CC BY
166
УДК 81 ’23
АЛЛЮЗИИ СКВОЗЬ ПРИЗМУ КУЛЬТУРНОГО КОДА © А. М. Г арифуллина
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (347) 229 96 07.
Е-mail: sultan_kms@mail.ru
Статья посвящена определению роли аллюзии в распредмечивании кодов культуры. Теоретической основой служат понятия культурологической компоненты и лингво-культурного кода. Лингво-культурный код понимается как языковое средство трансляции культурных кодов. Предпринятый анализ позволяет сделать заключение о том, что аллюзии, прежде всего, являются средством раскрытия духовного кода в романе Д. Фаулза «Волхв», т.к. удельный вес аллюзий, восходящих к данному культурному коду, наиболее высок. Апелляции к предметному, биоморфному, пространственному, соматическому кодам культуры не являются частотными, т.к. аллюзия является средством расширенного переноса свойств и качеств мифологических, библейских, литературных, исторических и других персонажей и событий на те, о которых идет речь в данном высказывании. Выводы снабжены количественными данными.
Ключевые слова: аллюзия, культурологическая компонента, лингво-культурный код, культурный код, духовный код культуры, предметный код культуры, биоморфный код культуры, пространственный код культуры, соматический код культуры.
Объектом исследования являются аллюзии как ценнейший источник сведений о культуре и менталитете народа. Выбор аллюзии обусловлен особой природой данного стилистического приема. Культурологическая отмеченность аллюзии двунаправле-на: во-первых, аллюзия отсылает к тому или иному событию или объекту (мифологическому, библейскому, историческому, литературному и т.д. [1, с. 110]), имеющему значимость для данного лингвокультурного сообщества. А во-вторых, она проецирует упоминание того или иного факта на порождаемый текст и, таким образом, делает культурную информацию неотъемлемой частью порождаемого текста. В силу данного своеобразия аллюзия представляет собой особый интерес для лингвокультуролога.
Цель статьи состоит в попытке определить роль аллюзий в распредмечивании кодов культуры. Предпринимая попытку данного исследования, мы ставим задачу определить типы культурных кодов, которые являются приоритетными в романе Д. Фаулза «Волхв» (“The Magus”). Выбор этого произведения обусловлен тем, что оно является одним из наиболее нагруженных аллюзиями на гностические, резенкрейдерские, масонские, алхимические, в широком смысле эзотерические идеи и смыслы [2, с. 3]. В данном произведении эти смыслы заявлены более четко, чем в других работах этого выдающегося английского писателя, выражены в более лаконичной форме [2, с. 11].
Инструментами проведения данного лингвокультурологического исследования являются понятия культурологической компоненты и лингвокультурного кода, которые в общем пространстве семиоза связывают языковые единицы с культурой, представляющей собой «совокупность достижений людей во всех сферах жизни, рассматриваемых не порознь, а совместно, - в производственной, социальной и духовной» [3, с. 12]. По мнению
В. С. Ивановой, как культурологическая компонен-
та, так и лингво-культурный код могут служить единицами лингвокультурологического исследования [4, с. 44], т.к. именно лингво-культурный код является языковым средством трансляции культурных кодов. Лингво-культурный код - это система культурно-языковых соответствий, характеризующая то или иное лингво-культурное сообщество и выработанная им в процессе познания и описания окружающей действительности [4, с. 40].
Аллюзия (от лат. allusion - шутка, намек) -стилистическая фигура, намек, сделанный посредством сходнозвучащего слова или упоминания общеизвестного реального факта, исторического события, литературного произведения [5, с. 128]. Аллюзии несут в себе некий культурный смысл, они культурологически маркированы. Культурологическая маркированность предполагает культуро-носность, т. е. предопределенность значения языковой единицы связью с культурными кодами того или иного лингво-культурного сообщества. Культурологическая маркированность является свойством языкового знака, свидетельствующим о его принадлежности к лингво-культурному коду [4, с. 44].
С. В. Иванова отмечает, что культурологическая маркированность как явление реализуется за счет приведения в действие культурологической компоненты создаваемого языковой единицей информативного поля. В информативном плане культурологическая компонента - это культурно-ценностная информация, совмещенная с языковым значением и локализованная в единицах языковой системы [6, с. 45-47].
Лингво-культурный код является языковым средством реализации культурных кодов, дешифровка которых осуществляется посредством распредмечивания культурных смыслов. Культурные смыслы понимаются как культурно-усредненные представления членов некоторого социума об обозначенном данной единицей явлении действительности [7, с. 26]. Специфика культурных смыслов в
значительной мере влияет на глубину понимания в процессе коммуникации [8, с. 229].
В. В. Красных определяет код культуры как «сетку», которую культура «набрасывает» на окружающий мир, членит, категоризует, структурирует и оценивает его. Коды культуры как феномен универсальны по природе своей, свойственны человеку как homo sapiens. Однако их проявления, значимость каждого из них в рамках определенной культуры, а также языковые средства, в которых они реализуются, всегда национально детерминированы и обусловливаются конкретной культурой. В. В. Красных выделяет соматический, пространственный, временной, предметный, биоморфный, духовный коды [9, с. 297-298].
В соматическом коде особое место занимают символьные функции различных частей тела. Пространственный код связан с членением пространства. Временной код культуры фиксирует членение временной оси, отражает движение человека по временной оси, кодирует бытие человека в материальном и нематериальном мирах, проявляется в отношении человека ко времени [9, с. 299-300]. Предметный код культуры относится, в первую очередь, к миру «Действительное» и связан с предметами, заполняющими пространство и принадлежащими окружающему миру. Биоморфный код культуры связан с живыми существами, населяющими окружающий мир. Данный код культуры отражает представления человека о мире животных и растений, о мире бестиариев, который находится в пограничной зоне, пересекаясь с двумя указанными мирами. Бестиарии - духи, демоны, «населяющие» действительность того или иного лингвокультурного сообщества, в окружении которых живут его представители [9, с. 307, 156].
И, наконец, последний из предложенного списка код культуры, на который фактически «работают» все рассмотренные коды - духовный код культуры. Этот код изначально аксиологичен, он отражает ценности данного лингвокультурного сообщества, т.е. «устойчивые представления о предпочитаемых благах, объектах, значимых для человека, являющихся предметом его желания, стремления, интереса» [10, с. 28].
Количественный анализ в романе «Волхв» свидетельствует о различном удельном весе перечисленных кодов, реализуемых посредством данного стилистического приема. Прежде всего, обращает на себя внимание актуализация духовного кода (табл. 1), т.к. примеры, когда аллюзия служим отражением нравственных ценностей, эталонов и свя-
занных с ними базовых оппозиций культуры, наиболее многочисленны.
В меньшей мере аллюзии служат передаче предметного кода культуры.
Случаи отображения биоморфного, пространственного, соматического и временного кодов культуры посредством аллюзий также малотипичны для романа Д. Фаулза «Волхв».
Духовный код отражает нормативноценностные ориентации, задающие образцы жизнедеятельности людей, «проросшие» через многовековые пласты истории и культурных трансформаций и сохранившие свое значение и смысл в нормативно-ценностном пространстве современной культуры [11, с. 393]. Исторические события также подлежат кодированию в рамках данного кода [12, с. 20]. E.g.: “Our instincts emerge so much more nakedly, our emotions and wills veer so much more quickly, than ever before. A young Victorian of my age would have thought nothing of waiting fifty months, let alone fifty days, for his beloved; and of never permitting a single unchaste thought to sully his mind, let alone an act his body. I could get up in a young Victorian mood; but by midday, with a pretty girl standing beside me in a bookshop, I might easily find myself praying to the God I did not believe in that she wouldn ’t turn and smile at me” (1). Victorian означает living in the rule of Queen Victoria (1837-1901) and having the qualities and attitudes thought to have been characteristic of people in Britain in the 19th century, that is hard work, family loyalty, stressing control of sexual desires or activity [13, с. 1327]. В предложенном эпизоде Николас Урфе, вынужденный ждать некоторое время Элисон Келли, сравнивает себя с современником викторианской эпохи и приходит к выводу, что строгие моральные принципы, связанные с интимной жизнью, уже не так сильны в XX в., чем в годы правления королевы Виктории, когда «женщина вполне могла рассчитывать на «рыцарское» отношение к себе» [14, с. 11]. Если читатель не располагает информацией, заключенной в этой аллюзии, то понять ход мыслей героя может позволить сам текст, т. к. «предметно-смысловые связи, реализующие связность и цельность текста, позволяют ввести или уточнить информацию, которая может остаться невоспринятой в силу того, что она связана с культурологически маркированными лексическими единицами» [15, с. 105]. В данном случае лакмусовой бумажкой является деепричастный оборот never permitting a single unchaste thought to sully his mind, let alone an act his body, который содержит указания на нравственные устои викторианского времени.
Таблица 1
Соотношение кодов культуры, воплощенных в культурологической компоненте аллюзий (на материале произведения «Волхв», всего 286 примеров аллюзий)
Коды культуры Временной Духовный Предметный Биоморфный Пространственный Соматический
Количество
аллюзий
212 (74.13%) 58 (20.28%)
10 (3.5%)
5 (1.75%)
1 (0.35%)
В викторианскую эпоху Британия была могущественной империей, достижениями которой не могли не восхищаться народы других стран. Влияние материальной и духовной культуры виктори-анцев ощущалось далеко за пределами Туманного Альбиона. Современники королевы Виктории вполне осознавали это, что нашло отражение в развиваемой в многочисленных сочинениях идеи расового превосходства англосаксов. Чувство национальной гордости, переходящее в заносчивость, отличало тогда многих жителей Британских островов. Но после первой мировой войны (1914-1918 гг.) в английской литературе начался процесс переоценки викторианской эпохи. Представления современников послевоенных лет о викторианской эпохе были весьма критичными [14, с. 16, 18]. Главный герой Николас родился как раз в послевоенный период. Автор повествует о происхождении Николаса от лица героя: I was born in 1927, the only child of middle-class parents both English and themselves born in the grotesquely elongated shadow, which they never rose sufficiently above history to leave, of that monstrous dwarf Queen Victoria (1). Королева Виктория характеризуется через противопоставление the grotesquely elongated shadow of that monstrous dwarf Queen Victoria, которое подчеркивает негативное отношение к ней послевоенного поколения англичан. Королева Виктория считалась типичным порождением элитарного, аристократического мирка, безмерно далекого от нужд и потребностей основного костяка населения Британии. Отнюдь не лишенная здравого смысла и интуиции, английская королева, вместе с тем, отличалась низким уровнем интеллектуального развития, явно недостаточной осведомленностью в вопросах культуры и искусства, ханжеством, жаждой выдвинуть себя и своих протеже на авансцену политической жизни [14, с. 29, 39].
Роман Д. Фаулза «Волхв» характеризуется небольшим количеством аллюзий, вскрывающих предметный код. Предметный код культуры вовлекает материальные объекты. E.g.: “Everything interested Alison — the people, the country, the bits in my 1909 Baedeker about the places we passed" (1). Baedeker - путеводитель по историческим местам (по имени Карла Бедекера, издателя путеводителей) [16]. На каникулах после первой половины учебного семестра Николас отправился в Афины, чтобы встретиться с Элисон. Элисон была в Афинах проездом, и они отправились на живописную гору Парнас, где использовали такой путеводитель. Определение about the places we passed уточняет информацию, которая может остаться непонятой, т.к. она связана с культурологически маркированной единицей Baedeker.
Биоморфный код культуры отражен в дискурсе Д. Фаулза, хотя примеры, когда культурологическая компонента восходит к биоморфному коду культуры малотипичны для дискурса Д. Фаулза и в
основном связаны с бестиариями. По мнению
В. В. Красных, бестиарии принадлежат «вторичной реальности» и входят в действительность, являясь неотъемлемыми элементами культурного пространства. Бестиарии не только бытуют в культуре как персонажи и / или элементы фольклора, но и обладают стереотипами, что делает возможным апеллирование к их образам в дискурсе [9, с. 308]. Дискурс Д. Фаулза изобилует аллюзиями, денотатами (т. е. текстами и фактами действительности, к которым осуществляется отсылка [17]) которых являются древнегреческие мифы. Во многих древнегреческих мифах отражена борьба героев и чудовищ. Мифы помогали людям, жившим во времена Древней Греции, осмыслить и частично отрефлек-сировать враждебные природные силы и экзистен-циональные проблемы бытия [18, с. 44]. E.g.: “My heart was beating faster than it should. It was partly at the thought of meeting Lily, partly at something far more mysterious, the sense that I was now deep in the strangest maze in Europe. I remembered the feeling I had had one mourning walking back to the school; of being Odysseus or Theseus; now I was Theseus in the maze; somewhere in the darkness Ariadne waited; and the Minotaur ’ (1). Минотавр - в греческой мифологии чудовище, полубык-получеловек, рожденный женой критского царя Миноса от связи со священным быком бога Посейдона. Минос заключил Минотавра в лабиринт и обязал подвластные ему Афины доставлять периодически для кормления Минотавра по семь юношей и девушек. Афинский герой Тесей с помощью царской дочери Ариадны убил Минотавра [19, с. 226]. В описываемом эпизоде Николас тайком от Конхиса склонил Лилию встретиться с ним в полночь возле статуи Посейдона. Все, окружавшее Николаса, когда он находился во владениях Конхиса, было пропитано мистикой. Он почувствовал себя Тесеем в таинственном лабиринте, где могло произойти что угодно - и встреча с Ариадной, которую олицетворяла Лилия, и встреча с Минотавром.
После свидания, на которое вместо Лилии пришла ее сестра-близнец, Николаса охватило то же чувство нетерпения и таинственности, как и до него. Он был готов встретиться лицом к лицу даже с Минотавром, чтобы приблизиться к центру лабиринта, где ждет желанная награда - Лилия: “As I swam out there, with the dark slope of Bourani across the quiet water to the east, I could feel in me a complex and compound excitement, in which Lily was the strongest but not the only element. I thought, I am Theseus in the maze; let it all come, even the black minotaur, so long as it comes; so long as I may reach center”. Ключом к дешифровке культурных смыслов данной аллюзии является древнегреческий миф о Тесее. Эксплицитным маркером в тексте, характеризующим языковую единицу minotaur, является прилагательное black, означающее “evil or wicked” [13, с. 110]. Оно элиминирует лакуну, связанную с
культурологически маркированной единицей minotaur, символизирующей низший, «животный» разум в человеке [20, с. 57].
Пространственный код отражает членение пространства: “I could not spend my life crossing such a Sahara; and the more I felt it the more I felt also the smug, petrified school was a toy model of the entire country and that to quit the one and not the other would be ridiculous” (1). Сахара - это пустыня в Северной Африке, крупнейшая из тропических пустынь земного шара с ярко выраженным пустынным, сухим и жарким климатом [21, с. 10]. Такую пустыню непросто пересечь. Николас уподобляет Сахаре школу, где он работал некоторое время, т. к. невозможно было вынести ее угнетающую атмосферу. Он ощущал скуку, мертвящую предрешен-ность годового жизненного цикла, которая порождала лицемерие, ханжество, порождала бессильный гнев стариков, знающих, что потерпели крах, и молодых, ожидающих такого же краха.
Соматический код культуры, отражающий символьные функции частей тела, представлен единственным примером: “She had a beautiful neck; the throat ofNefertiti’ (1). Николас, восхищаясь линией шеи Лилии, сравнивает ее с Нефертити. Нефертити (древнеегип. - красавица грядет) - египетская царица начала XIV в. до н. э., супруга Аменхотепа IV [22, с. 214]. Она обладала очень длинной тонкой шеей. Ее образ, воссозданный по скульптурным портретам, полон чудесного обаяния, подлинной женственности [23, с. 111].
Подводя итог, хотелось бы подчеркнуть, что дискурс Д. Фаулза чрезвычайно многогранен и специфичен. Для характеристики дискурса Д. Фа-улза за основу был взят подход к анализу культурологической маркированности, разработанный
С. В. Ивановой, а также понятие лингво-культур-ного кода, который является вербализованным транслятором различных культурных кодов. Предпринятый анализ дает возможность сделать заключение о том, что аллюзии, прежде всего, являются средством раскрытия духовного кода в романе Д. Фа-улза «Волхв», т. к. удельный вес аллюзий, восходящих к данному культурному коду, наиболее высок.
Апелляции к предметному, биоморфному, пространственному, соматическому кодам культуры не являются частотными. Причина заключается в самой природе аллюзии, которая как стилистический прием является средством расширенного переноса свойств и качеств мифологических, библей-
ских, литературных, исторических и других персонажей и событий на те, о которых идет речь в данном высказывании. А аллюзии, денотатами которых являются мифы, Библия, литература, исторические события дешифруют, главным образом, именно духовный код культуры, т.к. эксплицируют нормативно-ценностные ориентации, задающие
образцы жизнедеятельности людей.
ЛИТЕРАТУРА
1. Г альперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981. 140 с.
2. Дайс Е. А. Малая традиция европейской культуры в творчестве Джона Фаулза: автореф. дис. ... канд. культурологии. М., 2006. 28 с.
3. Степанов Ю. С. Константы русской культуры. М.: Академический проект, 2001. 990 с.
4. Иванова С. В. // Когнитивные и семантические аспекты единиц языка и речи. Уфа: РИЦ БашГУ, 2007. С. 40-46.
5. Аллюзия // Новая Иллюстрированная Энциклопедия. Т. 1 / Гл. ред. А. М. Прохоров. М.: Мир книги; Большая Российская Энциклопедия, 2001. 256 с.
6. Иванова С. В. Лингвокультурология и лингвокогнитоло-гия: сопряжение парадигм. Уфа: РИО БашГУ, 2004. 152 с.
7. Чанышева З. З. Этнокультурные основания лексической семантики: автореф. дис. . д-ра филол. наук. Уфа, 2006. 45 с.
8. Чанышева З. З. // Языковые единицы в парадигматике и синтагматике. Ч. 1. Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. С. 225-235.
9. Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: Гнозис, 2003. 375 с.
10. Аксиология // Современный словарь иностранных слов / Под ред. Е. А. Гришина. М.: Русский язык, 1993. 740 с.
11. Культурология / Под ред. Г. В. Драча. Ростов н/Д: Феникс, 2000. 608 с.
12. Телия В. Н. // Фразеология в контексте культуры. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 13-24.
13. Hornby A. S. Victorian, black // Oxford Advanced Learner’s Dictionary of Current English: Oxford University Press, 1999. 1428 p.
14. Викторианцы: Столпы британской политики XIX века / Под. ред. И. М. Узнародова Ростов н/Д: Экспертное бюро, 1996. 208 с.
15. Иванова С. В. // Коммуникативно-функциональное описание языка. Уфа: РИО БашГУ, 2002. С. 104-107.
16. Baedeker Lingvo 10
17. Аллюзия. Отчет от 01.03.2009 г. URL: http://www.krugosvet.ru/ articles/76/1007655/1007655a1.htm
18. Чернокозов А. И. История мировой культуры. Ростов н/Д: Феникс, 1997. 480 с.
19. Минотавр // Новая Иллюстрированная Энциклопедия. Т. 11 / Гл. ред. А. М. Прохоров. М.: Мир книги, Большая Российская Энциклопедия, 2001. 256 c.
20. Берестнев Г. И. // Вопросы языкознания. 2008. №°1. С. 37-65
21. Сахара // Большая Советская Энциклопедия. Т. 23 / Гл. ред. А. М. Прохоров М.: Советская энциклопедия, 1976. 640 с.
22. Нефертити // Новая Иллюстрированная Энциклопедия. Т. 12 / Гл. ред. А. М. Прохоров М.: Мир книги, Большая Российская Энциклопедия, 2001. 256 c.
23. Всеобщая история искусств. Т. 1 / Под ред. А. Д. Чегода-ева. М.: Искусство, 1956. 467 с.
Поступила в редакцию 06.08.2009 г.
