ББК 83 YAK 82'42
С.А. ГУБАНОВ
S.A. GUBANOV
АДЪЕКТИВНАЯ МЕТОНИМИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ (на материале творчества М.И. Нветаевой)
ADJECTIVE METONYMY IN THE ARTISTIC DISCOURSE (in the idiolect of M.I. Tsvetaeva)
В статье рассматривается адъективная метонимия и основные её разновидности -конверсивная, локативная, индикативная. Особенностью дискурсивной, неузуальной метонимии признака признается её ситуативность и повышенная образность и экспрессивность, что в полной мере проявляется в текстах М. Цветаевой.
The article deals with adjective metonymy and its basic types - conversive, locative, indicative. The peculiarity of discourse adjective metonymy is its situativity and high imagery as well as expressiveness showing in Tsvetaeva's texts to the full.
Ключевые слова: эпитет, Марина Цветаева, метонимия, дискурс, идиостиль, смещённое определение.
Key words: epithet, M. Tsvetaeva, metonymy, discourse, idiostyle, shifted attribute.
Настоящая статья посвящена рассмотрению переносного эпитета метонимического типа, или адъективной метонимии, в художественном дискурсе (на материале творчества М. Цветаевой). Целью работы является выявление основных механизмов продуцирования метонимических эпитетов, а также их художественной роли в идиостиле поэта.
В науке метонимия признака получила различные наименования: метонимия признака [4], смещённое определение [7], контекстуальная метонимия [2], отражённая метонимия [5], динамическая метонимия, дискурсивная метонимия [5, 6], адъективная метонимия [6].
0.В. Раевская характеризует дискурсивную метонимию так: «Дискурсивная метонимия, в отличие от лексической, или лексикализованной, реализуется только в рамках текста и вне его не существует» [5]. Исследователь проводит мысль о том, что феномен дискурсивной метонимии проявляет себя не только на уровне слов, но и на уровне словосочетаний и предложений. Она выделяет семь типов дискурсивной метонимии.
1. Метонимия части и целого (... икона остановилась. Л. Толстой).
2. Гиперо-гипонимическая (родо-видовая). Функция такого рода метонимии - избежание повторов в тексте (вместо имени крыса используются имена грызун, животное).
3. Эллипсис. Эллиптическая дискурсивная метонимия может быть фактором структурной организации текста, направленным на смещение акцента в определённом семантическом пространстве дискурса (диалог Фамусова и Лизы: - Ведь Софья спит? - Сейчас започивала. - Сейчас! А ночь? - Ночь целую читала. А.С. Грибоедов).
4. Смещённое определение. При этом наблюдается расхождение между грамматической и семантической зависимостью прилагательного (Тут Пухов захохотал всем своим редким молчаливым голосом. А. Платонов). К.А. Долинин определяет этот процесс так: «предмету или понятию приписывается признак, характеризующий не этот предмет, а какой-то другой, находящийся с первым в определённой связи метонимического характера:
обвинительный палец» [2, с. 157]. Он отмечает близость такого рода метонимии к адъективным метафорам: «и там, и здесь предмету... приписывается чужой признак, который вызывает представление о своём постоянном «хозяине» и порождает сложный смысловой комплекс. При этом чужой признак может одновременно действовать и как метафорический эпитет» (выделено нами - Г.С.А.) [5, с. 158].
5. Номинализованное определение. Метонимический перенос также состоит в смещении, в изменении семантико-синтаксических связей, приводящем к рассогласованности грамматической и семантической подчинённости. Например, Навстречу Макару и Петру шло большое многообразие женщин... (А. Платонов).
В обоих последних видах дискурсивной метонимии метонимический сдвиг направлен на то, чтобы выделить определение, сфокусировать на нём внимание. Важное свойство дискурсивной метонимии состоит в том, что слово может употребляться сразу в нескольких значениях, что придаёт особый рельеф ткани текста.
6. На уровне предложения.
Теперь он только чай пьёт на балконе (Чехов). Здесь пить чай на балконе метонимически означает отдыхать.
7. Косвенные речевые акты. Говорящий в них передаёт слушающему большее содержание, чем то, которое он реально сообщает. Такие высказывания, являясь репликами диалога, предназначены для передачи смысла, отличного от буквального, так как их буквальное прочтение нарушило бы логику развёртывания диалога. Метонимический перенос, осуществляемый в косвенных речевых актах, относится к явлениям функционально-прагматического порядка и различается в зависимости от того, какая реплика - стимул или реакция - является метонимической.
Метонимический перенос в реплике-стимуле обычно представляет собой смену модальности: вопрос употреблён вместо просьбы, побуждения и т. д. Риторический вопрос - типичная дискурсивная метонимия, по мнению О.В. Раевской. Смена модальности может быть и в диалоге глухих:
- Что ты сделала?
- Хорошей прогулки!
Собственно смещённому определению посвящена диссертация А.А. Коротеева «Синтаксические смещения в современном русском языке». Под смещённым определением он понимает метонимическое определение. Например, Чайки белой взмах (Брюсов). Определение такого типа подчинено грамматически не тому слову, от которого прямо зависит по смыслу: поющее небо (Пермитин).
Смещённое определение является согласованным определением, выражено прилагательным и причастием. Это сокращённый вариант многословного словосочетания («бездетный налог» - «налог на бездетных»).
Остановимся на особенностях дискурсивной метонимии прилагательного в трактовке М.В. Сандаковой, продолжающей во многом идеи О.В. Раевской.
Исследователь утверждает, рассматривая различия между обычным и дискурсивным прилагательным, что если лексическая метонимия существует в языке в готовом виде и не является живым процессом, то дискурсивная метонимия прилагательного создается в процессе креативной деятельности говорящего. Это метонимия в действии, рождающаяся и существующая только в дискурсе. Дискурсивная метонимия нерегулярна, это единичное, уникальное явление.
М.В. Сандакова считает, что «в результате узуального метонимического переноса прилагательное приобретает вторичное лексическое значение, которое получает словарную фиксацию. Дискурсивная метонимия не приводит к семантической деривации: здесь можно говорить не о новом значении, а лишь об употреблении прилагательного» [7, с. 106].
Нестандартное, неожиданное соединение компонентов дискурсивного метонимического словосочетания создаёт экспрессивность. В отличие от атрибутивного словосочетания с узуальным метонимическим значением прилагательного, дискурсивная метонимия, по мнению автора, вне контекста непонятна. Внеконтекстная связь возможна лишь в том случае, если смысловые отношения компонентов словосочетания непосредственно отражают какие-либо предметно-логические связи в мире. Например, словосочетание потный страх, в котором определяемое имя обозначает причину, а прилагательное - следствие (пот может быть одним из возможных физиологических проявлений в этом состоянии).
Наиболее полной типологией адъективной метонимии прилагательного является на данный момент классификация А.Х. Мерзляковой. Учёный опирается как на смежность предметов, лежащую в основе метонимических переносов, так и на смежность признаков этих предметов и говорит о четырёх разновидностях адъективной метонимии прилагательного:
1) каузальной адъективной метонимии, в основе которой лежит ассоциативная связь между компонентами причинно-следственных отношений: зелёный человек - человек, выпивший что-то (алкоголь) или уставший, а потому, как следствие, ставший зелёным (ср. с зелёный дом). Здесь различаются семантические переходы, осуществляемые от причины к следствию (см. выше) и от следствия к причине (ты весь чёрный, то есть грязный);
2) конверсивной адъективной метонимии, которая базируется на объединении двух взаимодополняющих признаков и имеет следующие виды:
а) каузирующий подтип, при котором перенос происходит с состояния на причину, которое его вызвало: грустный человек - грустные сумерки;
б) индикативный подтип, где перенос основан на отношении между состоянием и его внешним проявлением: боязливый человек - боязливый взгляд;
в) включающий подтип, при котором происходит включение признака, присущего одному предмету, в состав признаков, присущих другому, смежному объекту: умный человек - умная доброта;
г) метонимия длительности состояния, где перенос основан на смежных отношениях между состоянием и периодом длительности этого состояния: печальная жизнь, печальное детство;
д) локативный подтип, при котором перенос покоится на отношении смежности между состоянием и местом, где оно переживается: радостный парк;
3) вторичной метонимии признака, которая функционирует чаще как синтаксическое смещение и определяется в большей степени природой объекта, а не собственно признаками. Данный тип метонимии адъектива используется при характеристике объекта, предмета, явления, связанных импли-кативной связью, ситуацией включения признаков, при котором происходит переподчинение смысла: молчаливый человек - молчаливые уста;
4) синекдохе, которая совмещает отношения включения и подчинения: имеющий признак А, включающий В - имеющий признак В; синий цвет - синий человек от холода - синий человек.
Все приведённые типы переносов, по мнению А.Х. Мерзляковой, ограничены возможностями ассоциативных связей имён и обусловлены реальными ситуативными связями, зависят от «общественных пресуппозиций о миропорядке» [3, с. 114]. При метонимическом типе переноса особенно важно учитывать предметную сферу, её специфику, тогда как при метафорических преобразованиях на первый план выходит субъективное восприятие признака. Кроме того, именно конверсивный тип адъективной метонимии наиболее антропоцентричен, по мнению автора классификации; сферой-донором здесь выступает поле «эмоции», тогда как вторичная метонимия и синекдоха чаще используются при моделировании экзистенциальных или артефакт-ных понятий.
Метонимия признака, как мы смогли убедиться в этом выше, очень неоднозначное явление, получившее в научной литературе большое число интерпретаций. На сегодняшний день сформирована терминология, позволяющая детально проанализировать адъективную метонимию в различных дискурсах. Опираясь на типологию А.Х. Мерзляковой, нами будут описаны метонимические механизмы переноса эпитетов в текстах М. Цветаевой.
Метонимический перенос прилагательного, смещение эпитета в составе эпифразы, наблюдается в цветаевских текстах очень регулярно и последовательно. Нашей задачей является не анализ всего массива переносных определений в текстах М. Цветаевой, а рассмотрение наиболее продуктивных групп эпитетов образного типа. На поверхностном уровне, при «первом взгляде» на такого рода переносы, может показаться, что перед нами метафорические эпитеты в чистом виде. При детальном анализе рассматриваемых сочетаний можно усмотреть метонимическую логику порождения таких эпитетов.
В лингвистической литературе, посвящённой проблеме метонимии прилагательного и основных направлений переноса с части на целое, устоялось мнение о том, что при рассмотрении смещённых определений метонимического типа следует учитывать семантику как эпитета, так и существительного, относящегося к нему. Так, Н.И. Резанова утверждает, что «метонимический перенос совершается не непосредственно с прямого значения прилагательного, а от тех импликаций, которые связываются с этим значением в составе сочетания прилагательного с именем существительным» [6]. А.Х. Мерзлякова справедливо критикует это утверждение, говоря о том, что важным оказывается не только включение признака в семантику прилагательного, но и подчинение признаков, их совмещение и замена. Кроме того, описание типов переносов прилагательного невозможно осуществлять без учёта того художественного и эстетического эффекта, который они оказывают на читающего, без учёта их роли в контексте. Именно по этой причине первостепенное значение приобретает анализ метонимии признака в художественном дискурсе.
В творчестве М. Цветаевой наблюдается продуктивное употребление адъективной метонимии прилагательного конверсивного типа. Экспансия признака на смежный объект, который потенциально имеет возможность выступать в качестве носителя этого признака, является отличительной чертой лирического творчества М. Цветаевой. Рассмотрим основные типы метонимии признака в творчестве поэта.
1. Конверсивная метонимия прилагательного предполагает такой метонимический перенос признака, при котором происходит объединение двух полярных или взаимодополняющих признака. Полярность и антиномич-ность построения цветаевской эпифразы рассматриваются нами выше - это воплощается в столкновении контрастных прилагательных. В данном разделе мы сосредоточимся на переносном эпитете, где признаки совмещаются на основании смежного понимания как объектов, к которым эти свойства относятся, так и признаки, понятые как проявление функционирование этих объектов.
В цветаевских текстах зафиксирована большая регулярность переносов индикативного типа. Приведём примеры, иллюстрирующие этот перенос, рассмотрев концепт взгляд.
Неразгаданный взгляд... [8, т. 1, с. 132]; И синий взгляд, пронзителен и робок [1, с. 313]; Юный ли взгляд мой тяжёл? [8, т. 1, с. 252]; Не тот же бесстрастный, оценивающий, любопытствующий взгляд [8, т. 4, с. 62]; Не правда ли? - Льнущий, мнущий // Взгляд [8, т. 2, с. 39]; Взор твой чёрный, взор твой зоркий [8, т. 3, с .344]; Сумрак ночей и улыбку зари // Дай отразить в успокоенном взоре [8, т. 1, с. 148]; За их взгляд, изумлённый насмерть, // Извиняющийся в болезни, // Как в банкротстве... [8, т. 2, с. 155]; Сонный вперила взгляд... [8, т. 1, с. 347].
Особенностью данных переносов прилагательного является приписывание части человеческого тела или связанного с ним метонимически, по функции, проявления поведения или жизнедеятельности человека эмоционального состояния. Видеть в данных выражениях только импликацию смежных признаков представляется недостаточным. Перед нами сложный образ, который в текстах М. Цветаевой приобретает тенденцию повторяться в рамках различных концептов поля «человек». Это связано в первую очередь с осмыслением человека во всех его проявлениях как единого организма, отдельные части которого тесно связаны друг с другом. Помимо функциональной смежности признаков, относящихся к единому объекту «человек», необходимо указать и на присутствие локативного механизма осмысления этих признаков. Человек мыслится как некое вместилище органов, а орган как своеобразный контейнер чувств, эмоций и переживаний. Именно совмещение индикативного и локативного типов конверсивного метонимического переноса прилагательного даёт наиболее адекватное объяснение возникновению логики подобных переносов.
Рассмотрим некоторые эпифразы, демонстрирующие нашу мысль. Так, во фрагменте Сумрак ночей и улыбку зари // Дай отразить в успокоенном взоре [8, т. 1, с. 148] мы видим формирование переносного эпитета посредством указания на то «место» в организме человека, где впоследствии будет локализовано чувство спокойствия. Причём этот перенос как бы подготавливается предшествующим контекстом - перед нами как бы кинематографические кадры, на которых постепенно возникает сложный образ. Образность достигается и путём уподобления покоя сумраку ночей и заре, что рождает индивидуальный метафорический образ: в глазах отражается спокойствие человека, но оно воспринимается автором предельно окказионально; происходит ситуативное осмысление понятия в виде сложного образа, где метонимический эпитет выступает в качестве конечного, исходного пункта мысли поэта.
Такие интересные метонимические переносы эпитета наблюдаются и на других участках концептосферы «человек», например, концепт рука.
Безумные руки тянешь, и снегом - конь [8, т. 3, с. 20]; ...Рукой заспанной ресницы трёт, // Теперь правому плечу - черёд [8, т. 3, с. 243]; Сам нежные руки целует себе [8, т. 3, с. 237]; Смелыми руками - вдоль перил витых [8, т. 2, с. 227]; А рука-то занемелая, // А рука-то сонная... [8, т. 3, с. 215]; Ревнивая длань - твой праздник [8, т. 3, с. 21]; Длинной рукой незрячей, // Гладя раскиданный стан,. [8, т. 3, с. 358]; Руки ... старческие, не знающие стыда [8, т. 2, с. 147]; И движенья рук невинных - // слишком злы [8, т. 1, с. 421].
Рука традиционно воспринимается как орган человеческого организма, специализирующийся на двигательной деятельности, труде, заботе, ласке. Логика рассматриваемого типа переноса эпитетов приводит к расширению функционирования концепта: рука становится зрячей, безумной, невинной и т. д. Такой же набор эпитетов можно увидеть при анализе любого антропоморфного концепта. Приведём ещё несколько примеров.
Дикими космами от плеч - метель. [8, т. 2, с. 98]; Резвый поток золотистых кудрей зыблется... [8, т. 1, с. 39]; Кивок лукавый, короткий... памятливый... [8, т. 4, с. 49]; Чтоб голову свою в шальных кудрях // Как нежный кубок возносил в пространство... [8, т. 1, с. 463]; Дело Царского Сына - // Быть великим и добрым // Чтить голодные ребра... [8, т. 1, с. 440]; ...Стойкие ребра... [8, т. 1, с. 165]; Детский и тихий вздрог // Вспомнившего плеча [8, т. 1, с. 284]; Рвусь к любимому плечу [8, т. 1, с. 52].
Все микроконцепты допускают двоякое прочтение и истолкование метонимических эпитетов: возможно: 1) восприятие человека, характеризуемого определением (метонимия в чистом виде): вспомнивший человек -вспомнившее плечо: 2) индивидуальное восприятие автором текста субъекта, который производит впечатление о себе: так, выбранный признак-эпитет
становится одним из многих возможных признаков, предстаёт как ситуативный и непостоянный.
Особенностью конверсивной локально-индикативной адъективной метонимии в цветаевских текстах является её экспансия на смежные понятия как в пределах концептосферы «человек», так и за её рамками при осмыслении природы и вещного мира.
Особенно показательно употребление метонимического эпитета в сочетании с абстрактным существительным, входящим в концептосферу «человек и его проявления». Показательно, что концепт сон (наряду с ним и такие концепты, как печаль, тоска, грусть, память, совесть) осмысляется поэтом в той же логике, что и собственно органы человека - эпитеты выбираются предельно ситуативно; сферой-донором выступает вновь эмоциональное состояние человека: В твой невыспавшийся сон [8, т. 2, с. 128]; ...будет разрешён // Себялюбивый, одинокий сон; Ведь не совместный сон, а взаимный [8, т. 1, с. 547]; Вам мудрый сон сказал украдкой... [8, т. 1, с. 48]; Что гонят думами упорный сон [8, т. 1, с. 10].
2. Вторичная метонимия признака основана на функциональной смежности объектов. Удобнее всего это продемонстрировать на примере концепта рот. Данный концепт богат своими функциональными воплощениями: от простого говорения до пения. Этим объясняется продуктивность метонимических эпитетов при данном определителе.
Только и памятлив, что на песни // Рот твой улыбчивый [8, т. 1, с. 277]; И целует, целует мой рот поющий [8, т. 1, с. 326]; Запечатлён-ный, как рот оракула - // Рот твой, гадавший многим [8, т. 2, с. 240]; Эту живую рану // Бешеным ртом зажать ... [8, т. 1, с. 542]; ...рот живёт., выбрасывающий рулады - «р» [8, т. 4, с. 473]; Безмолвный рот его. [8, т. 1, с. 184].
Кроме обычных функций рта, мы видим необычные переносы прилагательного (например, памятливый рот), что объясняется авторской рефлексией над словом и индивидуальными ассоциациями. Такие ассоциации вполне укладываются в логику метафорического мышления поэта, так как нетипичные переносы распространяются практические на все концепты поля «человек».
Функциональная смежность признаков имеет свои разновидности. Если при индикативном типе конверсивной метонимии перенос признака основан на отношении между состоянием и его внешним проявлением (боязливый взгляд) и набор определений очень широк, ограничен лишь полем «эмоционально-психологическая сфера человека», то вторичная метонимия признака основана на импликации признака, соприродного объекту, на который происходит перенос.
Вторичная метонимия прилагательного, названная таким образом в силу отнесения признака к смежному объекту, способному выполнять сходные функции определяемого объекта, присутствует в скрытом виде в рассмотренных выше примерах конверсивной метонимии. На наш взгляд, разграничение этих типов метонимических переносов эпитета является условным; дело обстоит лишь в степени проявленности или затемненности функциональной стороны переноса. Наиболее явно вторичная метонимия признака предстаёт при характеристике объектов в узусе - в художественном тексте переносы осложняются образными ассоциациями. Практически любой фрагмент рассмотренных выше цветаевских текстов может быть интерпретирован в качестве вторичной номинации признака (стойкие ребра - стойкий человек, что проявляется в силе его рёбер). Представляется, что такой взгляд на интерпретацию переносов эпитетов кажется несколько упрощённым, не раскрывающим сущности авторского осмысления реалии.
Приведённые примеры употребления адъективной метонимии конвер-сивного типа антропоморфной семантики свидетельствуют о её продуктивности в тестах М. Цветаевой, что связано с особой эмоциональностью её твор-
чества, стремлением наделить человеческими свойствами любой объект. Отметим, что неявность метонимии, участвующей в образовании переносных эпитетов и подмена её при первичном восприятии метафорой, составляют специфику подобных эпифраз.
Литература
1. Бирих, А.К. Метонимия прилагательных в современном русском языке [Текст] / А.К. Бирих // Вестник ЛГУ. Сер. 2. - 1987. - Вып. 1. - С. 62 - 74.
2. Долинин, К.А. Стилистика французского языка [Текст] / К.А. Долинин. -Л. : Наука, 1978. - 289 с.
3. Мерзлякова, А.Х. Типы семантического варьирования прилагательных в поле «Восприятие» : на материале английского, русского и французского языков [Текст] : дис. ... д-ра филол. наук / А.Х. Мерзлякова. - Уфа, 2003. -359 с.
4. Некрасова, Е.А. Метонимический перенос в связи с некоторыми проблемами лингвистической поэтики [Текст] / Е.А. Некрасова // Слово в русской советской поэзии : сб. ст. / отв. ред. В.П. Григорьев. - М. : Языки славянской культуры, 1978. - С. 111 - 132.
5. Раевская, О.В. О некоторых типах дискурсивной метонимии [Текст] / О.В. Раевская // Известия РАН. Серия литературы и языка. - 1999. - Т. 58. -№ 2. - С. 3 - 12.
6. Раевская, О.В. Метонимия в слове и в тексте [Текст] / О.В. Раевская // Филологические науки. - 2000. - № 4. - С. 49 - 56.
7. Сандакова, М.В. О механизмах дискурсивной метонимии прилагательного [Текст] / М.В. Сандакова // Филологические науки. - 2004. - № 3. -С. 106 - 112.
8. Цветаева, М.И. Собр. соч. : в 7 т. [Текст] / М.И. Цветаева / сост., подгот. текста и коммент. А.А. Саакянц и Л.А. Мнухина. - М. : Эллис - Лак, 1994.