CC BY
42Аналитическая философия: вчера — кризис идентичности, сегодня — ее поиск
Константин Скрипник
Игорь Джохадзе. Аналитическая философия сегодня: кризис идентичности // Логос. 2016. Т. 26. № 5. С. 1-15.
В
АОГОС_ ] ^ 1976 году в Киеве проходил очередной
Всесоюзный симпозиум по логике, методологии и философии науки, в рамках которого состоялся круглый стол, посвященный критике современной западной филосо-^ фии. Там, естественно, говорили о загнивании со-
временной буржуазной философии, о том, что она находится в тупике, что только с позиций диалектического материализма можно дать ей адекватную оценку, и т. д. Иными словами, контекст был достаточно стандартным для той эпохи, и те, кто помнит это время или уже активно участвовал в подобных конференциях, легко могут воспроизвести и содержание, и атмосферу, и, вероятно, даже слова, которые тогда произносились. Но вдруг на трибуну вышел некто (к сожалению, не смогу уже вспомнить его фамилию, да это и неважно в данном случае) и рассказал анекдот. На остановку такси где-то в аэропорту Москвы подошел человек с живым бегемотом на веревочке. Таксист сразу сказал, что бегемота не повезет. «Ничего страшного, — сказал пассажир, — он рядом побежит». Поехали — бегемот бежит рядом. Сорок километров в час — бегемот бежит, шестьдесят — бегемот бежит. Таксист нервничает. Выехали на окружную. Таксист выжал газ в пол, машина рванула вперед. Бегемот не отстает. «Сейчас отстанет», — сквозь зубы процедил таксист. «С чего вы взяли?» — поинтересовался пассажир. «Да он язык высунул». — «Направо или налево?» — «Налево». «А, это он показывает, что идет на обгон»,—говорит пассажир. И рассказчик заканчивает анекдот примерно следующими словами:
Вот буржуазная философия в кризисе, и все время появляются новые результаты. А у нас кризиса нет — и результатов...
Попробую объяснить, почему этот случай вспомнился мне при чтении статьи Игоря Джохадзе о сегодняшнем состоянии аналитической философии (отмечу, что «сегодня» — это примерно середина 2016 года, когда статья опубликована, или даже раньше, когда ее писали).
Рассмотреть состояние аналитической, как, впрочем, и любой другой, философии возможно с нескольких позиций, различающихся по меньшей мере временем и участниками. Например, для середины прошлого века, когда стало более активно употребляться словосочетание «аналитическая философия», позиции будут различаться в зависимости от того, принадлежит ли сам автор данного обзора, анализа, критики и т. п. к направлению аналитической философии или к иному философскому течению, школе, движению, в зависимости от того, как его идентифицируют современники или как он сам себя идентифицирует. И сказанное об авторах середины века точно так же можно отнести и к авторам другого времени, например конца прошлого века или 2016 года. Хорошо бы и сам автор обозначал четко свои позиции, свою принадлежность, свои пристрастия или выказывал, что очень рискованно, отсутствие оных и полную беспристрастность.
Естественно, что в статье Джохадзе обозначает некоторые характеристики аналитической философии, приписываемые ей традиционно:
...ясность и строгость аргументации, отказ от метафорически-суггестивного способа изложения, тщательное определение ключевых понятий, самокритичность, осторожное отношение к философским обобщениям, лаконизм, широкое использование логических формализмов, моделей и исчислений, полемическая заостренность (2).
Отдельно указывается, что главной особенностью аналитической философии является лингвистический редукционизм. Здесь возникает и с дальнейшим чтением текста усиливается некоторое недоумение. «Лингвистический редукционизм» и «лингвистический поворот» — это одно и то же? Кажется, ясно, что нет; более того, сейчас можно считать решенным, что лингвистический поворот — дело гораздо более раннего времени, нежели возникновение и развитие аналитической философии; что если принять во внимание, например, характеристику, данную Миллем Локку («несомненный основатель аналитической философии мышления»), то можно считать, что именно с ним и его современниками связан пресловутый лингвистический поворот, который вовсе не сводит
к проблемам языка все философские проблемы, но акцентирует то, что зачастую они связаны с неверными языковыми формулировками. Анализ и экспликация последних может пролить свет и на первые. Можно ли называть это лингвистическим редукционизмом? Разумеется, нет, тем более что под лингвистическим редукционизмом (иногда говорят и о редукциях в лингвистике) принято понимать совсем иные феномены, связанные в первую очередь с речью, что особенно легко проиллюстрировать примерами. Раз уж «лингвистическим редукционизмом» характеризуется аналитическая (главным образом англоязычная) философия, то примерами из английского языка будут редукция cannot к can't или редукция want to к wanna. Тем более непонятно, почему автор статьи идентифицирует проблемы языка с «семантикой и прагматикой словоупотребления». Почему именно «словоупотребления», хотя в аналитической философии и изначально, и в дальнейшем на первый план выходят высказывание, предложение, суждение? И почему только с семантикой и прагматикой — разве грамматика, синтаксис (синтактика) вообще не имеют к этому отношения? Становится «обидно» за синтаксис. Автор полагает, что «поворот к языку» расценивается аналитиками как важнейшее достижение, и в качестве обоснования приводит замечание Ганса Слуги вовсе не о величайшем достижении, а об «этапах естественного прогресса в философии»1. Подобный способ обоснования или хотя бы подтверждения свидетельствует прямо лишь о том, что он никоим образом не может быть аналитическим, а его автор точно не принадлежит к этому направлению.
Другая особенность аналитической философии, привлекшая внимание Игоря Джохадзе, состоит в пренебрежении к истории собственной дисциплины (в данном случае философии, а не аналитической философии). Боюсь, подобное утверждение неверно фактически и не может быть отнесено ни к аналитической философии в момент ее возникновения и развития, ни тем более к современному этапу ее жизни. Напомню, что еще в своей книге о Лейбнице Бертран Рассел писал в предисловии о том, как он разделяет «главным образом исторический» и «главным образом
1. Приведу это высказывание Слуги, чтобы не заставлять читателя лишний раз обращаться к тексту статьи Джохадзе: «Существует естественный прогресс в философии от метафизики через эпистемологию к философии языка. Сначала философы думают о мире, затем о путях познания мира. Наконец, они обратили внимание на способ, которым это познание выражается». Где здесь оценка поворота к языку как «важнейшего достижения»?
философский» подходы. Первый имеет дело с влияниями, причинами, контекстом и сравнениями, цель второго—раскрыть «большие (великие, огромные) типы возможных философий», понимание которых даст нам возможность «приобрести знание важных философских истин». При втором подходе, пишет Рассел,
... философ больше не объясняет психологически: он, как адвокат, экзаменует (проверяет) то, чего он придерживается как ядра (тела, body) философской истины. Посредством какого процесса развития он приходит к этому мнению, хотя в самом себе важный и интересный вопрос является иррелевантным относительно исследования того, насколько далеко данное мнение само по себе является корректным2.
Задача подобного исторического исследования, считает Рассел, — понять философию Лейбница, исходя из ее собственных основ. Уместно сослаться и на слова Готтлоба Фреге из предисловия к «Основаниям арифметики»:
Исторический способ рассмотрения, прислушивающийся к становлению вещи и из становления старающийся познать ее сущность, определенно во многом оправдан; но он также имеет и свои границы. Если все вещи не были бы прочными и вечными, а находились в постоянном потоке, то мир перестал бы быть познаваемым и все перепуталось. Кажется, думают, что в отдельной душе понятия возникают так же, как листья на деревьях, и полагают, что их сущность можно познать, исследуя их возникновение, и ищут их объяснение психологически в природе человеческой души. Но такое понимание переводит все в субъективное и, если следовать ему до конца, упраздняет истину. То, что называют историей понятия, является, пожалуй, историей или нашего познания понятия, или значений слов. Познать понятие в его чистоте, освободить его от чуждых наслоений, скрывающих его от духовного взора, впервые удается посредством значительной духовной работы, которая может продолжаться в течение столетий3.
Удивительно легкомысленным представляется замечание автора, сделанное между прочим в контексте того, что «адепты нового интеллектуального культа» (это теперь новое название фило-
2. Russell B. The Critical Exposition of the Philosophy of Leibniz. L.: Routledge, 1992. P. XVIII.
3. Фреге Г. Основоположения арифметики. Томск: Водолей, 2000. С. 11.
софии — «интеллектуальный культ»? Cool!) полагали, что их философия носит «универсальный и транскультурный характер»:
...символично, что эта философия, претендующая на статус «мировой», в 1930-1940-е годы создавалась людьми, волею судеб лишенными родины, — логическими позитивистами, эмигрировавшими из предвоенной Европы в США (3).
Не вполне ясно, что же «символичное» усматривает здесь автор. Известно, что контакты между американскими и европейскими философами (в частности, членами Венского кружка) были установлены задолго до эмиграции последних. Так, скажем, Уил-лард ван Орман Куайн довольно долго пробыл в Европе, а словосочетание «аналитическая философия» впервые появляется в 1936 году, с указанием именно на тех философов, которых мы теперь так и называем, в статьях Эрнеста Нагеля4, написанных после поездки в Европу (при этом Нагель говорит о трех группах аналитических философов: логических позитивистах, кембриджских аналитиках в стиле Джорджа Эдварда Мура и представителях львовско-варшавской школы). Не меньше удивляет и то, что автор берет в кавычки слово «мировая», говоря об аналитической философии. Надо ли понимать это как выражение скепсиса, сомнения, пренебрежения или, может быть, насмешки над подобной претензией? Тогда уместно упомянуть, что если речь идет о происхождении аналитической философии, то очевидно, что она не связана исключительно с «островом» или английским языком: к основателям справедливо относят как Рассела и Мура, так и Витгенштейна и Фреге; здесь, кроме Кембриджа, участвовали Вена и Берлин. Если говорить о современном состоянии аналитической философии, то сфера ее распространения и влияния охватывает не только Великобританию и США: европейское общество аналитической философии, созданное в 1990 году, объединяет большую часть обществ аналитической философии европейских стран, которые существуют в Австрии (с 2009 года), Хорватии (2001), Франции (1993), Германии (1990), Италии (1992), Нидерландах (2006), Португалии (2004), Румынии (2007), Словении (1991), Испании (1995). Сильные аналитические традиции имеются также в Финляндии и Норвегии. Что касается, напри-
4. Nagel E. Impressions and Appraisals of Analytic Philosophy in Europe, I // Journal of Philosophy. 1936. Vol. 33. № 1. P. 5-24; Idem. Impressions and Appraisals of Analytic Philosophy in Europe, II // Journal of Philosophy. 1936. Vol. 33. № 2. P. 29-53.
мер, Польши, то аналитические традиции в этой стране настолько бесспорны, что наряду с Австрией не требуют дополнительного обоснования. Это ли не признаки «мировости» философии?
Почему-то в качестве отличительных признаков аналитической философии приводятся и те требования, которые предъявляются к публикациям в аналитических журналах. Но разве приведенные запросы не говорят в пользу аналитических философов, предъявляющих высокие, с точки зрения автора, требования? (Кажется, сейчас это просто нормальные требования к любой публикации.) Ну хорошо, пусть даже отличительной чертой аналитической философии является написание статей, а не толстых монографий, пусть Дональд Дэвидсон не выпустил ни одной монографии. Разве это свидетельство кризиса, о котором говорится в заголовке статьи? Вероятно, нет. Тогда что же свидетельствует об этом? Может быть, парадоксальность ее положения, о котором говорит автор: «безусловное доминирование в англоязычных странах» и то, на что указывает все большее число исследователей по обе стороны океана? Что касается доминирования в англоязычных странах и, как отмечает автор, усиления влияния в Германии, Франции, Италии, то, как уже сказано выше, данными странами распространение аналитической философии вовсе не ограничивается (дополнительно замечу, что здесь пока не учитывается огромный латиноамериканский философский мир). И вновь привлекает внимание фраза автора «все больше исследователей». Что значит «все больше»? Где это видно? Есть ли какая-либо статистика, может быть, анализ больших данных, проведенный, скажем, хотя бы с помощью гугла? Автор не приводит таких данных, утверждение повисает в воздухе. (Впрочем, подобное обоснование не единично. Так, чуть далее встречаем выражение «в подавляющем большинстве англосаксонских университетов», «в большинстве стран континентальной Европы». Статистики по-прежнему нет; и потом, когда это для философа «большинство» стало аргументом? Может быть, более показательным для него является ответ на вопрос о готовности умереть за собственные убеждения: «Конечно, нет — а вдруг я ошибаюсь?»)
Разумеется, весьма сильными аргументами выглядят приведенные автором признания ряда философов, выражающих резко критическое отношение к аналитической философии или, скорее, к ее современному состоянию (при этом предлагаю считать, что слово «современный» указывает либо на год публикации того или иного философа, либо на предшествующий период; иными словами, для мнения Хилари Патнэма год отсылочной публика-
ции — 1990-й, для Николаса Решера — 1994-й, для Ричарда Рор-ти — 1992-й). Однако на эти фразы и признания можно взглянуть и иначе: не говорят ли они о «переоценке ценностей» у отдельных философов, о разочарованиях в увлечениях молодости, а может быть, и о присущей аналитическому подходу критике самое себя? Критике, может быть, даже более жесткой, чем требуется. Критике, которая может быть вызвана и непониманием современных течений, неприятием нового, что прорастает в строгом каркасе? Думаю, эти соображения заслуживают внимания и более глубокого анализа интеллектуальной эволюции упомянутых авторов. Вспомним, если совсем недавно было принято говорить о наличии определенного «провала» между «ранним» и «поздним» Витгенштейном, то теперь не просто выделяют «средний» этап его творчества, а отмечают отсутствие подобной пропасти, внутреннюю зависимость и связь указанных периодов. Что касается Рорти, то его читателям известна определенная «эпатажность» его поздних взглядов, хотя приводимая автором статьи цитата (8) говорит лишь о том, что публикации аналитической философии другие философы встречают с непониманием. Но разве это может служить свидетельством вырождения или кризиса? Ведь и аналитические философы зачастую точно так же встречают публикации представителей иных школ и направлений; пример тому—знаменитое письмо по поводу присуждения Деррида почетной степени в Кембридже. В этом случае иные школы также в кризисе. Если кризис и у тех и у других, то либо вся мировая философия находится в кризисе, либо это просто façon de parler.
Дальнейшее содержание статьи я не буду рассматривать, хотя некоторые дополнительные замечания кажутся вполне уместными. Касательно того, что аналитическая философия не является гомогенной ни с доктринальной, ни с методологической точки зрения, — можно ли это считать свидетельством кризиса? Первое, что нуждается в анализе и точном определении,—это вопрос о различиях в понимании аналитической философии как философии, как течения, как школы, как традиции, направления или движения. Действительно, школа, например, предусматривает личные связи между одним и другим поколением, то есть между «учителем» и «учениками», в дополнение к идейным, концептуальным или методологическим связям. Но в наше-то время технические возможности коммуникации позволяют устанавливать эти личные связи, преодолевая разрывы в пространстве и даже во времени (по меньшей мере во времени суток); следовательно, сам термин «личные» меняет свой смысл по сравнению, скажем,
с тем, что было сто лет назад. Если же трактовать аналитическую философию как движение (подобно тому, как без сомнений употребляется словосочетание «феноменологическое движение»), то ничего удивительного не будет в том, что она объединяет различных ученых, среди которых «встречаются монисты и дуалисты, физикалисты и идеалисты, бихевиористы и функционалисты», как пишет автор статьи. Совершенно справедливо приводятся в статье слова Лолиты Макеевой о том, что аналитическая философия меняет многие наши представления и не терпит применения к ней стандартных, «привычных» характеристик. Если так, то это еще раз свидетельствует не в пользу кризиса. Мало того, к перечисленному автором следует добавить, что в настоящее время вполне привыкли говорить о совсем непривычных недавно аналитическом марксизме или аналитической теологии, об аналитической эстетике и аналитической феноменологии, и даже рассуждения об аналитической метафизике не являются более оксюмороном. Но это свидетельствует не о кризисе, а, скорее, о вовлечении в сферу аналитики, вернее, о применении аналитических методов в самых разнообразных областях и направлениях философии. Согласитесь, что совсем иначе ситуация выглядела бы, если бы речь шла о марксистской или феноменологической аналитике, о теологической или эстетической аналитике или метафизическом анализе. Не говоря уже о том, что если этические проблемы стали предметом исследования аналитических философов с момента формирования аналитического, скажем так, «взгляда», то в настоящее время столь же обычно говорить об аналитической философии истории, об аналитической политической философии. В этой связи заслуживают внимания работы, например, Джона Сёрла о конструировании социальной реальности, о социальной онтологии, о создании социальных миров5.
Выводы автора статьи заслуживают очень внимательного отношения, поскольку в них хочется увидеть квинтэссенцию кризиса, о котором говорится в названии. Действительно, нельзя не согласиться с тем, что
... программные установки6 и принципы аналитической философии, сформулированные три четверти века назад идеологами
5. См.: Searle J. The Construction of Social Reality. N.Y.: Free Press, 1995; Idem. Making the Social World: The Structure of Human Civilization. Oxford: Oxford University Press, 2010.
6. Автор, правда, говорит: «все программные установки...», но, с нашей точки зрения, это слишком сильное и, увы, опровергаемое утверждение, по-
движения [значит, все-таки «движения». — К. С.], были со временем либо отвергнуты их преемниками, либо существенно пересмотрены (13).
Но разве отвержение или пересмотр являются обязательно свидетельствами кризиса? Это просто отражение естественного развития, движения вперед. Действительно, те черты, о которых автор говорит в начале статьи, в течение длительного времени предлагались в качестве идентифицирующих признаков аналитической философии; но это время прошло. Примером тому является одна из книг, упоминаемых в статье, — Ганса-Йохана Гло-ка7. Автор цитирует, правда, лишь первую страницу, а эта работа, представляется, заслуживает гораздо более подробного рассмотрения, потому что именно в ней Глок, считающий себя аналитическим философом, демонстрирует, что практически с самого начала упомянутые признаки идентичности были мифами. И этот мифологический статус касается — если следовать содержанию книги — исторических аспектов, географии и «англоязычности», доктрин и тем, метода и стиля, этики и политики. Глок не просто демонстрирует, что эти признаки — мифы, он предлагает совершенно другой, может быть, более адекватный настоящему времени подход к установлению идентичности. Справедливости ради следует сказать, что один из таких подходов упомянут и в анализируемой статье, правда, подробно не рассмотрен. Речь идет об оппозиции «аналитическая — континентальная», анализу которой, включая ее эвристический потенциал, можно посвятить отдельную статью. Мало того, в действительно современной литературе, посвященной истории аналитической философии и ее собственным поискам идентичности, предпринимаются попытки после фиксации данной дихотомии предложить некую «интегра-тивную» философию или гибридную модель для создания такой философии. Честно говоря, не вижу необходимости в создании какой бы то ни было единой, гибридной, интегративной философии, которая, по замыслу авторов этой идеи, могла бы взять все лучшее от каждого члена оппозиции. Хорошо бы... Но ведь не исключен и вариант из песни: «Сделать хотел грозу, а получил.»
Раз уж речь идет о «сегодня» аналитической философии и сегодняшних взглядах на ее историю и перспективы, то, вероятно,
скольку имеются контрпримеры (для опровержения «все...» достаточно, как известно, и одного контрпримера).
7. См.: Clock H.-J. What is Analytic Philosophy? Cambridge: Cambridge University Press, 2008.
было бы правильнее обратиться к работам последних лет, написанным как теми, кто считает себя ее сторонниками, так и теми, кто подчеркивает приверженность философии континентальной. Действительно, за последние годы появилось несколько крупных и чрезвычайно интересных монографий и сборников, часть из которых перечислим здесь. Так, помимо упомянутой в статье книги Аарона Престона, следует назвать и сборник, вышедший в прошлом году под его редакцией8, превосходные книги Тома Сорел-ла и Джона Роджерса9, Скотта Сомса10, Джеффри Белла, Эндрю Катрофелло и Пола Ливингстона", сборники под редакцией Эриха Река", Майкла Бини", Сандры Лапойнт и Кристофера Пин-кока". Внимательное чтение этих книг дает возможность сформировать более адекватную картину аналитической философии и актуальных взглядов ее представителей и исследователей. Может быть, «вчерашние» претензии аналитических философов действительно были чрезмерны, но результаты и размышления «сегодня» демонстрируют отнюдь не кризис, но явное движение вперед, серьезное переосмысление результатов и обдумывание перспектив «на завтра».
8. Cm.: Analytic Philosophy: An Interpretative History / A. Preston (ed.). L.: Rout-ledge, 2017.
9. Cm.: Analytic Philosophy and History of Philosophy / T. Sorell, G. A. J. Rogers (eds). Oxford: Oxford University Press, 2005.
10. Cm.: Soames S. Analytic Philosophy in America: And Other Historical and Contemporary Essays. Princeton; Oxford: Princeton University Press, 2014.
11. Cm.: Beyond the Analytic-Continental Divide: Pluralist Philosophy in the Twenty-First Century / J. Bell, A. Cutrofello, P. Livingston (eds). L.: Routledge, 2016.
12. Cm.: The Historical Turn in Analytic Philosophy / E. Reck (ed.). L.: Palgrave Macmillan, 2013.
13. Cm.: The Oxford Handbook of the History of Analytic Philosophy / M. Beaney (ed.). Oxford: Oxford University Press, 2013.
14. Cm.: Innovations in the History of Analytical Philosophy / S. Lapointe, C. Pin-cock (eds). L.: Palgrave Macmillan, 2017.
История философии как этология
Ответ Константину Скрипнику
Игорь Джохадзе
Л% ОНСТАНТИН Скрипник извлекает из рецензируе-{ мого текста значительно больше, чем в нем содержится.
ности и распаде «программы» — идеологической, или доктриналь-ной, составляющей аналитизма1, а не об аналитическом методе, технике или стиле философствования. С «идеологией» (Николас Решер), а не методологией связаны те самые «мифы»2, «легенды»3,
4 5 6
«иллюзии» , «спекуляции» и «искажающие интерпретации»0, которые пытаются развеять авторы, рекомендуемые Скрипником (Аарон Престон, Ганс-Йохан Глок, Майкл Бини и др.).
Рецензент возражает против того, чтобы считать лингвистический редукционизм и антиисторизм специфическими особенностями аналитической традиции. «„Лингвистический редукцио-
1. Джохадзе И. Аналитическая философия сегодня: кризис идентичности // Логос. 2016. Т. 26. № 5. С. 13. Сн. 35.
2. Glock H.-J. What is Analytic Philosophy? Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 168-173; Idem. The Myth of Clarity // La societa italiana di filosofia analitica. URL: http://www.sifa.unige.it/archivio/genoao4/talks/glock. pdf; Beaney M. What is Analytic Philosophy? // The Oxford Handbook of the History of Analytic Philosophy / M. Beaney (ed.). Oxford: Oxford University Press, 2013. P. 23.
3. Reck E. Introduction: Analytic Philosophy and Philosophical History // The Historical Turn in Analytic Philosophy / E. Reck (ed.). L.: Palgrave Macmillan, 2013. P. 7.
4. Preston A. Analytic Philosophy: The History of an Illusion. L.; N.Y.: Continuum, 2007.
5. Resnik M. Frege and Analytic Philosophy: Facts and Speculations // Midwest Studies in Philosophy VI: The Foundations of Analytic Philosophy / P. French et al. (eds). Minneapolis: University of Minnesota, 1981. P. 83.
6. Preston A. Interpreting the Analytic Tradition // Analytic Philosophy: An Interpretative History / A. Preston (ed.). L.: Routledge, 2017. P. 3-4.
низм" и „лингвистический поворот" — это одно и то же?» — спрашивает он. И сам отвечает:
Ясно, что нет. <...> Под лингвистическим редукционизмом (иногда говорят и о редукциях в лингвистике) принято понимать совсем иные феномены, связанные. с речью. Примерами из английского языка будут редукция can not к can't или редукция want to к wanna.
Все дело в том, что лингвистический редукционизм, как он понимается в современной философии (а не лингвистике) и истории философии (а не орфоэпии), не имеет ничего общего с редукцией can not к can't (сокращением длительности звучания гласных звуков в безударном положении). «Редукционизм» (лингвистический) и «редукция» (в лингвистике) — понятия столь же разные, как имена Фома и Ерема. А вот с «лингвистическим редукционизмом» и «лингвистическим поворотом» все ровно наоборот. Философам языка и интеллектуальным историкам (по крайней мере тем, кто оперирует данными терминами) «ясно, что это одно
7
и то же».
В статье утверждается, что одной из отличительных черт философского темперамента аналитиков является «нечувствительность» к истории философии — антиисторизм. По мнению Скрип-ника, данное утверждение «неверно фактически и не может быть отнесено ни к аналитической философии в момент ее возникновения и развития, ни тем более к современному этапу ее жизни». Уже Бертран Рассел, отмечает автор, различал два подхода к исследованию философии прошлого: «главным образом исторический» и «главным образом философский». Первый имеет дело с влияниями и контекстом, цель второго — отыскание «важных философских истин». Во втором случае, говорит Рассел,
.философ больше не объясняет психологически: он как адвокат экзаменует (проверяет) то, чего он придерживается как ядра (тела, body) философской истины. Посредством какого процесса развития он приходит к этому мнению, хотя в самом себе важ-
7. См., напр.: Toews J. Intellectual History After the Linguistic Turn: The Autonomy of Meaning and the Irreducibility of Experience // American Historical Review. 1987. Vol. 92. № 4. P. 906-907; Sewell W. H. Language and Practice in Cultural History: Backing Away from the Edge of the Cliff// Historiography: Critical Concepts in Historical Studies / R. Burns (ed.). L.: Routledge, 2006. P. 73; The Participatory Turn: Spirituality, Mysticism, Religious Studies / J. N. Ferrer, J. H. Sherman (eds). Albany: SUNY Press, 2008. P. 23.
ный и интересный вопрос является иррелевантным относительно исследования того как насколько далеко данное мнение само по себе является корректным.
Из этого перевода (пунктуация и орфография Скрипника сохранены) трудно понять, что имел в виду Рассел, говоря о «главным образом философском» (в отличие от «исторического») подходе. Философ сам себя «экзаменует»? Как «адвокат»? Приведу текст оригинала:
But in such inquiries the philosopher is no longer explained psychologically: he is examined as the advocate of what he holds to be a body of philosophic truth. By what process of development he came to this opinion, though in itself an important and interesting question, is logically irrelevant to the inquiry how far the opinion itself is correct8.
Здесь сказано: исследователя философии, во главу угла ставящего концептуальный анализ (а не погружение в историческую действительность), «уже не интересует психологический портрет мыслителя, но только идеи, которых он придерживается и которые составляют для него философскую истину. Как он пришел к ним — вопрос сам по себе интересный и важный, однако не имеющий прямого отношения к выяснению того, насколько верны (correct) рассматриваемые идеи». И далее Рассел предупреждает, что именно так — как философ, а не как историк философии — он намерен исследовать Лейбница.
Свое несогласие с тезисом об отсутствии у философов-аналитиков историко-философской рефлексии рецензент «подкрепляет» еще одной цитатой — отрывком из предисловия к «Основаниям арифметики» Готтлоба Фреге, в котором немецкий логик, признаваемый многими исследователями отцом-основателем аналитической традиции, прямо указывает на. ограниченность «исторического способа рассмотрения», его теоретическую несостоятельность (как отмечает Фреге, «такое [историческое.—И. Д.] понимание переводит все в субъективное и. упраздняет истину»)9.
Скрипник советует обратиться к литературе последних лет, чтобы составить более адекватное представление о нынешнем со-
8. Russell B. A Critical Exposition of the Philosophy of Leibniz. Cambridge: Cambridge University Press, 1900. P. VI.
9. Frege G. The Foundations of Arithmetic. N.Y.: Harper, 1960. P. XIX. Об «анти-историцизме» Фреге см.: Sluga H. Gottlob Frege. L.: Routledge; Kegan Paul, 1980. P. 2-3.
стоянии аналитической философии, ее действительной истории и тенденциях развития. Однако практически все авторы, которых он называет (см. сноски 7-14 в его рецензии), указывают на такую особенность англоязычной философии ХХ и XXI веков, как анти-истори(ци)зм. Вот лишь некоторые цитаты. Эрих Рек: «Самообраз (self-image) аналитической философии как не-исторического и даже анти-исторического движения хотя и оспаривается в последнее время, остается преобладающим»10. Майкл Бини: «Официальная идеология аналитической философской традиции отмечена радикальным антиисторизмом»". Том Сорелл: «Профессиональные интересы и техники философов-аналитиков таковы, что для исторических экскурсов и текстологических комментариев в их трудах не остается места»!2. Джеймс Конант: «Аналитическая философия — и в этом одна из ее наиболее характерных черт — всегда пыталась уйти от мысли, что, как любая другая традиция, она укоренена в истории философии и подвластна ее пре-вратностям»!3. Джон Коттингем: «Отношение многих аналитических философов к истории философии определенно пренебрежительное»". Джеффри Белл, Эндрю Катрофелло и Пол Ливингстон: «В отличие от континентальных философов с их постоянным вниманием к историчности. философы-аналитики в основном формулируют и решают свои задачи в подчеркнуто неисторических (ahistorical), статичных терминах»!5. Стюарт Кэндлиш: «история философии [по мнению аналитических философов] вредна тем, что отвлекает от самой философии»!6.
В подтверждение этого антиистори(ци)зма некоторые исследователи (например, Бини^, Рек!8, Слуга") как раз и приводят вы-
10. Reck E. Op. cit. P. 1.
11. Beaney M. Op. cit. P. 35.
12. Sorell T. Introduction // Analytic Philosophy and History of Philosophy / T. Sorell, G. A. J. Rogers (eds). Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 1.
13. Conant J. The Emergence of the Concept of the Analytic Tradition as a Form of Philosophical Self-Consciousness // Beyond the Analytic-Continental Divide: Pluralist Philosophy in the Twenty-First Century / J. Bell et al. (eds). L.: Routledge, 2016. P. 54.
14. Cottingham J. Why Should Analytic Philosophers Do History of Philosophy? // Analytic Philosophy and History of Philosophy. P. 26.
15. Bell J. et al. Introduction: Contemporary Philosophy as Synthetic Philosophy // Beyond the Analytic-Continental Divide. P. 9.
16. Candlish S. Rise of Analytic Philosophy // The Historical Turn in Analytic Philosophy. P. 39.
17. Beaney M. Op. cit. P. 35-38.
18. Reck E. Op. cit. P. 2-3.
19. Sluga H. Op. cit. P. 3.
сказывания Фреге и Рассела, которые, по мнению Константина Скрипника, не свидетельствуют ни о чем, кроме глубокой заинтересованности аналитических философов в историческом знании. С таким же успехом можно было бы процитировать Витгенштейна, советовавшего студентам «путешествовать налегке, чтобы двигаться быстро»20, или Гилберта Хармана, считавшего изучение профессиональным философом истории философии «не менее бесполезным делом, чем изучение истории физики — физиком, истории химии — химиком и истории биологии — биологом»2\ Еще понятно, когда Фому называют Еремой или Ерему Фомой, но когда черное путают с белым, а белое с черным.
У рецензента свое представление о генезисе философии языка:
.можно считать решенным, что лингвистический поворот — дело гораздо более раннего времени, нежели возникновение и развитие аналитической философии; что если принять во внимание, например, характеристику, данную Миллем Локку («несомненный основатель аналитической философии мышления»), то можно считать, что именно с ним и его современниками связан пресловутый лингвистический поворот.
Что ж, все зависит от смелости историка и его дальнозоркости. Если принять во внимание характеристику, данную Уильямом Джеймсом Сократу или Фридрихом Шиллером — Протаго-ру, то можно считать, что пресловутый «прагматический поворот» в западной философии связан с софистами и Сократом. При желании лингвистическую философию можно свести и к Платону22, и к Фоме Аквинскому23. Можно также считать «решенным», что философия жизни, феноменология и экзистенциализм возникли задолго до Ницше, Гуссерля и Хайдеггера, а первым «аналитическим философом» был, разумеется, Аристотел^4.
Действительно, Милль утверждал, что теоретические основы «аналитической философии сознания» (the analytic philosophy of
20. Цит. по: Janik A., Toulmin S. Wittgenstein's Vienna. N.Y.: Simon and Schuster,
1973. P. 244.
21. Цит. по: Sorell T. On Saying No to History of Philosophy // Analytic Philosophy and History of Philosophy. P. 44.
22. См., напр.: Hallett G. Linguistic Philosophy: The Central Story. Albany: SUNY Press, 2008.
23. См.: O'Callaghan J. Thomist Realism and the Linguistic Turn: Toward a More Perfect Form of Existence. Notre Dame: University of Notre Dame Press, 2003.
24. См.: Ackrill J. L. Aristotle the Philosopher. N.Y.: Oxford University Press, 1981.
mind) были заложены Локком25. Однако никто из современных философов и историков философии (кроме Скрипника) не считает Локка — при всем уважении к Миллю — аналитическим философом avant la lettre26.
Непонятно, почему автор статьи идентифицирует проблемы языка с «семантикой и прагматикой словоупотребления»? Почему именно «словоупотребления», хотя в аналитической философии и изначально, и в дальнейшем на первый план выходят высказывание, предложение, суждение?
В данном контексте «словоупотребление» синонимично «употреблению языка». Конечно, философов-аналитиков интересуют главным образом пропозиции, а не слова. Вне состава суждений единичные термины не имеют пропозиционального содержания, не могут «участвовать» в дискурсивной игре и т. д. Семантическому приоритету пропозиционального (суждения® термины) соответствует онтологический приоритет фактуального (факты® объекты). Все это прописные истины аналитической философии. Просто можно говорить о «слове» (и его «употреблении») в широком смысле, понимая под этим не единицу речи (лексему) и даже не единицу синтаксиса (предложение), а язык. Словом «владеют» (искусно или не очень), его «берут» и «дают» в таком широком метонимическом значении.
Рассмотрим известное выражение Джона Сёрла a word-to-world direction of fit27. Целью репрезентативов (в отличие от перформа-тивов) является установление «соответствия слова миру». Под «словом» (которое может соответствовать или не соответствовать миру) Сёрл понимает, конечно, не отдельно взятое слово, а сочетания слов, не единицу речи, а речь. Никто из многочисленных комментаторов Сёрла не догадался напомнить ему, что заниматься только словами аналитическим философам не пристало.
Ричард Рорти, Роберт Брэндом и Хилари Патнэм говорят о «словах» («использовании» слов, их «референции», «пристеги-
25. Mill J. S. A System of Logic Ratiocinative and Inductive // Collected Works of John Stuart Mill. Vol. 7 / J. M. Robson (ed.). Toronto: University of Toronto Press, 1974. P. 112.
26. См. об этом: Frost-Arnold G. The Rise of 'Analytic Philosophy': When and How Did People Begin Calling Themselves 'Analytic Philosophers'? // Innovations in the History of Analytical Philosophy / S. Lapointe, C. Pincock (eds). L.: Palgrave Macmillan, 2017. P. 32.
27. Searle J. Mind, Language, and Society: Philosophy in the Real World. N.Y.: Basic Books, 1998. P. 150.
вании к миру» и т. д.) в таком же широком значении: changes in the uses of words28, a word-world relation of reference29, different uses of words30. Почему-то никого это не смущает (как и тот факт, что аналитический философ Патнэм счел возможным назвать свою книгу «Слова и жизнь», а не как-то иначе).
Наконец, можно привести массу текстов, где прямо говорится о том, что аналитическая философия занимается «словоупотреблением»: most leading mid-century academic philosophers... were primarily concerned with our ordinary usage of words31; first and foremost among the methods of philosophy is the descriptive analysis of the uses of words32; an analytic procedure asks questions about the meaning of words themselves, trying to see what is assumed in their use33.
И почему только с семантикой и прагматикой — разве грамматика, синтаксис (синтактика) вообще не имеют к этому отношения?
Потому что семантика и прагматика в поствитгенштейниан-ской лингвистической философии выходят на первый план. Что первично? Семантика (значение терминов и высказываний) определяет прагматику (способ употребления) или прагматика — семантику? Это вопрос, который вносит раскол в современную англо-американскую философию, разделяет ее на два лагеря — неокартезианцев и неопрагматистов34. Аналитическая традиция начинает с семантики, с вычленения базовых семантических элементов (интерпретантов) и анализа их отношений, употребление же языковых выражений интересует философов-аналитиков поколения Мура и Рассела в значительно меньшей степени. Поствитгенштейнианская философия движется в противоположном направлении: от употребления — к значению, от проясне-
28. Rorty R. Philosophy as Cultural Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. P. 124.
29. Brandom R. Making It Explicit. Cambridge: Harvard University Press, 1994. P. 324.
30. Putnam H. Words and Life. Cambridge: Harvard University Press, 1994. P. 302.
31. Unger P. Empty Ideas: A Critique of Analytic Philosophy. N.Y.: Oxford University Press, 2014. P. 2.
32. Hacker P. M. S. The Linguistic Turn in Analytic Philosophy // The Oxford Handbook of the History of Analytic Philosophy. P. 942.
33. Anderson S. The Meaning of 'Meaning' // Philosophy Now. 2012. Vol. 88. P. 3033. URL: https://philosophynow.org/issues/88/The_Meaning_of_Meaning.
34. См., напр.: Fodor J. Hume Variations. Oxford: Oxford University Press, 2003. P. 14-26; Williams M. Context, Meaning, and Truth // Philosophical Studies. 2004. Vol. 117. № 1-2. P. 107-129; Wanderer J. Robert Brandom. Durham: Acumen Publishing, 2008. P. 103.
ния «как» — к пониманию «что»35. Лингвистический анализ второй половины ХХ — начала XXI века является по преимуществу «прагматико-семантическим».
Автор полагает, что «поворот к языку» расценивается аналитиками как важнейшее достижение, и в качестве обоснования приводит замечание Ганса Слуги — вовсе не о величайшем достижении, а об «этапах естественного прогресса в философии».
Рецензент прав: замечание Слуги о развитии философии от метафизики через эпистемологию к философии языка (пусть даже это развитие и понимается как прогресс), действительно, не может служить обоснованием утверждения о том, что «поворот к языку», с точки зрения аналитиков, является важнейшим достижением философской мысли. Просто данное утверждение не нуждается в обосновании, оно констатация факта. «Поворот к языку» на самом деле расценивается аналитическими философами как достижение. Ничто не указывает на то, что Слуга считает иначе.
Рецензента задело выражение «адепты нового интеллектуального культа». «Это теперь новое название философии — „интеллектуальный культ"?» — спрашивает он.
Нет, это ирония, которой автора статьи, вероятно, заразил «либеральный ироник» Рорти с его скептическим отношением к PhD Octopus'у36 — новой «священнической касте» университетских профессоров и дипломированных ученьк3' В письме Роберту Соколовскому от 27 марта 1979 года Рорти, в ту пору президент Восточного отделения АРА (American Philosophical Association), сетует на «тиранию большинства» в этой философской организации и, не особо стесняя себя в выражениях, критикует «академический истеблишмент»^. «Большинство», о котором он говорит, — это мыслители, занятые «разгадыванием загадок»^9, профессиональные философы и преподаватели философии, которые рассматри-
35. См., напр.: Brandom R. Between Saying and Doing: Towards an Analytic Pragmatism. Oxford: Oxford University Press, 2008. P. 3-9.
36. См.: James W. The PhD Octopus // Harvard Monthly. 1903. Vol. 36. № 1. P. 1-9.
37. См.: Gross N. Richard Rorty: The Making of an American Philosopher. Chicago: University of Chicago Press, 2008. P. 327.
38. Ibid. P. 221.
39. "Most analytic philosophers are puzzler-solvers" (Rorty R. Response to Daniel Dennett // Rorty and His Critics / R. Brandom (ed.). Malden: Blackwell, 2000. P. 107).
вают естественную науку как эталон и «модель»40, убежденные в том, что «знание символической логики важнее для обучения философии, чем владение иностранными языками»^. Среди тех, кто пишет о Рорти, много несогласных с его оценками, но фактическую сторону его утверждений даже самые непримиримые оппоненты под сомнение все же не ставят (не говорят, например, что философы-аналитики в большинстве своем не «разгадыватели загадок», что они не рассматривают науку как образец для философии и не считают логику важным делом). В отличие от Скрип-ника, критиков Рорти не смущают такие квантификаторы, как «в большинстве университетов», «все больше исследователей», «большинство докторов философии» и т. д. Никто не вопрошает:
.что значит «все больше», где это видно, есть ли какая-либо статистика, может быть, анализ big data, проведенный, скажем, хотя бы с помощью Google? <...> И потом, когда это для философа «большинство» стало аргументом?
Вопрос не в том, следует ли считать какое-то мнение истинным лишь потому, что оно разделяется большинством (согласимся, что не следует), а в том, является ли некоторое утверждение (например, «большинство философов придерживаются мнения, что „большинство" — не аргумент для философа») соответствующим действительности. Так вот, в статье говорится, что в «большинстве англосаксонских университетов метафизика преподается как отдельная дисциплина)^2. Разве это не соответствует действительности? И разве «большинство современных англосаксонских философов» сомневаются в универсальности лингвистического анализа, в его «транснациональном» статусе? Каждому, кто знаком с сегодняшней ситуацией в западной философии, очевидно, что данные утверждения не нуждаются в статистическом подкреплении.
Рецензента удивляет, что автор статьи, говоря об аналитической философии, берет в кавычки слово «мировая». Что это:
40. "...The model of the natural sciences remains much more important for most analytic philosophers than it is for most continental philosophers" (Idem. Philosophy as Cultural Politics. P. 122).
41. "The majority of analytic philosophers... [believes] that symbolic logic is more important for students of philosophy than knowledge of foreign language" (Idem. Persuasion Is a Good Thing // Take Care of Freedom and Truth Will Take Care of Itself: Interviews with Richard Rorty / E. Mendieta (ed.). Stanford: Stanford University Press, 2006. P. 86).
42. Джохадзе И. Указ. соч. С. 12.
скепсис, сомнение, пренебрежение, насмешка? Помимо Северной Америки, Великобритании и Австралии логико-лингвистический анализ, напоминает Скрипник, культивируется, в большинстве стран Европы, включая Польшу, Словению и Румынию. Европейское общество аналитической философии существует аж с 1990 года. «Это ли не признаки „мировости" философии?»
Спору нет, аналитическая традиция приобретает широкую популярность (либо искусственно насаждается) едва ли не всюду. Самые издаваемые, цитируемые и обсуждаемые философы в мире — аналитики. На этом основании аналитическую философию можно было бы признать мировой. Мы помним, однако, что «большинство» — недостаточный аргумент для философа, даже вовсе не аргумент. Поэтому слово «мировая» в статье взято в кавычки. Это ни в коем случае не насмешка и не сарказм, но определенно выражение скепсиса.
Сравнение аналитической философии с гиппопотамом, несущимся непонятно куда и даже (как некоторые утверждают) неизвестно откуда, довольно удачное. Пробовать обогнать эту особь или вставать у нее на пути совершенно не обязательно. У истории философии другая задача, сродни этологии: наблюдать и описывать. От быстрого бега животные, даже самые резвые и спесивые, в конце концов выдыхаются.
