CC BY
38УДК 82.09
А. СОЛЖЕНИЦЫН И ЛИТЕРАТУРНАЯ ЭМИГРАЦИЯ ТРЕТЬЕЙ ВОЛНЫ В КРИТИКЕ И ПУБЛИЦИСТИКЕ З. ШАХОВСКОЙ
Корчевская Ольга Валерьевна,
к. филол. наук, ассистент кафедры русской и зарубежной литературы Таврической академии (структурное подразделение) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет им. В. И. Вернадского» (г. Симферополь, РФ) e-mail: ok_vs@inbox.ru
В данной статье выясняется позиция З. Шаховской, двуязычной писательницы русского зарубежья и редактора газеты «Русская мысль» (1968-1978), в споре о личности и творчестве А. Солженицына между представителями первой и последующих волн русской эмиграции.
Ключевые слова: З. Шаховская, А. Солженицын, литература русского зарубежья, реализм и модернизм, почвенничество и западничество, русский европеизм.
Как известно, первая русская эмиграция в целом приняла представителей последующих волн в штыки [8]. Но было одно исключение: А. Солженицын. Личность и деятельность А. Солженицына в очередной раз актуализировали спор между националистами-почвенниками и либеральными демократами, реалистами и модернистами. В дискуссию представителей всех трех волн рус© О. В. Корчевская, 2018 16
ской эмиграции была вовлечена и З. Шаховская. В 1968-1978 годах она редактировала парижскую газету «Русская мысль», в этот период являвшуюся трибуной диссидентства. Охарактеризовать позицию З. Шаховской в этом вопросе является целью данной статьи.
Материалом исследования являются публицистические и литературно-критические статьи З. Шаховской о А. Солженицыне, опубликованные (доклад «Литературные поколения» на конференции «Одна или две русских литературы» (Женева, 1978); беседа Шаховской о третьей эмиграции с редактором журнала «Время и мы» В. Перельманом и т. д.) и неопубликованные материалы (письмо брату архиепископу Иоанну Сан-Францисскому), характеризующие то, как воспринимала З. Шаховская третью эмиграцию. Позиция Шаховской по отношению к Солженицыну рассматривается нами в контексте восприятия этого писателя другими эмигрантами первой волны - архиепископом Иоанном Сан-Францисским, Б. Зайцевым, Г. Адамовичем, В. Вейдле, М. Слонимом, К. Померанцевым.
Личное общение Шаховской с Солженицыным было ограничено несколькими встречами, но подкреплено перепиской. Об отношении же Солженицына к Шаховской говорит тот факт, что в воспоминаниях об эмигрантском периоде жизни «Угодило зернышко промеж двух жерновов» он обошел в мемуарах вниманием и Шаховскую, и архиепископа Иоанна Сан-Францисского. В дневниках прот. А. Шмемана воспроизводятся слова писателя, сказанные о первой встрече с ними: «Иоанн Шаховской - бесцеремонно ворвался, как и его сестра», с добавлением, что он «ничего не видит в его писаниях» [4].
Статьи Шаховской о Солженицыне, публиковавшиеся в газете «Русская мысль», связаны с главными событиями его жизни и творчества конца 1960-1970-х годов: угрозой высылки писателя из СССР в 1969 году; присуждением ему Нобелевской премии, гонениями и травлей в 1970 году; изданием в 1971 году в Париже «Августа Четырнадцатого»; высылкой Солженицына за границу и выходом второго тома «Архипелага ГУЛАГа» в 1974 году; публикацией книги «Бодался теленок с дубом»; участием в телевизионной передаче французского канала; а также поездкой в Канаду и на Аляску в
1975 году; и, наконец, переездом Солженицына из Европы в США в
1976 году
В статье «Мужество души» (1969) Шаховская называет главной чертой героев писателя - Матрены («Матренин Двор»), Олега Нержина («В круге первом»), Олега Костоглотова, супругов Кад-миных, Сибгатова, докторов Веги и Донцовой («Раковый корпус») - способность не просто радоваться, но остро ощущать радость жизни даже в состоянии крайнего неблагополучия. Эта радость, заключающая в себе, по Шаховской, и примитивную волю к жизни, и духовную мудрость преп. Серафима Саровского, - признак внутренней свободы, которая сильнее внешней несвободы и насилия. Подчеркивая «мужество души» Солженицына, Шаховская поставила его для себя в один ряд с Пушкиным и Гумилевым. Для нее он такой же воин и борец.
По мнению Шаховской, Солженицына роднит с русскими классиками то, что он «не отдаляется от человека». Его творчество несет в себе «все человечество, все человеческое» [13, с. 123]. О гуманизме и сострадательности Солженицына говорили все эмигранты первой волны. Б. Зайцев отмечал у него врожденное «глубокое дыхание любви и сострадание» [5, 98]. Г. Адамович назвал «неподдельное, неотразимое сочувствие к человеку перед лицом судьбы» главным достоинством писателя и свидетельством того, что «русская литература продолжается» [цит. по: 7].
Большинство критиков первой эмиграции сравнивало судьбу Солженицына с судьбой Достоевского. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский увидел в творчестве писателя продолжение русской прозы «о каторге и живом человеке на ней» [2, с. 343]. Более того, по его мнению, эта традиция получила в творчестве Солженицына продолжение на качественно новом уровне: после революции «суждение о человеке» «повзрослело», у Солженицына оно «расширено и углублено» даже по сравнению с Достоевским. Архиепископ Иоанн особенно подчеркивал «пневматологический», духовный подход писателя к проблеме человека и, в частности, к проблеме зла, сближающий его с Достоевским и отличающий от Чехова [2, с. 343]. Б. Зайцев в случае Солженицына видел еще один пример благодетельности страдания для творчества [5, с. 98-99].
В статье Шаховской «Записки из мертвой страны» тоже встречается сравнение Солженицына с Достоевским. Однако, поскольку ее отношение к Достоевскому было амбивалентным, Шаховской было важнее обосновать родство Солженицына с Пушкиным. В статье 1971 года «О правде и свободе Солженицына», посвященной «Августу Четырнадцатого», она указывает на созвучие идеи внутренней свободы, «жизни не по лжи» Солженицына пушкинскому завету сохранить «живое сердце, ум свободный и правды пламень благородный» среди зла и неправды мира.
В то же время Шаховская, конечно, понимала, что тяжелейшие испытания, пришедшиеся на долю Солженицына, пережитые им страдания, отличают его от Пушкина и роднят как раз с Достоевским. Поэтому в статьях о Солженицыне она утверждает и защищает идею необходимости и благотворности испытаний и страдания для духовного роста человека. Зная, как настороженно относится к этой идее Запад, видя в ней проявление едва ли не мазохизма, Шаховская вступает по этому поводу в спор с французским критиком Морисом Надо, сетовавшим, что советские писатели все «как-то не могут отделаться от наследия их классиков» [13, с. 122].
Среди героев Солженицына Шаховская особенно выделяет «праведников», которых отличает «скромная и, как будто, бессильная честность и жертвенность» - Матрену, Костоглотова, Воротынце-ва, Варсонофьева. Сходство Ивана Денисовича с Платоном Каратаевым Толстого, а Матрены - с Лукерьей-«живые мощи» Тургенева до нее уже отмечал М. Слоним. Но для Шаховской праведники Солженицына получились живее Каратаева, так как «они не лишены недостатков и грехов» [13, 130]. Один из старейших сотруц-ников «Русской мысли», близкий Шаховской К. Померанцев, особо отметил у Солженицына стремление соединить опыт жизни и идеал [приводится по: 6]. Подкрепленность идей творчества Солженицына его личным опытом - этот лейтмотив звучит и в статьях Шаховской о писателе.
Из современников Солженицын своим видением России как «свечи искупления за все безделье и невзгоды человечества», считает Шаховская, близок Б. Пастернаку. В то же время, по ее словам, язык писателя «не пушкинский» и «не советский», а «извечно
меняющийся». «Не отрываясь от почвы, откидывая засорения советской эры», он является доказательством, что жива душа русского народа, трагического, но тянущегося испокон веков к просветлению, то есть к правде и свободе» [13, с. 131].
В докладе на конференции «Одна или две русские литературы» Шаховская указывает на глубоко национальный характер творчества Солженицына. Она отмечает, что его «главными персонажами», неотделимыми от него самого, являются Россия и воплощающий ее, «как в хорошем, так и в плохом», русский народ. По этой причине эмиграция из России никак не отрывает Солженицына от родины и почвы. С точки зрения представительницы «старой» эмиграции, Шаховская ценит у Солженицына попытки «воскресить и поднять <.. > из пропасти забвенья» дореволюционную Россию [11, с. 61].
Особый акцент Шаховская делает на общности изгнаннического опыта Солженицына и эмигрантов первой волны: и те, и другие оказались в ситуации высылки. Говоря об опыте, через который проходит главный герой «Ракового корпуса» Олег Костоглотов, она пишет: «воля к жизни» «привязывает изгнанника к новой земле», и, чужая, она уже начинает казаться не «мачехой», а «матерью». Эти чувства героя были понятны эмигрантам первой волны, в том числе и самой Шаховской. Новый, дополнительный смысл в этом контексте приобретает приведенная ею цитата из романа «Раковый корпус»: «То ли место любить на земле, где ты выполз кричащим младенцем... Или то, где первый раз сказали тебе: ничего, идите без конвоя» [13, с. 122]. Русская творческая интеллигенция умела ценить свободу «распространения своих мыслей, общения с людьми, передвижения» [13, с. 135], которую дала ей эмиграция.
Статья Шаховской «Изгнание и свобода» (1974) завершается выводом: территориальный разрыв с Россией не отменяет связи с ней, заключающейся в «наследии предков», «принадлежности к ее культуре», «служении ей» [13, с. 135]. Все эти идеи характерны для эмиграции первой волны, как и мысль о том, что русской культуре органично присуще странничество.
Соединяя понятия «эмиграция» и «свобода», Шаховская оправдывает эмиграцию. Эту тему она разовьет через год в статье «По
своему опыту...», написанной как отклик на спор между И. Шафа-ревичем и Ю. Даниэлем. Вслед за А. Ахматовой, осудившей эмиграцию в стихотворении «Так не зря мы вместе бедовали» (1961), И. Шафаревич заявил, что «добровольно уехавшие деятели русской культуры просто не выдержали давления, которое десятилетиями выдерживали, например, миллионы верующих». В ответ на его статью в эмиграции выступили Г. Адамович [10, с. 254] и В. Вейд-ле. Адамович писал: «Мы здесь никогда не упрекали ее (Ахматову. - О.К.) за стихи Сталину - она нас упрекала за то, что мы избежали необходимости поклонения тирану» [Приводится по: 10, с. 254]. Возражая Шафаревичу, В. Вейдле напомнил: «епископы, во время гонений, к мученичеству никого не призывали, и удерживали нетерпеливых, готовых бежать к палачам, чтобы приять не медля мученический венец» [3, с. 43-50]. Эти же доводы приводит и Шаховская в статье «По своему опыту.»: «Никакой человек не имеет права требовать героизма от другого. Даже Церковь не требует от нас подвига мученичества, хотя и стоит она на крови святых и на Крестной смерти Спасителя. Кто вмещает, тот и вместит» [13, с. 156]. Примечательно, что осуждение эмиграции высказывал и А. Солженицын. В сборнике «Из-под глыб», заметил В. Вейдле, этот писатель называл добровольных эмигрантов из СССР людьми, решившими, что «могут существовать и без России» [3, с. 43-50].
Солженицын, представитель консервативного лагеря в эмиграции третьей волны, был близок первой волне именно своим почвенничеством. Однако он далеко не во всем соглашался с первой волной. По Шмеману, для Солженицына квинтэссенцией «русского духа» было старообрядчество; в понимании им «русской идеи» было больше толстовства, чем славянофильства, ибо «никакой "миссии", никакого особого "призвания" у России нет - кроме того разве, чтобы быть собой»; а «сам интерес к "другому" - к Западу, например, был "соблазном"». Запад ничего не может дать России, он ей «чужд безнадежно, онтологически»; квинтэссенция Запада - технократия и марксизм [4]. Такие идеи, естественно, не могли найти поддержки у большинства русских европейцев. Однако З. Шаховская ни разу не упоминает о русском изоляционизме Солженицына, как бы не замечая этого.
Несмотря на эти разногласия, Солженицын был гораздо ближе первой эмиграции, чем другие эмигранты третьей волны, большая часть которых принадлежала к либерально-демократическому лагерю, возглавляемому А. Синявским и М. Розановой. Разногласия между этими лагерями получили отражение в полемике двух оппозиционных журналов - «Континента» В. Максимова и «Синтаксиса» М. Розановой. Почвенники обвиняли либералов в ненависти к России, русскому народу и православной церкви. Либералов возмущал шовинизм, религиозный фанатизм, стремление к сильной, авторитарной власти (монархизму, теократии), а также антисемитизм почвенников.
З. Шаховская в этой полемике разделяла позицию почвенников, публикуясь, кроме «Русской мысли», в «Новом журнале» Р. Гуля, «Вестнике русского христианского движения» Н. Струве, «Континенте» В. Максимова - журналах, продолжавших линию первой русской эмиграции и заботившихся о сохранении ее наследия. В полемику неославянофилов и неозападников она включилась статьей «По поводу двух писем» (1974), посвященной знаменитому спору Солженицына и Сахарова после публикации солженицынского «Письма вождям». Сравнивая Солженицына и Сахарова, она рассуждает о славянофильстве и западничестве, придавая им значение, несколько отличающееся от многолетней традиции. Славянофильские черты Солженицына, по Шаховской, заключаются в «примате духовного над материальным» в общественной, государственной и личной жизни; склонности к обличению пороков и социального зла; прозрении и интуиции как главных способах познания истины; мыслях о духовной слепоте Запада. Западничество Сахарова проявляется для нее в идеализированном представлении о Западе как обществе высокой государственной и общественной морали, всесильной науки и облагороженного человеческого разума. Для Шаховской славянофильство и западничество - взаимодополняющие системы. Она отмечает изначальную духовную близость славянофилов и западников: первые не были «врагами просвещения и Запада», а вторые верили в мессианскую роль России [13, с. 151].
Об отношении русских эмигрантов к Западу Шаховская пишет в статье «Воскрешая прошлое, надеясь на будущее», посвященной
книге эмигранта третьей волны В. Марамзина «Письма русского путешественника». Шаховская оспаривает мнение автора о том, что монпарнасцы относились к Западу «свысока», утверждая, что всем им без исключения Запад казался «заповедником, хранилищем несомненных ценностей». Обвинения Западу, по ее словам, были «романтическими» - за «материализм», то есть «за уважение к деньгам, за бережливость, за пристрастие к земному благополучию» [13, с. 157-158]. И в этом случае она склонна сглаживать противоречия между западничеством и славянофильством.
Похожую, «центристскую», по словам Г. Померанца, позицию в споре славянофилов и западников занимал и прот. А. Шмеман, считавший принцип «или - или» проявлением «поляризации русского сознания». По его мнению, последствия крайностей в этом вопросе - то обстоятельство, что «Солженицын во имя "своей" России выкидывает из нее половину ее исторической плоти (Петербург, XIX век, Пастернака и т. д.), предпочитает ей в качестве идеала — Аввакума и раскольников, а "Синявские" <.. > остаются безнадежными, "культурными элитистами" [Приводится по: 4].
В статьях «По поводу двух писем» и «От частного к общему» (отклик на статью Д. Безруких «Почвенник и космополит») Шаховская поднимает важные в полемике почвенников и либералов вопросы о различении «русского» и «советского», о многонациональном характере русской культуры. Шаховская настаивала на том, что свою самобытность русские «видели только (курсив мой. -О.К.) в культуре, основанной со времен Св. Владимира на духовных началах» [13, с. 151]. В ответ на обвинения Сахаровым русского народа в жестокости, несправедливости, «рабском, холопском духе», Шаховская напомнила об огромном страдании русского народа на всем протяжении его истории и заявила, что «сопротивление - дело личностей, а не толпы» [13, с. 152-153]. Диссидентское движение в СССР, по ее мнению, говорит о мужестве русских.
Если западничество Сахарова вызывало у Шаховской мягкую критику, то работу историка-диссидента А. Янова «Новая русская правая» она встретила бурным негодованием. В статье «О "либералах" На опасные темы», опубликованной в «Вестнике РХД» в 1983 году, она обвинила известного врага славянофильства и «рус-
ской идеи» А. Янова, наряду с К. Любарским, Е. Эткиндом, А. Синявским, в нетерпимости, ненависти к России и православной церкви, глубинном марксизме, принадлежности к номенклатуре [Приводится по: 9, 177]. Против русистов третьей волны была направлена и статья «Новые русисты», в которой Шаховская обвиняла их в отступлении от традиции «научной беспристрастности», «сведении личных счетов», неспособности «отделаться от советской муштровки мысли» [12, с. 11]. Здесь же она заявляла о жалости к ним как людям, тратящим жизнь на отыскание негатива и выражение ненависти.
По всем этим вопросам Шаховской приходилось не единожды полемизировать с М. Розановой. На конференции 1978 года «Одна или две русских литературы» Розанова в докладе «На разных языках» на примерах из эмигрантских газет, в том числе «Русской мысли», доказывала, что язык первой эмиграции устарел и оторвался от русской жизни. Редактор «Русской мысли» Шаховская во время прений заявила, что «удивлена немножко классовым <.. > подходом», который является «типичным советским наследством», и сказала в свою защиту, что в «Русской мысли» из «старых» эмигрантов только она и Померанцев, а остальные все - «новые» [11, с. 226]. Но к этому времени уход Шаховской из «Русской мысли» был уже решенным делом, и вызван он был именно ее «невстречей» с третьей эмиграцией.
Отвечая на основной вопрос конференции: «одна или две русских литературы?», Шаховская заявляла, что водораздел русской литературы ХХ века начался с возникновения литературы соцреализма и кончится с уходом авторов первой эмиграции. Литература третьей волны - непосредственная часть литературы советской.
В статье «Два «Аполлона», сравнивая одноименные журналы С. Маковского и М. Шемякина, Шаховская предъявила третьей эмиграции обвинение в культурной безграмотности и отсутствии вкуса. Новые эмигранты для нее - отнюдь не новое явление в искусстве, а продолжение вульгарного авангардизма, громящего и отрицающего старую культуру. Выход в 1977 году нового «Аполлона» для Шаховской стал еще одним свидетельством разрушения «связи времен» [13, с. 161-165].
В то же время писательница всегда стремилась примирить «новых» эмигрантов со «старыми», «новых» - между собой, эмигрантов - с советской интеллигенцией. Эти попытки она не прекращала и после ухода из «Русской мысли». В письме брату от 28 июня 1975 года Шаховская радуется тому, что ей удалось примирить Солженицына с Максимовым, но тут же пишет, что с Синявским и Розановой ей «трудно. что-то предпринять» из-за их крайней враждебности к Солженицыну («Синявский иностранным славистам говорит: "Солженицын мегаломан и кончит в сумасшедшем доме", а Марья Васильевна (Розанова. - О.К.) кричит: "Солженицын дьявол и проклятие России"»). Сама же Шаховская свой интерес к этому писателю объясняла так: «Для меня и личность и деятельность Солженицына внутри СССР такой важности, что я считаю своим долгом помогать ему как могу» [1, с. 51-52].
На новом витке спора эмигрантов-неозападников и неославянофилов Шаховская, как и другие представители первой волны, показала себя почвенницей даже в большей степени, чем ей это было присуще на самом деле. Ее национальное чувство разжигало то, что «старые» эмигранты оказались лицом к лицу с людьми, не просто не разделяющими, но ниспровергающими их ценности. Солженицын был одним из немногих представителей третьей эмиграции, принятых постреволюционными эмигрантами. В его творчестве эмигрантские критики увидели продолжение традиций русской классической литературы, заключающихся в «человеколюбии», «выст-раданности» материала, «пневматологическом» взгляде на человека и природу зла; в мудром и просветленном восприятии действительности; в утверждении способности человека к внутренней свободе независимо от обстоятельств.
Список использованных источников
1. Архив княгини З. А. Шаховской // Государственный архив Российской Федерации. Ф. 10025, оп. 1, д. 146: Переписка с родственниками.
2. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Избранное / Сост., авт. вступ. статьи Ю. Линник. Петрозаводск: Святой остров, 1992. 575 с.
3. Вейдле В. О Солженицыне: к вопросу о религиозно-мистических течениях в духовной жизни современного общества // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж; Нью-Йорк, 1969. №2 91/92. С. 43-50.
4. «Его вера сдвинет горы»: Протопресвитер Александр Шме-ман об Александре Солженицыне. Режим доступа: http:// www.pravmir.ru/article_3195.html (дата обращения 10.09. 2010).
5. Зайцев Б. Письмо Солженицыну [от декабря 1968 г.] // Вестник Русского студенческого христианского движения. 1969. №2 94. С.97-99.
6. Померанц Г. Поиски подлинного: Александр Шмеман в зеркале "Дневников" // Континент. 2008. №2 1 (135). С. 348-359.
7. Решетовская Н. Отлучение: Из жизни Александра Солженицына. Воспоминания жены. Режим доступа: http://lib.rus.ec/b/45982/ read (дата обращения 14.10.2010).
8. Скарлыгина Е. Солженицын и третья русская эмиграция [кн. Л. Сараскиной «Александр Солженицын»] // Вопросы литературы. 2009. №2 2, март-апр. С. 381-405.
9. Хазанов Б. Зинаида Шаховская о либерализме // Время и мы. 1984. №2 7. С. 177-182.
10. Шаховская З. В поисках Набокова. Отражения. М.: Книга, 1991. 319 с.
11. Шаховская З. Литературные поколения // Одна или две русских литературы : сб. международного симпозиума, созванного факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской Академией Славистики, Женева, 13-15 апреля 1978 / отв. ред. Ж. Нива. Lausanne : Ed. L'Age d'Homme, 1981. С. 52-62.
12. Шаховская З. Новые русисты // Русская мысль. 1980. № 3289 (3.01). С. 11-12.
13. Шаховская З. Рассказы. Статьи. Стихи. Париж: Les Editeurs reunis, 1978. 227 с.
SOLZHENITSYN AND THE LITERARY EMIGRATION OF THE THIRD WAVE IN THE LITERARY AND SOCIAL CRITICISM OF ZINAnDE SCHAKOVSKOY
Korchevskaya Olga Valerievna
Ph.d., Assistant Professor Crimea Federal V.I. Vernadsky University (Simferopol, Crimea Republic, Russia), e-mail: ok_vs@inbox.ru
The article determines the position of Z. Schakhovskoy, a bilingual writer of the Russian diaspora, editor of the newspaper «Russian Thought» (1968-1978), in the dispute about the personality and work of A. Solzhenitsyn between representatives of the first and subsequent waves of Russian emigration.
Keywords: Z. Shakovskaya (Z. Schakhovskoy), A. Solzhenitsyn, literature of Russian emigration, realism and modernism, nationalist trend and Westernism, Russian Europeanism.
References
1. Arhiv knyagini Z. A. Shakhovskoy [Archives of the princess Z.A. Shakhovskaya]// Gosudarstvennyiy arhiv Rossiyskoy Federatsii [State Archive ofthe Russian Federation]. F. 10025, op. 1, d. 146 : Perepiska s rodstvennikami [Correspondence with the relatives].
2. Arhiepiskop Ioann San-Frantsisskiy (Shakhovskoy). Izbrannoe [The Selected Works] / sost., avt. vstup. stati Yu. Linnik. Petrozavodsk, "Svyatoy ostrov" Publ., 1992. - 575 p.
3. Veydle V. O Solzhenitsyine : k voprosu o religiozno-misticheskih techeniyah v duhovnoy zhizni sovremennogo obschestva [Concerning Solzhenitsyn. To the question of religious and mystical trends in the spiritual life of modern society] // Vestnik russkogo studencheskogo hristianskogo dvizheniya [The Messenger of the Russian Christian Student Movement]. Paris; New-York, 1969. # 91/92. Pp. 43-50.
4. «Ego vera sdvinet goryi» : Protopresviter Aleksandr Shmeman ob Aleksandre Solzhenitsyine ["His faith will move mountains":
Protobesbyter Aleksandr Shmeman about Aleksandre Solzhenitsyn]. Available at: htttp://www.pravmir.ru/article_3195.html, accessed 10.09.2010.
5. Zaytsev B. Pismo Solzhenitsyinu [ot dekabrya 1968 g.] [A letter to Solzhenitsyn (from December 1968)]// Vestnik Russkogo studencheskogo hristianskogo dvizheniya [The Messenger of the Russian Christian Student Movement]. 1969. # 94. Pp. 97-99.
6. Pomerants G. Poiski podlinnogo: Aleksandr Shmeman v zerkale "Dnevnikov" [The search for Genuine: Alexander Schmemann in the mirror of «The Diaries» // Kontinent. 2008. №2 1 (135). S. 348-359
7.Reshetovskaya N. Otluchenie: Iz zhizni Aleksandra Solzhenitsyina. Vospominaniya zhenyi [Excommunication: From the life of Alexander Solzhenitsyn. Memoires of the wife]. - Available at: http://lib.rus.ec/b/ 45982/read, accessed 14.10.2010.
8. Skarlyigina E. Solzhenitsyin i tretya russkaya emigratsiya [kn. L. Saraskinoy «Aleksandr Solzhenitsyin»] [Solzhenitsyn and the third Russian emigration] // Voprosyi literaturyi [Questions of Literature]. 2009. # 2. Pp. 381-405.
9. Hazanov B. Zinaida Shahovskaya o liberalizme [Z. Schakovskoy on liberalism] // Vremya i myi [The Time and Us]. 1984. # 7. Pp. 177182.
10. Shakhovskaya Z. V poiskah Nabokova. Otrazheniya [In search ofNabokov. The Reflections]. Moscow, Kniga Publ., 1991. 319 p.
11. Shakhovskaya Z. Literaturnyie pokoleniya [Literary generations] // Odna ili dve russkih literaturyi: sb. mezhdunarodnogo simpoziuma, sozvannogo fakultetom slovesnosti Zhenevskogo universiteta i Shveytsarskoy Akademiey Slavistiki [One or two Russian literatures: digest of the international symposium convened by the Faculty of Literature of the University of Geneva and the Swiss Academy of Slavic Studies], Geneva, 13-15 April 1978 / otv. red. Georges Nivat. Lausanne : Ed. L'Age d'Homme, 1981. Pp. 52-62.
12. Shakhovskaya Z. Novyye rusisty [New Russianists] // Russkaya mysl' [Russian Thought]. 1980. №2 3289 (3.01). Pp. 11-12.
13. Shakhovskaya Z. Rasskazi. Stati. Stihi [Short stories. Articles. Poems], Paris: Les Editeurs reunis, 1978. 227 p.
