CC BY
86
© В.А. Поляков, 2004
АГРАРНАЯ ПОЛИТИКА БОЛЬШЕВИКОВ В 1919-1920 гг.
(На материалах Поволжья)
В. А Поляков
Недавний выход Российской Федерации на внешний рынок со своей сельскохозяйственной продукцией, что произошло после нескольких десятилетий импортирования продуктов питания, делает актуальным обращение к проблеме, вынесенной в название данной статьи. Ее целью является вычленение из целого ряда важнейших факторов тех, какие стали решающими для разрушения аграрного сектора экономики до такой степени, что страна, кормившая полмира, перестала обеспечивать даже себя. Причины явления столь глобального масштаба в советской историографии, базировавшейся на марксистско-ленинской методологии, научному анализу подвергаться не могли :. В этом отношении характер послеоктябрьских изменений в Поволжском регионе, который до 1917 г. был и «житницей, и огородом, и скотоводческим двором России», вполне может быть основанием для обобщающих выводов. Их исходной базой стали материалы трех следующих видов: документы программного характера, законотворческие материалы, направленные на реализацию тех программ, и статистические данные с откликами людей на ситуацию, возникшую в результате деятельности большеви-ков-ленинцев, захвативших власть в стране.
Во время тех трагических событий «маленькая кучка большевиков во главе с Лениным»2 по основному аграрному вопросу декларировала «немедленную отмену помещичьей собственности на землю и передачу земли крестьянам»3. Но уже в начале 1918 г. «Законом о социализации (обобществлении) земли» в ленинской формулировке на первый план вышла «отмена всякой собственности на землю»4, что крестьян земли лишало.
Спустя год, когда по сталинскому выражению уже была партия, «сколоченная из стали, партия, членов которой в любой момент можно перестроить в рядах и двинуть
на врага»5, большевики на VIII съезде РКП(б) в своей второй программе обозначили новые мероприятия, направленные против российского крестьянства. «Советская власть, осуществив полную отмену частной собственности на землю, — говорилось в ней, — перешла уже к проведению в жизнь целого ряда мер, направленных к организации крупного социалистического земледелия...»6
Приоритетными на этом направлении стали принципы, которые вытекали из «Декрета СНК о разверстке зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства, между производящими губерниями», подписанного В.И. Ульяновым-Лениным и заместителем наркома продовольствия Н.П. Брюхановым 11 января 1919 года. Десять статей того документа стали судьбоносным предопределением последующих событий, потому что открыли дорогу к произволу, какой и оставался все годы существования советской власти, переходя в некую вариацию обложений продналогом или непосильным планом. Это видно из начала декрета, гласящего: «Ст. 1. Все количество хлебов и зернового фуража, необходимое для удовлетворения государственных потребностей, разверстывается для отчуждения у населения между производящими губерниями», и конца: «Ст. 10. Сельские хозяева, не сдавшие к установленному сроку причитающееся на них количество хлебофуража, подвергаются безвозмездному принудительному отчуждению обнаруженных у них запасов. К упорствующим из них и злостно скрывающим свои запасы применяются суровые меры, вплоть до конфискации имущества и лишения свободы по приговорам народного суда»7.
Спустя чуть более месяца, 27 февраля 1919 г., тот декрет вновь оказался в поле внимания советского руководства, которое по своей коммунистической сущности не могло вла-
деть иным способом управления порабощенным народом. В коротком постановлении, подписанном теми же лицами, что и декрет, говорилось: «Принимая во внимание запоздавшее объявление на местах декрета о разверстке зерновых хлебов и фуража, а также ряд стихийных причин (бураны, заносы и проч.), затруднивших подвоз населением хлеба к ссыпным пунктам, Совет Народных Комиссаров постановил: Применение статьи 10-й названного декрета о принудительном безвозмездном отчуждении запасов хлебофуража у несдавших причитающихся с них количеств к 1 марта с. г. — отсрочить до 1 апреля 1919 года»8.
Так, продлив сроки разверстки вначале на месяц, а фактически раздвинув ее принципы на годы и десятилетия вперед, в тот же день Ульянов-Ленин подписал и еще одно «Постановление СНК о рабочих продовольственных отрядах»9. То есть вновь указал на единственную форму организации конфискаций и реквизиций, как грабежа в масштабах государства. Новаторским элементом в произошедшем был лишь переход от бессистемных наездов отрядов к жестко-плановой регламентации их непрерывной деятельности, концентрирующейся в руководстве через Военно-продовольственное бюро при Всероссийском совете профессиональных союзов, но с жестким прежним подчинением наркомпроду.
Функции этого ведомства, постоянно находившегося в зоне ленинского внимания, в период 1919—1920 гг. будут совершенствоваться практически непрерывно 10. В связи с этим и кризис в сельском хозяйстве будет усугубляться. Разверстку, начавшуюся с изъятия зерновых культур, вскоре перенесли и на другую продукцию растениеводства, но все с тем же непременным сохранением жестких методов, какими она повсеместно сопровождалась. На это большевики не скупились никогда. Более того, они использовали любую возможность, как для ужесточения, так и извлечения иных выгод для себя в плане политическом.
Потери продукции и страдания сельских производителей умножат изъятия картофеля — той культуры, которая была для крестьян вторым хлебом. По этой причине власть сконцентрировала на нем особое внимание, пытаясь одним махом и сельских производителей приструнить и, одновременно, путем перераспределения, симпатии промышленных рабочих снискать и, вместе с тем, усилить враждебное противостояние города и села. Только с июля по ноябрь
1919 г. было принято четыре законодательных акта 11, в ряду которых особое место заняли два постановления СНК, принятые в один день 22 ноября 12. При этом в Поволжье изъятие картофеля привело к абсолютному уменьшению его посадки, что в конечном итоге привело к невыполнению задания по продразверстке. К примеру, из Саратовской губернии в 1920—1921 гг. намечали реквизировать 3 600 000 пудов, а смогли изъять только 1 269 205 пудов, или 35,4 % от плана 13.
Положение с другими техническими культурами, выполнявшими в питании людей менее значимые функции, было еще хуже. Постановление СНК о заготовке масличных семян, скрепленное ленинской подписью
26 декабря 1919 г., вместо «...усиления производства растительных масел для снабжения таковыми Красной Армии, технических нужд обороны страны и мыловаренной промышленности...» обернулось его сокращением. И иначе быть не могло, коли наряду с заготовкой всех зерновых продуктов сельского хозяйства на всей территории, подвластной большевикам, вводилась разверстка и на этот вид сырья. С этого момента те, кто его производил, могли получать растительное масло и жмыхи только за добровольно сданные семена. «В случае нежелания сдавать семена добровольно или сокрытия их, — говорилось в параграфе 9 постановления, — последние реквизируются, и выдача масла и жмыха не производится». При этом и послушание заканчивалось для сдававших фактически столь же плачевным результатом. В соответствии с параграфом 7 большая часть советской республики попадала в так называемый третий район, где за сданный пуд семян можно было получить масла в размере, не превышающем двух фунтов, и 5 фунтов жмыха, то есть на практике почти ничего. Незначительно отличались второй район, куда из Поволжья попадали Пензенская и Казанская губернии (масла не более 3 и жмыха 10 фунтов), и первый район, где в Астраханской и Нижегородской губерниях могло приходиться не более 6 фунтов масла и 20 фунтов жмыха 14. Вследствие подобного рода «стимулирования» Саратовская губерния в 1920—1921 гг. разверстку по масличным семенам выполнила только на 22,2 % — вместо намеченных
2 000 000 пудов вывезли лишь 443 833 пуда. И по стране в целом сбор этого сырья в 1920 г. составил 75,0 млн пудов, тогда как в 1913 г. было 155,9 млн пудов 15. В этом катастрофи-
ческом снижении производства большинства технических культур был второй (после падения сбора зерновых) фактор, свидетельствовавший о полном кризисе полеводства.
К тяжелейшему положению пришло и животноводство, что в последовательном перечислении выводит его на вторую позицию, однако при тесной взаимосвязанности различных элементов хозяйственного механизма место это условно и по своей значимости данная отрасль вполне может быть приоритетной. Ведь от состояния животноводства напрямую зависело не только питание населения и городского и сельского, но и работа целого ряда отраслей, как легкой промышленности, так и производительных сил самого сельского хозяйства. Тем более что, будучи не менее многопрофильным, чем растениеводство, животноводство имело и своеобразие. Недостаток кормов и ухудшение условий содержания животных постоянно сводили взгляды человека и живых существ. Большая часть крестьян, еще не потерявших христианскую добродетель в чувстве сострадания к «братьям меньшим», пытаясь предотвратить или прекратить издевательство над животными, их муки физические и свое духовно-нравственное угрызение совести, шла на преждевременный убой скота, сокращение поголовья, а то и отказ от содержания целых видов.
Раздел о животноводстве Генерального плана Самарского губернского земельного управления, датируемого 1922 г., позволяет подвергнуть анализу изменения в численности скота на значительном отрезке времени с 1905 по 1922 г. в одном из крупнейших и во многом типичном для Поволжья регионов. На 1 января следующих лет в Самарской губернии всех видов скота насчитывалось: 1905 г. — 2 762 382 гол., 1914 г. — 2 782 035 гол.,
1915 г. — 2 820 456 гол., 1916 г. — 2 886 450 гол., 1917 г. — 3 041 640 гол., 1919 г.— 3 035 811 гол., 1920 г. — 2 408 309 гол., 1921 г. — 904 861 гол., 1922 г. — 622 371 голов 16. Эти данные говорят о том, что животноводство в губернии, как и вся экономика России, стабильно развивалось и до, и после начала Первой мировой войны. Симптомы спада станут видны с 1918 г., то есть после установления советской власти. А вот резкое уменьшение поголовья животных начнется в 1919—1920 годы. И его ничем иным, как «...следствием советской формы управления» и «коммунистической организацией хозяйства...»17 не объяснишь. Да и сама попытка
найти что-то иное, к науке отношения уже иметь не будет, коли так считал сам Ульянов-Ленин, ту политику и разрабатывавший и в жизнь проводивший. И хотя он же продолжал твердить о России, «...которая разорена и измучена войной, как ни одна страна в мире...»18, существенно другое. А именно, ленинское резюме и торжествующий тон: «Большевики в ноябре 1914 г. заявили, что империалистическая война несет с собой превращение в гражданскую войну. Это оказалось правдой. Это теперь факт в мировом масштабе»19. Именно так в июне 1919 г. он написал о реализации ранее намеченного.
С войной первый вождь советских коммунистов связывал, и вполне обоснованно, все. Не являлась исключением и ситуация с продовольствием 20, напрямую зависевшая от положения в животноводстве. В опосредованной форме такая взаимосвязь стала проявляться сразу после перехода продовольственных отрядов к изъятию у крестьян лошадей для подвоза хлеба. Исходя из коммунистических принципов классовой борьбы и уравнительности, члены этих формирований, проявляя революционную инициативу и решительность, претворили в жизнь и ту ленинскую нацеленность, какая постоянно звучала во всех его обращениях к рабочим. Вслед за этим последовали изъятия лошадей на нужды фронта 21 теперь не только как тягла, но и как грозного орудия борьбы в виде кавалерийских формирований. Проводились эти мероприятия с таким размахом, что уже 7 апреля 1919 г. Ульянов-Ленин после собственноручной правки проекта, подготовленного Э. Склянским, вынужден был в качестве председателя Совета Труда и Обороны подписать постановление, где говорилось: «В целях планомерного обеспечения армии лошадьми без ущерба для народного хозяйства и в целях общестатистических поручить Народному комиссариату по военным делам произвести по соглашению с Центральным статистическим управлением учет лошадей Республики»22.
Создавшаяся ситуация поставила советскую власть перед необходимостью принимать решения, направленные на сдерживание стремительного сокращения поголовья скота. К Поволжью, как наиболее важному животноводческому региону, находившемуся в поле особого внимания главы прави-тельства23, это относилось в большей степени. Поэтому 28 апреля 1919 г. появилось короткое постановление Совета Обороны, в двух пунктах которого говорилось:
«1) В районе Баскунчакского озера, радиусом 10 верст в Енотаевском уезде, Астраханской губ., освободить от мобилизации и реквизиции для надобностей Военного ведомства три тысячи верблюдов и сто пятьдесят лошадей с повозками, приспособленными для выволочки соли, с 1 мая по 1 ноября с. г.
2) Частичную гужевую повинность для военных надобностей в названном районе допустить только с согласия центрального правления Баскунчакской солепромышленности...»24
Этот текст не был жестом справедливости, как и еще один декрет СНК, подписанный Ульяновым-Лениным 15 октября все того же 1919 года. В нем Совет Народных Комиссаров, декларируя цель сохранения и развития животноводства калмыцкого трудового народа, в частности постановил:
«1. Весь наличный состав лошадей, верблюдов, рогатого скота и мелких домашних животных освободить в пределах ныне установленной нормы от конфискации и реквизиции.
2. Конфискации и реквизиции не подлежит скот хозяйств Калмыцкой степи как оседлых, так полуоседлых и кочевых, имеющих на одну душу пять (5) голов скота по переводе на крупный...»25.
Но это практически не повлияло на продолжавшееся уменьшение количества рабочего скота, которое в Поволжье по двум видам животных за период с 1916 до 1921 г. составило: лошади с 6 052 418 до 4 476 000 и волы с 509 805 до 193 500 голов. При этом в ЮгоВосточном районе Поволжья, куда входила и Калмыкия, удостоенная «охранно-восстановительного» декрета, масштабы катастрофы были еще трагичнее. Здесь в 1920 г. волов оставалось 45 %, а в 1921 г. только 36 % от того количества, что было в 1916 году. Уменьшение лошадей было еще динамичнее. Общая их численность за эти же два года составила соответственно 35 и 30 %, что по трем возрастным группам выглядело следующим образом: по рабочим лошадям — 38,8 и 34 %, по молодняку — 37,5 и 27 %, жеребятам — 20 и 17,7 %26. То есть общее уменьшение рабочего скота было троекратным.
Сложившаяся ситуация находит подтверждение и в соотношении общей численности рабочих животных к площади посева. Если в
1916 г. на 100 десятин приходилось 30 лошадей и 18 волов, то к началу 1921 г. стало
34 лошади и 35 волов27. Но такое увеличение свидетельствовало не о каком-то прогрессе, а подтверждало кризис. Подобный парадокс был следствием уменьшения площади засе-
ва, и к реальности упадка отрасли все возвращается тогда, когда обращаем взгляд на соотношение количества лошадей и численности населения, например, в Царицынской губернии. В ней, по данным губернского Экономического совещания, в 1916 г. на каждые сто человек жителей приходилось по 25,1 лошадей, а в 1921 г. этот показатель составил 9,2 лошадей, что в общем и составило ту же самую трехкратную убыль 28. Она, вне всяких сомнений, была обусловлена бурной организационной и законотворческой деятельностью кремлевского руководства, непрерывной чередой плодившего самые разнообразные решения. 27 декабря 1919 г. наркомпрод получил задание заготовить и сдать Центро-жиру 70 000 пудов твердых жиров, из которых 10 000 пудов тяжелым бременем обрушились на Казанскую губернию, а распределением этого вида сырья стала заниматься особая Комиссия использования 29.
2 марта 1920 г. из Кремля вышел декрет
об обязательной поставке яиц 30, который, как и большинство иных решений большевиков, выполнял одну лишь разрушительную функцию. Продуманно-жесткие и дифференцированные нормы разверстки, продолжая подводить сельских жителей к пределу безысходности, подорвут еще и птицеводство. Иллюстрирующим свидетельством сказанного является сопоставление результатов Саратовской губернии с положениями вышеназванного декрета. Согласно ему губерния попала во вторую категорию, по которой, исходя из расчета сбора 10 яиц с десятины посева, и получила на 1920—1921 гг. непосильное задание в 21 400 000 штук яиц. Из них, несмотря на «усиленный продовольственный нажим» (выражение имело широкое распространение в среде продовольственников), она смогла собрать только 4 693 994 яйца, то есть 21,9 % от плана 31 . Подобная ситуация была и в других губерниях, потому что и меньшие нормы сбора обусловливались не целью поддержки единоличного хозяйства крестьян, а только максимальной возможностью их как производителей продукции обеспечить такое выполнение разверсток, какое давало полное изъятие всех имеющихся на данное время продуктов. К примеру, Чувашская область, где в добольшевистское время с экспорта яиц ежегодно получали 60—70 млн руб. 32, теперь вообще не смогла их поставлять. Сложившаяся ситуация свидетельствовала о том, что большевикам в полной мере удалось задействовать такой механизм взаимоотношений
власти с населением, какой неуклонно подводил все регионы к порогу равно-безысходного положения.
Переступят они его буквально через три недели, когда 23 марта Ульянов-Ленин подпишет декрет СНК об обязательной поставке скота на мясо из годичного «...расчета: а) 8 % общего количества в стаде крупного рогатого скота (коров и волов) в возрасте от
3 лет; б) весь молодняк от 1 до 3-х лет... — за небольшим исключением для отдельных категорий животных от 20 до 30 % его количества, фактически мало что дающим и компенсируемым 5 параграфом. — Поставка, причитающаяся с губерний, уездов, волостей, сел и отдельных хозяйств, определяется не счетом голов скота, а в пудах». При этом пункты параграфа 8, действительно провозглашавшие освобождение некоторых видов скота от приемки на мясо: «б) животные всех видов во втором периоде беременности; в) животные после получения приплода: крупный рогатый скот до 5 месяцев, овцы и свиньи до 3-х месяцев», СНК утвердил с одновременным решением «не публиковать» эти моменты в открытой печати, чем реально раздвинул границы того советского произвола, какой уполномочен был проводить нарком-прод. Его руководству не только поручалось выработать особую инструкцию, но и последним параграфом декрета оговаривались более суровые, чем до этого, репрессии для ослушников через «...реквизиции подлежащего поставке скота с понижением его стоимости против твердых цен, арест виновных и предание их суду революционного трибунала»33.
Каждый параграф, пункт и отдельная фраза декрета могут наводить на самые разные размышления о той мотивации, какая двигала теми, кто принимал его. Но по существу, хотя и это важно, в данном случае на приоритетную позицию выходит рассмотрение необратимо-разрушительных для животноводческой отрасли и населения последствий, которые все ближе и ближе вели к голоду глобальному.
К 1921 г. общее поголовье крупного рогатого скота сократилось на 21 % от того количества, какое было в России в 1916 году. При этом в Поволжье убыль превысила общероссийский уровень почти в два раза, составив 41,2 %: вместо 8 956 507 гол. крупнорогатого скота здесь осталось 5 262 400 голов. С разбивкой на районы падение предстает в следующем виде: в Заволжье — 47,5 %, в
Среднем Поволжье — 29,5 % и на юго-востоке — 57,9 %34. То есть даже наименьший показатель приблизился к убыли, составляющей почти одну треть. В этом отношении такой отметки полностью достигла Татарская АССР, и превзошли автономная область немцев Поволжья с 51-процентным уменьшением и Саратовская губерния с 45,2 %. Если в 1917 г. в последней было 910 482 гол. крупнорогатого скота, то в 1921 г. осталось только 499 016 голов 35.
Наибольший урон понесла Калмыкия, которая вплоть до революционного потрясения обычно именовалась «скотоводным двором» России. В последний предреволюционный год из этого региона, насчитывавшего 760,5 тыс. голов всех видов скота, на внешний рынок поступили продукты животноводства в следующих объемах: говяжье мясо — до 350 тыс. пудов, баранина — 25 тыс. пудов, свиное мясо и сало — 60 тыс. пудов, шерсть — 70 тыс. пудов, конские и воловьи кожи — 85 тыс. пудов, бараньи и козлиные кожи — 50 тыс. штук. Кроме того, в живом виде было продано 20 тыс. голов крупного рогатого скота и до 30 тыс. овец. А вот на четвертом году господства большевиков, которые, по признанию секретаря Калмыцкого обкома РКП(б) Марбуш, «...кроме словесного шума ничего не сделали для населения, служа лишь обиралами его», вывозить стало уже нечего. На конец 1920 г. здесь осталось менее 130 тыс. голов всех видов скота36.
Таким образом, в 1919—1920 гг. практика послеоктябрьских коммунистических преобразований стала временем максимальных разрушений в российском хозяйстве и последней ступенью к апокалипсису первого советского голода. В декабре 1920 г. VIII всероссийский съезд советов, будучи мнимо высшим органом пролетарского государства, так как даже порядок дня загодя утверждался пленумом ЦК РКП(б), принимая постановление о мерах укрепления и развития крестьянского сельского хозяйства, зафиксировал поправки реально главенствующего в стране вождя. С присущей только ему логикой взаимоисключающих одна другую мыслей, он собственноручно вписал в проект того постановления: «Несмотря на все усилия рабоче-крестьянской власти и все ее заботы о трудящемся крестьянстве, засевы в последние годы сократились, обработка земли ухудшилась, животноводство пришло в упадок»37. Это было действительно так, и голод в РСФСР становился неизбежным.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Ленинский кооперативный план и борьба партии за его осуществление. М., 1969; Советское крестьянство. Краткий очерк истории (1917—1970). 2-е изд., доп. М., 1973; История советского крестьянства: В 5 т. Крестьянство в первое десятилетие Советской власти. 1917—1927. Т. 1. М., 1986; и т. д.
2 Сталин И.В. Три года пролетарской диктатуры: Доклад на торжественном заседании Бакинского Совета 6 ноября 1920 г. // Соч. Т. 4. С. 383, 391.
3 Ленин В.И. Резолюция Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 25 октября (7 ноября) 1917 г. // Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 35. С. 4.
4 Ленин В.И. Речь на заседании съезда земельных комитетов и крестьянской секции III съезда советов 28 января (10 февраля) 1918 г. // Полн. собр. соч. Т. 35. С. 330.
5 Сталин И.В. Указ. соч. С. 392.
6 Программа Российской Коммунистической партии (большевиков) // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898—1986). 9-е изд., доп. и испр. Т. 2. С. 86.
7 Заканчивался декрет примечанием. «Порядок и право обжалования неправильностей разверстки устанавливается Народным комиссариатом по продовольствию», предлагавшим, скорее всего в насмешку, всем пострадавшим от продовольственников к ним же с жалобами и отправляться (см.: Декреты Советской власти. Т. 4. 10 нояб. 1918 г. — 31 марта 1919 г. М., 1968. С. 292—294).
8 Постановление СНК о продлении до 1 апреля применения ст. 10 декрета СНК от 11 января о разверстке между производящими губерниями зерна и фуража, подлежащих сдаче государству. 27 февраля// Декреты Советской власти. Т. 4. С. 445—446.
9 Декреты Советской власти... Т. 4. С. 446—447.
10 15 мая 1919 г. В.И. Ульянов-Ленин подписал декрет, которым «...в целях наибольшей продуктивности работы продорганов по заготовке продуктов продовольствия во многих губерниях Российской Социалистической Федеративной Советской Республики... предоставил Народному комиссариату продовольствия учреждать в губерниях, где представится необходимым, районные продовольственные комитеты, обслуживающие части территории этих губерний (районы)...» со следующим штатом: «а) районного продовольственного комиссара и б) коллегии при районном продовольственном комиссаре» с кругом обязанностей, устанавливаемых особой инструкцией наркомпрода (Декрет СНК о районных продовольственных органах. 15 мая // Декреты Советской власти. Т. 5. 1 апреля —
31 июля 1919 г. М., 1971. С. 190—193).
11 См.: Постановление СНК о продлении срока запрещения свободной заготовки картофеля до 10 июля. 22 мая // Декреты Советской
власти. Т. 5. С. 212—213. Вслед за этим запрещающего характера решением последовал декрет о разрешении его заготовки, но только продорга-нам и в соответствии с правилами наркомпрода (см.: Декрет СНК о заготовке картофеля. 15 августа / / Декреты Советской власти. Т. 6. 1 августа— 9 декабря 1919 г. М., 1973. С. 41—44).
12 См.: Постановление СНК о заготовке картофеля. 22 ноября // Декреты Советской власти. Т. 6. С. 310—312; Постановление СНК о мерах по осуществлению картофельной разверстки. 22 ноября // Там же. С. 510.
13 См.: Центр документации новейшей истории Саратовской области (далее — ЦДНИСО). Ф. 27. Оп 2. Д. 304. Л. 30.
14 Постановление СНК о заготовке масличных семян. 26 декабря // Декреты Советской власти. Т. 7. 10 декабря 1919 г. — 31 марта 1920 г. М., 1975. С. 51—53. Более того, предвосхищая невозможное (то есть излишек получения масла и жмыха по нескольким сдачам сырья), в п. 8 предусмотрели и «...предельную норму 15 фунтов в год на члена семьи. Предельные нормы выдачи жмыхов должны быть не выше норм обеспечения скота, согласно приказу № 94 Хлебофуражного отдела наркомпрода, причем жмых выдается в количестве недостатка до полного обеспечения хозяйства нормами».
15 См.: История советского крестьянства... Т. 1. С. 203; Российский государственный архив экономики (далее — РГАЭ). Ф. 478. Оп. 2. Д. 156. Л. 30; ЦДНИСО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 304. Л. 30.
16 РГАЭ. Ф. 478. Оп 2. Д. 174. Л. 59.
17 Ленин В.И. Доклад о внешней и внутренней политике Совета Народных Комиссаров на заседании Петроградского Совета 12 марта 1919 г. // Полн. собр. соч. Т. 38. С. 3, 7.
18 Он же. Успехи и трудности Советской власти // Полн. собр. соч. Т. 38. С. 44.
19 Он же. В лакейской // Полн. собр. соч. Т. 39. С. 144.
20 Он же. Доклад о задачах профессиональных союзов в связи с мобилизацией на Восточный фронт // Полн. собр. соч. Т. 38. С. 288. В нем он повторил для участников пленума ВЦСПС: «Я уже говорил о том, как у нас продовольственные задачи связались с военными, и вы прекрасно понимаете, что нам нельзя не связывать этих задач. Нужно их обязательно связывать. Ни одна задача друг без друга решена быть не может».
21 Совсем недавно эта проблема нашла отражение и в специальных работах. Например,
В.В. Овечкин приводит данные о том, что «к концу 1920 г. в Советской республике в основном была разработана система военно-конской повинности, которая позволила изъять у населения и направить в Красную армию около 700 тыс. лошадей...» (Овечкин В.В. Изъятие лошадей у населения для Красной армии в годы гражданской войны // Вопросы истории. 1999. №° 8. С. 122).
22 Постановление Совета Обороны об учете лошадей. 7 апреля// Декреты Советской власти. Т. 5. С. 42.
23 Этому вниманию к Предуралью, Уфимской, Царицынской и другим губерниям региона сам Ульянов-Ленин в марте 1919 г. дал следующее объяснение: «...здесь, в больших центрах, народ уже истомился от долгой голодовки, а там, при сравнительно больших запасах хлеба, вопросы желудка отступают на задний план» (Ленин В.И. Речь на митинге в Народном доме в Петрограде 13 марта 1919 г. // Полн. собр. соч. Т. 38. С. 32). И в продолжение, буквально через месяц, на пленуме ВЦСПС заявил: «...движение на Дон будет связано с движением в Поволжье... за Волгой, на востоке, несколько миллионов пудов заготовленного хлеба уже пропали. Там война является ближайшим образом, непосредственно, войной за хлеб» (Ленин В.И. Доклад о задачах профессиональных союзов в связи с мобилизацией на Восточный фронт // Там же. С. 282).
24 Постановление Совета Обороны об освобождении от мобилизации и реквизиции верблюдов и лошадей и о порядке установления гужевой повинности в районе озера Баскунчак на время с 1 мая по 1 ноября 1919 года. 28 апреля // Декреты Советской власти. Т. 5. С. 124.
25 Декрет СНК об охране и восстановлении Калмыцкого животноводства. 15 октября // Декреты Советской власти. Т. 6. С. 194—195.
26 Подсчитано по данным: РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 156. Л. 21об., 24, 24об., 30.
27 Там же. Л. 30.
28 Государственный архив Волгоградской области. Ф. Р-128. Оп. 1. Д. 7. Л. 26.
29 Положение СНК о снабжении мыловаренных заводов сырьем. 27 декабря // Декреты Советской власти. Т. 7. С. 434—435.
30 Декрет СНК об обязательной поставке яиц. 2 марта // Декреты Советской власти. Т. 7.
С. 292—294.
31 ЦДНИСО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 304. Л. 30.
32 Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ). Ф. 17. Оп 11. Д. 259. Л. 10.
33 Декрет СНК об обязательной поставке скота на мясо. 23 марта // Декреты Советской власти. Т. 7. С. 377-379.
34 См.: РГАЭ. Ф. 478. Оп 2. Д. 156. Л. 22, 24об., 30 об.
35 См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 211. Л. 82; Д. 259. Л. 42; ЦДНИСО. Оп. 2. Д. 304. Л. 29.
36 См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 232. Л. 1, 2; Д. 259. Л. 10.
37 Постановление VIII Всероссийского съезда Советов о мерах укрепления и развития крестьянского сельского хозяйства. 28 декабря // Декреты Советской власти. Т. 12. Дек. 1920 г. — янв. 1921 г. М., 1986. С. 81.
