CC BY
49
АНАЛИЗ КОММУНИКАТИВНЫХ СТРАТЕГИЙ КАК СПОСОБ ИЗУЧЕНИЯ СТИЛЕВОЙ ЧЕРТЫ
Н.М. Татарникова
Ключевые слова: функциональный стиль, стилевая черта, дискурс, коммуникативная стратегия.
Keywords: functional style, stylistic feature, discourse,
communicative strategy.
«Если справедливо утверждение, что «разум - настолько сложный объект познания, что изучение его не может быть ограничено рамками одной дисциплины...», то это относится и к изучению стилистики речи как весьма сложному объекту, познание которого возможно только в комплексе наук»
М.Н. Кожина.
Ведущей в лингвистике последней четверти ХХ века стала тенденция интеграции частных научных направлений с целью более эффективного анализа одного и того же феномена действительности -языка, который «настолько сложен и многоэлементен, что практически неисчерпаем в выборе различных параметров и сечений при его описании и характеристике» [Лыкова, 1999, с. 54]. При этом, очевидно, в основе такой интеграции должны лежать некие совместимые исходные установки в каждом из направлений.
Цель данной статьи - рассмотреть возможность применения анализа коммуникативных стратегий, используемого в теории дискурса, при исследовании формирования стилевых черт функционального стиля. Для этого мы, во-первых, попытаемся выявить основания для транспозиции методов анализа из одной исследовательской области в другую, и поэтому в общих чертах сопоставим направления развития функциональной стилистики и когнитивной лингвистики, куда входит теория дискурса; во-вторых, рассмотрим причины, по которым такой перенос методов представляется целесообразным.
Сначала обратимся к развитию функциональной стилистики. Функциональная стилистика является одной из первых дисциплин, поставивших своей целью выявление обусловленности использо-
вания языка экстралингвистическими - социальными по своей природе - факторами.
Сложным было становление самого термина стиль и, соответственно, функциональный стиль. По мере развития функциональной стилистики его понимание эволюционировало от представления о стиле как совокупности определенным образом окрашенных языковых средств к взгляду на него как на особый способ функционирования языка, обусловленный типом социальной деятельности, в которой он используется, и соответствующей ей формой общественного сознания (см. обзор осмысления этого понятия в русской лингвистике в: [Головин, 1988, с. 249-259]). Опора на наиболее общие внеязыковые условия формирования функционального стиля (базовые экстралингвистиче-ские факторы), выработанные широкой общественной практикой, определила его объективный характер, высокую степень абстракции и качественное своеобразие, которое нашло выражение в понятии стилевой черты. Стилевая черта представляет собой качественный признак стиля, обусловленный особенностями деятельности и коммуникации в соответствующей ему общественной сфере и вытекающий из функции стиля. Каждый функциональный стиль имеет специфический набор своеобразно проявляющихся в нем стилевых черт, посредством которых осуществляется переход от базовых экстралингвистических факторов к использованию языковых единиц.
Поиск специфики стилей в особенностях организации разноуровневых языковых средств (в том числе стилистически не маркирован-ных1), различиях в степени их активности позволил выявить речевую системность каждого из стилей, прежде всего в их ядерной зоне, на материале текстов, наиболее тесно связанных с соответствующей сферой деятельности. Тем самым были определены, если можно так выразиться, инварианты функциональных стилей.
Затем фокус внимания лингвистов, занимающихся функциональной стилистикой, постепенно смещается. Все больший интерес у них, с одной стороны, вызывают периферийные явления в области функциональных стилей, что, естественно, требует учета не только базовых экстрадетерминант, но и более узкого социального контекста и позволяет описать различные формы варьирования стилей - их подстили. А с другой - объектом изучения становятся особенности организации
1 Ср.: «Обычные, нейтральные, применяемые в разных языковых стилях и обеспечивающие целостность и структурное единство языка, несмотря на стилевое его варьирование,- именно эти средства... оказываются стилеобразующими, меняя свою активность от одного стиля к другому» [Головин, 1988, ^ 262].
текстов различных функциональных стилей. В рамках Пермской школы функциональной стилистики под руководством М.Н. Кожиной и М.П. Котюровой разрабатывается тема «Функционирование языка в различных типах текста». Это представляется вполне закономерным развитием прежней проблематики, поскольку функциональный стиль, будучи способом употребления языка, проявляется в пространстве текста, где специфическая система актуализированных разноуровневых языковых единиц тесно взаимодействует с характерными текстовыми структурами. Поэтому вполне естественно обращение к исследованию речевых жанров, тесную связь которых с функциональными стилями подчеркивал М.М. Бахтин: «Органичная, неразрывная связь стиля с жанром ясно прослеживается на проблеме языковых, или функциональных стилей. По существу, языковые, или функциональные стили есть не что иное, как жанровые стили определенных сфер человеческой деятельности и общения» [Бахтин, 1986, с. 432]. В функциональных стилях исследуются модификации функционально-смысловых типов речи, особенности композиции текста, изучаются текстовые единицы (см. работы Е.А. Баженовой, Н.В. Данилевской, М.Н. Кожиной, М.П. Котюровой, Т.В. Матвеевой, В.В. Одинцова, О.В. Протопоповой, В.А. Салимовского, Т.Б. Трошевой и др.).
Исследования последнего десятилетия акцентировали в функциональной стилистике коммуникативную направленность, заложенную в ней потенциально, поскольку понятия коммуникации и функционального стиля изначально неразрывно связаны: употребление языка предполагает того, кто его употребляет, и того, для кого это делается, то есть адресанта и адресата, которые не обязательно являются индивидуальными субъектами. Да и само понятие сферы социальной деятельности и общения имплицирует типовую коммуникативную ситуацию. Поэтому закономерно, что начиная с девяностых годов прошлого века стили все активнее изучаются и в коммуникативном аспекте (см. работы Н.С. Болотновой, Л.Р. Дускаевой, Б.С. Шварцкопфа и др.).
Таким образом, функциональная стилистика с понижением степени абстрактности исследуемых объектов (функциональный стиль -подстиль - жанр) и углублением представления об исследуемом феномене оказывается обращенной одновременно к языку и речи. Это ее пограничное положение находит отражение в параллельных терминах: функциональный стиль / функциональная разновидность языка / функциональный тип речи (выделено нами - Н.Т.) и в определении функционального стиля. Ср.: «Функциональный стиль - это исторически сложившаяся, общественно осознанная речевая разновид-
ность... <...> (разрядка автора - Н.Т.) Или иначе - это исторически сложившийся тип функционирования языка (выделено нами - Н.Т.)» [Кожина, 2003, а 581].
В функциональной стилистике в состав базовых экстрадетерминант включены тип общественного сознания, форма мышления и способ отражения действительности, характерные для той сферы общественной деятельности, в которой используется функциональный стиль. Поэтому представляется возможным говорить о связи функциональной стилистики с когнитивным направлением в лингвистике2. При этом надо отметить, что в функциональной стилистике непосредственно не ставится задача исследования через употребление языка процессов формирования и понимания высказывания-текста, то есть когнитивных процессов.
Более того, в центре внимания анализируемого направления находится не сам процесс употребления языка в социально значимых сферах деятельности, а, скорее, его результат - то, что отложилось в ходе совокупной социальной практики использования языка как способы отбора его единиц и организации текста для оптимального выполнения им своего общественного назначения.
Подводя итог сказанному, отметим следующее. В функциональной стилистике на материале, в основном, письменных текстов употребление языка рассматривается в его обусловленности а) наиболее общими социальными факторами, в том числе относящимися к сознанию / мышлению и б) в результативном плане. Отчетливо проявляется тенденция к снижению степени абстрактности исследуемых объектов.
Теперь обратимся к формированию того направления, которое развивалось в европейской (и американской) науке почти одновременно с функциональной стилистикой и позже вошло в когнитивную лингвистику, явившись основанием теории дискурса.
Когнитивная теория употребления языка, формировавшаяся в рамках общей теории коммуникативного взаимодействия в 60-70-е годы ХХ века, поставила своей целью объяснить, как происходит планирование, производство и понимание высказываний [ван Дейк, 1989, а 12]. Тем самым, обращаясь к употреблению языка, эта теория, в отличие от функциональной стилистики, сосредоточилась не на собст-
2 Здесь можно отметить как исследование функционально-когнитивного характера кандидатскую диссертацию Е.А. Юниной «Функционально-стилистический метод как критерий определения типов мышления» (1989), а также работы представителей Пермской стилистической школы по изучению научной речи, выполненные в когнитивностилистическом аспекте.
венно речи, а на том, что стоит за ней, что с ее помощью можно выявить, - на когнитивных процессах, свойственных человеку. Наиболее очевидно отражает эти процессы живая речь, естественный диалог, в котором порождение и понимание высказываний происходит не отсрочено, а здесь и сейчас, поэтому он и оказался в центре внимания исследователей: «на рубеже 1970-х годов <...> осознано, что <...> объектом лингвистических теорий должно стать актуальное использование языка в социальном контексте» [ван Дейк, Кинч, 1988, а 154].
Когнитивные процессы проявляются уже на уровне отдельного высказывания - речевого акта, тем самым он становится материалом изучения в теории когнитивного употребления языка, а одним из ее оснований выступает прагматическая теория речевых актов. Обращение к речевому акту как минимальной / элементарной единице говорения и понимания вполне закономерно, если учесть степень его разработанности со стороны иллокутивной направленности, а также условий успешности, имеющих когнитивную природу. Здесь надо отметить, что речевой акт имплицирует диалогическое общение и обращенность к адресату в определенном, градуированном по степени абстракции социальном контексте. Однако социальный контекст, учитываемый в теории когнитивного употребления языка, не достигает столь высокой степени абстракции, как это изначально было заложено в функциональной стилистике. Наибольшую значимость получает некоторая ситуация, поскольку совершение действия, в том числе речевого, всегда связано именно с ней. Эта ситуация, рассматриваемая как со стороны наиболее общих свойств социальных условий взаимодействия, так и в плане специфичных для нее, имеет определяющее значение, ибо «каждое высказывание должно интерпретироваться и всегда интерпретируется в свете заданного контекста и строится всегда в соответствии с этой установкой» [Франк, 1986, а 368]. Сказанное детерминирует обращение к понятию дискурса.
Однако понятие дискурса обычно связывается не с одним речевым актом, а с более длительной интеракцией, с обменом речевыми актами, представляющими собой единое целое - один глобальный или макроречевой акт. Подобное явление рассматривается как типизированная последовательность речевых актов с относительно конвенциональной или ритуализованной структурой. В качестве примера приводится чтение лекций, проповедей, ведение повседневных разговоров и т.д. и отмечается, что каждый отдельный акт в составе макроречевого имеет свою конкретную функцию. Такие типизированные последовательности речевых актов признаются культурно обусловленными [ван
Дейк, 1989, а 18-36]. Их использование составляет повседневную практику общения.
Смещение внимания от речевого акта к более крупной диалогической единице общения - макроречевому акту (дискурсу) - для когнитивной теории употребления языка закономерно. Причина этого состоит в следующем: «Теория речевых актов. игнорирует динамическую и стратегическую природу естественного речевого общения, <...> внутреннюю «логику» в развитии диалога, использование участниками диалога стратегий регулирования и прогнозирования этого развития» [Франк, 1986, а 367].
С понятием коммуникативной стратегии связаны процессы порождения и понимания дискурса. Именно в рамках макроречевого акта, как отмечает Т.А. ван Дейк, «мы можем иметь различные стратегии для полного достижения наших целей» [ван Дейк, 1989, а 18]. Понятие стратегии уже несколько десятилетий используется учеными различных лингвистических (и не только лингвистических) направлений. В рамках когнитивного подхода стратегии объясняются через существование особых когнитивных структур - интерпретативных схем. «Интерпретативные схемы помогают формировать интенции и мнения (конечно, обусловленные контекстом), направляющие действия людей. Интерпретативные схемы, позволяя осмыслить ситуации, способствуют выработке альтернативных способов осуществления этих действий и реализации интенций. Говорящий выбирает тип действия и способ его осуществления из ряда альтернатив. Это называется стратегией. Понимаемая таким образом стратегия не предполагает сознательного планирования» [Макаров, 2003, а 62]. Не касаясь степени осознанности действий говорящего, отметим, что «в самом общем смысле речевая стратегия включает в себя планирование процесса речевой коммуникации в зависимости от конкретных условий общения и личностей коммуникантов, а также реализацию этого плана» [Иссерс, 2008, а 54]. Интерпретативные схемы используются и в процессе понимания дискурса. Стратегия понимания состоит в выдвижении альтернативных гипотез о значении сказанного и намерениях говорящего, их оценке и принятии или отбраковке в процессе дальнейшего общения [ван Дейк, 1989, а 39]. Тем самым, стратегический подход к дискурсу в рамках когнитивной лингвистики можно охарактеризовать как динамический и в аспекте его продуцирования, и в аспекте его понимания.
Исследования дискурса осуществляются как с точки зрения проявления в нем индивидуальности говорящего, так и в типологическом ключе. В последнем случае выделяются различные типы дискурса: политический, медицинский, педагогический, банковский и т.п.
Сделанный обзор подводит к следующим выводам. В когнитивной лингвистике изначально на материале устных, а затем и письменных развернутых высказываний (дискурсов) употребление языка а) в его обусловленности социальными факторами, детерминирующими, прежде всего, конкретную актуальную деятельность автора (-ов) рассматривается как ключ к постижению его (их) ментальности и б) исследуется в процессуальном плане. Просматривается тенденция к «укрупнению» единицы анализа (от речевого акта к дискурсу) и повышению степени ее абстрактности (от дискурса к типу дискурса).
Выводы, к которым мы пришли, делая обзор развития каждого из направлений, показывают наиболее общие пункты схождения и расхождения функциональной стилистики и когнитивной лингвистики. Надо указать и на соотношение некоторых базовых понятий, используемых в данных направлениях. В первую очередь это понятия функционального стиля и дискурса, соотношение которых позволило Ю.С. Степанову высказать мнение, что термины «функциональный стиль» и «дискурс» следует рассматривать как близкие, но принадлежащие к разным лингвистическим школам [Степанов, 1998, а 640]. Другая пара - это понятия макроречевых актов (Т.А. ван Дейк) и речевых жанров (далее - РЖ) как тематических, стилистических и композиционных типов высказываний (М.М. Бахтин). Надо отметить, что РЖ, с одной стороны, и речевые и макроречевые акты, с другой, сопоставлялись не единожды (см., например: [Кожина, 1999; Федосюк, 1997] и др.) и каждый раз отмечалось определенное сходство этих феноменов. Известная модель РЖ, предложенная Т.В. Шмелевой, включает все параметры речевого жанра, которые перечислил М.М. Бахтин, и эти же признаки фигурируют при классификации речевых актов и описании условий их успешности. Показателен и тот факт, что оппозицию простых и сложных жанров пытаются трактовать с помощью речевых актов. Простые жанры мыслятся как «типы иллокутивных актов, называемые при помощи отглагольных существительных, значение которых определяет речевое действие, например, угроза, отказ, присяга, вопрос, клятва, приглашение и т.д.», а сложные - как типизированные
последовательности речевых актов, структура которых имеет относительно конвенциональный характер. Эти акты неоднородны, и каждый из них в глобальной деятельности имеет свою функцию и место, например, приветствие в разговоре [Гайда, 1999, а 110]. В структурной классификации РЖ, которую предлагает К.Ф. Седов, в качестве простейшей единицы выступает субжанр - одноактное высказывание, минимальная единица типологии РЖ, равная одному речевому акту [Седов, 2001, а 112-113].
Таким образом, сходство на уровне базовых понятий анализируемых направлений несомненно. Кроме того, и сам термин коммуникативная стратегия не является совершенно новым для функциональной стилистики3, но в должной степени не разработанным в ней.
Необходимо также подчеркнуть тенденцию, позволяющую считать рассматриваемые направления лингвистики взаимодополняющими: стремление к снижению степени абстракции исследуемых феноменов в функциональной стилистике и, напротив, повышение степени их абстракции в теории дискурса4.
Итак, наши рассуждения, как представляется, привели к выводу о том, что использование стратегического анализа в исследовании формирования стилевых черт функционального стиля обоснованно.
Далее на практическом материале проанализируем связь использования коммуникативных стратегий и формирования стилевых черт устного и письменного дискурса (текста). Отметим, что единой классификации коммуникативных стратегий не существует, но в качестве глобальных, прежде всего, выделяют стратегии на повышение и на понижение. Рассмотрим возможность их использования в РЖ допроса и РЖ протокола допроса, занимающих разное положение в структуре официально-делового стиля.
РЖ допроса находится в зоне контаминации юрисдикционного подстиля официально-делового стиля с разговорным стилем и представляет собой устный диалогический жанр интерпрофессиональной официально-деловой речи, в котором под руководством основного автора (следователя) адресат-информант (допрашиваемый) сообщает необходимые для расследования преступления сведения. Получение объективной информации является коммуникативной
3 См., например: [Одинцов, 1982, с. 160 и далее].
4 Ср. сказанное с выводами о соотношении стилистики и прагматики в [Кожина, 1997, с. 6].
целью жанра [Татарникова, 2006, с. 36-49]. Однако эта цель не исключает индивидуальных интенций допрашиваемого: он может ставить перед собой задачу представить участников дела в том или ином свете, используя стратегию на повышение или на понижение. Проиллюстрируем сказанное примером из допроса нотариуса по делу о квартирном мошенничестве5:
(1) Сл.: Так вы у N лично спросили он действительно желает...
Д.: Вот давайте я вот это вот вам объясню // Дело в том что человек_одет неадекватно / вы сами понимаете / видно что человек возможно такого / бичевского вида / у нас когда человек вот такого вида приходит мы его чуть ли не допрашиваем // <...>...Еще на суде сказала одет неадекватно ... думаю как это выразиться .
Сл.: N сказал что...
Д.: ... что ему обещают предоставить однокомнатную квартиру посредники <...> и плюс доплату // ... Мя в глаза никогда не видела говорят он лысый какой-то...
В данном случае свидетель ради отмежевания от участников дела ^ и М) использует стратегию на понижение, отмечая непрестижные черты их внешнего вида (подчеркнуто), чем нарушает постулат количества информации, соблюдение которого необходимо в официально-деловом стиле. Эта стратегия реализуется также за счет использования просторечных и разговорных лексических единиц (бичевского вида, в глаза не видела), насыщенности частицами, вносящими разные оттенки акцентированного выделения (вот, еще, чуть ли не). Причем, значение подчеркивания усиливается смысловыми повторами (к выражению в глаза не видела, имеющему значение ‘никогда не видела’, добавляется слово никогда) и дублированием частицы (вот). Тем самым показания свидетеля получают экспрессивную окраску, эмоциональную насыщенность; так формируется характерная для разговорной речи стилевая черта эмотивность.
В то же время высказывания следователя направлены на установление объективной картины преступления и характеризуются отсутствием стратегий на повышение и понижение, в соответствии с чем, в его репликах используются как неокрашенные языковые средства, так и маркированные употреблением в официальной речи (у N лично спросили; он действительно желает). Таким образом,
5 Здесь и далее приняты следующие условные обозначения: Д. - допрашиваемый (-ая), Сл. - следователь. Знак <...> говорит о том, что выпущена часть высказывания с целью более эксплицитного представления стратегии.
речевая партия следователя поддерживает связь жанра допроса с официально-деловым стилем, причем, эта связь выражается не только в использовании соответствующих языковых средств, но и в отказе от коммуникативных стратегий, не характерных для стиля.
В свою очередь РЖ протокола допроса, находящийся на периферии юрисдикционного подстиля, представляет собой письменный монологический жанр интрапрофессионального общения, в котором основной автор (следователь) фиксирует существенные для расследования объективные сведения, переданные автором-информантом [Татарникова, 2006, с. 58-66]. Такая установка исключает отражение в протоколе стратегий на повышение и понижение, которые имели место в РЖ допроса в показаниях информанта. Соответственно, в тексте протокола допроса употребление тех языковых средств, которые формируют эмотивность, ограничено в необходимых (и нечастых) случаях прямым цитированием речи информанта. Поэтому на смену эмотивности допроса приходит безэмоциональность протокола допроса как стилевая черта официально-делового стиля.
В представленном анализе мы шли от стратегии говорящего к формированию стилевой черты. Однако на это взаимодействие можно посмотреть и с другой стороны: стилевая черта как общественно одобряемое в той или иной сфере общения качество речи, осознаваемое говорящим, ограничивает выбор стратегии, если ее использование снижает эффективность коммуникации. Но и тот и другой подход свидетельствуют о корреляции между рассматриваемыми понятиями.
Важно еще обратить внимание на следующее. Во-первых, одни и те же коммуникативные стратегии, достаточно широко используемые в разных сферах общения, по -видимому, могут воплощаться в разных по стилистическим характеристикам языковых средствах. Поэтому было бы упрощением категорично судить о наличии некоторой стилевой черты по использованию той или иной коммуникативной стратегии. И, во-вторых, если коммуникативные стратегии и тактики разговорной и публицистической речи изучены хорошо, то о стратегиях официально-делового и научного стилей этого сказать нельзя, и приходится говорить о них через отрицание стратегий, описанных для других стилей.
Теперь попытаемся ответить на вопрос, почему мы считаем возможным применить метод анализа коммуникативных стратегий для изучения стилевых черт.
Основным философским законом, определяющим развитие любого явления, выступает закон единства и борьбы противоположностей. На его основе М.В. Пановым сформулирована теория антиномий -присущих языку постоянно действующих противоречий, между которыми происходит качественно своеобразная борьба, являющаяся внутренним стимулом саморазвития языка [Русский язык., 1968, а 24]. Такие противоречия, в частности, манифестируются антиномиями «синхронное - диахронное», «системное - функциональное (коммуникативно-прагматическое)», которые, по нашему мнению, находят отражение в понятиях стилевой черты в функциональном стиле и стратегии в дискурсе. Свидетельством продуктивности антиномического (де-терминационного) подхода к исследованию делового текста является работа О.П. Сологуб «Русский деловой текст в функционально -генетическом аспекте» [Сологуб, 2008, а 23-81].
В философии «способом теоретического воспроизведения в сознании целостного объекта» признается «восхождение от абстрактного к конкретному», рассматриваемое как «всеобщая форма научного знания, систематического отображения объекта в понятиях» [Философский словарь, 1981, а 4]. На первоначальном этапе оно включает в себя свою противоположность - восхождение от конкретного к абстрактному. Таким образом, эти стороны познания выступают в диалектическом единстве. Предполагаем, что стилевые черты функционального стиля и коммуникативные стратегии дискурса связаны отношением «абстрактное - конкретное» и изучение их в таком аспекте приведет к углублению содержания понятия «стилевая черта» и пониманию механизма ее формирования.
Представляется существенным, что стилевые черты функционального стиля, дедуцированные с опорой на его базовые экстралин-гвистические факторы (прежде всего функцию) и тем самым представляющие собой абстрактные образования, могут быть соотнесены с явлениями речевого порядка как более конкретными. В то же время переход от абстрактных категорий (стилевых черт) к их языковому воплощению в конкретных речевых произведениях как представителях стиля, с нашей точки зрения, не является скачкообразным и автоматическим. При автоматической реализации стилевых черт все тексты определенной сферы деятельности укладывались бы в параметры соответствующего функционального стиля, а реальная речевая картина этому противоречит. Значит, выбор автором подходящих ему языковых средств, формирующих ту или иную стилевую черту или, напротив, разрушающих ее, должен быть чем-то обусловлен. В теории дис-
курса этот выбор определяет коммуникативная стратегия говорящего. Сказанное обусловливает правомерность и необходимость соотнесения рассматриваемых феноменов.
В заключение хотелось бы отметить следующее. Теория функциональных стилей, разрабатываемая Пермской стилистической школой под руководством М.Н. Кожиной, представляется исключительно плодотворной, что проявляется в совместимости этой теории с новыми направлениями в лингвистике, в образовании «точек роста», из которых развиваются «сдвоенные» направления (стилистика текста, праг-мастилистика, коммуникативная стилистика художественного текста). Принципиальная «открытость» функциональной стилистики междисциплинарным подходам способствует интеграции знания и в конечном итоге углублению системного представления о функциональном стиле.
Литература
Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Литературно-критические статьи. М.,
1986.
ван Дейк Т.А., Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1988. Вып. 23.
ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
Гайда Ст. Жанры разговорных высказываний // Жанры речи. Саратов, 1999. Вып. 2.
Головин Б.Н. Основы культуры речи. М., 1988.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М., 2008.
Кожина М.Н. О соотношении стилистики и прагматики // Стилистика и прагматика. Пермь, 1997.
Кожина М.Н. Речевой жанр и речевой акт // Жанры речи. Саратов, 1999. Вып. 2.
Кожина М.Н. Функциональный стиль // Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М., 2003.
Лыкова Н.А. Континуальное и дискретное в языке // Филологические науки. 1999.
№ 6.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М., 2003.
Одинцов В.В. Композиционные типы речи // Функциональные типы русской речи. М., 1982.
Русский язык и советское общество. М., 1968. Кн. 1.
Седов К.Ф. Жанры повседневного общения и хорошая речь // Хорошая речь. Саратов, 2001.
Сологуб О.П. Русский деловой текст в функционально-генетическом аспекте. Новосибирск, 2008.
Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. М., 1998.
Татарникова Н.М. Координация первичного и вторичного речевых жанров в официально-деловом стиле речи. Иркутск, 2006.
Федосюк М.Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания. 1997. № 5.
Философский словарь. М., 1981.
Франк Д. Семь грехов прагматики : тезисы о теории речевых актов, анализе речевого общения, лингвистике и риторике // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986. Вып. 17.
