CC BY
55открывающихся в ИГИЛ. Данные по Киргизии приводят примеры активной вербовочной роли женщин, как пропагандистов идей о настоящем Халифате, где женщинам якобы предлагается более высокий социальный статус и солидное финансовое обеспечение, чем на родине. Известны случаи поддержки родителями участия в экстремистской деятельности в Сирии своих близких, в том числе и детей, за ожидание крупных финансов переводов. Так, в исследовании по Киргизии приводиться пример по Иссыкульскому региону, где по вербовке своей бабушки 9 членов одной семьи поехали вместе с ней в ИГИЛ, где ей пообещали за каждого человека по 3000 долларов. Впоследствии, вернуться домой удалось только одному подростку - ее внуку [4].
Приведенные примеры говорят о необходимости тщательной проработки гендерно-ориентированных причин, толкающих женщин на поддержку экстремистской деятельности и механизмов противостояния этому процессу. Для организации профилактической работы с женщинами, которые лишились своих родственников в результате боевых действий в Сирии и Ираке, необходима государственная программа, защищающая их от остракизма общества, который достаточно часто является убедительным мотивом первичной или вторичной радикализации сознания женщин. Достаточно интересен и опыт привлечения женщин к вооруженной контртеррористической практике, применяемой уже сейчас рядом государств в районах мировой экстремистско-террористической активности, заключающейся в том, что правоверный мусульманин, погибший на поле боя от руки женщины не попадет в рай [5]. Проблема гендерных особенностей экстремизма достаточно интересна именно сейчас еще и потому, что, потерпев серьезное военное поражение в Сирии и Ираке и потеряв свои территориальные завоевания, ИГИЛ ставит задачу своим последователям перенести проведение терактов на территории стран их происхождения, Необходимо также учитывать и близкое соседство региона с Афганистаном, куда переместились порядка 40 тысяч боевиков из Сирии.
Литература и источники
1. Матвеева А., Файзуллаев Б. Женщины и насильственный экстремизм в Таджикистане // http://eca.unwomen.org
2. Давыдова К.Н. Женский экстремизм: личностный аспект // http://izron.ru
3. Барановский С. Женщины против экстремизма // http://niac.gov.kz
4. Боромбаева М. Женщин на религиозный экстремизм толкают социальные причины // Эксперт. 2016. Апрель // https://knews.kg
5. Маутнер Г. Женщины и экстремизм // Новое восточное обозрение. 2018. Март // https://ru.journal-neo.org
References and Sources
1. Matveeva A., Fajzullaev B. Zhenshchiny i nasil'stvennyj ekstremizm v Tadzhikistane // http://eca.unwomen.org
2. Davydova K.N. Zhenskij ekstremizm: lichnostnyj aspekt // http://izron.ru
3. Baranovskij S. Zhenshchiny protiv ekstremizma // http://niac.gov.kz
4. Borombaeva M. Zhenshchin na religioznyj ekstremizm tolkayut social'nye prichiny // Ekspert. 2016. Aprel' // https://knews.kg
5. Mautner G. Zhenshchiny i ekstremizm // Novoe vostochnoe obozrenie. 2018. Mart // https://ru.journal-neo.org
ЛУНКАШУ ЮРИЙ ВИОРЕЛОВИЧ - начальник кафедры специальных дисциплин Краснодарского университета МВД России (lunkashu@mail.ru).
ЛЮДКЕВИЧ ЮРИЙ НИКОЛАЕВИЧ - кандидат юридических наук, заместитель начальника кафедры специальных дисциплин Краснодарского университета МВД России (ludkevich@mail.ru).
ГРИ111АЙ ЕЛЕНА ВАСИЛЬЕВНА - доктор философских наук, профессор, член-корреспондент Российской академии естественных наук, профессор кафедры специальных дисциплин Краснодарского университета МВД России (e.gr@mail.ru). LUNCASU, YURY V. - Head of the Department of Special Disciplines, Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia (lunkashu@mail.ru).
LYUDKEVYCH, YURY N. — Ph.D. in Law, Deputy Head of the Department of Special Disciplines, Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia (ludkevich@mail.ru).
GRISHAY, ELENA V. - Doctor of Philosophy, Professor, Corresponding Member of the Russian Academy of Natural Sciences, Professor of the Department of Special Disciplines of the Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia.
УДК 342.76
ВЕРЕТЕННИКОВ Н.Н. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СУДЕБНОЙ ЗАЩИТЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В УСЛОВИЯХ
ЛОКАЛЬНЫХ ВОЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
Ключевые слова: судебная власть, военные конфликты, насилие, театр военных действий, судебная защита, правовые нормы, ограничения.
В статье анализируется правовое понятие «локальный военный конфликт», а также рассматриваются механизмы защиты прав человека в период военного противостояния. Показано, что правосудие, являясь наиболее надежным и цивилизованным способом разрешения возникающих в обществе конфликтов, защищает права каждого индивидуума, гарантирует право на
справедливое судебное разбирательство и признается за каждым человеком. На основании фактических данных, автор приходит к выводу о том, что в настоящее время отсутствует эффективно действующий международный судебный механизм защиты нарушенных прав человека, а приоритетным инструментом охраны прав является не судебная защита, а военное принуждение к соблюдению основных прав и свобод человека.
VERETENNIKOV, N.N.
PROBLEMS OF JUDICIAL PROTECTION OF HUMAN RIGHTS IN CONDITIONS OF LOCAL MILITARY CONFLICTS
Keywords: judicial power, military conflicts, violence, theater of military operations, judicial protection, legal norms, restrictions.
The article analyzes the legal concept of «local military conflict» as well as mechanisms for the protection of human rights in the period of military confrontation. It is shown that justice, being the most reliable and civilized way of resolving conflicts arising in society, protects the rights of each individual, guarantees the right to a fair trial and is recognized by every person. On the basis of factual data, the author comes to the conclusion that in the modern period there is no effective international judicial and legal mechanism for the protection of violated human rights, and the priority mechanism for the protection of rights is not judicial protection, but military coercion of the party to respect basic human rights and freedoms.
В современной науке под конфликтом, независимо от того, носит он локальный или международный характер, понимается взаимодействие двух или более субъектов, имеющих взаимоисключающие цели и реализующих их один в ущерб другому (или один за счет другого) [1, с. 484]. Американские военные политологи дали свое определение локального военного конфликта, под которым понимается военное противостояние низкой интенсивности, военно-политическая напряженность которого явно превышает обыденную конкуренцию мирными средствами, но не дотягивает до классического понимания традиционных военных действий. Рамки и интенсивность таких конфликтов накладывают существенные ограничения на допустимый уровень военного насилия, ограничивают использование многих видов оружия, средств и тактических приёмов [2, с. 56-72].
Однако данное определение не совсем точное, поскольку, как показывает история военных противостояний, в локальных военных конфликтах может применяться и запрещенное химическое оружие. Так двоюродный брат президента Ирака Саддама Хусейна - Хусейн Али Хассан аль-Маджид участвовал в 1988 г. в отравлении мирных жителей курдской деревни ядовитыми газами [3, с. 66-72]. Отличились применением химического оружия против мирного населения и поборники демократии - Вооруженные силы США. Так, в ноябре 2004 года американские войска применили боеприпасы с белым фосфором во время штурма иракского города Эль-Фаллуджа [4].
В силу своего специфического характера, локальные военные конфликты могут быть как кратковременными, так и продолжительными по времени, а также интенсивными или низкой напряженности военного противостояния. К примеру, военный конфликт между Грузией и Южной Осетией по времени был кратковременным и достаточно интенсивным с применением боевой авиации и тяжелой техники, а на территориях Донецкой и Луганской областей длится с апреля 2014 г. с разной интенсивностью военного противостояния.
Еще одним критерием, определяющим содержание локальных военных конфликтов, является их структура: они могут быть как внутренними, внешними, так и смешанными. К примеру, к первым следует отнести вооруженные конфликты в Приднестровье, на Северном Кавказе, Юге Украины. К внешним - военные конфликты между Ираком и Кувейтом, Ираком и Ираном, Индией и Пакистаном. Такие конфликты как в Югославии, Ливии, Сирии носят смешанный характер, поскольку начинались в этих странах как вооруженное противостояние между властью и определенными национальными и социальными группами, а заканчивались вмешательством внешних игроков. Как в любом конфликте, а тем более военном, противоборствующими сторонами в массовом порядке нарушаются права человека: право на жизнь, здоровье, имущество, личную неприкосновенность и др. и это при том, что военные конфликты конца XIX начала XX вв. приобретают все более массовый характер. К примеру, из 33 вооруженных конфликтов в 1993 г. и 31 вооруженного конфликта в 1994 г. не было ни одного международного, все они носили характер локальных вооруженных конфликтов [5, с. 147-148]. Не меньшую интенсивность локальные военные конфликты проявляют и в настоящее время. Чего стоят конфликты в Сирии, Судане, Йемене. Поэтому не случайно тема защиты прав человека стала одним из динамично развивающихся разделов международного права.
Здесь необходимо вспомнить Всеобщую декларацию прав человека [6] и дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (протокол II) [7, с. 182-191]. В частности, статьи 4, 5, 7, 8, 9 Декларации провозглашают право человека на жизнь, свободу и личную неприкосновенность. Никто не должен содержаться в рабстве или подневольном состоянии, а также подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство обращению и наказанию. Никто не может быть подвергнут произвольному аресту, задержанию или изгнанию.
Дополнительный Протокол развил и дополнил статью 3 Женевской конвенции, не изменяя существующих условий ее применения, провозгласил, что правовые предписания применяются ко всем вооруженным конфликтам, не подпадающим под действие статьи 1 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающегося защиты жертв международных вооруженных конфликтов.
В то же время, для обеспечения защиты прав и свобод человека в условиях военных конфликтов международная практика выработала определенные механизмы, к которым следует отнести: политический, когда локальный военный конфликт прекращается на основании взаимных договоренностей конфликтующих сторон, к примеру, между Индией и Пакистаном, Китаем и Вьетнамом; военный, когда в отношении одной из конфликтующих сторон применяется военная сила с целью принуждения к миру, как это было в 2008 на примере агрессии Грузии в отношении Южной Осетии; экономический, когда в отношении одного или обоих субъектов военного конфликта применяются экономические санкции с целью прекращения военного противостояния. После иракской агрессии в отношении Кувейта в 1991 г. ООН установил режим экономической блокады Ирака.
Но наиболее конструктивную позицию по этому вопросу высказали И.Н. Арцибасов и С.А. Егоров, полагающие, что в урегулировании локальных военных конфликтов доминирующую роль должно играть право, которое обязано соответствовать критериям: иметь совокупность, создаваемых путем международного соглашения, юридических норм, применяемых в международных или немеждународных конфликтах; запрещать использование определенных средств и методов ведения вооруженной борьбы; устанавливать международно-правовую ответственность государств и уголовную ответственность физических лиц за их нарушения [8, с.
19].
Вместе с тем, есть еще один механизмом защиты прав человека, который является наиболее универсальным и действенным, является судебная защита. Как справедливо замечено Ю.В. Самойлович защита прав и свобод человека и гражданина подчинена единому принципу, сущность которого сводится к тому, что она должна носить правовой характер. В системе правовой защиты ведущее и определяющее место занимает, безусловно, судебная защита [9, с. 4].
Правосудие, являясь наиболее надежным и цивилизованным способом разрешения возникающих в обществе конфликтов, защищает права каждого индивидуума, гарантирует право на справедливое судебное разбирательство и признается за каждым человеком. Согласно статье 6 Европейской Конвенции о защите прав человека, каждый имеет право на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом [10]. Однако анализ локальных военных конфликтов последних десятилетий, и связанных с этим проблем судебной защиты прав человека, показывает, что все было «хорошо на бумаге, но забыли про овраги».
Так, в ночь с 7 на 8 августа 2008 г. по приказу президента Грузии М. Саакашвили началась грузинская агрессия против Южной Осетии с использованием регулярной армии. Применялась боевая авиация, реактивные установки «Град», танки, артиллерийское вооружение. В результате агрессии столица Южной Осетии г. Цхинвал был практически превращен в руины, а в захваченных одиннадцати осетинских селах было уничтожено почти все гражданское население. Погибли российские миротворцы [11, с. 3]. Россия, в соответствии с главой 7 Устава ООН [12], использовала свои Вооруженные силы для принуждения агрессора к миру, которые привели не только к восстановлению спокойствия, но и не допустили масштабных действий против Абхазии.
Под патронажем Евросоюза была создана международная комиссия, которая вела независимое расследование военного конфликта. Комиссия пришла к выводу, что причиной конфликта в Южной Осетии стало нападение Грузии на столицу республики. Нападение не могло
быть оправдано с точки зрения международного права, а Россия получила право на защиту, «используя военные меры, пропорциональные масштабу нападения» [13, с. 23-25].
Несмотря на заключение комиссии ЕС, попытки через Международный уголовный суд ООН привлечь М. Саакашвили к уголовной ответственности за геноцид, убийство и применение запрещенных средств и методов ведения войны против гражданского населения Южной Осетии и Абхазии пока не увенчались успехом. Следственными органами Южной Осетии были возбуждены уголовные дела в отношении 76 высших чиновников Грузии, развязавших войну, все они объявлены в международный розыск, но позитивных изменений по данному вопросу не наблюдается.
Не менее трагично с судебной защитой прав человека ситуация складывается на Юго-Востоке Украины. В своей книге «Обыкновенный фашизм: военные преступления украинских силовиков (2014-2016)» М.С. Григорьев приводит документально подтвержденные данные о массовых преступлениях Вооруженных Сил (далее ВСУ) и Национальных батальонов Украины в отношении гражданского населения Донецкой и Луганской областей [14]. В интервью британскому журналисту Г. Филлипу жительница п. Горловка Анна Тув рассказала об обстоятельствах артиллерийского обстрела ВСУ мирных жителей поселка: «ее дом был полностью разрушен, погиб муж и 11 -летняя дочь, а сама она получила тяжелое ранение, из-за которого ей ампутировали руку». На руках у Анны Тув осталось двое детей - 3-летний Захар и двухнедельная дочка [14, с. 216]. Аналогичные преступления совершались и Нацбатами Украины. Так, потерпевший Е. Харитонов рассказывал, как его в застенках батальона «Азов» били по голове рукам ногам. Прикручивали к ногам провода и пропускали электрический ток, и таких примеров были сотни [14, с 218].
Даже Миссия ОБСЕ, которую трудно заподозрить в симпатиях к ополченцам Донецкой и Луганской областей, в своих докладах констатировали неоднократные обстрелы ВСУ не только наблюдателей Миссии, но и гражданских лиц [14, с. 179].
Безусловно, даже в постмайдановской Украине подобные преступления, несмотря на политику умолчания, не остаются без судебного реагирования. К примеру, по заявлению гр. Цыганюк о похищении ее сына неизвестными военнослужащими с оружием, было возбуждено судебное преследование по части 2 статьи 146 УК Украины - незаконное лишение свободы. Аналогичное дело было возбуждено по заявлению гр. Женеску Е. В. о похищении ее отца с требованием о его выкупе за 20000 долларов США [14, с. 206].
Однако таких дел крайне мало и носят они эпизодический характер. Ответ на вопрос, почему так происходит, очень простой. Выпустив в марте 2014 г. «джина беззакония и вседозволенности, основанной на национализме и фашизме», украинская власть загнать его обратно уже не в состоянии.
Об этом свидетельствует правовой беспредел украинских силовиков даже в отношении представителей правоохранительных органов. Несмотря на очевидный преступный характер действий личного состава роты МВД Украины «Торнадо», военной прокуратуре далеко не сразу и с большими сложностями удалось начать следственные действия: бойцы указанного подразделения заминировали периметр своей базы, выставили шесть снайперских пар, поставили автоматические гранатометы и заминировали автомобиль при въезде на базу. Главный военный прокурор Украины А. Матиос в этой связи признавался, что «при приближении следственной группы отдается команда приготовиться к оказанию вооруженного сопротивления [14, с. 202]. Стоит ли удивляться подобному поведению, когда философия бойцов данного батальона: «Если ты готов умереть - ты имеешь право убивать. Если ты готов терпеть пытки - имеешь право пытать. Без пыток жизнь была бы не жизнь. Ничто так не поднимает тонус, когда у тебя в руках чья-то жизнь» [14, с. 203].
Таким образом следует констатировать, что уже на протяжении более пяти лет на территориях Донецкой и Луганской областей, где фактически идет гражданская война, практически отсутствует какая-либо судебная защита прав человека в условиях локального военного конфликта.
Еще более трагичная ситуация с судебной защитой прав человека складывается в Сирийской Арабской Республике (далее САР). Военный конфликт, начавшийся весной 2011 г., длится уже более 8 лет и унес жизни сотен тысяч мирного населения, миллионы стали беженцами.
В конфликте принимают участие Россия, США, Турция, Иран, множество вооруженных групп, отрядов ополчения и сил самообороны. При таком калейдоскопе вооруженных сторон происходит размывание ответственности - где правда, а где ложь понять крайне сложно. Каждая сторона конфликта обвиняет друг друга в массовой гибели мирного населения, в нарушении основополагающих принципов и норм международного права.
Попытки создания Конгрессом США в 2017 г. под эгидой ООН «гибридного трибунала» по Сирии для расследования военных преступлений против человечности и геноцида, совершенных в Сирии начиная с марта 2011 г., потерпели фиаско, поскольку судебный орган предусматривал рассмотрение «военных преступлений против человечности исключительно режима Башара Асада», как будто иные участники конфликта, в том числе боевики Исламского государства «белые и пушистые». Учитывая «объективность и беспристрастность» рассмотрения Международным уголовным судом дела в отношении бывшего президента Югославии Слободана Милошевича, Россия и Китай обоснованно наложили вето на указанный проект. Другие члены Совета Безопасности также не выказывают особого интереса в создании Международного трибунала по Сирии [15].
Ряд стран, в том числе Россия, США, Германия принимают меры к судебному преследованию лиц, виновных в преступлениях против человечности в Сирии, вопрос только в том, будут ли результаты этих судебных разбирательств достаточно значимыми для потерпевших, которые ищут у правосудия справедливости и будут ли судебные приговоры служить сдерживающим фактором для лиц, склонных к совершению преступлений.
Судебная защита прав человека в локальном военном конфликте в Приднестровье уступила пальму первенства внесудебному механизму. 21 июля 1992 г. между конфликтующими сторонами и Россией было подписано соглашение «О принципах мирного урегулирования вооруженного конфликта в Приднестровском регионе Республики Молдова», а уже 29 июля в Тирасполь стали прибывать первые подразделения миротворческих сил России [16, с. 51-52], которые уже более 20 лет являются гарантом защиты прав русскоязычного населения непризнанной республики. Фактически Россия провела операцию по принуждению Республики Молдова к мирному урегулированию военного конфликта, не сделав при этом ни единого выстрела.
Одним из международных механизмов защиты прав человека является Европейский суд по правам человека (далее ЕСПЧ), но данный механизм не эффективен, поскольку, во-первых, для него характерна достаточно сложная процедура подачи документов, во-вторых, как правило, требуется оплата услуг адвокатов, в-третьих, подаче документов противодействует власть и, в-четвертых, ЕСПЧ «грешит» ангажированностью принятия решений в интересах Евросоюза. Поэтому лишь незначительная часть потерпевших обращается с исками в ЕСПЧ [14, с. 48].
В то же время следует отметить, что история локальных военных конфликтов знает случаи судебного наказания лиц, причастных к массовым преступлениям в отношении своего народа.
Так, Правительственным комитетом Ирака 10 декабря 2003 г. был создан «Иракский специальный трибунал по преступлениям против человечности», предоставив судебному органу юрисдикцию в отношении иракских подданных, обвиняемых в совершении преступлений против человечности в период с 16 июля 1968 г. по 1 мая 2003 г. Согласно статье 10 Устава, данному трибуналу подсудны такие международные преступления, как геноцид, преступления против человечности и военные преступления [3, с. 66-72]. Перед трибуналом предстал бывший президент Ирака - Саддам Хусейн и семь его соратников - высокопоставленных представителей партии «Баас». Работа трибунала началась 17 июля 2005 г. и закончилась 5 ноября 2006 г. обвинительным приговором, согласно которому Саддам Хусейн, начальник разведки Баразан Ибрагим ат-Тикрити и глава Революционного совета Аввад Хамид аль-Бандар - были приговорены к смертной казни через повешение.
Анализ вышеизложенного материала позволяет сделать ряд выводов: во - первых, отсутствует эффективно действующий международный судебный механизм защиты прав человека в условиях локальных военных конфликтов; во - вторых, приоритетным механизмом защиты прав человека современного периода является не судебная защита, а военное принуждение для соблюдения основных прав и свобод человека; в третьих, судебный механизм защиты прав человека в основном представлен национальным законодательством, действие которого можно оценить как неэффективное.
Литература и источники
1. Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология. М., 1999. С.484.
2. Katayama Y. Redefinition of the Concept of Low-Intensity Conflict // NIDS Security Reports. 2002. № 3. С.56-72.
3. Трикоз Е.Н. Судебный процесс над Саддамом Хусейном в Иракском специальном трибунале // Право и политика. 2006. №10. С. 66-72.
4. Белый фосфор поражал женщин и детей в Ираке. Свидетельства // https: // ria.ru / 20051117/42120401.html.
5. Егоров С.А. Вооруженные конфликты и международное право: Дисс. ... докт. юрид. наук. М., 1999. С. 147-148.
6. Всеобщая декларация прав человека // Российская газета. 1995. 5 апреля. №67.
7. Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (протокол II) // Сборник международных договоров СССР. Вып.XLV[. М., 1993. С.182-191.
8. Арцибасов H.K, Егоров СА. Вооруженный конфликт: право, политика, дипломатия. М.: Международные отношения, 1989. С.19.
9. Самойлович Ю. В. Право человека на международную судебную защиту. Дисс. ... докт. юрид. наук. Кемерово, 2007. С.4.
10. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод // СЗ РФ. 2001. №2. Ст.163.
11. Аналитический обзор по обобщению вооруженного конфликта на территории Южной Осетии и Абхазии. М.: ГКВВ МВД России, 2008. С.3.
12. Устав Организации объединенных наций. Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XII. М., 1956. С.14-47.
13. Миняйленко Н.Н. Ответственность агрессора за нарушение норм международного права на примере югоосетинского вооруженного конфликта в августе 2008 г. // Военно-юридический журнал. 2010. №6. С.23-25.
14. Григорьев М.С. Обыкновенный фашизм: военные преступления украинских силовиков (2014-2016). М., 2018. С.48, 179, 202 - 206, 216, 218.
15. В Конгрессе США предложили создать «гибридный трибунал» по Сирии // https://lenta.ru/news/2017/04/08/tribunal/
16. Митяш В.В. Приднестровский конфликт: проблемы и перспективы урегулирования. М., 2002. С.51-52.
References and Sources
1. Ancupov A.YA., SHipilov A.I. Konfliktologiya. M., 1999. S.484.
2. Katayama Y. Redefinition of the Concept of Low-Intensity Conflict // NIDS Security Reports. 2002. № 3. S.56-72.
3. Trikoz E.N. Sudebnyj process nad Saddamom Husejnom v Irakskom special'nom tribunale // Pravo i politika. 2006. №10. S. 66-72.
4. Belyj fosfor porazhal zhenshchin i detej v Irake. Svidetel'stva // https: // ria.ru / 20051117/42120401.html.
5. Egorov S.A. Vooruzhennye konflikty i mezhdunarodnoe pravo: Diss. ... dokt. yurid. nauk. M., 1999. S. 147-148.
6. Vseobshchaya deklaraciya prav cheloveka // Rossijskaya gazeta. 1995. 5 aprelya. №67.
7. Dopolnitel'nyj protokol k ZHenevskim konvenciyam ot 12 avgusta 1949 g., kasayushchijsya zashchity zhertv vooruzhennyh konfliktov nemezhdunarodnogo haraktera (protokol II) // Sbornik mezhdunarodnyh dogovorov SSSR. Vyp.XLVI. M., 1993. S.182-191.
8. Arcibasov H.K, Egorov S.A. Vooruzhennyj konflikt: pravo, politika, diplomatiya. M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 1989. S.19.
9. Samojlovich YU. V. Pravo cheloveka na mezhdunarodnuyu sudebnuyu zashchitu. Diss. ... dokt. yurid. nauk. Kemerovo, 2007. S.4.
10. Evropejskaya Konvenciya o zashchite prav cheloveka i osnovnyh svobod // SZ RF. 2001. №2. St.163.
11. Analiticheskij obzor po obobshcheniyu vooruzhennogo konflikta na territorii YUzhnoj Osetii i Abhazii. M.: GKVV MVD Rossii, 2008. S.3.
12. Ustav Organizacii ob"edinennyh nacij. Sbornik dejstvuyushchih dogovorov, soglashenij i konvencij, zaklyuchennyh SSSR s inostrannymi gosudarstvami. Vyp. XII. M., 1956. S.14-47.
13. Minyajlenko N.N. Otvetstvennost' agressora za narushenie norm mezhdunarodnogo prava na primere yugoosetinskogo vooruzhennogo konflikta v avguste 2008 g. // Voenno-yuridicheskij zhurnal. 2010. №6. S.23-25.
14. Grigor'ev M.S. Obyknovennyj fashizm: voennye prestupleniya ukrainskih silovikov (2014-2016). M., 2018. S.48, 179, 202 - 206, 216, 218.
15. V Kongresse SSHA predlozhili sozdat' «gibridnyj tribunal» po Sirii // https://lenta.ru/news/2017/04/08/tribunal/
16. Mityash V.V. Pridnestrovskij konflikt: problemy i perspektivy uregulirovaniya. M., 2002. S.51-52.
ВЕРЕТЕННИКОВ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ - кандидат юридических наук, заместитель председателя Хабаровского краевого суда (veretnn@mail.ru)
VERETENNIKOV, NIKOLAY N. - Ph.D. in Law, Deputy Chairman of the Khabarovsk regional court.
УДК 343.346
ЭФРИКЯН Р.А., БУШКОВ Д.В. ЛИЧНОСТЬ РАСХИТИТЕЛЕЙ, УЧАСТВУЮЩИХ В ХИЩЕНИЯХ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОМ ТРАНСПОРТЕ
Ключевые слова: железнодорожный транспорт, хищение, объект преступления, предмет преступления, имущество, мошенничество, кража, грабеж, разбой, личность преступника.
В статье, исследуются личностные характеристики преступников, причастных к хищениям имущества на железнодорожном транспорте. В социально-демографических свойствах и качествах лица, совершившего преступление, прежде всего, выделяются пол и возраст. Показано, что хищения на железнодорожном транспорте в абсолютном своем большинстве совершают мужчины (96,4 %). При относительно более низком удельном весе группы несовершеннолетних, для них характерны такие преступления, как кражи, в меньшей степени - грабежи, разбои и мошенничества. Среди преступников преобладают лица c относительно невысоким образовательным уровнем.
EFRIKYAN, R.A., BUSHKOV, D.V. THE IDENTITY OF THE ROBBERS INVOLVED IN THE THEFT OF RAILWAY TRANSPORT
Keywords: railway transport, theft, object of crime, subject of crime, property, fraud, theft, robbery, robbery, identity of the offender.
