H.A. ПОЛЯКОВА (Пермь)
АЛЬТЕРНАТИВНОЕ КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО В РОМАНЕ Е. ВОДОЛАЗКИНА «АВИАТОР»
Рассматривается проблема художественного функционирования альтернативного культурного пространства в романе Е. Водолаз-кина «Авиатор». Исследуются принципы изображения Соловецкого лагеря в романе, а также проводится параллель с другими произведениями русской лагерной прозы.
Ключевые слова: альтернативное культурное пространство, официальная советская культура, лагерная проза, субкультура, десакра-лизация.
В последнее время в отечественном литературоведении сформировалось понятие «альтернативное культурное пространство». Оно научно обосновано в работах С.В. Бурдиной, Б.В. Кондакова [2], Н.А. Поляковой [2; 10]. Так, в статье «Альтернативное культурное пространство в современной русской прозе» говорится о том, что духовная культура советского периода - это и «официально» признанная культура, и культура оппозиции. В этот период ярко проявилась «альтернативная советской культурной модели художественная картина с ее устойчивым кругом образов и мотивов, формирующих иной образ культурного пространства» [2, с. 246].
Культурное пространство советского периода истории нашей страны являлось при внешней однородности весьма противоречивым, поскольку наряду с доминирующей официальной культурой в нем существовала и альтернативная система ценностей. она была представлена явлениями, противопоставленными советскому «официозу». образ этой альтернативной культурной модели имеет различные художественные воплощения («диссидентский» роман, произведения о самиздате). Наиболее широко он представлен в произведениях так называемой лагерной прозы, воссоздающей субкультуру лагерей для политзаключенных и имеющей богатую традицию в русской литературе XX в.
Роман Евгения Водолазкина «Авиатор» охватывает, по сути, всю историю России XX в.: начало воспоминаний героя относится к 10-м гг., а заканчивается действие в 1999 г.
О Полякова H.A., 2021
Герой романа Иннокентий родился в 1900 г., т. е. он в прямом смысле слова ровесник века. И ему было отпущено испытать на себе страшные события XX в., главные из которых пришлись на тоталитарный период в истории нашей страны.
Несмотря на историческую достоверность романа, его сюжет основан на фантастической коллизии: в Соловецком лагере экспериментируют на политических заключенных, замораживая их с целью последующей «размо-розки» ради идеи бессмертия «отца народов». Главный герой романа Иннокентий Платонов, оказавшись замороженным в 1932 г., в 1999 г. «воскресает» из этого «анабиоза», выходит из комы и словно начинает заново жить. Но несмотря на фантастичность сюжета, все, что происходило в жизни Платонова и что постепенно всплывает в его памяти, поражает жестокой правдивостью, исторической достоверностью и реалистичностью деталей. За внешней скупостью повествования, которое герой ведет в своем дневнике, скрывается глубокая и богатая внутренняя жизнь, составляющая главный сюжет романа, напряженный и драматичный. Процесс возвращения памяти, обретения утраченного описан автором детально и последовательно. Каждая деталь является точной, «осязаемой», герой словно вновь попадает в прежнюю действительность.
Платонов идентифицирует себя с образами Робинзона на необитаемом острове и евангельского Лазаря, вернувшегося из царства мертвых. отождествление себя с «вечными» образами дает повод для философских размышлений героя о времени, истории и о человеке: «В связи с отцом думал о природе исторических бедствий - революций там, войн и прочего. Главный их ужас не в стрельбе. И даже не в голоде. он в том, что освобождаются самые низменные человеческие страсти. то, что в человеке прежде подавлялось законами, выходит наружу. Потому что для многих существуют только внешние законы. А внутренних у них нет...» [5, с. 53]. Конфликт в романе основан на четкой бинарной оппозиции: законы «внешние» и «внутренние», личность и государство, внутренняя духовная свобода и тоталитарная система.
Е. Водолазкин выстраивает свою книгу вокруг важнейших нравственных вопросов XX в. Причем вопросов не риторических, а мучительно требующих внутреннего разрешения. один из них: может ли быть наказание
без вины, а вина без наказания? Бывший узник ГУЛАГа Платонов уверен, что любое наказание должно быть следствием вины, из-за чего он готов даже к частичному оправданию репрессий. Мнение Платонова сталкивается с противоположной точкой зрения его друга и в то же время идейного антагониста доктора Гейгера. Гейгер - типичный интеллигент «старой закваски», убежденный сторонник идеи бесчеловечности тоталитарной системы. В его понимании советская идеология чужда категориям вины и прощения, свойственным альтернативному ей сознанию.
Тема «вечных» нравственных категорий является лейтмотивной в романе, но главное место, на наш взгляд, все-таки занимает в нем тема лагеря. Е. Водолазкин - далеко не первый писатель ХХ-ХХ1 вв., раскрывающий в русской литературе эту тему. И здесь он, скорее, следует не традиции А. Солженицына, показавшего в «Одном дне Ивана Денисовича», что и в условиях лагеря можно сохранить достоинство и остаться человеком, а традиции В. Шаламова, который в «Колымских рассказах» утверждает мысль о том, что лагерь полностью расчеловечивает и деформирует людей. Этой же традиции придерживается и З. При-лепин, о котором Е. Водолазкин сказал, что он ввел тему Соловков в общественное сознание своим романом «Обитель» [4]. Сопоставляя оба произведения, Е. Водолазкин так отозвался о теме лагеря в своем романе и в творчестве З. Прилепина: «Я думаю, что у нас обоих эта тема возникла не случайно. Соловки - это не просто особая страница в истории нашей страны: это своего рода модель России. Все там было доведено до предела: и святость, и злодейство. Приезжая туда, понимаешь, что ад и рай могут находиться рядом друг с другом. Это место, где сходятся метафизика света и метафизика тьмы. Нет однозначно хороших или плохих времен. Борьба между добром и злом проходит в каждом человеческом сердце. Всякий раз человек выбирает, какую сторону ему принять. И это - одна из важных идей романа» [Там же]. Связь с традицией В. Шаламова отмечает и сам герой романа: «...мой опыт... меня не формировал. Он убивал. Я сейчас много читаю о советском времени и вот у Шала-мова наткнулся на мысль о том, что, пережив страшные события в лагере, нельзя о них рассказывать: они за пределами человеческого опыта, и после них, может быть, лучше вообще не жить» [5, с. 260]. Соловки представлены в «Авиаторе» Водолазкина по-шаламовски страшно и намного жестче, чем в «Обители»
Захара Прилепина. Соловецкий лагерь присутствует также в творчестве еще одного известного представителя лагерной прозы Олега Волкова. Как и в произведениях В. Шаламо-ва и З. Прилепина, в романе «Погружение во тьму» Соловки предстают поистине обителью зла: «Каленым железом выжигаются из обихода понятия любви, сострадания, милосердия -а небеса не разверзлись.» [6, с. 74]. В «Авиаторе» Е. Водолазкина изображение Соловков максимально приближено ко взгляду на них О. Волкова.
Образ лагеря строится в романе из обрывков воспоминаний Иннокентия Платонова, каждый из которых страшнее предыдущего по принципу градации. Обобщенно этот образ выражен в интервью, которое Платонов дает молоденькой журналистке: «- Какое главное открытие вы сделали в лагере?. - Я открыл, что человек превращается в скотину невероятно быстро» [5, с. 190]. Это горькое «открытие» подтверждено историей Севы, кузена и детского друга Иннокентия, которого тот встретил на Кемском пересыльном пункте в качестве начальника, который «решит нашу судьбу»: «Начальник появился, и им был Сева. Он нашел ту большую силу, которую искал, и теперь действовал от ее имени» [Там же, с. 259]. Этот образ олицетворяет собой нравственную деградацию человека в условиях тоталитаризма: «В Севином взгляде страх и мольба. Он, несомненно, думает о том, что родство со мной его скомпрометирует. Что чекисты все тут же донесут куда следует» [Там же, с. 259]. Вполне естественная надежда Иннокентия, что старый друг его «из лагеря вытащит» [Там же, с. 260], оборачивается совершенно неожиданным поступком «друга»: «Особое Севино распоряжение появилось через двенадцать часов. Меня отправили в 13-ю роту Соловецкого лагеря особого назначения. Это было одно из самых жестоких мест на Соловках. Ставил ли Сева своей целью меня уничтожить? Не знаю. Уверен лишь в том, что, подписывая свое распоряжение, он страдал» [Там же, с. 260]. Позднее Сева из палача сам превратится в жертву режима, будучи расстрелянным в 1937 г.
При описании лагеря Платонов вновь испытывает муки, но уже иного свойства: «Я видел вещи, которые выжигали меня изнутри, они не помещаются в слова.» [Там же, с. 260]. Лагерный опыт не поддается описанию обычными словами: «для того чтобы словам вернулась сила, нужно описать неописуемое...» [Там же, с. 261]. Этот опыт ставит не-
преодолимую преграду между ним и даже его любимой Настей: «Это то, с чем я живу, что делает нас людьми разных планет. Как мы сможем жить вместе, бесконечно разные? У нее весенний сад, а у меня такая бездна. Я знаю, как страшна жизнь. А она не знает» [5, с. 261].
Часто в своем романе Е. Водолазкин заменяет слово лагерь на остров. Дело здесь не только в том, что действие происходит на Соловецких островах. Остров становится в произведении символическим образом «другого» пространства, куда мысленно перемещается главный герой. Это пространство также можно назвать альтернативным реальной действительности, т. к. все переживаемое в нем героем уже кажется ему ирреальным, почти гротескным, тем, чего в реальности быть не может: «На острове снег, бывало, до полугода лежал. ходишь по нему в тряпичных туфлях, подвязанных бечевкой (уж какие там сапоги на молнии!), и никто особенно не интересуется, застудишься ты или нет. Зацепишься ногой за пень, падаешь вместе с пилой и думаешь: присыпало бы меня, что ли, сверху - так, чтобы нашли только весной» [Там же, с. 207]. На «острове» понятия жизни и смерти, добра и зла полностью трансформированы, перевернуты. Здесь происходит десакрализа-ция базовых нравственных категорий, которыми поддерживается человеческое существование: «Я видел тех, кого находили весной, - их называли подснежниками - с выклеванными глазами, отгрызенными ушами. Чтобы, думалось, даже мертвым им больше не видеть конвоя, не слышать его матерной ругани. Как-то раз мне пришлось тащить одного замерзшего до траншеи с трупами. Тащил и немного ему завидовал - эта жизнь его уже не касается, а меня все еще» [Там же, с. 208].
Альтернативное культурное пространство в романе Е. Водолазкина «Авиатор» представляет собой страшный опыт «замораживания» (в прямом и переносном смыслах) всего человеческого в условиях советского лагеря. Соловецкий лагерь становится в произведении собирательным образом: он аккумулирует в себе всю репрессивную систему советского периода истории и становится своеобразной моделью всей России. Как и в «Колымских рассказах» В. Шаламова, «Обители» З. Прилепина, «Погружении во тьму» О. Волкова, в «Авиаторе» Е. Водолазкина главной является идея полного расчеловечивания в условиях советского лагеря для политзаключенных. Лагерный опыт оказывается непреодолимым препятствием для возвращения к «нормальной» человеческой жизни и роковой преградой между
героем и даже его любимой. Страшные события, пережитые героями в лагере, находятся за пределами человеческого опыта, и рассказать о них в реалистическом плане не представляется автору возможным. Отсюда избранная им форма повествования: фантастический рассказ о вернувшемся почти с того света замороженном человеке.
Как и в произведениях писателей В. Ша-ламова, О. Волкова, З. Прилепина, в «Авиаторе» Е. Водолазкина альтернативное культурное пространство является важным условием сохранения человечности в нечеловеческих условиях, а главной становится идея полного расчеловечивания в условиях советского лагеря для политзаключенных.
Список литературы
1. Букин А.Г. Культурное пространство и пространства культур: региональный аспект: автореф. дис. ... канд. филос. наук. Чита, 2006.
2. Бурдина С.В., Кондаков Б.В., Полякова Н.А. и др. Альтернативное культурное пространство в современной русской прозе [Электронный ресурс]. URL: http://produccioncientificaluz.org/index.php/opci on/issue/view/2720 (дата обращения: 12.02.2021).
3. Быстрова А.Н. Культурное пространство как предмет философской рефлексии // Филос. науки.
2004. № 12. С. 39-47.
4. Визель М. Из тени в свет перелетая: Вышел новый роман Евгения Водолазкина - «Авиатор» [Электронный ресурс] // Рос. газ. 2016. 6 апр. URL: https:// rg.ru/2016/04/06/evgenij-vodolazkinaviator-roman-o-drugoj-istorii.html (дата обращения: 12.02.2021).
5. Водолазкин Е.Г. Авиатор. М., 2016.
6. Волков О.В. Погружение во тьму: Из пережитого. М. , 1992.
7. Гуткин О.В., Листвина Е.В., Петрова Г.Н., Семенищева О.А. Феномен культурного пространства. Саратов, 2005.
8. Гуткина И.М. Культурное пространство: проблемы и перспективы изучения // Философия и современность. Саратов, 2003. С. 79-87.
9. Ларионова А.Н. «Культурное пространство» как историко-литературная категория. Череповец, 2017.
10. Полякова Н.А. Альтернативное культурное пространство в современной русской прозе // Русская литература XX века в контексте литературных связей и взаимовлияний. М., 2019. С. 6-7.
11. Солженицын А.И. Один день Ивана Денисовича. Сборник. М., 2017.
12. Шаламов В.Т. Колымские рассказы. М.,
2005.
13. Юзефович Г. Рецензия на книгу «Авиатор» [Электронный ресурс]. URL: https://www.livelib.ru/ critique/post/31155-galina-yuzefovich-retsenziya-na-knigu-aviator (дата обращения: 12.02.2021).
* * *
1. Bukin A.G. Kul'turnoe prostranstvo i pro-stranstva kul'tur: regional'nyj aspekt: avtoref. dis. ... kand. filos. nauk. CHita, 2006.
2. Burdina S.V., Kondakov B.V., Polyakova N.A. i dr. Al'ternativnoe kul'turnoe prostranstvo v so-vremennoj russkoj proze [Elektronnyj resurs]. URL: http://produccioncientificaluz.org/index.php/opcion/is sue/view/2720 (data obrashcheniya: 12.02.2021).
3. Bystrova A.N. Kul'turnoe prostranstvo kak predmet filosofskoj refleksii // Filos. nauki. 2004. № 12. S. 39-47.
4. Vizel' M. Iz teni v svet pereletaya: Vyshel novyj roman Evgeniya Vodolazkina - «Aviator» [Elektronnyj resurs] // Ros. gaz. 2016. 6 apr. URL: https://rg.ru/ 2016/04/06/evgenij-vodolazkinaviator-roman-o-drugoj-istorii.html (data obrashcheniya: 12.02.2021).
5. Vodolazkin E.G. Aviator. M., 2016.
6. Volkov O.V. Pogruzhenie vo t'mu: Iz pere-zhitogo. M. , 1992.
7. Gutkin O.V., Listvina E.V., Petrova G.N., Semenishcheva O.A. Fenomen kul'turnogo prostran-stva. Saratov, 2005.
8. Gutkina I.M. Kul'turnoe prostranstvo: proble-my i perspektivy izucheniya // Filosofiya i sovre-mennost'. Saratov, 2003. S. 79-87.
9. Larionova A.N. «Kul'turnoe prostranstvo» kak istoriko-literaturnaya kategoriya. Cherepovec, 2017.
10. Polyakova N.A. Al'ternativnoe kul'turnoe prostranstvo v sovremennoj russkoj proze // Russkaya literatura XX veka v kontekste literaturnyh svyazej i vzaimovliyanij. M., 2019. S. 6-7.
11. Solzhenicyn A.I. Odin den' Ivana Denisovicha. Sbornik. M., 2017.
12. Shalamov V.T. Kolymskie rasskazy. M., 2005.
13. Yuzefovich G. Recenziya na knigu «Aviator» [Elektronnyj resurs]. URL: https://www.livelib.ru/ critique/post/31155-galina-yuzefovich-retsenziya-na-knigu-aviator (data obrashcheniya: 12.02.2021).
Alternative cultural space in the novel "Aviator" by E. Vodolazkin
The article deals with the issue of the fictional functioning of the alternative cultural space in the novel "Aviator" by E. Vodolazkin. There are studied the principles of the representation of the Solovetsky camp in the novel. There is drawn a parallel between the other works of the Russian camp prose.
Key words: alternative cultural space, official Soviet culture, camp prose, subculture, desacralization.
(Статья поступила в редакцию 16.02.2021)
Е.В. САВИЦКАЯ (Самара)
КУЛЬТУРНЫЕ скрипты КАК ЧАСТЬ когнитивного СУБСТРАТА ЯЗЫКОВОГО МЫШЛЕНИЯ
С позиций лингвокогнитивного подхода характеризуется ряд ментальных категорий и на этой основе - некоторые способы моделирования мира языковыми средствами. Показывается, как они определяют отношение носителей языка к тем или иным фрагментам бытия. В качестве примера взят английский культурный скрипт WAY («путь»), образующий когнитивную основу для коллективных представлений о жизни человека от рождения до смерти. Демонстрируется символический характер скрипта.
Ключевые слова: когнитивный субстрат языкового мышления, когнитивная установка / паттерн, фрагмент мира, культурный скрипт.
Начнем с определения исходных понятий. Под когнитивным субстратом языкового мышления подразумевается совокупность выработанных в ходе социокультурного развития народа, устоявшихся в общественной практике, закрепленных в исторической семантике этнического языка коллективных представлений о действительности, включая комплекс когнитивных установок, лежащих в основе языковой картины мира, служащих культурными кодами в процессе общения и в той или иной мере определяющих поведение людей в общенародном, групповом и индивидуальном масштабе. Некоторые когнитивные установки восходят к доисторическим временам и, возможно, носят врожденный характер, будучи генетически унаследованы людьми от животных предков; к их числу относятся пространственные представления, знакомство с витально значимыми конфигурациями предметов и т. п. [1]. Другие установки носят культурно-исторический характер; к ним относятся, в частности, мифологические и религиозные представления о мироустройстве. И те, и другие когнитивные установки подспудно влияют на мышление и поведение людей.
В когнитивном субстрате языкового мышления народа проявляются как общечеловеческие, так и региональные, и национальные, и
О Савицкая Е.В., 2021