CC BY
440
Алла Сальникова
ИСТОРИЯ ЕЛОЧНОЙ ИГРУШКИ*
К 1917 г. елка и елочная игрушка представляли собой непременные атрибуты российской рождественской праздничной культуры. Елки четко стратифицировались по социальному принципу - елка «богатая» и «бедная», «семейная» и «благотворительная», «дворянская», «купеческая» и «интеллигентская», «городская» и «сельская» и т.д. (с. 46).
Елка всегда рассматривалась как по преимуществу детский праздник. В православных представлениях детскость традиционно ассоциировалась со святостью, что подчеркивалось участием детей в литургии, в сакральных сюжетах Писания и иконописи, в агиографии, а главное, самим каноническим образом младенца Христа. «Праздник Рождества - праздник обновления, очищения - как нельзя лучше соотносился с образом ребенка как существа срединного, переходного между ангельским и человеческим мирами» (с. 18). Авангард начала XX в. создал концепцию «эстетизирован-ной детскости», куда прекрасно укладывалась и рождественская елка со всеми ее атрибутами.
Правда, первоначально висящие на русских елках (вместе со съедобными украшениями) игрушки были игрушками в самом прямом смысле этого слова. Обычные детские игрушки украшали и советскую елку в период игрушечного дефицита второй половины 1930-х годов. И все же в детском восприятии обычная и елочная игрушка скорее разъединялись, чем объединялись. С «обычной» игрушкой ребенок мог поступать так, как ему заблагорассу-
* Сальникова А. История елочной игрушки, или Как наряжали новогоднюю елку. - М.: НЛО, 2011. - 237 с. 216
дится, но это не относилось к игрушкам елочным, принадлежащим к праздничному досуговому пространству. И накануне, и во время праздника дети не имели возможности делать с елочными игрушками то, чего им, вероятно, больше всего хотелось, а именно играть с ними как с игрушками обыкновенными. «Но вот праздник заканчивался, и запрещенное вдруг становилось разрешенным» -детям разрешалось снимать с веток игрушки и сладости (с. 21).
Термин «елочные игрушки» достаточно рано стал использоваться в русской языковой практике расширительно, как синоним «елочных украшений», т. е. не только предмет развлечения и забавы, но и что-то нарядное и очень изящное (с. 23).
Елочные игрушки в наибольшей степени олицетворяли собой «образ родного дома». Сама рождественская елка зачастую стояла в центре семейных мифологических сюжетов, а елочные игрушки могли стать семейными реликвиями, сочетая в себе мемориальную и эстетическую ценность. «Зачастую именно образ "елки из детства" олицетворял самое это детство как таковое» (с. 158).
Елочные игрушки представляли великолепную возможность для эскапизма - сознательного или неосознанного бегства в сферу утешительно-радостного, умиротворяющего. Нахождение в культурно-семантическом «елочно-игрушечном» поле означало возвращение в детство, сулящее защищенность, беззаботность, надежду (с. 26).
Оказавшись в сказочном, мифологическом елочном пространстве, любая вещь превращается в «волшебный предмет» (с. 17). Во многом это достигалось благодаря причудливой игре сочетавшегося в ней света и цвета. Елочные украшения блестели, сверкали, сияли, переливались, многократно отражая теплый свет свечей и отражаясь сами в «зеркалах» шаров, прожекторов и других стеклянных предметов. Особый «рождественский» свет являл собой и несколько приземленную идею «домашнего уюта», и высокую идею святости. Электрические гирлянды появились уже на рубеже Х1Х-ХХ вв., но оставались редкостью. Во многих домах обычай зажигать свечи на елках сохранялся до середины XX в.
«Яркая пестрота елочных украшений не казалась ни назойливой, ни вульгарной: даже такие раздражающие в обычной жизни цвета, как ядовито-зеленый, пронзительно-розовый или жгуче-оранжевый, в случае с елочной игрушкой воспринимались как
должное и уместное, а мишурная роскошь отнюдь не ассоциировалась с дешевым шиком» (с. 27).
Набор елочных украшений был пестр, но не случаен. Расположенные на ветвях русского рождественского дерева игрушки воссоздавали религиозный, евангельский сюжет, а само елочное дерево «было наполнено религиозной символикой от макушки до подножия» (с. 47). Верхушку дерева обычно венчала Вифлеемская звезда. Крестовина у подножия несла в себе изображение распятия как символа страстей Христовых. Под елкой мог располагаться рождественский вертеп - игрушечная пещера со Святым семейством и другими участниками рождественского действа. Фрукты как особая «райская пища» были представлены на елке обязательными яблоками и виноградом. Свечи являли собой эмблемы Христа, Церкви, Благодати и Веры. Человекоподобные крылатые создания трактовались как ангелы, возвестившие о рождении Христа. «Традиционный канон изображения детей, воспринятый впоследствии на советской елке, сложился в елочной иконографии применительно именно к изображению ангелов» (с. 49).
Это были готовые и хорошо узнаваемые образы. Но постепенно они утрачивали прямо прочитываемую религиозную символику. Процесс «обмирщения» Рождества в России происходил, с одной стороны, путем насыщения этого праздника западными традициями, а с другой - путем причудливого переплетения его со сложившимися святочными обычаями (с. 51).
Ассортимент елочных игрушек к началу XX в. насчитывал не одну сотню наименований - от дорогих стеклянных немецких игрушек до дешевых картонажных. Русская елка была практически лишена «национальной» символики. Исключение составляла лишь часть картонажных игрушек местного производства, изображавшая персонажей русских сказок, лесных зверей и птиц.
До середины 1920-х годов елка успешно уживалась с новыми революционными праздниками. С началом нэпа елочные игрушки вновь появились на предновогодних прилавках - в основном все те же кустарные игрушки «старого образца». Однако антирождественская компания 1927-1928 гг. завершилась фактическим запретом на празднование Рождества. За неимением елки в некоторых семьях тайно наряжали то, что хоть как-то могло ее заменить - растущие в горшках фикус, бегонию, алоэ. Накануне нового 1936 г. власть вернула рождественскую елку, получившую
отныне статус новогодней, вписав это празднество в общий концепт «счастливого советского детства». «Укоренившуюся традицию наполнили новым смыслом, попутно заменив и соответствующую ей атрибутику» (с. 95). Для большинства мальчиков и девочек елки второй половины 1930-х годов были первыми в жизни.
В своей наиболее полной, «классической» форме советский елочно-игрушечный канон явил себя к середине 1950-х годов. В дореволюционной России елочная игрушка была максимально удалена от всего повседневного, будничного, а также и от всего политического. Для новых советских елочных украшений характерна, напротив, идеологическая заданность. Практически все они были образны, а многие из них - сюжетны. Пропаганда здорового образа жизни и массового спорта породила игрушки, изображающие хоккеистов, лыжников, парашютистов. Покорение Арктики нашло свое отражение в игрушках, изображающих дрейфующие льдины и полярные станции. Тема формирования человека-мастера и «политехнизация» жизни нашли свое отражение в стиле «техно» - автомобилях, самолетах, дирижаблях, аэростатах, паровозах, часто - со знаковыми надписями «СССР», «Сталин». Даже, казалось бы, совершенно «аполитичные» овощи и фрукты олицетворяли советское изобилие. Впрочем, родители, покупая елочные игрушки, мало задумывались над уровнем их «советскости» - для них важнее была привлекательность елочного украшения.
После выхода на экраны кинокомедии «Цирк» на елки стали вешать игрушечных клоунов, акробатов и симпатичных негритят. «Военизированные» игрушки - солдаты, пистолеты, танки, самолеты - появились уже в предвоенный период, но особенно популярны стали в годы войны. Игрушки на сказочные темы, прежде всего на темы из сказок Пушкина, широко выпускались в 1937 и 1949 гг. - к 100-летию со дня смерти и 150-летию со дня рождения Пушкина. В 1960-е годы одной из самых популярных «елочных» тем становится тема покорения космоса.
Особое место в игрушечном елочном «тексте» занимали универсальные символы советской культуры - красная звезда, серп и молот. Пятиконечная звезда не только водружалась на елочную верхушку, но и изображалась на шарах, пиках, флажках и других елочных украшениях. Причем звезда эта представляла собой никак не подобие рождественской звезды, а была антизвездой, горящей в особом антихристианском мире. Сама елка повторяла
архитектонику жестко иерархизированной сталинской культуры -вертикализация с условным шпилем, увенчанным иглой (вошедшей в употребление именно в сталинское время) (с. 119).
При производстве елочной игрушки учитывались особенности детского восприятия. Не случайно среди игрушечных образов советской елки было так много детских, а елочные «взрослые» -красноармейцы, матросы, милиционеры, колхозники, позднее -космонавты - часто выглядели как переодетые дети. «Если советская культура елочной игрушки и отдавала приоритет каким-либо возрастным категориям, то это, безусловно, были ребенок и старец (Дед Мороз, пушкинские Старик из "Сказки о рыбаке и рыбке" и Царь Салтан и др.)» (с. 145).
Язык социального конфликта, соль характерный для советской визуальной пропаганды 1930-1950-х годов, был выражен на елке очень слабо. Карикатурные, «травмирующие» образы «чужих» не должны были портить облика великолепной советской елки: ведь они были действительно «чужими на этом празднике жизни» (с. 148).
С 1947 г. 1 января было объявлено нерабочим днем. Елки устанавливали повсеместно, включая городские площади, дворы и скверы. В уличных ларьках велась торговля елочными украшениями. В первое послевоенное десятилетие качество «украшенно-сти» елок в разных семьях разительно отличалось; однако общественные елки символически уравнивали детей, заставляя на короткое время забывать об уровне материальной обеспеченности их родителей (с. 128).
Вплоть до середины 1960-х годов преобладало артельное и ручное производство елочных игрушек. Переход от полукустарного к машинному изготовлению елочных игрушек сопровождался максимальным упрощением ассортимента и постепенным переходом от игрушки тематической к игрушке абстрактной. «Советская игрушка теряла свою уникальность и в форме и - во многом - в содержании» (с. 133). Уже во второй половине 1950-х - начале 1960-х годов «политическая» елочная игрушка стала вытесняться игрушкой «бытовой», а в 1970-е годы игрушки с явной советской символикой уже не производились.
В 1990-е годы надоевшие советские игрушки стали быстро вытесняться импортными елочными украшениями. Базары и рынки заполонила китайская игрушка - красивая, разнообразная, де-
шевая и практичная, так как на смену бьющемуся стеклу пришли синтетика и пластмасса (с. 165).
В «высокой» елочной моде произошел резкий скачок от уютной, домашней, во многом «детской» елки к претенциозному дизайнерскому рождественскому дереву для взрослых. Безусловное лидерство захватила елка, наряженная в «европейском», монохромном стиле. «В такой елке доминировали сдержанность и лаконичность, которые тем не менее рождали ощущение стильной роскоши» (с. 167). Со временем опять появилась мода на ретро, включая «советское ретро».
Коммерческой выгоде оказались подчинены и многие традиции, связанные с украшением елки. В дореволюционной России не принято было устанавливать и наряжать елку задолго до Рождества и держать ее дольше Крещения - это считалось дурной приметой. Сегодня наряженные елки появляются в крупных торговых центрах страны уже во второй половине, а то и в начале ноября и стоят здесь часто до конца января.
«Советская елочная игрушка, - резюмирует автор, - представляла собой редкий случай полного и безоговорочного одобрения, освоения и "присвоения" гражданами советской страны спущенного "сверху" властного проекта, утратившего постепенно свою идеологическую составляющую и растворившегося в пространстве "народной" праздничной культуры» (с. 179).
К.В. Душенко
