CC BY
27
КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ МИРА
УДК 930
ББК 63.3
АЛЕКСАНДР ГЕЙШТОР - ЖИЗНЬ КАК НАУЧНЫЙ ПОДВИГ. ОБЗОР ПУБЛИКАЦИЙ К СТОЛЕТИЮ ИСТОРИКА
Парамонова Марина Юрьевна,
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, Ленинский пр-т, д. 32 А, Москва, Россия, 119334,
sokol@igh.ras.ru
Аннотация
Александр Гейштор был одним из величайших и знаменитых историков второй половины ХХ века. Он родился в Москве в 1916 г. и умер в Варшаве в 1999 г., с которой с 1921 г. была связана вся его жизнь как ученого и гражданина. В высшей степени символично, что в 2016 г. в связи со столетием Гейштора именно в Москве и Варшаве вышли два сборника, посвященные памяти ученого. Эти сборники включают воспоминания и биографические очерки коллег и друзей историка, а также аналитические обзоры его исследований, посвященных средневековой истории и культуре.
Ключевые слова
Историография, средневековая история и культура, общество и культура в Польше, международное научное сообщество.
В июле 2016 г. исполнилось 100 лет со дня рождения великого польского историка и общественного деятеля Александра Гейштора (1916-1999), а обширная библиография работ мемориального, биографического и историографического типа1 пополнилась рядом новых публикаций. В их ряду два сборника статей,
посвященных польскому медиевисту, один из которых вышел в Варшаве, а другой в Москве2.
Гейштора называют самыми лестными для человека именами: великим ученым, гражданином, патриотом и гуманистом, знаковой фигурой польской исторической науки второй поло-
1 См. библиографию работ А. Гейштора и библиографию работ о нем: Kulturasredniowieczna i staropolska. Stud iaofiarowaneAleksandrowiGieysztorowi w pi^cdziesi^cioleciepra cynaukowej. Warszawa, 1991; KoczerskaM. AleksanderGieysztor 17 VII 1916 — 9 II1999 // StudiaZrodloznawcze. 2000. Т. 37. S. 4-12; Лашкевич Г. Александр Гейштор как историк христианства // Польша, Россия и Европа в судьбе историка. К столетию Александра Гейштора / Отв. ред. Л.Е. Горизонтов. М., 2016. С. 179-180, прим. 6.
2 AleksanderGieysztor. Czlowiekidzielo / К^.М.
Koczerska, Р. Wfcowski. Warszawa, 2016; Польша, Россия и Европа в судьбе историка. «Московский» сборник вышел в 2016 г. и основывается на материалах конференции «Поль-
ша, Россия и Европа в судьбе историка. Памяти Александра Гейштора (1916-1999)», организованной совместно Институтом всеобщей истории РАН, Институтом истории науки ПАН и Гуманитарной академии имени Александра Гейштора (г. Пултуск). В сборнике представлены статьи главным образом польских и российских ученых, а также представителей финской, французской и украинской науки.
вины ХХ в., настоящим джентльменом, истинным князем3, воплощением лучших черт старой русской интеллигенции. Пережив все периоды формирования Польского государства, Гейштор смог избежать увлечения радикализмом любого свойства.Он предпочитал диалог и дискуссию, объединял в совместной работе ученых разных стран, научных школ и поколений, выступал медиатором между властями и академической гуманитарной средой, был переговорщиком между коммунистическим режимом и демократической оппозицией в 1960-е - 1980-е гг.
Гейштор представляет интерес для историков науки не только (и даже не столько) собственными научными сочинениями, сколько всей своей жизнью4, а потому большая часть посвященных ему работ имеет скорее биографически-мемуарный,чем аналитически-историографический характер. Подобный ракурс «сохранения памяти» объясним. Во-первых, он позволяет вписать фигуру ученого в определенный социально-культурный контекст и, во-вторых, попытаться установить корреляцию личного жизненного опыта и собственно профессионального развития индивида. Влияние актуальных социальных реалий и их осмысления ученым-гуманитарием на сферу собственно академических интересов, воплощенное в постановке им при изучении прошлого тех вопросов, которые порождены современностью, ныне не вызывает сомнений. Однако эта взаимосвязь не является универсальной и простой, она всегда нуждается в восстановлении деталей жизни и творчества, реконструкции сложной картины их пересечения и взаимодействия. Подобные исследования позволяют создать более точный и фундированный образ
3 Характеристика, которую, по воспоминаниям Ж. Ле Гоффа, Гейштору дал Ф. Бродель, напоминанием о которой Морис Эмар, многолетний директор парижского Дома наук о человеке, завершает свою статью о польском ученом. См.: Эмар М. Гейштор, Франция и Италия // Польша, Россия и Европа в судьбе историка. С. 124
4 Тезис «не библиография, а биография» звучит лейтмотивом в текстах, включенных в «юбилейные сборники» 2016 г. (см. прим. 1, 2), равно как и в большей части мемориально-мемуарных очерков о Гейшторе, публиковавшихся ранее. Серьезное историографическое исследование творческого наследия ученого, видимо, остается делом будущего. Исключение представляют, прежде всего, редакторские комментарии к переизданиям трудов Гейштора.
развития науки и культуры, чем традиционное аналитическое препарирование текстов.
Вместе с тем, в случае с фигурой Гейштора интерес к его жизни как фактору развития науки в послевоенной Польше имеет и иные, скорее реальные, чем абстрактно интеллектуальные основания. При жизни он был настолько активно включен в деятельность по развитию, учреждению, руководству разнообразными научными институциями и проектами, один перечень которых занял бы несколько страниц текста, что в своей ипостаси успешного организатора и администратора он внес не меньший вклад в развитие современной польской историографии, чем в роли выдающегося интеллектуала-исследователя.
Многочисленность посвященных Гейштору биографических текстов - чрезвычайно полезное в научном и общекультурном смысле явление, хотя нередко их авторы дублируют друг друга с точки зрения информации и оценок. Во-первых, они сохраняют воспоминания современников, хорошо знавших ученого и интенсивно общавшихся с ним. Круг этих свидетелей, по естественным причинам, сокращается, однако только из их текстов можно получить непосредственное впечатление о личности Гейш-тора, не искаженное призмой чужих суждений или поколенческой дистанцией5. Во-вторых, биографы-очевидцы компенсируют отсутствие собственных мемуаров ученого, которые Гейш-тор отказывался писать, не желая использовать свою, без сомнения, широчайшую информированность в целях защиты от недоброжелателей. В своих интервью и обнародованных им текстах биографического характера ученый неизменно проявлял сдержанность и скрытность, не выставляя на всеобщее обозрение конфиденциальные сведения или эмоционально окрашенные оценки людей и событий6.
5 В этой связи, можно отметить, что в польском сборнике 2016 г. посмертно опубликованы воспоминания другого «гиганта» послевоенной польской историографии Г. Лабуды, родившегося в один год с Гейштором и пережившего его более чем на десятилетие. Судьба, деяния и масштаб творчества обоих ученых - сопоставимы, несмотря на существенные отличия их социального происхождения и культурного влияния семьи.
6 «Умение Гейштора хранить тайны заходило так да-
леко, что он отказывался писать мемуары. Воспоминания
Существенная часть воспоминаний о Гейш-торе посвящена проблеме его международных контактов, взаимодействию с отдельными учеными и его семьи и предков в русской социально-культурной среде7. Отрадно, что и варшавские и московские издатели юбилейных сборников уделили внимание связям польского историка с российскими и советскими коллегами, поместив их в контекст глубокого знания и понимания Гейштором русской культуры, сохранения им памяти об укорененности его семьи и предков в русской социально-культурной среде8.
Опираясь на новейшие публикации о Гейш-торе, остановимся на характеристике основных этапов его биографии9. Ученый родился 17
должны содержать оценочные суждения о людях, а Гейш-тор, независимо от того, что думал, внешне почти со всеми был любезен». Борейша Е.В. Александр Гейштор. Несколько замечаний для будущих биографов // Польша, Россия и Европа в судьбе историка. С. 50. Вместе с тем, примечательно, что Гейштор тщательно сохранял свой архив, оставив в нем не только научные рукописи и официальные документы, но и личную переписку, «все, что он отправлял и получал сам». После его смерти семья передала все документы в Архив Польской академии наук, в котором они образовали самый крупный личный фонд. Шимчик Г., Заштовт Л. -фца 5-ор^ р[отою. Материалы Александра Гейштора в Архиве Польской академии наук // Польша, Россия и Европа в судьбе историка. С. 213-226
7 В сборнике «Польша, Россия и Европа в судьбе историка» этой теме специально посвящены статьи М. Хи-етала (Деятельность и роль Александра Гейштора в Международном комитете исторических наук. С. 44-52) и М. Эма-ра (см. прим. 3). Этот вопрос подробно освещается также в статьях Е.В. Борейши и Шимчик Г. и Заштовта Л. (см. прим. 6)
8 В сборнике «Польша, Европа и Россия в судьбе историка»: Лебедева Н.С. Александр Гейштор - редактор катынских томов. С. 126-146; Бибиков М.В. А. Гейштор - лидер европейских медиевистов. С. 106111; Хорошкевич А.Л. Профессионализм и гражданственность: уроки и жизни и творчества Александра Александровича Гейштора. С. 85-94. В варшавском сборнике: «"NaszdorogojAleksandrSanycz"». AleksanderGieysztor i "przyjacieleMoskale" // AleksanderGieysztor. Czlowiekidzielo.S. 31-50.
9 Косеский А. Александр Гейштор (1916-1999) // Польша, Россия и Европа в судьбе историка. С. 12-25; Яроц-кий Р. Медиевиста настигает история // Там же. С. 26-43; Модзелевский К. Освободить страну от нацистов - отстоять университет при коммунистах. Гражданский путь Александра Гейштора // Там же. 63-73; Мазур Г. Служба Александра Гейштора в Армии Крайовой // Там же. С. 74-84. В польском сборнике (см. прим. 2) воспроизведены почти без изменений некоторые статьи авторов московского издания, например Е.В. Борейши, К. Модзелевского, Г. Самсоновича и П. Мрозовского, однако в него не включено развернутых повествований собственно биографического характера. Те-
июля 1916 г. в Москве, в семье польского происхождения. Родовые владения Гейшторов находились в Литве и Западной Белоруссии, однако уже его дед порвал с помещичьим образом жизни и переселился в Минск. В этом городе отец ученого (также Александр) получил образование и перебрался в Москву, где занимал высокие должности в управлении Московско-Казанской железной дороги. Предки по обеим линиям принимали участие в польских национально-освободительных восстаниях и побывали в сибирской ссылке.
Отец ученого знал польский, однако в повседневной жизни ему было проще пользоваться русским языком10. Мать, видимо, почти не знала языка предков и выучила его с помощью сына уже после переезда семьи в Варшаву. Именно мать стала главным проводником сына в мир русской литературы и культуры, которую она горячо любила. Она поощряла уже в Польше изучение сыном русской литературы и языка, которым ученый свободно владел и до конца жизни говорил без акцента. Так же по ее инициативе он с раннего детства занимался французским11.
В 1921 г. семья Гейшторов вынуждена была переехать в Варшаву, с которой и была связана вся дальнейшая жизнь историка12. Он по-
матически к биографическим исследованиям можно отнести статью М. Кочерской о работе Гейштора в качестве университетского преподавателя и Т.П. Рутковского о деятель-
ности Гейштора в качестве Президента Польской академии наук в 1980-1983 гг. KoczerskaM. AleksanderGieysztorjakona uczycielakademicki // AleksanderGieysztor. Czlowiekidzielo.S. 51-72; RutkovskiT.P. AleksanderGieysztorjakoprezesAkademii Nauk // ibid. S. 101-134.
10 Сам Гейштор вспоминал: «духовный мир отца зиждился на историко-литературном мифе о каком-то идеальном образе Польши. Отец никогда не жил на землях, где преобладала польская культура, язык..., до момента приезда в Варшаву, в Польшу, я думаю, ему, наверное, было легче написать письмо грамотно по-русски..., чем по-польски». Цитата из биографического очерка Р. Яроцкого (Jarocki R.Opowiesc o AleksandrzeGieysztorze. Warszawa, 2001) по: Борейша Е.В. Ук. соч. С. 46
11 Подробный очерк истории семьи Гейштора и анализ характерного для его родителей и самого историка типа культурно-этнической идентичности см.: Горизонтов Л.Е. Российские истоки академика Александра Гейштора // там же. С. 52-62
12 Отец Гейштора сумел найти хорошую работу и в Варшаве, поэтому семья жила благополучно в материальном отношении. Обладая предпринимательской хваткой, он и в годы немецкой оккупации кормил всю семью и позволил ей в буквальном смысле физически выжить, изготавливая
лучил прекрасное классическое образование в одной из лучших гимназий Варшавы13. В 19331937 гг. Гейштор учился на историко-философском факультете Варшавского университета. В сферу интересов Гейштора вошли история средневековья, источниковедение, русская палеография и история искусства. Среди его учителей были выдающиеся историки, профессиональная культура которых имела своим фундаментом виртуозное владение методами критического анализа источников, прежде всего письменных, и использование в исследованиях максимально полного собрания аутентичных памятников. Это наследие великой польской позитивистской историографии Гейштор отстаивал на протяжении всей жизни, неоднократно возвращаясь к роли источниковедения и других «вспомогательных исторических дисциплин» как краеугольного камня научного исто-риописания14. Первая исследовательская работа ученого была посвящена европейской истории эпохи Каролингов15 и готовилась под руководством крупного польского медиевиста Марце-лияХандельсмана16. В 1938 г. он отправился в учебную командировку в Париж, где изучение методов классического источниковедения продолжилось благодаря занятиям палеографией и дипломатикой в Национальной школе Хартий, а расширение знакомства с проблематикой современных исследований в Практической школе высших исследований, где в эти годы начал преподавать Ф. Бродель.
предметы повседневного спроса, такие как мыло, и продавая их на рынке.
13 Уровень гуманитарной культуры Гештора ярко характеризует реплика М. Эмара: «Он был последним на моей памяти ученым, способным произнести целую речь на латыни!». Эмар М. Ук.соч. С. 113
14 Работа в архивах, рукописных хранилищах, собраниях документов и памятников материальной культуры привлекала Гейштора еще со студенческих времен, а анализу методов палеографии, изучения рукописей, сфрагистики и нумизматики он посвятил ряд сочинений учебного и собственно научного характера.
15 В 1937 г. Гейштор защитил магистерскую дисерта-цию «ШМгаКаго1аШ1е1к1едо ш орти^'зрбкгезпе]» (Власть Карла Великого в суждениях современников), которая была опубликована Варшавским научным обществом в 1938 г.
16 Помимо Хандельсмана университетскими учителями Гейштора были Т. Мантейфель и С. Кетшиньский, со-
трудничество (в случае Мантейфеля - многолетнее) с которыми он продолжил в годы оккупации и после войны.
Летом 1939 г., несмотря на то, что он получил продление стипендии на обучение в Париже, Гейштор возвращается в Польшу и как военнообязанный был мобилизован в действующую армию. Решение вернуться и защищать Родину было его личным выбором. В качестве артиллерийского офицера он прошел сентябрьскую компанию, был свидетелем поражения польской армии, с разрешения командира покинул часть и избежал участи тысяч поляков, сдавшихся советским войскам в восточных регионах государства. Вернувшись в Варшаву, уже весной 1940 г. он вступил в ряды подпольной организации Армии Крайовой, где вплоть до Варшавского восстания работал рука об руку со своими университетскими преподавателями: Т. Мантейфелем (принявшим у него присягу), М. Хандельсманом, Л. Видершалем. Все они состояли в Бюро информации и пропаганды (БИП) Главной комендатуры Армии Крайовой, которое занималось сбором и аналитической обработкой информации, касающейся деятельности немцев в польских землях и настроений местного населения. Подпольную работу Гейштор совмещал с продолжением академических занятий: он участвовал в деятельности Тайного университета, читал лекции для широкой аудитории участников подполья, написал и защитил докторскую диссертацию, подготовил учебное пособие по «вспомогательным дисциплинам». Гейштор был участником Варшавского восстания 1944 г., после поражения которого находился в немецких лагерях для военнопленных и лишь в мае 1945 г. вернулся в Варшаву, где в июле в полуразрушенном здании Института истории Варшавского университета прошла официальная защита его диссертации.
С этим периодом жизни связан ряд травматических переживаний. Во-первых, он испытал ужас оккупации, ведущей к уничтожению не только государственности, но и всей системы национальной культуры. Подпольный опыт Гейштор оценивал неоднозначно, в том числе позволял себе и крайне негативные высказывания о его пагубном воздействии на человека 17 Гейштор и многие люди его поколения высо-
17 Косгегека М. А1ек8апскг01еу821ог. 8. 7
ко оценивали институт национальной государственности, видели в нем необходимое условие сохранения нации и национальной культуры. Они были готовы сохранять его путем компромиссов и сотрудничества с властями.
Во-вторых, Гейштор сам был свидетелем негативных последствий политического и идеологического радикализма в условиях оккупации, которые проявились в двух событиях. Одним из нихбыло убийство близких Гейштору сотрудников Бюро - Л. Видершаля и Е. Маковецкого (он был застрелен вместе с женой), и арест, на основании доноса в гестапо, М. Хандельсмана. Это преступление было совершено правыми радикалами Армии Крайовой, которые накануне восстания 1944 г. расправлялись с теми, кого они подозревали в готовности к сотрудничеству с коммунистами и СССР. Вторым - стало само Варшавское восстание, о котором Гейштор как лицо причастное к секретной информации, в том числе и сведениям Лондонского правительства, заранее знал, что оно обречено на провал, просчитанный, в том числе, и самими его организаторами. Бескомпромиссная борьба и готовность идти до конца с тех пор потеряли для него свой романтический флер.
Период подполья и оккупации, вместе с тем, заставили Гейштора осуществить два важных в гражданском и научном отношении проекта. Во-первых, еще в немецком лагере он со своим коллегой - историком и подпольщиком -составил беспристрастное описание известных ему событий Варшавского восстания, опубликованное много лет спустя. Во-вторых, в 1990-х годах он стал одним из инициаторов и редакторов публикации серии документов о Катынской трагедии, о которой узнал за полвека до подготовки первого тома (1994 г.) к печати.
После войны начался новый период жизни Гейштора, который К. Модзелевский метафорически определил как «сохранение субстанции»18 и «защиту университета» при коммунистическом режиме («отстоять университет при коммунистах») в заглавии своей статьи, переданной московским издателям. Вернувшись в Варша-
18 Modze1ewski К. ОсЬгапа8иЬ81апсП // А1ек8апскг01еу821ог. Czlowiekidzielo.S. 255-265
ву и недолго пробыв членом конспиративной организации «Свобода и независимость», чего требовали от него воинский долг и обязательства перед нелегальной организацией Армии Крайовой, он был освобожден от присяги принимавшим ее Мантейфелем и выбрал предложенный им путь - воссоздание университета вместо партизанской борьбы. С этого времени и на протяжении последующих пятидесяти лет Гейштор был одной из ключевых фигур польской научной, культурной и социально-политической жизни. Он был многолик в своих проявлениях: ученый-исследователь, «организатор науки», «строитель мостов» между польскими и европейскими историками, переговорщик между властями и социальной оппозицией.
Новый режим согласился на сохранение в научных учреждениях беспартийных ученых, в том числе на руководящих постах, однако требовал от них компромисса, а именно, внедрения марксистской теории в гуманитарные, прежде всего исторические науки. Карьера Гейштора была стремительна. Вернувшись к научной работе (под руководство своих прежних учителей Мантейфеля и Лоренца) и преподаванию, уже в 1949 г. он становится одним из членов Дирекции исследований истоков польского государства, которая разрабатывала долгосрочную программу изучения ранней польской истории в связи с (виртуальным) тысячелетием польского государства в 1966 г. Этот проект был идеологическим компромиссом между научным сообществом, которое нуждалось в ясной перспективе исследований, и властью, желавшей новой исторической легитимации государства, связанной не с Ягеллонами, а с первой польской династией Пястов. В 1955 г. он сменил Мантей-феля во главе Института истории Варшавского университета и оставался его директором на протяжении 20 лет. В 1970-е гг. Гейштор был увлечен проектом восстановления Королевского замка в Варшаве. В 1980 г. его утвердили первым директором Замка, пост которого он покинул только в 1991 г., став одновременно председателем Ученого совета музея. На 1980-е гг. пришелся пик научно-административной карьеры Гейштора: в 1980 г. он был избран Президентом
Польской академии наук (до 1983 г.)19 и одновременно Председателем Международного комитета исторических наук (1980-1985). Одновременно Гейштор оставался университетским преподавателем. Этот перечень занятий может быт дополнен участием Гейштора в многочисленных общественных и научных институциях.
Активность Гейштора в научно-организационной деятельности далеко выходила за пределы Польши. С середины 1950-х гг. в условиях пост-сталинского ослабления режима политической автаркии он активно занялся восстановлением и расширением традиционных связей польских историков с европейскими коллегами. Появление Гейштора на международной арене связано с выступлением на Международном конгрессе исторических наук в Риме в 1955 г. С Международным комитетом исторических наук - устроителем этого форума - его в дальнейшем связывали длительные отношения, поскольку он рассматривал эту организацию как реальную площадку для диалога и общения ученых из разных стран, разъединенных политико-идеологическими и методологическими предпочтениями.С 1965 г. он занимал разные посты в руководящих органах МКИН, а в 1980 г. был избран его президентом на следующие пять лет. Несмотря на свой очевидно бюрократический характер, Комитет в условиях Холодной войны открывал возможности для научного общения.Мечтой Гейштора, неосуществимой в условиях противостояния двух систем, было превратить организацию в площадку, где представители разных мнений и убеждений смогут говорить и понимать друг друга.
Наиболее активными и плодотворными в плане реальной научно-исследовательской работы были связи совсем иного рода. В частности, Гейштор был глубоко включен во взаимоотношения с французскими и итальянскими уче-ными.Гейштор способствовал популяризации в Польше Школы Анналов, её тематики,языка и исследовательских принципов. Вместе с А.Я. Гуревичем он нередко предстает в историографических комментариях как один из ведущих
19 Гейштор повторно занимал этот пост в период перехода власти от коммунистического к демократическому правительству в 1990-1992 гг.
представителей этого исторического направления за пределами Франции.
Следует отметить, что международные контакты Гейштора были широки и разнообразны. Особое место в международных связях Гейш-тора занимали контакты с советскими и российскими историками. Он принимал участие в разнообразных научных конференциях и форумах, проводимых в СССР, поддерживал контакты с академическими институциями и отдельными учеными. Его интересовала история Древней Руси, которой он посвятил ряд специальных очерков, и он был хорошо осведомлен об исследованиях в этой области. В воспоминаниях знавших его ученых, Гейштор предстает как мудрый, любезный, широко образованный человек, знавший и глубоко понимавший русскую культуру, в том числе и современную. Важной функцией Гейштора было осуществление посреднических функций между Западными и советскими учеными.
Будучи большим научным функционером и занимая на протяжении 50 лет самые высокие административные посты в Польской академии наук и Варшавском университете, в десятках международных и польских организаций, т.е. фактически репрезентируя власти ПНР перед польским и всемирным интеллектуальным сообществом, Гейштор удивительным образом (особенно, в глазах человека с советским опытом) сумел сохранить безупречную репутацию и в кругу коллег, и в широком общественном мнении. Обвинения в конформизме и сотрудничестве с коммунистическими властями и при жизни ученого и после его смерти звучат как единичные субъективные высказывания. Между тем, в эпоху перехода от коммунистического режима к демократическому государству и началу строительства Третьей Речи Посполи-тойГейштор входил в согласительные комиссии (Консультативный совет, Круглый стол), которые обусловили мирную передачу власти демократической оппозиции. Формально представляя официальную власть в этих институциях, он пользовался доверием лидеров Солидарности, среди которых были и его ученики. Примечательно, что почти за два десятилетия,
прошедшие после его смерти, не было обнародовано никаких дискредитирующих ученого сведений, а его младшие коллеги, в том числе и сторонники оппозиции, прочувствованно писали и пишут о его человеческой и политической мудрости.
Между тем, главный итог жизни ученого - это верность своему призванию и воплощение своего потенциала в исследованиях, в открытии нового вектора развития знания и постановке новых проблем, в способности воодушевить своих коллег и учеников на активную научную деятельность20. Гейштор, безусловно, в полной мере реализовал как свой исследовательский талант, так и дар учителя и просвети-теля.Список его научных публикаций насчитывает более 1000 позиций, и хотя фундаментальных монографий в их числе нет, однако широта проблематики и актуализация новых подходов, методов и тем делали их событием в польской и мировой науке в момент обнародования и оправдывают их переиздание в наши дни, годы спустя после смерти ученого21. Акту-
20 Анализ исследований Гейштора по отдельным историческим проблемам см.: Бибиков М.В. Ук. соч.; Сам-сонович Г. Александр Гейштор и исследования европейского средневековья // Польша, Россия и Европа в судьбе историка. С. 147-154; Вырозумский Е. Государство и общество средневековой Польши в исследованиях Александра Гейштора // Там же. С. 155-169; Лашкевич Г. Александр Гейштор как историк христианства // Там же. С. 170-181; Кочерская М. Александр Гейштор как историк польской и мировой культуры // Там же. С. 182-193; Мрозовский П. Александр Гейштор - искусствовед и директор Варшавского замка // Там же. С. 195-212.
21 К юбилею ученого вышел сборник статей:
GieysztorA. Wladza - symboleirytualy // red. P. Mrozowski,
P. TyszkaiP. W^cowski. Warszawa, 2016. Сборник включает
24 текста, посвященные символам власти, коронационным ритуалам и церемониям эпохи позднего средневековья. Большая их часть еще при жизни ученого была опубликована в польских и зарубежных сборниках и журналах, однако некоторые прежде не появлялись в печати. Это тексты докладов Гейштора, главным образом связанных с анализом публичных функций Варшавского Королевского замка, который и стал инициатором этого издания в год юбилея ученого. Следует отметить также и переиздание в 2009 г., т.е. тридцать с лишним лет спустя после первой публикации, учебника об истории латинского письма: Zarysdziejowpismalacinskiego. Warszawa, 2009 (1-е издание в 1973 г.). Кроме того, в 2006 г. ученики Гейштора выпустили второе издание классического труда о славянской мифологии, дополнив текст 1982 г., предназначенный для широкой аудитории, научным аппаратом и комментариями, сохранившимися в рукописях ученого: MitologiaSlowian. Warszawa, 2006.
альность работ Гейштора можно подтвердить и формальным критерием: ни одно солидное исследование по истории Польши, Центральной и Восточной Европы эпохи Раннего средневековья не обходится без отсылок к его сочинениям. Зачастую, это цитирование не ограничивается простой демонстрацией осведомленности автора в библиографии предмета изучения, но становится отправной точкой для полноценной научной полемики.
Будучи настоящим ученым-исследователем, Гейштор видел свою миссию и в просвещении, стремясь не только сохранить культурное и интеллектуальное наследие, но и открыть его для максимально широкой аудитории, сделать историю публично привлекательной и притягательной сферой знания. Научные исследования и преподавание были дляГейштора социально значимым занятием, а история - важнейшим элементом формирования национальной и культурной идентичности, инструментом сохранения и развития народа. Ни в коей мере, однако, он не желал использовать ее как лекарство для врачевания национальных язв и фрустраций.
К. Модзелевский, ученик Гейштора, известный ученый и активный участник демократического оппозиционного движения, в мемориальных сборниках 2016 г., упомянутых выше, ставит его в ряд выдающихся польских историков, сформировавшихся в межвоенный период и в годы Второй мировой войны. Пережив травму немецкой оккупации и сохраняя память о трагическом опыте предков, живших в условиях утраты государственности, они сознательно выбрали после войны путь компромисса с властью, обеспечивавшей сохранение польской государственности и культуры. Путь открытой борьбы с национальным (против «вассальной зависимости» от СССР) или политическим (за справедливый социализм или демократию) подтекстом казался им губительным, требующим новых жертв и ведущим к финальному поражению. Романтическому идеалу национального героя они предпочли иную модель сохранения нации, которую Модзелевский называет «позитивизмом».
Свою задачу они видели в восстановлении того, что было уничтожено в годы войны, в сбережении человеческого потенциала, в развитии национальной культуры, образования, просвещения. Гейштор и ученые его поколения возрождали институциональную инфраструктуру и поддерживали научные контакты, которые на протяжении столетий связывали Польшу с большим миром европейской культуры. Им удалось сохранить непрерывную преемственность поколений в польской гуманитарной науке: сохраняя память о своих предшественниках и учителях, они передавали накопленный ими исследовательский опыт своим ученикам. Авторитет великой позитивистской традиции не был дискредитирован в процессе зачастую насильственного насаждения коммунистическими властями марксистских теорий и методов в практику исторического анализа.
Заслугой Гейштора и подобных ему ученых было не только сохранение и сбережение наследия, но и создание огромного корпуса но-
вых научных работ, совершенствование традиционных приемов критического исследования, расширение проблематики и аналитического языка историографии. Интеллектуальный контекст 1960-х - 1970-х гг. дал мощный импульс развитию польской гуманистики, что позволило историкам послевоенного периода обнародовать фундаментальные сочинения, главным образом, медиевистические, которые по масштабу материала, изученного и вовлеченного в научный оборот, заняли достойное место в ряду классических трудов польской науки22.
22 В речи по случаю смерти в 2010 г. познанского историка Г. Лабуды (ровесника Гейштора и его многолетнего товарища в научной и общественной работе) КарольМодзе-левский, используя традиционную метафору, называет Ла-буду, Гейштора и «своих учителей» в целом гигантами, на плечах которых расположились их ученики. Без их усилий по воспитанию и обучению нескольких поколений молодых поляков было бы невозможно на рубеже 1980-х - 1990-х гг. осуществить кардинальные преобразования в стране и придать им прочность и основательность. ModzelewskiK. PozegnanieGerardaLabudy // Nauka. 2010. N 4^. 189-190.
ALEKSANDER GIEYSZTOR - LIFE AS A SCHOLARLY FEAT. THE REVIEW OF PUBLICATIONS FOR THE CENTENARY OF
THE HISTORIAN.
Paramonova Marina,
Dr.habil, senior researcher at the institute of world history
Russian academy of sciences Leninsky PR-t, d. 32 a, Moscow, Russia, 119334,
sokol@igh.ras.ru
Abstract
Aleksander Gieysztor - was one of the greatest and prominent Polish historians of the second half of the 20th century. He was born in Moscow at 1916 and died in Warsaw at 1999 where he lived and worked since 1921. It is highly symbolic that on the occasion of his centenary two volumes of essays were published in Moscow and Warsaw. These volumes contain the memoirs and biographic essays of the scholars and colleagues about Gieysztor and the analyses of his investigation dedicated to the history of medieval culture and society. For international scholarly community Gieysztor represents the best features of the great person who all his live was deeply involved in academic and social activities. His achievements were recognized in Poland, Europe and all over the world.
Keywords
Historiography, medieval history and culture, culture and society in Poland, international academic community
