CC BY
78
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (2), с. 168-170
УДК 811.161.1; 821.161.1
АКСИОЛОГИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ В ЗЕРКАЛЕ БЫТОВОЙ КОММУНИКАЦИИ (ПО РАССКАЗУ А.П. ЧЕХОВА «ПОПРЫГУНЬЯ»)
© 2014 г. В.Е. Замальдинов, Н.Е. Петрова
Нижегородский государственный педагогический университет им. Козьмы Минина
Поступила в редакцию 26.04.2014
Анализируются в прагматическом аспекте формы речевого поведения персонажей рассказа А.П. Чехова «Попрыгунья» в процессе бытовой коммуникации. Главной проблемой исследования является вопрос о скрытом аксиологическом конфликте, где сталкиваются разные представления о труде, искусстве, таланте и социальной значимости личности. Рассматриваются ситуации языковой коммуникации, приемы словесного воздействия собеседников друг на друга, описываются конкретные речевые действия участников общения, которые ставят перед собой особую прагматическую цель. Выявляются рече-поведенческие тактики и способы манипулятивности, описывается механизм их формирования и смысловые возможности дальнейшей реализации в диалоге.
Ключевые слова: речевое поведение, диалог, манипулятивное воздействие, Чехов, «Попрыгунья».
Внутренний конфликт рассказа «Попрыгунья» — это конфликт разных представлений о таланте, труде, искусстве, социальной значимости личности. Основными носителями противопоставленных ценностных установок являются героиня рассказа, Ольга Ивановна, и ее муж, доктор Дымов. Мы ставим своей задачей рассмотреть различные формы речевого поведения этих персонажей в процессе бытовой коммуникации, определив функции этих форм в моделировании аксиологического конфликта рассказа.
Сцены непосредственной (диалоговой) коммуникации героев в рассказе «Попрыгунья» нечасты. Прежде всего нужно отметить «семейные» имена-обращения мама и Дымов, которые в художественной ткани текста выполняют не только фатическую (обычную для обращений) функцию, но и являются маркерами семейных ролей. Обращение к мужу по фамилии, в том числе при прямом общении, не совсем обычно даже для нашего времени. Эта речевая черта в определенной степени характеризует эмансипи-рованность Ольги, но не только. Для ее речевого поведения характерна тактика дистанцирования от мужа [1, с. 80], и обращение в 3 лице -одно из средств такого дистанцирования. Особенно это заметно в сцене приема гостей, когда Ольга вынуждает мужа играть роль выставочного экспоната. В ее эмоциональных оценках (Не правда ли, в нем есть что-то сильное, могучее, медвежье; У, милый и пр.) чувствуется комплекс неполноценности: Ольга как будто стесняется незначительности своего мужа и постоянно оправдывает свой выбор в глазах тех,
кого считает «талантливыми». Несколько бесцеремонная, включающая сравнение с животными демонстрация внешности взрослого мужчины (при этом Ольга надевает «маску» художника или скульптора) и исключение его из активной коммуникации с помощью номинаций 3-го лица (он, Дымов) свидетельствуют о том, что муж как социальная личность для Ольги не представляет ценности.
Форма обращения к супруге мама обычно используется после рождения в семье ребенка, но у Дымовых детей нет. Предполагаем, что это обращение сигнализирует о том, что Ольга -активная сторона в семейных отношениях, она взяла на себя функцию не только руководителя, но и в какой-то степени воспитателя мужа. Дымов не слаб, но он согласился с положением «воспитуемого» и «руководимого». Возможно даже, что эта роль доставляет ему, обеспечивающему всю материальную основу жизни семьи и рассчитывающему в этом плане только на свои силы, определенное удовольствие.
Развернутый диалог супругов представлен в сцене «на даче». Здесь Ольга выступает как проситель и демонстрирует искусную тактику манипулятивного воздействия. С одной стороны, ею используются «женские» коммуникативные ходы: демонстрация заботы, слабости и апелляция к долгу защитника (Но как я рада тебя видеть! Ты мне всю, всю ночь снился, и я боялась, как бы ты не заболел. Ах, если б ты знал, как ты мил, как ты кстати приехал! Ты будешь моим спасителем. Ты один только можешь спасти меня!; Ты должен меня спасти.
Аксиологический конфликт в зеркале бытовой коммуникации (по рассказу А.П. Чехова «Попрыгунья») 169
Если ты приехал, то, значит, сама судьба велит тебе спасать меня), прием самообвинения (И зачем я, дура, дала слово телеграфисту?), «ноющая» интонация жалобы (Но, Дымов, в чем я пойду в церковь? - сказала Ольга Ивановна и сделала плачущее лицо. - У меня здесь ничего нет, буквально ничего!). В то же время стиль ее речевого поведения в этой ситуации может быть достаточно жестким: в нем звучит интонация матери, заставляющей ребенка подчиниться справедливому и разумному требованию: -Когда же завтра? - спросила Ольга Ивановна и посмотрела на него с удивлением. - Когда же ты успеешь завтра? Завтра отходит первый поезд в 9 часов, а венчание в 11. Нет, голубчик, надо сегодня, обязательно сегодня!
А.Д. Степанов заметил, что «просьба всегда неприятна тому, кого просят, — и это, пожалуй, самая строгая закономерность у Чехова» [2, с. 204]. Эпизод, который мы рассматриваем, подтверждает справедливость этого мнения. Кроткая и короткая попытка Дымова возразить, осуществленная в форме согласия (Хорошо... Я завтра поеду и пришлю), не открывает нам его внутреннего состояния, но ее можно рассмотреть как форму протеста, поскольку в подоплеке этого скрытого бытового конфликта — оценка труда Дымова как чего-то несущественного, неважного. Именно поэтому Ольга позволяет себе требовать, чтобы муж, с трудом выбравшийся на дачу, тут же, не отдохнув и не перекусив, поехал назад в город за «цветами и перчатками». Контрастом является трепетное отношение Ольги к живописным занятиям Рябовского: - Краски и кисти я оставлю тебе, Рябуша, -говорила она. - Что останется, привезешь.... Смотри же, без меня тут не ленись, не хандри, а работай. Ты у меня молодчина, Рябуша.
Эксплицитно конфликт ценностей героев показан в коротком диалоге-споре супругов об искусстве. В этой сцене Дымов демонстрирует коммуникативное поведение «взрослого». Его спокойный, по-мужски снисходительный ответ на упрек жены в холодности к искусству представляет собой развернутое, безупречное умозаключение: «Твои знакомые не знают естественных наук и медицины, однако же ты не ставишь им этого в упрек. У каждого свое. Я не понимаю пейзажей и опер, но думаю так: если одни умные люди посвящают им всю свою жизнь, а другие умные люди тратят на них громадные деньги, то, значит, они нужны. Я не понимаю, но не понимать не значит отрицать». Такая открыто демонстрируемая средствами языка логика неслучайна. Она свидетельствует о внутреннем, мировоззренческом
стержне этого мягкого, кроткого человека и подтверждает мысль о том, что его положение «экспоната» при жене - всего лишь добродушно, если можно так выразиться, взятая на себя роль, льстящая любимой женщине, но никак не соответствующая истинному положению вещей.
А.Д. Степанов, которого мы цитировали выше, относит доктора Дымова к числу «эстетически глухих» героев Чехова [2, с. 89], и, казалось бы, приведенное выше высказывание подтверждает это. Однако в повести есть замечание, что Дымов нередко просил Коростелева сыграть «что-нибудь печальное» и задумчиво слушал «Укажи мне такую обитель». Возможно, Дымов глух к определенной эстетике, которую он видел в гостиной жены. Возникает ассоциация с другим чеховским доктором, Дмитрием Ионычем, который, будучи столь же далеким от искусства, верно почувствовал настоящее в «Лучинушке» и ложь в «культурных звуках» салонной игры на фортепиано.
Для понимания «аксиологической пропасти», разделяющей героев, очень важна сцена «перед театром». Дымов впервые выступает в качестве активного лица, инициатора общения. Внешне диалог разворачивается в информационно-уведомительном стиле (приводим только реплики коммуникантов): - Я сейчас диссертацию защищал. - Защитил? - Ого! Знаешь, очень возможно, что мне предложат приват-доцентуру по общей патологии. Этим пахнет! Со стороны мужа это непрямая коммуникация, поскольку его истинной целью является расчет на предложение жены объяснить значимость произошедшего события и раскрыться. Намек на важность для говорящего факта защиты содержится только в междометии ого и обороте этим пахнет, поэтому так коммуникативно значимо в этом эпизоде невербальное поведение героя.
Со стороны Ольги коммуникация является фатической — бессодержательной, этикетной [3, с. 652]. Ее яркой языковой чертой выступает глагольная форма защитил — коррелят совершенного вида к защищал в реплике Дымова. Как известно, парные по виду глаголы не различаются лексическим значением, но передают различный характер протекания действия. В реплике Дымова глагол несовершенного вида выражает обобщенно-фактическое значение: "имело место событие защиты диссертации". Понятно, что говорящий надеется возбудить интерес собеседника к содержанию и сути этого события. В ответном же вопросе Ольги коррелят совершенного вида выражает результатив-
170
В.Е. Замальдинов, Н.Е. Петрова
ную семантику, что предполагает короткий ответ «да/нет» и окончание разговора. Таким образом, соседствующая в тексте эпизода пара защищал - защитил свидетельствует о том, что вопрос Ольги является всего лишь автоматической реакцией на звуковую оболочку только что произнесенного слова-стимула. Дело не в том, что она «не понимала, что значит приват-доцентура и общая патология, к тому же боялась опоздать в театр». Все, что связано с делом мужа и его интересами, не представляет для нее ценности, хотя дает средства к существованию. Именно поэтому, а не потому, что стояла спиной к мужу и поправляла прическу, Ольга не увидела его блаженного, сияющего лица, его поглаживающей колено руки и вытянутой в попытке увидеть в зеркале ее лицо шеи. Одна эта шея должна была сказать о потаенной надежде Дымова больше, чем все произнесенные им фразы, но Ольга оказалась «глухой» в этом диалоге.
В целом эпизоды бытовой коммуникации демонстрируют асимметричный речевой вклад героев «Попрыгуньи»: речь Ольги многословна и часто восторженна, реплики Дымова, как пра-
вило, крайне скупы и отличаются спокойной, ровной тональностью. Приведем в связи с этим метаязыковое высказывание Чехова-повествователя из рассказа «Враги»: «Вообще фраза, как бы она ни была красива и глубока, действует только на равнодушных, но не всегда может удовлетворить тех, кто счастлив или несчастлив; потому-то высшим выражением счастья или несчастья является чаще всего безмолвие...». «Фраза» и «молчание», возможно, также являются намеком на тот внутренний конфликт супругов, о котором здесь говорилось и который привел их семейную жизнь к краху еще до смертельной болезни Дымова.
Список литературы
1. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М.: Наука, 1971. 290 с.
2. Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. М.: Языки славянской культуры, 2005. 400 с.
3. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с.
4. Чехов А.П. Попрыгунья // Чехов А.П. Собр. соч. и писем: в 30 т. Т. 8. М.: Наука, 1986. 527 с.
AXIOLOGICAL CONFLICT IN THE MIRROR EVERYDAY COMMUNICATION (BASED ON THE STORY BY A.P. CHEKHOV'S "THE POPRYGUNYA")
V.E. Zamaldinov, N.E. Petrova
In this article the forms of speech behaviour of the characters are analyzed in the process of the communication in the pragmatical aspect. The main problem of the research is a hidden axiological conflict. Different ideas about work, art, talent and about the social importance of the individual face in this conflict. The situations of language communication, verbal techniques of one person on another are discussed in this article. Also the concrete actions of the participants of the communication which have a special pragmatic aim are described in this article too. Speech-behavioral tactics and methods of manipulation are revealed, the mechanism of their formation and the semantic possibilities of their future realization in the dialogue are described in this article.
Keywords: Speech behavior, dialogue, manipulative influence, Chekhov, "The poprygunya".
References
1. Chudakov A.P. Poetika Chekhova. M.: Nauka, 3. Arutyunova N.D. Yazyk i mir cheloveka. M.: 1971. 290 s. Yazyki russkoy kul'tury, 1999. 896 s.
2. Stepanov A.D. Problemy kommunikatsii u Che- 4. Chekhov A.P. Poprygun'ya // Chekhov A.P. Sobr. khova. M.: Yazyki slavyanskoy kul'tury, 2005. 400 s. soch. i pisem: v 30 t. T. 8. M.: Nauka, 1986. 527 s.
