CC BY
89
ОТНОШЕНИЯ С СОСЕДЯМИ К ВОСТОКУ
УДК: 327
Ирина БОЛГОВА
АКТУАЛЬНЫЙ ЭТАП ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ ЕС
Аннотация. Восточное направление внешней политики ЕС при более внимательном рассмотрении оказывается содержательно намного шире программы "Восточного партнёрства". Статья предлагает комплексное рассмотрение существующих инструментов финансовой и технической помощи ЕС постсоветским государствам и делает отдельный акцент на энергетическом аспекте внешней политики ЕС. Такой подход позволяет проиллюстрировать, что кризис "Восточного партнёрства" как программы вовлечения в сферу влияния ЕС на основании принципа жёсткой политической обусловленности, который стал объектом академических исследований в последние годы, не означает отказа от экспорта европейских норм и стандартов на соседние государства. Усиление регулятивной составляющей политики, где сближение происходит либо в отдельных секторах (в данном случае энергетическом), либо с помощью широкого набора разнообразных механизмов, не отягощённых политической обусловленностью, демонстрирует неоправданность линейного противопоставления нормативного и irrelevant прагматического подходов во внешней политике ЕС. Напротив, отказ от доминирования принципа политической обусловленности является результатом пересмотра Евросоюзом опыта предыдущего этапа политики на восточном направлении и позволяет более гибко реагировать как на противоречия между государствами-членами, так и на запрос со стороны государств-соседей. Одновременно такой подход создаёт более широкую и устойчивую базу для дальнейшего вовлечения государств постсоветского пространства в законодательное поле ЕС вне зависимости от ситуативных колебаний на внутриполитическом уровне.
Ключевые слова: "Восточное партнёрство", европейский инструмент соседства, "общее соседство", Россия - ЕС, энергетическое сообщество, Центральная Азия, Украина, Молдавия.
© Болгова Ирина Вячеславовна - к.и.н., доцент кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО МИД России. Адрес: 119454, Москва, пр-кт Вернадского, 76. Е-шаИ: [email protected]
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 15-03-00728 "Сотрудничество и конкуренция традиционных и восходящих центров силы в процессе трансформации мирового порядка и перспективы встраивания России в структуры глобального управления ".
Внешняя политика Европейского Союза, общность которой основывалась прежде всего на ценностно-ориентированном подходе [Романова 2011], подвергается кардинальному пересмотру в результате кризиса вокруг Украины после 2014 г. [Данилов 2017, Айвазян 2016]. Анализ роли ЕС после украинского кризиса показывает, что Брюссель не может претендовать на одностороннее формирование нового регионального порядка на основе своей модели социально-экономического развития с использованием разработанной системы трансформационных инструментов. В результате всё чаще можно встретить как в отечественном, так и в западном академическом дискурсе мнение, что ЕС вернулся, возможно, временно к реалистической парадигме в своей внешней политике в отношении постсоветского пространства, отказавшись от стремления расширять пространство либеральных ценностей как доминирующей цели [Scott et al. 2016; Кавешников 2017].
Эта точка зрения основывается в том числе на положениях последних официальных документов ЕС. Процесс поиска новых концептуальных оснований для внешней политики ЕС отражает сложную структуру акторности Союза. С одной стороны, в новой Глобальной стратегии ЕС заявлено о необходимости усилить прагматичные основания сотрудничества с государствами соседства: "бескомпромиссный прагматизм будет определять наши внешние действия в ближайшие годы" [Shared Vision 2016], что отнюдь не отменяет принципиальную готовность сотрудничать только с теми, кто "готов работать с нами на основе наших общих ценностей" [Junker 2017].
Цель настоящей статьи заключается в попытке определить материальные основания и концептуальные ограничители для возможного изменения политики ЕС на восточном направлении. На основе анализа существующих на сегодняшний день программ ЕС в отношении государств постсоветского пространства, как в рамках Восточного партнёрства, так и вне его, представляется возможным ответить на вопрос о потенциальных векторах развития восточной политики ЕС. Систематизация функционирующих на разных уровнях программ и проектов, примеров соотношения и наложения друг на друга финансовых инструментов и принципов, заложенных в оценку их эффективности, полезна для понимания комплексной картины современной политики ЕС. Анализ механизмов энергетической политики ЕС на постсоветском пространстве придаёт дополнительные нюансы прогнозированию эволюции активности ЕС в отношении государств "общего соседства".
Восточная политика ЕС: шире, чем "Восточное партнёрство"
Ключевое содержание дискуссии о Восточном партнёрстве заключается в поиске новой движущей силы для придания нового дыхания этой инициативы. В 2016 году Европейский совет принял официальное решение: «Соглашение [об Ассоциации] не предоставляет Украине статус страны-кандидата, а также не предоставляет обязательство предоставить такой статус в будущем» [European Council 2016 цит. по Данилов 2017]. Этим решением ЕС подвёл черту под спекуляциями о линейном векторе сближения государств, подписавших Соглашение об Ассоциации с Европейским Союзом, вплоть до полного членства в ЕС. В результате программа начала испытывать трудности с выполнением изначально заложенной функции "центрального проекта, формирующего внешнюю политику ЕС в XXI веке" [Ferrero Valdner,
2009]. При этом анализ развития двустороннего сотрудничества под концептуальным "зонтиком" Восточного партнёрства [Болгова, 2016; Ademmer, Borzel, 2013; Dimi-trova, Dragneva, 2009] иллюстрирует неоправданность фокуса на программе как на исключительном и исчерпывающем механизме восточной политики ЕС.
Восточное партнёрство по-прежнему формирует главные идейные основания двух- и многосторонних отношений на пространстве СНГ, но демонстрирует при этом сильное влияние прагматичных национальных интересов на степень и глубину взаимодействия с ЕС со странами - участницами программы. Этот прагматизм определяет крайне мозаичную картину Восточного партнёрства, на которой Армения продолжает процесс структурных реформ, несмотря на членство в ЕАЭС, Молдавия стремится к евразийской интеграции, несмотря на вступившее в силу Соглашение об Ассоциации с ЕС, Грузия весьма избирательно подходит к выполнению взятых на себя обязательств, Белоруссия активно развивает экономическое сотрудничество с ЕС, не являясь полноправным участником программы ВП. Таким образом, фокусные государства, осознавая невозможность приблизить вступление в Европейский Союз, перешли к сотрудничеству с ЕС на уровне прагматичного поиска максимально возможных секторальных бонусов, сохраняя поле для внешнеполитического маневра. Брюссель, в свою очередь, постепенно сворачивает принцип политической обусловленности, который доказал свою неэффективность в отсутствии убедительной мотивации. Наряду с использованием концепции "большее за большее", закреплённой в основных документах Восточного партнёрства, ЕС не уменьшает, а наращивает финансовую помощь странам, не в полной мере отвечающим ценностно-ориентированному сотрудничеству.
В этой связи целесообразно рассмотреть восточную политику ЕС за рамками Восточного партнёрства, обратившись к основным финансовым инструментам, обеспечивающим внешнюю политику ЕС на данном направлении, а также региональным программам, напрямую не связанным с Восточным партнёрством.
С момента выделения постсоветского направления в политике ЕС и до 2007 г. финансовая помощь оказывалась в рамках программы ТАСИС. Затем вступил в действие новый инструмент европейской политики соседства (ИЕПС), который, в свою очередь, уступил место в 2014 г. инструменту европейского соседства (ИЕС). Инструмент соседства включает в себя два типа программ: национальные и многосторонние программы (получают около 95% финансирования) и программы трансграничного сотрудничества (около 5%). Из общей суммы 51,4 млрд евро, заложенной на финансирование внешней политики ЕС на 2014-2020 гг. (European Commission 2014), на инструмент соседства выделено 15,43 млрд.
При этом географический охват инструмента соседства не ограничен кругом стран, входящих в сферу соответствующей политики ЕС (ИЕС). На постсоветском пространстве из фондов ИЕС финансируются в том числе программы, включающие специально разработанные для государств Центральной Азии - инфраструктурные проекты ТРАСЕКА и ИНОГЕЙТ (см. ниже) или программы приграничного сотрудничества (BOMCA) и по борьбе с наркотиками (CADAP). Обеспечение этих программ из фондов ИЕС подчёркивает идею близости центральноазиатского региона с государствами Восточного партнёрства. На уровне концептуальных терминов введён термин "соседи соседей", а в региональной стратегии помощи Центральной Азии Европейская комиссия подчёркивала, что стратегия не должна рассматриваться отдельно от ЕПС, и потому необходимо включить государства региона в бо-
лее широкие программы, финансируемые из инструмента соседства и партнёрства (European commission 2007).
Инструмент сотрудничества в целях развития (ИСР) - второй крупный финансовый механизм, наряду с ИЕС, обеспечивающий материальное сопровождение политики ЕС на постсоветском пространстве. Из шести основных финансовых инструментов внешней политики ЕС инструмент сотрудничества наиболее объёмный - 19,7 млрд. Его функционал распространяется на все страны, включённые в список официальной помощи развитию ОБСЕ. Помимо главной цели - борьбы с бедностью - инструмент развития направлен на достижение ключевых целей внешней политики ЕС: способствовать устойчивому экономическому, социальному и экологическому развитию, продвижению демократии, хорошего управления, верховенства права и защите прав человека.
ИСР стал ключевым инструментом для реализации стратегии ЕС в Центральной Азии [European Commission, 2007]; в отношении государств Восточного партнёрства ИСР дополняет остальные механизмы финансового содействия.
Помимо финансирования в рамках инструмента соседства и ИСР политика ЕС на восточном направлении обеспечивается также программами адресной помощи, большая часть которых направлена на реформирование государственных институтов [European Commission, 2016], без применения принципа политической обусловленности.
Европейская инициатива за демократию и права человека (ЕИДПЧ) служит поддержке гражданского общества по широкому кругу вопросов (поддержка свободы слова, противодействие пыткам, наблюдение за выборами). Финансирование оказывается как в рамках двустороннего сотрудничества, так и в рамках совместных проектов с другими международными организациями.
Инструмент сотрудничества в сфере ядерной безопасности (ИСЯБ) создан для внедрения и поддержания необходимых стандартов ядерной безопасности, в том числе специальные программы для уранодобывающих государств в Центральной Азии.
Инструмент мира и стабильности (ИМС) финансирует проекты по урегулированию существующих конфликтов. Кроме ИМС, ЕС использует механизмы Общей внешней политики и политики в области безопасности, которая в постсоветских государствах регулирует деятельность двух миссий наблюдателей на украино-молдавской границе, программу EUJUST THEMIS по оказанию содействия реформе системы внутренней безопасности в Грузии, программу приграничного сотрудничества в государствах Центральной Азии BOMCA.
Отдельно следует упомянуть программы, которые получают совместное финансирование из инструментов внешней политики ЕС и других фондов. Программы трансграничного сотрудничества финансируются совместно ЕИС и Европейским фондом регионального развития; программы TAIEX и SIGMA получают дополнительное финансирование из фондов ОБСЕ. Смежное финансирование с помощью внутриевропейских финансовых механизмов (регулируются DG Home affairs) получают программы, связанные и миграцией и внутренней безопасностью. Инструмент макрофинансовой помощи (МФП) распространяется на государства - реципиенты кредитов МВФ. Сегодня помощь в рамках МФП получают Украина, Молда-
вия, Грузия и Киргизия, как страны "географически, экономически и политически близкие к ЕС" [European Commission, 2017].
Программы финансово-технической и гуманитарной помощи едва ли не более объёмные, чем финансирование, заложенное в бюджете Восточного партнёрства. Эффективность этих программ также оценивается с точки зрения влияния на формирование гражданского общества и хорошего управления [Norling, Cornell, 2016; Shyrokykh, 2016]. Однако выделение новых грантов и привлечение инвестиций не зависит от результатов, которые получает Европейская комиссия. Скорее наоборот, чем неустойчивее выглядят государственные институты в странах-реципиентах, тем больше вероятность повышения объёмов финансового содействия [European Commission 2016], а это прямо противоречит политической обусловленности. Такой подход свидетельствует о том, что в ЕС преобладает обеспокоенность вопросами безопасности в соседних регионах и желание сохранить приемлемый уровень стабильности.
Концептуальное отражение такого подхода закреплено Европейской комиссией, оценивающей эффективность европейской политики соседства [European commission, 2015]. В частности заявлена необходимость углублять отношения не только с государствами, подписавшими Соглашение об ассоциации, но и с остальными соседями. База для широкого сближения включает более активное взаимодействие с международными финансовыми институтами, в первую очередь с ЕБРР и Европейским инвестиционным банком.
Такое дробное распределение финансовых инструментов позволяет Европейскому Союзу и государствам-реципиентам использовать разнообразные финансовые потоки и поддерживать тесный уровень сотрудничества вне зависимости от политической повестки на высшем уровне. Возможность использовать инструменты, не связанные напрямую с политической обусловленностью, сохраняет за ЕС роль крупнейшего донора финансовой помощи на постсоветском пространстве и создает устойчивую платформу для наращивания программ и гибкого реагирования на изменения внутри- и внешнеполитических приоритетов в соседних государствах.
Энергетическое измерение восточной политики
Постсоветское направление внешней политики ЕС во многом основывалось на заинтересованности в доступе к новым источникам энергоносителей и расширению вариантов их транспортировки. По мере изменения глобальной энергетической конъюнктуры и трансформации системы регулирования энергетического рынка ЕС произошли сдвиги в подходах Брюсселя к вопросам энергетического сотрудничества с постсоветскими государствами. Данная сфера демонстрирует возможности совмещения прагматичного и трансформационного подходов во внешней политике ЕС.
Структура взаимодействия в сфере энергетики Евросоюза и государств постсоветского пространства вписывается в рамки мягкого "сетевого" типа внешнего управления [Lavenex and Shimmelfennig, 2009]. Суть разграничения между "жёсткой" и "мягкой" моделью заключается в различной степени формализации требо-
ваний. Если для "жёсткой" характерно наличие прописанной системы требований, методов их оценки и процедур санкционирования, то "мягкой" присуще создание благоприятной среды для внутренних изменений, прежде всего путём вовлечения в общие секторальные структуры.
Сотрудничество с постсоветскими государствами преследует как развитие диверсификации, так и побуждение к проведению либеральных реформ в национальных секторах энергетики для сближения с требованиями внутриевропейского законодательства. При этом высокая степень прагматизма традиционно присуща международным отношениям в энергетической сфере внутри Европейского Союза и в его отношениях с поставщиками. Острая заинтересованность в расширении списка основных энергетических партнёров привела к созданию широких с точки зрения географического охвата программ сотрудничества в сфере энергетической инфраструктуры. Ещё в первой половине 1990-х годов в рамках программы ТАСИС Европейская комиссия выделила секторальные направления для углубления сотрудничества и оформила их в проектах ТРАСЕКА и ИНОГЕЙТ1. Целями обоих проектов провозглашены развитие горизонтального сотрудничества в области инфраструктуры углеводородных поставок для укрепления независимости новых независимых государств. В число участников проектов вошли все государства постсоветского пространства, кроме России и Белоруссии.
В проектах зафиксировано желание Европейского Союза способствовать либерализации энергетического сектора государств-участниц, однако без применения прямой политической обусловленности. По мере эволюции политических режимов в государствах - поставщиках углеводородов Южного Кавказа и Центральной Азии в ЕС стали заметнее дискуссии о кризисе "нормативной силы" в его внешней политике [Melvin, 2012]. Одновременно в контексте формирования энергетического союза Брюссель всё более активно использует практику экспорта своих правовых норм в отдельно взятом секторе энергетики, закладывая основы развития "регуля-торной силы" [Franza, Van der Linde, 2017].
Цель энергетической политики ЕС состояла в создании общего рынка энергоресурсов, основанного на общих нормах и правилах функционирования не только в рамках ЕС, но и с привлечением государств - поставщиков и транзитеров энергоносителей.
В 2005 г. для институционального оформления внешнего измерения энергетической политики ЕС создано энергетическое сообщество. Соответствующий договор подписан сроком на десять лет и продлён в 2014-м. На данный момент членами сообщества являются Сербия, Черногория, Косово, Босния и Герцеговина, Албания, бывшая югославская Республика Македония, Украина и Молдавия. Наблюдателями являются Армения, Турция и Грузия, с которой в 2014 г. Европейская комиссия начала переговоры о полномасштабно членстве. Тематическое наполнение деятельности сообщества включает гармонизацию принципов функционирования рынков газа, нефти, электроэнергии, возобновляемой энергетики, энергоэффективности, охраны окружающей среды. Главная цель, поставленная Комиссией перед ЭС, - создание регионального рынка энергоресурсов для его последующего вклю-
1 TRACECA - TRAnsport Corridor Europe - Caucasus - Asia; INOGATE - International Oil and Gas Agreement.
чения в общий энергетический рынок ЕС [Боровский, 2016]. База для достижения заявленной цели - экспорт норм общеевропейского энергетического законодательства, основная часть которых представлена третьим энергетическим пакетом.
В 2015 г. энергетическое сотрудничество получило новый импульс в связи с созданием группы высокого уровня по газовому взаимодействию в Центральной и Юго-Восточной Европе (Gas Connectivity in Central Eastern and Southeast European Gas (CESEC) в составе 15 государств ЕС и энергетического сообщества [European Commission, 2015b]. После того как энергетическая безопасность региона оказалась поставлена в зависимость от спекуляций вокруг реализации трубопроводных проектов "Набукко" и "Южный поток", возобладал "мягкий" подход к взаимосвязанности на основе списка конкретных регулятивных мер [Ademmer et al., 2016].
Несмотря на то что анализ последних документов ЕС, формирующих стратегию энергетической безопасности, позволяет сделать вывод о торжестве прагматизма [Кавешников, 2017], новые акценты говорят о конфликте различных политических повесток внутри Европейского Союза. О двойственности подходов свидетельствуют примеры участия в ЭС Молдавии и Украины, что также позволяет сделать вывод о высокой степени адаптивности политики ЕС к политической практике в государствах-партнёрах.
Украина подписала протокол о присоединении к энергетическому сообществу в 2010 г. и стала полноправным членом в феврале 2011 г. Подписанное позже Соглашение об ассоциации повторно фиксирует взятые Украиной обязательства [Association Agreement, 2014]. Вместе с тем вплоть до 2015 г. участие в энергетическом сообществе не оказывало существенного влияния на внутриполитические приоритеты Украины. Это связано в том числе с технократическим подходом самого ЕС, где в этот период большое внимание уделялось расширению сети поставок [Ademmer et al., 2016]. Это свидетельствует о доминировании прагматичного подхода в сфере энергетики даже тогда, когда ценностно-ориентированная внешняя политика не ставится под сомнение.
Ухудшение экономической ситуации на Украине и поиск внешнего финансирования привели в 2015 г. к принятию Закона о газовом рынке, что было главным условием для выделения транша МВФ. "Нафтогаз" был лишён статуса энергетической монополии, а в качестве независимого регулятора энергетического рынка создан Национальный комитет по государственному регулированию энергетики. Центральной частью реформы стало повышение цены на газ для домохозяйств и промышленных предприятий на 300% к 2017 г. Принимая во внимание ключевой характер энергетической отрасли для внутриполитического развития Украины, реформа газового сектора может стать системообразующей для всей национальной экономики. Несмотря на то что проект закона разрабатывался совместно с секретариатом энергетического сообщества и предполагал внедрение законодательства Третьего энергопакета, МВФ выступил в роли нормативной силы, используя жёсткие критерии политической обусловленности. Таким образом, Брюсселю удалось внедрить необходимые регуляторные предпосылки, которые стали основой для проведения реформ тогда, когда для этого сложилась благоприятная внутренняя конъюнктура.
Пример Молдавии демонстрирует иной вариант развития событий. Молдавия присоединилась к энергетическому сообществу в 2010 г. и рассматривала вступле-
ние с ЭС не только как промежуточный шаг на пути к вступлению в ЕС, но и как дополнительный инструмент развития региональных связей. Кишиневу удалось добиться определённого прогресса в реформировании национальной энергетики. Трудности с внедрением правовых норм в Молдавии связывались прежде всего с внутриполитическими кризисами, характерными для текущего этапа развития республики, которые мешают сформировать последовательный внутри- и внешнеполитический курс. Россия имеет возможности влиять на эти процессы. Так как ОАО "Газпром" принадлежит 50% молдавской транзитной инфраструктуры, Россия потребовала приостановить выполнение обязательств по Третьему энергетическому пакету (после обострения энергетического диалога РФ - ЕС) как условие снижения цены на газ. Однако текущий мораторий не имеет необратимых последствий для процесса включения молдавского энергетического сектора в правовое поле ЕС,
принимая во внимание уровень созданной нормативной базы.
* * *
Рассмотренные направления технической и финансовой помощи Европейского Союза государствам постсоветского пространства формируют платформу внешней регулятивной политики ЕС. Проведённый анализ позволяет проследить снижение внимания ЕС к принципу политической обусловленности на восточном направлении. Однако это не означает ослабления желания расширять сферу влияния либеральных норм и ценностей. Смещение акцентов с нормативности на регулятив-ность во внешней политике обусловлено стремлением адаптировать систему внешнеполитических инструментов к ситуации в государствах-партнёрах. Отказ от идеи дальнейшего расширения на восток привёл к необходимости привести имеющийся инструментарий в соответствие со стимулами: невозможность членства делает нормативный подход бессмысленным. Заменой ему становится регулятивная составляющая: стремление к экспорту европейских стандартов и норм либо в отдельных секторах (в данном случае энергетическом), либо посредством мягкого, но массированного воздействия через обширный комплекс разнообразных инструментов технического содействия. В результате отказ от принципа жёсткой политической обусловленности ведёт к росту эффективности других механизмов, в том числе социализации национальных политических элит, что в конечном итоге будет способствовать дальнейшему реформированию политических и экономических систем постсоветских государств в соответствии с европейскими стандартами.
Сочетание более прагматичного подхода к двусторонним отношениям с созданной базой для нормативного сближения позволяет ЕС смягчать противоречия между государствами-членами и более гибко реагировать на ситуативные изменения в государствах-партнёрах/соседях. В этом контексте высок запрос на продолжение дискуссии о потенциалах влияния ЕС и России на пространстве "общего соседства". Усиление прагматичной составляющей в восточной политике ЕС неверно рассматривать как открывающуюся возможность для сближения позиций России и Евросоюза в отношении государств "общего соседства". Напротив, диверсификация европейского инструментария и смягчение подходов к постсоветским государствам укрепляет потенциал для их фактического, а не декларативного сближения.
Список литературы
Айвазян А. (2016) Политика ЕС в странах Южного Кавказа: пересмотр политики соседства // Современная Европа. №4. С. 47-56.
Боровский Ю.В. (2016) Энергетическая политика Украины в постсоветскую эпоху // Вестник МГИМО. №4 (49). С. 165-175.
http://www.vestnik.mgimo.ru/sites/default/files/pdf/015_mirovaya_politika_borovskiiyuv.pdf
Данилов Д.Л. (2017) Глобальная стратегия ЕС: восточный вектор // Современная Европа. №1 С. 10-21.
Кавешников Н.Ю. (2017) Энергетическая безопасность в стратегии Могерини: выводы для России // Современная Европа. №1. С. 22-31.
Романова Т.А. (2011) Евросоюз как нормативная сила и проблемы её восприятия в России как барьер на пути политико-правового сближения // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6. Вып. 1. https://elibrary.ru/download/elibrary_16141349_55403420.pdf
References
Ademmer E., Delcour L., Wolczuk L. (2016) Beyond geopolitics: exploring the impact of the EU and Russia in the "contested neighborhood", Eurasian Geography and Economics, 57:1, 1-18. http://www.tandfonline.com/doi/pdf/10.1080/15387216.2016.1183221?needAccess=true
Ademmer, E., Borzel, T. (2013). Migration, Energy and Good Governance in the EU's Eastern Neighbourhood. Europe Asia Studies, 65(4), 581-608.
Ajvazjan A. (2016) Politika ES v stranah Juzhnogo Kavkaza: peresmotr politiki sosedstva // So-vremennaja Evropa. №4. S. 47-56.
Association Agreement (2014) between the European Union and its Member States, of the one part, and Ukraine, of the other part . Official Journal of the European Union L 161/3 https://eeas.europa.eu/sites/eeas/files/association_agreement_ukraine_2014_en.pdf
Borovskij Ju.V. (2016) Jenergeticheskaja politika Ukrainy v postsovetskuju jepohu // Vestnik MGIMO. №4 (49). S. 165-175.
http://www.vestnik.mgimo.ru/sites/default/files/pdf/015_mirovaya_politika_borovskiiyuv.pdf
Busygina I. (2017) Russia-EU Relations and the Common Neighborhood: Coercion vs. Authority. Routledge, 2017, 242 p.
Danilov D.A. (2017) Global'naja strategija ES: vostochnyj vektor // Sovremennaja Evropa. №1 S. 10-21. Dimitrova A., Dragneva R.(2009) Constraining external governance: Interdependence with Russia and the CIS as limits to the EU Rule transfer in the Ukraine. Journal of European Public Policy, 16 (6), 853-872.
European Commision (2007) European Community Regional Strategy Paper for Assistance to Central Asia for the Period 2007-2013.
European Commision (2013) The Multiannual framework: The External Action Financing Instrument, Memo / Press Release Database, 11 December 2013, Brussels: European Commission.
European Commission (2015a), Joint Communication of the European Parliament, The Council, The European Economic and Social Committee and the Committee of the Regions: Review of the European Neighbourhood Policy JOIN (2015) 50 final http://ec.europa.eu/enlargement/neighbourhood/pdf/key-documents/151118_joint- communication_review-of-the-enp_en.pdf
European Commission (2017) Report to the European parliament and the Council on the implementation of macro-financial assistance to third countries in 2016. C0M/2017/0321 final http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX :52017DC0321&from=EN
European Commission(2015b) Joint Press Statement by Ministers and Representatives of Austria, Bulgaria, Croatia, Greece, Hungary, Italy, Romania, Slovenia and Slovakia and the European Commission. 09 February 2015 http://europa.eu/rapid/press-release_STATEMENT- 15-4281_en.htm
European Commssion (2016) Financtial implementation, risk analysis and selected macro-economic, fiscal and development results. Budget Support Annual Report. Luxembourg: Publications Office of the Euro-
pean Union, 2016. https://ec.europa.eueuropeaid/sites/devco/files/annual-report-budget-support-2016-update-2017_en.pdf
Ferrero-Waldner B. (2009) Eastern Parternship - an ambitious project for 21st century European Foreign Policy. 20.02.2009. http//eeas.europa.eu/eastern/docs/eastern_partnership_article_bfw_en.pdf
Franza L., Van Der Linde C. (2017) Geopolitics and the Foreign Policy Dimension of EU Energy Security. In: Andersen S., Goldthau A., Sitter N. (eds) Energy Union. International Political Economy Series. Palgrave Macmillan, London
Junker J.-C. (2017) State of the Union Address. Brussels, 13.09.2017. http://europa.eu/rapid/press-release_SPEECH- 17-3165_en.htm
Kaveshnikov N.Ju. (2017) Jenergeticheskaja bezopasnost' v strategii Mogerini: vyvody dlja Rossii // Sovremennaja Evropa. №1. S. 22-31.
Lavenex, S., and F. Schimmelfennig. 2009. "EU Rules Beyond EU Borders: Theorizing External Governance in European Politics." Journal of European Public Policy 16 (6), 791-812. Special Issue. European Union External Governance.
Romanova T.A. (2011) Evrosojuz kak normativnaja sila i problemy ee vosprijatija v Rossii kak bar'er na puti politiko-pravovogo sblizhenija // VestnikSankt-Peterburgskogo universiteta. Ser. 6. Vyp. 1. https://elibrary.ru/download/elibrary_16141349_55403420.pdf
Scott J.W., Liikanen I., Sotkasiira T. (eds) (2016) The EU's Eastern Neighbourhood: Migration, Borders and Regional Stability - BASEES/Routledge Series on Russian and East European Studies. London: Routledge.
Shared Vision, Common Action: A Stronger Europe. A Global Strategy for the European Union's Foreign and Security Policy. June 2016. P. 05. URL: http://eeas.europa.eu/top_stories/pdf/eugs_review_web.pdf
Shyrokykh K. (2017) Effects and side effects of European Union assistance on the former Soviet republics, Democratization, 24:4, 651-669,
http://www.tandfonline.com/doi/pdf/10.1080/13510347.2016.1204539?needAccess=true
Eastern dimension of the EU foreign policy: present stage
Author. Bolgova L, PhD., Associate professor of MGIMO University Address: 119454, Moscow, prospekt Vernadskogo 76. Е-mail: [email protected]
Abstract. The eastern dimension of the EU foreign policy proves to be much wider than the Eastern partnership perspective. The article provides the complex analysis of the set of financial and technical assistance instruments in the relations of the EU towards the post-soviet states, with the specific focus made on the energy politics case. This approach illustrates that the widely debated crisis of the Eastern partnership program based on the political conditionality principle does not lead to the denial of the will to expand European liberal norms and standards towards "neighbourhood countries". The increase of regulatory aspect on the sectoral level (as in energy policy case) as well as in the highly diversified system of technical and financial assistance makes irrelevant the direct opposition of normative vs pragmatic approach in the EU foreign policy. On the contrary, the softened framework for interactions creates a more solid basis for the approximation of the post-soviet states with the EU legal field despite the contextual changes in their domestic politics.
Key words: Eastern partnership, European neighbourhood instrument, Energy community, "common neighbourhood", Russia - EU, Central Asia, Ukraine, Moldova.
