CC BY
14DOI 10.26105/SSPU.2020.41.56.012 УДК 821.161.1.09Айпин Е. ББК 83.3(2=665.1)6-8,444
А.Н. Семёнов АКСИОЛОГИЯ ВРЕМЕНИ В ПРОЗЕ Е. АЙПИНА
Статья посвящена характеристике ценностного аспекта категории времени в прозе выдающегося хантыйского писателя Еремея Айпина как одного из выразительных проявлений своеобразия его художественного мира, в основе которого народные представления о сущности и роли времени в жизни человека и мира. В статье представлено многообразие форм бытования категории времени, его понимания, интерпретации как самим писателем, так и его персонажами, предпринята попытка проанализировать, представить то, как трактовка сущности времени хантыйским народом стала частью художественного миросозерцания писателя, какое развитие поучила в его прозе. В статье раскрывается то, какую функцию выполняет время в художественном пространстве прозы писателя, какую ценность в связи с этим имеет и для него самого, и для его героев. В работе выдвинуто обосновано утверждение, согласно которому данная категория, понимание её сущности является одной из главных, определяющих для понимания картины мира, воплощённой и в конкретном художественном тексте, и в творчестве писателя в целом. А картина мира есть главный носитель мироощущения писателя, его взгляда на мир, его представлений о гармонии и дисгармонии этого мира.
Ключевые слова: художественный текст, время, ценность, рассказ, роман, картина мира.
A.N. Semenov THE AXIOLOGY of TIME IN E. AIPIN's PROSE
The article is devoted to the axiological aspect of the category of time in prose the outstanding Khanty writer Eremey Aipin as one of the most expressive manifestations of the originality of his artistic world, based on people's ideas about the nature and role of time in human life and the world. The article presents a variety of forms of existence of the category of time, its understanding, interpretation by both the writer and his characters.an attempt is made to analyze and present how the interpretation of the essence of time by the Khanty people became part of the writer's artistic worldview, what development it taught in his prose. The article reveals what function time performs in the artistic space of the writer's prose, what value it has for him and for his characters in this regard. In the work of the extended assertion according to which this category, understanding its nature is one of the main determinants for the understanding of the world picture embodied in a particular literary text, and the writer in General. And the picture of the world is the main carrier of the writer's worldview, his view of the world, his ideas about the harmony and disharmony of this world.
Key words: artistic text, time, value, story, novel, picture of the world. Введение
Время, особенно если речь идёт о художественном произведении, -категория философская, не подчиняющаяся тому чисто рационалистическому его истолкованию, которое дал Аристотель в «Политике»: «Время есть число движения по отношению к предыдущему и последующему» [2, с. 639]. Движение времени, изменение, переход из одного состояния
в другое, как определяющие его свойства, представленные художественным текстом, не могут быть противопоставлены неподвижности, неизменчивости, непереходимости. Последнее является частью бытового понимания времени, в котором нет места той силе, которая способна сделать время неподвижным, изменчивым, переходимым, способным обернуться вспять.
Однако такая возможность была обнаружена, одним из первых нашёл путь преодоления неизменности течения времени, его непереходимости в мировой философской мысли Марк Аврелий: «Время человеческой жизни - миг; её сущность - вечное течение; ощущение смутно; строение всего тела бренно; душа загадочна; слава недостоверна... жизнь -борьба и странствия по чужбине; посмертная слава - забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии» [1].
Развивая мысль античного философа, можно добавить, что и художественный текст, как своеобразное философское видение человека и мира способен замедлять и ускорять движение времени, останавливать и поворачивать его вспять. Художественный текст обладает способностью утверждать «множественность» времени, не рассматривая его как универсальную характеристику бытия, а видя в нём множественность несводимых друг к другу времён с доминированием в каждом из них в отдельности физического или психологического, социального или исторического начал.
Не углубляясь в философское понимание «множественности» времени, остановимся на том, что произведения художественной литературы являются не просто лучшим доказательством, свидетельством, но и носителем такой «множественности» времени. Именно для художественной литературы свойственно «множественное» переживание времени, которое в пределах одного текста может «спешить» и «медлить», «бежать» и «скакать», и «остановиться», и даже «поворачивать» вспять. Время в художественном тексте наделяется свойствами, противопоставленными общепринятым его свойствам: оно может «радоваться» и «грустить», «надсмехаться» и «грозить», «уносить» надежды и радость...
Последнее объясняет то, почему для писателей так важна приоритетность времени в художественном мире. Борис Пастернак, например, отвечая на анкету немецкого журнала «Магнум», дал такое определение человеку: «...человек не поселенец какой-то географической точки. Годы и столетия - вот что служит ему местностью, страной, пространством. Он обитатель времени» [8, с. 292]. Художественная литература имеет широкий спектр средств изображения времени. Уже в «Поэтике» Аристотеля встречается упоминание о способах выражения категории времени в тексте: «Так, [слова] "человек" или "белый" не означают времени, а "идёт" или "пришёл" означают сверх всего настоящее время или прошедшее <...>» [4, с. 668]. Не имея цели представить всё многообразие возможных средств изображения времени в художественной литературе, остановимся на том, что и аксиологические начала его бытования в художественном тексте представляют собой богатую и разнообразную картину. Свидетельством этому утверждению может служить проза Ере-мея Айпина.
Цель
В статье представлено многообразие бытования категории времени, его понимания, интерпретации как самим писателем, так и его персонажами, предпринята попытка проанализировать, представить то, как трактовка сущности времени хантыйским народом стала частью художественного миросозерцания писателя, какое развитие получила в его прозе.
Материалы и методы
Материалом для статьи послужила проза хантыйского писателя Еремея Даниловича Айпина, а также изначальные представления мыслителей античности о том, что такое время без подробного анализа развития представлений об этой категории в мировой и отечественной науке. В анализе конкретных художественных текстов последовательно реализуются возможности культурно-исторического и семиотического подходов.
Результаты и обсуждение результатов
Ценность времени для героев прозы югорского писателя изначально определяется тем, что оно даёт возможность планировать свою жизнь и в пределах коротких промежутков (час, день, сутки), и на дальнюю перспективу (годы, десятилетия). И обращаются при этом герои к тем средствам определения времен, которые им более сподручны или близки. Так дед Ефрем из рассказа «Медвежье горе» (1978), пытаясь определиться во времени, «отыскал на небе Большую Медведицу, прикинул время» [2, с. 8].
А герой рассказа «Последний рейс» (1972) обращается к временному обозначению преступления браконьеров, отмечая тот же самый промежуток времени: «В прошлую осень, в это же время, когда только начался гон, там он наткнулся случайно на два оленьих трупа.» [2, с. 15]. Без таких обозначений, точек времени, которые можно отметить по положению Большой Медведицы или по началу гона осенью, человек потерялся бы в потоке событий, перестал бы ориентироваться в том, что происходит с ним и вокруг него.
Человек прозы Еремея Айпина хорошо понимает, что ценность во многом заключается в том, что время для каких-то событий (узнавания, открытия, находки и потери, разочарования и т.п.) приходит в свой, нужный момент: всё приходит в соответствии с единым законом, как для героев рассказа «Божье Послание» (1991) «пришло время вечернего чая» [2, с. 121]. Или «как раз это время выпаса сейчас наступило» [2, с. 127] в рассказе «Русский Лекарь» (1995). В этом же рассказе есть упоминание о делах, время для которых никогда не настанет в силу их бессмысленности для человека, живущего своими повседневными заботами: «- Клуб у нас называют "Дом пляски". Когда мне там плясать?! Когда в посёлок раз в год приезжаю? Или у охотников и рыбаков есть время там плясать? Лучше бы что-нибудь более дельное придумали. Пусть сами там пляшут» [2, с. 148].
И это принципиально важно - для всего приходит своё время, свой момент открытия или познания, радости и разочарования, словно бы время индивидуально подходит к каждому живущему даже в одном пространстве. Однако может и вовсе не прийти за ненужностью. В рассказе «Волки» (1975) случается так, что таёжные хищники «всех разогнали
по деревьям». Загнали волки на дерево и Деда, которому «крепко досадили... на старости лет. Даже спокойно умереть не дадут. Вот времена-то пошли» [2, с. 20]. А другая героиня этого рассказа, учительница Еган-ской школы Александра Петровна, знала о волках, но «читала о них только в книгах. Теперь же пришло время поближе узнать их» [2, с. 21].
Всё надо делать вовремя, особенно, если «опустить курок» («В урмане», 1977), «спасаться сильному», проснуться «как раз в намеченный срок» («Конец рода Лагермов», 1983). Особенно выразительно мысль о своевременности поступков, необходимости успевать выражена в рассказе «Божье Послание», когда Липецкий рассказывает о том, «как со своими солдатами ходил спасать царскую семью сначала в Тобольск-город, потом в Катерины-Царицы-город. Да всё не успевал вовремя, всё опаздывал. И поэтому в их ужасной смерти он до конца жизни винил и себя.
- В любом случае тебе, Липецкий, придётся держать ответ, - говорят красные.
- Придётся, но не перед вами, - отвечал Липецкий.» [2, с. 114].
Когда дело касается обзаведения семьёй, например, дед Никита
из романа «Ханты, или Звезда Утренней Зари» (1990) уверен в том, что и здесь «главное - вовремя увидеть. Не упустить...» [3, II, с. 48].
Ценность понимания героями Еремея Айпина непреложности закона, по которому «всему своё время, и время всякой вещи под небом», заключается в умении ждать или приближать приход «всякой вещ», осознавать её своевременность. Загнанный на дерево Охотник в рассказе «Волки» чувствовал, как «его тело раздирали три волкоподобных», - голод, холод и жажда. Они и так сильно нападали на Охотника, что «он терял ощущение времени и чудом удерживался на дереве. Всё смешалось в его сознании. То ли он всё делал наяву, то ли во сне». Однако он удержался, в том числе и потому, что «время шло своим чередом» [2, с. 24], и настало время действовать - спускаться на землю и идти на беспощадную, безумную стаю, даже если ему это всё «привиделось», и он оказался в другом времени, скорее всего времени не яви, а сна: «В сумерках, на вечерней заре, спустился на землю и пошёл на стаю. А ему привиделось...
Ему привиделось, как раскачавшись, на макушке тонкой берёзы опустился на крышу домика-зимовья. Как сорвал замшелую доску и пробрался в сени, а оттуда в избушку. Как сдёрнул со стены двустволку и распахнул тяжёлую сосновую дверь.
Он шёл на стаю. А ему привиделось, как он поднял ружьё, и как предночные сумерки рванули два огненных язычка, почти одновременно выскочившие из ружейных стволов. Как стая взвилась в воздух и растворилась в густо нахлынувшей тьме.
Охотник шёл на стаю» [2, с. 25].
Герой романа «Ханты, или Звезда Утренней Зари» Демьян на предложение жены не отправляться в путь именно сегодня обосновывает такую необходимость тем, что знает, когда в его родных местах приходит время тех или иных климатических явлений: «<...> Поеду... Сколько откладывать? Вдруг снега пойдут, дороги занесёт...
- Да, дороги занесёт - оленям тяжело будет! - согласилась жена. -Что же, езжай.
- После холодов потеплеет - и бураны начнутся, - проговорил Демьян. - Их время подойдёт, время буранов...» [3, II, с. 14].
Знание того, когда приходит время «всякой вещи под небом» уберегает таёжного человека от неверных, необдуманных, могущих иметь тяжёлые последствия поступков, действий. Поэтому такой человек хорошо знает, когда наступает и когда кончается «время охоты», когда приходит время сбора ягод, когда открывается возможность поездок и когда таковой нет.
Разное понимание ценности времени героями в прозе Еремея Ай-пина выполняет роль их характеристики. Буровой мастер Фёдор Петрович (рассказ «В урмане») не может без задорного оптимизма говорить современности и особенно («мечтательно»!) о том, что ещё будет: «- Вре-ме-на-а!.. Вот откроем на этой площади нефть - ещё одно месторождение будет. И это всё на твоей земле, батя. Предки твои ходили по тайге и не знали, что у них под ногами такие сокровища!» [2, с. 31] На вопрос Коски о том, где в будущем охотиться, если нефтяники разгонят «всех рыб-зверей», Фёдор Петрович радостно заявляет, что «искусственные меха пойдут, из нефти», а сегодняшнюю тягу людей к «шкуркам из тайги» объясняет просто: «. У каждого времени свои дела, свои люди» [2, с. 32]. Он очень хотел бы видеть в Коске понимающего единомышленника: «.Попытайся всё-таки понять наше нефтяное время!» Однако критик этого «нефтяного» времени неумолим: «. Неопределённо хмыкнул, понизив голос:
- Скажи правду, Петрович, - от нефти пропадет рыба? - Стараемся, чтоб не пропала... Не думай, что ты один о природе печёшься...» [2, с. 32].
Процитированный эпизод значим не только в пределах одного рассказа, но и в пределах прозы писателя и даже шире того. В 1977 году, когда рассказ был опубликован в журнале «Сибирские огни», настоятельно необходимо было вспомнить предупреждение Антона Павловича Чехова: «Сколько погибло цивилизаций и великолепных произведений искусства, потому что в своё время не было хороших критиков» [9, с. 112].
А писатель Еремей Айпин искал такого критика в своём времени и находил, вот только слушать и слышать его критика не захотели, а писатель рубежа Х1Х-ХХ века оказался прав относительно гибели цивилизации.
Казалось бы, о какой ценности времени может идти речь, когда герои рассказа «Конец рода Лагермов» пришли к выводу: «Время безжалостно и жестоко, как и судьба. Они остались с тем же, с чем встретились полвека назад. Только тогда им было по двадцать и всё было впереди, а теперь по семьдесят и всё, всё уже позади» [2, с. 43]. Однако именно такое видение времени, понимание его характера заставляет человека думать о будущем: люди, которые не ценят время, которые оказались неспособными наполнить его настоящим семейным содержанием, и через полвека остаются с теми же, какими были в момент своей встречи. Время в таком случае безжалостно. Оно в принципе не может быть каким-то неизменным. Время способно приходить и уходить, ждать, в рассказе «Русский лекарь» «время не терпит» [2, с. 154], и поэтому надо скорее собираться в путь.
Человек, знающий цену времени, способный осознавать своё место, свои цели в его движении, словно бы застрахован от неверных поступков, от того, чтобы жизнь не пошла «вперекос». Можно сказать, что цен-
ность времени в прозе Еремея Айпина во многом определяется тем, что оно выступает в качестве действенной силы. Так героиня рассказа «Время дождей» (1995) в какой-то момент осознала, что «время повело её куда-то вперекос, не туда, куда ей надо было» [2, с. 79].
Человек обязан понимать, осознавать, куда ведёт его время, какие времена подходят для одних дел и какие для других, ориентироваться в том, когда наступает время собирать камни и время разбрасывать их. Об этом предупреждал в своё время ещё Августин Блаженный: «<...> В течение того ж самого дня одним и тем же делом сейчас можно заниматься, а через час уже нельзя; в той же самой усадьбе в одном углу разрешено и приказано делать то, что в другом справедливо запрещено и подлежит наказанию. Значит, правда бывает разной и меняется? Нет, но время, которым она управляет, протекает разно: это ведь время» [6, с. 35-36].
Приведённое толкование времени, проясняющее в том числе и возможности изменчивости/неизменности правды, есть развитие идей Книги Екклезиаста. В этих словах заложена возможность разрешения противоречия, между временем живой природы и временем «нефтяным» (рассказ «В урмане»). И в них же - выяснение того, в чём главная ошибка героев рассказа «Конец рода Лагермов», которые не смогли сделать в нужное время то, что необходимо было сделать.
В этом рассказе, как и в других произведениях писателя, есть выразительный пример справедливости мысли, согласно которой гармония в этом мире сохраняется во многом благодаря тому, что события в нём происходят в нужное время: «Когда солнце выбралось на верхушки хмурых елок, Маремьян сделал первый привал. После кружки крепкого чая покормил собаку. Затем натянул полог в тени, в нескольких шагах от солнечных лучей, и задремал. Солнце разбудило его вовремя, как раз в намеченный срок.» [2, с. 44]. По этому же закону герой рассказа замечает, как в намеченный срок «усталое солнце» начинает «медленно падать за горизонт», «на мохнатых лапах елей» застревают «последние гаснущие лучи», ещё немного - «провалится солнце за лес - настанет время хищников» [2, с. 45].
Отношение героев прозы Еремея Айпина ко времени как ценности проявляется и в том, что они обладают способностью определять конец одних и начало других времён, отмечать начала и окончания значимых этапов. Герой рассказа «Клятвопреступник» (1995) знает, когда можно усмехнуться и сказать резко: « - Баста, шабаш - кончается твоё время, комсарик!..» [2, с. 95] И это были не слова, сказанные сгоряча или наугад, это было «открытие», которым «тешил себя Копылов: в селе первым пророчески подметил, что "комиссарьево время" пошло на убыль. Пошло на убыль одновременно с двух концов - сверху и снизу.» [2, с. 96].
Время как нечто материальное и живое (и об этом обязан помнить человек!) может прибавляться, может «идти на убыль», и при этом всегда срабатывает закон прихода всего в своё нужное время. Оно словно бы само указывает человеку на необходимость каких-то действия, поступков. К примеру, в рассказе «Русский Лекарь» есть момент, когда в пути «давно настало время большого привала» [2, с. 155], словно бы не путники решают вопрос об остановке на отдых, а к этому решению приходит
само время. В том же рассказе Лекарь уезжает опять-таки словно бы и не по своей воле, а тогда, когда «настало время - и он попрощался со всеми и уехал, оставив след не только на наших пастбищах, но и в моём сердце...» [2, с. 164].
В рассказе «Во тьме» (1995) этот закон прихода всего в своё время отмечен тем, что «поспела брусника и настало время выездов на ягодники» [2, с. 70]. Рассказ примечателен ещё и тем, что в нём автор воспроизводит исконно народный календарь: «Поздней осенью в конце Луны Нереста.» [2, с. 70]. Значимость этой детали в том, что она показывает, как отмечалось, номинировалось время в календаре ханты. И дело тут не только в том, что, основой в нём являются небесные луны, важнее другое. Хантыйский календарь фиксировал важнейшие события в природе, имеющие непосредственное отношение к жизни и трудовой деятельности человека, к тому, как он добывал себе средства выживания в условиях таёжной жизни. В традициях такого обозначения времени назван рассказ «Время дождей», и в его начале есть соответствующее упоминание о том, что героиня Вера не помнила, «когда продырявилось небо и наступило время кислой воды» [2, с. 74]. Календарный промежуток, обозначенный как «время кислой воды» - это авторское развитие традиционных для ханты календарных обозначений. А в романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари» и новые времена, когда, «пришла новая беда», обозначаются героями в той же традиции: «Настало время Кровавого Глаза» [3, II, с. 64].
Время было настолько трагически значительным, что автор снова обращается к его обозначению, но уже с характеристикой: «Настало время Кровавого Глаза - самеринское время. По всей округе трудно отыскать семью, которой не коснулось бы это время - бессмысленное и чёрное.» [3, II, с. 64]. Одна из главных ценностей времени для человека заключается в его способности лечить и не только человеческие боли и раны. Герой рассказа «Конец рода Лагермов» Маремьян, видя, как «пуля шмякнулась о ствол. дерева», и «кедр брызнул янтарно-чистыми слезами» обращается к нему с уверением: «Время излечит тебя, Кедр!» [2, с. 45].
Ценность времени сказывается в его способности к излечению, чему, как это не парадоксально, на первый взгляд, не мешает даже его разрушительный характер: всё зависит от конкретной ситуации; от того, что необходимо разрушать времени, оно может быть полезным, благотворным. В рассказе «Клятвопреступник» герой наблюдает за таким разрушением: «А Копылову уже виделся конец комиссара: время незаметно разрушало подгнившую оградку на Комиссаровой могиле, выравнивало её с землёй. Был комиссар - не стало комиссара, нет даже останков. Он понадеялся вырвать комиссара из людской памяти с помощью безжалостного времени и тем самым как бы исполнить свою клятву и зажить спокойно.» [2, с. 92-93]. Способность времени «незаметно» разрушать в данном случае и есть его то полезное, благотворное, качественно ценное для человека.
Однако время способно жестоко обманывать сознание героя, играть с ним в игры, выходящие за пределы разумного сознания. Когда комиссар в рассказе «Клятвопреступник» «притащился» «за своей третьей, последней погибелью», то Копылов отметил: «Время нисколько не тро-
нуло его: всё такой же молодой и бессмысленно беспощадный, каким запомнился сельчанам в двадцатые.» Однако это был уже не столько комиссар, сколько бес, который «не хочет. оставить землю в покое.» [2, с. 99].
Время у Айпина в пределах создаваемой им реальности оказывается способным на обратное. О герое, находящемся «на пороге в другую жизнь», мы узнаём, что «он отдал этой земле цвет и блеск своих глаз, жар костра своей души, тепло своего дыхания, когда время сделало его сухим и лёгким, как травинка.» [2, с. 172].
При этом время может оказываться бессильным не только во сне или в умозрительных упражнениях сознания человека, не теряя при этом своей ценности, а скорее наоборот. Герой-повествователь рассказе «Осень в твоём городе» (1995) признаётся в том, что для него самого было странным то, что «время оказалось бессильным пред моим чувством к Тебе. Твоё божественное имя живёт во мне, и я это имя не доверю никому...» [2, с. 171].
Бессильным оказывается время и в том, чтобы уничтожить следы Вознесения Человека в романе «Ханты, или Звезда Утренней Зари»: «. Время оказалось бессильным - не так-то просто превратить в труху, в древесную пыль лиственничную нарту, что осталась в назидание потомкам: чтобы не брали в дальний путь ничего лишнего и нечистого, чтобы все дела и помыслы в дороге, называемой жизнью, были бескорыстными и чистыми, чтобы следующим поколениям проложили ничем не запятнанный след... Разве не в этом смысл земной жизни?..» [3, II, с. 10].
В рассказе «Лебединая песня» (1978) героиня, видя, как «лебеди заслонили собой весь мир», приходит к тому, что пытается оспорить аристотелево утверждение, согласно которому время - это движение от предыдущего к последующему, ощутив, что «может быть, остановишь мгновение. Остановишь время, остановишь плавное течение времени... » [2, с. 54].
Для героев прозы Еремея Айпина особой ценностью зачастую обладает время прошедшее, которое выглядит более гармоничным, более привлекательным, нежели настоящее. Писатель обращается к извечной проблеме существования человека и человечества, когда прошлое выглядит золотым веком по сравнению с настоящим, а тем более с предполагаемым будущим. О чём, к примеру, писал Гесиод в поэме «Труды и дни» (вероятно VIII в. до н. э.):
В прежнее время людей племена на земле обитали,
Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы,
Ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных... [6].
Гораций почти через 7 столетий, делая более упор на нравственных началах, задавал вопрос и сам на него отвечал:
Чего не портит пагубный бег времен?
Ведь хуже дедов наши родители,
Мы хуже их, а наши будут
Дети и внуки ещё порочней... [7].
Демьян (роман «Ханты, или Звезда Утренней Зари») размышляет о том, как постоянно растут цены на оленей («новый снег - новые цены»), так растут, что купить становится всё сложнее, а «олень не только
транспорт, но и пища и одежда. Не одно столетие он возил, кормил и одевал род Медведя, Бобра, Лося и многих других. И вот пришло время -хоть "кулаки свои заправляй". И было бы где взять оленя! Будет и на что купить, да не купишь - вот в чём всё дело!» [3, II, с. 45]. Новые времена, в том числе новыми ценами разрушают то, что складывалось столетиям, что служило основой жизни, лишают его того, что возило, кормило и одевало северного человека.
Поэтому Демьян, возвращаясь к прошлому времени, неизменно видит в нём гармонию, как он её понимает: «Теперь ему казалось, что было время, когда он ни о чём не думал, кроме охоты и рыбалки. И жили на земле и в душе мир и покой. Во всяком случае, так ему казалось, так думалось...» [3, II, с. 23]. А в новые времена вроде бы всё идёт как было всегда: «Уходило лето, приходила осень. Уходила зима, приходила весна. Все шло своим чередом - промышляй зверя и лови рыбу.» [3, II, с. 23].
Однако появились «на нижнем севере, на реке Ватьёган» новые люди, занятые строительством железной дороги, ради неё они «переворачивают песчаные боры, засыпают болота, делают мосты на больших и малых реках». И на востоке также появились свои строители, которые «на угодьях рода Казамкиных зарывают в землю толстую чёрную трубу. По ней будет ходить горячий чёрный жир этой тайги». Прошлое не даёт покоя Демьяну: «Сколько лет тут жил, жил и был уверен, что, кроме зверя и птицы, ничего нет на этой земле.» [3, II, с. 23-24]. А в новом времени надо найти своё место, чтобы не чувствовать себя чужаком на своей земле, а даётся это очень трудно, потому что новые люди, пришедшие с новыми временами, словно бы и не нуждаются в таких, как Демьян.
В начале рассказа «Клятвопреступник» отмечено: «Было время, крепко стояли Копыловы на этом острове.» [2, с. 82]. Прошедшее время было ценно для семьи, прежде всего тем, что в начале века дед Корней Копылов мог было поставить, пусть небольшую, «но на совесть» срубленную церквушку, в которой по праву занимал «почётное место во время праздничной службы, а в будни ходил сюда отмаливать свои земные грехи» [2, с. 84-85]. Прошлое выигрывает по сравнению с настоящим, в котором «времена жёсткие настали, пикнуть не моги, за дедовские дела могут привлечь к ответу» [2, с. 91].
Может быть поэтому в пространстве прозы Еремея Айпина время как-то не торопливо, если не медлительно. Оно, в восприятии героев, способно даже останавливаться. Так воспринимает его Ефим (роман «Ханты, или Звезда Утренней Зари»), когда «он осатанел от ярости - сами собой сжались кулаки, отяжелели свинцово и ноги понесли его к танку.
И время остановилось» [3, II, с. 63].
Однако чаще всего проза Еремея Айпина воспроизводит движение времени как медленное, не соответствующее желаниям и стремлениям героев, среди которых, например, герой рассказа «Клятвопреступник», сожалеющий о том, что «больно медленно убывает "комиссарьево время"» [2, с. 97]. Герой-повествователь рассказа «Божье Послание» безо всяких сожалений констатирует тот факт, что «неторопливо шло время». И в этом рассказе нам снова удаётся увидеть, приблизиться к своеобразию представлений хантыйского народа о календаре, когда тот же герой замечает: «Нарождались и умирали небесные Луны» [2, с. 109].
Однако представление о том, что проза Еремея Айпина создаёт исключительно образ прошедшего времени как золотого века, не может считаться справедливым. Прошлое в этом художественном пространстве наполнено своими историческими и индивидуальными трагедиями. Герои рассказа «Божье Послание» помнят прошлое, когда «накатили лихие лета. Остяки вышли из повиновения и поднялись на красных. И красные поднялись на остяков», как «война на нашу землю пришла.
И кто был пулей убит.
Кто был огненным камнем разорван.
Кто был холодом заморожен.
Кто был лиственничной дубиной-колотушкой забит.
Кто был в камере-темнице истерзан.
Ни один до тюрьмы-лагеря не дожил...
Прошло, прокатилось лихое время...» [2, с. 118].
Один из самых значительных выводов относительно времени связан в прозе Еремея Айпина с героем по имени Седой из романа «Ханты, или Звезда Утренней Зари». Посетившие его дом люди, по замечанию автора, «задумывались об истинном назначении человека на земле, о далёком и недалёком прошлом, о дне сегодняшнем, о будущем. Без прошлого, пусть даже и печального и неприглядного, и без будущего, быть может, и туманного, но привлекательного, человек не может постичь себя, не может постичь своё время, свою эпоху.
Человек должен находить себя...» [3, II, с. 58].
Находить себя во времени, то есть в том, что само по себе уже представляет ценность - не такая простая задача, можно в этих поисках стать его придатком. Это хорошо понимает герой романа «Ханты, или Звезда Утренней Зари», наблюдающий за тем, чьим прозвищем назван целый период времени: «Старый Пётр-старик понимал умом, что главное не в Кровавом Глазе. Тот просто является слепым придатком времени. Всё дело во времени. Кто-то упустил из рук время. И это время встряхнуло тёмные силы человеческих душ - и пошло! И поехало!..» [3, II, с. 70].
Получается, и не только в представлении названного героя, что время принадлежит кому-то, какому-то высшему сознанию, которое держит его в руках, но может и упустить. И тогда время как ценность оборачивается как испытание, как проверка того, насколько живущие способны противостоять «тёмным силам человеческих душ», выстоять против них.
И герои, и сам писатель хорошо осознают, что диалектическая ценность времени ещё и в другом: «Но время преходяще. На смену одному году приходит другой год. И на землю ступает новое поколение, которое всегда чуть-чуть человечнее, чем предыдущее, - и всё начинает и продолжает по-своему. И может быть, всё делает чуть-чуть лучше, разумнее, чем ушедшее поколение. И возможно, на этом и держится жизнь земли и жизнь Вселенной. Во всяком случае, как показалось старому охотнику, на этом держалась жизнь его рода и всех окружающих людей» [3, II, с. 70].
Выводы
Так проза Еремея Айпина развивает понимание времени, как время преходяще. И это понимание, при всех сложностях, противоречиях и даже трагедиях жизни, окрашено у писателя оптимистическим началом, выразившимся в том, как верит его герой в то, что каждое новое поколение -лучше предыдущего, вступая в спор с Гесиодом и Горацием, о которых, по всей вероятности, и не слыхал. И главное - на этой идее поступательной смены одного поколения другим, по мнению старого охотника и его автора, держится жизнь рода, земли, Вселенной.
Литература
1. Аврелий М. Наедине с собой. Режим доступа: https://www.litmir.me/br/?b=665443&p=1 (дата обращения: 12.05.2020).
2. Айпин Е.Д. Клятвопреступник. Избранное: Роман и рассказы. М.: Русло, 1993. 423 с.
3. Айпин Е. Собр. соч.: в 4 т. СПб.: Амфора, 2014.
4. Аристотель. Политика // Аристотель. Соч.: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. С. 375-644.
5. Блаженный Августин. Исповедь / Пер. М.Е. Сергеенко. СПб.: Наука, 2013. 373 с.
6. Гесиод. Труды и дни // Библиотека зарубежной литературы. Сборник. СПб.: Triada, [2004]. Режим доступа: https://litmy.ru/knigi/belletristika/206712-biblioteka-zarubezhnoy-literatury-sbornik.html (дата обращения: 15.05.2020).
7. Гораций Флакк. К Каллиопе. Режим доступа: https://thelib.ru/books/goraciy/sochineniya-read-4.html (дата обращения: 05.06.2020).
8. Пастернак Б.Л. Об искусстве: «Охранная грамота» и заметки о художественном творчестве. М.: Искусство, 1990. 399 с.
9. Чехов М.П. Вокруг Чехова. Встречи и впечатления. Изд. 4-е, испр. и доп. Моск. рабочий, 1964. 304 с.
References
1. Avrelij M. Naedine s soboj [Alone with yourself]. Rezhim dostupa: https://www. litmir.me/ br/?b=665443&p=1 (data obrashheniya: 12.05.2020).
2. Ajpin E.D. Klyatvoprestupnik. Izbrannoe: Roman i rasskazy'[A Perjurer. Selected: novel and stories]. M.: Ruslo, 1993. 423 s. (In Russian)
3. Ajpin E. Sobr. soch.: v 4 t. [Collected works: in 4 volumes]. SPb.: Amfora, 2014 (In Russian).
4. Aristotel'. Politika [Politics] // AristoteP. Soch.: v 4 t. T. 4. M.: Mysl\ 1984. S. 375-644 (In Russian).
5. Blazhenny'j Avgustin. Ispoved' [Confessions] / Per. M.E. Sergeenko. SPb.: Nauka, 2013. 373 s. (In Russian).
6. Gesiod. Trudy' i dni [Works and days] // Biblioteka zarubezhnoj literatury\ Sbornik. SPb.: Triada, [2004]. Rezhim dostupa: https://litmy.ru/knigi/belletristika/206712-biblioteka-zarubezhnoy-literatury-sbornik.html (data obrashheniya: 15.05.2020) (In Russian).
7. Goracij Flakk. K Kalliope [To Calliope]. Rezhim dostupa: https://thelib.ru/books/goraciy/ sochineniya-read-4.html (data obrashheniya: 05.06.2020) (In Russian).
8. Pasternak B.L. Ob iskusstve: «Oxrannaya gramota» i zametki o xudozhestvennom tvor-chestve [About art: «Certificate of protection» and notes on artistic creativity]. M.: Iskusstvo, 1990. 399 s. (In Russian).
9. Chexov M.P. Vokrug Chexova. Vstrechi i vpechatleniya [Around Chekhov. Meetings and impressions]. Izd. 4-e, ispr. i dop. Mosk. rabochij, 1964. 304 s. (In Russian).
