CC BY
891
Зарубежный опыт
ЗАРУБЕЖНЫЙ ОПЫТ
анализ взаимоотношений соединенных штатов Америки и европейского союза в современном мире*
Ю. В. ЖИЛКИНА,
кандидат экономических наук
E-mail: yulduz@inbox. ru
ОАО «Федеральная сетевая компания
Единой энергетической системы», Москва
Конец блокового противостояния в Европе, распад СССР и мировой социалистической системы в конце 1980— начале 1990-хгг. привели к кардинальной трансформации европейской и глобальной систем безопасности. На фоне этих перемен мир вступил в новый и непредсказуемый период своего развития, в котором очевидные процессы многостороннего диалога между США и европейскими странами — членами НАТО и Евросоюза сопровождались разногласиями по самому широкому спектру вопросов.
Ключевые слова: взаимоотношения США и ЕС, оборона ЕС и США, европейская оборона, НАТО.
Основные аспекты развития институционального сотрудничества США и стран Европы в сфере безопасности. Одним из главных пунктов разногласий в американо-европейской повестке дня конца XX — начала XXI в. стал вопрос о дальнейших перспективах развития существовавших режимов международной безопасности. Окончание биполярной конфронтации повлекло за собой определенную девальвацию значимости традиционных международных режимов безопасности в глазах части правящей элиты США, которая в большей степени стала отдавать предпочтение национальным механизмам сдерживания (а затем и упреждения) угроз с использованием военно-силового инструментария, в то время как для европейского сообщества стал более характерен альтернативный подход, базирующийся на приверженности международно-правовым и политико-дипломатическим средствам в виде международных договоров в области контроля
* Окончание. Начало см. в журнале «Национальные интересы: приоритеты и безопасность» № 26 (83) — 2010 г.
66 -
за вооружениями, разоружением и нераспространением оружия массового уничтожения.
Рассмотрим проблему оправдания европейскими союзниками США односторонних действий (прежде всего военно-силовых) со стороны единственной сверхдержавы на основе взаимосвязи подобных действий с институциональным порядком в целом и его отдельными составляющими (в виде конкретных международных организаций), в частности. Суть американо-европейских разногласий заключалась в отсутствии внутризапад-ного консенсуса о том, каким международным механизмам должна принадлежать прерогатива легитимации и регламентации использования военной силы в целях разрешения международных кризисов — универсальным (вроде Организации Объединенных Наций и Международного уголовного суда, отражающих в наиболее полной мере интересы широкого круга государств) или региональным (вроде НАТО, воплощающей интересы более узкой по составу категории стран и воспринимаемой Западом как организация, способная в ряде случаев подменить ООН) [5]. На протяжении 1990-х гг. проблема оправдания политики унила-терализма и ее соотнесения с существующими принципами функционирования внутризападной институциональной системы концентрировалась в основном вокруг вышеуказанных организаций. Однако особенно остро данная проблема актуализировалась в начале XXI в. Если в первые годы после окончания «холодной войны» Белый дом, по крайней мере на декларативном уровне, отдавал пальму первенства ООН как инструменту, подводившему «правовую» основу под военные
интервенции «единственной сверхдержавы», то с течением времени глобальная универсальная организация уступила место региональной НАТО, которая также, в свою очередь, была отодвинута на задний план, а легитимность односторонних американских действий стала восприниматься правящей элитой США как нечто само собой разумеющееся. Европейские же страны в ответ стали выдвигать требования к Вашингтону, призывая его соблюдать нормы международного права и общепринятые принципы внешнеполитического поведения в рамках международных институтов. Эти требования становились все более настойчивыми по мере нарастания односторонних тенденций во внешней политике США и эволюции американских подходов к международной роли ООН, НАТО и Международного уголовного суда. Однако, несмотря на тот факт, что европейский и американский подходы к военному вмешательству значительно различались, в практическом плане некоторый трансатлантический компромисс все же был достигнут. Именно это обстоятельство еще раз продемонстрировало очевидность того факта, что наличие (или отсутствие) внутризападного консенсуса на основе сходства интересов США и их европейских союзников всегда являло собой главный критерий, позволявший более или менее четко определить, какие действия являлись односторонними и нелегитимными, а какие, напротив, олицетворяли собой истинный мультилатерализм и международную законность [6].
С 1991 по 1995 г. Вашингтон склонялся к политике унилатерализма, предпочитая решать проблемы международной (в том числе европейской) безопасности, минуя коллективные механизмы НАТО, которые, с точки зрения американского руководства, все еще не были приспособлены к адекватному реагированию на кризисные ситуации постбиполярной эпохи, подобно конфликту на территории бывшей Югославии.
Начиная с 1995 г. политика односторонних действий постепенно уступила место «подчеркнутому мультилатерализму» в рамках НАТО, которая вновь была поставлена в центр системы координат трансатлантического партнерства. Урегулирование конфликта в Боснии способствовало американским усилиям, направленным на трансформацию Альянса из оборонительного блока в нечто наподобие организации коллективной безопасности с более широкими функциями, которая, по замыслу «проевропейски» настроенных лидеров администрации Б. Клинтона, была призвана лучше служить интересам союзников.
Именно пространственная экспансия НАТО, причем как в географическом (принятие новых членов и расширение зоны ответственности), так и функциональном плане (расширение спектра задач), создала почву для конфликтов внутри самого блока. Альянс стал хуже управляемым как в политическом, так и в военном отношениях.
Война в Югославии 1999 г. ознаменовала собой начало нового, третьего по счету, этапа развития внутринатовских отношений. Из конфликтов на территории бывшей Югославии США и Европа вынесли для себя различные уроки. С одной стороны, операция «Союзническая сила» может в определенном смысле слова рассматриваться как «подлинно союзнический», т. е. многосторонний, акт, основанный на взаимном согласии членов Североатлантического альянса, принимавших хотя бы де-юре равное участие в планировании и руководстве военной кампанией. Однако, наряду с этим обстоятельством, невозможно не учитывать и другой реальности: для европейских стран — членов НАТО вмешательство в конфликт стало неудачной попыткой доказать Вашингтону свою надежность в качестве союзников и убедить заокеанского партнера в дальнейшей целесообразности вовлечения США в конфликты высокого уровня интенсивности на коллективной основе [10].
Американский подход применительно к планированию и проведению антитеррористической операции в Афганистане осенью 2001 г. принципиально отличался от политического курса, избранного США во время натовской кампании в Косово весной 1999 г. В Вашингтоне допускали мысль о возможности использования, при определенных обстоятельствах, бюрократического механизма НАТО, если речь идет о безопасности европейского континента (как в случае с Югославией). Однако подобный принцип мог применяться только в европейском контексте, так как Вашингтон исключил возможность превращения внутренней безопасности США в предмет политического торга с другими странами.
В предыдущие десятилетия США выступали гарантом защиты Европы посредством вовлечения ее в американоцентричную систему многосторонних обязательств, различных институтов и режимов безопасности. Любые американские действия в военно-политической сфере, так или иначе, просчитывались на предмет возможных негативных последствий для европейских партнеров Америки по Североатлантическому Альянсу. Однако концепция «абсолютной безопасности», делающая упор не на коллективных, а на национальных механизмах защиты американской территории, как бы отделила
- 67
США от трансатлантической системы обороны, создав возможность действовать «без оглядки» на партнеров по НАТО. В итоге взаимные американо-европейские обязательства в этой сфере оказались в значительной мере нивелированными. Действия Вашингтона вызвали объяснимое беспокойство западноевропейских партнеров США, поскольку такая политика явно шла вразрез с евроатлантичес-кой стратегией Америки прежних лет, нацеленной на слияние западноевропейской и североамериканской систем безопасности в единое целое.
Вместе с тем просчеты во внешней и оборонной политике, со всей очевидностью проявившиеся в Афганистане и Ираке, привели американское руководство к осознанию необходимости улучшения отношений с традиционными союзниками и международными институтами, без которых глобальная стратегия США неосуществима. В конкретной политике определенная «реставрация многосторонности» проявилась еще раньше, когда в 2003 г. Пентагон передал руководство операцией в Афганистане объединенному натовскому командованию, расположенному в Европе. На саммите НАТО, проходившем в июне 2004 г. в Стамбуле, главами государств — членов Альянса было принято совместное заявление по Ираку, которое стало, по сути, первой серьезной американской попыткой расширить рамки многостороннего трансатлантического сотрудничества путем постановки на повестку дня в НАТО вопроса об участии (пусть и ограниченном) Организации Североатлантического договора в постконфликтном восстановлении Ирака.
Таким образом, к концу первого срока пребывания Дж. У. Буша на посту президента США отказ американской администрации от «подчеркнутого унилатерализма» в пользу «прагматичного мультилатерализма» стал очевиден. По расчетам американской администрации, крен в сторону многосторонности должен был стать одним из путей, который позволил бы возложить часть американского бремени по разрешению кризисов не только на партнеров, но и на международные институты (ООН и НАТО) с целью придания большей легитимности действиям Соединенных Штатов Америки.
Экономические преимущества. Нельзя упрощать и проблему, касающуюся сравнения экономических потенциалов США и Западной Европы, в частности стран Евросоюза. Эта проблема становится понятнее, если ее рассмотреть в историческом ракурсе. Прежде всего бросается в глаза очевидный факт: преимущества США в темпах экономического роста более всего проявились в годы Первой и Второй мировых войн, принесших огромные потери евро-
68 -
пейской экономике. Наиболее перспективным из предпринятых проектов европейской политики, способным существенным образом повысить роль Европы в геополитическом процессе, является в первую очередь решение о расширении ЕС. Разумеется, этот процесс должен быть максимально взвешенным и осторожным. Но он уже приобрел необратимый характер и обязательно станет ощутимым фактором дальнейшей консолидации европейских наций. В этой связи имеет значение следующее: несмотря на существующие сложности, все конструктивнее становятся отношения ЕС и Украины, которая занимает одно из ключевых мест на Европейском континенте и искренне пытается внести свой посильный вклад в развитие общеевропейской интеграции, становление Большой Европы как целостной геополитической величины.
Ныне Евросоюз — одна из самых мощных интеграционных зон мира. ЕС объединяет страны с населением 370 млн чел. Его экономический потенциал почти такой же, а по отдельным направлениям превышает экономический потенциал США. Он определяется следующими параметрами: ВВП — около 10 трлн долл., 22 % мирового промышленного производства. ЕС неустанно прогрессирует. Это касается, прежде всего, социальной политики, где не только сохраняются, но и углубляются принципы социально-рыночной экономической политики, внедренной в послевоенные годы в Германии одним из известнейших экономистов Запада, канцлером этой страны Л. Эрхардом.
Еще в 1989 г. была утверждена Хартия основных социальных прав трудящихся Сообщества. Следующим шагом отработки базовых принципов общей социальной политики стало принятие в 1993 г. Белой книги «О возрастании конкурентоспособности и занятости: раздумья для Союза». На Маастрихтском саммите 1992 г. социальную политику выделили в самостоятельное направление деятельности ЕС, а в 1997-м соответствующий Протокол стал составной частью Амстердамского договора о Европейском Союзе.
Для западноевропейской модели экономики характерна также более высокая в сравнении с США степень открытости. На протяжении почти всей своей истории США были страной высоких протекционистских тарифов. Особенно это касается 1920-х гг., а также послевоенного периода, когда решался вопрос о стимулировании внутреннего рынка. Ныне ЕС является неоспоримым лидером мировой торговли, обеспечивает почти 40 % мирового экспорта, тогда как США — менее 12,3 % (в 1948 г. — 22 %).
Страны ЕС занимают господствующие позиции и в экспорте капитала, они являются, по сути, определяющим инвестиционным центром мировой экономики. Если в 1967 г. США обеспечивали 50,4 % мирового объема прямых инвестиций, то в 1999-м лишь одна страна Европы — Великобритания — инвестирует больше, чем американские инвесторы. На протяжении 1990-х гг пять самых больших европейских инвесторов — Германия, Великобритания, Франция, Нидерланды и Швеция — обеспечивали 80 % общего объема экспорта иностранного капитала.
Также важно учитывать и более высокую самодостаточность экономической системы ЕС в сравнении со США и Японией. Если в 1958 г на внутреннюю торговлю стран Европы приходилось всего 36 % внешнего товарооборота, то ныне — 62—65 %. И, наоборот, наиболее уязвимой стороной США является их все возрастающая зависимость от геополитической ситуации, в частности и мировой конъюнктуры [1].
Последние десятилетия характеризуются существенным прогрессом европейской банковской системы. Дают о себе знать ее более глубокая дифференциация, наличие значительно более широкого, нежели в США, рынка свободных финансовых ресурсов. Убедительным свидетельством этого является следующая статистика: в 1998 г. в странах ЕС и Швейцарии было сосредоточено 38,9 % всех мировых банковских депозитов, тогда как на США приходилось всего 14,4 %. Соответствующая динамика подтверждается и соотношением валютных резервов: в странах еврозоны они почти в четыре раза выше, чем в США.
Нельзя упрощенно подходить и к сравнению научно-технических потенциалов США и Европы, хотя преимущества Америки в этой сфере остаются неопровержимыми. Тем не менее логика постиндустриального развития в большей мере отвечает базовым принципам европейской экономики, прежде всего модели не сугубо рыночной, а социально-рыночной экономики, сформировавшейся и усовершенствовавшейся на территории Западной Европы.
Среди других геополитических проектов европейской стратегии можно выделить следующие.
Во-первых, создание общеевропейской валюты. Это один из самых весомых факторов, который при условии грамотной денежно-кредитной политики способен подорвать экономические устои однопо-лярной структуры современного мира и повлечь за собой образование многополярной хозяйственной международной среды.
Во-вторых, ситуация развивается таким образом, что уже в ближайшей перспективе Европа
может превратиться в признанный центр мировой экологической политики. Это также очень важный фактор укрепления ее геополитических позиций, ведь современный цивилизационный прогресс без эффективной экологической составной не имеет и не может иметь перспективы.
В-третьих, конструктивность отношений со странами «третьего мира». Большинство из них все более разочаровываются и в американской модели развития, и в политике США по отношению к соответствующим государствам. Можно подчеркнуть: Европейский Союз и США, по сути, воплощают две качественно различные между собой стратегии взаимодействия западной цивилизации с внешним миром. В соответствии со своими базовыми принципами страны ЕС стремятся максимально поддержать устойчивый экономический и социальный прогресс развивающихся стран. Только в 1999 г. они направили на программы соответствующей помощи упомянутым странам 26,8 млрд долл. — в три раза больше, чем США. По данным Дж. Сороса, в 2000 г. часть донорской помощи составляла лишь 0,1 % ВВП США. По этому показателю США занимают последнее место среди развитых стран [2].
Швеция, Нидерланды и Дания оказались лидерами по объемам указанных ассигнований в расчете на душу населения своих стран — 190, 203 и 331 долл., тогда как в США этот показатель составляет 33 долл. Наконец, речь идет о принципах отношений, которые могут в перспективе стать основой глобализационных процессов, отношений постиндустриального Запада со странами Периферии.
Эти и прочие аналогичные процессы являются свидетельством глубоких системных изменений не только сказавшихся на старте нового тысячелетия, но и все активнее пробивающих себе дорогу на поприще геополитических отношений. Чрезвычайно важным в этом является то, что эпицентр конструктивности в мировой политике постепенно перемещается из США в Европу. Это порождает у европейцев не только оптимизм, но и уверенность в своих действиях. Как заявил во время визита в Россию (апрель 2002 г.) премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, «мы хотим, чтобы в будущем было только мирное соревнование — Соединенных Штатов, с одной стороны, и очень сильного субъекта — Большой Европы — с другой» [3]. Имея огромный общественный потенциал и многолетний опыт конструктивного развития межгосударственных отношений, страны Старого Света способны полностью реализовать эти идеи, придав, таким образом, мировому цивилизационному процессу новые ощутимые импульсы.
- 69
Современное состояние взаимоотношений ЕС и США: торговые взаимоотношения. ЕС является одним из важнейших экономических партнеров США. Торгово-экономические отношения США с Западной Европой складываются непросто. Главный раздражителем являются чрезмерно высокие, по мнению Вашингтона, протекционистские барьеры в ЕС, прежде всего нетарифного характера, препятствующие наращиванию американских поставок на этот рынок. В результате доля всех западноевропейских стран в общем экспорте США составляет всего около 22 % и постепенно снижается. Существовавшее еще в начале 1990-х гг. положительное для США сальдо торговли с этим регионом сменилось постоянно растущим пассивом, достигшим в 1998 г. 20 млрд долл. Конкретными проявлениями торговых противоречий между американцами и европейцами в 1997—1998 гг. стали ожесточенные споры по поводу поставок говядины, пушнины, зерна, бананов и другой продукции.
В середине января 2002 г. Апелляционный суд при ВТО вынес решение в споре между ЕС и США о зарубежных торговых корпорациях («Foreign sales corporation» — «Fsc») в пользу Европейского Союза. В соответствии с данным решением налоговые льготы, предоставляемые американским компаниям в рамках закона об экстерриториальном доходе («Extraterritorial income exclusion act»), принятого в 2000 г. вместо закона о зарубежных торговых корпорациях, являются незаконными «скрытыми» субсидиями. Европейский Союз обратился в ВТО с жалобой по поводу вышеназванного закона еще в 1998 г. С тех пор обеими сторонами были предприняты попытки урегулировать проблему. Однако это не привело к разрешению конфликта [4].
Решение ВТО может серьезно ухудшить торговые отношения между США и ЕС, так как ЕС получит право ввести жесткие торговые санкции в отношении США, если к апрелю 2010 г. последние не отменят экспортных субсидий. В ноябре 2000 г. ЕС уже опубликовал общий список импортируемых из США товаров, на которые может быть введена 100-процентная пошлина. Но введение карательных пошлин, подчеркивают эксперты, может иметь негативные последствия не только для США, но и для стран ЕС, так как эта мера приведет к росту цен в Западной Европе на товары, попавшие под вышеназванные пошлины, и будет способствовать повышению инфляции. К тому же в ответ на введение 100-процентных тарифов США могут принять адекватные меры в отношении ЕС (например действующей в ЕС программы сельскохозяйственных субсидий) [7].
70 -
По словам представителей Европейской Комиссии, ЕС может получить компенсацию не в виде 100-процентных импортных тарифов, а в другой форме, например, потребовав от США снижения тарифов на ввоз ряда товаров и услуг стран ЕС в Соединенные Штаты, а также либерализации условий деятельности западноевропейских компаний на американском рынке.
Комиссар по торговле ЕС П. Лами заявил, что европейская сторона ожидает скорейшего и окончательного решения Соединенными Штатами проблемы субсидий.
Однако представители Администрации США не выражают готовности внести кардинальные изменения в систему налогообложения корпораций. По словам торгового представителя Зеллика, Соединенные Штаты намерены продолжать сотрудничество с ЕС в поисках способов урегулирования и разрешения данного конфликта. Если Администрация США изменит закон о налогообложении корпораций, просто отменив экспортные субсидии, которые американские экспортеры получают в рамках «Extraterritorialincome exclusion act», это вызовет активное сопротивление со стороны крупнейших американских корпораций (таких как «Boeing№, «Microsoft», «Motorola»), деятельность которых подпадает под вышеназванный закон.
Преимущества от указанного закона имели и многие европейские транснациональные корпорации. Конфликт между ЕС и Соединенными Штатами по вопросу экспортных субсидий начался еще в 1970-е гг., после того как в 1971 г. Конгресс США с целью стимулирования экспорта и снижения дефицита внешней торговли принял «Domestic international sale corporation («Disc») act», освобождавший от налога часть прибыли, полученной американскими компаниями за рубежом. После того как ГАТТ (в настоящее время — ВТО) в 1976 г. вынесла решение о том, что такая практика является незаконной и представляет собой выделение запрещенных экспортных субсидий, США в 1984 г. заменили «Disc» на «Foreign sales corporations («Fsc») act». В 1998 г. Всемирная торговая организация, в которую обратилось с жалобой руководство ЕС, пришла к выводу о том, что деятельность «Fsc» противоречит принципам международной торговли.
Принятый конгрессом США в 2000 г. вместо «Fsc» «Extraterritorial income exclusion act», по мнению руководства ЕС, ничуть не лучше, а может быть, даже хуже предыдущего закона. В соответствии с ним снижается сумма, которая освобождается от федерального налога на корпоративные доходы, но в то же время значительно увеличи-
вается число компаний, которые могут получить частичное освобождение от налога.
Всемирная торговая организация поддержала протест Европейского Союза и в настоящее время занимается подсчетом ущерба, который был нанесен странам ЕС в результате действия закона, в рамках которого американские корпорации получали экспортные субсидии.
Сокращение возможностей для американского экспорта товаров и капиталов в Азии под воздействием финансового кризиса еще более подстегивают США в поиске путей укрепления экономических связей с Европой.
На долю промышленных товаров приходится около 80 % общего импорта стран ЕС из США. Производственное и транспортное оборудование — наиболее важная группа товаров, импортируемых из США, на нее в 2005 г. пришлось около 1/2 совокупного импорта стран ЕС из США. Импорт сырья составляет 13,5 % общего импорта стран ЕС из США [4].
Импорт товаров, к которым относятся офисное оборудование и компьютеры, прочие промышленные товары и электрооборудование, составляет около 30 % общего импорта стран ЕС из США. Импорт офисного оборудования и компьютеров из США составляет 37 % общего импорта стран ЕС этого товара. К товарам, потребность в импорте которых удовлетворяется в большей степени за счет импорта из США, относятся масленичные (49 % всего импорта этого товара в страны ЕС обеспечивается за счет импорта из США), измерительные инструменты (48,4 %), химические материалы и продукты (ранее нигде не классифицированные) (44,4 %), электрогенераторы (43,9 %) и прочее транспортное оборудование (43 %). Экспорт промышленных товаров составляет около 86 % от общего экспорта из стран ЕС в США, а экспорт производственного и транспортного оборудования — около 45 %, сырья — около 10 %.
Основная продукция, экспортируемая в США из стран ЕС, — транспортные средства (около 10 % от общего экспорта из стран ЕС в США). Около 20 % совокупного экспорта транспортных средств из стран ЕС приходится на США. Следующей важной группой товаров, экспортируемых в США, являются электрогенераторы и специальное оборудование. Эти три группы товаров составили 23 % от общего экспорта из стран ЕС в США в 2005 г. Товарами, которые экспортируются главным образом в США, являются электрогенераторы, офисное оборудование, а также компьютеры и напитки [8].
Европейский Союз и Соединенные Штаты Америки приняли решение усилить экономические связи. Соответствующую рамочную договоренность поддержали участники саммита США ЕС в Вашингтоне 30 апреля 2007 г.
Главной целью документа является улучшение конкурентоспособности и уровня жизни людей в Евросоюзе и Соединенных Штатах. Стороны договорились уменьшить торговые ограничения и административные барьеры, усилить диалог между Еврокомиссией и Бюро США по управлению и бюджету. С целью выполнения намеченных целей ЕС и США намерены создать Трансатлантический экономический совет, а также утвердили программу трансатлантической экономической интеграции, в частности в сфере защиты интеллектуальных прав, инвестиций, безопасной торговли, финансовых рынков и инноваций.
После беспрецедентного расширения ЕС в мае 2004 г. общие институты Европейского Союза и существующий там механизм согласования национальных интересов стран-участниц столкнулись с проблемой потери эффективности из-за многократно возросшего количества участников игры.
Расширение, однако, стало не единственной причиной кризиса. Не менее важным его основанием оказался резкий взлет требований к интеграционному образованию со стороны его участников, произошедший в середине 1990-х гг. Успешная реализация проекта «Общий рынок», начатого 20 лет назад, сделала экономику Европы одной из наиболее процветающих в мире. По данным 2005 г., самого провального по темпам роста в Европе, на страны Евросоюза-15 приходилось до 50 % всех прямых иностранных инвестиций в мире. Из 20 крупнейших нефинансовых компаний мира 13 были в 2003 г. европейскими, а ВВП на душу населения вырос за период 2000 — 2005 гг. на 20 %, что только на 1 % ниже, чем в США [9].
Достигнув, таким образом, всех возможных при существующей институциональной модели сотрудничества результатов, страны — члены ЕС начали требовать от интеграционной группировки большего, чем она физически способна им дать. В марте 2000 г. лидеры стран ЕС-15 приняли так называемую «Лиссабонскую стратегию». В этом документе они провозгласили целью 2010 г. становление Европы (т. е. себя самих) в качестве наиболее конкурентоспособной экономики мира и достижение полной занятости. Обойденным, однако, остался вопрос о том, достаточно ли созданной в середине 1950-х гг. формы сотрудничества для успеха перед лицом все более суровых вызовов глобального со- 71
ревнования. Особенно с учетом того, что за каждым «кустом» неспособности стран ЕС конкурировать с США, Китаем или другими растущими игроками скрывается «волк» европейского, а затем и наиболее опасного — национального — протекционизма.
В сфере международных отношений отдельные государства ЕС уже не могли удовлетвориться твердыми гарантиями статуса держав среднего уровня, вес которых в мире обеспечен в значительной степени их «общеевропейским административным ресурсом». В начале нового столетия от единой Европы потребовали стать сверхдержавой, способной на равных конкурировать с США, одновременно обеспечивая отдельным странам-членам статус «морских владычиц». При этом европейские лидеры не приняли во внимание того факта, что прежде чем превратиться в сверхдержаву глобального порядка, Европа должна вначале стать державой в традиционном смысле этого слова, единым государством — с общей армией, полицией и правительством.
Именно поэтому одним из серьезных толчков к сползанию Евросоюза в нынешнее сумбурное состояние стал провал попыток ведущей европейской державы мобилизовать партнеров по ЕС на борьбу против планов США в отношении Ирака зимой 2002—2003 гг. Отчаявшись найти применение любовно выстроенному под себя механизму общей (европейской) внешней политики и политики безопасности, Париж был вынужден броситься в объятия России — внешней по отношению к ЕС силы, нанеся тем самым ощутимый удар по и без того неважным отношениям с большинством стран-новичков и по собственной уверенности в функциональном значении единой Европы.
Не менее заметным стал системный сбой Европейского Союза как инструмента в руках элит стран-членов в случае с Польшей и странами Балтии. Их национальный интерес, ради продвижения коего, помимо дотаций из общеевропейского бюджета, они и вступали в ЕС, состоит во многом в противостоянии России. Не случайно президент Эстонии Томас Ильвес в одном из своих эссе недвусмысленно указывает на то, что причиной непонимания между Западом и Востоком Европейского Союза является вовсе не пресловутый трансатлантический раскол. Дело, по мнению эстонского политика, в отказе большинства стран ЕС-15 включить жесткость по отношению к России в общеевропейскую повестку дня. Что подрывает смысл участия ряда «новичков» во внешнеполитическом измерении интеграционного проекта. В свою очередь, уступка европейских «грандов» по российскому вопросу, как намекает Ильвес, не-
72 -
медленно перевесила бы для поляков и прибалтов великое чувство благодарности США за поддержку в годы советской оккупации.
Подводя итог, можно заключить, что реальный вызов, с которым столкнулись сейчас европейские государства, — это снижение эффективности созданных ими общеевропейских институтов и их неспособность решать задачи «акционеров». Именно поэтому, как справедливо отмечает член бюро «Союза европейских федералистов» Р. Леминг, именно нереформированность общих институтов ЕС является основным препятствием для осуществления политики конкретных действий на благо граждан, которую предлагает сейчас Еврокомиссия.
Европейский интеграционный процесс, политической и правовой «упаковкой» которого стал после 1992 г. Европейский Союз, вышел на важнейший рубеж своего развития. Системный кризис, ставший политической реальностью после провала Конституционного договора на референдумах во Франции и Нидерландах, стал, в первую очередь, кризисом механизма согласования и защиты интересов суверенных стран-членов. Это, в свою очередь, породило у государств ощущение снижения прибыльности всего мероприятия и потери его смысла. Соответственно пройти этот период интеграционный проект сможет, только реформировав общие институты и механизмы принятия решений.
Поэтому главный вопрос, на который будет необходимо найти ответ в ходе приспособления интеграционного проекта к новым реалиям, — это реформа институтов ЕС и приспособление механизма принятия решений, включающего процедуру согласования интересов, к значительно большему количеству заинтересованных участников, не нарушая при этом базового принципа наднационального сотрудничества суверенных государств.
Весьма вероятно, что уже в среднесрочной перспективе единой Европе предстоит трансформация в сторону более гибкого торгово-экономического объединения с элементами политического сотрудничества между отдельными странами и группировками. В этом случае блестяще подтвердится тезис классика науки о международных отношениях Стенли Хофмана о том, что промежуточный вариант между сколь угодно глубоким сотрудничеством между национальными государствами и возникновением на их месте нового невозможен в принципе. Соответственно и выход из кризисного положения будет найден на традиционном для Европы (функционализм Ж. Монне и субсиди-арность Ж. Делора) пути предоставления новых гарантий сохранения суверенных прав государств
и внедрения революционно новых механизмов сотрудничества между ними.
Политические интересы США и Евросоюза.
Руководители ЕС придерживаются глобальной трактовки своих внешнеполитических интересов, подчеркивая, что в эпоху транснационализации географически отдаленные угрозы могут вызывать не меньшую озабоченность, чем те, которые исходят из близлежащих регионов. Ядерные проблемы Северной Кореи и Южной Азии, безопасность на Ближнем Востоке, ситуация в Афганистане, Экваториальной Африке, послевоенное восстановление и демократические реформы в балканских и восточноевропейских государствах — далеко не полный список международных проблем, непосредственное участие в разрешении которых принимает Евросоюз как единый субъект.
И в своей внешней политике, и в оценках глобальных угроз ЕС близок Соединенным Штатам Америки. Однако особенности политической природы Евросоюза, его уникальная геополитическая специфика и особенности экономических устремлений определяют существенные различия международных стратегий Брюсселя и Вашингтона. Европейский Союз вырабатывает собственный стиль лидерства в мировой политике — более сдержанный и незаметный, но в долгосрочной перспективе, возможно, способный не уступать по эффективности американскому.
Если США — особенно при Администрации Дж. Буша-младшего — проецируют свое влияние прямолинейно и непосредственно при помощи силы, то страны ЕС пытаются воздействовать на международные отношения «мягче», отдавая приоритет косвенным инструментам. В частности, они ревниво следят за своим авторитетом в разоблачении фактов ущемления гуманитарных ценностей. Совет Европы, тон в котором безоговорочно задают страны ЕС, — самая радикальная и одновременно самая влиятельная правозащитная организация мира. Формально она считается европейской. Фактически же Совет Европы формирует общемировой канон правозащитных норм, стремясь его ужесточить и распространить на все международное сообщество. Не случайно правозащитники практически во всем мире (особенно на фоне «правозащитных скандалов» в Ираке в 2004г.) апеллируют именно к европейским оценкам ситуаций, складывающихся в их странах с правами человека и политическими свободами. Европейская позиция интересует их не меньше, чем мнение Вашингтона по соответствующим вопросам. Лидерство в сфере правозащитной активности позволяет Евросоюзу при необходимости оказывать довольно
эффективное давление на те или на другие страны мира. Поэтому она представляет собой элемент как организационного ресурса ЕС, так и потенциала его морально-политического влияния.
ЕС нередко оказывается ведомым по отношению к США при принятии стратегических решений. До сих пор он лишен доступа и к части военной инфраструктуры НАТО, остающейся под американским контролем (что наглядно проявилось, в частности, на Балканах, а также в ходе операции специальных сил ЕС «Артемизия» в Конго). Это рассматривается ныне в Брюсселе как признак слабости и несамостоятельности собственной внешней и оборонной политики. Поэтому упомянутый выше разрыв «должен быть, — как к этому призывает президент Фонда «Друзья Европы» Дж. Меритт, — сокращен любыми доступными нам средствами». По сути, с тех же позиций выступает ныне главное официальное лицо по вопросам обороны в Евросоюзе К. Солана, а в своем специальном послании «Европейская оборона» — также и Комиссия ЕС.
Дело, однако, далеко не только в высокой политике. В последние годы ЕС продолжает отставать от своих основных конкурентов также в экономике и в технике. За период 1990—2003 гг. среднегодовые темпы роста его ВВП составили всего 1,9 % против
3 % в США, а прогноз ОЭСР называет для них на будущее значения в 1,7 и 2,7 % соответственно. Совокупные расходы на НИОКР, высшее образование и программное обеспечение в странах ЕС равны всего
4 % от ВВП против 7 % в США и 4,8 % в среднем по ОЭСР, т. е. в интеллектуальном отношении Евросоюз идет ныне позади других стран развитого мира. Фактически провалена Лиссабонская программа, провозглашавшая превращение ЕС уже к 2010 г. в «наиболее конкурентоспособный район мира» и «общество, основанное на знаниях». Доля высокотехнологичных товаров в экспорте ЕС равна всего 17 % (США — 27 %, Япония — 23 %), и в торговле ими Евросоюз имеет устойчивый дефицит. Наконец, научно-промышленный потенциал ЕС в самое последнее время был заметно ослаблен политически мотивированным поглощением им экономически слабых стран Центральной, Восточной и Южной Европы, поступивших на его долгосрочное иждивение. В итоге, даже если ЕС-25 и наберет в будущем тот же темп экономического роста, что и нынешние Соединенные Штаты, догнать заокеанского партнера по уровню душевого ВВП расширившемуся Евросоюзу удастся не ранее чем через 120 лет.
ЕС является одним из трех основных и наиболее развитых центров современного мира наряду с
- 73
Соединенными Штатами Америки и Японией. История экономических и политических взаимоотношений ЕС и США насчитывает давнюю историю.
Ныне фактором, во многом способствующим изменению системы международных отношений, стал беспрецедентный по масштабам и жестокости террористический акт, осуществленный против США 11 сентября 2001 г., от которого содрогнулось все человечество. Последствия этой варварской акции, безусловно, сплотили государства западного сообщества, НАТО и ЕС, как и другие страны, в борьбе против терроризма. Этот фактор станет объединяющим элементом в усилении партнерских связей между США и Западной Европой, США и Евросоюзом. По всей вероятности, будут выдвинуты новые военно-политические инициативы в рамках НАТО и ЕС, в том числе может быть скорректирована и детализирована политика Европейского Союза в сфере совместной безопасности и обороны.
В настоящий момент, говоря о положении дел в Европейском Союзе и общем состоянии интеграционного процесса в Европе, можно выделить четыре проблемы стратегического характера, решение которых пока не просматривается.
Во-первых, имеет место существенное ослабление качества и эффективности управления на уровне ЕС. В результате беспрецедентного по масштабам расширения 1995—2007 гг., общие институты ЕС (Совет ЕС, Европейская Комиссия, Европарламент) перешли пределы собственной эффективности в качестве инструментов согласования интересов стран — членов ЕС, лобби и других групп интересов.
Во-вторых, у ЕС нет даже приблизительного общего видения стратегических целей развития «европейского проекта» (ЕС достиг всех основных целей, не вступающих в противоречие с базовыми суверенными правами стран-членов).
В-третьих, налицо низкая экономическая эффективность ныне превалирующей модели развития большинства европейских стран.
В-четвертых, заметно снижается уровень доверия в отношениях между странами-членами, с одной стороны, и странами-членами и наднациональными органами Евросоюза — с другой. Одним из проявлений этой тенденции является «дефицит демократии» — «выключенность» граждан Европейского Союза из процесса принятия все большего спектра политических и экономических решений.
Все эти негативные процессы являются во многом результатом того, что институциональная модель ЕС и существующие там механизмы
принятия решений, заложенные в период 1957— 1991 гг., достигли пределов своей эффективности и не могут более исполнять возложенных на них задач. Тем более, что спектр и глубина этих задач постоянно растут.
Главной проблемой внутренней жизни ЕС, оказывающей, как мы можем убедиться, негативное воздействие на внешние связи Европы и отношения ЕС — Россия, является неготовность стран-членов и их политических элит совершить качественный переход к реальному отказу от части суверенных прав в пользу Сообщества, действующего через наднациональные институты.
Список литературы
1. Бартош А. А. О потенциале миротворчества НАТО, ЕС и ОДКБ // Вестник Академии военных наук. 2006. № 3. С. 74.
2. Давыдов А. Ю. США и страны ЕС: торговля и инвестиции // Современная Европа. 2008. № 1. С. 30, 38.
3. Давыдов Ю. Расширение НАТО и ЕС: последствия для России // Европейская безопасность: события, оценки, прогнозы. 2005. № 18. С. 4.
4. Дубровин Д. ЕС, НАТО и Россия. Кризис или непонимание? // Эхо планеты. 2008. № 1. С. 10—12.
5. Коварский Н. Особенности подходов ЕС и США к обеспечению безопасности // Обозреватель «Observer». 2007. № 4. С. 75.
6. Машурова Е. А. Отношение ЕС и США к интеграции восточнославянских государств на постсоветском пространстве // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. 2008. № 2. С. 119.
7. Мять С. Б. Роль индустрии венчурного капитала в США и странах ЕС // Экономика. Предпринимательство. Окружающая среда. 2007. № 4. С. 102.
8. Пашковская И. Г. Европейский Союз: помощь развитию / И. Г. Пашковская. М.: МГИМО-Университет, 2006. С. 54.
9. Пашковская И. Г. Европейский Союз: формирование внешней энергетической политики / И. Г. Пашковская; Научно-координационный совет по международным исследованиям МГИМО (У) МИД России. Центр евро-атлантической безопасности. М. : МГИМО - Университет, 2008. С. 73.
10. Уткин А. И. США — ЕС: два полюса, два взгляда // США и Канада: экономика, политика, культура. 2005. № 7. С. 27, 36, 40.
