CC BY
28
6.7. АДЕКВАТИЗАЦИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ЗАПРЕТА КАК ВТОРОЙ ЭТАП КРИМИНАЛИЗАЦИИ: ИНСТРУМЕНТАЛЬНАЯ СПОСОБНОСТЬ УГОЛОВНОГО ПРАВА И СИСТЕМЫ УГОЛОВНОЙ ЮСТИЦИИ
Нечаев Алексей Дмитриевич. Должность: преподаватель. Место работы: Южный федеральный университет. Подразделение: кафедра уголовного права и криминологии. E-mail: [email protected]
Аннотация
Неупорядоченная система принципов криминализации и наличие антагонистических позиций о целесообразности их учета обусловили обращение к моделям криминализации, имплицитно и эксплицитно разработанным в отечественной (А.И. Коробеев, В.Н. Кудрявцев, А.М. Яковлев) и зарубежной (А. Хар-дуф) доктрине. На основе критического переосмысления представленных в литературе подходов была разработана двухэтапная модель криминализации, на первом этапе которой осуществляется дейндже-ризация (признание общественно опасным) деяния, а на втором - адекватизация запрета. В статье дается определение адекватизации уголовно-правового запрета, обозначаются ее основные стадии и рассматривается первая стадия указанного процесса - определение инструментальной способности уголовного права и системы уголовной юстиции.
В результате проведенного исследования автор пришел к выводам о том, что в процессе криминализации деяния требуется в обязательном порядке определять, способно ли уголовное право противодействовать заданному типу поведения и тем самым предотвращать вред общественным отношениям. Акцентируется внимание на том, что при оценке инструментальных средств уголовного права необходимо учитывать правоограничительный, устрашающий и запугивающий способы уголовно-правового воздействия, в то время как кара, порицание и исправление, по мнению автора, не являются рабочими методами уголовного права. Предложена система средств уголовной юстиции, которые должны подвергаться оценке с целью определения возможности принудительного исполнения «писанного» права.
Ключевые слова: криминализация, адекватизация запрета, правоограничение, устрашение, запугивание, кара, система уголовной юстиции.
ADEQUA TIZA TION OF CRIMINAL PROHIBITION AS THE SECOND STAGE OF CRIMINALIZATION: INSTRUMENTS OF CRIMINAL LAW AND CRIMINAL JUSTICE SYSTEM
Nechaev Alexey Dmitrievich. Position: lecturer. Place of employment: Southern Federal University. Department: Criminal Law and Criminology chair. E-mail: [email protected]
Annotation
Background and research field: Unsystemized principles of criminalization and the presence of antagonistic positions about such principles led the author to the criminali-zation model, implicitly and explicitly developed in Russian
(A.I. Korobeev, V.N. Kudryavtsev, A.M. Yakovlev) and foreign (A. Harduf) doctrine of criminal law. Based on a critical rethinking of the approaches proposed in the literature, it is developed a two-stage model of criminalization. The first stage of this model is dangerization of act and the second one is adequatization of criminal prohibition. In the article the author defines adequatization of criminal prohibition and indicate its main substages. A great deal of attention has been paid to the first substage of this process -the determination of instruments of criminal law and criminal justice system.
Results: The author concludes that in the process of criminalization it is obligatory required to determine following: is the criminal law able to counteract a given type of behavior and thus prevent harm to social relations? Attention is drawn to the fact that the instrumental evaluation of criminal law requires to take into account incapacitation, deterrence and intimidation, while the retribution, condemnation and rehabilitation are not work methods of criminal law. The author also provides a system of criminal justice resources that should be subject to evaluation in order to determine whether the enforcement of written law. Keywords: criminalization, prohibition adequatization, incapacitation, deterrence, intimidation, retribution, criminal justice system.
Адекватизация запрета представляет собой процесс и результат признания уголовно-правового запрета в отношении общественно опасного (дейнджеризиро-ванного) деяния адекватным существующей системе общественных отношений. С одной стороны, атрибутивный признак «существующий» предполагает связанность указанного процесса пространственными и темпоральными границами. Это означает, что в разные периоды времени и в разных государствах он может приводить к диаметрально противоположным результатам. С другой стороны, уголовно-правовой запрет должен быть «адекватным» в том смысле, что подтверждена инструментальная способность уголовного права и системы уголовной юстиции противодействовать заданному типу поведения, а инструментальная способность альтернативных средств предотвращать вред является более затратной либо и вовсе не подтверждена. Соответственно, процесс адекватиза-ции запрета в разработанной модели криминализации включает в себя три стадии: определение инструментальной способности уголовного права и системы уголовной юстиции противодействовать причинению вреда посредством запрещения заданного типа поведения; проверка инструментальной способности альтернативных средств предотвращать вред; оценка социальной затратности уголовно-правовых и альтернативных средств. В рамках настоящей статьи считаем возможным более подробно остановится на теоретическом моделировании первой из вышеназванных стадий.
Поскольку именно заданный тип поведения признан в качестве общественно опасного на этапе дейндже-ризации деяния, дальнейший путь к установлению уголовно-правового запрета требует определения способности уголовного права и системы уголовной юстиции предупреждать заданный тип поведения и тем самым предотвращать причинение вреда общественным отношениям. Это есть исходный пункт в определении адекватности уголовно-правового запрета. При подтвержденной неспособности рабочего инструментария уголовного права и системы уголовной юстиции противодействовать заданному типу поведения вред общественным отношениям будет по-прежнему причи-
няться, а уголовно-правовой запрет станет декларативным, не обеспеченным возможностью его принудительного исполнения.
В отечественной и иностранной доктрине отсутствует единство в понимании проблемы инструментальных способов уголовно-правового воздействия в целях недопущения практики заданного типа поведения. Прежде чем перейти к рассмотрению и анализу конкретных средств противодействия заданному типу поведения со стороны уголовного права, представляется необходимым осуществить демаркацию исследовательских границ нашего подхода.
Первая исследовательская граница: сущность уголовного права состоит в охране общественных отношений от причинения вреда преступным деянием. Уголовному праву имманентно не присущи функции регулирования общественных отношений позитивного толка. Следует согласиться с Ю.Е. Пудовочкиным в том, что «уголовное право не корректирует, а лишь подтверждает и гарантирует сложившуюся систему отношений и ценностей» [12, с. 10]. Однако, поскольку уголовное право не может начать работать «автоматически», оно как охранительная отрасль права требует урегулировать, какие общественно опасные деяния признаются преступными (криминализация) и какие они должны влечь наказания (пенализация), а также аспекты, которые связаны с порядком и особенностями реализации ответственности (иные методы уголовно-правовой политики). В этом проявляется регулятивная подфункция охранительной функции уголовного права. Дальнейшее воздействие уголовного права на заданный тип поведения осуществляется посредством подфункции репрессии, которая связана с состоявшимся фактом нарушения уголовно-правового запрета. Еще одной подфункцией выступает предупреждение преступлений, реализующееся как в рамках уголовно-регулятивных (общая превенция), так и уголовно-репрессивных отношений (частная превенция).
Вторая исследовательская граница: охранительную функцию уголовного права нельзя рассматривать в отрыве от целей наказания и иных мер уголовно-правового характера. Как отмечал А.Э. Жалинский, в уголовно-правовой литературе задачи уголовного законодательства и цели наказания рассматриваются по отдельности, хотя «необходимость их совместного рассмотрения ... определяется тем, что именно наказание и иные меры уголовно-правового характера являются основным инструментом реализации уголовного права. Без обращения к целям наказания практически бессмысленно понимать и формировать задачи уголовного права» [5].
Третья исследовательская граница: уголовному праву имманентно не присущи восстановительный и превентивно-защитный способы регулирования. Н.В. Генрих наряду с карательным способом выделяет дополнительный реститутивный (восстановительный) способ, который «предполагает восстановление не только нарушенных преступлением интересов потерпевшего, но и социального и психологического статуса лица, совершившего преступление, и общего правопорядка» [4, с. 16]. По нашему мнению, если и имеет место несовершенство законодательно установленных механизмов неуголовно-правового восстановления интересов потерпевшего, преступника и государства, то вопросы их модернизации, приспособления к интенсивно изменяющимся общественным отношениям следует решать в тех отраслях права, которыми они должны регулироваться in natura. Факультативный
превентивно-защитный способ, как нам видится, также не имеет самостоятельного значения, поскольку обсуждаемые меры воспитательного воздействия, принудительные меры медицинского характера, а также меры, применяемые к условно осужденным лицам и лицам, условно-досрочно освобожденным от уголовного наказания [4, с. 45], всецело охватываются правоогра-ничительной способностью уголовного права, которой мы уделим внимание далее.
Обозначенные исследовательские границы позволяют выделить пять инструментальных средств воздействия уголовного права на заданный тип поведения, которые требуют критического переосмысления в дискурсе теории криминализации.
Карательный (retributive) способ наиболее часто обсуждается как в отечественной, так и в иностранной литературе. Ретрибутивные теории наказания исходят из того, что уголовное право посредством наказания «карает» преступника. Как отмечает Г. Пакер, подобный подход охватывает теорию возмездия (реванша), базирующуюся, прежде всего, на принципе талиона, и теорию искупления греха [20, с. 37 - 39], основанную на соотношении религиозных норм с уголовным законодательством. Дж. Мерфи обращал внимание на то, что преступник морально заслуживает наказания за свой аморальный поступок в виде преступления [19, с. 11].
В отечественной доктрине карательный способ рассматривается с иной позиции. Н.В. Генрих указывает, что традиционный взгляд на уголовное право заключается в признании этой отрасли наказательным правом, в связи с чем основным способом уголовно-правового регулирования признается применение или угроза применения наказания [14, с. 314]. Кара понимается, с одной стороны, как устанавливаемые наказанием правоограничения и моральное отношение к ним лица, подвергнутого наказанию [2, с. 54], а, с другой стороны, как ответственность за собственный поступок, собственное деяние [6, с. 60 - 61]. Первая позиция парируется тем, что использование терминов «лишение» или «правоограничение» отражает иной путь противодействия заданному типу поведения, чему мы уделим внимание в рамках правоограничитель-ного способа. Страдания же, действительно, являются вторичными, производными от соответствующих пра-воограничений. Опыт их претерпевания должен сдерживать лицо от совершения новых преступлений.
Подход второй группы авторов также не позволяет говорить о карательной природе уголовного права, поскольку неправомерное действие влечет ответственность, но не кару. М.Д. Шаргородский критиковал карательный подход, отмечая, что при подобной трактовке «наказание является возмездием и имеет одной из своих целей причинение страдания за то, что сделано субъектом» [15, с. 167].
Представление об уголовном праве как карательном праве, по нашему мнению, есть фикция, обусловленная советским идеологическим монизмом. Соглашаясь с представлением о репрессивном1 характере уголовного права, мы полностью отрицаем карательные2 способы уголовного-правового воздействия. Наша позиция обусловлена тем, что, во-первых, понимание сущности наказания как кары отбросило бы цивилизованный мир к представлениям, существовавшим в ра-
1 В переводе с латинского языка «repressi» и «reprimo» означает «сдерживать», «удерживать», «подавлять».
2 В переводе с латинского языка «carino (carare)» означает «издеваться», «насмехаться».
бовладельческую и феодальную эпохи [13, с. 24], когда преобладающая морально-религиозная картина мира приводила к отождествлению наказания и кары. Во-вторых, никакого возмездия или воздаяния, искупления грехов уголовное наказание не предполагает, оно есть позитивная реакция государства на негативный юридический факт - совершение общественно опасного деяния. В-третьих, каждая область институционального регулирования предусматривает свои механизмы обеспечения соблюдения норм: нормы морали и нравственности обеспечиваются порицанием, религиозные нормы - искуплением грехов, а правовые нормы - ответственностью и наказанием. Иными словами, карательные представления свойственны неправовому регулированию и зачаточным формам правового регулирования. Полагаем, что следует в сравнении с законодательством советского периода положительно оценить отсутствие в ст.43 УК РФ указания на кару как на цель или сущность наказания.
В силу вышеназванных причин отрицания карательного способа уголовно-правового воздействия нами также не разделяется и позиция о порицательном (condemnation) способе воздействия как инструментальном средстве уголовного права.
Третьим инструментальным средством выступает правоограничительный (тсарас^а^е) способ уголовно-правового воздействия, состоящий в том, что лицо ограничивается в определенных правах, для него устанавливаются соответствующие правоограничения. Дж. Бентам считал, что существует два пути предупреждения преступлений - скорректировать волю или физически ограничить право [16, с. 272].
Правоограничение является, по нашему мнению, одним из основных инструментальных средств противодействия заданному типу поведения со стороны практиковавших его ранее лиц. Это обусловлено тем, что оно лишает лицо способности совершать новые преступления. Правоограничительная способность реализуется как через наказание, так и через иные меры уголовно-правового характера. Г. Пакер в свою очередь полагает, что лицо не имеет возможности совершить лишь определенные преступления, в то время как другие преступления могут совершаться, в связи с чем ограничение прав может обеспечить только дополнительную основу для наказания [20, с. 48, 53]. При рассмотрении указанного способа мы исходим из того, что вопрос о том, может или не может лицо совершить другие преступления, не относится к установлению конкретного уголовно-правового запрета, а связан с совершенствованием системы и видов наказаний и иных мер уголовно-правового характера, а также условий их исполнения и отбывания.
Четвертый - исправительный (rehabilitative) - способ следует оценить критически. А. Хардуф отмечает, что основное внимание в рамках данного способа уделяется не преступлению, а преступнику, изменение личности и модификация поведения которого выступают в качестве важнейших задач, стоящих перед уголовным правом [17, с. 48 - 49]. Вышеупомянутая идея Дж. Бен-тама о корректировке воли лица отражала, хотя и в терминах реформирования, но также направление данного способа. Наказание преследует цель исправления осужденного (ч. 2 ст. 43 УК РФ), однако оно не может рассматриваться в качестве самостоятельного инструментального средства противодействия заданному типу поведения. Даже в нормах УК РФ, в которых предполагается оценка исправления осужденного (например, ч.1 ст.79 УК РФ), требуется предоставление
заключения органа или учреждения, исполняющего соответствующий вид наказания. Иными словами, обсуждаемый способ реализуется в условиях применения правоограничений, в связи с чем и его рассмотрение возможно исключительно сквозь призму вышеописанной правоограничительной способности уголовного права. Н.А. Лопашенко справедливо указывает, что «исполнение назначенных лицу наказаний остается за пределами предмета уголовного права» [9, с. 26].
Пятая группа инструментальных средств включает устрашающий (deterrent) и запугивающий (intimidative) способы уголовно-правового воздействия и относится к превентивистским теориям наказания, которые исходят из того, что уголовное право посредством наказания способно предупредить преступления. Вслед за Г. Пакером данную группу средств мы разграничиваем на устрашающий способ (общая превенция) и запугивающий способ (частная превенция) [20, с. 39 - 48]. А. Хардуф отмечал, что в аспекте обшей превенции угроза наказания создает среди людей осведомленность о том, что в случае установления лица, совершившего преступление, он будет наказан, а в дискурсе специальной превенции лица, совершившие преступления и отбывающие наказание, будут помнить реакцию общества на их поведение и остерегаться подобных поступков в будущем [17, с. 48 - 49].
Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что инструментальная способность уголовного права будет подтверждена тогда и только тогда, когда заданный тип поведения может быть потенциально предупрежден посредством установления уголовно-правового запрета и санкции за его нарушение, что предполагает ответ на три вопроса:
а) способно ли уголовное право установить такие правоограничения для лиц, практикующих заданный тип поведения, которые бы препятствовали совершению новых общественно опасных деяний с их стороны, и если способно, то каков характер этих правоограни-чений, какими видами правоограничений это могло бы достигаться (правоограничительная способность уголовного права);
б) способно ли уголовное право установить такие правоограничения, которые бы в период и после окончания их действия запугивали бы лиц, практиковавших заданный тип поведения (правоограничительно-запугивающая способность уголовного права);
в) способно ли уголовное право установить такие правоограничения, которые бы устрашали и других лиц от практики заданного типа поведения (правоог-раничительно-устрашающая способность уголовного права).
При этом следует сделать несколько замечаний, способствующих более правильному пониманию обсуждаемого нами подхода.
Во-первых, правоограничительные аспекты при криминализации есть предварительный шаг для дальнейшей пенализации. Криминализация не включает в себя пенализацию, но в ее процессе необходимо обсуждение возможных правоограничений, чтобы подтвердить или опровергнуть способность уголовного права противодействовать заданному типу поведения.
Во-вторых, при рассмотрении запугивающих и устрашающих инструментальных способностей уголовного права правоограничение продолжает оставаться ключевым. Уголовно-правовой запрет и норма уголовного права не являются синонимами [10, с. 114], однако устрашает, по нашему мнению, не сам по себе уго-
ловно-правовой запрет, а уголовно-правовой запрет, подкрепленный соответствующей санкцией.
В то же время следует согласиться с А. Хардуфом, что сам по себе уголовно-правовой запрет, будучи даже подкрепленным инструментальной способностью уголовного права противодействовать заданному типу поведения, не сможет обеспечить предотвращение практики того или иного поведения. Это вынуждает проверять способность принудительного исполнения писанного права [17, с. 51], то есть средств уголовной юстиции.
При определении инструментальной способности средств уголовной юстиции противодействовать заданному типу поведения проводится оценка наличия и эффективности указанных средств в реализации пра-воограничений и связанных с ними средств устрашения и запугивания. В.Н. Кудрявцев выделял стадию определения практической осуществимости уголовно-правового запрета [8, с. 270]. В литературе подвергались анализу общеправовой системный принцип процессуальной осуществимости преследования [11, с. 232] и возможности системы уголовной юстиции как юридико-криминологическое основание криминализации [7, с. 80]. Обзор представленных позиций позволяет заключить, что инструментальная способность системы уголовной юстиции включает в себя оценку ряда ее средств.
Во-первых, оценку способности средств уголовной юстиции в идентификации соответствующих типов поведения. С одной стороны, невозможно запретить тот вид поведения, который неизвестен самим властям [17, с. 52]. По замечанию А.И. Коробеева, «уголовно-правовому регулированию подлежит лишь поведение, которое ... доступно внешнему контролю» [7, с. 80]. С другой стороны, запрещаемый тип поведения должен поддаваться обнаружению и регистрации [7; 8].
Во-вторых, инструментальная способность системы уголовной юстиции будет подтверждена лишь в случае, если существует возможность определить лицо, практикующее такое поведение, а при необходимости - задержать и заключить его под стражу. В отечественной доктрине осуществимость розыска правонарушителя [8, с. 270] и установления лиц, совершивших преступление [7, с. 80], традиционно рассматривалась в единстве со средствами регистрации и обнаружения преступления. Представляется, что важный шаг сделан А. Хардуфом, который выделяет задержание и заключение под стражу как самостоятельную единицу оценки [17, с. 52]. Считаем, что, хотя и важно, но мало обнаружить и зарегистрировать преступление, еще более существенно установить лицо, которое практиковало заданный тип поведения, иначе принудительность уголовно-правового запрета не сможет реализоваться.
В-третьих, необходимо анализировать инструментальную способность средств уголовной юстиции на предмет собирания, проверки и оценки доказательств по делу. В.Н. Кудрявцев подвергал анализу возможность эффективного расследования дела [8, с. 270]. На необходимость изучения осуществимости собирания, проверки и оценки доказательств обращали свое внимание Г.А. Злобин [11, с. 232] и А. Хардуф [17, с. 53]. При разрешении проблемы установления уголовно-правового запрета требуется рассматривать вопрос о том, может ли быть доказан факт совершения преступления, если заданный тип поведения будет криминализирован. Важно при этом помнить о двуедином назначении современного уголовного процесса, в свя-
зи с чем указанная способность должна подвергаться исследованию не только по отношению к доказательствам обвинения, но и к доказательствам защиты.
В-четвертых, требуется осуществлять оценку способности расследования и рассмотрения дела в отношении каждого, практикующего заданный тип поведения. А. Хардуф рассматривал возможность системы уголовной юстиции снижать заданные типы поведения через наказание [17, с. 53]. Сложность подобной формулировки заключается в том, что у лица, применяющего модель криминализации, может возникнуть представление о повторном учете инструментальных способов уголовного права. Корректнее в данном аспекте будет вести речь о двух сторонах расследования и рассмотрения дела - объективной и субъективной. Объективная осуществимость расследования и рассмотрения дел обуславливается, прежде всего, организационными факторами (наличие необходимого количества квалифицированных дознавателей, следователей, прокуроров, адвокатов, судей и т.д.). Учитывать следует и субъективные факторы, связанные с отношением вышеуказанных лиц к предстоящему объему уголовных дел, которые предстоит расследовать и рассматривать.
Объективный и субъективный аспект предполагают ответ на вопрос о том, готова ли система уголовной юстиции к тому, что при той распространенности заданного типа поведения, которая подтверждена на этапе дейнджеризации деяния, ей придется встретиться с возрастающим объемом дел, достаточно ли для этого квалифицированных кадров и воспринимается ли всерьез обсуждаемый уголовно-правовой запрет правоприменителями. Как только уголовно-правовой запрет будет установлен, то в силу принципа публичности уголовного процесса, обязанность расследовать и рассматривать соответствующие дела может привести к «перегреву» системы уголовной юстиции и, как следствие, избирательности в расследовании и рассмотрении соответствующих дел [18, с. 25]. А. Хардуф отмечает «ловушку» подобной криминализации, подчёркивая, что избирательность может приводить к возрастающей распространенности заданного типа поведения [17, с. 54 - 55].
В-пятых, инструментальная способность средств уголовной юстиции требует подтверждения возможности исполнения наказания и иных мер уголовно-правового характера, а также обеспечения необходимых условий для их отбывания. Обоснованно упоминалось об этом В.Н. Кудрявцевым как об осуществлении мер организационного характера [8, с. 270]. Полагаем, что требуется целостное представление как об организационных мерах (наличие сети учреждений и органов, достаточность квалифицированных кадров, непереполненность системы, возможность к ее расширению), так и о субъективных убеждениях (каково коллективное отношение к тому, что новые лица будут попадать в «жернова» исполнительной системы уголовной юстиции, готовы ли учреждения и органы к новому «наплыву» осужденных, как новые преступники «вольются» в общую среду осужденных).
Таким образом, исходным пунктом в оценке адекватности уголовно-правового запрета существующей системе общественных отношений выступает определение инструментальной способности уголовного права и системы уголовной юстиции противодействовать заданному типу поведения. При исследовании предполагаемого запрета на предмет инструментальных средств уголовного права требуется проведение ана-
лиза правоограничительной, правоограничительно-запугивающей и правоограничительно-устрашающей способности. Карательный, порицательный и исправительный способы воздействия не являются рабочими методами уголовного права, и необходимость осуществлять их проверку отсутствует. Система уголовной юстиции сможет противодействовать заданному типу поведения тогда, когда используемые ею средства позволяют идентифицировать соответствующий тип поведения; определить, задержать и заключить под стражу практиковавшее его лицо; собрать, проверить и оценить доказательства; расследовать и рассмотреть дело в отношении каждого, практиковавшего заданный тип повеления; и наконец, исполнить наказание и иные меры уголовно-правового характера.
Список литературы:
1. Антонова Э.Ю. Доказывание как вид познания и его теоретическое и практическое значение // Пробелы в российском законодательстве. - 2015. - №1.
2. Беляев Н.А. Уголовно-правовая политика и пути ее реализации. - Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1986. - 176 с.
3. Васин Ю.Г. О некоторых современных тенденциях уголовно-правовой политики в сфере борьбы с экономической преступностью // Пробелы в российском законодательстве. - 2013 - № 6.
4. Генрих Н.В. Предмет и метод уголовно-правового регулирования автореф. дис. д-ра юрид. наук. - Рязань, 2011. - 60 с.
5. Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. - М., 2009. - 400 с.
6. Загородников Н.И. Советская уголовная политика и деятельность органов внутренних дел. - М., 1979. -100 с.
7. Коробеев А.И. Советская уголовно-правовая политика: проблемы криминализации и пенализации. -Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1987. - 268 с.
8. Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология. - М.: Наука, 1982. - 287 с.
9. Лопашенко Н.А. Основы уголовно-правового воздействия. Уголовное право, уголовный закон, уголовно-правовая политика. - СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. - 339 с.
10. Маркунцов С.А. Теория уголовно-правового запрета: дис. ... д-ра юрид. наук. - М., 2015. - 550 с.
11. Основания уголовно-правового запрета. Криминализация и декриминализация / отв. ред.: Кудрявцев В.Н., Яковлев А.М. - М.: Наука, 1982. - 303 с.
12. Пудовочкин Ю.Е. Проблемы политического в преступлении и преступного в политике (методологические размышления) // Библиотека криминалиста. Науч. журн. - 2013. - № 2 (7).
13. Сундуров Ф.Р. Наказание и альтернативные меры в уголовном праве. - Казань, 2005. - 300 с.
14. Уголовное право. Общая часть. Преступление. Академический курс. В 10 т. Т. I. Понятие уголовного права. Механизм уголовно-правового регулирования / под ред. Н.А. Лопашенко. М.: Юрлитинформ, 2016. С. 314.
15. Шаргородский М.Д. Наказание, его цели и эффективность // Шаргородский М.Д. Избранные труды. -СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. - 657 с.
16. Bentham J. Theory of Legislation. - London: Trubner & Co., 1864.
17. Harduf A. How Crimes Should Be Created: A Practical Theory of Criminalization // Criminal Law Bulletin. -2013. - Vol. 49. - № 1.
18. Husak D. Four Points About Drug Decriminalization // Criminal Justice Ethics. - 2003. - Vol. 22. - Issue 1.
19. Murphy J.G. Legal Moralism and Retribution Revisited // Criminal Law and Philosophy. - 2007. - Vol. 1.
20. Packer H. The Limits of the Criminal Sanctions. -Stanford: Stanford University Press, 1968.
Рецензия
научного руководителя на статью Нечаева Алексея Дмитриевича «Адекватизация уголовно-правового запрета как второй этап криминализации: инструментальная способность уголовного права и системы уголовной юстиции»
Рукопись статьи А.Д. Нечаева посвящена определению адекватности уголовно-правового запрета сложившейся системе общественных отношений.
Структурно статья состоит из двух относительно самостоятельных, но логически взаимосвязанных между собой разделов. С одной стороны, автор обосновывает необходимость изучения в процессе криминализации способности уголовного права противодействовать заданному типу поведения через проверку средств правоограничительного, запугивающего и устрашающего характера. При этом им обосновывается отказ от исследования карательного и порицательного в наказании. С другой стороны, аргументируется необходимость анализа средств, обеспечивающих дальнейшую реализацию уголовной репрессии для лиц, нарушивших уголовно-правовой запрет, то есть системы средств уголовной юстиции.
Введение категории «адекватизация уголовно-правового запрета» в научный оборот представляет интерес для специалистов в области наук антикриминального цикла и будет способствовать активизации разработки заданного автором направления.
Рукопись статьи отличается новизной и самостоятельностью. Выводы, сделанные по результатам исследования, надлежащим образом обоснованы. При подготовке использовано 20 источников специальной литературы, в том числе 5 иностранных.
Работа отвечает предъявляемым требованиям к публикациям в журналах, включенных в перечень ВАК. Статья рекомендуется для публикации в открытой печати и ранее не публиковалась.
Доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного и уголовно-исполнительного права ФГБОУ ВО «Саратовская государственная юридическая академия» Лопашенко Наталья Александровна
