CC BY
102
Чумиков А.Н. Актуальный инструментарий информационного противоборства в «холодной», «горячей» и «гибридной» войне
28 марта 2023 11:30 // 2023-2(35)
Наука. Общество. Оборона. 2023. Т. 11. № 2. С. 19-19.
Nauka. Obsestvo. Oborona. 2023. Vol. 11, no. 2. P. 19-19.
УДК: 355:070
DOI: 10.24412/2311-1763-2023-2-19-19
Поступила в редакцию: 24.01.2023 г. Опубликована: 28.03.2023 г. Submitted: January 24, 2023 Published online: March 28, 2023
Для цитирования: Чумиков А.Н. Актуальный инструментарий информационного противоборства в «холодной», «горячей» и «гибридной» войне // Наука. Общество. Оборона. 2023. Т. 11, №2(35). С. 19-19.
https://doi.org/10.24412/2311-1763-2023-2-19-19.
For citation: Chumikov A.N. The current tools of information warfare in the "cold", "hot" and "hybrid" war. - Nauka. Obsestvo. Oborona = Science. Society. Defense. Moscow. 2023;11(2):19-19. (In Russ.).
https://doi.org/10.24412/2311-1763-2023-2-19-19.
Конфликт интересов: О конфликте интересов, связанном с этой статьей, не сообщалось. Conflict of Interest: No conflict of interest related to this article has been reported.
© 2023 Автор(ы). Статья в открытом доступе по лицензии Creative Commons (CC BY). https://creativecommons.Org/licenses/by/4.0/
© 2023 by Author(s). This is an open access article under the Creative Commons Attribution International License (CC BY)
ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ: НАУКА И ПРАКТИКА
Обзорная статья
АКТУАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТАРИЙ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОТИВОБОРСТВА В «ХОЛОДНОЙ», «ГОРЯЧЕЙ» И «ГИБРИДНОЙ» ВОЙНЕ
Чумиков Александр Николаевич 1
1 Московский государственный лингвистический университет, г. Москва, Российская Федерация, ORCID: https://orcid.org/0000-0002-7208-9783, e-mail: chumikov@pr-club.com
Аннотация:
Даются определения «холодной», «горячей» и «гибридной» войнам вместе с констатацией того, что информационная война сопровождает любую из них, а в условиях «гибридной» войны становится важнейшим невоенным средством достижения стратегических целей, способным по своей эффективности превосходить силу оружия. Анализируются зоны и особенности управления инструментами информационного противоборства в «гибридных» войнах. Среди них «фейки», квалифицируемые, с одной стороны, как фальшивки, а с другой - как предвзятые интерпретации свершившихся фактов. Понятие «дезинформация» описывается как закрепленный в законах термин «ложная информация», представляющая собой угрозу жизни и безопасности граждан и инфраструктуры. «Коммеморация» представляется в качестве войн исторической памяти. «Конспирология» трактуется как способ доведения до целевых групп упрощенных вариантов сложной и противоречивой картины происходящего. «Троллинг» является агрессивной формой дискредитации оппонента. Функция «спецпропаганды» заключается в корректирующем воздействии на установки войск и населения противника. Делается вывод о том, что перечисленные инструменты информационной войны присущи современной действительности, носят «обоюдоострый» характер, должны критиковаться и разоблачаться, а вместе с тем - применяться и совершенствоваться.
Ключевые слова: информационная война, прокси-война, «холодная», «горячая», «гибридная» войны, фейк, дезинформация, ложная информация, коммеморация, конспирология, троллинг, спецпропаганда
ВВЕДЕНИЕ. ИНФОРМАЦИОННЫЕ ВОЙНЫ
Исследователи отмечают, что термин «информационная война» вошел в научный оборот в последней четверти XX в., хотя предшествовавшее ему понятие «пропаганда» стало широко употребляться, начиная с периода Первой мировой войны [1, с. 76-89].
С тех пор возникло немало определений информационной войны - как правило, не противоречащих, а дополняющих друг друга. Так, И.Н. Панарин раскрывает понятие информационной войны как «способ создания системы управления информационными потоками в целях организации ноосферы и мирового информационно-психологического пространства в своих интересах» [11, с. 6].
А.В. Манойло, А.И. Петренко и Д.Б. Фролов предлагают две интерпретации информационной войны: во-первых, это «открытые и скрытые целенаправленные информационные воздействия социальных, политических, этнических и иных систем друг на друга с целью получения определенного выигрыша в материальной сфере»; а во-вторых, - «комплекс мероприятий и операций, проводимых вооруженными силами государств и другими (как правительственными, так и частными) организациями, направленных на обеспечение информационного превосходства над противником и нанесения ему материального, идеологического или иного ущерба» [9, с. 203].
Г.Г. Почепцов подчеркивает, что во время информационной войны происходит «увеличение объема собственной информации, затруднение для противника доступа к правдивой информации, размещение в информационных потоках противника кажущейся достоверной, но фальшивой информации» [13, с. 124].
Войны как таковые ранее подразделялись на «холодные» и «горячие». Первый термин первоначально использовался для характеристики периода противостояния между США и СССР вместе с союзниками (блоками) после окончания Второй мировой войны и означал, что между двумя сверхдержавами не было крупномасштабных боевых действий. «Холодные» войны основывались в первую очередь на идеологической и геополитической борьбе за глобальное влияние двух сверхдержав. Хотя параллельно происходила разработка ядерного оружия и развертывание обычных вооруженных сил, борьба за доминирование выражалась косвенными средствами, начиная от психологических операций вокруг противопоставления «свободного» и «тоталитарного» образа жизни и заканчивая актуальными для сторон смысловыми трактовками промышленных достижений и спортивных побед.
Главная цель «холодной» войны - победить друг друга на политической сцене, а не нанести вред людям. В фокусе «холодной» войны - конкурентный политический диалог. «Горячая» война - реальное столкновение армий, влекущее за собой потери жизней и разрушение инфраструктуры. В фокусе «горячей» войны - армии противоборствующих сторон и военные действия. «Холодные» и «горячие» войны различаются по интенсивности и уровню использования насилия.
К «холодным» войнам стоит, видимо, отнести информационные войны в бизнесе. Они могут носить вполне мирный характер и выражаться в законном и креативном конкурентном противоборстве на товарном рынке. Так, хорошо известны и описаны такие громкие «войны» брендов, как Coca-Cola VS Pepsi, McDonald's VS Burger King, Ford VS Motor City, Nike VS Reebok, Airbus VS Boeing и др.
Однако разделение войн на «холодные» и «горячие» уже в XX веке было довольно условным. «Холодное» противостояние советского и западного блоков сопровождалось «горячими» прокси-войнами со стремлением этих блоков достичь своих целей посредством использования военных кампаний в третьих странах и участия в них. Среди стран, где проходили такие кампании, можно упомянуть Корею, Вьетнам, Анголу, Афганистан. Характеризуя прокси-войны третьего десятилетия XXI века, пресс-секретарь Президента РФ Д.С. Песков констатировал, что теперь они включают в себя «элементы косвенного участия в боевых действиях, экономической войны, финансовой войны, правовой войны, выхода за рамки правового поля» [6].
Прокси-войны XXI века в Ираке, Ливии, Сирии, проходившие в условиях свершившейся интернетизации мирового пространства, сделали такое разделение еще более условным и вызвали к жизни новый термин - «гибридная» (смешанная) война. Она может как сопутствовать военным действиям, так и вестись в период их отсутствия. В докладе «Основные тенденции развития форм и способов применения ВС, актуальные задачи военной науки по их совершенствованию», сделанном еще в 2013 г., начальник Генерального штаба Вооруженных сил РФ В.В. Герасимов говорил о том, что в XXI в. прослеживается тенденция стирания различий между состоянием войны и мира. Войны уже не объявляются, а начавшись, идут не по привычному нам шаблону. Возрастает роль невоенных способов в достижении стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия. Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, реализуемых с задействованием протестного потенциала населения [21].
Присоединение Крыма к РФ в 2014 г. существенно интенсифицировало гибридную войну России и Запада, а также информационную войну как ее важнейшую часть. События, связанные с началом в 2022 г. специальной военной операции (СВО) ВС РФ на Украине, сделали информационную кампанию полномасштабной по охвату различных категорий населения, комплексной по набору используемых инструментов и перманентной по времени проведения.
В сложившейся ситуации чрезвычайно важно проанализировать зоны и особенности управления инструментами информационного противоборства в комплексных войнах - на таких инструментах мы далее и остановимся.
ФЕЙКИ КАК ФАЛЬШИВКИ И СМЫСЛОВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ФАКТОВ
Начиная с 2010-х гг. аналитики стали уделять чрезвычайно серьезное внимание «фейковой» информации. При этом наиболее часто использовалось распространенное определение фейка на уровне буквального перевода (от англ. fake - подделка, фальшивка), которое, на наш взгляд, не передает всей сущности и сложности явления.
Вышедший в США в 2019 г. сборник трудов ученых разных стран полностью посвящен исследованиям фейков. Для их обозначения употребляется приравненное к фейкам слово «falsehood». С одной стороны, оно синонимично терминам «ложь», «неправда», «обман». С другой стороны, falsehood имеет и более мягкие определения: «ошибочность», «вымысел». Исследователи констатируют, что falsehood в Интернете представляет собой «лес» фактов и мнений. Они могут преследовать своей целью как преднамеренное, так и непреднамеренное введение пользователя в заблуждение. То и другое классифицируется по таким позициям, как «подбор, компоновка фактов» (от англ. fabrication - букв. сборка); «выдергивание из текста» (от англ. context-isolation - букв. обособление, оторванность от контекста) и «манипулирование», предполагающее широкий спектр операций со смыслами (от англ. manipulation - букв. махинация, обработка, подтасовка). К фейкам (fake news, rumors, falsehood) относят также уловки, хитрости, психологические приёмы, социотехники; управление ложными посылками, двусмысленностями и впечатлениями.
Отмечая растущее значение данного комплекса технологий в эпоху социальных сетей, авторы и редакторы сборника И.Е. Чилува и С.А. Самойленко констатируют, что прагматичные субъекты сознательно используют эти механизмы для достижения своих целей в современной медиаэкосистеме [25].
Получается, что «фейки» в принципе неустранимы, в том числе с помощью юридических рычагов. Более того: в новых информационных реалиях они становятся объективно присущими политической действительности. Методы открытого, явного воздействия, в идеале призванные дать человеку возможность самостоятельно рассуждать и принимать решения, вытесняются из информационного арсенала в силу их низкой эффективности, как и модель беспристрастного позиционирования фактов в целом. Смысловая интерпретация полученной информации и противоборство смыслов становятся неизбежными и доминирующими формами поведения в медийном поле.
Признание неизбежности фейков не означает призыва к тому, чтобы с ними смириться. Если фейки не подлежат юридической оценке, следует раскрывать суть недостоверной, субъективной, разрушающей репутацию и т.д. информации в конкурентном медийном противоборстве, путем предоставления опровергающих, дополняющих и других альтернативных данных, как это делает, например, В.Г. Кикнадзе [7, 8].
В 2017 г. Министерство иностранных дел России запустило на своем сайте проект по борьбе с выдуманными новостями о России - «антифейковый» раздел (lttps://www.mid.ru/ru/press_service/publikacii-i-oproverzenia/oproverzenia1/nedostovemie-риЬИкасп.... После начала СВО на Украине фейковые новости появлялись и разоблачались практически ежедневно. В 2022 г. на Первом канале российского ТВ начала регулярно выходить
программа «Антифейк». Ее организаторы заявляли, что цель программы - объяснить, как устроена эта индустрия, кто производит фейки, как научиться их распознавать и получать объективную информацию (https://www.1tv.ru/shows/antifeyk/o-proekte).
Системным способом борьбы с фейками служит фактчекинг - хорошо известная технология, закрепленная в редакционных стандартах ведущих мировых агентств [5, 17, 28, 30].
Разумеется, что и в этих стандартах присутствуют «лазейки» для различных смысловых интерпретаций в пользу транслирующих их ресурсов и заказчиков, представленные в одной из наших книг [23]. В то же время они должны использоваться как базовая технология проверки фактов - в первую очередь с точки зрения уровня достоверности опубликовавших их источников.
Дополнением к этому могут служить специальные признаки фейков, которые выделяют аналитики. Например, Л.И. Глазова отмечает, что:
Фейк, скорее всего, публикуется в ограниченном количестве источников - обычно анонимных. Резонансный фейк опровергается в течение одного - двух дней.
Если фейк не вышел за пределы ограниченного круга маленьких СМИ, его текст в разных источниках очень похож, если не идентичен.
Фейковая новость редко обладает большим количеством деталей.
Фейк не получает развития сюжета, он чаще всего одномоментен. [3].
ДЕЗИНФОРМАЦИЯ КАК УГРОЗА ЖИЗНИ И БЕЗОПАСНОСТИ
В гибридной войне широко используется метод дезинформирования противника. Однако само понятие «дезинформация» не имеет юридического закрепления, применяется, скорее, как обобщающий и эмоциональный термин, а в нормативных документах трактуется по-другому.
Так, в статье 207.1 «Публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан» Уголовного Кодекса Российской Федерации (УК РФ) данное понятие обозначается как «заведомо ложная информация» и поясняется следующим образом: «Публичное распространение под видом достоверных сообщений заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан, и (или) о принимаемых мерах по обеспечению безопасности населения и территорий, приемах и способах защиты от указанных обстоятельств».
Обстоятельствами, представляющими угрозу жизни и безопасности граждан, при этом признаются чрезвычайные ситуации природного и техногенного характера, чрезвычайные экологические ситуации, повлекшие или могущие повлечь человеческие жертвы, нанесение ущерба здоровью людей и окружающей природной среде, значительные материальные потери и нарушение условий жизнедеятельности населения. При подобных последствиях использования заведомо ложной информации наступает административная ответственность.
Статьей 207.2 УК РФ «Публичное распространение заведомо ложной общественно значимой информации, повлекшее тяжкие последствия», повлекшее по неосторожности причинение вреда здоровью человека (ч. 1) или по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия (ч. 2) может рассматриваться как уголовно наказуемое деяние [19].
В статье 13.15, ч. 9 «Злоупотребление свободой массовой информации» Кодекса РФ об административных правонарушениях используется термин «недостоверная общественно значимая информация», подразумевающий распространение в СМИ, а также в информационно-телекоммуникационных сетях заведомо недостоверной общественно значимой информации под видом достоверных сообщений.
Если такая информация создает угрозу причинения вреда жизни и (или) здоровью граждан, имуществу, угрозу массового нарушения общественного порядка и (или) общественной безопасности либо угрозу создания помех функционированию или прекращения функционирования объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной
инфраструктуры, кредитных организаций, объектов энергетики, промышленности или связи, наступает административная или уголовная ответственность [18].
В марте 2022 г. в российское законодательство внесены изменения, устанавливающие ответственность за дискредитацию и распространение ложной информации об использовании Вооруженных Сил (ВС) РФ, а также за призывы к введению мер ограничительного характера в отношении РФ, ее граждан и юридических лиц. УК РФ дополнен статьей 207.3., предусматривающей ответственность за публичное распространение под видом достоверных сообщений заведомо ложной информации, содержащей данные об использовании ВС РФ в целях защиты интересов РФ и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности. Наказание за указанное преступление предусматривает штраф, а при наличии квалифицирующих признаков (например, совершение преступления лицом с использованием своего служебного положения, либо если совершенные деяния повлекли тяжкие последствия) -лишением свободы [20].
Резюмируя краткий обзор понятий и юридических документов, разъясняющих суть такого явления, как дезинформация, заметим, что сфера действия закона носит весьма ограниченный характер. Во-первых, нужно доказать, что информация СМИ или иных информационных ресурсов привела к указанным последствиям. И даже в этом случае наказания за установленные нарушения носят преимущественно мягкий характер. Во-вторых, большинство методов смыслообразования, включая прямое искажение или интерпретацию фактов в интересах государств, организаций или физических лиц, остается за пределами юридического регулирования.
КОММЕМОРАЦИЯ КАК ВОЙНА ПАМЯТИ
Инструментарий информационной войны в полной мере оперирует областью исторического знания о различных объектах социума. Известно, что «история» в качестве научного понятия трактуется нейтрально, как процесс развития природы и человечества. Столь же нейтральна и неконфликтна в своём определении «историческая наука», понимаемая как отрасль, система познания и источниковедение. Однако в случае с понятием «историческая память» или «коммеморация» (от фр. commemorative - памятный, мемориальный и англ. commemoration - ознаменование, в память) имеет место другая трактовка.
Так, Л.П. Репина рассматривает историческую (культурную, историко-культурную) память как продукт манипуляций массовым сознанием в политических целях. Коммеморация не только социально дифференцирована, она изменчива. Причем, как отмечает исследователь, эта постоянно обновляемая «памятная» реальность, идеальная для конкретного времени и субъектов, является столь же подлинной и значимой, как реальность событийная.
Л.П. Репина говорит о кризисе новоевропейского рационализма, который проявляется в отказе от притязаний на объективность и постижение истины. Постмодернистское мышление ставит под сомнение само понятие исторической реальности и саму возможность прорыва к ней сквозь толщу контентных опосредований. Речь, по существу, идет об актуализации лишь тех сторон прошлой жизни, которые имеют ценность в сегодняшней действительности [15].
Феномен коммеморации заключается в том, что история в своем нейтральном значении присутствует лишь в виде абстрактного понятия, а в конкретной действительности она позиционируется (интерпретируется) через историческую политику памяти. Вытекающие из этого конфликты заключаются в возникновении конкуренции между сообществами, государствами и межгосударственными образованиями за доминирующее позиционирование «своей» (актуальной) памяти, влияющей на сознание и поведение целевых групп. Каждый субъект данного процесса продвигает смысловую историческую модель, которая отличается от простого перечисления известных ранее или вновь открытых фактов и предусматривает конструирование для потребителей желаемой исторической реальности в виде ориентации в настоящем, осмысления прошлого и прогнозирования будущего. Даже сам отбор фактов для смыслового позиционирования ставится в зависимость от политической и экономической ситуации в той или иной стране и предполагает наличие у производителя контента позиции, транслируемой в дальнейшем в медийном поле.
Сильнейшим импульсом современной «коммеморативной войны», происходящей в первую очередь в медийном поле, стала интерпретация итогов «материализованных войн» - Великой Отечественной и Второй мировой. Так, Парламентская ассамблея ОБСЕ в 2009 г. приравняла сталинский режим к нацизму и отнесла к преступлениям СССР само начало Второй мировой войны. Эксперты объясняют подобные интерпретации тем, что на уровне глобальной элиты возникла объективная заинтересованность в новой концепции Второй мировой войны, базирующейся на признании равной ответственности СССР и Германии и тождества «сталинизма» с нацизмом. Это позволило бы перевести СССР, а вместе с ним и нынешнюю Россию из статуса страны-победителя и одного из столпов современного миропорядка в категорию побежденных агрессоров с той лишь разницей, что агрессор-Германия потерпела поражение в 1945 г., а агрессор-СССР - в 1991-м. Тогда получается, что спасителем человечества от чумы ХХ в. - тоталитаризма (в форме нацизма и сталинизма) по новой концепции исторической памяти является Запад, а Российская Федерация, как и послевоенная
Германия, - правопреемником агрессивной тоталитарной империи, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но если Германия давно встала на путь исправления, искупления и заслужила право войти в семью цивилизованных народов, то России ещё предстоит пройти этот путь [24].
Коммеморативные операции против России и на внутригосударственном пространстве, о которых нам уже приходилось писать подробно [22], после начала СВО продолжили данную линию и стали гораздо более агрессивными. В такой атмосфере усиленное внимание российского государства к выявлению и опровержению такого рода исторических фальсификаций является ничем иным, как информационными контрмерами, имеющими целью сохранить Россию в статусе миролюбивой и демократичной страны-победителя.
КОНСПИРОЛОГИЯ КАК ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПОНЯТНОЙ КАРТИНЫ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА
Известно, что в условиях любых чрезвычайных событий, включая военные, росту кризисных настроений в обществе способствуют такие осложняющие факторы, как внезапность развития событий, дефицит информации и частичная потеря контроля за ее распространением, атмосфера неопределенности, влекущая за собой элементы паники.
Как отмечает Г.Г. Почепцов, подобные факторы генерируют появление нетрадиционных методов восстановления понятной картины окружающего мира. Начинают цениться любые подсказки, ведущие к возникновению поля конспирологии - концепции злонамеренного умысла и действий определенных групп людей. Непонятный мир пугает всех, поскольку действия выглядят непредсказуемыми, а конспирологическая версия упорядочивает хаос для обывателя [14].
Активизацию современных конспирологических версий эксперты увязывают с явлениями и терминами «инфодемия», «медиатизация общества» и «постправда». Под инфодемией при этом понимается переизбыток информации, как точной, так и недостоверной, делающей для людей затруднительным нахождение заслуживающих доверия источников и руководств к действию [28].
Исследование, проведенное компанией «Медиалогия» совместно с газетой «Ведомости», показало, что упоминание в СМИ отобранных для анализа теорий заговора выросло за семь лет мониторинга в среднем в 6-9 раз. По сути, эти теории стали легитимной моделью объяснения аудитории всего непонятного и враждебного - от СПИДа до антироссийских санкций.
Для исследования отобрали 36 наиболее обсуждаемых в СМИ конспирологических концептов и просчитали их по базе из 43 тыс. телеканалов, радиостанций, печатных и онлайн-СМИ в период 2011-2017 гг. В итоге получен рейтинг значимости теорий заговора в СМИ (приводятся в порядке убывания): 1. Фальсификация истории России. 2. Существование тайного мирового правительства. 3. ВИЧ/СПИД выдуман. 4. ГМО-продукты опасны. 5. Планетой правят пришельцы/рептилоиды. 6. Американцы не были на Луне. 7. Прививки крайне опасны. 8. Голубое лобби разрушает духовные скрепы России. 9. Земля плоская. 10. Масонский заговор [16].
Общественная тревога значительно усилилась с приходом коронавируса, когда разрушились старые и привычные объяснения происходящего, что отразилось на психическом здоровье населения. Пандемия в очередной раз продемонстрировала важность моделей определенности для выживания и вскрыла угрозу: власти как будто нет, ее сил и возможностей ни на что не хватает. Отсюда возник расцвет глобальных конспирологических версий происхождения COVID-19: «Американцы против китайцев», «Билл Гейтс против человечества», «Это придумали жидомасоны», «Виновата технология 5G» и др. Каждая из теорий указывала на заговор сильных мировых игроков.
СВО вызвала к жизни новый поток конспирологических версий, динамика которых зависела от вбрасываемого в медийное пространство объема и качества достоверной и ложной информации об успехах и поражениях противоборствующих сторон: «личные амбиции президента», «нас завтра победят», «мы завтра победим», «предательство», «бездарность военачальников» и др.
ТРОЛЛИНГ КАК АГРЕССИВНАЯ ДИСКРЕДИТАЦИЯ ОППОНЕНТА
Эта форма коммуникации представляет собой преимущественно виртуальное (сетевое) и заведомо конфликтное взаимодействие, имеющее в основе агрессивное, издевательское оскорбительное поведение, ориентированное на провоцирование и дальнейшее нагнетание конфликтов в целях дезориентации их участников и наблюдателей.
Англоязычный эквивалент троллинга - trolling - креативно объясняет его сущность: это ловля рыбы на блесну, а также розыгрыш. Но своей популярностью термин обязан, скорее, скандинавской мифологии, где тролли - сильные и уродливые великаны, обитающие в темных пещерах и враждебные людям.
Рядом с троллингом существует ряд близких по смыслу понятий, среди которых «хейтинг» (от англ. hate - ненавидеть) - производство немотивированно злобных постов и комментариев; «буллинг» (от англ. bullying - запугивание) - травля, преследование субъекта и «флейминг» (от англ. flame - огонь, пламя) - «раздувание» дискуссии или даже «спор ради спора».
Явление троллинга постепенно стало заметной частью общей интернет-культуры, а затем вышло за границы виртуально-сетевых коммуникаций и стало инструментом агрессивной дискредитации актуальных субъектов, способом разрушения установок и репутации политических и экономических субъектов офлайн-действительности.
Троллинг используется как в общении между заинтересованными персонифицированными участниками сетей, так и в процессе анонимного взаимодействия пользователей без возможности идентификации с реальным субъектом коммуникации. Особенностью
информационного обмена является то, что оно происходит в большинстве случаев между незнакомыми людьми и не предусматривает прямого контакта в перспективе.
В качестве «простого» троллинга выделяют дилетантский («любительский», «бытовой», «офисный») троллинг, вызывающий у объекта атаки негативные эмоции, а у субъекта троллинга - удовольствие и повышение самооценки. Дилетантский троллинг преследует в основном личные цели и интересы, связанные с собственным «Я» инициатора, включая его социально-психологические комплексы.
Троллинг широко используется в политических кампаниях, включающих в себя информационные войны Так, команда будущего Президента США Дж. Байдена в целях разрушения репутации действовавшего Президента Д. Трампа разместила огромные билборды на зданиях в нескольких городах по пути следования Д. Трампа на его митинги со следующими текстами: «Дональд Трамп проиграл по числу голосов Хиллари Клинтон», «Дональд Трамп обанкротился в игорном бизнесе», «Дональд Трамп мухлюет в игре в гольф» [4, с. 48-77].
В XXI веке троллинг стал распространенным методом ведения межгосударственной информационной войны. Американский ученый Д. Дрезнер пишет о том, что в различных государствах создаются «армии троллей», которые комментируют информацию из разных разделов сайтов новостей, а также присылают провокационные материалы в Интернет. Автор употребляет термин «дипло (дипломатический) троллинг» и анализирует ряд практических ситуаций в этой сфере [26].
Период российско-украинской конфронтации в полной мере можно назвать войной троллей. В ней участвовали идейно и личностно мотивированные субъекты, анонимные и персонифицированные авторы, специально подготовленные профессионалы и любители, госчиновники и частные лица. Дискредитирующие Россию и ее значимых деятелей функции троллинга активно выполняли, например, государственные служащие Украины А. Мельник (МИД Украины) и А. Арестович (Администрация президента Украины), журналист Д. Гордон. С российской стороны им противостояли М.В. Захарова (МИД России), Д.А. Медведев (Совет безопасности РФ), журналисты В.Р. Соловьев и Д.К. Киселев.
Эксперты предлагают методы пассивной и активной защиты от троллинга. Пассивная защита используется тогда, когда объект не может определиться с ответом и не хочет развивать перепалку с троллем. Форма защиты в этом случае - полное отсутствие реакции на выпад. Активной защитой станет нанесение троллю ответного удара за счет вывода из состояния эмоционального равновесия, провоцирования к самораскрытию и, наконец, разоблачения.
В числе более конкретных методов реагирования на троллинг называются следующие:
«Не кормить» троллей. Если позволяют возможности форума, необходимо удалить комментарии тролля или обратиться к поставщику интернет-услуг с просьбой о блокировке данного пользователя.
Внедрить практику обнародования личностей, виновных в троллинге, «вскрывать» анонимных троллей.
Вовлекать в антитроллинговые кампании инфлюенсеров - персоны, имеющие большую аудиторию в Интернете.
Проводить образовательные программы по верификации сведений и их критическому осмыслению. Такие программы должны включать блоки об иерархии источников информации по уровню их надежности.
СПЕЦПРОПАГАНДА КАК ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ЦЕЛЕВЫЕ УСТАНОВКИ АРМИИ И НАСЕЛЕНИЯ ПРОТИВНИКА
«Специальной пропагандой» называлась военно-учетная специальность (ВУС) в СССР; теперь в России и армиях зарубежных стран она имеет различные наименования. Во всех случаях имеется в виду военная (боевая) пропаганда, подразумевающая профильную деятельность с войсками и населением противника. Известно, что арсенал этого во многом засекреченного вида коммуникационной активности направлен на переориентацию целевых групп в направлении желательных для инициатора спецпропаганды действий, для чего используется широкий спектр методов от прямого убеждения до ложного информирования, запугивания и деморализации врага и его сторонников.
Приведем некоторые сведения о характере данной работы в прошлом и настоящем. Так, описывая опыт спецпропаганды в Афганистане (1979-89), Н.И. Пиков рассказывает, что ей занимались внештатные боевые агитационно-пропагандистские отряды многоцелевого назначения. Каждый отряд имел бронированную и облегченную звуковещательные станции, походный автоклуб, медицинскую машину, боевую охрану. Как правило, в отрядах работали афганские офицеры, местные руководители, муллы, концертные группы. В арсенале спецпропаганды присутствовали листовки, политические анекдоты, слухи, дискредитирующие руководителей афганской оппозиции.
С учетом того факта, что на 19 млн населения страны приходилось более 3 млн радиоприемников, создавались широковещательная радиостанция «Буря» и «Афган гак» («Голос афганца»), осуществлявшие ретрансляции передач Московского, Ташкентского и Душанбинского радио [12].
В арсенале современных военных пропагандистов также находятся громкоговорящие автомобильные установки, листовки, агитационные снаряды с печатной продукцией. Но если раньше это выступало центральным технологическим модулем работы, то сейчас является лишь небольшой частью разветвленной медиасистемы с эффективными каналами интернет-коммуникаций.
Например, в период коммуникационной кампании, имевшей место в период принуждения Грузии к миру в 2008 г., известный деятель Рунета А. Носик заявлял о масштабной информационной войне в блогосфере:
«Мы видели целенаправленную работу людей, которые утром приходили на работу и садились озвучивать определенные взгляды во всех местах, где они видели неспровоцированное обсуждение тематики... До введения российских войск в Грузию 80% читателей моего журнала сказали, что в Грузию входить не надо, но 20% сказали, что надо. А в последующие дни эти 20% производили 120% политических комментариев. Каждый человек, который находился при исполнении, он свое мнение высказывал десять раз от десяти разных имен. В результате я в своем собственном журнале получал ощущение, что вообще не осталось никакой точки зрения кроме той, которая существует на Гостелерадио. И это было сделано средствами Интернета, это было сделано в свободной конкурентной среде, про которую нам привычно думать, что такого рода манипуляции в ней невозможны» [2].
Аналогичную деятельность ведет и противник. В 2022 г. исследователи проблематики информационных войн А.В. Манойло, А.И. Петренко и К.С. Стригунов сообщали о наличии в Вооруженных силах Украины семи центров информационно-психологических операций (ИПсО) общей численностью от 500 до тысячи человек. Зоной ответственности центров были назначены информационные пространства России, Белоруссии, Польши, Венгрии, Румынии и Молдовы. Центры ИПсО проводили специальные операции, направленные на изменение общественных настроений в государствах-мишенях. Для распространения выгодной, не вполне достоверной или полностью лживой информации использовались традиционные сайты, социальные сети, паблик-чаты, рекламные сервисы и т.д.
Большое внимание уделялось выявлению и поддержке сепаратистских настроений среди населения Южного и Северо-Кавказского федеральных округов РФ. Под контролем центров находились многие популярные волонтерские сообщества в Сети, причем, вымышленными волонтерами становились зачастую сами офицеры подразделений ИПсО. Налаживалось тесное взаимодействие с российскими и белорусскими оппозиционными и экстремистскими Интернет-ресурсами.
Широко известной стала информационная операция украинских спецпропагандистов в г. Буча Киевской области Украины. Даже выбор населенного пункта носил характер психолингвистического воздействия, поскольку butcher с англ. - это мясник. После ухода российских войск украинские военные убили здесь тех, кого заподозрили в помощи или симпатии к российской армии. Затем разместили трупы на улицах и назвали жертвами русской агрессии. Событию был придан общемировой медийных резонанс.
Такое же постановочное видео произвели в ходе имитации российской бомбардировки роддома в г. Мариуполь. Пропагандистскому замыслу не помешало даже то, что рожениц эвакуировали за день до «бомбардировки»: их заменил перформанс со специально подобранными женщинами, которых якобы выводили из обстрелянного здания. К наблюдению данного действия заранее пригласили пул зарубежных журналистов [10, с. 49-57].
Бельгийский историк Э. Морелли опубликовала в 2001 г. книгу «Элементарные принципы военной пропаганды», переизданную затем в 2010 году. В предисловии к книге, которую называли также «Десять заповедей», говорилось, что это, прежде всего, аналитическая сетка, предназначенная для обучения и критического анализа. Цель «заповедей» состоит не в продвижении интересов чьей-либо стороны, а в демонстрации закономерностей присутствия этих принципов в медиа. Выводы сделаны автором на основе анализа спецпропаганды в ходе войн в Ираке и Афганистане.
1. Мы не хотим войны. 2. Противоборствующая сторона несет полную ответственность за войну. 3. Лидер противоположного лагеря имеет лицо дьявола. 4. Мы защищаем благородное дело, а не особые интересы. 5. Враг сознательно зверствует, а мы если ошибаемся, то невольно. 6. Противник использует несанкционированное оружие. 7. Мы несем очень мало потерь, а потери противника огромны. 8. Творческая элита поддерживает наше дело. 9. Наше дело свято. Нельзя уклониться от воли Божией, а только исполнить ее. 10. Те, кто сомневается в нашей пропаганде, - предатели или сотрудники врага [27].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Информационные войны третьего десятилетия XXI в., происходящие в условиях «холодного», «горячего» и «гибридного» противостояния, становятся всё более опасными и беспринципными, игнорирующими как юридические акты, так моральные принципы. Инструментарий таких войн расширяется и модифицируется. В настоящей статье кратко разобран блок основных методов информационного воздействия на целевые группы. Приведенный перечень не является исчерпывающим и, разумеется, может дополняться в ходе текущих и перспективных теоретических исследований.
Что касается прикладных практик, то речь идет не только об их описании и разоблачении пагубного воздействия. Эти практики в принципе присущи современной действительности, носят «обоюдоострый» характер и должны, с одной стороны, критиковаться, а с другой - применяться и совершенствоваться.
Список литературы
1. Барабаш В.В., Котеленец Е.А., Лаврентьева М.Ю. Информационная война: к генезису термина // Знак: проблемное поле медиаобразования. 2019. № 3. С. 76-89. DOI: 10.24411/2070-0695-2019-10310. (Дата обращения: 23.01.2023).
2. Блогосфера стала ареной войны за общественное мнение // РИА «Новости». 12.09.2008. URL: https://ria.ru/20080912/151227944.html (Дата обращения: 23.01.2023).
3. Глазова Л. Зачем пиарщику линейка? Советы по измерению коммуникаций. М.: Альпина ПРО, 2021. 140 с.
4. Жежко-Браун И.В. «Наземные войны» президентской кампании в США. Идеи и идеалы. 2020. Том 12. № 2. Часть 1. С. 48-77. DOI: 10.17212/2075-0862-2020-12.2.1-48-82. (Дата обращения: 23.01.2023).
5. Интерфакс. Технология новостей / В. Герасимов, Р. Ромов и др.; под научной ред. Ю. Погорелого. М.: Альпина-ПРО, 2022. 336 с.
6. Кеффер Л. Песков: увеличение армии России связано с «прокси-войной» Запада // Коммерсантъ. 17.01.2023. URL: https://www.kommersant.ru/doc/5773344 (Дата обращения: 23.01.2023).
7. Кикнадзе В.Г. Российская политика защиты исторической правды и противодействия пропаганде фашизма, экстремизма и сепаратизма: Монография. М.: Прометей, 2021. 800 с. EDN: RLLSSZ
8. Кикнадзе В.Г. Спецоперация. Украинский фронт войны против России. М.: Прометей. 2023. 504 с. EDN: YEKDHT
9. Манойло А.В., Петренко А.И., Фролов Д.Б. Государственная информационная политика в условиях информационно-психологической войны. Москва: Горячая линия - Телеком, 2012. 542 с. С. 203.
10. Манойло А.В., Петренко А.И., Стригунов К.С. Основные аспекты информационной войны Украины и Запада против России в ходе спецоперации // Идеология будущего. РВИО, 2022. № 6. С. 49-57.
11. Панарин И.Н. Информационная война и геополитика. Москва: Поколение, 2006. 560 с. С. 6.
12. Пиков Н. Спецпропаганда в Афганистане // Мужская работа. 2020. № 4. 30 ноября. URL: https://menswork.ru/?q=content/спецпропаганда-в-афганистане (Дата обращения: 23.01.2023).
13. Почепцов Г.Г. Информационные войны. Новый инструмент политики. Москва: Алисторус, 2015. 256 с. С. 124.
14. Почепцов Г.Г. Дезинформация мечтает стать фейком, а конспирология - правдой. Пси-фактор. 2018. URL: https://psyfactor.org/psyops/feyki-i-desinformatsiya-5.htm (Дата обращения: 23.01.2023).
15. Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М.: ГУ ВШЭ, 2003. 42 с. URL: https://publications.hse.ru/mirror/pubs/share/folder/t4i3bktcnj/direct/77944920.pdf. (Дата обращения: 23.01.2023).
16. Рувинский В. Почему теории заговоров набирают популярность // Ведомости. 11.05.2018. URL: https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2018/05/11/769142-teorii-zagovorov-populyarnost (Дата обращения: 23.01.2023).
17. ТАСС. Редакционный стандарт. Автор-сост. А.В. Лебедев. М.: Аспект-пресс, 2020. 176 с.
18. Федеральный закон от 18.03.2019 № 27-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/44094 (Дата обращения: 23.01.2023).
19. Федеральный закон от 01.04.2020 № 100-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/45393 (Дата обращения: 23.01.2023).
20. Федеральный закон от 4 марта 2022 г. № 32-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации». URL: https://rg.ru/documents/2022/03/09/armiya-dok.html (Дата обращения: 23.01.2023).
21. Ценность науки в предвидении // Военно-промышленный курьер. 27.02.2013. URL: https://vpk.name/news/85159_cennost_nauki_v_predvidenii.html (Дата обращения: 23.01.2023).
22. Чумиков А.Н. Позиционирование военной истории: коммеморация и интерпретация // Наука. Общество. Оборона. 2021. № 3. С. 22-22. DOI: 10.24412/2311-1763-2021-3-22-22. (Дата обращения: 23.01.2023). EDN: HYWTHI
23. Чумиков А.Н. Медиакоммуникации. М.: Проспект, 2023.
24. Шишкин И. Фальсификация истории и интересы российской элиты // Regnum. 10.06.2011. URL: https://regnum.ru/news/polit/1414246.html (Дата обращения: 23.01.2023).
25. Chiluwa I.E., Samoilenko S.A. Handbook of research on deception, fake news, and misinformation online. Hershey, PA: IGI Global, 2019. 651 pp.
26. Drezner D.W. How trolling become the new international language of diplomacy // The Washington Post. 15.05.2015. URL: https://www.washingtonpost.com/opinions/how-trolling-could-become-the-new-international-language-of-... (Дата обращения: 23.01.2023).
27. Morelli A. Principes elementaries de propaganda de guerre. Bruxelles, Aden, 2010. 222 p.; URL: https://www.investigaction.net/fr/Principes-elementaires-de/ (Дата обращения: 23.01.2023).
28. Reuters Handbook of Journalism. Thomson Reuters, 2008. 513 p. URL: https://www.mediareform.org.uk/wp-
if_Journalism.pdf (Дата обращения: 23.01.2023).
29. Understanding the infodemic and misinformation in the fight against COVID-19: factsheet. Pan American Health Organization, 2020. URL: https://iris.paho.org/bitstream/handle/10665.2/52052/Factsheet-infodemic_eng.pdf (Дата обращения: 23.01.2023).
30. Verification Handbook. A Definitive Guide to Verifying Digital Content for Emergency Coverage. Edited by Craig Silverman. The European Journalism Centre. First published January 1, 2014. 122 p.
URL: https://www.verificationhandbook.com/; https://datajournalism.com/read/handbook/verification-1 (Дата обращения: 23.01.2023).
Информация об авторе
Чумиков Александр Николаевич, доктор политических наук, профессор, профессор кафедры коммуникационных технологий Института международных отношений и социально-политических наук Московского государственного лингвистического университета, г. Москва, Российская Федерация.
Автор-корреспондент
Чумиков Александр Николаевич, e-mail: chumikov@pr-club.com
INFORMATION TECHNOLOGY: SCIENCE AND PRACTICE
Review
The current tools of information warfare in the "cold", "hot" and "hybrid" war
Alexander N. Chumikov 1
1 Moscow State Linguistic University, Moscow, Russian Federation,
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-7208-9783, e-mail: chumikov@pr-club.com
Abstract:
The definitions of "cold", "hot" and "hybrid" wars are given, along with the statement that information warfare accompanies any of them, and in the conditions of "hybrid" war becomes the most important non-military means of achieving strategic goals, capable of surpassing the power of weapons in its effectiveness. The zones and features of the management of information warfare tools in "hybrid" wars are analyzed. Among them are "fakes", qualified, on the one hand, as misinformation, and on the other - as biased interpretations of fait accompli. The concept of "disinformation" is described as the term "false information" enshrined in the laws, which poses a threat to the life and security of citizens and infrastructure. The "commemoration" is presented as wars of historical memory. "Conspiracy theory" is interpreted as a way to bring simplified versions of a complex and contradictory picture of what is happening to target groups. "Trolling" is an aggressive form of discrediting an opponent. The function of the "special propaganda" is to have a corrective effect on the installations of the enemy's troops and population. It is concluded that the listed tools of information warfare are inherent in modern reality, have a "double-edged" character, should be criticized and exposed, and at the same time applied and improved.
Keywords: information war, proxy war, "cold", "hot", "hybrid" wars, fake, disinformation, false information, commemoration, conspiracy, trolling, special propaganda
References
1. Barabash V.V., Kotelenec E.A., Lavrent'eva M.Ju. (2019) Informacionnaja vojna: k genezisu termina [Information Warfare: towards the genesis of the term]. - Znak: problemnoe pole mediaobrazovanija. 2019. № 3. S. 76-89. DOI: 10.24411/2070-0695-2019-10310. (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
2. Blogosfera stala arenoj vojny za obshhestvennoe mnenie [The blogosphere has become the arena of a war for public opinion]. - RIA «Novosti». 12.09.2008. URL: https://ria.ru/20080912/151227944.html (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
3. Glazova L. (2021) Zachem piarshhiku linejka? Sovety po izmereniju kommunikacij [Why does a PR man need a ruler? Tips for measuring communications]. M.: Al'pina PRO, 2021. 140 s. (In Russ.)
4. Zhezhko-Braun I.V. (2020) «Nazemnye vojny» prezidentskoj kampanii v SShA ["Ground wars" of the US presidential campaign]. - Idei i idealy. 2020. Tom 12. № 2. Chast' 1. S. 48-77. DOI: 10.17212/2075-0862-2020-12.2.1-48-82. (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
5. Interfaks. Tehnologija novostej [Interfax. News Technology]. V. Gerasimov, R. Romov i dr.; pod nauchnoj red. Ju. Pogorelogo. M.: Al'pina-PRO, 2022. 336 s. (In Russ.)
6. Keffer L. (2023) Peskov: uvelichenie armii Rossii svjazano s «proksi-vojnoj» Zapada [Peskov: the increase in the Russian army is connected with the "proxy war" of the West]. - Kommersant. 17.01.2023. URL: https://www.kommersant.ru/doc/5773344 (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
7. Kiknadze V.G. (2021) Rossiyskaya politika zashchity istoricheskoy pravdy i protivodeystviya propagande fashizma, ekstremizma i separatizma: Monografiya [Russian policy of protecting historical truth and countering the propaganda of fascism, extremism and separatism: Monograph]. Moscow: Prometey, 2021. 800 s. (In Russ.) EDN: RLLSSZ
8. Kiknadze V.G. (2023) Specoperacija. Ukrainskij front vojny protiv Rossii [Special operation. The Ukrainian front of the war against Russia]. Moscow: Prometej, 2023. 504 s. (In Russ.) EDN: YEKDHT
9. Manojlo A.V., Petrenko A.I., Frolov D.B. (2012) Gosudarstvennaja informacionnaja politika v uslovijah informacionno-psihologicheskoj vojny [State information policy in the context of information and psychological warfare]. Moskva: Gorjachaja linija - Telekom, 2012. 542 s. S. 203. (In Russ.)
10. Manojlo A.V., Petrenko A.I., Strigunov K.S. (2022) Osnovnye aspekty informacionnoj vojny Ukrainy i Zapada protiv Rossii v hode specoperacii [The main aspects of the information war of Ukraine and the West against Russia during the special operation]. - Ideologija budushhego. RVIO, 2022. № 6. S. 49-57. (In Russ.)
11. Panarin I.N. (2006) Informacionnaja vojna i geopolitika [Information warfare and geopolitics]. Moskva: Pokolenie, 2006. 560 s. S. 6. (In Russ.)
12. Pikov N. (2020). Specpropaganda v Afganistane [Special propaganda in Afghanistan]. -
Muzhskaja rabota. 2020. № 4. 30 nojabrja. URL: https://menswork.ru/? q=content/specpropaganda-v-afganistane (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
13. Pochepcov G.G. (2015) Informacionnye vojny. Novyj instrument politiki [Information wars. A new policy tool]. Moskva: Alistorus, 2015. 256 s. S. 124. (In Russ.)
14. Pochepcov G.G. (2018) Dezinformacija mechtaet stat' fejkom, a konspirologija -pravdoj [Disinformation dreams of becoming a fake, and conspiracy theory dreams of becoming the truth]. Psi-faktor. 2018. URL: https://psyfactor.org/psyops/feyki-i-desinformatsiya-5.htm (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
15. Repina L.P. (2003) Kul'turnaja pamjat' i problemy istoriopisanija (istoriograficheskie zametki) [Cultural memory and problems of historiography (historiographical notes)]. M.: GU VShJe, 2003. 42 s. URL: https://publications.hse.ru/mirror/pubs/share/folder/t4i3bktcnj/direct/77944920.pdf. (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
16. Ruvinskij V. (2018) Pochemu teorii zagovorov nabirajut populjarnost' [Why conspiracy theories are gaining popularity]. - Vedomosti. 11.05.2018. URL: https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2018/05/11/769142-teorii-zagovorov-populyarnost (Data obrashhenija: 23.01.2023). (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
17. TASS. Redakcionnyj standart [TASS. Editorial Standard]. Avtor-sost. A. V. Lebedev. M.: Aspektpress, 2020. 176 s. (In Russ.)
18. Federalnyj zakon ot 18.03.2019 № 31-FZ «O vnesenii izmenenij v statyu 15-3 Federalnogo zakona "Ob informacii, informacionnyh tekhnologiyah i o zashchite informacii"» [On Amendments to Article 15-3 of the Federal Law "On Information, Information Technologies and Information Protection"]. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/44094 (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
19. Federalnyj zakon ot 01.04.2020 № 100-FZ «O vnesenii izmenenij v Ugolovnyj kodeks Rossijskoj Federacii» [On amendments to the Criminal Code of the Russian Federation]. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/45393 (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
20. Federal'nyj zakon ot 4 marta 2022 g. № 32-FZ «O vnesenii izmenenij v Ugolovnyj kodeks Rossijskoj Federacii i stat'i 31 i 151 Ugolovno-processual'nogo kodeksa Rossijskoj Federacii» ["On Amendments to the Criminal Code of the Russian Federation and Articles 31 and 151 of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation"]. URL: https://rg.ru/documents/2022/03/09/armiya-dok.html (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
21. Cennost' nauki v predvidenii [The value of science in foresight]. -Voenno-promyshlennyj kur'er. 27.02.2013. URL: https://vpk.name/news/85159_cennost_nauki_v_predvidenii.html (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
22. Chumikov A.N. (2021) Pozicionirovanie voennoj istorii: kommemoracija i interpretacija [Positioning military history: commemoration and interpretation]. - Nauka. Obsestvo. Oborona. 2021. T. 9. № 3 (28). S. 22-22. DOI: 10.24412/2311-1763-2021-3-22-22. (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.) EDN: HYWTHI
23. Chumikov A.N. (2023) Mediakommunikacii [Media communications]. M.: Prospekt, 2023.
24. Shishkin I. (2011) Fal'sifikacija istorii i interesy rossijskoj jelity [Falsification of history and interests of the Russian elite]. - Regnum. 10.06.2011. URL: https://regnum.ru/news/polit/1414246.html (Accessed: 23.01.2023) (In Russ.)
25. Chiluwa I.E., Samoilenko S.A. (2019) Handbook of research on deception, fake news, and misinformation online. Hershey, PA: IGI Global. 651 p. (In Eng.)
26. Drezner D.W. (2015) How trolling become the new international language of diplomacy. -The Washington Post. 15.05.2015. URL: https://www.washingtonpost.com/opinions/how-trolling-could-become-the-new-international-language-of-... (Accessed: 23.01.2023) (In Eng.)
27. Morelli A. Principes elementaries de propaganda de guerre. Bruxelles, Aden, 2010. 222 p.; URL: https://www.investigaction.net/fr/Principes-elementaires-de/ (Accessed: 23.01.2023) (In Eng.)
28. Reuters Handbook of Journalism. Thomson Reuters, 2008. 513 p. URL: https://www.mediareform.org.uk/wp-
df (Accessed: 23.01.2023) (In Eng.)
29. Understanding the infodemic and misinformation in the fight against COVID-19: factsheet. Pan American Health Organization, 2020. URL: https://iris.paho.org/bitstream/handle/10665.2/52052/Factsheet-infodemic_eng.pd (Accessed: 23.01.2023) (In Eng.)
30. Verification Handbook. A Definitive Guide to Verifying Digital Content for Emergency Coverage. Edited by Craig Silverman. The European Journalism Centre. First published January 1, 2014. 122 p.
URL: https://www.verificationhandbook.com/; https://datajournalism.com/read/handbook/verification-1 (Accessed: 23.01.2023) (In Eng.)
Information about the author
Alexander N. Chumikov, Dr. Sci. (Political), Prof., Prof. of the Department of Communication Technologies of the Institute of International Relations and Socio-Political Sciences of the Moscow State Linguistic University, Moscow, Russian Federation.
Corresponding author
Alexander N. Chumikov, e-mail: chumikov@pr-club.co
Nauka. Obsestvo. Oborona. 2023. Vol. 11, no. 2. P. 19-19.
