CC BY
15Н.А. Трапш
Кандидат исторических наук, доцент Южного федерального университета*
Абхазские образы Ф. Боденштедта
Естественной особенностью нарративных источников является практическое отсутствие формального единообразия, характерного для актового материала или государственного делопроизводства. Жанровая и стилистическая модель, сформированная авторским замыслом, оказывает существенное воздействие не только на интеллектуальное восприятие возможных читателей, но и реальную последовательность комплексной реконструкции эмпирического материала, содержащегося в исследуемом памятнике. В отдельных случаях особую ценность представляет сложная система дифференцированных образов, сложившаяся в нарративном источнике и характеризующая наиболее значимые персоналии, ключевые события и детерминирующие факторы социально-экономического, политического и культурного развития определенного общества. Описанная структурная схема может быть в полной мере применима к профильным разделам известных трудов немецкого исследователя Ф. Боденштедта, посвященным актуальным проблемам абхазской истории первой половины XIX столетия.
Талантливый немецкий литератор и переводчик может рассматриваться как один из самых оригинальных исследователей Кавказа, что определяется несколькими существенными обстоятельствами. С одной стороны, блестящие лингвистические способности позволили Ф. Боденштедту не только освоить на разговорном уровне несколько местных наречий, но и адекватно зафиксировать на утонченном литературном языке песенные формы устного народного творчества, благополучно избежав существенных содержательных искажений. Фольклорная информация, синхронно зафиксированная немецким ученым, представляет особую ценность в контексте практического отсутствия письменной культуры у кавказских горских сообществ, транслировавших устойчивые стереотипы исторической памяти посредством вербальной передачи индивидуальным слушателям или групповой аудитории. С другой стороны, Ф. Боденштедт обладал уникальной возможностью для системной интеграции источниковых данных, получаемых как из официальных российских источников, так и из региональной среды. В отличие от имперских администраторов и офицеров, посвятивших кавказским народам собственные пространные нарративы, он не был связан официальными идеологическими подходами и сформировал достаточно независимые оценки наблюдаемых событий и явлений.
* Трапш Николай Алексеевич, e-mail: tirpizn@sfedu.ru
Аналогичным образом Ф. Боденштедт находился в более благоприятном положении в сравнительном отношении к другим иностранным путешественникам и политическим агентам, которые не только не имели принципиальной возможности для последовательного изучения официальных российских источников в оригинальном формате, но и нередко находились под непосредственным воздействием распространенных заблуждений или изначально заданной интеллектуальной конъюнктуры, детерминируемой объективными интересами конкурирующих мировых держав. Кроме того, незаурядное литературное дарование талантливого исследователя позволило охарактеризовать многие значимые явления в оригинальной вербальной форме, упрощающей не только комплексное восприятие авторских идей, но и самостоятельную оценку кавказских реалий.
Ф. Боденштедт не только использовал синхронные источники, но и внимательно изучал предшествующую историописательную традицию, представленную масштабными трудами И.А. Гильденштедта1 и Ф. Дюбуа де Монпере2. Он был также знаком с известными этнографическими нарративами британских политических агентов Дж.А. Лонгворта3 и Д. Белла4, практическая деятельность которых получила высокую оценку черкесских собеседников немецкого путешественника. Ф. Боденштедт отмечает, что «... общался со многими старейшинами и эфенди, у которых Белл и Лонгворт жили во время своей полной приключений поездки вдоль побережья, и убедился, что об этих господах у черкесов сохраняется самая добрая память»5. Немецкий ученый сообщает также и о личном знакомстве с российским штабным офицером Ф.Ф. Торнау, масштабные военно-этнографические нарративы которого будут опубликованы только в начале 60-х гг. XIX столетия6. Согласно авторской характеристике, «барон Торнау, хорошо изучивший во время своего долгого пребывания на Кубани и восточном побережье Черного моря нравы и обычаи черкесов, одетый в национальную черкесскую одежду, в сопровождении одного дружественного русским аборигена проник внутрь страны с разведывательными целями, чтобы составить планы будущих операций»7. Как представляется, близкое знакомство не только с предшествующей историописательной традицией, но и с непосредственными создателями синхронных нарративных памятников способствовало последовательному формированию в индивидуальном
1 Гильденштедт И.А. Путешествие по Кавказу в 1770-1773 гг. СПб., 2002.
2 Тэбу де Мариньи Путешествие по Черкесии и Фредерик Дюбуа де Монпере. Путешествие вокруг Кавказа, у черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии Армении и Крыму. Т. 1 / пер. с фр. В.М. Аталикова. Нальчик, 2002.
Лонгворт Дж.А. Год среди черкесов / пер. с англ. В.М. Аталикова. Нальчик, 2002.
4 Белл Д. Дневник пребывания в Черкесии / пер. с англ. К.А. Мальбахова. Нальчик, 2007. Т. 1-2.
5 Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии. О Черкесии / пер. с нем. М. Кривенко. М., 2002. С. 94-95.
6 Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. М., 2000.
7 Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии... С. 91-92.
сознании немецкого литератора адекватной системы кавказских образов.
Творческое наследие Ф. Боденштедта, относящееся к кавказской истории, сконцентрировано в двух масштабных произведениях - «Горцы Кавказа и их борьба за свободу против русских» и «Тысяча и один день на Востоке», отразивших непосредственные авторские наблюдения и размышления в течение двух последовательных путешествий по рассматриваемому региону и опубликованных на немецком языке в 40-е гг. XIX столетия8. В русскоязычном варианте масштабные труды талантливого исследователя до настоящего времени не опубликованы в полном объеме, что в дореволюционный и советский периоды определялось известными соображениями политической и идеологической конъюнктуры, а на современном этапе неразрывно связано с потребительским подходом к зарубежным нарративным источникам, характерном для трансформирующегося отечественного кавказоведения. В частности, первоочередное внимание нередко уделяется профильным фрагментам творческого наследия зарубежных авторов, посвященным локальной истории определенных регионов или этнических групп. Постсоветские издания избранных разделов из упомянутых трудов Ф. Боденштедта имеют отчетливую географическую локализацию: махачкалинская публикация 1996 г. посвящена историческим реалиям Восточного Кавказа9, а оригинальная подборка текстового материала, обработанная Д.К. Чачхалия, ориентирована на исследовательское сообщество и потенциальных читателей, интересующихся предшествующим развитием абхазо-адыгских горских сообществ10. Применительно к структурной характеристике опубликованных текстов следует выделить то существенное обстоятельство, что московский вариант 2002 г. содержит избранные разделы из двух кавказских сочинений немецкого литератора, тогда как дагестанская версия основывается только на первой группе авторских заметок, относящихся к освободительной борьбе горских сообществ против российской экспансии.
Дифференцированная галерея абхазских образов, созданных Ф. Боденштедтом, открывается пространным описанием населенного пункта Очамчира, сформировавшего первые впечатления талантливого исследователя о местном колорите. Немецкий литератор отмечает, что «Очамчира - это абхазская гавань и поселок, состоящий из одной улицы с многочисленными разбросанными вдоль нее домиками. Здесь около пятисот жителей, чей основной источник существования - торговля контрабандными товарами. На базаре, занимающем большую часть
8 См., например: Bodestedt F. Die Völker des Kaukasus und ihre Freiheitskämpf gegen die Russen. Frankfurt is Main, 1848.
9 Боденштедт Ф. Народы Кавказа и их освободительные войны против русских / пер. с нем. М. Исаева. Махачкала, 1996.
10 Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии...
поселка, я нашел множество разнообразных, хотя и не лучших и не пользующихся особым спросом, тканей и изделий европейских и азиатских мастеров. Многие товары здесь редко или вообще никогда не покупаются ... и сразу видно, что они заброшены на негостеприимный абхазский берег не благодаря духу предпринимательства, а по чистой случайности. Это предположение подтверждается, когда спрашиваешь торговцев о цене вышеупомянутых товаров. Весьма редко она приближается к их истинной стоимости»11. Ф. Боденштедт видит в Очамчире традиционный пункт колониальной торговли, в котором контрабандные товары органично сочетаются с официально ввезенной продукцией, качественные характеристики которой не соответствуют ценовому масштабу. Немецкий путешественник также характеризует этнический состав местного купечества, балансирующего на тонкой грани между официальными и нелегальными торговыми операциями. Он отмечает, что «торговцы представляют собой смесь турок из Трапезунда, греков, армян и абхазов. Последние торгуют исключительно оружием и товарами местного производства, среди которых стоит
Л о
отметить великолепное ... сукно и тонкую, изящную обувь»12. Ф. Боденштедт также полагает, что естественные природные ресурсы региона не используются в полной мере местным населением. По справедливому замечанию немецкого путешественника, «сколько пользы, сколько богатства может принести эта благословенная земля при умелом хозяйствовании! Но природа здесь предоставлена самой себе, человек не вмешивается в ее дела»13.
Определенный интерес вызывает географическая локализация абхазской территории, предложенная Ф. Боденштедтом. Немецкий путешественник указывает, что «на картах российского генерального штаба Пицунда значится как пограничный пункт между Абхазией и страной джигетов, хотя именно Гагра является самой природой
Л л
определенной границей двух областей.»14. Как представляется, предложенный фронтирный образ полностью соответствует политико-географическим представлениям рассматриваемой эпохи, хотя некоторые современные исследователи сомневаются в реальном характере абхазской границы, проходящей вдоль р. Бзыбь15.
Наибольшее внимание Ф. Боденштедт уделяет системному конструированию дифференцированных образов, связанных с социально-политическим развитием абхазского общества и имперским влиянием в рассматриваемом регионе. В контексте указанного обстоятельства следует выделить лаконичную характеристику местных общественных отношений и княжеской власти, предложенную немецким
11 Там же. С. 9.
12
Там же.
13 Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии... С. 10.
14 Там же. С. 21.
15
См., например: Чачхалия Д.К. Вместо предисловия // Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии. О Черкесии / пер. с нем. М. Кривенко. М., 2002.
путешественником. Он отмечает, что «владетельскую династию основал князь из рода Шервашидзе. Но влияние князей этого дома всегда было весьма ограниченным. Лишь немногие кланы подчинялись им. Большая часть народа продолжала жить в своеволии, не признавая никакого другого порядка, кроме права кровной мести, до тех пор, пока стране не стали угрожать сильные враги. На время войны князь признавался главным предводителем и все добровольно объединялись под его знаменем»16. Реальная ограниченность властных полномочий абхазских владетелей признается как различными авторами синхронных нарративов, так и современными исследователями, что свидетельствует об адекватном восприятии Ф. Боденштедтом региональной ситуации первой половины XIX столетия.
Немецкий путешественник предлагает также интересные характеристики отдельных представителей местной элиты, активно взаимодействующих с имперскими властями. В частности, он предлагает оригинальное описание действующего владетельного князя Михаила Чачба, которое складывается из нескольких самостоятельных фрагментов. Сначала Ф. Боденштедт останавливается на личностной оценке абхазского владетеля, которая носит достаточно традиционный характер. Он отмечает, что «теперешний правитель Михаил Шервашидзе, чья власть распространяется лишь на небольшую часть страны, получил от русских некоторый налет европейской образованности, очень предан императору и имеет чин генерал-лейтенанта на русской службе»17. Действительно, абхазский владетель не контролировал в полной мере собственную страну, что определялось как реальным характером социально-политических отношений, так и определенной слабостью имперской администрации. В рамках дальнейшего повествования Ф. Боденштедт ужесточает предложенную характеристику абхазского владетеля, который изображается ревностным исполнителем российских решений. Немецкий путешественник отмечает, что «Михаил Шервашидзе стал особенно нужен русским после того, как он на свой страх и риск предпринял несколько удачных походов против враждебных соседних племен, особенно после его опасного опустошительного похода против высокогорного племени Псху, когда он кровавыми деяниями вписал свое
Л й
имя в историю Кавказа»18. Ф. Боденштедт пытается объяснить реальную мотивацию описываемых действий, которые плохо соотносятся с традиционным менталитетом горских сообществ. Он полагает, что «его (Михаила Чачба. - Н.Т.) привязанность к России легко объясняется тем обстоятельством, что своей властью, сколь ограниченной она бы ни была, он обязан русским, которые, чтобы иметь прочно связанного с ними союзника, объявили его, в ущерб менее преданному им законному
16 Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии... С. 116.
17
Там же.
18 Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии...
A Q
наследнику престола, владетельным князем Абхазии»19. Как представляется, имеющееся указание на более законного наследника является очевидным авторским домыслом, но общая характеристика политического положения абхазского владетеля соответствует реальной действительности.
Объективную противоречивость региональной политики отчетливо характеризует лаконичный образ известного деятеля К. Маана, являющегося ярким отражением важнейших особенностей местной элиты. Описывая случайную встречу, Ф. Боденштедт отмечает, что «к нам подъехал убеленный сединами старец в голубом отделанном серебром одеянии, окруженный конным эскортом. Это Кац Маан, пожилой абхазский военачальник, прежде проповедник свободы среди абхазских горцев и один из непримиримейших врагов русских. Теперь же он генерал на русской службе»20. Как представляется, немецкий литератор четко уловил главный тренд, связанный с умелым балансированием абхазской элиты между имперскими и традиционными институтами, позволяющим приобретать личный авторитет в различной социальной среде.
Однако наиболее ярким абхазским образом, созданным Ф. Боденштедтом, безусловно, является один из первых представителей местной этнической интеллигенции, блестящий офицер и талантливый писатель С.Т. Званба. Немецкий литератор подробно описывает сложный путь, превративший типичного представителя горской аристократии, враждебно относившейся к российской экспансии, в элемент имперского военно-административного механизма. Ф. Боденштедт отмечает, что «Званбай (С.Т. Званба. - Н.Т.) тоже джигет по происхождению. Его отец был одним из самых уважаемых старейшин в этом крае и одним из самых непримиримых врагов русских. В доме, где рос Званбай, находился пленный грузин благородного происхождения. Он полюбил красивого мальчика и стал учить его грузинскому и мингрельскому языкам. Именно от этого грузина Званбай получил первые сведения о христианстве и был им тайно крещен. Любознательный ученик, который в своей стране не имел возможности и средств для получения образования, с жадностью слушал рассказы русских пленников о красоте и величии больших городов Российской империи, о чудных странах и дворцах новой и старой столиц, о прекрасных школах, где можно узнать обо всем, что только есть в мире. У восторженного мальчика крепло намерение увидеть собственными глазами страну, которую так живописали пленные. Когда Званбаю было шестнадцать лет, мужчины его аула ушли в долгий военный поход и ему представилась возможность бежать в русский лагерь. По собственному желанию, он был под надежной охраной отправлен в Петербург, там
19 Там же. С. 117.
20 Там же. С. 57.
закончил кадетский корпус и после сдачи экзаменов был
О л
откомандирован в кавказскую армию»21. Осознанный выбор предопределил успешную карьеру, которая получает логичную характеристику в следующем фрагменте авторских размышлений. Немецкий литератор отмечает, что «...он настолько выделялся своей храбростью и способностями, что за несколько лет дослужился до звания майора и получил несколько наград. Не было случая, чтобы он поднимал оружие против своих соплеменников. Однако он сумел заслужить у русских такое доверие, что был назначен комендантом
крепости Аредлер, в качестве которого мог служить посредником между
00
русскими и джигетами» Безусловно, следует согласиться с обоснованным мнением Д.К. Чачхалия о том, что комплексная характеристика, предложенная Ф. Боденштедтом, существенно отличается от интегрированного образа С.Т. Званба, реконструированного выдающимся абхазским ученым Г.А. Дзидзария в XX столетии, но она является адекватным отражением исторических представлений избранной эпохи.
В целом необходимо признать, что оригинальные интеллектуальные построения немецкого исследователя являются важным элементом современной исследовательской практики, связанной с комплексным изучением абхазских реалий первой половины XIX столетия.
Трапш Н.А. Абхазские образы Ф. Боденштедта. В статье на примере разнообразных вербальных характеристик, содержащихся в трудах немецкого лингвиста, путешественника и историка Фридриха Боденштедта и посвященных Абхазии первой половины XIX столетия, рассматривается одна из актуальных задач современного кавказоведения, связанная с адекватным использованием нарративных источников в комплексных исторических реконструкциях. Автор интерпретирует разнообразную информацию, содержащуюся в избранных произведениях, и соотносит полученные результаты с современными представлениями. Предложенный вариант текстологического анализа может быть использован при последовательном формировании общей картины исторического прошлого Западного Кавказа.
Ключевые слова: нарратив, Абхазия, империя, реконструкция, источник, инкорпорация.
Trapsh ^А. Abkhazian images of F. Bodenshtedt. In the article on the example of a variety of verbal characteristics contained in the writings of the German linguist, traveler and historian Friedrich Bodenshtedt and dedicated to the Abkhazia of the first half of the XIX century, is considered one of the most urgent problems of modern Caucasiology associated with adequate use of narrative sources in complex historical reconstructions. The author interprets the wealth of information contained in the selected works and correlates the results with modern ideas. The proposed variant textual analysis can be
21 Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии... С. 38.
22
Там же.
used in the successive formation of the overall picture of the historical past of the Western Caucasus.
Key words: narrative, Abkhazia, Empire, reconstruction, source, incorporation.
