Д. В. Панченко
«Ахиллес быстроногий»: к исторической интерпретации компонентов эпической традиции
Быстрота ног - наиболее частая и устойчивая характеристика Ахилла в «Илиаде», однако в действии поэмы это свойство героя остается по существу без применения. Естественно заключить, что гомеровская формула «Ахиллес быстроногий» пришла в «Илиаду» в готовом виде из эпической традиции.
Что из этого можно извлечь для исторической характеристики той среды, в которой соответствующая эпическая традиция сформировалась? Совершенно ясно, что быстрота ног не может быть специфической характеристикой воина, сражающегося на колеснице. Быстроногий воин - пехотинец. Таким, собственно, Ахилл и показан в «Илиаде» - в отличие от Диомеда, который совершает многие подвиги, сражаясь на колеснице. Мы можем оставить в стороне многократно поднимавшийся вопрос о специфике изображения Гомером боевых колесниц. Следует подчеркнуть: великий быстроногий воин вообще не принадлежит к миру вождей, выступающих в бой на колесницах. Соответственно, он не принадлежит микенскому миру, коль скоро в микенских центрах боевые колесницы составляли важную часть вооружения. Правда, нельзя сказать, что быстроногий воин - непременно посторонний в войске, чью ударную силу образуют колесницы. Пехотинцы, названные «бегунами», сражались рядом с боевыми колесницами в войске Рамзеса III, но их роль там вспомогательная, подчиненная, что не подходит такому великому герою и предводителю, каким предстает Ахилл.
Между тем быстроногость - вообще неожиданная характеристика для воина. Чтобы вместе с другими сражаться в строю, нужны другие качества. Но и безотносительно к совместным действиям сила, ловкость, меткость, храбрость, выносливость или даже стремительность (в широком смысле слова) - гораздо более естественные характеристики прославленного воителя. Качество, которым эпическая формула отметила лучшего из ахейцев, приобрело, как я думаю, особое значение в специфической историко-военной ситуации - а именно тогда, когда на исходе Бронзового века пехотинцам регулярно приходилось вести борьбу против боевых колесниц. Сила колесниц была в их мобильности. Стремительно перемещавшиеся по полю битвы,
они давали огромное преимущество находившимся на них лучникам и копейщикам перед малоподвижной пехотой. В отсутствие такой мощной фаланги, какая появится лишь к середине I тысячелетия, задача пеших воинов заключалась в том, чтобы лишить противников привилегии стрелять по неподвижной мишени. Быстрота и рассыпной строй (в сочетании с силой и отвагой) были единственным средством пехотинцев одолеть тех, кто сражался на колесницах. Образцовым воином в борьбе против колесниц оказывался стремительный меткий копейщик, одновременно являвшийся мастером рукопашного боя. Разумеется, такой воин должен был обзавестись и новым средством обороны - сменить хорошо прикрывающий тело, но громоздкий щит, на более компактный и мобильный круглый щит - какой Гефест изготавливает для Ахилла и какой широко распространяется в восточном Средиземноморье в конце Бронзового века.
Таким образом, песни о «быстроногом Ахиллесе» должны были сложиться в среде воинов, регулярно боровшихся против войск, оснащенных боевыми колесницами. При этом существенная связь эпической традиции, отраженной в «Илиаде», с этой средой проступает отнюдь не исключительно в случае с Ахиллом. Наиболее частый эпитет ахейцев - «пышнопо-ножные»: они, стало быть - пехотинцы. Троянцы, напротив -«укротители коней», и обращает на себя внимание, что в «Илиаде» неоднократно изображается, как ахейские вожди, спешившись, своими копьями сбивают противников с колесниц.
Благодаря египетским документам, повествующим о борьбе с «народами моря», пехотинцы, сражающиеся в восточном Средиземноморье против войск, оснащенных боевыми колесницами, предстают перед нами не абстрактной возможностью, а исторической реалией. Мы видим, как эти «народы моря» собираются в коалиции и широко используют корабли для передвижения по морю - в точности как ахейцы при нападении на Трою. Современные «народам моря» археологические следы -это разрушенные и разоренные города, тогда как греческая эпическая традиция именует Ахилла и других ахейских вождей «разрушителями городов». В своих морских набегах «народы моря» достигали Египта, и морские набеги на Египет упоминаются в гомеровских поэмах. Похоже, что предания о быстроногом Ахиллесе не только не являются частью микенской эпической традиции, но и принадлежат традиции тех, кто нападал на центры микенской цивилизации. Микены названы в эпосе злато-обильными. Микенская ли это традиция? Станет ли кто так вос-
хвалять свой город? Скорее - это восприятие алчущих добычи налетчиков. Тот факт, что в табличках, найденных в Пилосе и Кноссе, как будто, прочитывается имя, соответствующее гомеровскому «Ахилл», не противоречит нашему рассуждению. Имя героя и образ быстроногого воина могут быть разной природы; вполне возможно, что лишь со временем они в силу каких-то причин соединились вместе.
Соединение в одну компанию Ахилла, ахейцев и царя Микен Агамемнона точно так же ничему не противоречит. «Илиада» повествует о людях, имеющих три разных имени (ахейцы, да-наи, аргивяне), которые осаждают город, имеющий два разных имени (Троя и Илион), вследствие того, что человек, выступающий под двумя разными именами (Александр и Парис), похитил женщину из города, который тоже, похоже, имеет два имени (Спарта и Лакедемон). За всем этим стоят разнообразные, в том числе трудно представимые контаминации. Отметим, впрочем, любопытное сочетание двух обстоятельств. Если пышнопонож-ные ахейцы - пехотинцы, то наиболее характерный эпитет дана-ев - «быстроконные». Очевидно, данаи сражаются на колесницах, чему соответствуют как географические условия тесно связанной с ними Арголиды, так и происходящие оттуда археологические находки. Данаи упоминаются в египетских памятниках времени Тутмоса III, и они должны быть локализованы в Пелопоннесе. Напротив, несколько более поздние хеттские источники хорошо знают ахейцев. Быть может, дальнейшие исследования покажут, что имеет смысл различать данайский и ахейский периоды - или компоненты - в истории микенской Греции.
Как бы то ни было, подчеркнем главное: эпическая традиция, восхвалявшая быстроного Ахиллеса, никоим образом не происходит из мира цитаделей и дворцов, существовавших на территории Греции в Бронзовом веке. Это эпическая традиция тех, кто достиг Греции тогда, когда там уже были возведены и дворцы, и цитадели.
Вместе с тем было высказано немало веских доводов в пользу существования эпической традиции в рамках микенской цивилизации - традиции, частично дошедшей до автора «Илиады». Если это общепринятое мнение не подлежит пересмотру, тогда следует сделать вывод о принципиальной неоднородности той эпической традиции, с которой работал Гомер. Я имею в виду традицию тех, кто сражался на колесницах, и традицию тех, кто сражался в пешем строю против колесниц.
Обычно историю греческой эпической традиции представляют следующим образом. В микенской Греции была развитая эпическая традиция, в известной мере продолжившая праиндо-европейскую. После гибели микенского мира она перешла к эолийским аэдам, которые ее по-своему адаптировали и к которой они, вероятно, добавили что-то местное. Наконец ионийские аэ-ды, усвоив накопленное их предшественниками, стали создавать поэмы, которые получили письменное выражение. При этом как-то не уточняется, где были эолийские аэды в пору многовекового существования микенской эпической традиции. Я не буду обсуждать, насколько то, что я называю эпической традицией пеших воинов, совпадает с эолийским вкладом стандартной схемы. Я лишь хочу подчеркнуть, что носители этой традиции пришли в Грецию намного позже, чем носители микенской традиции. Отсюда следует, что две эти традиции представляют собой два независимых ответвления от индоевропейской. Соответственно, те сюжеты и мотивы в греческом эпосе, которые обнаруживают существенное сходство и вероятное родство с индо-арийским или же северо-германским материалом, совсем не обязательно возводить через весь микенский период к временам праиндоевропейского единства. Они запросто могут оказаться следствием относительно недавнего соседства, относительно недавних контактов.
Наконец, судя как по египетским памятникам, так и по «Илиаде», носители той эпической традиции, в рамках которой сложился образ быстроного Ахиллеса, регулярно действовали в составе коалиций. Египетские источники недвусмысленно указывают на то, что такие коалиции могли быть этнически пестрыми. Участие в подобных коалициях создавало условия для проникновения в греческую эпическую традицию элементов далекого происхождения. Например, представляется вероятным, что рассказы о морских приключениях, отразившиеся в «Одиссее» и преданиях, связанных с плаванием аргонавтов, могли попасть к грекам от выходцев с берегов Балтийского или Северного моря .
* Борьба варварских пехотинцев против боевых колесниц, обороняющих монархии восточного Средиземноморья, является важнейшей темой книги Роберта Дрюса (R. Drews. The End of the Bronze Age: Changes in Warfare and the Catastrophe. Princeton, 1993). Затрагивая мимоходом возможные отголоски происходившей борьбы в уцелевших преданиях, Дрюс, в частности, роняет фразу, которая, по-видимому, послужила одним из толчков к моему рассуждению: "The description of Achilles as 'fleet-footed' is especially appropriate for the arete of a runner".