CC BY
134
УДК 94(470.326+571.1/.5)"18/19"
АДАПТАЦИЯ ТАМБОВСКИХ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ В УСЛОВИЯХ СИБИРСКОГО ФРОНТИРА НА РУБЕЖЕ XIX-XX вв.
© Николай Васильевич ТОКАРЕВ
Тамбовский филиал Академического правового института, г. Тамбов, Российская Федерация, старший преподаватель кафедры гуманитарных и естественнонаучных дисциплин, e-mail: [email protected]
Статья посвящена определению факторов, влиявших на результаты адаптации тамбовских переселенцев в Сибири в конце XIX - начале XX в.
Ключевые слова: адаптация; крестьянство; переселение; Сибирь; Тамбовская губерния.
На рубеже Х1Х-ХХ вв. обустройство новожилов в сибирских губерниях зависело от ряда факторов, первым из которых следует назвать модель переселенческого поведения центрально-черноземного крестьянства. Успех адаптации новопоселенцев был связан с предварительной разведкой ходоками местности, куда затем двинутся семейные переселенцы. По многолетним наблюдениям представителей Переселенческого управления, «ходачество обычно служит лучшим показателем интереса, проявляемого данной местностью к переселению, а будучи удачным, является предвестником усиленного движения» [1, с. 3]. Таким образом, ход и масштабы крестьянских миграций находились в прямой зависимости от разведки ходоками новых мест.
Размышляя о причинах и последствиях обратных переселений, М.К. Чуркин отметил, что «даже сходные по природно-географическим условиям с метрополией районы не были застрахованы от частых природных катаклизмов» [2, с. 34]. На Алтае, в излюбленном переселенцами регионе, затрудняли адаптацию спорадически повторяющиеся неблагоприятные факторы: засухи, наводнения, ветра, ураганы, малое количество осадков и их неравномерное распределение по временам года, малоснежные зимы, неожиданные смены температурных режимов и т. д. [3, с. 117].
Но модель поведения потенциального переселенца начала ХХ в. была далека от идеальной. Выбирая места устройства за Уралом, крестьянин менее всего оценивал риски сибирской жизни, столь же мало стремился к поиску благоприятной природногеографической среды обитания [2, с. 32].
Усманские крестьяне, поселившиеся в Барнаульском уезде Томской губернии, свидетельствовали: «Переселяясь в Сибирь, мы думали получить побольше земли и получили» [4, с. 61]. Однако новоселы были не рады этой земле, встретившись с непривычными природными условиями: «Здесь голодная
степь, сколько глаз окинешь: ни реки, ни озера, ни деревца». Налицо, очевидно, длительный, но безуспешный процесс приспособления к экстремальным условиям земледельцев, готовых уже покинуть места вселения: «не родились мы для этих диких мест, где вечные страшные ветры, суровые холодные зимы, до которых мы никак не можем привыкнуть» [4, с. 61].
Для переселенцев этого периода в их пребывании за Уралом определяющую роль сыграли социально-экономические условия. Естественно, укоренение на новых местах было в особенности связано с количеством средств, принесенных выходцами из Европейской России в Сибирь, не говоря уже о количестве в семьях лиц работоспособного возраста, об обеспеченности инвентарем и землей.
Для дальнейшей судьбы крестьянского землевладения в России важнейшую роль сыграл Указ 9 ноября 1906 г., по которому каждый домохозяин, владевший надельной землей на общинном праве, мог требовать укрепления за ним в личную собственность своего надела. Отныне крестьяне получили право при переселении отчуждать не только подворно-наследственные участки и усадьбы, но также и полевые наделы из общинной земли.
У тамбовских переселенцев столыпинской эпохи было несколько способов распо-
ряжения своим наделом. Первый вариант заключался в использовании преимуществ нового аграрного законодательства. В этом случае после укрепления крестьянин либо передавал надел в аренду, либо продавал односельчанам. Достаточно редкой была ситуация, когда переселенец оставлял землю на родине в своем распоряжении на случай неудачного обустройства в Сибири. Наконец, мигрант мог передать земельную собственность в пользование родственникам, остававшимся в родном обществе.
Для крестьян, в 1912 г. двигавшихся из Козловского уезда на периферию Российской империи, наиболее предпочтительной оказалась продажа наделов. По данным земских начальников, переселенцами было продано 669 дес., а в аренду сдано только 90 дес. Выборочное исследование отчетных материалов земских начальников Тамбовской губернии, изучавших проблему ликвидации наделов переселенцами, также доказывает, что продажа земли была самым выгодным вариантом, ибо давала дополнительные средства для обустройства в Сибири [5, д. 1233, л. 47-62].
Усиление движения в Азиатскую Россию сопровождалось форсированной мобилизацией укрепленной земли. Так, к концу 1913 г. одному из крестьян Понзарской волости Тамбовского уезда удалось сосредоточить в своих руках более 500 дес., купленных у отправившихся в Сибирь переселенцев [6]. Подобная тенденция, как следует из работы М.С. Симоновой, сохранялась и позднее: в 1914 г. из 1 тыс. 972 тамбовских крестьян, продавших земли чересполосного владения, 32,8 % в качестве причины называли переселение. Среди тамбовских продавцов хуторских и отрубных участков, занимавшихся земледельческим трудом, переселенцы составили 37,9 % [7, с. 442-443, 448].
Но землеустроительная процедура была длительной, требовала присутствия ходатая на разных этапах отвода отрубов, что для переселенцев, находившихся за тысячи верст от Тамбова, Козлова, Усмани, Липецка и Лебедяни, было связано с внушительными затратами времени, денег и усилий. Действуя через доверителей, родственников и земляков, но не добиваясь выдела к одному месту, мигранты решались на продажу своих надельных полос по заведомо более низкой цене. Например, Д.В. Буркову и В.Ф. Абрамо-
ву, уехавшим из Усманского уезда на Алтай, общество крестьян с. Княжей Байгоры сначала отказало в укреплении земли, через год односельцы уклонились от добровольного выдела «в виде не имения свободной общественной земли». Только спустя два года томские переселенцы оформили у нотариуса продажную сделку, уступив землю бывшим соседям [8, д. 8 «А», л. 12, 28, 29].
Опрос проходивших через регистрационные пункты переселенцев показал, что в 1896-1911 гг. в Сибирь направлялись 19 тыс. 847 тамбовских семей, которые оставили на родине 68 тыс. 541 дес. земли. По данным Челябинско-Сызранской регистрации, в начале ХХ в. переселенческие семьи из Тамбовской губернии от продажи надельной земли в среднем получали 230 руб., а от аренды - 76 руб. [9, с. 245, 261].
Помимо материальной состоятельности выселенцев на приспособление к новым условиям жизнедеятельности влиял и юридический статус мигрантов: легальных, прибывших с исполнением всех административных условий и ограничений, и нелегальных, отправившихся в рискованное путешествие за Урал без каких-либо гарантий со стороны властей. В 1909 г. только в одном с. Кобы-линском Барнаульского уезда Томской губернии временно проживали десятки липецких крестьян, в семьях которых насчитывалось 163 души мужского пола [10, д. 25, л. 25]. Однодневная перепись 1909 г. зафиксировала 8 тыс. 376 семейств тамбовцев, оказавшихся в Томской губернии в статусе непри-писанных переселенцев [11, с. 229]. Будучи «самоходами», без свидетельств, выданных земскими начальниками и землеустроительными комиссиями, выходцы из Центрального Черноземья, обойденные при земельном устройстве старожилов, имели мало шансов и на поселение на вновь образованных участках [12].
Контакты с другими поселенцами на казенных участках приобретали решающее значение в случае пестрого этнического состава соседей. Так, из Барнаульского уезда писали на родину: «Да и удалось нам еще поселиться среди чужих нам людей - малороссов и немцев, с которыми мы никогда не можем ужиться, потому что у нас другие порядки и не такие совсем обычаи» [4, с. 61].
Наконец, оказывали воздействие на процесс и сроки устройства новоселов их взаимоотношения со старожилами. Покинувшие родину адаптировались быстрее в старожильческих селах, чем на переселенческих участках [13, с. 34]. Массовое переселение тамбовских крестьян, уже на протяжении десятилетий участвовавших в колонизации Сибири, привело к созданию компактных земляческих общин, которые обладали значительным удельным весом в отдельных поселениях. По воспоминаниям В.П. Семенова-Тян-Шанского (1895 г.), приход пореформенных переселенцев разделил западносибирскую деревню Верхние Чемы на две половины: коренную сибирскую и «тамбовскую» [14, с. 342]. В алтайском селе Старая Барда в начале ХХ в. образовалось даже 3 участка застройки: Сибирский, Тамбовский и Кержацкий концы [15, с. 240]. В старинных поселениях столыпинские переселенцы помимо поддержки родственников и земляков имели больше возможностей для работы, кредита и аренды у старожилов.
Но наряду с этим все увеличившийся наплыв переселенцев, претендовавших на постоянное проживание, создал напряженность в их взаимодействии с коренными жителями и старожилами. Цена на приемные приговоры росла в прогрессии: в 80-х гг. XIX в. -35-50 руб., в 90-х гг. XIX в. - 70 руб. [13, с. 34]. С изданием указа 9 ноября 1906 г. совпало новое повышение стоимости приемного приговора в сибирских крестьянских общинах. В 1899 г. приемный приговор Кирзин-ского общества Барнаульского узда Томской губернии обходился переселенцу в 50 руб. с души, а в 1907 г. - уже более 100 [5, д. 220, л. 321об., 324], что также осложняло проблему обустройства за Уралом.
Крестьянин с. Черепянь Лебедянского уезда В.У. Кулешов подтверждал, что в Томском уезде с началом аграрных преобразований Столыпина взлетели цены на «едино -временные взносы в пользу общества»: «Взносы эти согласно уменьшения числа душевых долей в обществах прогрессивно растут и сейчас местами доходят до 75100 р. за каждую душу» [5, д. 220, л. 796]. Чтобы приписаться к старожильческому обществу в Барнаульском уезде Томской губернии, в 1914 г. надо было заплатить за
приемный приговор 110 руб. за каждую мужскую душу [5, д. 1763, л. 35].
Последствия подобного хода событий были очевидны. По свидетельству современника, категория обратных переселенцев, называвших на Челябинском переселенческом пункте в качестве причины неудачного водворения за Уралом «дорогие приемные приговоры», увеличилась с 5 % в конце XIX в. до 10-15 % к началу аграрной реформы [4, с. 9].
Таким образом, занимая 10-15 лет в степи, 20-25 лет в тайге [13, с. 35], полная адаптация мигрантов в сибирских губерниях с началом столыпинских преобразований затягивалась. Длительные сроки устройства переселенческих хозяйств делали их положение нестабильным. Достаточно было, например, ухудшения природных условий, чтобы переселенец вновь собрался в дорогу. Так, неурожай в Сибири заставил кирсановского крестьянина после двухлетнего пребывания в Енисейской губернии вернуться на родину в надежде возвратить проданный душевой надел и вновь отправиться за Урал - при отказе покупателя аннулировать сделку [5, д. 1761, л. 1081].
При совпадении суммы негативных факторов подвижный, но неудачливый мигрант решался на обратный путь, что обеспечивало рост ремиграции. В 1906-1916 гг. выходцы из Тамбовской губернии встретились со значительными трудностями в Сибири и на Дальнем Востоке. Не найдя себя в Азиатской России, несостоявшиеся новоселы возвращались на родину. По размерам обратного переселения Тамбовская губерния шла вслед за Воронежской. Более того, в соотношении прямого и обратного переселения безусловно первенство Тамбовской губернии: по официальным данным, за десятилетие столыпинской аграрной политики из-за Урала были вынуждены вернуться на родину 24,8 % тамбовских переселенцев, не сумевших укорениться в сибирских общинах или на казенных участках [16, с. 2-5, 8, 9; 17, с. 2-5, 8, 9; 18, с. 12; 19, с. 94-99].
1. Минко Н. Переселенческое движение в 1907 г. // Вопросы колонизации. Спб., 1908. № 3. С. 2-47.
2. Чуркин М.К. К вопросу о причинах и последствиях обратных переселений в конце XIX -начале XX вв. // Проблемы социальной и экономической истории Сибири XIX - начала XX в. Омск, 2001. С. 29-38.
3. Пожарская К.А. Некоторые аспекты природно-климатической и хозяйственной адаптации столыпинских переселенцев на Алтае // Емельяновские чтения: материалы 2 межре-гион. науч.-практ. конф. Курган, 19-20 апреля 2006 г. Курган, 2006. С. 116-118.
4. Черменский П.Н. От крепостного права к Октябрю в Тамбовской губернии: очерк экономики и культуры пореформенного периода (1861-1917 гг.). Тамбов, 1928.
5. ГАТО (Государственный архив Тамбовской области). Ф. 26. Оп. 4.
6. Тамбовские отклики. 1913. 3 дек. № 2.
7. Симонова М.С. Мобилизация крестьянской надельной земли в период столыпинской аграрной реформы // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1962. Сб. 5. С. 398-458.
8. ГАЛО (Государственный архив Липецкой области). Ф. 29. Оп. 1.
9. Турчанинов Н. Земельное обеспечение переселенцев и ликвидация ими надельной земли на родине // Вопросы колонизации. Спб., 1913. № 12. С. 244-265.
10. ГАЛО. Ф. 4. Оп. 1.
11. Нагнибеда В.Я. Неприписанные переселенцы в Томской губернии в 1909 году // Вопросы колонизации. Спб., 1911. № 9. С. 225-250.
12. Успенский А. Действительность, а не мечты // Вопросы колонизации. Спб., 1907. № 2. С. 1-28.
13. Ноздрин Г.А. Сроки и механизмы адаптации переселенцев в Сибири в конце ХХХ - начале ХХ века // Адаптационные механизмы и практики в традиционных и трансформирующихся обществах: сб. науч. тр. Новосибирск, 2007. Вып. 2. С. 20-38.
14. Семенов-Тян-Шанский В.П. То, что прошло: в 2 т. / сост. М.А. Семенов-Тян-Шанский; науч. ред. П.М. Полян. М., 2009. Т. 1.
15. Липинская В.А. Старожилы и переселенцы: Русские на Алтае: XVIП - начало XX в. М., 1996.
16. Турчанинов Н.В. Итоги переселенческого движения за время с 1896 по 1909 гг. (включительно) / сост. Н. Турчанинов. Спб., 1910.
17. Турчанинов Н.В. Итоги переселенческого движения за время с 1910 по 1914 гг. (включительно) / сост. Н. Турчанинов, А. Домра-чев. Пг., 1916.
18. Статистический ежегодник России. 1915 г. (Год двенадцатый). Пг., 1916. Отд. 2. С. 1-57.
19. Статистический ежегодник России. 1916 г. (Год тринадцатый). М., Пг., 1918. Вып. 1.
Поступила в редакцию 14.08.2013 г.
UDC 94(470.326+571.1/.5)"18/19"
ADAPTATION OF TAMBOV MIGRANTS IN CONDITIONS OF SIBERIAN FRONTIER AT THE TURN OF 19th - 20th CENTURIES
Nikolay Vasilyevich TOKAREV, Tambov Branch of Academic Law Institute, Tambov, Russian Federation, Senior Lecturer of Humanitarian and Natural-science Disciplines Department, e-mail: [email protected]
The article is devoted to the definition of the factors that influenced the results of the adaptation of Tambov migrants in Siberia in the end of 19th - beginning of 20th centuries.
Key words: adaptation; peasantry; resettlement; Siberia; Tambov Province.
