CC BY
118
ЭКОНОМИКА И ОБЩЕСТВО
УДК: 32.019.5 Б01: 10.24411/2071-6435-2018-10012
Аксиологический подход в теории экономического развития
В статье обосновывается методологическая целесообразность обращения к аксиологическому подходу и категории ценностей при анализе глобальных экономических процессов. Кризисная ситуация в современной мировой экономике раскрывается автором как, прежде всего, кризис ценностный и антропологический. Доказывается факт мировоззренческо-ценностных оснований генезиса хозяйственных систем в истории мировой экономики. Проводится мысль о возможности экономического развития при опоре на различные аксиологические фундаменты. Делается вывод о программирующем воздействии современной экономической системы на человека в направлении его нравственной деградации. Выдвигаются проектные предложения к формированию новой модели экономики, опирающейся на философию солида-ризационного развития человечества. Методологический выход из создавшегося тупика обнаруживается в восстановлении приоритетности ценностей и целей по отношению к экономической и финансовой деятельности.
Ключевые слова: ценности, экономика, кризис, развитие, методология, однополярность, факторы, человек
Вручение Нобелевской премии является, как известно, не только признанием заслуг конкретного ученого, но и поддержкой связываемого с ним и считающегося перспективным научного направления. Что может в этом отношении означать присуждение премии памяти Альфреда Нобеля в 2017 году за исследования в сфере поведенческой экономики Ричарду Талеру? Талеровские исследования методологически подрывают сложившуюся систему экономического нарратива в рамках «Экономикс», и тем показательней поддержка, оказанная Нобелевским комитетом именно этому альтернативному направлению. Талер в факторный перечень принятия экономических решений включает помимо рациональных соображений финансового свойства (он пишет об ограниченной рациональности), психологические установки человека, его социальные предпочтения, ценности. Важное место в поведенческой экономике отводится им пониманию справедливости — понятию, которое, казалось бы, после обрушения СССР было вытеснено из обществоведческого дискурса [14, 15].
Присуждение Нобелевской премии по экономике за
© В. И. Якунин, 2018
В. И. Якунин
обнаружение гуманитарной природы принятия экономических решений происходит уже вторично. Первый раз за разработки в этом направлении премии был удостоен в 2002 году американо-израильский ученый Даниэл Канеман. Тот факт, что нобелевскую награду вручили не экономисту, а профессиональному психологу само по себе указывает на запрос преодоления собственно экономических рамок в понимании развития экономики [7].
Когда в 2008 году разразился мировой экономический кризис, обнаружилось, что доминирующие теории экономики не могут дать адекватного объяснения причинных оснований кризисных процессов. Современная теория экономики, представленная в версии «Экономикс», не могла дать таких объяснений, поскольку не работает с феноменологией кризиса, рассматривая в качестве априорной модели некризисный тип неограниченного экономического роста [11]. С кризисами работала «Политэкономия», но она сегодня оказалась фактически вытеснена на периферию экономического дискурса. Политэкономия видела природу кризиса в самом социальном типе организации общества [3]. И сегодня выделяемые в рамках политэкономии факторы кризиса, такие как социальное расслоение, установка на неограниченный рост сверхдоходов крупного капитала, по-прежнему актуальны. Но и политэкономического анализа оказывается недостаточно. Пришедшее понимание, что кризис является не просто кризисом финансов и кризисом экономики, а кризисом системы, включающим всю совокупность институтов, нуждается в следующем шаге осмысления. Кризис системы в своей сущности является кризисом человека и разделяемых им ценностей, то есть кризисом аксиологическим и антропологическим. Очевидно, что если новые поколения молодежи категорически не желают трудиться, и этика труда оказывается совершенно девальвирована, то даже при качественно выстроенных институтах некризисное развитие экономики невозможно. Экономика, надо напомнить тривиальную истину, основывается не на деньгах, которые сами есть один из производных элементов, а на труде. И если труд изъять из экономики и подменить его некими биржевыми процессами, обрушение такой системы рано или поздно произойдет непременно.
Необходим методологический пересмотр не только теории экономики, но и других обществоведческих наук, суть которого должна состоять в привнесении в анализ общественных процессов в качестве базовой категории понятия ценностей. Следует признать, что «гильотина Юма», выводящая ценности, этику, мораль за скобки науки, себя не оправдала [8, с. 49; 16, с. 229]. Ценности не просто должны быть возвращены в обществоведческий дискурс, но ввиду того, что любая общественная деятельность всегда выстраивается на той или иной исходной ценностной платформе, они должны быть положены в фундамент нового обществоведения и практики управления [17, 18].
Но ценности всегда субъектны и, соответственно, само по себе выдвижение ценностного подхода предполагает и ревизию системы однополярного мироустройства. Однополярность базируется на представлении о наличии неких самоочевидных положений, лежащих в основании организации любого соци-
ума. Ценностный подход заявляет, что ничего самоочевидного нет. Ценности вариативны как на уровне отдельных людей, так и человеческих сообществ. Ценностная вариативность человечества вступает в очевидное противоречие с моделью однополярности и, вероятно, поэтому сам по себе аксиологический подход встречается с позиций медиоимперий в лучшем случае сдержанно, в худшем — с воинственным неприятием.
Можно проследить генезисную связь любой из существовавших в истории экономических систем с той или иной ценностно-мировоззренческой парадигмой. Макс Вебер в свое время показал, что стало переворотом в методологии анализа истории экономики, причинно-следственную связь протестантской реформации и генезиса капиталистической системы. Кальвинизм, легитимизирующий денежный успех как проявление богоизбранности, задал в веберовской версии ломку средневековой нестяжательской системы общества, породив «дух капитализма» [4]. Вернер Зомбарт, полемизируя с Вебером, определял основным факторным источником капитализма не кальвинизм, а традицию иудаизма с его допущением ростовщичества [6]. В действительности, само по себе наличие разных компонентов в генезисе той или иной экономической системы говорит о сложности системообразования, несводимости ее исключительно к одному какому-либо учению. Третий компонент генезиса капитализма был раскрыт немецким философом итальянского происхождения, автором трудов по философской антропологии Романо Гвардини. Он показал фундаментальное значение в его системообразовании распространенных в среде просветителей идей пантеизма [5]. Апология возможностей рынка вытекала из пантеистских представлений о растворении Бога в природе, что делало рыночную самоорганизацию Божественным установлением, превосходящим любые установления человека. «Невидимая рука рынка» понималась не метафорически, а буквально как рука Божья. Четвертым компонентом являлась гоббсовская идейная парадигма имманентности борьбы в человеческом обществе. Борьба всех против всех цивилизуется в рамках капитализма в систему всеобщей конкуренции и установках на повышение конкурентоспособности.
Свою специфику имел генезис экономической системы в странах лютеранской культурной традиции. И сегодня скандинавский социализм, равно как широкий социальный пакет германского капитализма, не будут адекватно поняты без обращения к этике лютеранства.
Веберовская методология успешно применяется и к другим экономическим системам. В современной китайской экономической модели с очевидностью обнаруживаются модернизированные компоненты конфуцианской традиции. Развивается в преломлении к экономике теория социализма с китайской спецификой, что принципиально отличает ее от модели функционирования экономик западных сообществ. Японское экономическое чудо стало возможным на основе опирающейся на синтоисткую традицию особой идентичной философии труда (иногда она определяется как «философия труда по Мацусите» — по имени короля электротехнической промышленности Японии) [12]. На миро-
воззрение и заповеди ислама опирается система исламского банкинга.
Свои ценностно-мировоззренческие основания имели и реализуемые исторически российские системы хозяйствования. Русская модель экономики, с особой ролью общинно-патерналистского начала, артельным трудом, ограничителями в развитии буржуазных отношений, корреспондировалась с православным пониманием организации социума. Предметом ряда исследований последних лет явилась особая роль в модернизационном прорыве Российской империи конца девятнадцатого — начала двадцатого столетия, принадлежащая старообрядческому капиталу, что не могло не сказаться на особых социокультурных формах русского хозяйствования, существенно отличавшегося от модели западного капитализма [9]. Нет нужды говорить о том, что советская система экономики имела проектный характер, и, соответственно, организовывалась целевым образом под определенные идеи и ценности. Сегодня, имея перед собой негативный итог распада СССР, принято критиковать советскую модель как модель неэффективную, но ведь были и периоды, когда она показывала себя гораздо более успешной в гонке с Западом.
Таким образом, всегда в истории экономика выстраивалась под различные артикулируемые в общественном дискурсе ценности и идеи. В зависимости от характера этих ценностей и идей различался и тип экономики. И как нельзя заявлять, что ценности у одних социумов выше или лучше ценностей других, так нельзя выносить вердикт о превосходстве друг над другом различных моделей хозяйствования, выстроенных под разный тип человека.
Но может быть впервые в мировой истории созданная модель, которую условно можно определить в качестве системы глобальной экономики, не обнаруживает какой бы то ни было четко артикулированной идейно-ценностной платформы. Мы живем в эпоху, зачастую идентифицируемую в политологической литературе как время постидеологии. Для постидеологии характерно не отсутствие ценностей как таковых, что в принципе невозможно, а установление их по принципу—«само собой разумеется». Матрицу таких самоочевидных установлений составляет ориентир роста потребления, консюмеризм. Эта модель существенно отличается от классической модели капитализма, основанного на трудовой кальвинистской этике и культе «дела», и может быть условно определена в качестве посткапитализма. Очевидно, что такая модель ведет в эволюционной перспективе к разрушению человека. Вначале произошел отказ от ценностей в пользу экономоцентризма, а затем и сама экономика, в ее аристотелевском понимании как «домостроительство», то есть хозяйственное созидание, оказалась подменена потребительством.
Когда же ценности не заявляются, есть основания считать, что существуют латентные ценностные ориентиры, которые по тем или иным причинам не могут быть предъявлены публично. Потребительские установки населения объективно необходимы для транснациональных компаний, они обеспечивают гарантированный сбыт продукции, а соответственно, и обогащение. Духовность человека, чувство меры, напротив, оказываются препятствием для функцио-
нирования корпораций, а потому в логике современной глобальной системы управления должны подавляться и атрофироваться через информационное зом-бирование. И в этом зомбировании видится не только финансовая, но и политическая проектная установка, определяемая на политологическом языке как глобальное доминирование сверхобщества.
В плане работы с категорией ценностей в отношении к экономическим процессам обнаруживается еще один методологический вызов. Ранее полемика шла в основном между сторонниками и противниками применения аксиологического подхода как такового. Сегодня фиксируется кроме того достаточно опасная тенденция, когда фактор ценностей признается, но именно в нем, в принятии «неправильных» ценностных установок обнаруживаются причины экономической отсталости. Проводится, по сути, мысль, что только на определенном типе ценностно-мировоззренческого фундамента возможно создать эффективную экономику. Объяснения экономического отставания даются в рамках трех возможных вариантов:
1. теории модернизации — запаздывании в развитии и проявляемых проблемах роста;
2. неошумпетеровской теории — исходной генетической болезни сообществ;
3. теории институциональных изменений — ошибки в истории, неправильно сделанного выбора, попадания в «историческую колею» [1].
Во всех случаях культурная спецификация оказывается не фактором развития, а основным препятствием, причиной отставания. И принципиально важно в развитии аксиологического подхода в экономике зафиксировать в противоположность этим дискурсивным тенденциям возможность осуществления позитивного развития на разных ценностных платформах.
На какой же ценностной основе должна быть выстроена новая экономика, которая бы сочетала идею нравственного совершенствования человека с идеей материального развития? Задача такого синтеза нетривиальна. Как самостоятельные установки обе идеи были достаточно широко представлены в истории мировой общественной мысли. Но исторических версий их сочетания имелось немного. И более того, на практике чаще всего это ценностное соединение распадалось, как, в частности, произошло в позднем СССР. Проект новой экономики может быть аксиологически маркирован как проект «солидаризационного развития человечества». В этой маркировке важны все три составляющие.
Ценность солидаризации имеет значение как альтернатива сложившемуся стереотипу о том, что развитие может осуществляться исключительно через конкуренцию. Антропологически она задается идущей от Плавта формулой «человек человеку волк». Действительно, если идти вперед возможно только обыгрывая соперников на глобальном рынке, то и биржевые спекулятивные игры, и политика санкций как борьба с конкурентами оказываются не просто моральными, но и практически необходимыми. Как показывает мировой исторический опыт, развиваться человеческие сообщества могут и на принципиаль-
но другой основе — ценностях соработничества. В этой логике наличие проигравших не является обязательным. О необходимости моральных ограничителей свободного рынка и преодоления стереотипов рыночного фундаментализма ярко пишет сегодня профессор Гарвардского университета Майкл Сэндел [13].
Исследования школы Герта Хофстеде показали, что экономическое развитие не зависит от степени рыночности национальных деловых культур. Развитые экономики могут быть созданы как на основе рыночных, так и нерыночных ментальных установок. Что же до форсированных экономических прорывов, то они почти всегда в мировой истории осуществлялись за счет нерыночных механизмов и факторов [20].
Тема солидаризации была всегда особенно близка для российского общественного сознания, и в этом смысле сам проект солидаризационного развития может быть позиционирован как послание России миру. И сегодня, несмотря на все произошедшие инверсии последних десятилетий, как показывают международные социологические опросы, например, данные проекта «World Values Survey», для России и других стран православного цивилизационного ареала ценность коллективизма имеет наибольшее значение в сравнении со всеми другими цивилизациями мира [21].
Ценность развития важно методологически разграничить с установкой роста. «Рост ради роста,—как говорил Эдвард Эбби — сторонник перехода к экологическому сознанию человечества,—есть идеология раковой клетки». Действительно, и при экономическом росте может возрастать неравенство, если установлены несправедливые распределительные механизмы, может происходить деградация человека, если массовая информация зомбирует человечество на потребление, а массовая культура апеллирует к темным биологическим сторонам человеческой природы. Двадцатый век — эпоха модерна предложил несколько моделей развития, соотносимых с различными идеологиями. Отвергающий ценностную определенность постмодерн утверждает сегодня парадигму постразвития. Развитие в ее рамках подменяется ростом, тогда как собственно идея развития, связанная с переходом к новому качеству организации социальных систем, оказывается в общественном сознании предельно выхолощена. И это вряд ли могло бы быть иначе ввиду отсутствия принимаемых большинством целевых идеалов желаемого образа будущего. Единственной альтернативой постразвитию становится контрмодерн, осуждающий саму идею развития и указующий на перспективу «нового средневековья».
В контексте этих вызовов ценности развития нуждаются сегодня в реабилитации. В центр философии развития должен быть поставлен сам человек. Соответственно, и критерии развитости должны быть смещены от создаваемой человеком «второй природы» к самому человеку.
Еще в 1972 году четвертым королем Бутана Джигме Сингье Вангчуком после вступления на престол было провозглашено введение вместо ВВП собственного национального измерителя успешности — Валового национального счастья. «Счастье народа,— заявлял король,— важнее процентов валового внутреннего
продукта». Принятие этой философемы практически означало поддержку традиционных ценностей сообщества—семьи, национальной культуры, религии, гармонического отношения человека с природой. Тогда, в 1972 году это было воспринято как курьез. Понятие Валового национального счастья оценивалось как экзотика полуизолированного горного государства. Но по прошествии почти полстолетия бутанская альтернатива не кажется уже чем-то абсурдным [19].
Человечество вошло в фазу предъявляемых ему жестоких вызовов расчеловечивания. Этот тренд задается в значительной мере ложными ценностными ориентирами и ложными кумирами. Валовой внутренний продукт, ориентирующий национальные государства на гонку товарно-денежного обращения, ведущий на практике к подмене экономии в ее аристотелевском понимании хрематистикой, является одной из такого рода ложных стратегий. Вернуться в выстраивании стратегии развития к самому человеку, к его потенциалу, ставить и решать задачу сделать человека счастливым — в этом и должна состоять подлинная альтернатива для мира будущего.
Третий компонент экономики будущего — обращение ко всему человечеству также имеет фундаментальное аксиологическое значение. Однополярная модель мироустройства, еще четверть века назад казавшаяся безальтернативной, рассыпается на глазах. Запад утрачивает свою экономическую гегемонию. Еще никогда со времен Первой мировой войны США не имели столь низкой доли в мировом ВВП. Но главное даже не в этом. Запад на фоне постмодернистской эрозии утрачивает привлекательность для человечества, теряет авторитет, все очевиднее проигрывает глобальное соперничество за умы и сердца. Бенефициары однополярности, понимая происходящие тенденции, прибегают к немногим возможным в этой ситуации действиям — силовому запугиванию и провокациям.
Однополярный мир подразумевал превосходство одного сообщества над другими, наличие цивилизационной иерархии. Это был проект доминирования, а соответственно, являясь планетарным, он ограничивал проектную субъект-ность принадлежностью к доминирующим в нем сообществам. Противостоять глобальному проекту на уровне национальных экономик вряд ли реально, ввиду объективной невозможности сегодня автаркийного существования. Следовательно, выдвигаемая экономическая альтернатива должна так же, как и однопо-лярный проект, иметь планетарный характер. Но в отличие от мира однополяр-ности эта альтернатива должна быть обращена к ценности фундаментального равенства человечества. Достичь этого возможно, лишь легимизировав циви-лизационно-ценностное многообразие мира, лишь признав, что не может быть не только расового, но и аксиологического превосходства. Вместо центр-периферийных экономических связей предлагается реализовать проекты поясного трансконтинентального развития. Включение различных сообществ в проекты трансграничных поясов развитости позволит вместо парадигмы конфронтации перейти к такому положению дел, когда экономический прорыв в рамках одного сообщества неизбежно приведет к подъему других. В этой логике успехи со-
седей будут восприниматься не как конкурентный вызов, а локомотив прорыва в собственной экономике.
Приоритетность ценностей в отношении экономики должна стать основой нового экономического дискурса. Необходимо помнить, что экономические отношения составляют лишь одну из сторон бытия человека, но далеко не исчерпывают его. Об угрозе подмены — превращения экономики из средства жизни в цель — говорили многие мыслители. «Менее всего,—писал в свое время Николай Бердяев,—экономика может создать нового человека. Экономика относится к средствам, а не целям жизни. И когда ее делают целью жизни, то происходит деградация человека» [2, с. 349]. Фактически, в духе бердяевских рассуждений заявляется отношение к экономической деятельности к Конституции Исламской Республики Иран: «Экономика — это средство, а не цель. В деле укрепления экономического потенциала самое важное — это удовлетворение потребностей человека на пути его развития и духовного роста, что отличается от других экономических формаций, стремящихся к концентрации и увеличению богатства и преследующих корыстные цели. Согласно материалистическому мировоззрению, сама экономика является целью, а поэтому на различных этапах человеческого развития экономика становится фактором разложения и упадка. В то же время, в исламе экономика рассматривается как средство, от которого нельзя ничего ожидать, кроме лучшей производительности для достижения поставленной цели. Поэтому программа исламской экономики предусматривает создание благоприятных условий для проявления творческого потенциала человека. Поэтому исламское правление обязано обеспечить соответствующие равные возможности для всех, занятость и удовлетворение потребностей человека для продолжения его развития» [10]. Но не то же ли самое можно сказать и об отношении к экономике, заложенной в православной аксиологии.
В смешении ценностей и целей со средствами и состоит, вероятно, главная причина произошедшей подмены в развитии человечества. Средства стали ценностями и целями, технологии были представлены в качестве стратегических ориентиров. Итог такой подмены — обессмысливание человеческой жизни и деградация человека. В восстановлении приоритетности ценностей и целей над производными от них средствами и видится первый шаг, который должны предпринять общественные науки для оздоровления всей системы социальных отношений.
Литература
1. Аузан А. Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2014. 160 с.
2. Бердяев Н. Царство Духа и Царство Кесаря. М.: Республика, 1995. 383 с.
3. Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: «Дело Лтд», 1994. 720 с.
4. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 808 с.
5. Гвардини Р. Конец нового времени // Вопросы философии. 1990. № 4. С. 127-163
6. БердяевН. Царство Духа и Царство Кесаря. М.: Республика, 1995. 383 с.
7. Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: «Дело Лтд», 1994. 720 с.
8. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 808 с.
9. Гвардини Р. Конец нового времени // Вопросы философии. 1990. № 4. С. 127-163
10. Зомбарт В. Буржуа. Евреи и хозяйственная жизнь. М.: Айрис-Пресс Серия Человек и мир. Год: 2004. — 624 с.
11. Канеман Д., Словик П., Тверски А. Принятие решений в неопределенности: Правила и предубеждения. Харьков: Гуманитарный центр, 2005. 632 с.
12. Канке В. А. Философия экономической науки. М.: ИНФРА-М, 2007. 384 с.
13. Керов В. В. «Се человек и дело его ...». Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России. М.: Экон-информ, 2004. 654 с.
14. Конституция Ирана. [Электронный ресурс]. URL: http://worldconstitutions. ru/?p=83 (дата обращения: 26 апреля 2018 года).
15. Макконнелл К. Р., Брю С. Л., Флинн Ш. М. Экономикс: принципы, проблемы и политика: Учебник. 19-е изд. М.: НИЦ ИНФРА-М, 2017. 1028 с.
16. Мацусита К. Философия менеджмента. М.: Альпина Паблишер, 2016. 188 с; Дружинин Н. Л. Японское экономическое чудо. СПб.: Питер, 2003.264 с.
17. Сэндел М. Что нельзя купить за деньги. Моральные ограничения свободного рынка. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2018. 256 с.
18. Талер Р. Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать. М.: Эксмо, 2017. 368 с.
19. Талер Р., Санстейн К. Архитектура выбора. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2017. 240 с.
20. Юм Д. Трактат о человеческой природе: В 3 кн. М.: Канон; РООИ «Реабилитация»; 1995. Кн. 2-3.
21. Якунин В. И. Багдасарян В. Э., Сулакшин С. С. Цивилизационно-ценностные основания экономических решений. Монография. М.: Научный эксперт, 2008. 160 с.
22. Якунин В. И., Багдасарян В. Э., Сулакшин C. C. Идеология экономической политики: проблема российского выбора. М.: Научный эксперт, 2008. 288 с.
23. Gross National Happiness Commission. [Электронный ресурс]. URL: http:// www.gnhc.gov.bt/en/ (дата обращения: 26 апреля 2018 года).
24. Hofstede G. Culture's Consequences: Comparing Values, Behaviors, Institutions and Organizations Across Nations. 2nd Edition, Thousand Oaks CA: Sage Publications, 2001. 616 p.
25. World Values Survey. [Электронный ресурс]. URL: http://www. worldvaluessurvey.org/wvs.jsp (дата обращения: 26 апреля 2018 года).
References
1. Auzan A. Pravo sil'nogo v mirovoy politike Ekonomika vsego. Kak instituty oprede-lyayut nashu zhizn[Economics of everything. How institutions define our lives], Moscow: Mann, Ivanov and Ferber, 2014, p. 160 (in Russian).
2. Berdyaev N. Tsarstvo Duha i Tsarstvo Kesarya [The Kingdom of the spirit and the Kingdom of Caesar], Moscow: Republic, 1995, p. 383 (in Russian).
3. Blaug M. Ekonomicheskaya mysl'vretrospektive [Economic thought in retrospect], Moscow: Delo Ltd, 1994, p. 720 (in Russian).
4. Weber M. Izbrannye proizvedeniya [Selected works], M.: Progress, 1990, p. 808 (in Russian).
5. Guardini R. End of the new time. Problemy filisofii [Problems of philosophy], 1990, no. 4, pp. 127-163 (in Russian).
6. Zombart V. Burzhua. Evrei i hozyaystvennaya zhizn [Bourgeois. Jews and economic life], Moscow: Iris-Press, a Series of People and the world, 2004, p. 624 (in Russian).
7. Kaneman D., Slovik P., Tversky A. Prinyatie resheniy v neopredelennosti: Pravila ipredubezhdeniya [Decision-making in uncertainty: Rules and prejudices], Kharkov: Humanitarian center, 2005, p. 632 (in Russian).
8. Kanke V. A. Filosofiya ekonomicheskoy nauki [Philosophy of economic science], Moscow: INFRA-m, 2007, p. 384 (in Russian).
9. Kerov V. V. «Se chelovek i delo ego ...». Konfessional'no-eticheskie ^faktory staroobry-adcheskogo predprinimatel'stva v Rossii ["Behold the man and his work ...". Religious and ethical factors of the old believers ' entrepreneurship in Russia], Moscow: Ekon-inform, 2004, p. 654 (in Russian).
10. Iran's Constitution. Available at: http://worldconstitutions.ru/?p=83 (accessed 26 April, 2018) (in Russian).
11. McConnell K. R., Brue S. L., Flynn S. M. Ekonomiks:printsipy, problemy ipolitika: Uchebnik [Economics: principles, problems and politics: Textbook], 19th ed., M.: INFRA-M, 2017, p. 1028 (in Russian).
12. K. Matsushita Filosofiya menedzhmenta [Management Philosophy], Moscow: Al'pina Pablisher, 2016, p.188; Druzhinin N. L. Yaponskoe ekonomicheskoe chudo [Japanese economic miracle], SPb.: Peter, 2003, p. 264 (in Russian).
13. Sandell M. Chto nel'zya kupit'za den'gi. Moral'nye ogranicheniya svobodnogo rynka [What not to buy for the money. Moral restrictions on the free market], Moscow: Mann, Ivanov and Ferber, 2018, p. 256 (in Russian).
14. Thaler R. Novaya povedencheskaya ekonomika. Pochemu lyudi narushayut pravila traditsionnoy ekonomiki i kak na etom zarabotat[New behavioral Economics. Why do people violate the rules of the traditional economy and how to make money on it], Moscow: Eksmo, 2017, p. 368 (in Russian).
15. Thaler R., Sunstein K. Arhitektura vybora [The architecture of choice], Moscow: Mann, Ivanov and Ferber, 2017, p. 240 (in Russian).
16. Hume D. Traktat o chelovecheskoy prirode [Treatise of human nature], in 3 vol., Moscow: Canon; ROOI "Rehabilitation"; 1995, vol. 2-3 (in Russian).
17. Yakunin V. I., Bagdasaryan V. E., Sulakshin S. S. Tsivilizatsionno-tsennostnye os-novaniya ekonomicheskih resheniy [Civilizational and axiological foundations of economic decisions], Monograph, Moscow: Scientific expert, 2008, p. 160 (in Russian).
18. Yakunin V. I., Baghdasaryan V. E., Sulakshin C. C. Ideologiya ekonomicheskoy politiki: problema rossiyskogo vybora [Ideology of economic policy: the problem of Russian choice], Moscow: Scientific expert, 2008, p. 288 (in Russian).
19. Gross National Happiness Commission. Available at: http://www.gnhc.gov.bt/en/ (accessed 26 April, 2018).
20. Hofstede G. Culture's Consequences: Comparing Values, Behaviors, Institutions and Organizations across Nations. 2nd Edition, Thousand Oaks CA: Sage Publications, 2001, p. 616.
21. The World Values Survey. Available at: http://www.worldvaluessurvey.org/wvs.jsp (accessed 26 April, 2018).
