CC BY
809
правоотношений // Государство и право в XXI веке. - 2014. - № 1.
5. Криминология: учебник / под общ. ред. А.И. Долговой. 4-е изд., перераб. и доп. - М.: Норма, 2010.
6. Мнацаканян Э.Г. Проблемы реализации и обеспечение личных прав осужденных к лишению свободы // Государство и право в XXI веке. - 2015. - № 1.
7. Ожегов С.И. Словарь русского языка: ок. 60000 слов и фразеологических выражений / Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. 25-е изд., испр. и доп. - М.: Мир и образование, 2008.
8. Петрова Н.Е. Наделить потерпевшего правом уголовного преследования // Российская юстиция. - 2012. - № 12.
9. Полный курс уголовного права: в 5 т. / под ред. д-ра юрид. наук, проф., заслуженного деятеля науки РФ А.И. Коробеева. Т. I: Преступление и наказание. - СПб. : Юридический центр Пресс, 2008.
10. Попаденко Е.В. Уголовно-правовая природа компромисса в борьбе с преступностью // Законодательная техника и дифференциация ответственности в современном уголовном праве и процессе России: сб. науч. ст. / Под ред. Л.Л. Кругликова. - Ярославль: Ярослав. гос. ун-т, 2015.
11. Старков О.В. Предупреждение преступлений: учебное пособие. - М.: Юрист, 2005.
12. Терских А.И. Уголовно-правовой компромисс: понятие и социальная сущность // Вестник ЮУрГУ - 2011. - № 40.
Ветрила Е.В.
актуальные проблемы обеспечения права на защиту в уголовном процессе россии на современном этапе
Современное уголовно-процессуальное право России в ходе своей эволюции прошло несколько основных этапов, которые зачастую критикуются учеными за отсутствие реальных механизмов обеспечения состязательности, реализации права на защиту подозреваемого, обвиняемого, подсудимого. Демократические преобразования 90-х, ориентация на требования мирового сообщества способствовали тому, что на сегодняшний день в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ред. от 06.07.2016) (далее - УПК РФ) предусмотрены максимальные возможности для защиты прав и законных интересов подзащитного. В то же время, практика реализации данных положений свидетельствует о наличии существенных противоречий, а также не-
достаточной их эффективности. В связи с этим, представляется необходимым рассмотреть наиболее острые проблемы реализации права на защиту как основополагающего начала уголовно-процессуального права России.
Принцип обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту, исходя из содержания статьи 16 УПК РФ, включает в себя два основных элемента - право самостоятельно осуществлять защиту либо через законного представителя, а также право пользоваться услугами профессионального защитника. В первом случае подозреваемый, обвиняемый наделяются такой совокупностью прав, реализация которых и позволит ему защищаться от выдвинутого подозрения, обвинения. Во втором - законом предусмотрено право каждого пользоваться помощью адвоката как на предварительном следствии, так и в суде по приглашению либо по назначению. Существенным в обеспечении права на защиту является тот факт, что защитник также наделен правами, реализация которых позволяет активно действовать в интересах подзащитного.
В истории Советского уголовного процесса был период существенных ограничений в обеспечении и реализации права на защиту. Однако, рассматривая данные моменты, следует учитывать, что речь может идти лишь о фактах, имевших место относительно отдельных категорий преступлений. Для примера можно привести уголовные дела в отношении так называемых «кулаков» в 20-е годы прошлого столетия. Именно в указанный период на страницах периодических изданий публиковались критические статьи в отношении адвокатов, осуществлявших защиту по «кулацким делам» в отдельных регионах, а решения судов выносились без учета работы защитника [14, с. 18]. В дальнейшем данная критика коснулась адвокатов по политическим уголовным делам. Таким образом, к негласному ограничению права на защиту вели не законодательные упущения или злоупотребления со стороны органов предварительного следствия, прокуратуры, суда, а явления несколько иного порядка (культурные, мировоззренческие, идеологические убеждения, воплощавшие интересы власти, сформированное в «нужном» направлении мнение большинства и т.д.). Но все-таки такие ограничения касались не института защиты в целом, а защиты по уголовным делам о преступлениях отдельных категорий.
Наблюдение за практикой реализации права на защиту в современных процессах позволяет сделать вывод о наличии схожих ограничений и сегодня. В первую очередь речь идет об уголовных делах в отношении так называемых «оборотней в погонах», о преступлениях коррупционной направленности и иных преступлениях, вызвавших большой общественный резонанс.
Ярким примером тому может служить уголовное дело о событиях 5 ноября 2010 года в станице Кущевская. Только на одном из новостных сайтов опубликовано более 40 статей, в которых авторы с момента установления первого подозреваемого по данному уголовному делу писали о «Кущевской банде», публиковали сведения о широкой и активной преступной деятельности подозреваемых, обвиняемых, что является прямым нарушением принципа презумпции невиновности, предусмотренного статьей 14 УПК РФ. Таким способом было сформи-
ровано определенное общественное мнение, дело приобрело значительный общественный резонанс, который не позволял в полной мере реализовать право на защиту подозреваемых, обвиняемых. Параллельно с эмоциональными обвинительными статьями, как вполне нормальное явление, публиковались сведения о тщетности усилий адвокатов в направлении защиты, в том числе, неоднократном отклонении заявленных ходатайств [5]. В данном случае можно говорить не только об ограничении реализации отдельных прав участников уголовного судопроизводства, но и о существенном ограничении возможностей выполнять ими свои процессуальные функции [3].
Опуская правовую оценку действий обвиняемых по данным уголовным делам, необходимо в свою очередь заметить, что приведенный пример следует рассматривать как ограничение права на защиту. Адвокату - защитнику достаточно сложно реализовывать свои права по уголовному делу, когда должностные лица, суд действуют под давлением общественности, жертвуя объективностью и независимостью [6]. Наибольшую опасность данное явление приобретает в условиях, когда мнение большинства может умышленно формироваться с использованием различных технологий, что сегодня наблюдается в отдельных странах. Негативное общественное мнение может быть сформировано как относительно личности обвиняемого (принадлежность обвиняемого к так называемой «верхушке», «золотой молодежи» и т.д., распространение в СМИ сведений, негативно характеризующих обвиняемого за период, предшествующий совершению преступления), так и относительно конкретной категории преступлений. В таких условиях говорить о состязательности и объективности правосудия, каким оно и должно быть, невозможно. При этом решения судов должны быть объективным и как при вынесении приговора, так и при разрешении заявлений, ходатайств и жалоб участников процесса. У защитника должны быть реальные возможности осуществлять все предоставленные законом права [10], а неотвратимость наказания, торжество справедливости в любом случае не предусматривает запрет защищаться всеми законными способами и подразумевает разрешение дела, назначение адекватного наказания при соблюдении условий равенства возможностей обвинения и защиты.
Таким образом, возможным представляется поставить вопрос о включении в систему гарантий обеспечения права на защиту права на нейтральное общественное мнение о личности подозреваемого, обвиняемого. В качестве одного из направлений реализации данного положения целесообразно было бы предусмотреть право обвиняемого, защитника заявлять ходатайства о рассмотрении уголовного дела судом в населенном пункте, где общественное мнение о совершенном деянии наиболее нейтрально. Также целесообразно в статье 241 УПК РФ, то есть на законодательном уровне, ограничить возможность средств массовой информации освещать данные об обстоятельствах уголовного дела, о фигурантах и сведениях, характеризующих личность, до принятия итогового решения по уголовному делу.
Второй проблемой реализации права на защиту можно обозначить соотно-
шение требований тайны предварительного следствия и права на защиту.
Тайна предварительного следствия в российском уголовном процессе выступает одним из главных элементов, обеспечивающих выполнение назначения уголовного судопроизводства. Сохранение в тайне информации о планируемых и проведенных следственных действиях и их результатах препятствует противодействию следствию. В то же время, в теории уголовного и уголовно-процессуального права многократно отмечалось, что содержание и объем данного понятия четко не определены [7]. При этом, дифференциация субъектов уголовного процесса, имеющих доступ к той или иной информации, также не проведена. Следовательно, в практической деятельности под понятие тайны предварительного следствия можно подвести достаточно широкий спектр информации, а к субъектам, имеющим к ней доступ - ограниченный их круг. Логично, что обвиняемый до момента окончания предварительного следствия не должен обладать всем объемом информации, чтобы избежать противодействия с его стороны. Но в то же время, возникает вопрос о том, не ограничивается ли таким образом право на защиту?
Как показывает изучение истории вопроса, в 40-50 годы противники допуска защитника в стадии предварительного расследования ссылались именно на опасность разглашения данных предварительного следствия. При этом, предлагалось ограничить участие защитника заключительной частью следствия - ознакомлением с материалами уголовного дела. В Основах уголовного судопроизводства 1958 года этот вопрос решался таким образом, что защитник допускался в дело с момента объявления обвиняемому об окончании предварительного следствия и предъявления всего производства по делу для ознакомления. Но и в этих случаях защитник предупреждался об ответственности за разглашение данных следствия.
Затем, в 1970 году, уже после внесения изменений в уголовно-процессуальное законодательство, в соответствии с которыми защитник допускался в дело с момента предъявления обвинения, А. Бойков и Л. Карнеева отметили, что дополнительная гарантия, выражающаяся в участии защитника с момента предъявления обвинения, не будет действительно эффективной, если адвоката лишить возможности знать, на основании каких материалов предъявлено обвинение, а следовательно, судить о его обоснованности [1, с. 20].
В связи с этим в соответствии со статьей 51 УПК РСФСР было предусмотрено право защитника знакомиться со всеми материалами уголовного дела с момента допущения к участию в деле, то есть с момента предъявления обвинения [12].
С 10 апреля 1990 года защитнику открыли допуск в дело и с момента появления подозреваемого. Однако и в данном случае защитника ограничили в возможности ознакомиться со всеми материалами, обосновывающими задержание и т.д. Как отмечал А. Ведерников, осведомленность защитника в уголовном деле не превышала осведомленности самого подозреваемого, обвиняемого [2, с.32].
На сегодняшний день в УПК РФ права защитника на ознакомление с ма-
териалами уголовного дела до его окончания также ограничены. В соответствии с п.6 ч. 1 ст. 53 УПК РФ защитник имеет право знакомиться с протоколом задержания, постановлением о применении меры пресечения, протоколами следственных действий, произведенных с участием подозреваемого, обвиняемого, иными документами, которые предъявлялись либо должны были предъявляться подозреваемому, обвиняемому. Следовательно, осведомленность защитника в стадии предварительного следствия находится на таком же уровне, как и осведомленность обвиняемого, подозреваемого. В таком случае возникает вопрос об эффективности профессиональной защиты.
Защитник, не зная всего объема собранной информации, проведенных следственных действий, не может заявить обоснованное ходатайство о проведении дополнительных следственных действий до окончания следствия. После ознакомления с материалами уголовного дела на завершающем этапе, когда сроки следствия подходят к концу, а их продление, как правило, достаточно проблематично для следователя, любое заявленное ходатайство о восполнении пробелов следствия воспринимается как противодействие и зачастую оставляется без удовлетворения. Поэтому такая ситуация, когда защитник в предварительном следствии, в общем, хотя и оказывает юридическую помощь, но лишен реальных прав на целенаправленную защиту, наряду с другими факторами, приводит к тому, что защитники заявляют основные ходатайства уже в судебных стадиях. Следовательно, в досудебных стадиях осуществление защиты сводится к минимуму, а именно к широкому ее пониманию - оказанию юридической помощи, защите прав и интересов обвиняемого, подозреваемого.
Следующей проблемой реализации права на защиту можно назвать определенные пробелы в понимании соотношения таких положений, как независимость и процессуальная самостоятельность защитника.
Независимость адвокатуры как одна из основных гарантий осуществления юридической помощи неоднократно становилась предметом научных исследований в советский период, в 90-е годы, а также на современном этапе развития адвокатуры. Основное внимание учеными уделяется независимости адвокатуры от государственных органов, стороны обвинения в уголовном процессе, а также суда.
В то же время вне сферы внимания ученых остаются вопросы процессуальной самостоятельности адвоката-защитника в уголовном процессе. О данной проблеме еще в 60-е годы ХХ века писал Ю.И. Стецовский, отметив, что нельзя говорить о независимости защитника в первую очередь от обвиняемого, хотя бы потому что лишь при наличии желания обвиняемого защитник участвует в деле. В любой момент обвиняемый может заявить об отказе от защитника и последний устраняется от дальнейшего участия в судопроизводстве по данному делу [11, с.19]. Соглашаясь с данной точкой зрения, следует добавить, что в данном случае речь необходимо вести не об ограничении профессиональной независимости адвоката как такового, но об определенной ограниченной самостоятельности защитника в уголовном процессе. То есть, будучи независим от какого-либо внеш-
него влияния в принятии решений, определении позиции по делу, защитник все же не может самостоятельно без воли на то конкретного лица вступить в дело в качестве его защитника.
Также, в соответствии со подп. 3 п. 4 ст. 6 Федерального закона от 31 мая 2002 г. N 63-Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее - ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации») защитник не вправе занимать по делу позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда он убежден в наличии самооговора доверителя. Данное положение также свидетельствует об ограничении процессуальной самостоятельности защитника, но в УПК РФ такие ограничения никак не закреплены и не обеспечены. В связи с этим, отдельные адвокаты, руководствуясь положениями о независимости адвокатуры, в полном объеме реализуют права защитника лишь на свое усмотрение [4]. Поэтому в правоприменительной практике возникают ситуации, когда обвиняемый (подсудимый) и защитник имеют различную позицию в уголовном деле. Данные ситуации определяются как нарушение права на защиту и выступают основанием для отмены итоговых решений по уголовному делу [9].
Но положения подп. 3 п. 4 ст. 6 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» следует рассматривать как ограничение процессуальной самостоятельности защитника. И такие ограничения, как видится, относятся к большинству предусмотренных для защитника прав, поскольку любое заявленное по существу дела ходатайство, поданная жалоба либо отвод, если они противоречат воле подзащитного, в контексте ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», а также Определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ могут быть расценены как нарушение права на защиту.
По данному вопросу Ю. Стецовский писал: «.. .При осуществлении защиты могут быть расхождения между обвиняемым и его защитником. Адвокат может оспаривать обвинение, признаваемое подзащитным. Возможны расхождения по вопросам квалификации преступления, признаваемого подзащитным, методам и средствам защиты. Но когда адвокат, вопреки воле обвиняемого, признает доказанным обвинение, отрицаемое подзащитным, он утрачивает свои качества защитника и превращается в законного обвинителя. Такая позиция наносит существенный ущерб правосудию по уголовным делам» [11, с.12].
Таким образом, следует согласиться с мнением Ю. Стецовского, что поскольку защитник связан волей своего подзащитного, можно говорить лишь об ограниченной процессуальной самостоятельности защитника. В связи с этим, с целью устранения противоречий в правопонимании и правореализации, в УПК РФ следует внести соответствующие изменения. При этом, ограниченная процессуальная самостоятельность защитника вовсе не ограничивает независимости защитника как гарантии адвокатской деятельности в РФ.
Наиболее ярко данные положения можно проследить в реализации права заявлять ходатайства по уголовному делу.
Так, в соответствии с пунктом 8 части 1 статьи 53 УПК РФ защитник в уголовном процессе имеет право заявлять ходатайства и отводы. Данное положение не претерпевало изменений ни разу, однако в контексте ограничения самостоятельности адвоката-защитника и необходимости внесения соответствующих изменений в УПК РФ следует пересмотреть положения соответствующего института.
А. Торяников определил, что ходатайства, заявляемые обвиняемым и защитником могут относиться к существу дела или к иным возникающим вопросам. Думается, что такими иными вопросами являются случаи ходатайств о реализации прямо предусмотренных процессуальных прав, например, ходатайства об ознакомлении с материалами уголовного дела по окончании предварительного следствия. Также к ходатайствам, не относящимся к существу дела, автор относит отводы. При этом в таком ходатайстве делается ссылка не только на соответствующую статью УПК РФ, но и обосновывается сама просьба [13]. Такие ходатайства обусловлены выбранной позицией по делу и влияют на вынесение итогового решения по уголовному делу лишь опосредованно. Поэтому самостоятельное заявление таких ходатайств возможно и допустимо.
В то же время существует и другая группа заявляемых ходатайств - связанные с существом дела. Они могут относиться к сбору доказательств, а именно: о проведении того или иного следственного действия, о приобщении к делу представленных документов и т.д. Также ходатайства могут быть о переквалификации действий обвиняемого либо прекращении производства по делу, в том числе по нереабилитирующим основаниям. Данные ходатайства находятся в прямой зависимости от выбранной позиции в уголовном деле и обуславливают суть итогового решения по уголовному делу.
В УПК РФ нет прямого указания на необходимость согласия подозреваемого, обвиняемого, подсудимого на заявление такого ходатайства. Однако, на практике адвокаты нередко при осуществлении защиты, для того чтобы снять вопрос о возможных противоречиях в позиции адвоката воле доверителя.
Представляется, что на законодательном уровне следует предусмотреть правило о том, что ходатайства защитника об изменении квалификации, о прекращении уголовного дела, а также иные ходатайства, касающиеся существа дела и принятия окончательного решения по уголовному делу, должны быть заявлены только в письменном виде и лишь с согласия подзащитного, о чем должна быть сделана отметка в самом ходатайстве.
литература
1. Бойков А., Карнеева Л. Об участии защитника на предварительном следствии // Советская юстиция. - 1970. - №18. - С.19-20.
2. Ведерников А. Права защитника на досудебных стадиях // Советская
юстиция. - 1990.- №16. - С.31-32.
3. Ветрила Е.В. Понятие правового статуса субъекта уголовно-процессуальных правоотношений // Государство и право в XXI веке. - 2015. - № 2. - С. 50-55.
4. Голодок А.А., Юрова К.И. Форма реализации права в теории права // В сборнике: Роль инноваций в трансформации современной науки. Сборник статей Международной научно-практической конференции. Ответственный редактор: Сукиасян Асатур Альбертович. - 2016. - С. 189-191.
5. Защитник семьи лидера кущевской банды Цапка говорит о его психической болезни и недоумевает в связи с отсутствием экспертизы [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.aferizm.ru/novost/2011/09/110927/110927-2-kuschevskaya-Tcapok.htm
6. Иванова И.А., Дружинина А.В. Адвокатура в системе защиты прав человека // Научная дискуссия: вопросы юриспруденции. - 2016. - № 5 (44). - С. 10-15.
7. Исаева Р.М. К вопросу бытия тайны следствия в российском уголовном процессе // Пробелы в российском законодательстве. - 2014. - № 2. - С. 242-244.
8. Камалова Г.Г. Анализ понятия и содержания тайны следствия // Вестник Удмуртского университета. Серия Экономика и право. - 2013. - № 2-1. - С. 156159.
9. Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 18 декабря 2014 г. N 19-АПУ14-38 (Извлечение) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации №10 от 28 октября 2015 года по уголовным делам. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.szrf.ru/doc.phtml?nb=edition03 &issid=2015010000&docid=21
10. Сплавская Н.В., Кулешова Л.В. Мораль как регулятор поведения государственных (муниципальных) служащих // В сборнике: Фундаментальные и прикладные науки сегодня Материалы VII международной научно-практической конференции. - 2016. - С. 225-227.
11. Стецовский Ю. О процессуальной самостоятельности адвоката-защитника // Советская юстиция. - 1966. - №16. - С.12-14.
12. Стецовский Ю. Ознакомление защитника с материалами дела // Советская юстиция. - 1973. - №4.- С.19-20.
13. Торянников А. Об осуществлении права обвиняемого на защиту // Советская юстиция. - 1982. - №121. - С.14-15.
14. Турин В. Первые шаги советской адвокатуры // Советская юстиция. -1962. - № 8. - С. 18.
15. Юрова К.И. Некоторые пути повышения эффективности реализации права // В сборнике: Современные научные достижения и инновационные технологии в гуманитарной и технической сферах материалы внутривузовской научно-практической конференции для преподавателей и аспирантов. Международный инновационный университет. - 2016. - С. 228-230.
