CC BY
92Аксиологические аспекты Конституции России
Валерий Зорькин
В центре внимания автора - важнейшие конституционные ценности, такие как права и свободы человека и гражданина, справедливость и равенство, верховенство права и конституционная законность, правовое и социальное государство. На примере конкретных исторических событий и судебных дел он наглядно демонстрирует, к чему может привести политика, противоречащая этим ценностям, и обозначает те важнейшие задачи, которые стоят сегодня перед властью на пути построения правового государства.
Ценностный подход
в теории и практике современного
конституционализма
Право, в том числе конституционное право, выступает в качестве нормативного средства (инструмента) упорядочения отношений и поведения людей. Вместе с тем инструментали-стская функция права далеко не исчерпывает его природы и предназначения. Как форма социальной жизни и способ защиты определенных ценностей и целей, а также связанных с этим допустимых средств оно само представляет собой важную социальную ценность. Без права (бесправие) наступает произвол, обесценивается сама человеческая жизнь.
На протяжении XX века, в особенности после Второй мировой войны, теория и практика конституционализма отошли от формально-догматических релятивистских представлений о праве как «чистой» форме, индифферентной к содержанию, целям и ценностям. Инструменталистский релятивизм, свойственный юридическому позитивизму, был потеснен интегративной юриспруденцией, включающей в себя не только формально-догматические и социологические аспекты, но и аксиологические и телеологические проблемы права.
Данный подход нашел отражение и в конституционном праве. В конституциях, принятых после Второй мировой войны, возобла-
дали идеи о неотъемлемых, прирожденных правах и свободах человека. Человек рассматривается ими как существо правовое и притом самоценное. Этот взгляд нашел отражение и в международно-правовых документах, в том числе в Декларации прав человека, Международном пакте о гражданских и политических правах, а также в Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В цивилизованных государствах, признающих принцип верховенства (господства) права (the rule of law), человек, его права и свободы провозглашаются высшей ценностью. В Конституции России данное положение закреплено в качестве одной из основ конституционного строя (ст. 2). При этом Конституция подтверждает, что фундаментальные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения (ст. 17).
Из общепризнанной нормы о человеке, его правах и свободах как высшей ценности следует, что под защитой Конституции находятся и другие ценности, в той мере, в какой они выступают в правовом обличье. В определенном смысле Конституция есть выражение основных юридических ценностей, таких как права и свободы человека; верховенство права, справедливость и равенство; демократическое, федеративное, правовое и социальное государство; разделение властей, парламентаризм; правовая экономика. В Конституции России это закреплено впервые. Тем
самым Конституция позволяет стране находиться на столбовом пути всемирной истории, а не на ее задворках.
Конституционные ценности образуют системное единство и находятся в определенном иерархическом соподчинении. Важнейшей задачей при реализации Конституции является поддержание баланса и соразмерности конституционно защищаемых ценностей, целей и интересов. При этом недопустимы подмена одной ценности другой или ее умаление за счет другой ценности.
Исходя из этого положения Конституционный Суд Российской Федерации в целях защиты основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечения верховенства и прямого действия Конституции на всей территории России проверяет нормативные акты и разрешает дела с учетом необходимости поддержания соразмерности конституционно защищаемых ценностей и преследуемых целей.
Через призму конституционных ценностей строятся отношения человека, его прав и свобод, с одной стороны, и государства — с другой. В тоталитарных и деспотических обществах государство — все, а личность — ничто. В обществах, основанных на принципе верховенства права, не человек — для государства, а государство — для человека.
Крайности одностороннего этатизма и индивидуализма
Человек в его развитом состоянии — существо правовое и, следовательно, государственное. Еще Аристотель раскрывал природу человека как существа политического (государственного). Государство, по Цицерону, — это союз (общение) людей, связанных правом и общей пользой (общей целью) под единой властью. Именно к данной традиции восходят идеи верховенства права в государственной жизни, связанности публичной власти правом. Конституция (от слова устроение) в определенном аспекте есть закодированное правовым языком государство. Отсюда конституционный принцип правового государства. В таком устройстве власть основана на праве, подчинена праву.
Право как норма свободы по своей природе есть справедливость, или юридическое равенство. Поскольку право выражено в нор-
мах, масштабах, пропорциях и уравнениях, оно, по образному выражению Бенедикта Спинозы, есть «математика свободы». Право как норма (мера) свободы предполагает равенство. Отсюда знаменитые императивы права Иммануила Канта: «Поступай по отношению к другим так же, как ты хотел, чтобы другие поступали по отношению к тебе». «Рассматривай человека, как в своем собственном лице, так и в лице всего человечества, всегда в качестве цели и никогда — только в качестве средства».
Различают два вида (аспекта) справедливости. Во-первых, это справедливость уравнивающая («арифметическая»), то есть равенство всех перед законом и судом. Во-вторых, это справедливость распределяющая, или пропорциональная («геометрическая»). Она выражена в эквивалентном обмене и воздаянии посредством соразмерности, пропорциональности («равным за равное», «каждому свое», «каждому — по делам его», «каждому воздастся такой мерой, какой он отмеривает другим»). Таким образом, на основе принципа юридического равенства в его двух ипостасях возникают, изменяются и прекращаются разнообразные правоотношения, будь то в сфере торгово-денежных отношений, отношений производства, распределения и обмена или в сфере наказаний за правонарушения. На этом же основано и функционирование так называемых социальных каналов вертикальной мобильности — продвижение в различных областях профессиональной деятельности, по службе и занятие должностей на основании «заслуг», то есть способностей, профессиональных качеств и результатов деятельности («меритократия»).
В классических юридико-позитивистских концепциях право характеризуется как совокупность законов, изданных государственной властью. Однако по существу закон есть форма права. С аксиологической и онтологической точек зрения, право как норма свободы, выраженная в равенстве, или справедливости, не тождественно закону. Регулирование социальных отношений на основе права как нормы свободы, что предполагает применение масштабов равенства, или справедливости, резюмируется в наиболее обобщающем принципе такого регулирования, а именно в верховенстве права. Право как норма свободы, как масштаб равенства и справедливости
в политическом сообществе является сущностным содержанием закона. Закон есть наиболее цивилизованная форма права. Право возводится в форму закона. Поэтому верховенство права и верховенство закона также не тождественные, хотя и взаимосвязанные, понятия. При отступлениях от требований равенства и справедливости расшатывается предназначение закона как адекватной формы права. При злоупотреблениях власти в закон облекается произвол. Как показывает исторический опыт, произвол в законодательном регулировании идет рука об руку с произволом в правоприменении. И тогда на практике невозможно обеспечить верховенство закона. Поэтому лишь в обществе, реально основанном на верховенстве права, достигается соотношение права и закона, адекватное их предназначению, и обеспечивается режим конституционной законности, то есть верховенство Конституции и закона.
Право как норма свободы означает, что свобода индивида не абсолютна. Основными границами прав и свобод индивида являются права и свободы других лиц. Согласно статье 17 (ч. 3) Конституции, осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Таким образом, посредством норм права свобода индивида отграничивается от свободы других. Следовательно, свобода индивида не должна использоваться для нарушения самих этих норм, а также иных конституционных институтов как ценностей, необходимых для реализации и защиты свободы.
Именно в целях защиты конституционных ценностей, в том числе прав и свобод других лиц, на основе их баланса допускается в случае необходимости соразмерное ограничение прав и свобод человека и гражданина. В соответствии с Конституцией РФ права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ст. 55, ч. 3). Таким образом, Конституция предусматривает не умаление и отрицание прав и свобод, а именно их ограничение, то есть законное определение конкретных границ, пределов их осуществления. Ограничения не могут посягать на само
существо права. В противном случае это будет не ограничение, а умаление, уничтожение прав и свобод, что несовместимо с достоинством человека как правового существа. Ограничения должны устанавливаться законодателем не произвольно, а на основе Конституции, заложенных в ней принципов справедливости, равенства и соразмерности. Без выполнения этих условий верховенство права невозможно.
Императив права о человеке как цели предполагает, что политическая целесообразность, политические ценности, цели и средства должны сообразовываться с правом. В правовом сообществе политические проблемы, противоречия и конфликты должны разрешаться конституционно-правовым путем. В условиях обострения политической обстановки и кризиса в стране, а тем более при наличии глобальных анархо-террористических угроз политическая власть должна быть адекватной степени этих угроз и может принимать более жесткие меры и модифицироваться по форме (изменение фактического режима и даже изменение формы правления). Однако при этом важно, чтобы она (власть) оставалась правовой по своей сути.
С этим связан парадокс права и демократии. Демократия и правовое государство должны защищаться от неправовых (антиправовых) и недемократических (антидемократических) действий исключительно правовыми и демократическими методами. Иное ведет к разрушению правопорядка и демократии. В частности, современная борьба с терроризмом должна осуществляться на основе права и не вести к умалению и уничтожению прав и свобод. Именно поэтому некорректно применение понятия «война с терроризмом» в условиях, когда действительно отсутствуют такие террористические и по существу военные акции (включая современные сложно построенные мятежи). Разумеется, демократия должна защищаться эффективно и иметь соответствующие структуры, средства и методы борьбы с таким противником, как международный терроризм. В принципе, в рамках права можно справиться с любым «антиправовым вирусом». Но здесь дело не только в правовых инструментах, орудиях и органах, но и в людях (важны их профессионализм, способности, умение и воля действовать в отведенных рамках). Всегда есть искушение
бороться с антиправом неправовыми методами. Политическая власть, не справляющаяся в экстремальных ситуациях со своими задачами и функциями путем применения правовых методов (включая крайние методы, такие как «диктатура» закона), неминуемо сползает к политической диктатуре (феномен Дракона). Приходит Дракон — право отбрасывается, с помощью закона в обязательную норму возводится произвол со всеми вытекающими отсюда последствиями: «Говорят о мире — делают пустыню». Но этой тенденции можно избежать. Об том свидетельствует деятельность таких выдающихся политиков, как Франклин Рузвельт и Шарль де Голль, которые сумели справиться с кризисами и отстоять демократию, оставаясь в рамках конституции и права.
Некоторые исследователи процесса становления фашизма в Германии полагают, что президент Гинденбург должен был ограничить демократию и взять на себя роль диктатора, чтобы предотвратить приход к власти Гитлера. А во времена новой России в 90-е годы XX века ряд идеологов первоначальной демократической волны утверждали, что демократы были правы, расправившись с помощью Бориса Ельцина с парламентом, но поступили опрометчиво, преждевременно пойдя на принятие новой Конституции и проведя выборы. В результате демократы не получили большинство в Государственной Думе и уступили власть, хотя, на взгляд упомянутых выше идеологов, во избежание прихода к власти «коммуно-фашистов» они должны были в первую очередь жесткими, фактически диктаторскими, методами утвердить новый демократический строй, а уже затем принимать Конституцию и создавать парламент.
Это ложное, софистическое умозаключение. К счастью, данный план не сработал. Борис Ельцин при всех своих ошибках оказался все же достаточно предусмотрительным, чтобы заблокировать реализацию такого сценария. Ведь во имя утверждения демократии эти советчики толкали страну в пучину правового нигилизма не только в идеологии, но и на практике. Чем же тогда они отличаются от большевиков, которые осуществляли террор во имя «светлого коммунистического будущего»?
Об опасности выхода за рамки конституционного права свидетельствуют и уроки
борьбы с терроризмом в Чечне. Разумеется, нельзя было допустить отделения Чечни и расчленения России. Но также недопустимо во имя защиты суверенитета и территориальной целостности России нарушать ее Конституцию. Конституционный Суд, в своем решении признав конституционность указов Президента о восстановлении правопорядка в Чечне, исходил, очевидно, из цели, во имя которой они были изданы. Заметим при этом, что 8 судей из 19 выступили с особыми мнениями, то есть они не были согласны с данным решением. Такой довольно необычный расклад голосов при принятии решения Конституционного Суда, очевидно, связан с тем, что при рассмотрении дела не были исследованы ни масштаб, ни существо событий, происходивших в Чечне. По Указу Президента и согласно основанным на нем решениям Правительства в Чечню были введены регулярные войска, в том числе танковые подразделения. Однако при этом не объявлялись ни чрезвычайное положение, ни состояние войны. Войска были направлены без согласия Совета Федерации, то есть вопреки требованиям Конституции. В этих условиях надо было официально доказать, чем было вызвано применение таких экстраординарных мер путем использования процедур, непосредственно не прописанных в Конституции. Вероятно, у Президента были основания полагать, что в Чечне фактически имел место сложно построенный мятеж (спланированный, подготовленный и организованный из-за рубежа, с использованием новейших приемов), направленный на отделение Чечни и последующее расчленение России по Кавказско-Волжской дуге. И это требовало применения адекватных и весьма оперативных ответных действий. Но для выяснения всех обстоятельств следовало провести закрытое заседание Суда с изучением документов и материалов Совета Безопасности, заседаний Правительства и т. д.
Создавалось впечатление, что, не исследовав соответствующие доказательства и не дав им своей оценки, Суд в своем решении базировался лишь на предположении. Картина выглядела так, будто Президент принял чисто субъективистское, волюнтаристское решение, причем без согласия парламента, вопреки требованиям Конституции. Все это породило в обществе неоднозначные мнения
о законности принятых мер. Если размываются четкие конституционно-правовые критерии проведения силовых акций, то возникает опасность, что войска и танки, предназначенные исключительно для ведения военных операций, могут послать просто для усмирения хулиганов, разбивающих витрины магазинов на улице города.
Известны «издержки» произвольного обращения с правом в чеченской кампании. Достаточно вспомнить Хасавьюртовские соглашения, открывавшие легальную дорогу к фактической суверенизации Чечни. Для нейтрализации последствий пришлось приложить очень большие усилия.
Таким образом, выход государственной власти за рамки Конституции в борьбе с антиправовыми действиями влечет за собой не только расшатывание правопорядка и общественного правосознания, но и резко негативные политические последствия для страны. Преодолевать зло необходимо правовым путем, на основе Конституции. Разумеется, при этом очень многое зависит от профессионализма правящих лиц и от осуществляемой ими политики как искусства возможного.
Конституционно-правовым ценностям угрожают две опасности. Во-первых, разрастающаяся преступность, тем более организованная и транснациональная преступность в ее различных видах, приводящая к замене норм права «теневыми» и «черными» установками. Во-вторых, беззаконие и произвол самой власти. На практике эти две крайности сходятся, и государство как цивилизованная форма общежития, политическое сообщество криминализируется и перерождается в свою противоположность.
Вот почему так необходимо приведение уголовного законодательства в состояние, адекватное этим угрозам, в соответствие с международно-правовыми обязательствами Российской Федерации (имеются в виду конвенции ООН и Совета Европы) и общепринятыми в цивилизованных государствах стандартами по борьбе с организованной и транснациональной преступностью, с коррупцией. В связи с этим Конституционный Суд, в частности, в свое время обращал внимание законодателя на необходимость восстановления конфискации как уголовного наказания за преступления в сфере экономической преступности.
Право как форма социальной жизни, обеспечивая защиту общезначимых ценностей и компромисс интересов, допускает различные варианты поведения и их мотивацию с точки зрения правомерно преследуемых целей и конституционно защищаемых ценностей. Но это не означает, что право вообще индифферентно по отношению к экономической или политической целесообразности. Скажем, в такой сфере отношений, как гражданский оборот, основанный на частной инициативе, договоре и принципе «разрешено все, что прямо не запрещено законом» и предполагающий широкое усмотрение сторон, право до определенной степени безразлично к мотивам и целям, которые преследуют контрагенты. Однако и здесь не признаются законными сделки, противные природе права (притворные сделки и сделки, противоречащие основам правопорядка и нравственности).
Конституционный Суд разрешает дела и оценивает конституционность законов и иных нормативных правовых актов исключительно с точки зрения права. Следовательно, он не оценивает их с точки зрения экономической или политической целесообразности. Но это положение нельзя толковать в сугубо формалистическом (юридико-позитивистском) духе. Право — это не пустой сосуд, который может быть наполнен любым содержанием. Право несовместимо с произволом, даже если он облечен в форму закона. Право как форма содержательно, а содержание, будь то экономические или политические отношения, формировано. Поскольку форма и содержание находятся в единстве, постольку можно и нужно говорить о юридической (правовой) целесообразности. Иное ведет к безусловной индифферентности права как по отношению к целям и средствам, так и по отношению к конституционно защищаемым ценностям, в том числе в области прав и свобод человека и гражданина, что, в свою очередь, порождает неограниченный релятивизм и произвольное усмотрение в сфере конституционно-правового регулирования.
Необходимость преодоления правового нигилизма
Социальная жизнь — как бурная река. Она бурлит, куда-то несется, и в ней правители и рядовые граждане плывут словно на байдар-
ках. При этом зачастую мы не задаемся единственным вопросом: куда течет река и где тот водопад, к которому политики вот так плывут? А это вопрос самый существенный. Надо найти понимание того, как эта река устроена и куда надо грести. Ведь те, кто быстрее всех плывут, не всегда плывут к цели. А может быть, и река течет как-то странно, совсем не туда. А если там, впереди гибельный водопад? Сначала подумай, куда течет река, а потом греби и лавируй. Плыви правильно.
Состояние неопределенности все же остается, потому что в нашем сегодняшнем дне все перемешалось. Однако некоторые предварительные вехи хотелось бы обозначить.
Ценностный подход к праву, свойственный Конституции, выражен в самом ее языке. В русском языке, как и во многих других языках, «право», «правда», «справедливость» — слова одного корня. На Руси еще Ярослав Мудрый ознаменовал свое правление Русской Правдой. А в России есть и пословица такая: «Все минется, одна правда останется...» Туда — к «водопаду» — уплывут все те, кто «плывет неправильно», не хочет считаться с правом и хочет проводить политику в ее «чистом» виде, основанном на голой целесообразности, вне правовых рамок.
Через призму права как ценности о политике говорить необходимо. Политика, основанная на правовом нигилизме и осуществляемая вопреки принципу верховенства права, в конечном счете ведет к трагедии. Есть яркие тому примеры. Это инквизиция в Средние века, революционный террор в Новое время во Франции, фашизм в Германии с его ужасающим геноцидом и диктатура пролетариата в России с ее ГУЛАГом, массовыми расстрелами, погромом церквей и уничтожением цвета нации в первой половине XX века. Кровавые жатвы этих режимов — убедительное доказательство того утверждения, что правовой нигилизм в сознании и идеологии всегда ведет к праворазрушительству на практике со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Прошлое еще долго давало о себе знать в России и после сталинского режима, в более поздний период, когда Организация Объединенных Наций уже приняла Декларацию прав человека, а в Европе действовала Конвенция по защите прав и свобод человека и гражданина.
Из не слишком далекого советского периода можно вспомнить нашумевшее в свое время уголовное дело о незаконных валютных операциях, совершенных рядом граждан в начале 60-х годов прошлого века («дело Рокотова»). Тогда в юридическом сообществе жарко спорили о том, можно ли изданный именно в связи с этим уголовным делом Указ Президиума Верховного Совета СССР, предусмотревший возможность смертной казни за незаконные валютные операции в особо крупных размерах, применить с обратной силой к деяниям, которые совершила эта группа валютчиков. Как известно, классическая аксиома уголовного права гласит, что закон, отягчающий положение обвиняемого, обратной силы не имеет. Но тогдашние генералы от юриспруденции убеждали общественность, что к преступникам, причинившим столь большой ущерб социалистическому строю, этот указ применить надо. Словом, как по известной поговорке: «Вообще-то нельзя, но если очень хочется, то можно».
Беспрецедентный правовой нигилизм был продемонстрирован властью в борьбе с правозащитниками. Достаточно вспомнить знаменитый судебный процесс над писателями Даниэлем и Синявским, которых заклеймили как «врагов социализма».
Правовой нигилизм не миновал и обновлявшуюся Россию. В 1993 году главными врагами были объявлены «коммуно-фаши-сты» — все те, кто был не согласен с Борисом Ельциным в вопросе о путях и методах преобразования России. Некоторые из тех, кто в советские времена осмеливался критиковать антиправовое уголовное законодательство, с помощью которого государственная машина расправлялась с правозащитниками (в том числе маститые юристы), вдруг заговорили о «неконституционной Конституции». Одна, в прошлом высокопоставленная, правозащит-ница назвала действовавшую тогда Конституцию «клочком туалетной бумаги». А ведь в той Конституции к тому времени уже не было «руководящей и направляющей роли» коммунистической партии, а были права человека, неприкосновенность собственности, правовое государство, разделение властей и даже Конституционный Суд. Разумеется, «клочок туалетной бумаги» выбросили туда, где ему положено быть. С «врагами» расправились революционными методами. Белый Дом —
резиденция российского парламента, молодого, незрелого и сумбурного — был расстрелян танками прямой наводкой и превращен в Черный Дом.
Я вовсе не собираюсь оправдывать действия тогдашнего парламента в его борьбе с Президентом Борисом Ельциным. Об этом я уже неоднократно высказывался. С одной стороны, Верховный Совет предоставил Президенту экстраординарные полномочия для проведения экономической реформы. С другой стороны, он же стремился всячески эти полномочия урезать и перетянуть одеяло на себя. Роковую роль в судьбе Верховного Совета сыграли суетное переписывание им Конституции, внесение в нее многочисленных поправок и, наконец, его неумение или даже нежелание договариваться с Президентом. Вообще о таких действиях политиков, если прибегать к их собственной логике, надо бы сказать знаменитыми словами Талейрана: «Это больше, чем преступление, это — ошибка».
Сейчас, однако, речь идет о том, к чему привели опрометчивые действия обеих сторон, их неспособность во имя народа и страны пойти на компромисс и разрешить конфликт мирным путем — вплоть до использования таких мер, как всеобщие перевыборы, к чему, собственно, и призывал Конституционный Суд. Верховный Совет перетягивал одеяло на себя во имя «улучшения» тогдашней Конституции. Внося в нее бесконечные изменения, он превратил ее в кору дуба, изъеденную жуками. Президент боролся с противниками реформ, а расстрелял собственный парламент. В результате был нанесен удар по только что нарождавшейся российской демократии и демократическому правосознанию. Осложнилось становление конституционного правопорядка и законности. Разрасталась преступность. Молчание региональных руководителей было куплено дорогой ценой — суверенизацией регионов и фактической конфедерализацией России. Создавалась реальная опасность развала страны.
Политика, нарушающая права человека и основные свободы, политика вопреки праву — это голая сила, насилие. Такая политика — во имя чего бы она ни велась, будь то «подлинная демократия» или «светлое коммунистическое будущее» — в конечном счете оборачивается трагедией. Освобождая своих
непосредственных носителей и все общество от связанности правом, она пробуждает самые темные инстинкты, открывает путь в произвол и анархию, безнормие и социальный хаос.
Таковы последствия правового нигилизма и праворазрушительства.
Исторически правопорядок вырастает из насилия. Но социальный порядок невозможно упрочить на голой силе. Как известно, со штыком в руках можно сделать все, единственное, чего сделать нельзя — так это усидеть на штыке. Не случайно человечество пришло к идеям правового государства и верховенства (господства) права как ценностям, без которых не может успешно развиваться человек разумный. И цивилизация не сможет выжить. Только на основе права и справедливости можно избежать произвола и социального хаоса, обеспечить устойчивую замиренную среду, легитимный правопорядок и верховенство права как необходимое условие современной цивилизованной экономики и политики.
Верховенство права как принцип социальной жизни и как ее режим не приходит само по себе. Реализация данного принципа зависит от того, как скоро будет преодолен правовой нигилизм и трансформировано правосознание — элиты, профессионального сообщества, всего общества в целом. Без этого невозможно утвердить конституционную законность, не удастся воплотить принципы права и справедливости в систему нормативных правовых актов и правоприменительную деятельность исполнительной власти и судов, в деятельность государственных органов и должностных лиц, в поведение граждан.
Верховенство права
как конституционная ценность
Верховенство права как нормы (меры) свободы, выраженной в равенстве, или справедливости, является одной из важнейших основ (или начал) цивилизованного социума, исходя из которой устанавливается баланс свободы, власти и закона. В политическом сообществе есть ресурс власти и конкретные его носители. А без определенных общих правил (норм) поведения не обходится ни одно общество и тем более государство. Правила поведения принимаются в определенных целях. Много-
численные и разнообразные эмпирические цели, в конечном счете, восходят к общей цели (идее), которая объединяет людей в политическое сообщество и на которой держится все государство. Эта цель в своем содержательном аспекте выражается в общем благе (общее добро). В формально-юридическом аспекте такой целью является утверждение правовых начал.
Когда мы говорим о праве, то важно подчеркнуть, что это не любые правила, установленные властью. Политическая власть не может навязать все, что захочет. Например, объявить, что доллар стоит 10 рублей, она может, но удержать это соотношение, если оно противоречит фактическому экономическому положению, без последующих потрясений власть не в силах. Пределы регулятивных, в том числе законодательных, возможностей власти коренятся в «природе вещей». Закон есть лишь форма права. Власть, не считающаяся с «природой вещей», возводит в закон свой произвол. И тогда наиболее ярко проявляется расхождение права и закона. Следовательно, в цивилизованном обществе власть не может быть абсолютной, она связана правом.
В соответствии с Конституцией России основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Исходя из этого, законодательство призвано обеспечить регулирование и защиту прав и свобод человека и гражданина на основе общепризнанных в цивилизованных государствах юридических аксиом справедливости и равенства и согласно общепризнанным принципам и нормам международного права (ст. 2, 17, 19).
В свою очередь, свобода индивида также не абсолютна. Она связана определенными рамками, пределами, образующими коридор ее возможностей. Свобода в правовом сообществе тем и отличается от анархии и без-нормия, что в реальной жизни она лимитирована правилами поведения, установленными властью. Свобода регулируется законом — закон задает рамки для свободы. В связи с этим право в своем официальном проявлении предстает в субъективном аспекте как свобода (комплекс прав и свобод), урегулированная законом, а в объективном аспекте — как закон, регулирующий свободу. Движущей целью такого регулирования является утвер-
ждение верховенства права как нормы свободы, выраженной в равенстве, или справедливости.
Таким образом, в юридическом аспекте движущими началами политического социума являются власть, свобода, закон и верховенство права как общая цель. На схеме это можно выразить в виде параллелограмма начал:
свобода
В _|_Верховенство права
(равенство, справедливость)
Закон
В российской Конституции эти общие начала нашли отражение в закреплении таких ценностей, как права и свободы человека (высшая ценность), правовое государство, народовластие и суверенитет, верховенство Конституции и закона, добро и справедливость, равенство перед законом и судом и равноправие (преамбула, ст. 1, 2, 3, 4, 15, 19).
Указанные четыре начала, находящиеся в сопряжении, определяют социум в его юридическом аспекте. Стабильность и динамика государства, его правовой системы зависят от сбалансированности этих элементов.
Представим себе, что власть начинает действовать, попирая свободу и закон. Тем самым она становится властью неправовой и, в конечном счете, антиправовой, то есть произволом. Размывается и стирается грань между государством и преступной группировкой. Отсюда феномен «криминального государства». В результате общество в своем развитии отбрасывается далеко назад.
В принципе любая власть вынуждена опираться на правила и нормы, регулирующие поведение людей. Но собственно правовой властью она становится тогда, когда сама подчиняется праву, связана правом. Поэтому правовое государство не может реализоваться без верховенства права в политической и социальной жизни. В обществе, основанном на принципе верховенства права, закон является формой выражения права, а отнюдь не способом возведения в закон произвола власти.
Утвердить идеи справедливости и равенства человечество стремилось издревле. Ценность и притягательность этих идей неистребима. Поэтому даже самые бесчеловечные режимы пытались апеллировать к ним, то есть фактически выступали под чужим име-
нем, что, разумеется, не меняло их антиправовой сущности.
Сущность права как меры свободы заключается в равенстве, или справедливости (правде). Здесь необходимо выделить два аспекта юридического равенства.
Прежде всего, это формальное равенство людей как разумных человеческих сущностей перед законом и судом. Это уравнивающая справедливость, то есть чисто формальное равенство, или равенство «арифметическое». Исходя из нее в реальной жизни в правовом сообществе осуществляются производство, распределение и обмен определенных благ, а также происходит воздаяние — и за заслуги, и за причиненный вред, и за различного рода нарушения. Здесь мерилом уравнивания (приравнивания) является эквивалент — «равным за равное».
В условиях справедливости распределяющей, или пропорциональной (в отличие от уравнивающей справедливости), различного рода индивидуальные качества и особенности индивидов не учитываются. В Древнем мире, на заре цивилизации этот принцип проявлялся в своей варварской форме — в буквальном смысле «око за око, зуб за зуб». Цивилизованной формой эквивалента в сфере производства, распределения и обмена благами и услугами являются товарно-денежные отношения. Здесь приравнивание товаров и услуг опосредуется с помощью денег. В сфере продвижения по службе приравнивание осуществляется на основе реальных заслуг и проявленных способностей (степень профессионализма, мастерства — меритократия).
Принцип эквивалента (в движении товаров, в воздаянии за заслуги по службе и в назначении наказаний за правонарушения) предполагает отвлечение от таких индивидуальных особенностей людей, как расовая или национальная принадлежность, пол и т. п. С этим связано равенство прав и свобод человека и гражданина.
В единстве указанных двух аспектов справедливости (уравнивающей и распределяющей) и образуется юридическое равенство. Так, в соответствии со статьей 19 Конституции РФ все равны перед законом и судом (ч. 1); государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должно-
стного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности (ч. 2); мужчина и женщина имеют равные права и свободы и равные возможности для их реализации (ч. 3). Реализация справедливости, или юридического равенства, в нормативном регулировании и в основанной на нем системе конкретных правоотношений образует режим верховенства права в экономической, политической и социальной жизни.
В обществе и государстве, основанных на принципе верховенства права, законы должны отвечать указанным критериям справедливости. Верховенство именно таких законов закрепляет Конституция (ст. 4). Как следует из основ конституционного строя, конкретизирующих принцип верховенства права, публичная власть правомочна издавать только такие законы, которые отвечают указанным критериям справедливости и права. В связи с этим различение права и закона (и, соответственно, верховенства права и верховенства закона) имеет не только доктринально-теоре-тическое, но и практическое значение.
Формальное равенство перед законом и судом как один из составных аспектов верховенства права на практике не может сдержать процесс имущественного расслоения людей и даже резкую поляризацию богатства и бедности. А это угрожает основам правопорядка и самой цивилизации. Преодоление издержек формального равенства осуществляется на основе справедливости распределяющей, позволяющей смягчить крайности бедности и богатства. В связи с этим возникла и получила конституционное закрепление идея социального государства, посредством которого происходит обеспечение социально незащищенных слоев общества и выравнивание жизненных стандартов и шансов, в том числе в сфере получения образования и, следовательно, продвижения на работе и по службе, что в свою очередь позволяет обеспечивать нормальное функционирование так называемых каналов вертикальной мобильности в качестве необходимого условия успешного развития социума, предотвращает застой и деградацию.
Как показывает современная практика, более чем десятикратный разрыв в доходах между 10 % самых бедных и 10 % самых богатых граждан уже свидетельствует о социальном неблагополучии и неустойчивости страны. В России эта кратность намного больше. Сегодняшняя ситуация в России показывает, что преодоление правового нигилизма в сознании и поведении людей (как чиновников, так и рядовых граждан) и сокращение резкой имущественной поляризации, утверждение принципа социального государства — это первейшие задачи, от решения которых зависит будущее страны.
Если происходит резкая деформация в сфере распределения, нет равенства шансов у участников отношений, то тем самым нарушаются критерии социального государства. При таких обстоятельствах деформируются формально-юридическое равенство и сам принцип верховенства права, возникает разрыв между законом и правом, искажается правовой характер власти и, в конечном счете, подрывается движущая сила общей цели, общего идеала. Страна утрачивает устойчивость и способность к развитию.
Не случайно поэтому экономически развитые страны после Второй мировой войны — в том числе в целях упрочения верховенства права и демократии — стали интенсивно решать проблему социальных прав и внедрять в практику концепции так называемых народного капитализма, народного акционирования и т. п. В Европе успешно был использован опыт шведского социализма, а ныне действует Европейская хартия социальных прав.
Принцип социального государства входит в число основ конституционного строя Российской Федерации. Он реализуется, прежде всего, в области социальных прав как неотъемлемой составной части системы прав человека и гражданина, гарантируемых Конституцией РФ. Этим предопределяются соответствующие обязанности публичной власти и социальная политика на современном этапе.
В условиях России, когда гражданское общество слабо развито и недостаточно дееспособно, особая нагрузка и ответственность по трансформации правосознания (как профессионального, так и массового) и поддержанию баланса движущих начал социума (свобода, власть, закон, общая цель) ложатся именно на публичную власть. Следует сказать, что в
силу особенностей исторического развития нашей страны гражданское общество и самоуправление у нас всегда были довольно слабыми институтами, в то время как государственная власть играла доминирующую роль в решении тех вопросов, которые в странах Западной Европы и в США разрешались усилиями непосредственно гражданского общества.
Думаю, что мы должны взвесить эту ситуацию и направить все силы на то, чтобы упрочить гражданское общество, верховенство права и демократию. Если Россия не возьмет правовой барьер, она будет сброшена со столбовой дороги цивилизации. Преодолеть правовой нигилизм, искоренить коррупцию, утвердить конституционную законность, реализовать принципы правового и социального государства — все это мы обязаны осуществить именно в силу императива права. Без существенной трансформации правосознания невозможно укоренить важнейшие конституционные принципы верховенства права, справедливости и равенства, на основе которых в современных условиях обеспечиваются адекватное соотношение свободы, закона и публичной власти и их баланс. При этом хотелось бы подчеркнуть, что правосознание в широком смысле включает в себя и правовую идеологию, и правовую психологию, а также правовые чувства и правовой опыт индивидов, профессиональной элиты и всего общества в целом. Это правовой дух народа, та идеальная матрица, которая определяет поступки и поведение людей. При больном правосознании даже наличие системы хороших законов не спасает правоприменительную практику и конституционную законность от деформирования. Начинается рост произвола чиновников, коррупции, преступности и числа правонарушений в целом. Под хорошие законы нужны здоровые в правовом смысле граждане. У нас есть Конституция, создана в основном приемлемая система законодательства. Теперь перед нами стоит задача — на основе принципа верховенства права обеспечить законность в правоприменительной деятельности исполнительной и судебной власти, в поведении граждан. Для этого необходимо ввести эффективную и всеобъемлющую систему правового воспитания. Только тогда Конституция будет надежно функционировать в качестве верховного нормативного
акта, объединяющего народ, территорию и власть и легитимирующего Россию в правовое и демократическое сообщество, способное успешно развиваться в рамках Большой Европы и в глобальном, многополярном мире в целом.
Принципы справедливости, или равенства, представляя собой квинтэссенцию идеи права как нормы свободы, задают юридические параметры социальной жизни и конкретизируются в Конституции, законах и других нормативных правовых актах, а также в судебных актах, приобретающих прецедентное значение, в правоприменительных решениях и сети правоотношений. Последовательная реализация названных принципов в социальных отношениях и поведении людей является необходимым условием верховенства права как важнейшей конституционной характеристики реального юридического состояния социума и сбалансированности его начал (элементов), таких как власть, свобода, закон и общее благо (общая цель).
Верховенство Конституции в правовой системе. Юридическая пирамида
Конституция как нормативный акт имеет высшую юридическую силу и прямое действие. Законы и иные основанные на них правовые акты не должны противоречить Конституции. Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию и законы. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора (ст. 15).
В результате образуется иерархическая правовая система, на вершине которой находится Конституция с заложенными в ней основными принципами, целями и ценностями. Для изображения этой системы более всего подходит образ пирамиды. Правовая система, по сути, это и есть юридическая пирамида как нормативная форма жизни социума. При этом данная пирамида является
выражением не только права, но и государства в его юридическом аспекте. Да и что такое государство в его конкретной жизни с юридической точки зрения, как не система правоприменительных решений различных государственных органов и их должностных лиц, а также иных разнообразных правоотношений, складывающихся в связи с осуществлением публичной власти?
В юридическую пирамиду правовых нормативных актов «втягиваются» и система правоприменительных актов, и решения судов по конкретным делам, а также действия государственных органов и должностных лиц, то есть вся правоприменительная практика. Посредством этой пирамиды с заложенными в ней началами и принципами происходит определение и разграничение конкретных прав («каждому — свое»). Поскольку фактические отношения людей основаны на этой иерархической системе юридических актов и решений, постольку они приобретают качество правоотношений.
В жизни общества имеют место нормативные акты и деяния (действия или бездействие), не соответствующие Конституции или закону, то есть «выпадающие» из этой пирамиды, так или иначе отступающие от требований верховенства права, справедливости и юридического равенства. Это различного рода правонарушения, в том числе преступления, а также неконституционные акты и неправомерные ограничения прав и свобод. На более глубоком уровне патологии — это спонтанные или осознанные стремления создать параллельную альтернативную пирамиду на иных, антиправовых началах (систематический произвол властей, неправовое насилие, различного рода преступные группировки, организованная, в том числе транснациональная, преступность или, наконец, антиправовое и криминальное государство).
Так, первоначальная приватизация, в ходе которой на основе раздачи захваченного общего достояния назначались «сверху» газовые, нефтяные, никелевые, финансовые и прочие олигархи, происходила фактически революционным (хотя и «мирным», без гражданской войны) путем. А параллельно этому процессу возникали «теневые» и «черные» бароны. Как в регионах, так и в центре создавалась опасная тенденция сращивания организованной преступности, в том числе транс-
национальной, с политической властью. В условиях смещения элементов властно-государственной пирамиды в «тень» и коррумпирования региональных властей возникла опасность антиправового перерождения страны, ее регионализации и развала.
Поэтому в начале XXI века встала сложная задача погашения всех этих опасных тенденций и прежде всего преодоления процесса суверенизации регионов и восстановления суверенитета России в том виде, в каком он закреплен Конституцией (ст. 4). В решении этой задачи определенную роль сыграл и Конституционный Суд. В июне 2001 года он принял ряд решений, в которых были интерпретированы вытекающие из Конституции и относящиеся к основам конституционного строя неделимость суверенитета России и конституционная (а не договорная) форма федерации.
Права и свободы человека и гражданина, справедливость и равенство, верховенство права и конституционная законность, правовое, демократическое, федеративное и социальное государство — это важнейшие составляющие основ конституционного строя и в то же время непреходящие конституционные ценности. Их защита и упрочение — по-прежнему актуальная задача Российского государства и всего общества.
Опыт строительства и реформирования новой России показывает, что для решения этих задач и упрочения указанных ценностей необходимо каждый раз в новых условиях поддерживать юридический баланс основных системных начал социума, таких как свобода, закон, власть и общая цель (общее благо). Нельзя также допускать эрозии и деформации правовой системы, которая должна быть построена на началах верховенства права.
В принципе, это необходимо для любого цивилизованного государства и его правовой системы. Неспособность справиться с данной задачей в конечном счете ведет к катастрофе. О чем свидетельствует, в частности, опыт развала СССР и строительства новой России. Что мы пережили в советский период и после него? В чем лукавство-то было? А в том, что было деформировано и подавлено начало свободы и гипертрофировано начало закона (право было отождествлено с законом, изданным властью). Юридическая пирамида была снесена, и весь упор делался на власть.
В итоге баланс нарушился, а социально-политическая конструкция держалась лишь за счет жесткой, тоталитарной власти. Все это привело страну к событиям 1985 года. Надо было сказать, что нужен баланс между свободой и законом. А вместо этого что было сказано? «Будь проклят закон — нам нужна свобода». И маятник качнулся от гипертрофии закона в ущерб свободе в сторону гипертрофии свободы в ущерб закону. И начала закручиваться вся эта спираль.
Затем, когда все устали от такой «свободы», начали поговаривать о том, что не лучше ли было бы вернуться к закону — любому, будь то у власти Пиночет, Гитлер, кто угодно, лишь бы порядок был. Значит, возникла тенденция возврата к закону в ущерб свободе. А через какое-то время снова сказали бы: «Слушайте, да это же невозможно.» И так могло продолжаться довольно долго, до последнего русского на данной территории. Потому что каждый виток «спирали» сокращает численность населения на 2—3 %.
Это все напоминает мне один старый еврейский анекдот:
Пришел как-то к раввину человек и говорит:
— Рабби, у меня дохнут куры.
— А как ты сыплешь корм?
— А я сыплю просто вот так.
— Нет, ты сыпь кругом.
Посыпал кругом.
— Ну, как, куры дохнут или нет?
— Да, дохнут, Рабби!
— Тогда сыпь треугольником.
Насыпал треугольником.
— Ну, как, дохнут?
— Дохнут, Рабби.
— А ты квадратом сыпь.
Насыпал квадратом.
— Ну, как, дохнут?
— Рабби, все сдохли!
— Жаль, у меня было еще столько геометрических фигур!
Смысл заключается в том, что создаются две неправильные «геометрические» фигуры. В первом случае фигура рисуется в ущерб свободе, а в другом — в ущерб закону. При каждой из этих фигур — бесконечное множество комбинаций. Возникает вопрос: весь механизм запущен для чего? Чтобы кур не было или чтобы потом сказать: а сколько еще геометрических фигур-то было?!
Я уже не говорю о том, что вне баланса права и свободы общая цель превращается в фикцию, свобода подавляется, законом оформляется произвол (правонарушающее законодательство). А что такое власть, которая искажает и подавляет другие начала, их подлинную природу? Что такое фактическая реализация власти без свободы, закона и юридического равенства, справедливости? Это и есть жизнь в аду.
Итак, когда мы говорим, что Россия должна взять правовой барьер, это означает, что надо выйти из-под действия смертельного маятника и, прежде всего, на основе верховенства права поддерживать баланс свободы, закона и власти.
Теперь о второй «геометрической» фигуре — в ущерб закону. Это очень серьезно. Здесь что сказано, что нарисовано этой схемой? А нарисована самая ненавидимая людьми, начавшими перестройку, фигура, то есть пирамида. Ведь все надо было поставить наоборот. И люди, которые начали крутить пирамиду, в том числе Гавриил Харитонович Попов, они прекрасно знали, что такое пирамида. Это — закон жизни, будь то власть, экономика или социальные «каналы» вертикальной мобильности. Конкретно боролись с бюрократической пирамидой советского образца. Но на практике вышло так, что атаковывались сразу все пирамиды. Управленческая пирамида скверная, экономическая пирамида чудовищная... Так что, и юридическая пирамида, любая, тоже не годится?! В годы перестройки, в условиях присущего России правового нигилизма формирование тотального отрицания всех «пирамид» — управленческой, экономической, юридической — резко тормозило процесс утверждения верховенства права и конституционной законности. Такой негативизм в правосознании был немаловажным фактором не только в ходе событий октября 1993 года, когда в борьбе между законодательной и исполнительной властью была разрушена конституционная законность. В последовавший за этим период, в середине 90-х годов, нормативное регулирование по наиболее важным и острым вопросам, будь то приватизация или чеченская война, осуществлялось преимущественно на основе указов Президента, а не на основе законов. Между тем такое «опережающее» регулирование, несмотря на некоторое отставание законо-
творческой деятельности парламента, далеко не всегда было оправданно. Об этом свидетельствует, в частности, ряд решений Конституционного Суда, вынесенных в связи с проверкой президентских указов. Ведь что фактически было сделано? Указы, то есть по существу подзаконные акты, были выдвинуты в качестве заменителей законов на вершину нормативно-правовой пирамиды. В это же время верховенство Конституции и федеральных законов, государственный суверенитет России (что, согласно статье 4 Конституции, составляет одну из основ конституционного строя) подтачивались сепаратистскими устремлениями регионов. Ряд республик заявили о своем суверенитете. Во многих субъектах Российской Федерации было принято огромное количество законов, противоречащих Конституции и федеральному законодательству. Разрасталась экономическая преступность. Фактически взращивалась параллельная пирамида нормативных актов и основанных на ней правоприменительных решений. Дурной пример заразителен. На очереди встал вопрос о самостийных городах и районах. Только что была принята новая Конституция, провозгласившая правовое, социальное государство и приоритет прав и свобод человека и гражданина, а уже расшатывалась элементарная законность, фактически шла атака на новый центр власти, надвигался новый виток развала — теперь уже новой России.
Россия оказалась перед лицом острой проблемы: необходимо было срочно выстроить юридическую пирамиду на основе верховенства права и вытекающих из него конституционных ценностей, общепринятых в современных цивилизованных странах. Эта проблема не только юридическая, но и политическая. Ведь юридическая пирамида непосредственно связана с политикой, а политика — с устройством экономики и со всем остальным. Постепенно общество осознавало, что правовой нигилизм в любой его форме, включая такие его проявления, как преступность и произвол, далее нетерпим. Выстраивая цивилизованную юридическую пирамиду как форму сбалансированных начал свободы, закона, власти и общей цели, мы тем самым возвращаемся к нормальному представлению о том, что пирамида есть не самое скверное, что можно представить в жизни, и что она есть
некая геометрическая фигура, в соответствии с которой устроится вся человеческая жизнь.
Таким образом, до тех пор пока, вместо того чтобы убирать центры власти и сокрушать юридические пирамиды, мы не начнем вносить в них разум и дух, мы будем бегать от
закона к свободе и обратно бесконечно. Я хотел показать именно это.
Валерий Зорькин — председатель Конституционного Суда Российской Федерации.
