АККУЗАТИВ СУБЪЕКТА В ЗАВИСИМОЙ ПРЕДИКАЦИИ: ЗА И ПРОТИВ ПОДЪЕМА АРГУМЕНТА В КАЛМЫЦКОМ ЯЗЫКЕ1
1. Введение
Одной из интереснейших особенностей монгольских языков являются конструкции с аккузативным субъектом в зависимой предикации. Такие конструкции возникают как в финитной, так и в нефинитной предикации. Рассмотрим следующие примеры из калмыцкого языка:
(1) Ы [ст коуи-%э кazad-in
я.ШМ ты.ОЕК сын-АСС заграница-ОЕК
ою-п-сЬ sur-сa-x-i-nJ]2
страна-ЕХТ-БАТ учиться-РШО-РС.РиТ-АСС-Р.3 med-sэn uga-v
знать-РС.Р8Т №О.СОР-18О
‘А я не знал, что твой сын учится за границей’.
(2) Ы 5от]5-Ы^ egс-asэn [сamagэ
я.ШМ слушать-КЕМ-18О сестра-АБЬ.Р.КЕЕЬ ты.АСС
gi-кad]
приходить-СУ.1РБУ говорить-СУ.АШ’
‘Я слышал от сестры, что ты приехал’.
1 Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 09-04-00297а. Автор выражает искреннюю благодарность С. С. Саю, М. Б. Коношен-ко, участникам экспедиций 2007 и 2008 годов в Калмыкию, а также участникам Пятой конференции по типологии и грамматике для молодых исследователей в Санкт-Петербурге за обсуждение различных положений настоящей работы и ценные комментарии.
2 Здесь и далее скобки [] используются в примерах для обозначения зависимой предикации, включая именную группу в аккузативе. Условимся считать, что такое использование не предполагает теоретических выводов относительно позиции данной именной группы (внутри или вне зависимой предикации), а служит лишь целям наглядности.
Труды ИЛИ РАН. Том У, часть 2. СПб., 2009.
581
В (1) зависимая предикация оформляется причастием будущего времени с аккузативом. При этом субъект зависимой предикации cini kovtin также оформляется аккузативом, т. е. падежом прямого дополнения в независимом предложении. Глагол med- ‘знать’ в принципе допускает имя в аккузативе, в контекстах, аналогичных Я знаю этого человека’, т. е. если идет речь о знакомстве с объектом, однако подчеркнем, что в (1) объектом знания является не объект ‘твой сын’, а вся ситуация ‘что твой сын учится за границей’.
Аналогичная конструкция представлена в (2), где, однако, зависимая предикация является финитной и оформляется комплемен-тайзером giwad (говорить-CV.ANT).
Приведенные примеры, на первый взгляд, напоминают подъем аргумента — явление, хорошо описанное для английского языка. Термином «подъем аргумента» (raising3) обычно характеризуют предложения, аналогичные (3):
(3) I believe him to be a good linguist
‘Я считаю его хорошим лингвистом’.
Иными словами, имеются в виду конструкции, в которых субъект вложенной предикации оформляется так же, как прямое дополнение (object case в англистике), а зависимый предикат кодируется инфинитивом с частицей to. Такие конструкции интересны тем, что субъект вложенной предикации демонстрирует морфосинтаксические свойства актанта главной предикации. При этом семантически актантом главного предиката остается ситуация He is a linguist ‘Он лингвист’, а не ИГ him. Данная именная группа получает падежное оформление от главного предиката, способна становиться подлежащим при пассивизации главного предиката, способна заменяться на рефлексивное местоимение, относящееся к подлежащему главной предикации,
3 Уточним, что данные конструкции анализировались в терминах «подъема» в ранних версиях порождающей грамматики; в более поздних работах используются другие термины, в частности — Exceptional Case Marking в минимализме и т. п. Термин «подъем», однако, активно употребляется в типологических и дескриптивных работах по сентенциальным актантам. Так как настоящая работа не предполагает анализ с точки зрения какой-либо формальной синтаксической теории, мы будем использовать термин «подъем».
и т. п. (см. работы [Postal 1974; Lasnik, Saito 1991; Davies, Dubinsky 2004] и др.). Т. е. синтаксически данная ИГ ведет себя так же, как прямое дополнение в главной предикации, однако семантически она не заполняет никакой валентности главного предиката.
Описанное явление широко распространено в языках мира. Конструкции, в различной степени проявляющие свойства подъема, зафиксированы в тюркских языках, полинезийских языках, языках Африки и Северной Америки и т. д. Такие конструкции демонстрируют значительное многообразие в плане синтаксических свойств. Как показано в работе [Сердоболь-ская 2005], учет типологических данных ведет к пересмотру представлений о подъеме, сформировавшихся в ходе изучения английской конструкции (см. (3)). Английская модель подъема не единственная и, по всей видимости, не самая распространенная типологически.
На настоящий момент не удается дать достаточно адекватного определения данному понятию в силу того, что такое определение может быть сформулировано только после тщательного анализа синтаксических свойств конструкций в типологической выборке языков. Для большинства языков такого исследования не проводилось. Наиболее подробные описания существуют, кроме английского и других германских языков, для японского языка [Kuno 1976; Ohta 1997 и др.], куско кечуа [Lefebvre, Muysken 1988], пассамакводди, тагальского и некоторых других. Настоящая работа является шагом к такому анализу: целью работы является подробное рассмотрение синтаксиса и семантики конструкций, проявляющих свойства подъема,
4
в калмыцком языке .
Насколько конструкции с аккузативным субъектом в калмыцком языке проявляют свойства подъема? На первый взгляд, довольно очевидны параллели примера (1) с английской
4 Следует уточнить, что в настоящей статье идет речь о конструкциях, возникающих при двухместных матричных предикатах (например, думать, знать), т. е. аналоге английского subject-to-object raising. Что касается одноместтных предикатов (казаться и др.), при них не зафиксировано конструкций, аналогичных подъему (subject-to-subject raising в англоязычной терминологии).
конструкцией в (3). Заметим, однако, что аккузатив — не единственное средство оформления субъекта в калмыцком предложении (1), в отличие от английского аналога. Дело в том, что причастия в калмыцком языке, в отличие от инфинитива в английском, допускают субъект в номинативе, например:
(4) Ы [сш Ь^Ы-п кazad-in
я.ШМ ты.ОЕК сын-ЕХТ заграница-ОЕК
огэ-п-Сэ sur-сa-x-i-nJ]
страна-ЕХТ-БАТ учиться-РШО-РС.РЦТ-АСС-Р.3 med-sэn uga-v
знать-РС.Р8Т №О.СОР-18О ‘Я не знал, что твой сын за границей учится’.
То есть, в отличие от английских конструкций, для калмыцких конструкций нельзя предложить такое объяснение, согласно которому аккузатив приписывался бы как единственно возможный падеж (единственно возможный в данном виде нефинитной предикации), в отличие от английского, где инфинитив не может приписывать падеж субъекту.
Кроме того, в калмыцком языке аккузативное оформление возможно в финитной предикации с агентивным глаголом, как в (2). Следовательно, калмыцкие конструкции не могут быть описаны как результат определенной степени «редукции» зависимой предикации (в отличие от инфинитива в английском и конструкций с подъемом в японском, согласно анализу [ОМа 1997]5).
Наконец, очевидную проблему для синтаксического анализа представляют конструкции с «подъемом» из обстоятельственных предложений:
5 В указанной работе предлагается анализ, согласно которому СА с подъемом обладают признаком [-Т], что в терминах минималистской программы обозначает некоторую степень редуцированности предикативных свойств, а именно отсутствие временных характеристик. Это доказывается на основании ряда свойств, в том числе неспособности СА с подъемом включать агентивный динамический глагол. Для калмыцкого материала такой анализ неверен в том числе потому, что в конструкции с аккузативным субъектом нет ограничения на тип предиката, ср. (2) и (5).
(5) [camaga ir-хэ oman] bi Elsta-da
ra.ACC приходить-PC.FUT перед я.NOM Элиста-DAT
kUr-ck-san bila-v
достигать-COMPL-PC.PST быть.REM-1SG
‘Когда ты приехал, я уже был в Элисте’.
Обратим внимание, что в данном примере ни главный, ни зависимый предикат не являются переходными и, следовательно, не могут приписывать аккузатив. Остается предположить, что аккузатив приписывается каким-то образом в самой конструкции. Данные факты делают невозможным объяснение калмыцких конструкций в терминах подъема, как он определяется в рамках реляционной грамматики в [Perlmutter, Postal 198З]. Согласно данному подходу, «поднятая» ИГ занимает позицию зависимой предикации (т. е. позицию прямого дополнения — и, следовательно, принимает показатель аккузатива), вытесняя ее в так называемую «шомерную» позицию. Для калмыцкого материала данный анализ не является приемлемым.
Конструкции, зафиксированные в калмыцком языке, представлены в других монгольских языках, ср. примеры из монгольского языка:
(6) багш чам-айг [орой тенд-ээс
учитель ты-ACC поздний там-ABL
ир-сн-ийг] марта-в
приходить-PC.PST-ACC забывать-PST
‘Учитель позабыл о том, что ты поздно прибыл оттуда’ [Санжеев 1960: 94].
Как и в калмыцком, в монгольском языке аккузативное оформление субъекта возможно также в обстоятельственном предложении, ср.:
(7) [чам-айг амра-лт-аас ирэ-х-ээс]
ты-ACC отдыхать-NMLZ-ABL приходить-PC.FUT-ABL
вмнв би энэ ажл-аа дуусга-на
перед я.NOM этот работа-P.REFL заканчивать-PRS
‘Я закончу эту свою работу до того, как ты возвратишься из отпуска’ [Санжеев 1960: 74].
При этом в отличие от многих тюркских языков, в калмыцком и монгольском конструкции с аккузативным субъектом имеют
значительно большее распространение. Не во всех тюркских языках допускается аккузативный субъект в обстоятельственном предложении; в актантных предложениях действуют ограничения на тип предиката и т. п., см. [Сердобольская 2005].
В грамматических описаниях калмыцкого языка обсуждаемое явление не получает подробного освещения. В грамматиках [Котвич 1929; Санжеев 1983; Очиров 1964] зафиксировано само наличие таких конструкций, однако не рассматриваются их синтаксические и семантические свойства. Несколько более подробный анализ содержится в работе [Пюрбеев 1977], где обсуждаются ограничения на возможность оформления субъекта аккузативом в зависимости от формы зависимого предиката (см. об этом подробнее в разделе 3.1).
Итак, настоящая работа направлена на анализ синтаксических и семантических свойств конструкций с аккузативным субъектом в зависимой предикации в калмыцком языке. Делается попытка ответить на вопрос, могут ли такие конструкции трактоваться в терминах подъема аргумента, и если нет, то какую позицию занимает аккузативный субъект СА. Следующий раздел посвящен описанию синтаксических свойств указанных конструкций; семантические свойства описываются в разделе 3. Раздел 4 содержит заключение и выводы.
2. Синтаксис конструкций с аккузативным субъектом
2.1. Синтаксические свойства подъема vs. конструкций с кореферентным сокращением /опущением
В рамках формальных синтаксических теорий накоплен большой опыт по изучению синтаксических свойств подъема. В частности, большое количество релевантных для данных конструкций синтаксических тестов приводится в работах [Postal 1974; Kuno 1976 и др.]. Наиболее подробно изучены данные английского и других германских языков, а также материал японского языка.
Синтаксические свойства, разбиравшиеся в классических работах по подъему, можно разбить на два блока. Это (А) свойства, доказывающие принадлежность рассматриваемой именной группы главной предикации; и (Б) свойства, показывающие, что поднятый аргумент не является аргументом матричного предиката.
Иными словами, свойства типа (Б) выявляют различия конструкций с подъемом и конструкций с кореферентным сокращением6 аргумента, ср. хорошо известные примеры:
(8а) I persuaded him to be stubborn
Я убедил его проявить упрямство’ (букв.: ‘быть упрямым’).
(8б) I showed him to be stubborn
‘Я показал (доказал), что он упрямый’ [Kuno 1976: 30].
В(8а) ИГ him заполняет валентность главного предиката (данный глагол имеет модель управления <NOM (кто) ACC (кого) INF (что сделать) / that ...(в чем)>) и контролирует сокращение кореферентной ИГ в зависимой предикации. Напротив, him в (8б) семантически не связана с главным предикатом, а занимает позицию прямого дополнения в результате подъема. То есть (8б) является примером подъема, а (8а) — примером кореферентного сокращения.
Обычно для проведения различия между указанными конструкциями рассматривают ряд тестов, в том числе — возможность подъема из идиоматических сочетаний. Например:
(9) I believe the cat to be out of the bag
Я думаю, что тайна раскрыта’ (букв.: ‘кошка вылезла из мешка’).
В таком употреблении субъект идиоматического сочетания поднимается в главную предикацию, и различные элементы идиомы оказываются в разных предикациях. Тем не менее, значение идиомы сохраняется. Это говорит о том, что ИГ the cat семантически связана с зависимым предикатом, а не с главным. Соответственно в зависимой предикации глагола persuade такая конструкция недопустима:
(10) *I persuaded the cat to be out of the bag
6 В случае с калмыцким (а также с японским) речь идет о корефе-рентном опущении, а не сокращении, так как, как говорилось в разделе 1, анализируемые конструкции допускают субъект в номинативе (в отличие от английских конструкций с инфинитивом, где субъект не может быть выражен иначе, как аккузативной ИГ).
Данное предложение может быть проинтерпретировано только в прямом смысле, т. е. ‘Я заставил кошку вылезти из мешка’. Это происходит по той причине, что ИГ, занимающая позицию прямого дополнения при persuade, семантически связана именно с главным предикатом, а не с зависимым.
Все калмыцкие конструкции с аккузативным субъектом проходят тест на идиоматические сочетания. Рассмотрим следующий пример:
(11) [xuux-in Us-iga bos-x-i-nj
кожа-GEN волосы-ACC вставать-РС.ГОТ-АСС-Р.3 med-na-v
знать-PRS^SG
‘Я знаю, что (у меня) волосы встанут дыбом’.
СА в данном примере представляет собой идиоматическое сочетание, обозначающее страх или ужас:
(12) xuux-in Usa-n bos-xa
кожа-GEN волосы-EXT вставать-PC.FUT
‘Волосы поднимаются дыбом’ (букв. ‘волосы на коже поднимаются’).
Как видно из (11), субъект идиомы может маркироваться аккузативом в КСА. Это подтверждает, что данные конструкции могут представлять собой подъем (если это подтвердится другими свойствами), но не кореферентное опущение. В принципе данный вывод может быть также сделан на основе анализа семантики указанных конструкций — предложения (1) и (2) не могут интерпретироваться как «знаю твоего сына» или «слышал тебя / твой голос», но именно как «знаю, что твой сын учится за границей» / «слышал, что ты приехал». Другим аргументом против кореферентного опущения является возможность аккуза-тивного субъекта в конструкциях с матричными предикатами, которые в принципе не приписывают аккузатив, например, dur-ta ‘любить’, букв. ‘любовь-COM’:
(13) cecg-Ud nar-an-da dur-ta
цветок-PL солнце-EXT-DAT желание-ASSOC
‘Цветы любят солнце’, букв. ‘Цветы к солнцу с любовью’ [Илишкин 1964: 276].
(14) bi dur-ta-v [camaga duul-xla]
я.ШМ желание-ASSOC^SG ra.ACC петь-CV.SUCC
‘Я люблю, когда ты поешь’.
Поскольку у данного предиката в модели управления отсутствует аккузативный участник, очевидно, что аккузативная ИГ в (14) не является актантом главного предиката и, следовательно, не идет речь о кореферентном опущении.
Допустимость аккузативного субъекта при главных предикатах, не приписывающих аккузатив, может служить еще одним аргументом против трактовки калмыцких конструкций в терминах подъема, как он определяется в реляционной грамматике (см. раздел 1). Поскольку данные предикаты в принципе не имеют прямого дополнения и не приписывают аккузатив, невозможно считать, что «поднятая» ИГ в (14) и под. занимает позицию зависимой предикации, вытесняя ее в так называемую «шомерную» позицию.
Далее, аккузативный субъект не оставляет позиции для местоименной «копии» в зависимой клаузе (так же, как и при подъеме в английском языке: *1 believe John him to be earnest ‘Я считаю Джона серьезным человеком’, букв. ‘Я считаю Джона его серьезным’), ср. (15б).
(15а) [badma-ss ir-s-i-nj med-san
Бадма-ACC приходить-PC.PST-ACC-P.3 знать-PC.PST uga-v
NEG.COP-1SG
‘Я не знал, что Бадма приехал’.
(15б) *badma-gs [ter ir-s-i-nj] bi
Бадма-ACC тот приходить-PC.PST-ACC-P.3 я.ШМ
med-san uga-v
знать-PC.PST NEG.COP-1SG ‘Я не знал, что Бадма приехал’.
Этот тест проводит границу между подъемом и корефе-рентным опущением. При кореферентном опущении обычно можно восстановить местоимение, ср. русское Я знаю, что (я) не сдам экзамен: данное предложение представляет собой пример кореферентного опущения, так как местоимение я факультативно может быть восстановлено. Если бы в калмыцком предложении (15б) можно было восстановить местоимение ter, это говорило бы
о том, что аккузативная ИГ находится в главной предикации и контролирует ноль либо местоимение в зависимой. Однако аккузативная ИГ не оставляет за собой местоименной копии, как и в английском; следовательно, не может идти речь о корефе-рентном опущении.
Итак, свойства блока (Б) показывают, что калмыцкие конструкции не могут интерпретироваться в терминах корефе-рентного опущения или сокращения.
Перейдем к синтаксическим свойствам блока (А), т. е. к синтаксическим тестам, которые обычно применяются для определения принадлежности рассматриваемой ИГ главной предикации. В настоящей работе данные тесты подразделяются на следующие две группы: тесты, показывающие структурную принадлежность ИГ, и свойства фразовой составляющей. Первая группа тестов выявляет реакцию рассматриваемых конструкций на различные синтаксические процессы, не зависящие непосредственно от линейной позиции ИГ (пассивизация, рефлек-сивизация и др.). В основном, это тесты, показывающие, какую синтаксическую позицию занимает ИГ: подлежащную, позицию прямого дополнения и т. д.
Во вторую группу мы выделили свойства фразовой составляющей — тесты, позволяющие определить, входят ли элементы некоторой синтаксической группы в одну фразовую составляющую (в терминах генеративной грамматики) или нет. Эта группа включает собственно свойства линейного порядка (возможность перестановки вершины и зависимого, линейный разрыв элементом верхней составляющей) и некоторые другие, см. [Тестелец 2001: 129-145]. Проверка таких свойств кажется уместной для калмыцкого материала в силу того, что неочевидно, какой составляющей принадлежит аккузативный субъект — главной или зависимой предикации. Применение тестов на фразовую составляющую дает возможность доказать не структурную позицию аккузативного субъекта (как свойства первой группы), а его место в структуре составляющих.
Данные свойства были рассмотрены отдельно для КСА с нефинитной зависимой предикацией, отдельно для КСА с комплементайзерами, отдельно для обстоятельственных предложений. Предваряя дальнейшее, уточним, что результаты для
конструкции с нефинитной зависимой предикацией и для конструкций с комплементайзерами — то есть для всех КСА с аккуза-тивным субъектом — оказались одинаковыми. В силу этого, ниже различные тесты будут демонстрироваться на примере различных КСА, иногда с нефинитной зависимой клаузой, иногда с комплементайзером. Что касается обстоятельственных предложений, они обнаруживают некоторые отличия от КСА в плане синтаксических свойств аккузативного субъекта и будут рассмотрены отдельно в разделе 2.2.6.
2.2. Структурные свойства конструкций с аккузативным субъектом
2.2.1. Пассивизация. Данное свойство заключается в способности «поднятой» ИГ становиться подлежащим при пассивизации главного предиката. Имеется в виду следующее. Если предположить, что ИГ в аккузативе занимает позицию в главной предикации, а не в зависимой, а точнее, позицию прямого дополнения при главном предикате, то она должна допускать все преобразования, возможные для прямого дополнения. В частности, если матричный предикат может образовывать пассивную конструкцию, данная ИГ должна становиться в такой конструкции подлежащим.
Глагол Uz- ‘видеть’ в калмыцком языке может выступать в пассивной конструкции, ср.:
(16) bi ter amta-s-da Uz-gd-la-v
я.ШМ тот люди-PL-DAT видеть-PASS-REM-1SG
‘Я был увиден этими людьми’.
При пассивизации подлежащим может быть как ИГ (16), так и сентенциальный актант, ср.:
(17) [kU-n sad-in dote r or-sa-nj
человек-EXT сад-GEN внутренность входить-PC.PST-P.3
Uz-gd-la
видеть-PASS-REM
‘Видно, что кто-то вошел в сад’ (букв. ‘[Что кто-то залез в сад] было увидено’).
Однако «поднятая» ИГ не может становиться подлежащим, ср. (18а) и пассивную конструкцию в (18б):
(18а) ter amta-s [namaga sad-in dota r
тот люди-PL яАШ сад-GEN внутренность
or-s-i-nJ] Uz-la
7
входить-PC.PST-ACC-P.S видеть-REM
‘Эти люди видели, как я залез в их сад’.
(18б) *bi ter amta-s-da [sad-in dota r
я.NOM тот люди-PL-DAT сад-GEN внутренность
or-s-i-nJ] Uz-gd-la-v
входить-PC.PST-ACC-P.S видеть-PASS-REM-1SG ‘Эти люди видели, как я залез в сад’ (букв. ‘Я был увиден этими людьми, как залез в сад’).
Это говорит о том, что субъект зависимой клаузы не занимает позиции прямого дополнения в главной предикации. Тем не менее, он получает аккузативное оформление.
Отметим, что аккузативное оформление также получает в (18а) зависимый предикат. Возникает предположение, что раз позицию прямого дополнения не занимает субъект, ее занимает сама зависимая предикация. Однако и она не может становиться подлежащим при пассивизации главного предиката:
(19) *[namaga sad-in dotar or-sa-nj
яАШ сад-GEN внутренность входить-PC.PST-P.S
tar amta-s-da Uz-gd-la
тот люди-PL-DAT видеть-PASS-REM
букв.: ‘[Что я залез в сад,] было увидено этими людьми’.
Ср. (17), где субъект зависимой предикации оформлен номинативом: в таком случае зависимая предикация может становиться подлежащим при пассивизации главного предиката.
То есть, в конструкции с аккузативным субъектом оказывается, что ни аккузативная ИГ, ни зависимая предикация не обладают в полной мере свойствами прямого дополнения главного
7
В (18) зависимый предикат присоединяет показатель третьего лица единственного числа, в то время как ожидалось бы согласование с субъектом зависимой клаузы по первому лицу. О расхождениях в согласовании при причастиях см. статью [Князев, настоящий сборник].
предиката8. Результаты данного теста подтверждаются данными, которые обсуждались выше, а именно: в разделе 1 и в разделе 2.1 были приведены примеры с аккузативным субъектом при предикатах, не приписывающих аккузатив, а также в обстоятельственных предложениях. Поскольку такие конструкции возможны, остается заключить, что «поднятая» ИГ не занимает позицию прямого дополнения в главной предикации (так как данная позиция в подобных случаях отсутствует).
2.2.2. Способность «поднятой» ИГ замещаться на рефлексивное местоимение с антецедентом в главной предикации. В калмыцком языке рефлексивные местоимения могут отсылать только к субъектной ИГ в той же предикации (финитной или нефинитной), т. е. их локальная область ограничена одной предикацией (см. [Сай, настоящий сборник]). Интересно, что рефлексив может оформлять аккузативный субъект в СА, ср.:
(20) [Ьу-ап пот-г-ап ]ву-й%-ап
тело-Р.РВЕЬ сон-БЛТ-Р.РВЕЬ ходить-РС.ИАВ-Р.РВЕЬ
gi-каd] Ы 5вг]5-\а-у
говорить-СУ.АШ’ я.ШМ слышать-РВН-180
‘Я слышал, что я хожу во сне’.
В (20) подлежащее главной предикации Ы ‘я’ является антецедентом аккузативного рефлексива Ы]ап. Это говорит о том, что Ы]ап принадлежит той же предикации, что и Ы, т. е. главной предикации. В противном случае рефлексив бы запрещался.
Иными словами, как показывает тест на способность замещаться рефлексивным местоимением, аккузативная ИГ занимает позицию в главной, а не в зависимой предикации.
8
Можно было бы пытаться объяснить неграмматичность (18) и (19) следующим образом: поскольку матричный предикат выступает в пассиве, он не может приписывать аккузатив предикации в (18) и субъектной ИГ в (19); следовательно, наличие аккузатива в (18) и (19) приводит к неграмматичности. Такое рассуждение, однако, представляется неубедительным, так как в принципе отсутствие переходного глагола, приписывающего аккузатив, не является препятствием для подъема в калмыцком языке, ср. (5) и (14).
2.2.3. Способность аккузативной ИГ замещаться наре-ципрок с антецедентом в главной предикации. Данный тест дает результаты, аналогичные тесту на рефлексивы:
(21) tedan [neg neg-an Karg-ta
9
они один один-P.REFL глупость-ASSOC
gi-Kad] tool-na
говорить-CV.ANT считать-PRS ‘Они считают друг друга дураками’.
2.2.4. Подлежащные свойства. Согласно некоторым исследованиям, в японском языке аккузативное оформление субъекта зависимой клаузы возникает в связи с отсутствием позиции субъекта (точнее, позиции спецификатора TP (tense phrase); см. анализ [Ohta 1997]). Данный анализ, по всей видимости, невозможен для калмыцкого материала, так как калмыцкие СА с аккузативным субъектом сохраняют позицию подлежащего. Это можно аргументировать на основании подлежащных тестов, предложенных в [Keenan 1976].
В [Сай, настоящий сборник] показано, что для калмыцкого языка релевантны следующие подлежащные тесты: подлежащее способно контролировать 1) рефлексивный посессив с показателем -an, 2) рефлексивное местоимение, 3) нулевой субъект при целевом деепричастии на -xar и 4) нулевой субъект при соединительном деепричастии на -ja. Все эти свойства сохраняются в зависимой предикации с аккузативным субъектом.
1) Способность аккузативной ИГ контролировать рефлексивный посессив в зависимой предикации. Рефлексивно-посессивные показатели в калмыцком языке контролируются строго подлежащим данной клаузы, см. [Сай, настоящий сборник]. Соответственно способность быть антецедентом такого показателя может использоваться как тест на подлежащее.
9 Рефлексивный посессив не употребляется с именами в номинативе (см. [Сай, настоящий сборник]). Соответственно, реципрокальное местоимение neg neg- в данном примере выступает не в номинативе, а в аккузативе.
Рассмотрим следующий пример:
(22) Ы ек-г-ап cecgэ-s
я.ШМ мать-БЛТ-Р.КВЕЬ цветок-РЬ капсх-атп Ые^Ъ-V
единственный-1Ш.Р.КВЕЬ дарить-Р8Т.180 ‘Я один подарил цветы маме.’
Поскольку копредикат капсхэп ‘единственный’ оформлен рефлексивным посессивом, невозможна интерпретация, при которой он будет семантически относиться к какой-либо другой ИГ, кроме подлежащего. Иными словами, в (22) невозможны интерпретации «подарил только цветы» или «подарил только маме». Для выражения такого смысла необходима другая конструкция: лексема капсхэп ‘единственный’ выступает при определяемом слове в атрибутивной позиции, ср.:
(23) Ы капехэп вк-Ь-ап сес^э-5
я.ШМ единственный мать-БЛТ-Р.КВЕЬ цветок-РЬ Ые^1э-V
дарить-Р8Т.180
‘Я подарил цветы только маме’ (букв. ‘одной маме’).
Встает вопрос, может ли копредикат капсхэп ‘единственный’ с посессивным рефлексивом использоваться в конструкции с аккуза-тивным субъектом. Такие примеры являются грамматичными, ср.:
(24) [Еаагт^э еп daalк-vэ т
Батыр-АСС этот поручать-КМЬ2
капсх-атп ke-s-inJ] Ы
единственный-1Ш.Р.КВЕЬ делать-РС.Р8Т-ЛСС-Р.3 я.ШМ med-nа-v
знать-РК8-180
‘Я знаю, что Батыр эту задачку один решил’.
Как представляется, это показывает, что позиция субъекта в рассматриваемых конструкциях сохраняется.
2) Способность аккузативной ИГ контролировать рефлексивное местоимение в зависимой предикации. Аналогично рефлексивному посессиву, рефлексивное местоимение Ы]ап также может контролироваться только подлежащим. Допустимость
данного местоимения в конструкции с аккузативным субъектом говорит о сохранении позиции подлежащего в СА:
хорошеть-СЛШ-СУ.РШР ходить-РС.ГОТ-ЛСС-Р.3 ‘Я знаю, что Айса пошла приводить себя в порядок’.
3) Способность аккузативной ИГ контролировать нулевой субъект при целевом деепричастии на -хат. Целевое деепричастие является односубъектным, так как субъект действия при данном деепричастии должен контролироваться подлежащим главной предикации. В конструкции с аккузативным субъектом целевое деепричастие может быть вложенным в зависимую клаузу:
(26) Ы [tadn-igэ таМ хиМ-^э
я.ШМ вы-ЛСС автомобиль продавать-СУ.ГРБУ
av-xaт Ьаа-x-i-tn] 5от]5-и^
брать-СУ.РИКР быть-РС.БиТ-ЛСС-Р.2РЬ слушать-Р8Т-180 ‘Я слышал, что вы машину покупаете’.
Допустимость (26) свидетельствует о наличии позиции подлежащего при Ый^х-Ы^
4) Способность аккузативной ИГ контролировать нулевой
субъект при соединительном деепричастии на -$э. В плане
подлежащных свойств данное деепричастие ведет себя анало-
гично целевому деепричастию.
(27) [camagэ таИ хиМ-^э av-cэ
ты.ЛСС автомобиль продавать-СУЯРБУ брать-СУ.ГРБУ
gi-кйd] Ы 5от]5-1а^
говорить-СУ.ЛШ’ я.ШМ слушать-КВМ-180
‘Я слышал, что ты купил машину’.
Пример (27) показывает, что соединительное деепричастие допускается в конструкции с аккузативным субъектом в СА.
Таким образом, исходя из того, что в конструкциях с аккузативным субъектом сохраняются все подлежащные свойства, релевантные для калмыцкого языка, можно заключить, что в данных конструкциях имеется позиция субъекта (мы оставляем
(25) Ы
я.ШМ знать-РК8-180 sййxт-ul-xйт
med-nй-v
[Ajsa-gэ Ыуап
Айса-ЛСС тело-Р.КВЕЬ jov-x-i-nj]
в стороне вопрос о том, какой элемент занимает эту позицию, так как решение данного вопроса требует принятия определенных теоретических предпосылок). Это отличает рассматриваемые конструкции от подъема в японском языке.
2.2.5. Допустимость двух аккузативных ИГ в главной/ зависимой предикации. Как известно, для многих языков верно утверждение, что некоторая синтаксическая позиция в одной предикации не может заполняться двумя элементами одновременно.
Интересные результаты дает попытка употребить две аккузативные ИГ в СА. Носители довольно часто порождают предложения, в которых аккузативом маркируется не только субъект зависимой предикации, но и сам зависимый предикат в форме причастия (с посессивным показателем или без него, см. пример):
(28) [camagэ iт-s-i-nJ / iт-s-igэ]
ты.ЛСС приходить-РС.Р8Т-ЛСС-Р.3 приходить-РС.Р8Т-ЛСС Ы med-sэn ща^
я.КОМ знать-РС.Р8Т №0.С0Р-180 ‘Я не знал, что ты приехал’.
Однако если в зависимой предикации имеется прямое дополнение, оформленное аккузативом, предложение признается неграмматичным, ср.:
(29) [camagэ са / *cйй-gэ uu-ck-s-i-nj]
ты.ЛСС чай чай-ЛСС пить-СОМРЬ-РС.Р8Т-ЛСС-Р.3
med-sэn ща^
знать-РС.Р8Т №0.С0Р-180
‘Я не знал, что ты выпил [весь] чай’.
В принципе прямое дополнение в (29) может быть выражено, если оно не оформляется аккузативом (см. о дифференцированном оформлении прямого дополнения [Коношенко, настоящий сборник]). Однако наличие двух ИГ с показателем аккузатива приводит к неграмматичности примера10.
10 Т}
В соответствующем независимом предложении аккузатив возможен:
(i) ter caa-gs ыы-скэ-v
этот чай-ACC пить-COMPL-PST ‘Он выпил [весь] чай’.
Таким образом, данное свойство, по-видимому, показывает, что аккузативный субъект принадлежит не главной предикации, а зависимой: аккузатив при субъекте блокирует аккузатив при прямом дополнении в зависимой предикации, в то время как в главной предикации может возникать еще один аккузатив (при зависимом предикате, ср. (29)).
2.2.6. Обобщение результатов. Приведенные выше данные суммируются в Таблице 111.
Таблица 1. Результаты структурных тестов в конструкциях с аккузативным субъектом
Синтаксический тест конструкция с причастием конструкция с комплементайзером
пассивизация матричного глагола - —
замена на рефлексив + +
замена на реципрок + +
подлежащные тесты + +
две аккузативные ИГ в главной предикации + +
две аккузативные ИГ в зависимой предикации — —
Как можно видеть, результаты рассмотренных тестов противоречат друг другу. Тесты на рефлексивизацию и реципрок показывают, что аккузативный субъект принадлежит главной предикации, в то время как тест на две аккузативные ИГ говорит
об обратном: судя по всему, аккузативный субъект принадлежит именно зависимой предикации, так как он блокирует прямое дополнение, оформленное аккузативом. Тест на пассивизацию доказывает, что аккузативный субъект не занимает позицию прямого дополнения в главной предикации. Данный вывод также подтверждается тем, что аккузативный субъект возможен при предикатах, не способных приписывать аккузатив, а также в обстоятельственных предложениях.
11 В настоящем разделе не обсуждается связывание кванторов — тест, предложенный в [Postal 1974] — в силу причин, излагаемых в разделе 3.3.
Итак, структурные тесты не позволяют однозначно ответить на вопрос о том, какова позиция аккузативного субъекта СА. Для того чтобы выяснить, является ли данная ИГ элементом главной или зависимой предикации, необходимо привлечение дополнительных синтаксических тестов. С этой целью в разделе 2.3 будут проанализированы свойства фразовой составляющей в КСА с аккузативным субъектом.
Обратимся к конструкциям с аккузативным субъектом в обстоятельственном предложении. Как было указано выше, данные конструкции демонстрируют ряд отличий от актантных предложений. Во-первых, в данных конструкциях неприменим тест на пассивизацию. Во-вторых, данные конструкции «не пропускают» рефлексив и реципрок, ср.:
(30а) *[Ъ^-ап asxэ-n ^-х1а(гп)]
тело-Р.РЕЕЬ вечер-ЕХТ приходить-СУ.8иСС(Р.РЕЕЬ)
ЕасЬш ипх-па Бадма спать-РР8
‘Вечером, когда Бадма приезжает, ложится спать’ (букв.: ‘Бадма ложится спать, когда сам приезжает’).
Данный смысл может быть выражен при отсутствии рефлексива, ср.:
(30б) ЕасЬш asxэ-п [т-хХатп ипх-па
Бадма вечер-ЕХТ приходить-СУ^иСС.Р.РЕЕЪ спать-РР8 ‘Вечером Бадма, когда приезжает, ложится спать’.
Что касается допустимости двух аккузативных ИГ в главной / зависимой предикации, а также всех свойств из следующего раздела, обстоятельственные предложения демонстрируют те же свойства, что и актантные предложения. Приведем примеры, иллюстрирующие недопустимость двух аккузативных ИГ в зависимом обстоятельственном предложении.
(31а) [еск^э шаН av-sn-a] Саги шайп
отец-АСС автомобиль брать-РС.Р8Т-ОЕК скоро мы
каг-ай jov-ad Ъаа-паМСп
выходить-СУ.АКТ ходить-СУ.АЫТ быть-РР8-1РЬ
‘Когда отец купил машину, мы стали много ездить’.
В этом примере невозможно оформить прямое дополнение в зависимой предикации аккузативом, ср.:
(31 б) *ecki-ga ter masi-ga av-sn-a
отец-ACC тот автомобиль-ACC брать-PC.PST-GEN
daru (...)
скоро
‘Когда отец купил машину..
Это возможно, только если субъект выступает в номинативе:
(31 в) ecka ter masi-ga av-sn-a daru (...)
отец тот автомобиль-ACC брать-PC.PST-GEN скоро
‘Когда отец купил машину
2.3. Свойства составляющей
В данном разделе рассматриваются различные свойства фразовой составляющей. Поясним, почему мы привлекаем данные свойства.
Выше было показано, что аккузативная ИГ не занимает позиции прямого дополнения в главной предикации; не вполне понятно в принципе, принадлежит ли данная ИГ главной предикации. В связи с этим анализ свойств составляющей позволяет дать дополнительные аргументы в ту или другую сторону. А именно, если зависимая предикация вместе с аккузативной ИГ проявляет свойства составляющей, это говорит в пользу того, что данная ИГ принадлежит зависимой предикации; если же свойства составляющей проявляет зависимая предикация без аккузативной ИГ, это ставит под вопрос принадлежность такой ИГ зависимой предикации.
Рассматриваются следующие свойства фразовой составляющей (см. [Тестелец 2001: 129-145]): ограничения на линейный порядок, топикализация, замена на анафору, фрагментирование, сфера действия частиц и др.12
2.3.1. Порядок слов. Прежде всего, определим ограничения на порядок слов в конструкциях с аккузативным субъектом. Чаще
12 т
Тест на парцелляцию не применялся, так как парцелляция, по нашим данным, в калмыцком языке не используется.
всего аккузативное оформление выбирается, если зависимая предикация находится в препозиции к главной. Однако это необязательно, ср. (2) и (32а):
(32а) Ъ шed-sэn ща-V [caшagэ
я.КОМ знать-РС.РБТ №0.С0Р-180 ты.АСС iг-s-i-nj]
приходить-РС.РБТ-АСС-Р. 3 Я не знал, что ты приехал’.
Базовый порядок в простом предложении калмыцкого языка — БОУ. Чаще всего данный порядок соблюдается в зависимой предикации. Однако если субъект оформляется аккузативом, возможен вариант УБ, ср.:
(32б) (...) iг-s-i-nj саша§э / *а
приходить-РС.РБТ-АСС-Р.3 ты.АСС ты.ШМ
‘{Я не знал,} что ты приехал’.
Такой порядок встречается редко, однако не приводит к неграмматичности, в отличие от конструкций с субъектом в номинативе. Это свидетельствует о том, что аккузативная ИГ линейно более независима от вложенного предиката, чем номинативный субъект. Можно предположить, что она занимает некую «внешнюю» позицию по отношению ко всей вложенной предикации.
Однако такое предположение входит в противоречие с тем фактом, что аккузативная ИГ свободно передвигается в пределах зависимой предикации, в частности, может занимать линейную позицию после обстоятельства, как в (33б)
(зза) [сaшagэ оскэШиг iг-s-i-cэп] Ъ
ты.АСС вчера приходить-РС.РБТ-АСС-Р.2БО я.ШМ шed-sэn ща-V
знать-РС.РБТ №0.С0Р-180 ‘Я не знал, что ты вчера приехал’.
(ззб) [оскэМи,г сaшagэ iг-s-i-cэп] Ъ
вчера ты.АСС приходить-РС.РБТ-АСС-Р.2БО я.ШМ шed-sэn ща-V
знать-РС.РБТ №0.С0Р-180 ‘Я не знал, что ты вчера приехал’.
При этом данная ИГ может относительно свободно (линейно) передвигаться также в пределах главной предикации; в частности, при особом интонационном выделении возможны следующие варианты для (32а) и (32б):
(32в) [сaшagэ / *#] Ы шed-sэп ща-V
ты.АСС ты.ШМ я.ШМ знать-РС.РБТ КЕО.СОР-^О
[Іг-s-І-nJ]
приходить-РС.РБТ-АСС-Р. 3
‘Я не знал, что ты вчера приехал’.
(32г) [iг-s-i-nJ] Ы [сaшagэ / *#]
приходить-РС.РБТ-АСС-Р. 3 я.ШМ ты.АСС ты.ШМ шed-sэn ща-V
знать-РС.РБТ КЕО.СОР-^О ‘Я не знал, что ты вчера приехал’.
Остается заключить, что аккузативный субъект не имеет жестко фиксированной линейной позиции ни в главной, ни в зависимой предикации. Этим он отличается от субъекта в номинативе, который достаточно свободно передвигается в пределах зависимой предикации, однако не может занимать позицию после зависимого предиката (32б) и выноситься в главную предикацию (32 в, г).
2.3.2. Замена на анафору. В данном и следующих свойствах проверяется способность рассматриваемой последовательности функционировать как единое целое, выступая в различных конструкциях, например, целиком заменяться на анафору, выступать в фокусе контраста, опускаться при эллипсисе и т. п.
Обычно фразовая составляющая (ИГ, глагольная группа, предикация и т. п.) допускает замену на анафорическое средство, например:
(34) — [Baatг-igэ geг av-sэn13 gi-кad]
Батыр-АСС дом брать-РС.РБТ говорить-СУ.АКТ sorJS-l-cэ ? — ee Ы 1ег^э soт]s-la-v
слушать-КЕМ-2БО да я.ШМ тот-АСС слушать-КЕМ-1БО
‘Ты знаешь, что Батыр женился? — Да, я это знаю’.
13 Здесь и далее причастие прошедшего времени оформляет зависимый предикат в контексте комплементайзеров, т. е. употребляется в финитной предикации. О способности причастий возглавлять независимое предложение см. [Пюрбеев 1977: 96].
Как можно видеть, зависимая предикация с аккузативным субъектом обладает данным свойством.
2.3.3. Топикализация. Данный тест предполагает проверку, можно ли топикализовать зависимую предикацию вместе с аккузативным субъектом. Такой порядок слов, при котором вся указанная конструкция находится в препозиции к остальной части предложения, является грамматичным (см., например (34) и др.) и — более того — самым частотным.
2.3.4. Фрагментирование. Имеется в виду способность последовательности выступать независимым предложением при ответе на вопрос, например:
(35) — ]и Badшa tuskaг sorJS-u-c? — [Badшa-gэ
что Бадма о слушать-РБТ-2БО Бадма-АСС
шаМ хиМ-^э av-sэn
автомобиль продавать-СУ.ШБУ брать-РС.РБТ gi-кad]
говорить-СУ.АКТ
‘Что ты о Бадме слышал? — Что он купил машину’.
Как видно из (35), калмыцкие конструкции обладают данным свойством составляющей.
2.3.5. Фокус контраста и контрастивный топик. В данном случае проверяется способность рассматриваемой последовательности выступать в качестве единого целого при контрасте — в фокусе контраста или в контрастивном топике. Калмыцкие конструкции допускают оба употребления, ср. (36) с контрастивным топиком:
(36) [xuldac-igэ jov-sэn gi-кad]
продавец-АСС ходить-РС.РБТ говорить-СУ.АКТ
soт]s-la-v 1аккэ хаа-1к-а-т-п]
слушать-КЕМ-1БО магазин закрывать-САШ-СО№Г-АСС-Р.3
шed-sэn ща-V
знать-РС.РБТ КЕО.СОР-^О
‘ Что продавец уехал, я слышал, а что магазин закрыли, не знал’.
2.3.6. Эллипсис зависимой предикации. Зависимая
предикация (вместе с аккузативным субъектом) может целиком опускаться при эллипсисе, ср.:
(37) ecks med-na [Badma-gs kical-ds
отец знать-PRS Бадма-ACC урок-DAT
od-d-go-Ki-n*], eks
уходить-PC.HAB -NEG. COP-ACC-P. 3 мать
med-x-ss
знать-PC.FUT-NEG.PRS
‘Отец знает, что Батыр уроки прогуливает, а мать — не знает’.
2.3.7. Сочинение главных предикаций при одной зависимой. Данное свойство получило в ранних работах порождающей грамматики название Right Node Raising («подъем правого узла»). Например:
(38) eks med-na ecks bol-xla
мать знать-PRS отец становиться-CV. SUCC
med-x-ss [Badma-gs tamks
знать-PC.FUT-NEG.PRS Бадма-ACC табак
tats -ja-x-i-nj
тянуть-PROG-PC.FUT-ACC-P.3
‘Мама знает, а отец не знает, что Бадма курит’.
2.3.8. Сфера действия дискурсивных частиц. Довольно часто дискурсивные частицы в языках мира могут смещать свою сферу действия в пределах фразовой составляющей. Например, частица, оформляющая зависимое, может относиться к вершине (см. [Казенин, Тестелец 1999]). Как показывают данные калмыцкого языка (см. также марийские данные в [Сердобольская 2008]), возможна также следующая ситуация:
(39) [Badm-igs ir-s-igs bass ] med-ssn
Бадма-ACC приходить-PC.PST-ACC тоже знать-PC.PST
uga-v
NEG.COP-1SG
а. ‘Я не знал, что и Бадма тоже приехал’.
б. ‘Я не знал, что еще Бадма приехал.’ {У вас столько событий: дочка замуж вышла}.
Данный пример допускает две интерпретации: согласно первой (39а), частица семантически модифицирует субъект в аккузативе; согласно второй (39б), она семантически модифицирует ровно ту словоформу, справа от которой располагается. Такой сдвиг
сферы действия частиц возможен только в пределах фразовой составляющей (ср. анализ цахурских данных в [Казенин, Тестелец 1999]). Следовательно, это свойство говорит в пользу того, что аккузативный субъект входит во фразовую составляющую, вершиной которой является зависимый предикат iг-s-igэ.
Итак, можно заключить, что последовательность ‘аккуза-
тивный субъект + зависимая предикация’ демонстрирует все
свойства фразовой составляющей.
2.3.9. Свойства фразовой составляющей у конструкции ‘зависимая предикация без аккузативной ИГ’. Выше было показано, что, несмотря на свойства линейного порядка, зависимая предикация с аккузативным субъектом в полной мере обладает свойствами фразовой составляющей. Возникает вопрос, насколько данными свойствами обладает последовательность ‘зависимая предикация без аккузативной ИГ’. Рассмотрим некоторые примеры.
Замена данной последовательности на анафору недопустима, ср.:
(40а) [Ваа^^э geг av-sэn gi-кad]
Батыр-АСС дом брать-РС.Р8Т говорить-СУ.АКТ
S0rJS-l-cэ ? слышать-ВЕМ-280 ‘ Ты знаешь, что Батыр женился?’
(40б) *Ы Ваа^^э teгU-gэ soт]s-la-v
я.ШМ Батыр-АСС тот-АСС слушать-КЕМ-18О
‘Я это о нем слышал’.
Соответствующий смысл может быть выражен следующим образом:
(40в) Ы Ваа^-т tuskaг teгU-gэ soт]s-la-v
я.ШМ Батыр-ОЕК о тот-АСС слушать-ЯЕМ-^О
‘Да, я это о Батыре знаю’.
Однако поскольку в данном случае ИГ Baatэг оформляется послелогом tuskaг ‘о’, (40в) представляет собой другую конструкцию. Вопрос к аккузативной ИГ также невозможен, ср.:
(41а) *Badшa-gэ ju шed-na-c?
Бадма-АСС что знать-РК8-28О
‘Что ты знаешь о Бадме?’ {Что женился}.
Соответствующий смысл может быть выражен следующим образом:
(41 б) — Badma-n tuskar ju med-na-c? — [ger
Бадма-GEN о что знать-PRS^SG дом
av-s-i-nj (soys-la-v)
брать-PC.PST-ACC-P. 3 слушать-REM-1SG ‘Что ты знаешь о Бадме? — Что женился’.
2.4. Выводы
Резюмируя полученные результаты, можно сказать, что последовательность ‘аккузативный субъект вместе с зависимой предикацией’ в полной мере проявляет свойства фразовой составляющей (в отличие от аккузативной ИГ с инфинитивным СА в английском, см. [Postal 1974]). Зависимая предикация без аккузативного субъекта такими свойствами не обладает. Следовательно, аккузативный субъект принадлежит составляющей, которую возглавляет зависимый предикат. Это подтверждается также структурным тестом на допустимость двух аккузативных ИГ: как показано в разделе 2.2.5, аккузативный субъект блокирует аккузатив при прямом дополнении в зависимой предикации, но не в главной (т. е. если бы мы предположили, что аккузативный субъект принадлежит главной предикации, оказалось бы, что в ней имеется два элемента, которым приписывается аккузатив: аккузативный субъект и сам зависимый предикат).
При этом, однако, по результатам других структурных тестов (замена на рефлексив и реципрок) аккузативный субъект все же занимает некоторую позицию в главной предикации. Речь не идет о позиции прямого дополнения матричного предиката, в отличие от английской конструкции. Это показывает тест на пассивизацию главного предиката, отсутствие ограничений на наличие двух аккузативных ИГ в главной предикации, а также возможность появления аккузатива при непереходных глаголах.
Очевидно, аккузатив приписывается в зависимой предикации. С одной стороны, аккузативная ИГ входит в ту же фразовую составляющую, что и зависимая предикация. С другой стороны, она «пропускает» рефлексив и реципрок с антецедентом в главной предикации и может свободно менять свою линейную позицию в пределах главной предикации (в отличие от других элементов зависимой предикации). (Сходная ситуация имеет место в тувинском
языке, как показано в [Serdobolskaya 2006]). Встает вопрос о том, какая синтаксическая позиция может обеспечить аккузативному субъекту такие «смешанные свойства». Как представляется, ответ на данный вопрос определяется функциональными свойствами данной конструкции.
3. Семантика конструкций с аккузативным субъектом
3.1. Функции конструкций с подъемом в языках мира Конструкции с подъемом получили наиболее подробное освещение в рамках различных формальных синтаксических теорий. С этим связан тот факт, что существует сравнительно мало исследований, рассматривающих семантику и дискурсивные особенности употребления данных конструкций. Как показывает, однако, типологический материал (см. подробнее [Serdobolskaya 2009], а также исследование [Newman 1981] по подъему в английском языке), в основе подъема лежат факторы семантического и когнитивного плана. В частности, в различных языках на выбор конструкции с подъемом или без подъема могут влиять следующие факторы: семантика зависимой предикации (факт, событие в понимании [Арутюнова 1988]), одушевленность поднятой ИГ, ее референциальные и коммуникативные свойства и даже семантика матричного предиката (см. [Newman 1981; Langacker 1995; Serdobolskaya 2009]).
Настоящий раздел посвящен анализу семантических и дискурсивных свойств конструкций с аккузативным субъектом в калмыцком языке. Иными словами, мы рассматриваем свойства конструкций с аккузативным субъектом в сопоставлении с конструкциями, где субъект выступает в номинативе14.
Исследователи калмыцкого языка объясняют распределение аккузатива и номинатива в зависимой предикации следующим образом:
Винительный падеж субъекта применяется в причастных и деепричастных оборотах в том случае, когда указывается реально действующее лицо, выраженное местоимением или именем существительным [Санжеев 1983: 123].
14 См. далее в разделе 3.5 обсуждение проблемы номинатива и немаркированного прямого дополнения.
Несколько более подробно данные конструкции рассматриваются в работе [Пюрбеев 1977], где приводится ряд ограничений на оформление субъекта аккузативом. Во-первых, аккузативный субъект появляется «главным образом при непереходных глаголах» [Пюрбеев 1977: 163]. Во-вторых, существует ряд ограничений, связанных с формой зависимого предиката и наличием посессивных показателей. А именно, согласно Г. Ц. Пюрбееву, субъект может оформляться аккузативом при 1) причастии прошедшего времени на -sэn, оформленном аккузативом, 2) причастии будущего времени на -хэ с дативом, 3) деепричастиях на -Н (предельное) и -хШ (условное) с посессивным показателем и 4) причастиях с послелогами [Пюрбеев 1977: 202-205]. Как указывает Г. Ц. Пюрбеев, в первых двух контекстах и в четвертом контексте субъект также может выступать в номинативе. Однако по данным сел. Тугтун и Ергенинский, возможность аккузативного оформления не ограничивается перечисленными контекстами. В частности, нами зафиксированы примеры с аккузативным субъектом при причастии на -хэ в аккузативе (4), хабитуальном причастии на -dэg (43а), причастии на -sэn в комитативе и соединительном деепричастии на -$э. Кроме того, аккузативный субъект регулярно возникает в зависимой предикации с комплемен-тайзерами gІJэ и giкad (2) (такие примеры также приводятся в [Очиров 1964: 216]). Ограничение на переходность зависимого предиката при аккузативном субъекте также не подтверждается нашими данными; релевантным оказалось наличие прямого дополнения с аккузативом в зависимой клаузе, а не собственно переходность, см. раздел 2.2.5.
Как представляется, выбор между аккузативом и номинативом сравнительно мало зависит от оформления зависимой предикации (т. е. от причастия, падежа / послелога на причастии, комплементайзера и т. д.). В большей степени оказываются релевантными факторы, которые обсуждаются ниже.
3.2. Одушевленность аккузативной ИГ
В примерах, полученных при переводе русских предложений на калмыцкий, прослеживается релевантность фактора одушевленности при оформлении субъекта зависимой предикации. А именно, одушевленные ИГ чаще оформляются аккузативом, для неодушевленных чаще выбирается номинатив:
(42а) [Badma-gэ ir-s-i-nj] med-sэn
Бадма-АСС приходить-РС^Т-АСС-Р.3 знать-РС^Т
uga-v
NEG.COP-1SG
Я не знал, что Бадма приехал’.
(43а) ст таН-п итэ saanar
твой автомобиль-ЕХТ такой хорошо
gUU-dg-i-nJ (...)
бежать-РС.НАВ -АСС-Р. 3
{Я не знал,} ‘что у тебя машина так хорошо ездит (букв.: ‘бегает’)’.
Местоимения чаще всего оформляются аккузативом; носители иногда15 запрещают в таких случаях вариант в номинативе:
(44) сamagэ / *юка ir-s-i-nj (...)
ты.АСС ты.ШЫ приходить-РС^Т-АСС-Р.3
{Я не знал,} ‘что ты приехал’.
Для имен собственных, обозначающих людей, также чаще выбирается аккузатив (42а); однако вариант с номинативом (42б) обычно признается грамматичным.
(42б) Badmэ ir-s-i-nJ (...)
Бадма приходить-РС^Т-АСС-Р.3 {Я не знал,} ‘что Бадма приехал’.
При нарицательных именах, обозначающих людей, оба варианта являются равновозможными:
(45) Ы сп kдvU-gэ / к^и-п кazad-in
я.ШЫ ты.GEN сын-АСС сын-ЕХТ заграница-GEN
огэ-п-Мэ sur-сa-x-i-nJ (...)
страна-ЕХТ-БАТ учиться-PROG-PC.FUT-ACC-P.3
{Я не знал,} ‘что твой сын за границей учится’.
Обозначения животных и неодушевленные имена чаще не оформляются, однако аккузатив при них обычно признается грамматичным:
15 В зависимости от линейной позиции субъекта, а также препозиции /постпозиции зависимой предикации по отношению к главной, см. раздел 2.3.1 выше.
(43б) cini masi-ga iima saanar
ra.GEN автомобиль-ACC такой хорошо
gUU-dg-i-nJ (...) бежать-PC.HAB -ACC-P. 3
{Я не знал,} ‘что у тебя машина так хорошо ездит (букв.: ‘бегает’)’.
Таким образом, релевантным фактором для выбора
оформления является не собственно одушевленность, а иерархия
одушевленности, сформулированная в работе [Silverstein 1976]:
местоимения > имена собственные > нарицательные обозначения людей > животных > предметов
Важно уточнить, что носители обнаруживают значительное варьирование по вероятности выбора аккузатива/номинатива в каждом пункте шкалы (а также по степени допустимости аккузатива /номинатива на крайних точках шкалы). Интересно, однако, что все носители четко следуют приведенной иерархии: если носитель запрещает номинатив в примере с именем собственным, он также запрещает его с местоимением и т. п.
Итак, можно видеть, что данный параметр оказывает влияние на выбор оформления субъекта зависимой предикации. Однако возможность выбора между аккузативом и номинативом в большинстве точек шкалы, по-видимому, говорит о том, что одушевленность — не единственный релевантный фактор. Ниже будет сделана попытка определить другие факторы, важные для выбора оформления.
3.3. Референциальный статус аккузативной ИГ В некоторой степени на выбор оформления влияет референциальный статус субъекта зависимой предикации. А именно, определенные ИГ могут выступать в аккузативе или в номинативе. Неопределенные ИГ не могут оформляться аккузативом, ср.:
(46) [madan-da sin bagsa / *bags-iga
мы-DAT новый учитель учитель-ACC
ir-ja gi-Kad] bi
приходить-CV.IPFV говорить-CV.ANT я.ШМ
soys-la-v
слушать-REM- 1SG
‘Я слышал, что к нам приехал новый учитель’.
Что касается нереферентных ИГ (например, с родовым статусом), носители чаще всего выбирают для них номинатив:
(47) [Ukar-mUd / OKUkar-mUd-iga buuralda
корова-PL корова-PL-ACC полынь
id-dg-i-nj bi med-san uga-v
есть-PC.HAB-ACC-P.3 я.ШМ знать-PC.PST NEG.COP-1SG ‘Я не знал, что коровы едят полынь’.
Аккузативное оформление в принципе возможно,
однако допускается не всеми носителями. Даже носители, которые допускают аккузатив, чаще всего не порождают такие примеры самостоятельно, а лишь соглашаются на предложенный вариант.
То есть нереферентные родовые ИГ ведут себя в плане выбора оформления так же, как неопределенные ИГ, и значительно реже — как определенные. Это хорошо согласуется
с типологическими данными Т. Гивона: исследователь показывает, что родовые ИГ по своему морфосинтаксическому поведению могут демонстрировать отчасти свойства определенных, отчасти свойства неопределенных ИГ [Givon 1990: 407].
Приведенные факты — причина того, что мы не использовали тест на связывание кванторов, предложенный [Postal 1974] для анализа конструкций с подъемом. Дело в том, что в ряде исследований по подъему в языках мира анализируется способность поднятой ИГ с квантором иметь широкую сферу действия над матричным предикатом. Широкая сфера действия обычно предполагает неопределенный (или нереферентный) референциальный статус. Соответственно, в таких случаях в калмыцком языке используется номинатив. Аккузативный субъект обычно является определенным, следовательно, может иметь только широкую сферу действия.
3.4. Конструкции с аккузативным субъектом и коммуникативная организация высказывания
Более важным фактором, чем референциальный статус субъекта, оказывается коммуникативная организация высказывания. Рассмотрим следующие примеры:
(48) [Badma-ga terza xamxal-s-i-nj bi
Бадма-ACC окно ломать-PC.PST-ACC-P.3 я.NOM sorjs-la-v
слушать-REM- 1SG
{Мама Бадмы приходит в школу, и учительница начинает на него жаловаться. Женщина отвечает:} ‘Я слышала, что Бадма окно разбил’. {Муж на неделе зайдет, вставит стекло}.
(49) [ter terz-iga Baatar xamxal-s-i-n^]
тот окно-ACC Батыр ломать-PC.PST-ACC-PJ bi med-ja-na-v
я.М^ знать-PROG-PRS^SG
{Та же ситуация, что в (48). Женщина отвечает: Вы ругаете Бадму за то, что он окно разбил.} ‘А я точно знаю, что это Батыр разбил окно’. {Бадма в тот день вообще дома сидел}.
В ситуации, описанной в (48), участник, обозначаемый аккузативной ИГ, является топиком, так как о нем идет речь во всем предшествующем контексте. В таких примерах носители выбирают аккузативное оформление. В (49) же, наоборот, субъект зависимой предикации находится в фокусе, и выбирается номинатив.
Это объясняет влияние референциального статуса субъекта на его оформление: неопределенные ИГ не могут выступать в тематическом компоненте высказывания и быть топиком и, следовательно, всегда выступают в номинативе. Родовые ИГ в принципе допустимы в контексте топика; следовательно, они могут маркироваться аккузативом. Что касается определенных ИГ, то они допускают оба употребления и обе стратегии оформления, ср. (48) и (49).
Влияние коммуникативного членения высказывания на выбор между аккузативом и номинативом можно проиллюстрировать также на основе следующих контекстов:
• фокус контраста Субъект в фокусе контраста оформляется номинативом; акккузатив в таких контекстах является неграмматичным:
(50а) [Badam bisa Baatar ir-s-i-nj
Бадма NEG.PRS Батыр приходить-PC.PST-ACC-P.3
med-na-v
знать-PRS-1SG
‘Я знаю, что приехал не Бадма, а Батыр’.
(50б) *[Badm-igэ ЫЪ Еаагт^э ir-s-i-nj]
Бадма-АСС №0.РР8 Батыр-АСС приходить-РС.Р8Т-АСС-Р.3
med-na-v
знать-РК8-180
‘Я знаю, что приехал не Бадма, а Батыр’.
• фокус вопроса
В контексте фокуса вопроса также предпочтителен номинатив, ср.:
(51) [&еп / ??ken-igэ и-1а gi-кad]
кто кто-АСС приходить-КЕМ говорить-СУ.АЫТ
С 50Г]5-\-С?
ты.ШМ слушать-КЕМ-280
{Переспрос:} ‘Ты слышал, что кто приехал?’
• контрастивный топик
Если имеются две зависимые предикации с контрастивным топиком, обычно выбирается следующая стратегия: либо субъект первой предикации выступает в номинативе, а второй — в аккузативе (52), либо наоборот: первый в аккузативе, а второй в номинативе (53), ср.:
(52) [Ваагэг ir-s-i-nj] Ы
Батыр приходить-РС.Р8Т-АСС-Р.3 я.ШМ
50Т]5-Ы^ [Badm-igэ _______] soys-sэ п
слушать-КЕМ-180 Бадма-АСС слушать-РС.Р8Т
ща-V
№0.С0Р-180
‘Что Батыр приехал, я слышал, а что Бадма приехал, не слышал’.
(53) [tanaks-igэ ir-s-i-nj] Ы
ваши-АСС приходить-РС.Р8Т-АСС-Р.3 я.ШМ
med-na-v [Badэm ir-s-i-nj] знать-РР8-180 Бадма приходить-РС.Р8Т-АСС-Р.3 med-sэn uga-v
знать-РС.Р8Т №0.С0Р-180
‘Что ваши приехали, я знал, а что Бадма приехал, не знал’.
Интересно, что в данном случае калмыцкий язык различным образом маркирует топикальные ИГ и контрастивный топик; при этом одна из ИГ, очевидно, осмысляется как «более топикальная». Согласно [Коношенко, настоящий сборник], аналогичным
образом маркируется прямое дополнение в контексте контрастивного топика.
Далее, релевантность коммуникативного членения для выбора между аккузативным и номинативным оформлением подтверждается следующими соображениями:
• порядок главной и зависимой предикации — если зависимая предикация предшествует главной, чаще выбирается аккузатив:
(54а) [camagэ ir-sэn gi-кad] Ы
ты.АСС приходить-РС.Р8Т говорить-СУ.АШ’ я.ШМ
50Т]5-и^
слушать-Р8Т-180 ‘Я слышал, что ты приехал’.
Примеры, где зависимая предикация находится в постпозиции к главной, а субъект оформлен аккузативом, более сомнительны:
(54б) ?Ы 50И]5-и^ [camagэ ir-sэn
я.ШМ слушать-Р8Т-180 ты.АСС приходить-РС.Р8Т
gi-кad]
говорить-СУ.АШ’
‘Я слышал, что ты приехал’.
Можно объяснить данное наблюдение, опираясь на коммуникативные свойства аккузативного субъекта: поскольку
данная ИГ является топиком, она более предпочтительна в абсолютном начале высказывания (однако это не жесткий запрет — см. раздел 2.3.1).
• наличие двух ИГ в аккузативе при сочиненных зависимых предикациях; аналогично (52) и (53), если сочиняются две зависимые предикации, носители избегают маркировать обе субъектные ИГ аккузативом, ср.:
(55) [Baatэr ger mal bol-ad sal-ad
Батыр дом скот стать-СУ.АОТ отделяться-СУ.АЭТ
^г-хЫ], [Ajsa balкsэ or-ad
выходить-СУ.8иСС Айса город входить-СУ.АШ’
тг-хШ] mana огкэ ЫЫ1э
выходить-СУ.8иСС мы.ОЕК семейство семья соок^э odэ-v
уменьшаться-СУ.1РБУ уходить-Р8Т
‘Когда Батыр женился, а Айса в город уехала, нас совсем мало осталось’.
В зависимости от других факторов (в частности, одушевленности и др.) носители могут использовать в таких случаях два номинатива (55) или номинатив и аккузатив. По-видимому, при употреблении двух ИГ в аккузативе обе они являются отдельными самостоятельными топиками, что невозможно.
Если сочиняются две ИГ в позиции субъекта, ситуации с двумя словоформами в аккузативе не возникает, так как при сочинении ИГ используется конструкция с лексемой xojr ‘два’. При этом сочиненные ИГ выступают в номинативе, а аккузативом маркируется xojr, ср.:
(56) Badma Baatэr xojr-ig ir-s-i-nJ (...)
Бадма Батыр два-АСС приходить-РС.Р8Т-АСС-Р.3 ‘что Бадма и Батыр приехали’
Таким образом, не зафиксировано случаев, когда в СА возникают два аккузативных субъекта. Как представляется, это следует из топикальных свойств аккузативного субъекта и, соответственно, запрета на две ИГ, претендующих на роль топика всего предложения.
Итак, можно заключить, что субъект вложенной предикации может быть оформлен аккузативом, только если он является топиком высказывания. Если субъект зависимой предикации или вся зависимая предикация находится в фокусе, выбирается номинативное оформление.
3.5. Выводы
В языках мира выбор конструкции с подъемом или без подъема может регулироваться такими факторами, как семантика зависимой предикации, семантика матричного предиката, одушевленность, референциальные свойства «поднятой» ИГ и коммуникативная организация высказывания. В калмыцком языке, по-видимому, значимыми для выбора конструкции
с аккузативным субъектом являются только последние три фактора. Точнее, отмечены следующие закономерности:
1. Выбор конструкции зависит от положения субъекта СА в иерархии одушевленности, сформулированной в работе [БПуе^еш 1976]:
местоимения > имена собственные > нарицательные обозначения
людей > животных > предметов
Вероятность выбора аккузатива повышается по мере приближения к левому краю шкалы.
2. Субъект СА маркируется аккузативом, если он является топиком всего предложения. В противном случае выбирается конструкция с номинативом.
Ведущими факторами, таким образом, являются одушевленность и коммуникативное членение высказывания. Референциальный статус оказывается релевантным лишь постольку, поскольку он определяется коммуникативным фактором. В частности, неопределенные ИГ не могут быть топиком
и, следовательно, выступают в номинативе; определенные и нереферентные ИГ могут выступать в обоих типах конструкций.
В связи с особыми функциональными свойствами аккузатива в зависимой предикации возникает вопрос о его семантике в других конструкциях. По данным грамматических описаний, аккузатив с показателем -igэ в калмыцком языке употребляется в следующих случаях: оформление имени (или предикации) в позиции прямого дополнения и маркирование субъекта зависимой предикации [Санжеев 1983: 122-123]. В позиции прямого дополнения наблюдается явление так называемого дифференцированного маркирования, подробно рассматриваемое в [Коно-шенко, настоящий сборник]: прямое дополнение может маркироваться показателем аккузатива или употребляться без показателя. Распределение данных двух вариантов подчиняется тем же факторам, что и распределение номинатива и аккузатива субъекта в зависимой предикации. На первый взгляд, возникает идея о едином характере данных явлений. Однако следующие факты противоречат данной гипотезе. Неоформленное прямое дополнение морфологически отлично от формы номинатива у имен с основой на «неустойчивый» -п. Такие имена в номинативе
сохраняют конечный -п основы, в позиции прямого дополнения -п отпадает (например, kдvti-n ‘сын-ЕХТ’, kдvti-gэ ‘сын-АСС’, kдvti ‘сын’). Субъект зависимой предикации, наоборот, выступает именно в номинативе на -п; неоформленное имя в данной позиции отвергается носителями, ср.:
(57) Ы [от kдvti-gэ / kдvti-n / *kдvti
я.ШМ ты.ОЕК сын-АСС сын-ЕХТ сын
кazad-in orэ-n-dэ
заграница-ОЕК страна-ЕХТ-БАТ
sur-ca-x-i-nj] med-sэn uga-v
учиться-РК00-РС.ГОТ-АСС-Р.3 знать-РС.РБТ КЕ0.С0Р-1Б0
‘Я не знал, что твой сын за границей учится’.
Следовательно, субъект зависимой предикации оформляется именно номинативом16. Несомненно, однако, сходство факторов, регулирующих выбор между аккузативом и неоформленным прямым дополнением, с одной стороны, и выбор между аккузативом и номинативом субъекта СА, с другой стороны. В обоих случаях релевантными оказываются факторы одушевленности, референциального статуса и коммуникативного членения высказывания. Как представляется, это объясняется свойствами аккузатива в калмыцком языке. Отметим, однако, что перечисленные факторы имеют различный вес для прямого дополнения и для субъекта СА. Как показано выше, референциальные свойства субъекта влияют на выбор оформления лишь постольку, поскольку они определяют коммуникативное членение высказывания, в то время как для прямого дополнения референциальный статус является более важным фактором, чем коммуникативное членение, см. [Коношенко, настоящий
сборник].
16 В описании синтаксиса калмыцкого языка [Пюрбеев 1977: 203] говорится о том, что субъект может быть выражен не только формой в номинативе, но и неоформленным именем; заметим, однако, что примеры, которые в этой связи приводит автор, содержат номинатив (для слов с основой на неустойчивый -п).
4. Обобщение и выводы
Суммируем все обсуждавшиеся выше синтаксические и семантические свойства конструкций с аккузативным субъектом в калмыцком языке. В разделе (2) было показано, что аккузатив приписывается в зависимой клаузе, и аккузативный субъект принадлежит той же составляющей, что и зависимый предикат. При этом, однако, аккузативный субъект занимает некоторую более «внешнюю» позицию по отношению к остальной части зависимой предикации, так как может становиться мишенью процессов, которые контролируются из главной клаузы (замена на рефлексив, реципрок) и передвигаться в пределах главной клаузы. Вопрос о том, какая именно «внешняя» позиция имеется в виду, в разделе 2 не получил ответа.
Как представляется, ответ на данный вопрос определяется функциональными свойствами аккузативного субъекта. Речь идет о специальной топикальной позиции. В результате анализа ряда диагностических контекстов в разделе 3 было показано, что субъект оформляется аккузативом, если является топиком всего предложения. В противном случае выбирается номинативное оформление.
В генеративной грамматике выделяется специальная позиция «левой периферии», на которой находятся топикальные и фокусные элементы предложения [Rizzi 1997].
Мы предполагаем, что аккузативный субъект занимает позицию на левой периферии зависимой предикации (точнее, в TopP, т. е. в топикальной группе). Данный анализ был предложен в работе [Potsdam, Polinsky 1999] для прозрачного согласования в цезском языке. В цезском языке абсолютивный аргумент во вложенной предикации может контролировать согласование главного предиката:
(58) nesi-r [xan q’warid 0-oq-no
~ 17
он-DAT король. 1.ABS грустный 1 -стать-GERUND
0-aki-ru-Xi] 0-iy-xo
1 -идти-PC.PST-NMLZ 1 -знать-PST.EVD
‘Он знает, что король уехал грустным’ [Polinsky 2000: 78].
17 Показатель первого согласовательного класса.
В данном примере абсолютивная ИГ xan ‘король’ контролирует согласование глагола ‘знать’, приписывая ему нулевой показатель мужского класса (при локальном согласовании ожидалось бы, что ‘знать’ будет согласовано по причастию, т. е. по четвертому классу). Такие конструкции характеризуют в терминах прозрачного (или дистантного) согласования.
При этом, как показывают М. Полинская и Э. Потсдам, синтаксически данная ИГ занимает позицию во вложенной предикации. С точки зрения фунциональных свойств данной конструкции, прозрачное согласование отражает топикальность абсолютивной ИГ.
Как представляется, прозрачное согласование в цезском и конструкции с аккузативным субъектом в калмыцком — частные случаи одного и того же явления, а именно, подъема ИГ из зависимой предикации на левую периферию18. В цезском языке это формально отражается на классном согласовании, в калмыцком языке — на падежном оформлении субъекта СА. Позиция на левой периферии зависимой предикации позволяет аккузативному субъекту быть мишенью некоторых процессов в главной предикации (замена на рефлексив, реципрок), а также линейно передвигаться в ее пределах. Кроме того, аккузативный субъект, занимающий позицию на левой периферии зависимой предикации, очевидно, лишает зависимый предикат некоторых свойств прямого дополнения, а именно, способности становиться подлежащим при пассивизации главного предиката (см. раздел 2.2.1). При этом, однако, составляющая ‘аккузативный субъект + зависимая предикация’ в полной мере сохраняет свойства единой фразовой составляющей, в частности, может целиком заменяться на анафору, выступать в качестве отдельного высказывания при ответе на вопрос и т.д. (см. раздел 2.3).
Итак, в работе рассматривались синтаксические и семантические свойства конструкций с аккузативным субъектом в калмыцком языке — конструкций, проявляющих некоторые свойства подъема в позицию прямого дополнения. Своеобразие калмыцких конструкций заключается в том, что они не представляют собой
18 Представляется, что такая трактовка возможна для аналогичных тувинских конструкций, см. [ЗегёоЪо^кауа 2006].
именно подъем в позицию прямого дополнения матричного предиката. Однако аккузативная ИГ занимает некоторую позицию в главной предикации — а именно, специальную топикальную позицию, в которой она получает аккузатив. В настоящей работе предлагается трактовка, аналогичная анализу прозрачного согласования в цезском языке, предложенному в [Potsdam, Polinsky 1999]: аккузативная ИГ занимает позицию на левой периферии зависимой предикации.
Литература
Арутюнова Н. Д. 1988. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука.
Илишкин И. К. (ред.). 1964. Русско-калмыцкий словарь. М.: Советская энциклопедия.
Казенин К. И., Тестелец Я. Г. 1999. Структура составляющих // Кибрик А. Е. (ред.). Элементы цахурского языка в типологическом освещении. М.: Наследие. С. 314-347.
Князев М. Ю. Сентенциальные дополнения в калмыцком языке. Настоящий сборник.
Коношенко М. Б. Дифференцированное маркирование объекта в калмыцком языке. Настоящий сборник.
Котвич В. Л. 1929. Опыт грамматики калмыцкого разговорного языка.
Прага: Издание калмыцкой комиссии культурных работников. Очиров У. У. 1964. Грамматика калмыцкого языка. Синтаксис. Элиста: Калмгосиздат.
Пюрбеев Г. Ц. 1977. Грамматика калмыцкого языка. Синтаксис
простого предложения. Элиста: Калмыцкое книжное
издательство.
Сай С. С. Грамматический очерк калмыцкого языка. Настоящий сборник. Санжеев Г. Д. (ред.). 1983. Грамматика калмыцкого языка. Фонетика и морфология. Элиста: Калмыцкое книжное издательство. Санжеев Г. Д. 1960. Современный монгольский язык. М.: Издательство восточной литературы.
Сердобольская Н. В. 2005. Синтаксический статус актантов зависимой нефинитной предикации. Диссертация ... канд. филол. наук. М. Сердобольская Н. В. 2008. Номинатив в номинализации: субъект
зависимой предикации или именное зависимое // Плунгян В. А., Татевосов С. Г. (ред.). Исследования по глагольной деривации. М.: Языки славянских культур. С. 314-348.
Тестелец Я. Г. 2001. Введение в общий синтаксис. М.: РГГУ.
Davies W. D., Dubinsky S. 2004. The Grammar of Raising and Control. London: Blackwell.
Givon T. 1990. Syntax: a functional typological introduction. Amsterdam.
Keenan E. L. 1976. Towards a Universal Definition of ‘Subject’ // Li Ch. (ed.). Subject and Topic. New York: Academic Press. P. 303-333.
Kuno S. 1976. Subject Raising // Shibatani M. (ed.). Syntax and Semantics, 5: Japanese Generative Grammar. New York: Academic Press. P. 17-49.
Langacker R. W. 1995. Raising and Transparency // Language, 71. No. 1. P. 1-62.
Lasnik H., Saito M. 1991. On the Subject of Infinitives // Chicago Linguistic Society, 27. P. 324-343.
Lefebvre C., Muysken P. 1988. Mixed categories. Nominalizations in Quechua. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers.
Newman J. 1981. The Semantics of Raising Constructions. PhD dissertation. University of San-Diego.
Ohta K. 1997. Tense in the Subject Raising Construction // Japanese / Korean Linguistics, 6. CSLI Publications. P. 353-369.
Perlmutter D. M., Postal P. M. 1983. Some Proposed Laws of Basic Clause Structure // Perlmutter D. M. (ed.). Studies in Relational Grammar, 1. Chicago; London: University of Chicago Press. P. 81-128.
Polinsky M. 2000. Variation in Complementation Constructions: LongDistance Agreement in Tsez // Horie K. (ed.). Complementation. Amsterdam: John Benjamins. P. 59-90.
Postal P. M. 1974. On Raising. Cambridge; London: Massachusetts Institute of Technology Press.
Potsdam E., Polinsky M. 1999. Long-Distance Agreement in Tsez // Bird S., Carnie A., Haugen J. D., Norquest P. (eds.). Proceedings of the 18th West Coast Conference on Formal Linguistics. Tuscon: University of Arizona. P. 434-447.
Rizzi L. 1997. The Fine Structure of the Left Periphery // Haegeman L. (ed.). Elements of Grammar: Handbook of Generative Syntax. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers. P. 281-337.
Serdobolskaya N. 2006. Against Subject-to-Object Raising Analysis of Tuvinian nominalizations // Proceedings of the Third Workshop on Altaic in Formal Linguistics (WAFL-3). Moscow: Moscow State University. P. 74-76.
Serdobolskaya N. 2009. Towards the typology of raising: a functional approach // Arkhipov A., Epps P. (eds.). New Challenges in Typology, 2. Berlin; New York: Mouton de Gruyter. P. 269-295.
Silverstein M. 1976. Hierarchy of Features and Ergativity // Dixon R. M. W. (ed.). Grammatical Categories in Australian Languages. Canberra: Australian Institute of Aboriginal Studies Publications (Linguistic series, 22). P. 112-171.