CC BY
94
ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 316.73
Людмила Борисовна Зубанова
Челябинская государственная академия культуры и искусств
АКТУАЛЬНАЯ МАРГИНАЛЬНОСТЬ ИЛИ НЕКУЛЬ ТУРНЫЙ ГЕРОЙ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬ ТУРЫ (ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ И ПРАКТИКИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ)
Основные теоретические и прикладные аспекты, представленные в данной статье, выполнены в рамках
программы грантов Президента РФ для государственной поддержки молодых российских ученых -МД-6764.2012.6 «Художественный потенциал Южного Урала: региональные тенденции развития культуры».
Данная статья посвящена осмыслению актуальности маргинального: пониманию основных причин популяризации маргинального начала в современной культуре и, как следствие, - в культурологических исследованиях концаХХачалаХХ!в.
Ключевые слова: маргинальность, актуальные исследования, повседневность, со— временная культура, культурология.
Долгое время в воззрениях на культуру присутствовал определенный ценностно-по— зитивный характер осмысления: культурный, в противовес бес-культурному, определял— с я, в целом, как более позитивный, а не просто не до конца социализированный индивид. Неслучайным представлялось и противопоставление культуры и цивилизации: как ду— ховно-душевного (культура) и технологически-бездушного (цивилизация) начал. Общая популярность тематики - «прогресс в культуре» и «культура как прогресс» - подчерки— вала осмысленную определенность социокультурного развития человечества (чем куль— турнее, тем прогрессивнее).
К середине XX века ситуация меняется. В культурологических воззрениях все чаще воз— никает тема диктата культуры, понимания ее в терминологии «несвободы», «тюрьмы», сверх-заорганизованности и чрезмерной регламентации. Субкультурные движения, ото— ждествляемые с идеей бунта против традиционно принятого порядка ценностей, абсурдист— ские воззрения как декларация утраты смысла, хаосология как отражение господствующей энтропии - всё это четкие симптомы забвения стабильно-разумного понимания культуры. Во многом подобную симптоматику отражает и общая дискредитация идеи разума и ра— циональности вследствие разрушительных возможностей его применения на практике, тот самый «кризис Просвещения», о котором говорилось еще в трудах философов Франкфурт— ской школы. Еще больший интерес к идее без-умия подкрепляется популярностью идей психоанализа, раскрывающего основы диалога с бессознательной сферой человека.
Особое развитие данные идеи получают в философии постмодернизма, который опре— деляется российским культурологом А. Я. Флиером как реакция на переизбыток культу— ры и ее установок, мешающих жить и чувствовать себя свободными [2. С. 448].
Постмодернистский призыв к деконструкции текста, по сути, протест против общего диктата социально заданной культурной нормы - нормы языка, норм сюжета, общих ху— дожественных эталонов. «Смерть автора» (по аналогии с ницшеанским «Бог умер!») - во многом может трактоваться и как отказ от идеи авторского созидающе-направляющего и регулирующего начала.
€) Л. Б. Зубанова, 2012
Постмодернистский посыл находит отклик и в современной художественной культу— ре, в полном смысле становящейся по мысли Пикассо «суммой разрушений», антиис— кусством и антихудожественным началом: ибо единству здесь противопоставляется рас— члененность, совершенству - эскизный набросок, законченности - экспериментальный этюд, обращенности к индивиду - уход от него (подтверждением чему может считаться распространенность слов с негативными приставками: антигерой, антироман, атональ— ная музыка, контркультура, неправильное кино, другое кино). В современной культуре происходит реабилитация всего маргинального, утверждается отсутствие жесткой оппо— зиции между высоким и низким.
Области маргинального придается самостоятельно-значимое место и в современной культурологии: она уже не рассматривается как зависимая по отношению к тем частям, «промежутком» или «обочиной» которых ранее являлась. Современный французский исследователь Жильбер Дюран вводит понятие «антропологический траект» (от лат. -- через, между; и франц. - бросать, кидать) - то есть «брошенное между». Антро— пологический траект - это придание самостоятельного онтологического статуса тому, что находится между - между субъектом и объектом, периферийным и центральным, эмоциональным и рациональным, внутренним и внешним, природой и культурой, про— шлым и будущим и т. д.
Легко можно заметить, что и тематика повседневности, находясь весьма долгое вре— мя в статусе маргинальной (необходимой лишь для наглядного противопоставления ос— новному предмету анализа) в последние годы становится одной из ведущих проблем научного осмысления. Можно говорить о том, что в современной культуре (равно как и в современной культурологии) актуализировалась сфера повседневно-бытовой экзистен— щи — концентрации внимания на событийности и придании значимости всему незначи— тельному в социальном существовании человека.
Особенно это заметно в использовании методов глубинных интервью, кейс-стади, наблюдениях, интерпретации «эго-документов», анализе социальной иконосферы, вни— мании к локальному и локальности как особому предмету анализа культурологов и т. д. Популярность микро-теорий и микрособытий четко проявлена в ряде авторских кон— цепций: «интеракция лицом к лицу» Джонатана Тернера; исследования «цепи ритуалов интеракции» Рэндола Коллинза, «культурная прагматика» Джефри Александера, этно— методология Гарольда Гарфинкеля, драматургический анализ Ирвинга Гофмана, фено— менологический подход А. ГЦюца, П. Бергера и Т. Лукмана,
Доминирование повседневной тематики легко заметить и в реальном бытовании со— временной культуры: популярности реалити-шоу на телевидении, живых журналов в ин— тернете, увеличении количества изданий, посвященных историям жизни людей.
По прогнозу А. Я. Флиера, сфера повседневного становится столь популярной по весь— ма прозаическим причинам - массовая культура с одной стороны, обеспечивала мощный приток людей в города (концепция X. Ортеги-и-Гассета), с другой - привела к тому, что в силу автоматизации производства на площадках жизнедеятельности появилось множе— ство «лишних людей». И поскольку сфера производства не может больше вмещать этих людей, они концентрируются в сфере культуры, и, прежде всего, культуры повседнев— ности. Некогда теневая сторона культуры становится все более видимой.
Оттолкнемся от этих положений - появление множества лишних людей и теневая сто— рона культуры. Вообще, тема лишнего человека весьма популярна в традициях русской культуры. Однако подобная нетипичность чаще всего оценивалась как характеристика некой метафизической выделенности субъекта, понималась как его выход за рамки при— вычно-обыденных представлений (симптоматично в этой связи название книги о россий— ской интеллигенции М. Гефтера «Маргиналы в Маргиналии»), Вновь обращаясь к хре— стоматийно закрепленной роли интеллигенции, укажем на одно важное обстоятельство
в ее определении - «прослойка» - промежуточность, дающая способность преодолевать ограниченность классового интереса, восходить к системе универсальной значимости, быть, по определению К. Мангейма «свободно парящей интеллигенцией».
Маргинально-диссонирующий характер героя наглядно демонстрируется русской классической литературой в теме лишнего человека - выпадающего за рамки привыч— ных структур, живущего в разрез с кодексом установленных обществом ценностно-нор— мативных предписаний. Здесь мы можем опереться на предложенный К. Касьяновой термин «культурного аутсайдерства», обозначающий особый слой «отщепенцев-интел— лектуалов»: «...можно сказать, что это люди, отважившиеся жить «своим умом» и по— падающие в ситуации, в которых они оказываются вынужденными совершать поступки, нередко получающие отрицательную оценку со стороны окружения. Люди, входящие в этот слой, к счастью не представляют собой совершенно «пустых сосудов», которые могут быть наполнены чем угодно. Именно в них заключается надежда общества, пере— живающего социальный кризис» [1. С. 17-18].
В подобных воззрениях маргинальность оценивалась, как правило, в позитивном ключе, а лишний субъект, таким образом, представал в качестве необходимого, выпол— няющего протестную функцию по отношению к официально закрепленной культуре (юродивые, скоморохи, отщепенцы от своих сословий - непохожие на привычных пред— ставителей класса), но несущие и манифестирующие особого рода Правду.
Однако современная культура, сняв все возможные основания цензуирования, выво— дя андеграунд на авансцену, лишила его тем самым сущностно-родовой функции теневого протеста, поставив под сомнение философию его назначения и ключевой смысл существования (что особенно наглядно проявилось на примере кризиса российской рок-
В результате сложилась следующая ситуация: традиционно маргинальные субъекты утратили свою значимость, а функция протеста как компенсаторной отдушины, столь необходимая для существования культуры, тем не менее, осталась. Свято место пусто... Но свято место пусто не бывает.
Так кто же приходит на освободившееся место? Это те, кто долгое время рассматри— вался как образец вне-культурного начала - фрики. Культурные фрики есть, в первую очередь, демонстрируемое воплощение неразумности и ущербности (физической, ум— ственной или морально-нравственной), вызов прежним ценностям антропоцентризма и гуманизма (воплощения человека как Венца Творения) и рациональности Нового време— ни (приравнивания культуры к разуму).
Безусловно, идея аморального героя всегда существовала в культуре, особенно полно воплотившись в ее мифологии и художественном наследии. Антрополог и этнолог Поль Раден акцентировал в исследовании мифологии важную фигуру трикстера - персонажа полубожественного, полуземного - аморального, но важного для обоснования многих мифов. В качестве наглядного примера можно вспомнить и образ «тени», проанализиро— ванный К.-Г. Юнгом; традицию литературно-художественного воплощения концепции «второго Я» как морально-нравственного раздвоения личности («Доктор Джекилл и ми— стер Хайд»),
Но именно в современной культуре идеям де-конструктивного и деструктивного на— чала придан особый вес и объем внимания (достаточно проанализировать содержание современной медийной сферы). Первый и наиболее известный сборник социальных за— рисовок «Культура Апокалипсиса» американского издательства «Звериный Дом» (созда— тель - социолог и журналист Адам Парфии) - стал обобщающим концептом для целого спектра исследований и подхлестнул интерес ко всему маргинальному - уродству, куль— турным фрикам, культурным идиотам. Впервые в 1932 г. вышел знаменитый фильм Тода Браунинга «Уроды» («Freaks») - где снимались физически и умственно неполноценные
люди. И далее - серия картин, где подобные герои («Человек-слон», «Форест Гамп», «Человек дождя») привлекают внимание публики. Ряд аналогичных примеров мы мо— жем найти и в российской художественной и медийной сфере: «Театр простодушных» Бориса Юхананова; душевнобольные персонажи фильма Карена Шахназарова «Палата № 6» и многие другие.
Один из наиболее популярных контркультурных герев современной литературы Вик— тор Манчини (Чак Поланик, «Удушье») озвучивает своеобразный манифест философии саморазрушения: «Пока не нашлось ничего, за что можно бороться, можно бороться и против чего-то».
Новая протестная функция культурного фрика - это в некотором роде бунт против перенысыщения цивилизации (сверхцивилизации), философии гламура (сверхглянец), господства мнимого и виртуального (дефицит подобной подлинности рождает восхищение реальными ребятами). Отсюда и популярность первого шоу «Последний герой» - дикари вне цивилизации. Идея подобного нового культурного варварства (альтер-социальные движения - хакеры, «пираты», фундаменталисты, скинхеды, гопники) - возвращает в культуру «грубую» функциональность вещей и действий, подрывая, основанный на производстве и циркуляции образов, режим глэм-капитализма и виртуальности. Вспом— ним в этой связи героев романа (или одноименного кинофильма) «Бойцовский клуб»: жизнь одноразовой цивилизации вещизма и философия разрушения своих привязанно— стей к физической энергии и собственности. В итоге - отсутствие настоящего чувства жизни и тоска по подлинности, которая воплощается через болевые ощущения, возвра— щению к до-цивилизации (подвал, бои без правил, пот, кровь, выбитые зубы и шрамы). Привлечение внимания Бога плохими делами - это лучше, чем отсутствие Его внимания.
Обратимся к некоторым культурологическим исследованиям, концентрирующим внимание на данном феномене.
П. Штомпка, концепция социальной травмы. Штомпка осуществил анализ социоло— гических теорий исторических изменений, представив три типа доминирующих в разные эпохи парадигм: характерная для теорий XIX века парадигма прогресса; парадигма кри— зиса, рост влияния которой приходится на середину XX века; парадигма травмы, актуа— лизирующаяся в конце XX столетия [3. С. 6]. Именно это состояние травмированности и может в некотором роде объяснять популярность подобных героев.
Гарольд Гарфинкель ввел концепцию «культурного идиота» как необходимого субъекта, олицетворяющего выход за социально нормированные (и заорганизованные) структуры. Такой субъект необходим для подчеркивания того, что участники социаль— ных процедур (например, суда), считающиеся номинально объективными, не могут освободить свое сознание от навязанных социальных значений, а потому привносят в решение вопроса опыт культурного багажа, несвободного от клише и предписаний. Тер— мин «культурный идиот» используется для обозначения абстрактной фигуры, свободной от влияния социальных нормативов.
Российский исследователь А. Дугин - концепция мифологии ноктюрна. Он исполь— зует методологию французского культуролога и антрополога Жильбера Дюрана с точки зрения социокультурной топики - базовой метафоры логос/мифос. Дюран разделил су— ществующие мифы на героические, драматические и мистические, которым свойствен— ны два типа сознания - дневное (режим диурна) и ночное (режим ноктюрна). Режим диурна связан с возрождением, с культом героев, воспеванием мужественности, вели— канов. Режим ноктюрна в большей мере обращен к историям о маленьких человечках, страшилках. И современная действительность постепенно отходит от диурна и стремит— ся к ноктюрну.
Таким образом, характерными особенностями современной культуры становится осо— бое «ослеразумное состояние культуры, при котором безумие декларируется как созна—
тельный отказ от разумно заданных культурных оснований, при котором гиперрацио— нальность оборачивается собственной противоположностью.
Список литературы
1. Касьянова, К. О русском национальном характере [Текст] / К. Касьянова. - М. : Академический проект ; Екатеринбург : Деловая книга, 2003. - 560 с. (Серия «Окна и зеркала»),
2. Флиер, А. Я. Культурология для культурологов : учеб. пособие для магистрантов и аспирантов, докторантов и соискателей, а также для преподавателей культурологии [ Текст] / А. Я. Флиер. - М. : Академический проект : Екатеринбург : Деловая книга, 2002. - 492 с.
3. Штомпка, П. Социальное изменение как травма [Текст] / П. Штомпка // Социс. -
