синтаксической конструкции способствует некоторому понижению степени ее фразеоло-гизации. Например: 1) - Can you imagine I am such a fool that I don't know what I want to do?
- How you have changed to me! - sighed Olga Ivanovna. - Неужели вы думаете, что сам я так глуп, что не знаю, что мне нужно делать!
- Как ты ко мне переменился! - вздохнула Ольга Ивановна (А. Чехов. Попрыгунья); Ср.: 2) - Go away, Mitka! I'll go at once and tell Father. How dare you look at me like that? Have you no shame! It's a wonder the earth doesn't open and swallow you up. - Уйди Митька! Зараз пойду и расскажу бате! Какими ты глазами на меня глядишь? И-и-и, бессовестный!... Как тебя земля держит! (М. Шолохов. Тихий Дон).
Идиоматичной является здесь и сема сниженной (разговорной) стилистической маркированности, которая никак не проявлена в плане выражения фразеосхемы, так как ее производящее предложение имеет нейтральную стилистическую окраску.
Таким образом, фразеосхема с опорным компонентом how активно функционирует в устно-разговорной диалогической речи и представляет собой эффективное средство реализации разнообразных авторских интенций. В этой связи весьма актуальным представляется ее описание в аспекте теории речевых актов, а также с точки зрения воздействующей силы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Меликян В.Ю. Современный русский язык. Синтаксис нечленимого предложения. Ростов н/Д: РГПУ, 2004. 288 с.
2. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М.: Ин-т рус. яз. РАН, 1960. 377 с.
3. Шмелев Д.Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М.: Ин-т рус. яз. РАН, 1976. 279 с.
4. Меликян В.Ю. Об основных типах нечленимых предложений в русском языке // Филологические науки. 2001. № 6. С. 79-89. С. 81.
17 января 2010 г.
ББК 811.2-5
АМБИВАЛЕНТНАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ В АСПЕКТЕ ЛЕКСИЧЕСКОЙ ВАРИАНТНОСТИ СИСТЕМНО-ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ РЕГИСТРОВ (на материале английского языка)
Н.С. Котова
В представление о языковой личности изначально, со времени его обоснования Ю.Н. Карауловым [1], заложена концептуальная динамика. С опорой на психологические концепции амбивалентной личности [2] правомерно выделить амбивалентную языковую личность (АЯЛ). С учетом коммуникативных реализаций [3] появляется возможность охарактеризовать личностную неоднозначность. Задача статьи - соотнести АЯЛ с ее репрезентацией в аспекте лексической вариативности. Материал ограничен ради цельности фрагментами одного показательного текста (Стивенсон Р.Л. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда).
Смена лексических регистров (а также сам факт их наличия) является одним из наиболее эффективных средств репрезентации
Котова Нина Сергеевна - доктор филологических наук, доцент кафедры иностранных языков и речевых коммуникаций Северо-Кавказской академии государственной службы, 344002, г Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 70, e-mail: [email protected], т. 8(863)2696232.
АЯЛ. Она может быть обусловлена как спецификой лексической системы, так и особенностями самой АЯЛ. Данный тезис находит свое многократное подтверждение в лингвистических исследованиях различного плана: "наличие регистров может послужить источником многообразных стилистических эффектов..." [4, с. 239]. А.А. Серебряков, освещая в специальном разделе лингвопоэтического исследования асимметрию "коммуникативных возможностей .как маркер амбивалентности повествовательных перспектив", показательно в анализируемом аспекте характеризует язык прозы Г. фон Клейста: "Такие контрасты доведены до предельной степени экспрессивности, что можно обозначить как кричащие диссонансы... Так, публичность газетного объявления подчеркнуто диссонирует с
Kotova Nina - Doctor of philology, associate professor of the Foreign Languages and Speech Communication Department in the North-Caucasus Academy of Public Administration, 70 Pushkinskay Street, Rostov-on-Don, 344002, e-mail: [email protected], ph. +7(863)2696232.
этической и конвенциональной интимностью содержания" [5].
Регистры выделяются с опорой на традицию, отчасти условно. Наиболее существенны два взаимосвязанных различительных (классификационных, конститутивно-дифференцирующих) признака регистров: характер закрепленности в сфере общения и функциональная соотнесенность с лексико-семантической подсистемой [4, с. 247]. Учитываются также пласты, в которых определяются регистры: авторская речь, внутренняя речь, речь персонажа и т. п. При характеристике учитываем и некоторую относительность границ между денотативным и коннотативным аспектами лексического значения.
По характеру закрепленности в сфере общения разграничиваются два основных регистра: нейтральный и закрепленный (маркированный). В анализе также используется более конкретная дифференциация с уточнением классификационных признаков: стилистически нейтральный (межстилевой) - закрепленный книжный, закрепленный разговорный; эмо-тиологически нейтральный - возвышенный -сниженный и т.п.
По функциональной соотнесенности с лексико-семантической подсистемой различаются два основных регистра: семантически исходный и семантически вторичный, производный. (Они лишь формально соотносятся с одним из оснований типологии лексических значений, способом номинации, согласно которому различаются непроизводные и производные лексические значения, и дифференцируются отчасти условно, согласно представленности в тексте.) Соответствующее различие важно для аксиологического, ценностного плана языковой личности (ЯЛ).
При характеристике смены регистров учитывается проявление в данной группе материала тех общих закономерностей, которые свойственны АЯЛ. Отметим четыре взаимосвязанных закономерности: текстовую типичность амбивалентности, ее философскую предопределенность, согласование с другими концептуальными характеристиками и различие между векторами ее выявления.
Во-первых, закономерный характер ее текстового выявления и даже порождения иллюстрирует исследовательская практика.
Во-вторых, смена регистров закономерна в силу общенаучного, философского понимания личности и ее определенных типов. Так,
по мнению Т.И. Ойзермана, "амбивалентность кантовского понимания ... личности носит кричащий характер" [6, с. 128]. Причем далее современный философ и историк науки подчеркивает в этом плане единство позитива и негатива, а также соответствующую закономерность: "чем более содержательным является философское учение, тем более оно противоречиво, амбивалентно" [6, с. 137].
В-третьих, амбивалентность как концептуальная характеристика входит в системные отношениями с иными: из них особенно существенны те, которые направлены на специфику познания и на психолого-методологическую аспектность сложных объектов. Это закономерный когнитивный диссонанс [7, с. 14 и след.] и многомерная мотивация амбивалентности. Так, выделяя "амбивалентность сознания науки", А.В. Юре-вич в своей работе материалом исследовательской практики подтверждает: внутренняя противоречивость этоса науки обусловливает психологическую амбивалентность ее представителей, порождая типовые ситуации когнитивного диссонанса [8]. (Позволим себе в то же время отчасти возразить А. В. Юревичу: когнитивный диссонанс может, по обобщениям Л. Фестингера [7, с. 163-170], не только порождаться чем бы то ни было, но и быть имманентным, первоприродным.)
Эта закономерная амбивалентность соотнесена в ряде исследований, в том числе в цитированной работе, с камуфляжем и тому подобными снижающе-игровыми вариантами поведения ЯЛ. Они благоприятствуют таким аспектам амбивалентности, как единство коммуникационного снижения и возвышения в различных стилях.
В-четвертых, существует такая общая закономерность, как два достаточно разных вектора выявления АЯЛ, различаемых точкой отсчета. В первом векторе исходной выступает единая личность, у которой в процессе языковой реализации личностных характеристик выявляются две грани: ЯЛ-1 и ЯЛ-2. Во втором векторе, наоборот, отправными являются две первоначально дифференцированных ЯЛ, в процессе же языковой реализации личностных характеристик выясняется их принадлежность к одной личности, однако амбивалентной. Оба вышеназванных различительных признака, а также их взаимодействие проявляются при обоих векторах, хотя и несколько по-разному. Существенно, что смена регистров
представляет личностную амбивалентность относительно регулярными, упорядоченными типизированными способами, и при этом они могут быть сложно организованы: таково, например, снижение и возвышение регистра, сопутствующее раздвоению личности.
Обратимся к комплексу двух отмеченных различительных признаков: характера закрепленности в сфере общения и функциональной соотнесенности с лексико-семантической подсистемой. Не упуская из виду показательное взаимодействие, комплекс данных признаков, всё же отметим, что он потому и определяется, что состоит из двух "подпространств", компонентов; а значит, целесообразно, во-первых, отметить это единство; во-вторых, рассмотреть его компоненты - два подпространства поочередно; а уже затем, в-третьих, специально охарактеризовать комплексные проявления там, где они наиболее значимы.
Проиллюстрируем их взаимодействие на примере классической, объемной "Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда" Р.Л. Стивенсона [9] (Stevenson R.L. The Strange Case of Dr Jekyl and Mr Hide [10]). Она не анализировалась в соответствующем плане, как характеризовались некоторые произведения, точнее отдельные персонажи, У. Шекспира и Л. Толстого.
АЯЛ - Джекил-Хайд, человек-дьявол, добродетельный джентльмен - криминальный подонок, талантливый ученый - бесплодный разрушитель, выявляется в тексте, в восприятии других персонажей вторым из двух вышеоговоренных векторов: от разных личностей - к одной сложной.
Первоначально ЯЛ-1 Джекил и ЯЛ-2 Хайд не отождествляются в рамках сложной АЯЛ ни другими коммуникантами, ни повествователем, а представлены как отдельные люди. См. характерные контексты общения третьего лица, Аттерсона, с тем и с другим, а также выделенные единицы и их толкования по одному из словарей, где наиболее тонко разработана семантическая структура слова: Oxford Advances Learners Dictionary of Current English [11]:
В контексте (1) в общении с Аттер-соном представлена ЯЛ-2, злодей Хайд, он использует резко негативные, в том числе оскорбительные номинации, например: lied ("to lie - to make a statement that one knows to be untrue" [11, с. 487]). Эта лексическая системность укрепляется соответствующей реакцией собеседника Аттерсона - not fit-
ting language (to fit - suitable or suited; well adapted, [11, с. 323]), а также выделенными ассоциативными связями. См.:
(1) - I thought you might admit me.
- You will not find Dr. Jekyll; he is from home, - replied Mr. Hyde, blowing in the key.
- ... And now, - said the other, - how did you know me?
- By description, - was the reply.
- Whose description?
- We have common friends, - said Mr. Ut-
terson.
- Common friends, - echoed Mr. Hyde, a little hoarsely. - Who are they?
- Jekyll, for instance, - said the lawyer.
- He never told you, - cried Mr. Hyde, with a flush of anger. - I did not think you would have lied.
- Come, - said Mr. Utterson, - that is not fitting language.
The other snarled aloud into a savage laugh; and the next moment, with extraordinary quickness, he had unlocked the door and disappeared into the house.
The lawyer stood awhile when Mr. Hyde had left him, the picture of disquietude [10, с. 31].
В переводе эта смена сохраняется, а сниженность отчасти акцентируется, чем подчеркивается общеязыковая сторона регистра. См. в начале русского перевода сниженную лексему незачем "разг. Нет смысла, надобности" [12]; в английском оригинале у нее нет однословного соответствия, аналога, а в русском она системно соотносится с соответствующей сферой:
- Вы разрешите мне войти с вами?
- Вам незачем заходить, доктора Джекила нет дома, - ответил мистер Хайд,. - Ну, а теперь скажите, как вы меня узнали? - потребовал мистер Хайд.
- По описанию.
- А кто вам меня описал?
- У нас есть общие друзья.
- Общие друзья? - сипло переспросил мистер Хайд. - Кто же это?
- Например, Джекил, - ответил нотариус.
- Он вам ничего не говорил! - воскликнул мистер Хайд, гневно покраснев. - Я не ждал, что вы мне солжете.
- Пожалуйста, выбирайте выражения, -сказал мистер Аттерсон.
Мистер Хайд издал свирепый смешок и через мгновение, с немыслимой быстротой отперев дверь, уже исчез за ней.
Нотариус несколько минут продолжал стоять там, где его оставил мистер Хайд, и на лице его были написаны тревога и недоумение [9, с. 126].
В контексте же (2) с тем же Аттерсо-ном, в сходной этикетной ситуации, беседует уже ЯЛ-1, "добродетельный" Джекил; причем референтная область беседы так же, как в (1), соотносится с нежеланием контакта. Однако регистр общения иной, доброжелательный, и этому сопутствуют повтор позитивных номинаций, преувеличенное выражение вежливости: my good Utterson, - said the doctor, - this is very good of you, this is downright good of you, and I cannot find words to thank you in. В ряду позитивных номинаций показателен компонент downrigh, обладающий определенной семантической двойственностью. См.: "1. forth-night; honest. thank. 2. thourough. Complete" [11, с. 261].
См.:
(2) - You do not understand my position, - returned the doctor, with a certain incoherency of manner. - I am painfully situated, Utterson; my position is a very strange - a very strange one. It is one of those affairs that cannot be mended by talking.
- Jekyll, - said Utterson, - you know me: I am a man to be trusted. Make a clean breast of this in confidence; and I make no doubt I can get you out of it.
- My good Utterson, - said the doctor, - this
is very good of you, this is downright good of you,
and I cannot find words to thank you in. I believe you fully [10, с. 43].
Этот усиленный позитив лексически закрепляет представление ЯАЛ как сложного единства полюсов: вступает в системные связи и с несогласием Джекила (отвечать на основной вопрос собеседника), и с предшествующей грубостью другой ЯЛ той же АЯЛ. Он сохраняется и в переводе:
- Вы не понимаете, в каком я нахожусь положении, - сбивчиво ответил доктор. - Оно крайне щекотливо, Аттерсон, крайне щекотливо странно, очень странно. Это один из тех случаев, когда словами делу не поможешь.
- Джекил, - сказал Аттерсон, - вы знаете меня. Знаете, что на меня можно положиться. Доверьтесь мне, и я не сомневаюсь, что сумею вам помочь.
- Мой дорогой Аттерсон, - сказал доктор. - Вы очень добры, очень, и я не нахожу слов, чтобы выразить мою признательность [9, с. 279].
Причем единство представления АЯЛ сопровождается различием средств системности: повтором лексемы good в английском оригинале, ассоциативно связанными различными лексемами в русском переводе: дорогой, добры.
Итак, смена регистра, связанная с первым признаком - сферой употребления единиц,
представлена чередованием экспрессивно-сниженных и нейтральных единиц в речи ЯЛ-1 и ЯЛ-2, причем сниженность определяется и реакцией собеседника, для которого она нежелательна. Сниженность сопровождается также лексемами и единствами, представляющими конфликтный характер ЯЛ-2.
Смена лексического регистра, связанная со вторым классификационным признаком -функционально-системной соотнесенностью, представлена контекстами, в которых номинируются позитив и негатив. Примером служит рефлективный фрагмент, исходящий от самой АЯЛ и предлагаемый постфактум относительно основных компонентов сюжета, с элементом ретроспекции. См. выделенные номинации:
"If each, I told myself, could be housed in separate identities, life would be relieved of all that was unbearable; the unjust might go his way, delivered from the aspirations and remorse of his more upright twin; and the just could walk steadfastly and securely on his upward path, doing the good things in which he found his pleasure, and no longer exposed to disgrace and penitence by the hands of this extraneous evil. It was the curse of mankind that these incongruous faggots were thus bound together--that in the agonised womb of consciousness, these polar twins should be continuously struggling. How, then were they dissociated?
... This familiar that I called out of my own soul, and sent forth alone to do his good pleasure, was a being inherently malign and villainous; his every act and thought centered on self; drinking pleasure with bestial avidity from any degree of torture to another; relentless like a man of stone. Henry Jekyll stood at times aghast before the acts of Edward Hyde; but the situation was apart from ordinary laws, and insidiously relaxed the grasp of conscience. It was Hyde, after all, and Hyde alone, that was guilty. Jekyll was no worse; he woke again to his good qualities seemingly unimpaired; he would even make haste, where it was possible, to undo the evil done by Hyde. And thus his conscience slumbered [10, с. 52].
В переводе сохраняется общеязыковая основа тех же системных связей:
Если бы только, говорил я себе, их можно было расселить в отдельные тела, жизнь освободилась бы от всего, что делает ее невыносимой; дурной близнец пошел бы своим путем, свободный от высоких стремлений и угрызений совести добродетельного двойника, а тот мог бы спокойно и неуклонно идти своей благой стезей, творя добро согласно своим наклонностям и не опасаясь более позора и кары, которые прежде мог бы навлечь на него соседствовавший с ним носитель зла. Это насильственное соединение в одном пучке двух столь различных прутьев, эта
непрерывная борьба двух враждующих близнецов в истерзанной утробе души были извечным проклятием человечества. Но как же их разъединить?
...Этот фактотум, которого я вызвал из своей собственной души и послал одного искать наслаждений на его лад, был существом по самой своей природе злобным и преступным; каждое его действие, каждая мысль диктовались себялюбием, с животной жадностью он упивался чужими страданиями и не знал жалости, как каменное изваяние. Генри Джекил часто ужасался поступкам Эдварда Хайда, но странность положения, неподвластного обычным законам, незаметно убаюкивала совесть. Ведь в конечном счете виноват во всем был Хайд и только Хайд. А Джекил не стал хуже, он возвращался к лучшим своим качествам как будто таким же, каким был раньше [9, с. 280].
Повествующий, Джекил-Хайд, использует для представления ЯЛ-1, Джекила, позитивные лексемы: добродетельный двойник, творя добро, возвращался к лучшим своим качествам и т.п.
Для репрезентации ЯЛ-2, Хайда, привлечены номинации негативного плана: дурной близнец, злобный и преступный, с животной жадностью он упивался чужими страданиями и не знал жалости, (Генри Джекил часто) ужасался поступкам Эдварда Хайда, виноват во всем был Хайд и т.д.
В целом же ЯЛ-1, Джекил, представлен единицами нейтральной сферы употребления и номинациями позитива, а ЯЛ-2, Хайд, -наоборот, лексемами сниженной сферы и номинациями негатива.
В этом преимущественно состоит в данном случае смена лексических регистров.
Для рассмотренного текста также неприемлемо преобразование при попытке со-положить представление двух ЯЛ - попытке, несовместимой с сущностью смены регистра: ср.: - I did not think you would have lied... this is very good of you, this is downright good of you, and I cannot find words to thank you in.
- Я не ждал, что вы мне солжете... Вы очень добры, очень, и я не нахожу слов, чтобы выразить мою признательность.
Два различительных признака смены лексического регистра взаимодействуют в данном тексте сложнее, чем в других. Это подтверждает их специфическую функциональность в сложной системе с другими реализациями: с обособленным проявлением каждого признака и с их акцентированным взаимодействием.
Выявлено, что типизированным является участие в представлении АЯЛ средств сниженного регистра, семантике раздвоенности соответствует большая или меньшая степень намеренности совместить несовместимое, лексическая системность репрезентирует степень сохранения известного личностного единства или полного распада субъекта, к которому может привести амбивалентность.
В целом следует отметить, что наличие лексических регистров, а также их смена представляют собой весьма эффективные средства характеристики амбивалентной языковой личности. В этой связи представляется перспективным и целесообразным изучение других средств и способов репрезентации АЯЛ (как интра-, так экстралингвистических), а также описание их типологии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: УРСС, 2002. 264 с.
2. Михеева И.Н. Амбивалентность личности: Морально-психологический аспект. М.: МГПУ, 2000. 226 с.
3. Меликян В.Ю. Проблема статуса и функционирования коммуникем: язык и речь. Ростов н/Д: РГПУ, 1999. 214 с.
4. Ульман С. Стилистика и семантика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9: Лингвостилистика. М.: Прогресс, 1980. 431 с. С. 227-253.
5. Серебряков А.А. Художественная система Генриха фон Клейста как "множественность языков": лингвопоэтический аспект. Ставрополь: СГУ, 2007. 180 с. С. 60, 63.
6. Ойзерман Т.И. Амбивалентность великих философских учений (К характеристике философских систем Канта и Гегеля) // Вопросы философии. 2007. № 10. С. 124-139.
7. Festinger L. A theory of cognitive dissonance. Stanford: Stanford Univ. Press, 1957. 291 p.
8. Юревич А.В. Психология и методология. М.: Изд-во Ин-та психологии РАН, 2005. 312 c. C. 82 и след.
9. Стивенсон Р. Л. Странная история доктора Дже-кила и мистера Хайда / Пер. с англ. Н. Никифоровой // Р.Л. Стивенсон. Собр. соч.: В 7 т. Т. 6. М.: РИПОЛ-классик, 2002. 465 c.
10. Stevenson R.L. The Strange Case of Dr Jekyl and Mr Hide. L.; N.Y.: Penguin Books, 1997. 238 p.
11. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English / Ed. by A.S. Hornby. Delhi: Oxford Univ. Press, 1987. 1899 p.
12. Большой толковый словарь русского языка / Гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб.: РАН ; Норинт, 2004. 1536 c. С. 623.
2 марта 2010 г.