матерью водил детей в московские церкви и соборы, а также в Троице-Сергиеву лавру, дал им хорошее образование в ведущих частных пансионах Санкт-Петербурга. Без всего этого не состоялся бы великий Ф.М. Достоевский.
Исходя из сказанного, можно утверждать, что глава семьи был горячо любящим мужем-однолюбом и заботливым отцом, целенаправленно организующим как собственную жизнь, так и жизнь своего семейства, что
прямо противоположно мнению В.П. Эфроимсона [5], усматривающего в его характере и поведении наличие признаков называемой этим же автором «эпилептоид-ности».
При этом следует отметить, что характерологический анализ рода Достоевских, предпринятый М.В. Во-лоцким в заключительной главе книги «Хроника рода Достоевского — 1506—1933», основан на устаревших, давно пересмотренных и отвергнутых в последующем представлениях с большим числом погрешностей [4, 33]. С одной стороны, он был основан на достижениях бурно развивавшейся в то время генетики, ошибочно считавшей в тот период, что характерологические особенности могут передаваться по наследству и некоторые черты характера могут детерминироваться единичными генами, т. е. моногенно, а с другой — на представлениях о связи телосложения с психическими характеристиками личности и ее предрасположенностью к заболеваниям, сформулированных известным немецким психиатром и психологом Э. Кречмером [34] и еще раньше, в IV веке до н. э., древнегреческим ученым Гиппократом. Представление о детерминации отдельных черт человеческой личности единичными генами, однако, сейчас считают однозначно неадекватным и устаревшим, а теория о связи телосложения с психическими характеристиками личности подвергалась активной критике как отечественными специалистами, так и американскими учеными [35, 36]. Следует подчеркнуть, что такое понятие как «характерология», критика которого дана известным психологом В.Н. Мя-сищевым [37], было широко распространено в психологии до 60-х годов прошлого столетия, но в настоящее время отсутствует и трансформировано в несколько иное понятие, когда речь уже идет не о «характерологии», а о дифференциальной психологии, в которой проводится различие между психическими свойствами, состояниями и процессами у представителей различных социальных, классовых, этнических, возрастных и других групп. Дифференциальная психология, являясь разделом психологической науки, систематизирует индивидуальные различия и разные методы их диагностики, а также количественно оценивает эти различия в разных сферах.
По мнению М. В. Волоцкого, находившегося тогда, в конце XIX—начале XX века, в русле модного течения поисков связи гениальности с патологией, например с эпилепсией, отдельные дегенеративные признаки представляли интерес лишь потому, что они подтверждали связь гениальности и одаренности с вырождением человека, в то время как здоровая посредственность лишена как того, так и другого. Эти высказывания, однако, лишь отражали интерес к теории вырождения человека, зародившейся на Западе, главным образом в Германии [38—44], и не получившей подтверждения в последующем. Периодически похожая тенденция прослеживается и в наши дни, когда появляются огромные по объему и немалые по тиражу издания, отражающие чуть ли не поголовно подобную связь у великих людей,
что не подтверждается объективными фактами, но создает неплохую основу для поиска чего-то «новенького» и создания бизнес-направления, приносящего немалый доход, но не имеющего по сути ничего существенного, полезного. Еще больше обращает на себя внимание наличие в рассматриваемой работе В.П. Эфроимсона [5] устаревших и неадекватных, встречающихся лишь в старой литературе представлений о существовании так называемого эпилептического характера или эпилептической манеры поведения и о возможности ее наследственной передачи, равно как и о наследственности таланта, тем более, что в отличие от М.В. Волоцко-го, жившего в конце XIX—начале XX века, когда такие взгляды были допустимы, Эфроимсон работал в конце XX века, характеризующегося их пересмотром. Мало того, аналогичную ситуацию мы встречаем в переизданиях начала XXI века, хотя подобные воззрения уже давно отвергнуты. При этом, помимо отца, как мы уже упоминали, В. П. Эфроимсон наделяет и других представителей рода Достоевских, по его выражению, «эпи-лептоидными» характеристиками (например, сестру Веру, брата Андрея), не нашедшими места в научной и практической медицине, равно как и представления о возможности их наследственной передачи. Миллионы людей и пунктуальны, и вязки в мышлении, и раздражительны, однако эпилепсией не страдают и не страдали никогда. Эти характеристики могут рассматриваться по сути лишь в качестве приобретенного, условного рефлекса в рамках определенного поведенческого стереотипа, заданного жизненными обстоятельствами, профессией. При этом необходимо учитывать, в каких суровых условиях воспитывался отец писателя, его активное участие в качестве военного медика в войне 1812 г. Естественно, что во время учебы и в течение последующей жизни ему прививались такие свойства личности, как аккуратность, педантичность и даже в какой-то мере жесткость, а специфическое отношение к крестьянам, которые якобы убили его, соответствовало периоду крепостного права и было нередким явлением (мы имеем немало примеров убийства крестьянами своих помещиков). Таким образом, твердость, педантичность, присущие М.А. Достоевскому, относятся к условно выработанным поведенческим характеристикам, а они, являясь приобретенными признаками, согласно генетическим представлениям, не передаются по наследству [45], но могут быть привиты или в случае их наличия нивелированы в процессе воспитания.
Наряду с этим заслуживает определенного внимания тот факт, что, начиная с конца XX века, появились данные о том, что гены не являются единственными способами? путями? передачи следующим поколениям фенотипических признаков. У них есть «помощники», которые, на первый взгляд, выглядят достаточно заурядно: метильные, ацетильные и фосфорильные группы, прикрепляющиеся к ассоциированным с ДНК белкам, а иногда — даже к самой ДНК, но оказывающие свое влияние, модифицируя ДНК и работу генов. Именно на основании этого ряд исследователей при-
знают открытие этих объектов переломным моментом для нашего понимания механизмов наследования признаков, результатом которого явилось появление так называемой эпигенетики. Появляется все больше доказательств того, что эпигенетические модификации являются трансгенерационными, т. е. передающимися через множество поколений. В качестве примеров эпигенетического наследования можно привести цвет шерсти у млекопитающих, цвет глаз у плодовых мушек — дрозофил, симметрию у цветов и, наконец, долгожительство у червей, установленное в результате недавнего исследования, проведенного в 2011—2013 гг. в лаборатории генетики Стенфордского университета (США) на нематодах [46, 47]. Как заключают исследователи данной лаборатории, открытие эпигенетического механизма долголетия у червей указывает на возможность того, что средовые сигналы, модулирующие долговечность предков, могут благотворно повлиять на последующие поколения вне законов Менделя. Наряду с этим возникает другой важнейший вопрос, на который только предстоит ответить: имеет ли место этот эффект для других видов животных, в частности для млекопитающих. В настоящее время идет достаточно бурная дискуссия по этому вопросу, и все же большинство ученых, как и в упомянутые выше 30—40-е годы XX века, высказывают большие сомнения в возможности передачи приобретенных признаков по наследству в силу неадекватной доказательности этого феномена. Тем не менее исследования в этом направлении продолжают пока проводиться. Так, в 2013 г. были проведены опыты по изучению возможности наследования приобретенных признаков у грызунов. У мышей вырабатывали привычку бояться определенного запаха, затем их потомство в двух поколениях проявляло страх перед этим запахом [48]. Некоторые исследователи, однако, скептически относятся к этим результатам; по их предположению, не совсем корректно набран материал по количеству исследований и однородности исследуемой популяции, а также не индентифицирован биологический механизм, который объяснял бы этот феномен. Кроме того, авторы полагают, что подобное явление может объясняться тем, что случайные мутации ДНК при необходимости способствуют включению приспособительных механизмов в ответ на изменяющиеся условия, но этот процесс обычно происходит медленно, в течение многих поколений.
Относительно возможности наследования приобретенных признаков последующими поколениями в упорном противостоянии друг другу в конце ХК— начале ХХ века как ламаркисты, так и последователи основателя генетики Грегора Менделя полагали, что наследственность зависит только от генетического материала. Если признаки, приобретенные организмом в ответ на воздействие среды, должны были наследоваться, то и он должен был претерпевать специфические изменения. Иначе говоря, генетические мутации возможны, но шансы настолько малы, что ими можно пренебречь. В противном случае передача
приобретенных признаков представляется чрезвычайно маловероятной, если не невозможной. Даже сами ламаркисты были неспособны предложить какие-либо правдоподобные механизмы, которые могли бы привести к таким изменениям. Следует отметить, что в Советском Союзе последователи идеи о наследовании приобретенных признаков, пропагандируемые учеными во главе с акад. Т.Д. Лысенко, заняли ведущие позиции в биологической науке в 30-е годы прошлого века и сохраняли их до 1964 г.
Говоря о ламарксисткой теории, следует отметить, что определенные факторы (например, ассоциация с отрицательным образом Т. Лысенко, методы которого шли в разрез с представлениями большинства биологов, придерживавшегося взглядов, близких к ламаркизму, обвинение в фальсификации известного австрийского биолога П. Каммерера (1880—1926), пытавшийся экспериментально на земноводных подтвердить ла-марксистскую теорию) сыграли, возможно, незаслуженно отрицательную роль для ламаркистского мировоззрения и проблемы исследования приобретенных признаков. Однако факты, о многих из которых узнали совсем недавно с открытием молекулярной биологии, свидетельствуют о том, что передача приобретенных признаков и свойств — реальное явление, точка в данной проблеме не поставлена и, возможно, Жан Ламарк был прав. При этом, особенно в случае правоты ламаркистов, происходит нивелирование их достижений, лежащих в основе эпигенетики, а, следовательно, и целого научного пласта в этом направлении. Вместе с тем и в настоящее время, как и в прежние годы, подавляющее большинство ученых, в том числе и отечественных, как XIX—XX века (И.И. Шмальгаузен, 1884—1963), так и XXI века (Н.Н. Иорданский, 1938), остаются на своих позициях и считают, что ламаркизм в виде самых различных его вариантов представляет собой идеалистическую и метафизическую концепцию [49].
С позиций, основанных во многом на неоламаркизме, лежащем в основе современных теорий, в частности эпигенетики, некоторые современные сторонники Т.Д. Лысенко, придерживающиеся мировоззрения Ла-марка, пытаются провести более четкую связь между его взглядами и такими явлениями, как эпигенетическое наследование и нехромосомная наследственность [50]. Получается, что в определенной степени с этими взглядами созвучны и представления и В.П. Эфро-имсона, боровшегося с лысенковщиной. Повторимся, однако, что необходимо учитывать отсутствие каких-либо данных, свидетельствующих об эпилепсии у отца Ф.М. Достоевского, а также отсутствие в науке как такового понятия «эпилептоидность», введенного В.П. Эфроимсоном для характеристики отца писателя, что исключает сам субстрат наследственной передачи. Кроме того, если и допустить наличие признаков алкоголизма у М.А. Достоевского, что крайне натянуто, учитывая его жизненную установку, сопряженную с его врачебным статусом, значительным вниманием к жене и детям, которыми он интенсивно занимался, в
том числе как в образовательном, так и в экономическом плане, то они нашли место лишь в преклонном возрасте, когда умерла его жена и он жил один, а дети были уже взрослыми и жили самостоятельно вдали от него, что в свою очередь исключало накладывание на них какого-либо отпечатка даже в воспитательном плане, не говоря уже о какой-то наследственности. Как бы там ни было, но если даже с позиций ламарксистской теории и некоторых современных представлений условно и предположить возможность наследования приобретенных признаков в плане эволюционного прогресса, для адаптации, как это пытаются теоретически и без достаточных оснований объяснить отдельные исследователи, то и в этом случае взгляды В.П. Эфроимсона также некорректны, учитывая приведенные выше аргументы относительно генетических и этических аспектов. К тому же необходимо учитывать, что представления, касающиеся эпигенетики, особенно человека, находятся сегодня по сути на гипотетическом уровне.
В.П. Эфроимсон в своем труде [5, 32] утверждает, что «если один или оба родителя, помимо того, что страдали эпилепсией, имели эпилептоидный склад личности, то и у их детей в большинстве случаев отмечалась сходная личностная структура» и тем самым противоречит себе самому. Ведь у отца писателя какой-либо симптоматики эпилепсии не было, а понятие «эпилептоидный характер», как показано выше, является неадекватным и отсутствует как таковое. Влияние алкоголя на потомство, могущее играть роль в аспекте эпилепсии, исключается, так как отец писателя, по имеющимся данным, начал злоупотреблять спиртным лишь в преклонном возрасте, когда умерла жена, а дети давно повзрослели и жили вдали от него. Поэтому ни наследственное органическое влияние или воздействие патогенного фактора, ни влияние того или иного специфического поведенческого характера тут не присутствовало. При этом сказанное о злоупотреблении алкоголем как таковом было лишь у единичных авторов без ссылок на источник, что вызывает большие сомнения и не может являться достоверным [4]. Со стороны матери какие-либо «зацепки» с этих позиций отсутствуют полностью, как и в предыдущих и в последующих поколениях. Сам писатель не страдал алкоголизмом и тем более дипсоманией2. Наоборот, как отмечают все его знакомые и родственники, он скорее отвергал алкоголь, тем более что боялся провокации приемом алкоголя судорожного синдрома, хотя все-таки иногда позволял себе употреблять в умеренном количестве вино,
2Дипсомания — периодическое неудержимое импульсное влечение к алкоголю, длительный запой, возникающий у некоторых людей на фоне полного благополучия, скрывая приступы аффективного расстройства настроения (дисфорию при эпилептоид-ной психопатии, эпилепсии; депрессию при аффективном или шизоаффективном психозе). Дозы спиртного намного превышают их обычную толерантность, а режим употребления алкоголя и реакция от него в «светлых» промежутках не отличается от нормального, тогда как при алкоголизме или ложной дипсомании, могущей наблюдаться на последней стадии алкоголизма, толерантность сохраняется, а сама периодичность запоев связана с внешними причинами.
например в путешествии по Италии, что видно из его писем.
Попытки выявить зависимость таких эволюционно прогрессивных качеств, как талант и гениальность, от наследственных психоневрологических или клинических синдромов, как это пытались сделать некоторые исследователи и, в частности, тот же В.П. Эфроимсон, относительно Ф.М. Достоевского [51] являются глубоко ошибочными и крайне деструктивными в оценке прогрессивной биологической и социальной эволюции человека. Никакой связи между гениальностью и заболеваниями нет; гениальные и талантливые люди, как и люди с обычными способностями, могут иметь то или иное заболевание, в том числе и эпилепсию или быть совершенно здоровыми. К подобному выводу в результате длительного и тщательного анализа еще в XIX веке пришел известный итальянский психиатр и криминалист Ч. Ломброзо. И примеров этого много, причем в тех случаях, когда гениальности сопутствовали не только какие-либо психические отклонения, чаще имеющие место при слабом типе нервной системы, а скорее наоборот она сопрягалась чаще с сильным, уравновешенным типом личности. Яркими из них могут быть такие как Дж. Бруно, Н. Коперник, Н.Н. Вавилов и многие другие известные личности. Они, будучи репрессированными за свои научные убеждения и, находясь порой в тюремных условиях или в ссылке в состоянии физического истощения и под сильнейшим психологическим давлением, сохраняли достаточно высокий уровень как здоровья, так и умственных способностей и продолжали прежнюю или даже более активную научную деятельность. Таким образом, совершенно очевидно, что исследования В.П. Эфроимсона имеют сугубо субъективный характер, и его выводы о том, что патологический процесс в организме может являться источником таланта и гениальности, сделанные на основании случайных данных, являются неадекватными, особенно касательно Ф.М. Достоевского. При этом рассмотрение результатов работ В.П. Эфро-имсона, в частности, касающихся совпадений повышения уровня мочевой кислоты в крови с талантом и гениальностью [51], с применением подходов простого логического и корреляционного анализа для оценки полученных при этом показателей, показывает, что последние «не более, чем фантомы, в формирование которых внесли вклад и ошибки при диагностике подагры, и ошибки при оценке таланта и гениальности, и полное несоблюдение основных требований корреляционного анализа, который позволяет достаточно точно определять реальную корреляцию признаков» [52]. Кроме того, как показали исследования двух известных генетиков Германии и США — Ф. Фогеля и А. Мотульски, соответственно, какая-либо корреляция между уровнем мочевой кислоты в организме и интеллектом отсутствует [53].
Указываемые В. П. Эфроимсоном так называемые характерологические особенности Ф.М. Достоевского и его отца больше совпадают с теми, которые были
описаны психоаналитиком 20—30-х годов прошлого века И. Д. Ермаковым [30], в свою очередь заимствовавшим это у немецкого психоаналитика И. Нейфельда, редактором труда которого был З. Фрейд [54]. И.Д. Ермаков нередко предпочитал текст И. Нейфельда первоисточникам и тем самым не выходил за пределы логики психоаналитического подхода и аргументации, известных до него. Именно это имеет в виду известный отечественный психолог Л.С. Выготский, указывая на то, что «нигде чудовищные натяжки психоанализа не бросаются в глаза так, как в русских работах по искусству» [55]. Таким образом, между вышеуказанными психоаналитиками и генетиком В.П. Эфроимсоном сформировался порочный круг, основанный на переписывании, заимствовании первично неадекватно интерпретированных психоаналитиками данных, что привело к некорректным выводам и характеристикам отца писателя («анально-эротический тип», «эпилептоидный характер» и т. д.) и самого Ф.М. Достоевского («основание произведений — эротическое влечение, бессознательное инцестуозное желание; его жизнь и творчество, его дела и чувства, его судьба возникают из комплекса Эдипа») [5, 32, 54].
При этом остается неясным, какой же точки зрения придерживается В.П. Эфроимсон, учитывая принципиальные различия во взглядах исследователей, которых он придерживался одновременно. В одном случае его взгляды коррелируют с представлениями М.В. Волоцкого [4], которые в свою очередь, как рассмотрено выше, соответствуют концепции ламаркистов и Т.Д. Лысенко, а в другом — он остро противостоит их представлениям. Но иметь, как получается в этом случае, одновременно два противоположных взгляда, отдавая предпочтение то одному, то другому в зависимости от контекста научной ситуации, мягко говоря, не является оптимальным научным подходом. Подобная ситуация, недопустимая в данном случае с позиции науки, имеет место у В.П. Эф-роимсона и относительно наличия эпилепсии у Ф.М. Достоевского. В этом случае ученый также одновременно занимает две взаимно противоположные позиции. При этом, с одной стороны, когда речь идет о возможности связи гениальности писателя с эпилепсией, он считает последнюю генуинной, т. е. врожденной, первичной, а с другой стороны, когда он придерживается взглядов З. Фрейда и психоанализа относительно этиопатогенеза судорожного синдрома у писателя, он по сути принимает мнение З. Фрейда о ее реактивном или истерическом характере, который не имеет отношения к генуин-ной эпилепсии, отражая вторичность этой патологии. Представления о вторичном характере последней имеют место у ряда других исследователей, но с позиций, отличающихся от взглядов З. Фрейда.
Таким образом, анализ, данный В.П. Эфроимсоном относительно отца Ф.М. Достоевского, а также этике и эстетике личности самого писателя и его творчеству [5], не только не может считаться адекватным, но и оставляет вопросы относительно цели подобного его освещения, которая самим автором не указана. Да и
сводить суть личности и творчества не только писателя, но и любого индивидуума лишь к особенностям его психики и характера, а также здоровья является неприемлемым, а в данном случае и ошибочным, учитывая, что в соответствии с современными представлениями в отличие от мнения указанного исследователя корреляция между гениальностью и какими-либо наследственными признаками патологических отклонений отсутствует. При этом и представления о психопатии, с позиции которых делалась неудачная попытка дать анализ личности и творчества Ф.М. Достоевского, претерпели существенные изменения. Такие понятия, как «эпилептоидная психопатия» и «эпилептоидный характер», о которых говорил В.П. Эфроимсон [5, 23] при анализе писателя, основывались на отживших представлениях П.Б. Ганнушкина, сформулированных еще в 1933 г. и имевших место лишь в отечественных работах группы исследователей Института психиатрии АМН СССР, опубликованных до 70—80-х годов прошлого столетия. И в зарубежной литературе, в том числе и в Международной классификации болезней десятого пересмотра, и в современных работах отечественных психиатрических школ они отсутствуют [56]. Однако именно на этих устаревших понятиях главным образом и строит В.П. Эфроимсон идею наследственного характера эпилепсии у писателя, безосновательно отмечая ее и у других лиц из рода Достоевских [29, 32], у которых данные о ней отсутствуют.
С этих позиций заслуживает внимания работа Т.К. Розенталь, изучавшей биографию и творчество писателя, опираясь в отличие от В.П. Эфроимсона на работы других исследователей, включая Е. Бга1/ (1911), Е. КгаереНп (1913) и др. Т.К. Розенталь считает вполне реальной версию о психогенном (аффективном), т. е. вторичном, а не генуинном характере эпилепсии, исключая тем самым ее наследственный характер у Ф.М. Достоевского и отмечая, что подобный взгляд на проблему исходит из «внимательного рассмотрения биографического материала» [57]. Автор справедливо отмечает, что «в пользу этого взгляда говорит тот факт, что личность Достоевского с течением времени, несмотря на продолжающееся заболевание, не только не оскудела, как это должно было бы быть при эпилепсии, но, напротив, после резкой перемены жизненной обстановки и суровых испытаний тюрьмой и каторгой писательский талант расцвел до неожиданных для современников размеров» [57]. И с этим сложно не согласиться, так как характерное для эпилепсии прогредиентное развитие, сопровождающееся прогрессирующим слабоумием, у писателя отсутствовало полностью, что в большей степени соответствует понятию аффективной или реактивной эпилепсии, а не генуинной и явно свидетельствует не в пользу предположения о наследственном ее характере [58, 59]. При этом допускается возможность психической травмы, которая могла играть роль пускового механизма в развитии эпилептического припадка [60, 61]. Вместе с тем есть мнение, что особенности реакции на психическую травму как на нагрузочную
пробу являются дифференциально-диагностическим критерием при верификации истерического и эпилептического припадка. На возможность психогенно обусловленных невротических и психотических состояний указывает тот факт, что припадки у писателя, как правило, сопровождались психотравмирующим фактором на высоте аффекта и/или вскоре после него [56]. При этом можно отметить, что уже с детства у него наблюдались проявления истерического характера, такие как страх темноты, фобия волка, истерическая афония после смерти матери. При более детальном рассмотрении его припадки не полностью похожи на описанные им у его героев, страдающих эпилепсией, и имеют много общего с припадками у тех персонажей, у которых в свою очередь они далеко не всегда были типичными для эпилепсии. Версия об истерическом характере припадков у писателя соответствует данным, приводимым его врачом С. Д. Янковским [30].
Таким образом, если говорить об «эпилептоидном характере» у отца Ф.М. Достоевского не приходится в силу его отсутствия как такового по определению, в том числе и в соответствии с официальной Международной классификацией болезней, то вопрос наличия у писателя генуинной эпилепсии, особенно в период жизни Ф.М. Достоевского, когда имелись вышеуказанные сложности относительно его, неоднозначен и в определенной мере сомнителен. При этом еще раз напомним
ЛИТЕРАТУРА
1. Кузнецов О.Н., Лебедев В.И. Легенда о "священной болезни" Ф.М. Достоевского. В кн.: Атеист. чтения. М.; 1991; вып. 20: 80—90.
2. Кирпотин В.А. Опровергнутая версия. Литературная газета. 1975; 25: 7.
3. Богданов Н. Михаил Волоцкой и его хроника Достоевского (http://www.hrono.ru/text/2007/bogd0108.php).
4. Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского (1506—1933) / Под ред. М. Цявловского; Предисловие П. М. Зиновьева. М.: Север; 1933.
5. Эфроимсон В.П. Наследственные личностные особенности как источник особой проникновенности. Генетика Ф. М. Достоевского и его творчество. В кн.: Генетика этики и эстетики. М.; 1995; 2004: 173—9.
6. Гроссман Л. Достоевский. М.; 1962.
7. Достоевская А.Г. Воспоминания. М.; Л.: Государственное издательство; 1925.
8. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Л.; 1973.
9. Достоевский Ф.М. Письма в 4-х томах / Под ред. А.С. Долинина. М.; 1959; Т. 4 (1878—1881).
10. Достоевский в воспоминаниях современников. М.; 1964; т. 1, 2.
11. Литературное наследство. М.; 1934; т. 22—24: 726—30.
12. Достоевская Л.Ф. Достоевский в изображении его дочери. М.; Л.; 1922.
13. Достоевский Ф.М., Достоевская А.Г. Переписка. Л.: Наука. 1976.
14. Вацуро В.Э., Гей Н. и др. Достоевский Ф.М. В воспоминаниях современников. М.: Художественная литература, 1990.
15. Панаева А.Я. Воспоминания. М.; 1972.
16. Достоевский Ф.М. Статьи и материалы / Под ред. А.С. Долинина. Л.; М.: Мысль; 1924; сборник 2.
17. Достоевский Ф.М. Воспоминания современников: Сборник / Составлен А.С. Долининым. М.: Художественная литература; 1964. Т. 1, 2.
18. Достоевский Ф.М. Новые материалы и исследования. М.: Наука; 1973; т. 86.
19. Реальная энциклопедия врачебных наук: Мед.-хир. слов. для практических врачей, изд. А. Эйденбургом. Пер. под общ. рук.
и подчеркнем один из перечисленных выше фактов, ставящих под сомнение наличие у писателя генуинной эпилепсии в классическом ее понимании. Он заключается в том, что для генуинной эпилепсии характерно прогредиентное течение судорожного синдрома и формирование определенных патоморфологических изменений в головном мозге и соответствующих клинических проявлений. Кроме того, даже симптоматическая эпилепсия приобретает со временем аналогичные тенденции, вследствие чего многие авторы даже считают нецелесообразным выделять симптоматическую и генуинную эпилепсию [62—64].Однако подобное течение патологического процесса у писателя не только отсутствовало, но и характеризовалось обратным развитием наряду с положительной динамикой творческого процесса, достигшей у писателя высочайшего уровня к концу жизни и продолжавшая развиваться, тогда как при эпилепсии была бы совсем противоположная картина, характеризующаяся регрессией и деградацией творческих и интеллектуальных возможностей. При этом важно отметить, что с рассматриваемых позиций ни у кого из многочисленных потомков писателя, в том числе и ныне здравствующих, какие-либо признаки эпилепсии и даже косвенные данные, указывающие на ее возможность, отсутствуют, что дополнительно ставит под сомнение наличие генуинной эпилепсии у Ф.М. Достоевского.
д-ра Н.И. Козлова и под ред. проф. М.И. Горвица, Н.В. Склифо-софского, С.И. Чирьева и др. СПб.; 1881—1882; т. 1.
20. Мороховец Л.З. Энциклопедия медицины: Лекции, чит. проф. Л.З. Мороховцем / Под ред. д-ра П. Г. Статкевича. М.; 1896.
21. Сегалов Е.Ю. Популярная медицина. М.; 1906; ч. 1; 1907; ч. 2.
22. Научная энциклопедия научных и практических знаний. @; 1910; т. 5.
23. Энциклопедия практической медицины / Под рук. проф. В.Р. Под-высоцкого, д-ра Л.Я. Якобсона. СПб: Брокгауз-Ефрон; 1908— 1915 гг.
24. Ясперс К. Общая психопатология / Пер. с нем. Л. О. Акопяна. М.: Практика; 1997.
25. Greenberg D.A., Subaran R. Blinders, phenotype, and fashionable genetic analysis: a critical examination of the current state of epilepsy genetic studies. Epilepsia. 2011; 52(1): 1—9.
26. Steinlein O., Sander T., Stoodt J. et al. Possible association of a silent polymorphism in the neuronal nicotinic acetylcholine receptor subunit alpha4 with common idiopathic generalized epilepsies. Am. J. Medí. Genet. 1997; 74(4): 445—9.
27. Liu A.W., Delgado-Escueta A.V., Gee M.N. et al. Juvenile myoclonic epilepsy in chromosome 6p12-p11:locus heterogeneity and recombinations. Am. J. Med. Genet. 1996; 63(3): 438—46.
28. Robinson R., Taske N., Sander T. et al. Linkage analysis between childhood absence epilepsy and genes encoding GABAA and GABAB receptors, voltage-dependent calcium channels, and the ECA1 region on chromosome 8q. Epilepsy Res. 2002; 48(3): 169—79.
29. Haug K., Warnstedt M., Alekov A.K. et al. Mutations in CLCN2 encoding a voltage-gated chloride channel are associated with idiopathic generalized epilepsies. Nat. Genet. 2003; 33(4): 527—32.
30. Ермаков И.Д. Психоанализ литературы. Пушкин, Гоголь, Достоевский. М.; 1999.
31. Федоров Г.А. Домыслы и логика фактов. К биографии Ф.М. Достоевского. Литературная газета. 1975; 25: 7.
32. Эфроимсон В.П., Блюминова М.Г. Генетика олигофрений, психозов, эпилепсий. М.; 1978.
33. Богданов Н.Н., Роговой А.И. Родословная Достоевских: в поисках утерянных звеньев. М.: Старая Басманная; 2010.
34. Кречмер Э. Строение тела и характер. М.; 2000.
35. Бирюков С.Д. Строение тела и характер. Судьба психологических идей Эрнста Кречмера. НЦПЗ РАМН (psychiatry.ru).
36. Крушинский Л.В. Эволюционно-генетические аспекты поведения: Избранные труды. М.: Наука; 1991.
37. Ковалев А.Г., Мясищев В.Н. Психические особенности человека. Л.: ЛГУ; 1960.
38. Мильчевский Щ.В. Причины вырождения человека, неполнота и неправильность его телесного и душевного развития в настоящее время. Сост. по нем. сочинению Рейха Е. СПб.; 1870.
39. Гальтон Ф. Наследственность таланта, ее законы и последствия: пер. с англ. СПб.; 1875.
40. Рибо Т. Наследственность душевных свойств: (Психологическая наследственность): Пер. с фр. под ред. А. Черемшанского. 2-е изд. СПб.; 1884.
41. Гирш В. Гениальность и вырождение: пер. с нем. Одесса; 1895.
42. Рутгерс И. Этика и евгеника: пер. с нем. А. Блюм. СПб.; 1909.
43. Шоломович А.С. Наследственность и физические признаки вырождения у душевнобольных и здоровых. Клинико-статистиче-ское исследование. Казань; 1913.
44. Флоринский В.М. Усовершенствование и вырождение человеческого рода. 2-е изд. Вологда; 1926.
45. Крушинский Л.В. Формирование поведения в норме и патологии. М.: МГУ; 1960.
46. Greer E.L., Maures T.J., Ucar D. et al. Transgenerational epigenetic inheritance of longevity in Caenorhabditis elegans. Nature. 2011; 479: 365—71.
47. Benayoun B.A., Brunet A. Epigenetic memory of longevity in Caenorhabditis elegans. Worm. 2012; 1(1): 77—81.
48. Dias B.G. Parental olfactory experience influences behavior and neural structure in subsequent generations. Nat. Neurosci. 2014; 17(1): 89—96.
49. Иорданский Н.Н. Эволюция жизни. М.: Академия; 2001.
50. Bern J.E., Bagnall D.J., Metzer J.D. et al. DNA methylation, vernalization, and the initiation of flowering. Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1993; 90(1): 287—91.
51. Эфроимсон В.П. Гениальность и генетика. М.; 1998.
52. Шевцова В.М. Гены и социальная эволюция. М.; @.
53. Фогель Ф., Мотульски А. Генетика человека в 3-х т. Пер. с англ. М.: Мир; 1990: т. 3.
54. Нейфельд И. Достоевский. Психологический очерк / Под ред. проф. З. Фрейда; Пер. с нем. Я. Друскина. Л.; М.: Петроград; 1925.
55. Выготский Л.С. Психология искусства. М.; 1987: 81.
56. Болдырев А.И. Психические особенности больных эпилепсией. М.; 2000.
57. Розенталь Т.К. Страдание и творчество Достоевского. Психогенетические исследования. В кн.: Вопросы изучения и воспитания личности. @; 1919; 1: 88—107.
58. Kraepelin E. Psydiiatrie. 1913; Bd 3; т. 2.
59. Bratz E. Die affektepilepticschen Anfalle der Neuropaten und Psyho-paten. Mschr. Psychiat. Neurol. 1911З;
60. Зюзин И.К. О роли психической травмы в развитии эпилептических припадков. В кн.: Неврозы: Труды конференции. Петрозаводск; 1956: 91—9.
61. Семенов С.Ф. О рефлекторной природе эпилептических припадков. Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1954; 7: 531—9.
62. Болдырев А.И. Эпилепсия у взрослых. М.; 1984.
63. Руководство для врачей. М.: Медицина; 1979.
64. Карлов В.А., Лапин А.А. Неотложная помощь при судорожных состояниях. М.: Медицина; 1982.
REFERENCES
1. Kuznetsov O.N., Lebedev V.I. Legend of the "sacred disease" F. M. Dostoevsky. In: Religion, Reading. Moscow; 1991; 20: 80—90. (in Russian)
2. Kirpotin V.A. Kefute version. Literaturnaya gazeta. 1975; 25: 7 (in Russian)
3. Bogdanov N. Michael Volotsky. "Dostoevsky and his Chronicle" (http://www.hrono.ru/text/2007/bogd0108.php) (in Russian)
4. Volotskoy M.V. Chronicle of the Dostoevsky (1506—1933) / Ed. by M. Tsyavlovsky: Preface P. Zinoviev. Moscow: Sever; 1933. (in Russian)
5. Efroimson V.P. Heritable personality traits as a source of particular penetration. Genetics F.M. Dostoevsky and his work. In the book.
Genetics of ethics and aesthetics. Moscow, 1995; 2004. S. 173—79. (in Russian)
6. Grossman L. Dostoevsky. M.; 1962. (in Russian)
7. Dostoevskaya A.G.Memories. M.-L.: State Publishing House, 1925. (in Russian)
8. Dostoevsky F.M. Complete Works in 30 volumes. L.; 1973. (in Russian)
9. Dostoevsky F.M. Letters: 4 vols. L. T. 4 (1878—1881). Eds. Dolini-na. M.; 1959. (in Russian)
10. Dostoevsky in the memoirs of contemporaries. Vol. 1, 2. M.; 1964. (in Russian)
11. Literaturnoe inheritance. Vol. 22—24. Moscow; 1934: 726—30. (in Russian)
12. Dostoevskaya L.F. Dostoevskiy in the image of his daughter. M.-L.; 1922. (in Russian)
13. Dostoevsky F.M. DostoyevskayaA. G. Perepiska. L.: Nauka. 1976. (in Russian)
14. Vatsuro V.E., Gay N. et al. Dostoevsky F. M. in the memoirs of contemporaries. M.: Hud. lit., 1990. (in Russian)
15. Panaeva A.Y. Memories. M.; 1972. (in Russian)
16. Dostoevsky F.M. Articles and materials. Ed. A.S. Dolinina. Sat 2. Publ. "Thought". L.-M.; 1924. (in Russian)
17. F.M. Dostoevsky. Memoirs of contemporaries. Sat Compiled A. S. Dolinin. Ed. "Hud. lit', 1964. Vol. 1, 2. (in Russian)
18. Dostoyevsky. New materials and research. V. 86. Ed. "Science". 1973. (in Russian)
19. The real encyclopedia of medical sciences: Med.-hir. slov. for practitioners, ed. A. Eydenburgom. Lane. Under obsch. ruk. Dr. N.I. Koz-1ova and under. Ed. Prof. M.I. Gorvitsa, N. V. Sklifosofskogo, SI Boils and Drew. T. I. St. Petersburg 1881—1882. 80. (in Russian)
20. Morohovets L.Z. Encyclopedia of Medicine: Lectures, chit. prof. L.Z. Morohovtsym, ed. Dr. P.G. Statkevich. M., 1896. 116 with. (in Russian)
21. Segalov E.J. Popular medicine. M., 1906—1907. CH. 1 — 1906. 242 with., Ch. 2 — 1907. 252 with. (in Russian)
22. Nauchnaya encyclopedia of scientific and practical knowledge. @, 1910. T. V. (in Russian)
23. Entsiklopediya practical medicine. Under the arms. Prof. V.R. Podvysotskogo and Dr. L.Y. Jacobson. St. Petersburg. Out of: Brockhaus—Efron. 1908—1915 gg. (in Russian)
24. Yaspers K. General Psychopathology. 1997. Pere. With it. LO Hakobyan. M.; Ed.: Practice. With 1053. (in Russian)
25. Greenberg D.A., Subaran R. Blinders, phenotype, and fashionable genetic analysis: a critical examination of the current state of epilepsy genetic studies. Epilepsia. 2011; 52(1): 1—9.
26. Steinlein O., Sander T., Stoodt J. et al. Possible association of a silent polymorphism in the neuronal nicotinic acetylcholine receptor subunit alpha4 with common idiopathic generalized epilepsies. Am. J. Med. Genet. 1997; 74(4): 445—9.
27. Liu A.W., Delgado-Escueta A.V., Gee M.N. et al. Juvenile myoclonic epilepsy in chromosome 6p12-p11: locus heterogeneity and recombinations. Am. J. Med. Cenet. 1996; 63(3): 438—46.
28. Robinson R., Taske N., Sander T. et al. Linkage analysis between childhood absence epilepsy and genes encoding CABAA and CABAB receptors, voltage-dependent calcium channels, and the ECA1 region on chromosome 8q. Epilepsy Res. 2002; 48(3): 169—79.
29. Haug K., Warnstedt M., Alekov A.K. et al. Mutations in CLCN2 encoding a voltage-gated chloride channel are associated with idiopathic generalized epilepsies. Nat. Genet. 2003; 33(4): 527—32.
30. Ermakov I. Psychoanalysis literature. Pushkin, Cogol, Dostoevsky. M.; 1999. (in Russian)
31. Fedorov G.A. Speculation and logic of facts. By biography F.M. Dostoevsky. Literaturnaya Gazeta. 1975; 25: 7. (in Russian)
32. Efroimson V.P., Blyuminova M.G. Genetics oligophrenia, psychosis, epilepsy. M.; 1978. (in Russian)
33. Bogdanov N.N., Horn A.I. Pedigree Dostoevsky: in search of the lost links. M.: Old Basman. 2010. (in Russian)
34. Krechmer E. Body structure and character. M.; 2000. (By 1924, 168 p.) (in Russian)
35. Biryukov S.D. Body structure and character. The fate of psychological ideas of Ernst Kretschmer MHRC RAMS (psychiatry.ru).
36. Krushinsky L.V. Evolutionary-genetic aspects of behavior: Selected Works. M.; Science. 1991. (in Russian)
37. Kovalev A.G., Myasischev V.N. Mental characteristics of man. LA: LSU. 1960. (in Russian)
38. Milchevsky S.V. Causes degeneration of human incompleteness and incorrectness of his bodily and mental development at the moment. Compiled by it. Composed. Reich E. SPB. 1870. (in Russian)
39. Calton F. Heredity talent, its laws and consequences. Lane. With England. SPB. 1875. (in Russian)
40. Ribo T. Heredity mental properties: (Psychological heredity). Lane. from French. Ed. A. Cheremshansk, 2nd ed. SPB. 1884. (in Russian)
41. Girsh V. Genius and degeneration. Lane. With it. Odessa. 1895. (in Russian)
42. Rutgers Oia Ethics and eugenics. Lane. With it. A. Blum. SPB. 1909. (in Russian)
43. Sholomovich A. S. Heredity and physical signs of degeneration in the mentally ill and the healthy. Clinico-statistical study. Kazan. 1913. (in Russian)
44. Florinsky V.M. Improvement and degeneration of the human race. Vologda. 2nd ed. 1926. (in Russian)
45. Krushinsky L.V. Formation behavior in health and disease. M. Ed. MSU. 1960. (in Russian)
46. Greer E.L., Maures T.J., Ucar D. et al. Transgenerational epigenetic inheritance of longevity in Caenorhabditis elegans. Nature. 2011; 479: 365—71.
47. Benayoun B.A., Brunet A. Epigenetic memory of longevity in Caenorhabditis elegans. Worm. 2012; 1(1): 77—81.
48. Dias B.G. Parental olfactory experience influences behavior and neural structure in subsequent generations. Nat. Neurosci. 2014; 17(1): 89—96.
49. Iordansky N.N. The evo1ution of life. Moscow: Academy. 2001. (in Russian)
50. Bern J.E., Bagnall D.J., Metzer J.D. et al. DNA methylation, vernalization, and the initiation of flowering. Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1993; 90(1): 287—91.
51. Efroimson V.P. Genius and genetics. M. 1998. (in Russian)
52. Shevtsova V.M. Genes and social evolution. M. @. (in Russian)
53. Fogel F., Motulsky A. Human genetics in 3 Vols V. 3. Lane. from English. Mir. 1990. (in Russian)
54. Neyfeld I. Dostoevsky. Psychological essay ed. prof. Freud. Lane. With it. Ya Druskin. Ed. "Petrograd". Leningrad and Moscow. 1925. (in Russian)
55. Vygotsky L.S. Psychology of Art. M., 1987. (in Russian)
56. Boldyrev A.I. Mental characteristics of patients with epilepsy. M. 2000. (in Russian)
57. Rozental T.K. Suffering and Dostoevsky. Psychogenetic study. In the book: The study of personality and education. Number 1. 1919. P. 88—107. (in Russian)
58. Kraepelin. Psyhiatrie. Bol. III. 2-ter. Teil. 1913.
59. Bratz. Die affektepilepticschen Anfalle der Neuropaten und Psyho-paten. Mchr. Psych. Und Neurol. 1911Z
60. Zyuzin I.K. On the role of trauma in the development of epileptic seizures. In the book.: Neuroses. Proceedings. Petrozavodsk; 1956: 91—9. (in Russian)
61. Semenov S.F. On the reflex nature of epileptic seizures. Journal of Neuropathology and Psychiatry. S. S. Korsakov. 1954; 7: 531—9. (in Russian)
62. Boldyrev A.I. Epilepsy in adults. M. 1984. (in Russian)
63. Rukovodstvo for physicians. M.: Medicine, 1979. (in Russian)
64. Karlov V.A., Lapin A.A. Emergency care in convulsive states. M.: Medicine. 1982. (in Russian)
Поступила (received) 30.05.14
