CC BY
11
УПРАВЛЕНИЕ В СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ И ПРАВОВЫХ
СИСТЕМАХ
Для цитирования: Ровный Б.И. Абсолютизм и римское право: политико-правовые дискуссии в Европе Раннего Нового времени // Управление в современных системах. 2023. №1. С. 58-66.
DOI: 10.24412/2311-1313-38-58-66
УДК 316 JEL: ПО
ББК 74.24к2+ 60.506
АБСОЛЮТИЗМ И РИМСКОЕ ПРАВО: ПОЛИТИКО-ПРАВОВЫЕ ДИСКУССИИ В
ЕВРОПЕ РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ
Ровный Б.И.1, ОУ ВО «Южно-Уральский технологический университет»
Аннотация
Предпринята попытка анализа идейных и правовых споров о значении публичных формул римского наследия между идеологами абсолютизма, протестантскими теоретиками и адептами канонического «христианского королевства».
Ключевые слова, абсолютизм, Корпус Юстиниана, римское право, естественное право, суверенитет, папство, рецепция, каноническое право.
Введение
Римская юриспруденция, как принято было считать, во времена средневековья представлялась практической «подлинной философией» (vera philosophia) в отличие от теоретической мудрости (sophia) древних греков.
Весь законодательный Корпус императора Юстиниана (Corpus Juris civilis), результат многолетней работы глоссаторов, в конце XII века изучался в виде отдельных фрагментов в университетах Италии. В соединении с элементами христианской доктрины и канонического права римское право преподавалось в курсе «гражданской науки» [Berman, 2003]. Но ещё до полного издания в XVI веке Дионисием Готофредом, Корпус стал инструментом общеевропейских правовых споров и конфликтов, главным из которых была борьба за Инвеституру. Римская церковь раньше, чем светские правители обратилась к проблеме рецепции римского права и сфер его применимости в разрешении политических конфликтов.
Руководящий принцип папства в отношении наследия Юстиниана оставался неизменным. «Церковь живет по римскому закону» (Ecclesia vivit iure romano) [Goldie, 2011]. Длительное противостояние Святого престола с императорами Священной Римской империи вынудило Папу Луция (1097—1185) незадолго до смерти в 1185 году издать декреталию
1 Ровный Борис Игоревич - д.и.н, профессор, проректор по внешним связям ОУ ВО «Южно-Уральский технологический университет»; Россия, 454100, г. Челябинск, Комсомольский пр., д. 113 а; e-mail: rovniybi@inueco.ru; SPIN-код РИНЦ: 6158-9708, Author ID: 635622.
Intelleximus, которая на многие века оставалась официальной трактовкой отношения между каноническим правом и «человеческими законами» (humanae leges).
Декреталия предписывала применять римское право для заполнения лакун в каноническом праве, кроме сфер касающихся духовных практик, определения греховности деяний и там, где мирские оценки человеческих поступков не совпадали с церковными [Михайлов, 2022]. Папские юристы, выпускники преимущественно университета Болоньи, долгое время сохраняли авторитетное первенство в трактовке как канонического, так и римского права.
Основная часть
Ученые-правоведы и практикующие юристы XVI—XVII веков за пределами канонических интерпретаций божественного права, различали три типа законов и сфер правоприменительных практик. Первый - естественный закон (ius naturale), под которым понимались вечные универсальные принципы земного мироустройства, включая обоснование авторитета власти и социальных иерархий. Второй - общий закон (ius gentium, ius commune) - основание юридических практик в отношениях между сословиями, между политическими общностями и властными институтами разных уровней.
Третий - гражданский или позитивный закон (ius civile, ius positivum), регулирующий повседневную жизнь городских коммун, торговых гильдий, феодальных поместий, секулярную сферу взаимоотношений церкви и «мира». В юридическом обиходе именно этот тип в значительной степени заимствовал конструкции, переработанного глоссаторами римского наследия. Подчиненное положение ius gentium и ius civile в общей иерархии во многом объясняет отсутствие системности в использовании тех или иных формул римского права, равно как и осознанную юристами раннего Нового времени потребность в упорядочении правовых сфер внутри этой иерархии.
Сборники Юстиниана, «восстановленные глоссаторами средневековья в почти полном объеме» за исключением «лакун» на греческом языке, применялись в большей степени в частноправовой сфере [Исаев, 2011]. Вещное право, обязательственное право, элементы права наследования были постоянно востребованы в судебных процессах Италии, немецких княжеств, в судах Кастилии и Арагона. Эти практики не противоречили пониманию божественных и естественных законов. Но в частном праве, даже после обработки глоссаторов, оставалось много проявлений римского языческого культа - статей и формул, допускавших возможность детоубийства, проституцию, конкубинат (сожительство), эксплуатацию сиротского труда и рабство. Такие нормы формально противоречили принципам божественного и естественного права, что прежде всего отражалось в идеологических дискуссиях позднего Средневековья и раннего Нового времени.
Теоретик-юрист XIV в. Бартоло де Сассоферрато (1314—1357), один из самых авторитетных критиков и комментаторов рецепции, поставил под сомнение сам принцип универсалистской трактовки любого правового случая согласно диспозициям римского права [Атнашев и др., 2023]. Бартоло исходил из необходимости приведения права в соответствие с меняющимися обстоятельствами социальных отношений. По его логике, местный обычай, проверенный долгой традицией применения, является правовой нормой и имеет основания для использования в юридической практике - «обычай представляет волю народа» [Goldie, 2011]. Этим концептуальным обоснованием воспользовались европейские гуманисты, а позднее в XVI веке теоретики естественного и позитивного права. В римской традиции обычаи - как повторяемые образцы социального поведения - считались «второй природой» (altera natura) и
учитывались наравне с писаным правом [Berman, 1983]. Философская и политическая мысль раннего Нового времени абсорбировала римскую правовую логику; идея altera natura со временем растворяется, становится «ингредиентом» в целостном понимании естественного права, откуда как из общего источника черпает свою правовую аргументацию позитивное право.
Во Франции традиция непрерывного правового реформирования разделила юристов -теоретиков на две «партии», «романистов» и сторонников унификации правовых обычаев («кутюмов»).
Свое видение проблемы представил правовед и философ Жан Бодэн (1530—1596) -основоположник по меньшей мере двух фундаментальных конструкций политической философии Нового времени. неделимого суверенитета и государства. Вслед за основателями французской исторической школы права Этьеном Паскье (1529—1615) и Франсуа Бодуэном (1520—1573) в своем раннем произведении «Методы легкого изучения историй» Боден признавал римское право лишь в историческом контексте. «Я умалчиваю о том, сколь абсурдно желание вынести приговор об общем праве на основании римских законов, которые менялись по малейшему поводу..., и старые законы то и дело теряли силу из-за вновь появившихся ... сколь много абсурдного в сохранившихся законах и сколь много отвергнуто справедливыми постановлениями почти всех народов и самой жизнью» [Бодэн, 2018]. В своем главном произведении «Шесть книг о государстве» (1756) Бодэн, тем не менее, активно использует максимы римского права. Центральное место в его рассуждениях занимает едва ли не самая известная формула princeps legibus solutes est (государь не связан законом) и римским определением власти. summum imperium, merum imperium. Однако терминология из арсенала XII Таблиц и Дигест имела для Бодэна явно прикладное значение. В книге I, главе 8 «О суверенитете» он указывает на ограниченность теоретического потенциала рецепции в построении его конструкции политического суверенитета.
Французская историческая школа отвергала универсальный характер как частного, так и публичного права. Французский юрист Ги Кокиль (1523—1603) утверждал. «Для нас истинным общим гражданским правом является право французское, а вовсе не римское, являющееся таковым для Италии. к римскому праву следует обращаться лишь изредка, для уяснения некоторых моментов, поскольку римский народ славился не только умением пользоваться оружием, но и искусством устанавливать хорошие законы» [Баязитова, 2006].
Еще менее однозначным представляется влияние римского права в Англии. Английские университеты и католические колледжи вели обучение римскому праву. Правоведы-выпускники Оксфорда и Кембриджа практиковали как правило в прерогативных судах, где сформировались анклавы применения римских процессуальных норм. Юристы этих судов назывались в профессиональном сообществе «цивилистами» в отличие от юристов общего права (common lawers) [Berman, 1983]. Дело, однако, было не только в определениях. В 1587 году должность региус-профессора гражданского права в Оксфорде занял теоретик европейского уровня и один из ведущих специалистов римского права Альберико Джентили (1552—1608).
Джентили обладал огромным влиянием как знаток Корпуса Юстиниана и как практикующий адвокат, известный английским юристам по его участию в закрытых процессах в прерогативных судах. Адмиралтейском и суде Звёздной палаты. В Оксфорде под его влиянием юридическая подготовка была полностью ориентирована на обоснование абсолютистского порядка с теоретической опорой на римское право и на специфику прерогативного судопроизводства [Herzog, 2020]. Однако в профессиональной подготовке
гильдии юристов ориентировались на практические знания и опыт в области общего права (common law) [Михайлов, 2022].
Историческая эволюция общего права противостояла континентальной рецепции, поскольку ещё со времен «Кларендонской Ассизы» 1166 года ключевым элементом законотворчества в Англии стали постановления (прецеденты) судей [Аджемоглу и др., 2021]. В отдельных случаях это позволяло накапливать специфическую островную «практику и стиль правового мышления, которые развивались посредством и вокруг английского неписанного права, создавали особую правовую культуру. Это была культура, в которой судьи, так же, как и законодатели, признавались выразителями права» [Михайлов, 2022]. Длительный процесс пополнения судебных случаев позволял накапливать качественные прецеденты, отсекая время от времени ошибочные, субъективные случаи и обычные технические просчеты.
Реальный разрыв канонических норм и прецедентного мышления Суда общих тяжб порождал частые юридические столкновения между монархией и судейским корпусом. К XVII веку общее право господствовало в лондонском уголовном суде Олд Бэйли и мировых судах графств, где местное дворянство удерживало позиции как в судах, так и в судейских коллегиях и адвокатских палатах. В этих условиях Стюартам так и не удалось сохранить контроль за судебной системой страны, который при королеве Елизавете был обычной практикой. Так два содержательно несводимых типа подготовки профессиональных юристов-цивилистов и общего права вступали в очевидное противоречие; они формировали две юридические логики и два варианта карьерных ориентаций. Этот «методический» спор имел для будущего политических институтов Англии принципиальное значение.
Авторитет оксфордской юридической элиты столкнулся с так называемым образовательным принципом apprenticeship (наставничество), который исповедовали школы-гильдии. Методика наставничества предполагала, что обучение организуется опытными барристерами (юристами общего права) в процессе непрерывной юридической практики в мировых судах, судах графств и лондонском суде Общих тяжб, где судейские решения непрерывно приноравливались к конкретным жизненным ситуациям и правовым казусам [Бетелл, 2008]. Участие в практике заседаний, когда взаимодействие норм общего права и права справедливости (equity law) обеспечивало приемлемую гибкость в создании прецедентов, служило методическим материалом подготовки английского законника. Классическая римская доктрина не могла быть приспособлена к решению задач подобного рода и всё чаще воспринималась как не реформируемый корпус в составе канонического (католического) права.
Король Яков I Английский (1603—1625) демонстрировал личную заинтересованность в укреплении позиций «цивилистов». Он претендовал на роль самостоятельного теоретика абсолютистской монархии, хотя и дисциплинированно следовал аргументации Бодэна. В работе «Подлинный Закон свободных монархий (1598) всё наследие римского права Яков представлял как божественное послание правильных законов, однажды уже явленных народам античного мира [Bramell, 2020]. Общее право казалось королю анахронизмом, не поддающимся систематизации. Генеральный атторней (прокурор) и будущий лорд-канцлер короны сэр Фрэнсис Бэкон предлагал стандартизировать английские закона на основе «трехсот фундаментальных принципов» римского построения. [Berman, 2003].
Попытки Якова I и его наследника Карла I политическими методами навязать примат римского права не увенчались успехом, и наоборот, обострили отношения парламента с
короной [Лахман, 2010]. Это вызвало острую полемику вокруг так называемых «папистских» законов.
Центральной фигурой в этой дискуссии был известный в стране теоретик права, председатель Суда общих тяжб Эдвард Коук (1552—1634). Он утверждал, что английское общее право не имеет римской основы и опирается на традиции германского происхождения, которые закрепились в Англии задолго до норманнского завоевания. Эволюция норм общего права, согласно Коуку, никогда не прерывалась внешним вмешательством и даже постоянные смены династий не повлияли на этот процесс, поскольку английские короли не издавали законов, но сами обретали легитимность благодаря германской правовой традиции. Коук решительно противодействовал применению римского права, которое не без оснований, связывал с папским влиянием и канонической доктриной «христианского королевства» [Goldie, 2011]. Он, в частности, выступил с критикой позиции Якова I, полагавшего, что римское право должно получить официальный статус и быть представлено в правоприменительной практике как цивилизованное и универсальное в отличие от английских законов.
Общее право и право справедливости противостояли римской рецепции как чужеродной по отношению к английской традиции и как к языку, на котором формулировались католические притязания Рима на право политического вмешательства во внутренние дела королевства. Римское право противоречило английскому духу «здравого смысла» (common sense): оно было когда-то и кем-то изобретено, в то время как законы Англии не изобретаются, а открываются в непрерывном процессе судебных решений.
В юридических дискуссиях немецких правоведов наиболее распространенной была прагматическая точка зрения в оценке потенциала римского наследия. Уголовно-судебное уложение «Каролина» (1532), имевшее общеимперский статус, лишь фрагментарно содержало выдержки из Дигест (Libri terribilis), главным образом, нормы процессуального характера. [Исаев, 2011]. В преамбуле «Каролины» от лица Карла V утверждалось, что в «в Римской империи германской нации в силу старых обычаев и порядков весьма многие уголовные суды заполнены мужами, несведущими и не имеющими опыта и практики ... и в силу этого, зачастую действуют вопреки праву и здравому смыслу [Нагорная, 2017]. Этим обстоятельством обосновывалась потребность в систематизации уголовных законов и правоохранительных процедур. Однако специальной оговоркой подтверждалось «право курфюрстов, князей и сословий» на собственное судопроизводство согласно «их исконных, унаследованных правомерных и справедливых обычаев [Нагорная, 2017].
Влиятельный философ и правовед Герман Конринг (1606—1681) в своей работе «О происхождении германских законов» (1643) доказывал вслед за Коуком, что римское право не является основой немецкой законодательной традиции. Исследуя обычаи, древние нормы, городские уложения Конринг пришел к выводу, что Корпус Юстиниана обязан своим влиянием исключительно «сословию» университетской профессуры, чей статус и заслуги связаны со специальным знанием и вольным толкованием римских законов, но применительно к потребностям судебной системы Священной империи эти законы выглядят анахронизмом [Goldie, 2011].
Критический метод препарирования Дигест и Кодексов, предложенный Бартоло, способствовал формированию территориальных правовых конструкций, вытеснивших рецепцию на периферию практик как «чужеродное» тело. Юристы французской исторической школы, сторонники древнегерманских истоков происхождения местных уложений, Коук и другие идеологи общего права склонялись к прагматическому использованию римского
наследия по мере востребованности в конкретных сферах частной практики и закрытого сословного судопроизводства.
В теоретических изысканиях юристов раннего Нового времени Корпус Юстиниана оставался («по заветам» папы Луция) частью канонического права. С точки зрения боденовской доктрины, оперировавшей абсолютными законами (Leges perfectae), сама «чужеродность» римского наследия не была непреодолимым препятствием, но интеллектуальная амбивалентность ряда формулировок делала его источником провокационных построений и правовых идей. «Римское право ... рассматривалось наподобие разрушенных амфитеатров, где каждый брал камень, который ему был необходим» [Баязитова, 2006]. Камни «разрушенных амфитеатров» зачастую становились политическим оружием против монархии.
В Дигестах сохранился опасный с точки зрения абсолютистской доктрины сюжет о праве подданных на самооборону: «.можно отвечать на силу силой, ибо этим правом наделяет закон природы» [Скиннер, 2018]. Законность сопротивления в случае насилия или грабежа легко экстраполируется на политическую жизнь и обретает антиабсолютистскую направленность. Великий философ средневековья Уильям Оккам и другие схоласты возвели римскую формулу сопротивления в ранг частноправовой аргументации. Наследие схоластов использовали многие противники и адепты монархии. Авторитетом римской формулы манипулировали теоретики Реформации, и богословы-иезуиты, и монархомахи, провозглашавшие право подданных на восстание и убийство короля.
Так, Мартин Лютер, будучи твердым сторонником неподсудности светского государя, на вопрос законно ли сопротивляться императору во имя Евангелия, сослался на положение частного римского права, согласно которому убийство в целях самозащиты всегда законно [Скиннер, 2018]. Того же мнения были ближайшие соратники богослова Меланхтон и Йонас. Важно подчеркнуть, что план протестантского альянса 1530—1531 годов, предполагавший вооруженное сопротивление императору Священной Римской империи, был разработан юристами саксонского канцлера Грегориуса Брюка именно на основе доктрины частного права. План исходил из возможности применения в отдельных случаях насилия без нанесения вреда императору и его вассалам [Скиннер, 2018].
Публичное право также оставалось сферой напряженного теоретического противостояния, изобилующей множеством опасных доктринальных ловушек. Так, тезис Жана Бодэна о том, что закон есть воплощение воли монарха, по содержанию повторяет известную формулу римского юриста Ульпиана - «то, что решил государь имеет силу закона» (quod principi placuit tegis habet vigorem). Однако разночтения в трактовках, известные ещё средневековым глоссаторам, вынуждали адептов абсолютизма избирательно подходить к использованию этой формулы. В Дигестах есть продолжение упомянутого положения Ульпиана, также хорошо известное юристам того времени, в частности: «Особым указом, касающимся его правления, народ сообщил ему и возложил на него полноту правления и власти» [Kelly, 2011]. Эту формулу противники абсолютизма не без оснований трактовали с позиции народного суверенитета. Но не только они представляли угрозу. Римское право в данном случае использовалось католической церковью для оправдания роли папы в подавлении еретиков и противостоянии деспотам-королям, власть которых согласно каноническому закону должна быть подчинена папе как императору.
Каноническая юриспруденция оперировала как на уровне теории, так и в юридической практике римскими категориями, которые обосновывали не только божественное, но и секулярное право папы на управление (administratio), ради «общего блага» (utilitas publica) и
наследия по мере востребованности в конкретных сферах частной практики и закрытого сословного судопроизводства.
В теоретических изысканиях юристов раннего Нового времени Корпус Юстиниана оставался («по заветам» папы Луция) частью канонического права. С точки зрения боденовской доктрины, оперировавшей абсолютными законами (Leges perfectae), сама «чужеродность» римского наследия не была непреодолимым препятствием, но интеллектуальная амбивалентность ряда формулировок делала его источником провокационных построений и правовых идей. «Римское право ... рассматривалось наподобие разрушенных амфитеатров, где каждый брал камень, который ему был необходим» [Баязитова, 2006]. Камни «разрушенных амфитеатров» зачастую становились политическим оружием против монархии.
В Дигестах сохранился опасный с точки зрения абсолютистской доктрины сюжет о праве подданных на самооборону: «.можно отвечать на силу силой, ибо этим правом наделяет закон природы» [Скиннер, 2018]. Законность сопротивления в случае насилия или грабежа легко экстраполируется на политическую жизнь и обретает антиабсолютистскую направленность. Великий философ средневековья Уильям Оккам и другие схоласты возвели римскую формулу сопротивления в ранг частноправовой аргументации. Наследие схоластов использовали многие противники и адепты монархии. Авторитетом римской формулы манипулировали теоретики Реформации, и богословы-иезуиты, и монархомахи, провозглашавшие право подданных на восстание и убийство короля.
Так, Мартин Лютер, будучи твердым сторонником неподсудности светского государя, на вопрос законно ли сопротивляться императору во имя Евангелия, сослался на положение частного римского права, согласно которому убийство в целях самозащиты всегда законно [Скиннер, 2018]. Того же мнения были ближайшие соратники богослова Меланхтон и Йонас. Важно подчеркнуть, что план протестантского альянса 1530—1531 годов, предполагавший вооруженное сопротивление императору Священной Римской империи, был разработан юристами саксонского канцлера Грегориуса Брюка именно на основе доктрины частного права. План исходил из возможности применения в отдельных случаях насилия без нанесения вреда императору и его вассалам [Скиннер, 2018].
Публичное право также оставалось сферой напряженного теоретического противостояния, изобилующей множеством опасных доктринальных ловушек. Так, тезис Жана Бодэна о том, что закон есть воплощение воли монарха, по содержанию повторяет известную формулу римского юриста Ульпиана - «то, что решил государь имеет силу закона» (quod principi placuit tegis habet vigorem). Однако разночтения в трактовках, известные ещё средневековым глоссаторам, вынуждали адептов абсолютизма избирательно подходить к использованию этой формулы. В Дигестах есть продолжение упомянутого положения Ульпиана, также хорошо известное юристам того времени, в частности: «Особым указом, касающимся его правления, народ сообщил ему и возложил на него полноту правления и власти» [Kelly, 2011]. Эту формулу противники абсолютизма не без оснований трактовали с позиции народного суверенитета. Но не только они представляли угрозу. Римское право в данном случае использовалось католической церковью для оправдания роли папы в подавлении еретиков и противостоянии деспотам-королям, власть которых согласно каноническому закону должна быть подчинена папе как императору.
Каноническая юриспруденция оперировала как на уровне теории, так и в юридической практике римскими категориями, которые обосновывали не только божественное, но и секулярное право папы на управление (administratio), ради «общего блага» (utilitas publica) и
«общественной необходимости» (necessitas publica). Манипуляция упомянутыми римскими формулами демонстрировала высокий класс юридических доказательных техник. Вероятно, поэтому сторонники абсолютизма часто использовали эти фрагменты Дигест как зеркальное отражение того, что католические каноники сконструировали для средневекового папства.
Заключение
Опорным элементом публичного права является понятие imperium (власть, верховенство). Imperium, согласно Дигестам, делится на merium imperium (чистая власть) и mixtum imperium (смешанная власть) Merium imperium предполагает высшую юрисдикцию ius gladii (право меча) - право окончательных судебных решений в уголовных и публичных делах. Mixtum imperium включает только юрисдикцию гражданско-правовой сферы. Однако в наследии Юстиниана картина разделения сфер публичного и частного права не выглядит столь контрастно. В Дигестах и Институциях нет определения ключевых понятий публичного права; нет, таким образом, и точного разграничения юрисдикций с цивильным правом. В сфере политической философии это обстоятельство давало возможность достаточно свободного выбора «камней из амфитеатра» для выстраивания разных исходных тезисов и разных техник аргументации. Сложность трактовки понятия imperium состояла в разных контекстах его использования: и в теории, и на практике. Оно применялось и к определению суверенитета - ключевого элемента абсолютистской доктрины, и в антиабсолютистских толкованиях в соответствии со старыми римскими законами.
Термин merum imperium в Дигестах был применен Ульпианом для характеристики полномочий императора в соответствии с классическим пониманием его функций как высшего магистрата. Юрисдикция императора - это война, командование армиями и издание соответствующих законов. В Дигестах есть упоминание merum imperium в контексте делегирования полномочий в формулах римских юристов Папиниана и Павла. В частности, Павел допускал возможность делегирования юрисдикции от высшего к низшему магистрату в случае необходимости для отправления юридических функций, но утверждал, что «чистая власть» никакому делегированию не подлежит [Johnson, 1997].
Папиниан разделял власть, ограниченную функциями конкретного общественного учреждения и власть, утвержденную по верховному закону. Первый вариант власти предполагает только делегирование, второй, собственно, и есть merum imperium. По этому поводу ещё глоссаторы, а потом юристы XVI века вели споры о том, допустима или недопустима по Дигестам передача императорских полномочий нижестоящим магистратам. В «Шести книгах» Бодэн обращает внимание на то, что немецкие богословы и правоведы поддерживали тезис о праве князей Священной империи на отправление в своих землях закона «власти меча», то есть высшего правосудия. Согласно такому взгляду, что и беспокоило Бодэна, девальвируется римская «опора» абсолютизма - принцип legibus solutus, а это грозило расширением дискуссии в сфере публичного права как с иезуитскими теоретиками Контрреформации, так и со сторонниками республиканизма. Видные теологи влиятельной иезуитской школы Саламанки Доминго де Сото (1494—1560), Луис Молина (1535—1600), Франциско Суарес (1548—1617) для объяснения происхождения верховной власти и трансфера её полномочий по merum imperium заимствовали римское положение о юридическом лице.
Суарес превращает формулу юридического лица universitas в природную способность людей объединяться в единое корпоративное тело и сообща учреждать законную власть,
которая как imperium подчинена «единому мистическому телу, где все члены признают одни и те же обязательства» [Скиннер, 2018].
В XVII веке влияние римского наследия как «подлинной философии» существенно ослабевает. Позитивное право, сохраняя в известной степени зависимость от устоявшейся римской методики юридической аргументации, заполняло «пустоты» судопроизводства за счет обновленных практик и местных правовых норм. Английская традиция общего права и права справедливости демонстрировала результаты этого процесса в наиболее завершенном виде. Формирующаяся континентальная модель все более врастала в абсолютистскую политическую философию и вытесняла на периферию политико-правовой мысли наследие Юстиниана.
Понятно, что сама возможность использования Дигест как источника для конкурирующих трактовок фундаментального вопроса происхождения и организации власти была серьезной проблемой для политической философии абсолютистов; поэтому избирательность заимствований из римского правового наследия диктовалась практическими соображениям и соответствовала задачам дискредитации их теоретических противников и, в первую очередь, идей панъевропейского верховенства папского престола.
Список источников
1. Аджемоглу Д., Робинсон Д.А. Узкий коридор. М.: АСТ, 2021. 701 с.
2. Атнашев Т., Правилова Е., Велижев М. Кембриджская школа: теория и практика интеллектуальной истории. М.: Новое литературное обозрение, 2023. 632 с.
3. Баязитова Г.И. Политико-правовые воззрения Жана Бодена: диссертация кандидата исторических наук: 07.00.03. Тюмень, 2006. 204 с.
4. Бетелл Т. Собственность и процветание / пер. с англ. Б. Пинскера. М.: ИРИСЭН. 2008. 480 с.
5. Бодэн Ж. Метод лёгкого изучения историй. Что есть исторический жанр. М.: Изд-во ВШЭ, 2018. 550 с.
6. Исаев М.А. История государства и права зарубежных стран: учебник для бакалавриата. М.: Изд-во «Юрайт», 2011. 957 с.
7. Лахман Р. Капиталисты поневоле: конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени. М.: Изд. дом. Территория будущего, 2010. 456 с.
8. Михайлов А.М. Сравнительное правоведение: судебная власть в правовой системе Англии: учебное пособие для вузов. 2 изд. М.: Изд-во «Юрайт», 2022. 355 с.
9. Нагорная О.С. История государства и права зарубежных стран: практикум. Челябинск: ОУ ВО Южно-уральский институт управления и экономики, 2017. 21 1 с.
10. Скиннер К. Истоки современной политической мысли. Т.2. Эпоха Реформации. М.: Изд. дом «Дело» РАНХиГС. 2018. 568 с.
11. Berman H. Law and Revolution: The Formation of the Western Legal Tradition // Harvard University Press. 1983. 657 р.
12. Berman H. The Origins of Historical Jurisprudence: Coke, Selden, Hale // The Yale Law Journal. 2003. Vol. 103. P. 1652-1738.
13. Boden J. Six Books of the commonwealth // B. Blackwell Oxford. 1955. [Electronic resource]. URL: htpps://www.vor ku.ca/comninel/courses/3020 pdf/ six books.pdf (date of accesed: 05.03.2023).
14. Bramell J. Piercing the Culture of Power: Perceptions and Disputes over Absolute Authority: University of Maryland Department of History. Spring. 2020. P.1-7.
15. Goldie M. Absolutism // The History of political Philosophy // Oxford.: OUP. 2011. P. 283-295.
16. Herzog T. Germanic or Roman? Western European Narratives of Legal Origins // Zeitschrift des Max-Plank-Instituts fuer europaeshe Rechtsgeschichte. Rg.28. 2020. P.21-23.
17. Johnson D. The General Influence of Roman Institutions of State and Public Law7/Miller,G and Zimmermann,R., edd., The Civilian Tradition and Scots Law. Aberdeen Quincentenary Essays-Berlin:Dunker and Humboldt. 1997. P.87-101.
18. Kelly D. The Influence of Roman Law // The History of Political Philosophy/ Ed. By George Klosko. Oxford University Press. 2011. P. 162-163.
19. Thomson M.P. The History of Fundamental Law in Political Thought from the French Works of Religion to the American Revolution // The American Historical Review. 1986. Vol.91. №5. P. 1103-1128.
20. Wilson J.F. Absolute Sovereignty in Jean Boden's Six Books of the Republic // Interpretation: Journal of Political Phylosophy. 2008. Vol. 35. P. 258-259.
ABSOLUTISM AND ROMAN LAW: POLITICAL AND LEGAL DISCUSSIONS IN
EARLY MODERN EUROPE
Rovnyy B.I., South Ural University of Technology
Abstract
The article presents an analysis of ideological and legal disputes about the meaning of public formulas of the Roman heritage between ideologists of absolutism, Protestant theorists and adherents of the canonical «Christian kingdom».
Keywords, roman law, absolutism, Justinian's code, natural law, sovereignty, papacy, canonical law, Digest, common law.
