CC BY
7
УДК 821.352.3 ББК 83.3(2=Ады)6 П 16
Панеш У.М.
Доктор филологических наук, профессор кафедры литературы и массовых коммуникаций Адыгейского государственного университета, е-шаИ: filfak-agu@mаil.ru
Шаззо Ш.Е.
Доктор филологических наук, профессор, зав. отделом литературы Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. ТКерашева, е-шаИ: arjgi@mail.ru
Адыгская проза на историческую тему в контексте отечественной литературы 50-х гг. ХХ века
(Рецензирована)
Аннотация:
Исследуется характер формирования общеадыгской прозы на историческую тему начала и второй половины 50-х гг. в контексте отечественной литературы с целью анализа своеобразия проблематики, композиции, жанровых форм произведений адыгских писателей этого периода. Формулируются такие черты искусства слова, как усиление проблемности, движение к многообразию художественных средств, обновлению жанровых формирований. Культурно-исторический и сравнительно-типологический методы, используемые в работе, позволяют сформулировать выводы о том, что общеадыгская проза на историческую тему начинает преодолевать событийность, одностороннюю описательность и начинает движение по пути стилевого многообразия. Работа решает теоретические проблемы формирования и развития жанров исторической прозы. Результаты исследования могут найти применение при исследовании истории отечественной литературы, разработке различных учебников и учебных пособий. Ключевые слова:
Новописьменная литература, проза на историческую тему, теория бескон-флитности, усиление проблемности жанровые модификации прозы, творческий почерк, образное мышление, стилевое своеобразие.
Panesh U.M.
Doctor of Philology, Professor of Department of Literature and Mass Communications, Adyghe State University, e-mail: filfak-agu@mail.ru
Shazzo Sh.E.
Doctor of Philology, Professor, Head of Department of Literature of the Adyghe Republican Research Institute of the Humanities named after T. Kerashev, e-mail: arjgi@mail.ru
The Adyghe prose on a historical subject in light of domestic literature of the 1950s
Abstract:
The article investigates the nature of formation of the Adyghe prose on a historical subject of the beginning and the second half of the 1950s in light of domestic literature. The purpose of this research is to analyze an originality of problems, composition, and genre forms of works of the Adyghe writers of this period. Such lines of art of a word as strengthening problematical character, the movement to variety of art means, and updating genre formations are formulated. The cultural - historical and comparative - typological methods used in work make it possible to formulate conclusions on that the Adyghe prose on a historical subject begins to overcome an newsworthiness, a unilateral descriptiveness and there begins the movement on a way of style variety. This work solves theoretical problems of formation and development of genres of historical prose. Results of this research can find application at a research of history of domestic literature, and in development of various textbooks and manuals.
Keywords:
New written literature, prose on a historical subject, the theory of absence of conflict, strengthening problematical character, genre modifications of prose, idiom, figurative thinking, style originality.
В середине 50-х гг. в отечественной литературе обозначился новый этап в разработке прозы на историческую тему. Интерес к прошлому народа, к национальным истокам, обострившийся в военное время, не угас и в сложный послевоенный период, оставаясь формой реагирования на жгучие современные проблемы. В русской, украинской, белорусской, литовской, грузинской, казахской и других литературах появляются различные вариации исторического жанра — от романа-эпопеи о далеком прошлом до историко-биографического повествования. В качестве примера можно привести дилогию К. Феди-на «Первые радости» и «Необыкновенное лето», многотомный роман К. Гамсахурдия «Давид-строитель», произведение А. Упита «Просвет в тучах», эпопею М. Ауэзова «Абай» и т. д. Историческая проза начинает играть в это время большую роль в развитии связей национальных литератур, в возрастании всесоюзного художественно-эстетического единства. Велико ее значение в эволюции жанровых форм, в создании различных эстетических традиций и выразительных средств. Развиваясь в структурно-типологических пределах второго этапа, жанры исторического эпоса содействуют
выполнению вставших перед литературой идейно-художественных задач.
Следует отметить, что новописьменные литературы к этому времени пока еще не располагали устоявшимися эстетическими традициями, и произведения на историческую тему принимали непосредственное участие в создании национально-реалистических принципов изображения, в формировании жанровых образований. Об этом, к примеру, говорит то, что роман «Горцы» А. Шортанова, вышедший в свет в 1954 году, явился не просто первым крупным историческим творением, но и первым романом вообще в кабардинском искусстве слова.
В контексте общесоветской литературы становление адыгского исторического эпоса происходило сравнительно поздно. Крупные формы прозы о далеком прошлом складываются в адыгейской, как и в кабардинской, только в 50-е годы. Что касается черкесской литературы, то этот процесс протекал здесь с еще большими затруднениями. Своеобразие развития жанровых модификаций проявляется и в том, что в отдельно взятой национальном искусстве слова получают распространение далеко не все разновидности жанра. Поэтому трудно судить о типологии исторического эпоса на
примере становления одной литературы. В кабардинской прозе, к примеру, складывается исторический роман, тяготеющий к многотомной эпопее («Горцы» А. Шортанова). Здесь со временем получает развитие также историко-биографическое повествование об известных деятелях культуры прошлого («Свет с Севера», «Путь поэта» X. Теуно-ва). Поиски адыгейских писателей в основном ограничены новеллой и короткой повестью о годах минувших. Начало этим поискам положил своим произведением «Дочь шапсугов» Т. Керашев. Усилия черкесских авторов сосредоточены на такой разновидности эпоса, как историко-революционная проза, зародившаяся в начале 30-х годов и успевшая приобрести определенные традиции в творчестве М. Дышекова, X. Абу-кова, Дж. Налоева.
Картина формирования исторической прозы проходит, таким образом, на ограниченном даже в отношении количества произведений материале. В плане композиционно-стилевом, жанровых вариаций здесь нет того разнообразия, которое было свойственно развитым литературам. И все же, если взять адыгские литературы в их идейно-эстетическом единстве, то в аспекте проблемно-тематическом и структурно-стилевом они типологически «повторяют» основные закономерности развития отечественной прозы. Связь с общей традицией обнаруживает, прежде всего, историко-революционная проза. Относится это в первую очередь к творчеству черкесских писателей - С. Хатуова («На рассвете» -1957) и X. Гашокова («Отец и сын» - 1959).
Оба автора обращаются к традиционному для данного жанра объекту изображения. Они пытаются показать социальное расслоение горского села в первые годы советской власти, представив далее обостренные классовые схватки и пробуждение революционного сознания простого народа. Суровая
и реалистическая картина, представленная X. Гашоковым, близка истории, воссозданной в произведении С. Хатуова. Герой Х. Гашо-кова Исхак со своим девятилетним сыном вначале безропотно трудится на богатеев. Такая привычная, точно написанная картина превращается в социальный фон, на котором разворачиваются конфликтные ситуации. Автор описывает тяжелое положение крестьян, нечеловеческое отношение к ним со стороны имущих власть и силу. Со временем центр тяжести рассказа переносится на поиск выхода из создавшейся драматической ситуации.
Мотивы и коллизии историко-революционной прозы черкесских авторов близки, как видно, в проблемно-тематическом отношении эпосу революционного перелома, сложившемуся в 20-30-е гг. Характерно и то, что С. Хатуов и X. Гашоков обращаются к характерному для того времени типу героико-эпического повествования, в котором формирование революционной личности подается на фоне пробуждения широких народных масс. Персонаж, безусловно, рассматривается в его связи «со средой обитания, с традициями, природой», «сформировавшими склад души» [1: 149]. Влияние традиций проявляется и в том, что для показа типичной истории писатели обращаются преимущественно к описательной форме повествования с множеством действующих лиц.
Наметившееся в отечественной литературе движение к концентрированным формам, синтезу разных тенденций приводит авторов к необходимости поиска новых средств художественного показа. Проявляется это в том, что широкий панорамный принцип изображения несколько отступает на задний план. В повестях «На рассвете» и «Отец и сын» существенное место занимает принцип изображения народного движения в революцию через индивидуальную судьбу. Сужение рамок
многопланового романа, отражение хода истории через историю одного характера потребовали активизации художественных приемов. X. Гашоков и С. Хатуов идут по пути усиления повествования за счет введения в рассказ внутреннего, эмоционально-лирического начала. Но лирический элемент пока еще не вырастает в достаточно эффективное художественное средство, способное придать произведению дополнительную выразительность и силу. С этим связано отсутствие психологической убедительности в изображении динамики человеческих характеров. С. Хатуову, например, изменяет чувство правды, когда он приступает к показу сложного процесса ломки сознания главного персонажа. Отмечая такие же недостатки в произведении X. Гашокова, Л. Бекизова пишет: «Повесть непомерно растянута, вместо действия даны утомительные описания, характеры статичны» [2: 172].
Поиски, предпринятые черкесскими авторами в жанре историко-революционной повести, не дали на этом этапе ощутимых результатов. И все же показательными стали попытки углубления характера, представление его не только с точки зрения социальной значимости, но и психологической обусловленности. Важно отметить, таким образом, стремление писателей уйти от прямых авторских оценок с точки зрения догматизированных принципов партийности и классового подхода, что со временем могло привести к усилению проблемности и усложнению конфликта. Новое время поставило, как видно, задачу изменения жанрово-структурной модификации панорамного романа и близких к нему повествовательных форм. Отражается это на характере развития историко-революционной прозы в других литературах северокавказского региона - чеченской, осетинской, абазинской и др.
Попытки поднять на новую ступень исторической темы,
характерные для отечественной литературы середины 50-х гг., отражаются, как видно, и в общеадыгской прозе. Обновляющие тенденции
- многообразие исторического содержания, усиление проблемности за счет введения философской мысли и обостренного нравственного чувства, углубление психологизма
- все это проявляется, прежде всего, в исторической прозе о далеком прошлом. Дух анализа и исследования начинает проникать в повесть Т. Керашева «Дочь шапсугов» (1951). В фигуре исторического черкеса, ставшего непосредственным объектом показа, Т. Керашева интересует не столько легендарная сторона вымышленного образа, сколько его философия, душа, внутренняя жизнь. Потому автор обращается к настоящим истокам поведения персонажа
- социальной среде, национальным особенностям реальности, быту, этнографическим подробностям. Тенденция показа подлинных мотивов поведения мифического исторического черкеса определила, таким образом, скрупулезное изучение и воспроизведение прошлой жизни с ее общественными и культурно-историческими особенностями.
На реалистическую манеру и откровенное бытописательство оказывает влияние в то же время стремление изменить привычные формы исторической прозы, оживить рассказ, придать ему эмоциональную силу. Поэтому автор обращается к увлекательному сюжету, незаурядной истории. Повесть «Дочь шапсугов» была ограничена в отражении географического пространства. Ее действие происходило в короткий отрезок времени из жизни одного из адыгских племен, его отчаянную борьбу за выживание. Такой замысел был реализован в форме небольшого эпического повествования с сравнительно небольшим количеством действующих лиц, объединенных в тугой узел одной главенствующей коллизией.
Роман «Горцы» (1954) А. Шорта-нова разрабатывал несколько иные жанровые традиции отечественного исторического романа. Стремление показать жизнь Кабарды первой половины XIX века, сосредоточив при этом внимание на движении народного сознания в сторону социального и национального освобождения, приводит А. Шортанова к воспроизведению самых разных сторон социально-исторической реальности. Писатель не ограничивается описанием классового расслоения адыгского племени кабардинцев, он разворачивает широкую панораму бытования горских народов Чечни, Дагестана, Осетии. Чтобы еще больше раздвинуть рамки исторического повествования, автор переносит действие в центр России, зарубежные страны, обращается к достоверным событиям, воспроизводит образы известных исторических лиц - от Шоры Ногмова и генерала Ермолова до наследника персидского престола Аббаса-Мирзы. Грандиозный по охвату народной жизни замысел потребовал соответствующей масштабной формы. В связи с этим А. Шорта-нов обращается к многоплановому, панорамному повествованию эпо-пейного типа с множеством сюжетных линий и большим количеством действующих лиц. Если Т. Керашев в повести «Дочь шапсугов» пошел по пути сочетания предметного изображения быта, нравов и ориентированного на фольклорно-поэтическую, легендарную манеру рассказа, то А. Шортанов создает широчайшее, емкое социально-историческое полотно.
Историзм в подходе к временам давно минувшим, четкость социально-классовых ориентиров обусловили и в романе А. Шорта-нова отражение контрастов эпохи. Человек был представлен в произведении как явление, прежде всего, общественное. Но автор не ограничивает художественное изображение социальным анализом, этим самым он стремится идти к полнокровному
характеру. Писатель предпринимает попытку показать различные стороны многообразного бытия, определяющего поступки и внутренний мир персонажа. Расширение рамок эпического повествования, соотнесение судеб отдельной личности с судьбами стремительно развивающейся реальности были связаны с особым романным мышлением, направленным на углубление концепции личности. В толковании человеческого характера автор ориентировался и на фольклорную поэтику. Он понимал, что в устном поэтическом творчестве реализован общенародный идеал, содержащий в себе многовековую народную мудрость, но здесь не было необходимой сложности, полутонов, противоречивых мотивировок при показе национального уклада. Поэтому автор отказывается от фольклорно-эпической стилизации и стремится к созданию полновесных, психологически достоверных характеров, свойственных жанру романа.
Создаваемый образ прошлого, согласно позиции Т. Керашева и А. Шортанова, должен был соответствовать правде нового времени. Потому писатели в своем творчестве ориентируются на революционную концепцию действительности. Поэтическое воображение подчиняется при этом задаче дать объективную картину эпохи с ее самобытной философией, нравственным миром, неповторимыми национальными обычаями.
Для решения непростых проблем, вставших перед адыгской исторической прозой, требовались время, а также мастерство и усилия не одного автора. Тем более что развитию поисков мешали трудности, связанные с особенностями культурно-исторической реальности 40-50-х гг. Имеется в виду, прежде всего, теория бесконфликтности, оказавшая влияние на искусство. И Т. Керашев, и А. Шортанов пытаются преодолеть воздействие дозированных схем в
интерпретации личности. И все же их влияние чувствуется в показе образов, которым не хватает сложности и противоречий, свойственных реальности.
Находящийся в стадии формирования адыгский роман, как было отмечено выше, испытывал влияние традиций, заложенных отечественной исторической прозой. «Тяготение к форме эпопейного повествования», связанное с «глубоким осознанием литературой роли народа как подлинного творца истории», «последовательное обогащение художественной мысли содержательным качеством историзма» [3: 102] - эти особенности, выразившиеся в произведениях А. Толстого, А. Чапыгина, К. Гамсахурдия, М. Ауэзова и ставшие типологически общими, оказали, к примеру, влияние на творчество А. Шортанова. Как отмечает С. Серебрянский, в литературе складывается еще одна тенденция, которая повторяется в общеадыгской
прозе. История воспринимается и истолковывается писателем не просто как средство для выражения современного мышления, она служит не только в качестве иллюстрации революционной точки зрения, но и выступает как нечто, «имеющее самоценное значение» [4: 147].
Типологическую близость к остальным литературам адыгская историческая проза 50-х годов обнаружила, таким образом, как в плане проблемно-тематическом, так и в характере движения и обогащения жанров. Общность проявилась в разработке историко-революционного романа, исторической прозы о далеком прошлом и исторического повествования-биографии. Роль и значение того или иного типа в формировании отдельных национальных литератур оказались далеко не одинаковыми, но общая картина воспроизводит основные закономерности творческого процесса отечественного искусства слова.
Примечания:
1. Бекизова Л. А. Образ человека в этнохудожественной традиции черкесов (адыгов) // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. 2014. Вып. 2 (140). С. 144-149.
2. Бекизова Л.А. Черкесская советская литература. Черкесск, 1964. 199 с.
3. Оскоцкий В. Роман и история. М., 1980. 382 с.
4. Серебрянский М. Советский исторический роман. М., 1936. 157 с.
References:
1. Bekizova L.A. Image of a man in the ethnic-literary tradition of Circassians (Adyghes) // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. 2014. Iss. 2 (140). P. 144-149.
2. Bekizova L.A. Circassian Soviet literature. Cherkessk, 1964. 199 pp.
3. Oskotsky V. A novel and history. M., 1980. 382 pp.
4. Serebryansky M. Soviet historical novel. M., 1936. 157 pp.
