CC BY
32ИСТОРИЯ русской
литературы
УДК 82.091
А. С. ПУШКИН И ПОЭТЫ ВОСТОКА В СТИХОТВОРЕНИИ «В ПРОХЛАДЕ СЛАДОСТНОЙ ФОНТАНОВ...»
Мешков Валерий Алексеевич,
к. техн. н., заместитель председателя редакционного совета газеты «Обозрение крымских дел» (г. Евпатория, РФ); e-mail: M25V02A1948@yandex.ru
Стихотворение Пушкина «В прохладе сладостной фонтанов... » уже более века служит предметом изучения и полемики исследователей творчества нашего великого поэта. При этом основной вопрос сводился к выяснению, кому из известных поэтов Пушкин посвятил вторую часть этого произведения.
Показано, что первая часть произведения многопланова и неоднозначна, посвященная, с одной стороны, Бахчисараю и его поэтам, с другой стороны, и «восточным поэтам» и поэтам вообще. Приведены доказательства, что выражение «сыны Саади» столь же неоднозначно, а выражение «восточный краснобай», скорее всего, относится к приезжим поэтам персидской национальности.
Эти обстоятельства позволили получить дополнительные аргументы к доказательству того, что вторая часть произведения посвящена А. С. Грибоедову. Высказаны новые соображения, почему это стихотворение не было окончено и не опубликовано при жизни А. С. Пушкина.
© В. А. Мешков, 2016
_№ 1-3, 2016, вопросы русской литературы
Ключевые слова: версии, придворные поэты, Бахчисарайский дворец, краснобай, Персия, Мицкевич, Грибоедов, Грузия.
Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «В прохладе сладостной фонтанов...» уже более века служит предметом изучения и полемики исследователей творчества нашего великого поэта. При этом основной вопрос сводился к выяснению, кому из известных поэтов Пушкин посвятил вторую часть этого произведения.
Несколько десятилетий в комментариях к изданиям собраний сочинений Пушкина указывается: «Стихотворение, по-видимому, обращено к Мицкевичу» [1, т. 3, с. 441]. Однако выдвигались и другие претенденты на это посвящение. Кандидатуру Мицкевича отстаивал известный пушкинист Измайлов [2], но в разные годы высказывались и версии в пользу Саади и Руставели [3, 4]. Не так давно появилась новая версия - Грибоедов [5, с. 254], впервые получившая сравнительно с ранее известными версиями научно-методическое обоснование в работе автора этой статьи [6, 7].
Если учесть, что первая часть рассматриваемого произведения посвящена поэтам Востока, которым во второй части противопоставляется некий известный поэт, то из этого можно логическим путем получить еще одно подтверждение версии в пользу Грибоедова. Саади и Руставели относятся к восточным поэтам, следовательно, не мог Пушкин противопоставлять их поэтам Востока «вообще». Мицкевич в своем «восточном творчестве», в частности, в «Крымских сонетах» явно стремился к воспроизведению основных приемов и изысков восточной поэзии, что было чуждо Пушкину в его понимании этой области литературы и искусства.
В письме Вяземскому, посланном из Михайловского (конец марта - начало апреля 1825 г.), говоря о «Бахчисарайском фонтане», Пушкин сообщает: «Слог восточный был для меня образцом, сколько возможно нам, благоразумным, холодным европейцам. Кстати еще - знаешь, почему не люблю я Мура? - потому что он чересчур уже восточен. Он подражает ребячески и уродливо - ребячеству и уродливости Саади, Гафиза и Магомета. - Европеец, и в упоении восточной роскоши, должен сохранить вкус и взор европейца. Вот почему Байрон так и прелестен в „Гяуре", в „Абидосской невесте" и проч.» [1, т. 10, с.107].
Мицкевич в «Крымских сонетах», подобно Муру, тоже в представлении Пушкина «чересчур уже восточен», и только Грибоедов был таким «европейским» поэтом и человеком, каким он искренне восхищался. Но об этом уже сказано в [6, 7].
Обращаясь теперь к анализу первой части рассматриваемого произведения, в его первых строчках мы видим романтическую картину обстановки, в которой проходили поэтические выступления придворных восточных поэтов.
В прохладе сладостной фонтанов И стен, обрызганных кругом, Поэт, бывало, тешил ханов Стихов гремучим жемчугом. На нити праздного веселья Низал он хитрою рукой Прозрачной лести ожерелья И четки мудрости златой [1, т. 3, с. 78].
Эти строки рисуют некоторую картину Поэт призывался на ханские пиры во время «праздного веселья». Они проходили в дворцовых залах, в центре которых был возведен мощный фонтан, извергающий свои струи высоко вверх, так что, падая обратно в водоем, брызги достигают стен. Для «благоразумного, холодного европейца» это сказочная обстановка, и как часто бывает в сказках, ее герой, в данном случае поэт, «тешит» власть предержащих, льстит им, и лишь в последнюю очередь проявляет «златую мудрость».
Для Байрона, Пушкина, Грибоедова такие поэты и такая поэзия в целом не могли служить примером для подражания. Но этот сказочный, романтически «ребяческий и уродливый» мир Востока и восточной поэзии служил для них предметом изучения, источником вдохновения. Он был интересен, ярок, полон необычными для европейца хитросплетениями, интригами, страстями и страданиями.
Очевидно, что Пушкину лично на «ханских пирах» бывать не приходилось, поэтому возникает вопрос: реальны ли такие дворцовые залы и такие фонтаны, способные создать брызги для «стен,
обрызганных кругом», или это вымысел поэта, поэтическое преувеличение? Ведь если фонтан будет в центре зала, то его брызги, прежде чем достигнуть стен, дождем прольются на присутствующих, и вряд ли в таких условиях будет приятно пировать и предаваться веселью достаточно долго.
Но может быть, Пушкин имел в виду другое устройство дворцового зала, где несколько фонтанов располагаются вдоль стен, и их брызги летят в основном на стены? Если обратиться к ханскому Бахчисарайскому дворцу, где побывал Пушкин в 1820 году, то таких помещений там в то время не обнаруживается, и вряд ли они были раньше. Зато помещения с фонтаном в центре имеются. Это Летняя беседка, где фонтан сохранился до сего времени. Однако стен во времена ханов там не было, они были достроены много позже и посещения Пушкина.
Другим помещением с фонтаном в центре являлся большой зал Дивана - Зал Совета и Суда, но там фонтан не сохранился, и, конечно, он не был способен создавать брызги, достигавшие стен. Судя по всему, пиры в Бахчисарайском дворце устраивались в Посольском зале, но он расположен на втором этаже и фонтанов не имел. В зале есть две большие ниши, в одной, «ханской ложе», восседал хан, а другая предназначалась для дворцовых музыкантов [11, с. 54]. На стенах сохранились росписи, относящиеся к середине XVIII века, и вполне возможно, содержание их поэтических строк могло быть передано Пушкину во время его посещения дворца: «Смотри! Этот увеселительный дворец, созданный умом хана, оправдывает мою хвалебную песнь. Это здание его радушием, подобно солнечному сиянию, озарило Бахчисарай» [11, с. 55].
Приходим к выводу, что в описании обстановки ханских пиров Пушкин допустил поэтическое преувеличение, вымысел: дворцовых залов с такими фонтанами, брызги которых достигали бы стен, в действительности не существовало. Конечно, фонтан в помещении создавал мельчайшие брызги, влажность в помещении повышалась, и капли из воздуха могли оседать на стенах1. Кроме того, в Бахчисарайском дворце были другие источники, которые Пушкин тоже называл фонтанами [8]. Их струи стекали вниз и скользили по
стене, создавая для поэта впечатление «стен, обрызганных кругом». Это тоже несло прохладу в жарком климате, и в этом смысле надо понимать поэтическую характеристику обстановки, где могли проходить выступления лучших поэтов Востока.
Что касается содержательной составляющей их творчества, то здесь никаких преувеличений не обнаруживается. Сравнение стихов с «гремучим жемчугом» происходит от арабского корня «низм», обозначающего мерную речь, а также нанизывание жемчуга, от чего и возникла аналогия «нанизыванию слов» поэтом [9, с. 111]. Отсюда же происходит имя знаменитого азербайджанского2 поэта Низами (XII век), которое он принял вместо своего имени Абу-Му-хаммед Ильяс ибн-Юсуф.
Но сам Низами не может иметь отношения к произведению о Бахчисарае, он жил, когда Крымского ханства еще не существовало. В указателе имен большого академического издания собрания сочинений Пушкина имя Низами отсутствует, и скорее всего этого поэта и его творчество он не знал. С другой стороны, как отмечается в [10, с. 34], Саади упоминается в произведениях и переписке Пушкина 15 раз, поэтому можно ожидать, что в двух первых строфах характеризуется просто «обобщенный поэт Востока». Из того, что известно о биографии Саади следует, что придворным поэтом он не был.
Тогда требует объяснения переход к прямому упоминанию Саади в следующих двух строфах:
Любили Крым сыны Саади, Порой восточный краснобай Здесь развивал свои тетради И удивлял Бахчисарай. Его рассказы расстилались, Как эриванские ковры, И ими ярко украшались Гиреев ханские пиры [1, т. 3, с. 78].
Предварительно отметим неверную интерпретацию этих строк в работе [10], где к тому же ошибочно рассматриваемое произве-
дение отнесено к опубликованным. На самом деле при жизни Пушкина оно не публиковалось. Автор указанной статьи считает: «Оно написано в 1828 г. и тематически связано если не прямо с Бахчисараем, то по крайней мере с Крымом». Отметим, что среди исследователей существуют расхождения относительно даты, и некоторые полагали, что оно написано в 1829 году [3].
Странными выглядят сомнения и относительно «географии»: налицо явная тематическая связь и с Крымом, и Бахчисараем, и Крымским ханством. Все это позволяет сделать вывод, что и первые строки произведения посвящены именно Бахчисарайскому дворцу крымских ханов Гиреев. Ведь вероятно это единственный ханский дворец, близко сохранивший прежнюю обстановку, воочию увиденную Пушкиным3, и не раз служивший источником его воспоминаний и поэтических строк.
Относительно строк, посвященных Саади, немецкий автор полагает: «.Пушкин сперва говорит о самом Саади, как будто побывавшем в Крыму4, а потом употребляет имя персидского поэта только еще в генеалогической метафоре „сыны Саади", обозначающей вообще восточных поэтов, или „краснобаев"» [10, с. 34]. Этот вывод он основывает на строчке в первоначальном варианте «Крым любил Саади», которая в окончательном варианте превратилась в строку «Любили Крым сыны Саади». Но вывод этот ошибочный, т.к. вариант «Крым любил Саади» не может означать, что этот поэт бывал в Крыму (его жизнь прошла задолго до возникновения Крымского ханства), а может интерпретироваться только иначе: в Крыму любили творчество Саади.
Более того, означает ли строка «Любили Крым сыны Саади» «вообще восточных поэтов, или „краснобаев"»? Из контекста приведенного вывода понятно, что немецкий исследователь именно так и полагает. Тогда это означает, что «сыны Саади» приезжали в Крым «с Востока», выступали на ханских пирах, и настолько ярко, что удивляли весь Бахчисарай?
С другой стороны, в советской пушкинистике высказывалось несколько другое мнение: «Характеристика восточных поэтов, выступающих при дворе крымских ханов, не только не противоречит приведенным словам в письме к Вяземскому, но продолжает и раз-
вивает их. Бахчисарайские поэты - хитрые выдумщики, умеющие сочетать „прозрачную лесть" и „златую мудрость", "восточные краснобаи", их стихи гремят и переливаются, как нити жемчуга, а рассказы пестры, ярки и узорчаты, „как эриванские ковры5"; все их творчество, таким образом, носит характер вычурности и искусственности, и это, очевидно, вызывает к себе отрицательное отношение Пушкина» [2, с. 163].
Вероятно, подобным образом понимают эти строки и российские исследователи нескольких поколений, т.к. никаких комментариев к первой части рассматриваемого произведения даже в академических изданиях не приводится. Но возникает вопрос, кто были «бахчисарайские поэты», кого именно имел в виду Пушкин, обозначив «сынами Саади» и «восточными краснобаями»: приезжих или местных крымских поэтов? Ведь есть основания полагать, что и Крым в глазах Пушкина относился к Востоку.
В черновых вариантах находим, что в определении «краснобая» в первой части стихов Пушкин испытывал колебания, и имеются «Татарский краснобай», «Цареградский краснобай», которым Пушкин предпочел более обобщенное «восточный краснобай». В результате произведение получилось неоднозначное, многоплановое, и не только в его второй части, но и в первой.
Например, тот же сторонник версии, что стихотворение посвящено Мицкевичу, считал по поводу этого определения: «Но к „сынам Саади", его отдаленным ученикам, последователям и эпигонам, особенно имея в виду европейское и реалистическое восприятие Востока, отстаиваемое Пушкиным, с одной стороны, и возвышенное понимание назначения и роли поэта, присущее ему, с другой - слова Пушкина вполне приложимы.
Ученикам и эпигонам Саади, придворным поэтам, льстецам и „краснобаям", противопоставлен современный европейский поэт -Мицкевич. Но он не только противопоставлен: в известной степени он и сопоставлен с ними, даже поставлен в один ряд, хотя и на первое место, в том, что касается ориентальных черт его поэзии» [2, с. 163].
Тем самым пушкинист Измайлов признает и Мицкевича «последователем и эпигоном» Саади, относит и его к «сынам Саади»,
но только «лучшим» из них. Он не замечает, что тогда на него переносится и пушкинская ирония по отношению к «краснобаям»6, т.е. людям и поэтам, для которых главное красиво говорить, уметь произвести впечатление на слушателей, часто в ущерб содержанию.
Таким образом, сам того не осознавая, Измайлов показывает логическую связь между Мицкевичем, «сынами Саади» и «восточными краснобаями», к которым Пушкин относился иронически, но зачастую и снисходительно. Это дает еще один повод отвергать версию того, что рассматриваемое стихотворение посвящено Мицкевичу. Но он не выступал на ханских пирах, поэтому к «восточным краснобаям» имеет только опосредованное отношение.
Остается только определить, можем ли мы понять, что и кто скрывается под этим определением у Пушкина?
Расцвет крымско-татарской поэзии приходится на ХУП-Х"УШ века, до этого ханы были заняты войнами, междоусобной борьбой и упрочением своей власти. В этот период были талантливые поэты и среди ханов, и более подробные сведения в историческом источнике приводятся о Селим Гирее (ум. 1701). При перечислении его друзей-поэтов указывается, что «среди своих современников <поэтов> он - первый» [12, с. 56]. Однако это могут быть обычные преувеличения и восхваления, принятые на Востоке. В другом месте отмечается, что есть поэт «Физули Челеби, не знающий равных в составлении тарихов», а также «пьянчужка» Кыбти Челеби, поэт, чьи стихи, «написанные в состоянии опьянения беленой, содержат столько образов и глубоких мыслей, что это просто дозволенное волшебство» [12, с. 52].
Ближе к пушкинским временам в описаниях Бахчисарая упоминается придворный поэт Эдиб. Например, приписываемая ему «льстивая надпись в стихах» датируется 1764 годом и опоясывает всю гостиную Хан-Сарая: «Да наслаждается ежеминутно шах при милости Аллаха удовольствиями; да продлит Аллах жизнь его и счастье. Крым-Гирей-хан, сын высоко-Степенного Девлет-Гирея, источник мира и безопасности, правитель мудрый. Смотри! Вот державная его звезда взошла на горизонте славы и осветила целый мир. Краса Крымского престола, повелитель великого царства, рудник кротости и великодушия, тень милости Аллаха (на земле). Дру-
зья его - щедрость и великодушие. Покровитель природных дарований, щедрый до расточительности...» [13, с. 30-31].
Как отмечается в путеводителях по Бахчисараю, гостиная -одно из интереснейших помещений дворца - в те же 1760-е годы сооружена и отделана Омером, персидским живописцем, декоратором и архитектором, работавшим у Крым-Гирея. Отсюда можно заключить, что в Бахчисарай из Персии, Турции и других мусульманских стран могли приезжать не только строители и архитекторы, но и поэты, чьи надписи тоже служили украшением дворца хана.
Но о том, кто же были придворные поэты во времена, близкие к Пушкину, ответа в литературоведческих источниках найти не удалось. Так, в [14] отсутствуют сведения о придворных поэтах XVII-XVIII веков в Бахчисарае. С другой стороны, известно, что они были. Парадокс разрешается просто: эти поэты не были крымскими татарами, и поэтому не получили отражения в истории крымскотатарской литературы. Они имели более тесное отношение к определению «сыны Саади», потому что, как и придворный архитектор Омер, происходили из Персии. Но поскольку их жизнь и творчество протекали далеко от родины, то и в истории персидской поэзии они не получили освещения.
В подтверждение этой ситуации удалось найти замечание одного исследователя этой темы: «Интересная вещь: и в ханском Крыму мы наблюдаем то самое явление, что в султанской Турции. И османские султаны, и крымские ханы не раз охотно допускали к своему дворцовому кругу стихослагателей приезжих, а не природных своих подданных - турок и татар. Из истории султана Мухаммеда II Завоевателя (1451-1481) мы знаем, что поэт Ляалий, чтобы добиться доступа до султанского двора, заявил, якобы он перс: но как потом открылось, что Ляалий не перс, а турок, его с позором выгнали, и он написал сатирично-грустные стихи на тему, что только арабам и персам хорошо в Турции живется.
Более или менее то же самое произошло в Крыму с поэтом Хиль-мием-крымчаком. В своих „Жалобах крымчака" Хильмий вынужден плакаться, что „если ты, Хильмий, ищешь уважения от крымских властителей, то приходи из Европы, из Аравии, или из Персии, только не будь крымским татарином"» [15, с. 25].
Становится понятным, почему Пушкин избрал обобщенное определение «восточный краснобай»7. В вариантах второй строки третьей строфы у него были, как отмечалось выше, и «Татарский краснобай» (т.е. местный крымско-татарский), и «Цареградский краснобай» (т.е. турецкий, т.к. это прежнее название Стамбула). Но, видимо, Пушкин, когда был в Бахчисарае, что-то узнал о придворных поэтах, и это привело его к такому обобщению.
В заключение следует отметить, что приведенный выше анализ первой части произведения дает, на наш взгляд, основания полагать, что оно в целом не является законченным, и поэтому не было опубликовано Пушкиным.
Последние две строфы задают загадку, о которой сказано выше:
Но ни один волшебник милый, Владетель умственных даров, Не вымышлял с такою силой, Так хитро сказок и стихов,
Как прозорливый и крылатый Поэт той чудной стороны, Где мужи грозны и косматы, А жены гуриям равны [1, т. 3, с. 78].
Еще Измайлов задавался вопросом, на который получить ответ он не надеялся: «Почему же все-таки Пушкин не довел до конца работы над этим прекрасным произведением, бросил его неотделанным и не напечатал? На этот вопрос едва ли может быть дан бесспорный и удовлетворительный ответ. Может быть, стихотворение, столь прекрасное для нашего восприятия, чем-то не удовлетворило „взыскательного художника". Может быть - и это более вероятно - долгие разъезды, в которых был Пушкин осенью 1828 г., отвлекли его внимание от сделанного наброска, и он не возвращался более к своему замыслу. Гадать об этом трудно» [2, с. 164].
Заметим, что придворным поэтам Бахчисарая посвящены первые 4 строфы, тогда как поэту «чудной стороны» всего две. Для равновесия с первой частью стихов явно не хватает двух строф, в которых расшифровывался бы загадочный поэт. В результате и
возникла загадка, и для широкой аудитории читателей стихи были бы еще непонятнее, чем для исследователей. В рамках версии Измайлова, что это произведение посвящено Мицкевичу, он и не мог понять, почему оно осталось незаконченным и неопубликованным.
В соответствии с нашим доказательством [6, 7], это стихотворение посвящено Грибоедову, а «чудная сторона», что он воспевал, -Грузия. Но его главное произведение - «Грузинская ночь», которое должно было его прославить в этом качестве, было известно только узкому кругу друзей, в их числе и Пушкину, и только фрагментами [6, 7]. Оно осталось незаконченным и неопубликованным из-за гибели Грибоедова в 1829 году, и широкому кругу читателей неизвестным. По этой же причине осталось незаконченным и стихотворение Пушкина «В прохладе сладостной фонтанов...».
Примечания
1 Пушкин это прекрасно знал. В стихотворении «Фонтану Бахчисарайского дворца» есть строки:
Твоя серебряная пыль
Меня кропит росою хладной:
Ах, лейся, лейся ключ отрадный!
Журчи, журчи свою мне быль... [1, т. 2, с. 183].
2 Азербайджанским поэтом Низами признали в СССР в 1937 году, ранее он считался персидским поэтом, творившим на этом языке. Многие исследователи и ученые, особенно за рубежом, до сих пор придерживаются этой точки зрения.
3 См. «Путешествие в Арзрум» - но там он видел не ханский дворец, а дворец правителя, к тому же разрушенный и разграбленный [1, т. 6, с. 472].
4 Годы жизни Саади - 1184 - ок. 1291, а годы существования Крымского ханства - с 1441 по 1783 годы. Вряд ли Пушкин этого не знал. Что касается произведений Саади, то как отмечается в Лит. энц.: «На русском языке С. появился (в переводе с французского) уже в 1796 («Приятное и полезное препровождение времени»,
ч. 12), а в период с 1826-1836 отрывки из его произведений печатались почти во всех крупных лит<ературн>ых журналах».
5 Следует отметить, что «эриванские ковры» не имеют здесь прямого отношения к Еревану и Армении. Эриванское ханство -феодальное владение, образовавшееся в 1747 году. Оно было присоединено к России в результате русско-персидской войны 18261828 гг. и вместе с Нахичеванским ханством образовало Армянскую область. Ковры изготовляли мусульмане (персы, азербайджанцы и др.), и раз их упоминает Пушкин в связи с Бахчисараем, то можно предположить, что они имелись в Ханском дворце.
6 Краснобаить, - байствовать, говорить красно, широко и самоуверенно, невсегда основательно; краснобай, - байка, говорун, расказчик, шутник. Краснобайство, свойство и самая речь краснобая. Краснобай заговорит, всех слушателей переморит. (Словарь Даля, т. 2, с. 188)
Из «Словаря языка Пушкина» следует, что в художественных произведениях слово «краснобай» использовано только раз, именно в рассматриваемом произведении.
7 Более того, в вариантах пятой строфы Пушкин пытался в первой строчке использовать вместо сочетания «волшебник милый» сочетание «поэт Шираза милый», а во второй строчке вместо «владетель умственных даров» были варианты «Ни Аравийский краснобай» и «Ни Тегеранский краснобай», что определенно указывает на связь «восточных краснобаев» с персидскими поэтами.
Список использованных источников
1. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 10 томах. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977-1979.
2. Измайлов Н. В. Мицкевич в стихах Пушкина (К интерпретации стихотворения «В прохладе сладостной фонтанов») // Очерки творчества Пушкина. Л.: Наука, 1975. С. 125-173.
3. Азадовский М. К. Руставели в стихах Пушкина // Звезда. 1938. 1. С. 228-231. (Статья была позднее в дополненном виде доложена в заседании Пушкинской комиссии Академии наук СССР 27 мая 1939 г.).
4. Нольман М. Пушкин и Саади (к истолкованию стихотворения
«В прохладе сладостной фонтанов»). // Русская литература (ист.-литер. журн.). 1965. №2 1. С. 123-134.
5. Казарин В. П., Насруллаев Э. Х. Стихотворение Пушкина «В прохладе сладостной фонтанов. » (проблема комментирования) // «К пределам дальным...»: Очерки путешествия А. С. Пушкина по Крыму / Под ред. проф. В. П. Казарина. Симферополь: Крымский архив, 2010. 335 с.
6. Мешков В. А. К решению одной загадки творчества А. С. Пушкина (стихотворение «В прохладе сладостной фонтанов. ») // Вопросы русской литературы: Межвузовский научный сборник. Выпуск 30 (87). Симферополь: Бизнес-Информ, 2014. С. 28-44.
7. Мешков В. А. «.Где мужи грозны и косматы» // Вопросы литературы. 2015. Май-Июнь. С. 91-106.
8. Мешков В. А., Грошева Я. С. Крымские «фонтаны» в творчестве А. С. Пушкина // Брега Тавриды. 2014. .№1-2. С. 162-170.
9. Дмитриев В. Г. Скрывшие свое имя (Из истории анонимов и псевдонимов). М.: Наука, 1980. 314 с. (Академия наук СССР. Серия «Литературоведение и языкознание).
10. Рольф-Дитрих Кайль (Бонн, Германия). «Как Сади некогда сказал...» (Из наблюдений над «ориентализмом» А. С. Пушкина) / / Пушкин и мировая культура. Материалы шестой международной конференции. Санкт-Петербург, Симферополь, 2003. С. 33-36.
11. Фадеева Т. М., Соколова М. В. Бахчисарай и окрестности. Путеводитель. Симферополь: Бизнес-Информ, 2000. 208 с.
12. Книга путешествия. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666-1667) / Перевод и комментарий Е.В. Бахревского. Симферополь: ДАР, 1999. 144 с.
13. Гарагуля В. К. Бахчисарай. Очерк-путеводитель. Симферополь: «Таврия», 1973. 64 с.
14. Юнусова Л. С. Крымскотатарская литература. Сборник произведений фольклора и литературы УШ-ХХ вв. Симферополь: ДОЛЯ, 2002. 344 с.
15. Крымский А. Ю. Литература крымских татар. Симферополь: ДОЛЯ, 2003. 200 с.
A. S. PUSHKIN AND POETS OF THE EAST IN THE
RHYME
«IN THE COOLNESS OF THE SWEET FOUNTAINS ...» Meshkoff Valeryi Alekseevich,
Ph.D. of Engineering Sciences, Deputy Chairman of the of the editorial board of the newspaper, «Crimean Affairs Review» (Evpatoria, Crimea Republic, Russia); e-mail: M25V02A1948@yandex.ru
For more than a century Pushkin's rhyme «In the coolness of the sweet fountains ...» is the subject of study and polemics for researchers of the works of our great poet. In this case the main question was limited to the clarification for which of the famous poets Pushkin dedicated the second part of this work.
It is shown that the first part of the work is multi-planed and ambiguous, dedicated on the one hand Bakhchisarai and its poets, and on the other hand, «Eastern poets» and poets at all. There are proofs that the expression «Saadi sons» is so ambiguous, and the expression «eastern gas-bag» likely refers to the visitors poets of Persian nationality.
These circumstances have provided additional arguments to the proof that the second part of the work is devoted to A.S. Griboyedov. It is stated the new considerations why this rhyme was not completed and not published during A.S. Pushkin lifetime.
Keywords: versions, court poets, Bakhchisarai Palace, gas-bag, Persia, Mickiewicz, Griboyedov, Georgia.
References
1. Pushkin A. S. Polnoe sobranie sochinenij: v 10 tomah [Complete Works: in 10 volumes]. Leningrad: Publishing house «Nauka» Leningrad department, 1977-1979.
2. Izmajlov N. V. Mickevich v stihah Pushkina (K interpretacii stihotvorenija «V prohlade sladostnoj fontanov») [Mickiewicz in rhymes of Pushkin (On the interpretation of the rhyme «In the coolness of the sweet fountains»)] // Ocherki tvorchestva Pushkina [Essays on Pushkin's works]. Leningrad: Publishing house «Nauka», 1975. Pp. 125-173.
3. Azadovskij M. K. Rustaveli v stihah Pushkina [Rustaveli in verse by Pushkin] // Zvezda [The Star]. 1938. №2 1. Pp. 228-231. (Stat'ja byla pozdnee v dopolnennom vide dolozhena v zasedanii Pushkinskoj komissii Akademii nauk SSSR 27 maja 1939 g.) [(The article was later supplemented and reported at the meeting of the Pushkin Commission of the Academy of Sciences of the USSR May 27, 1939)].
4. Nol'man M. Pushkin i Saadi (k istolkovaniju stihotvorenija «V prohlade sladostnoj fontanov») [Pushkin and Saadi (On the interpretation of the rhyme «In the coolness of the sweet fountains»)]. Russkaja literatura (ist.-liter. zhurn.) [Russian literature (Journal of history and literature)]. 1965. №2 1. Pp. 123-134.
5. Kazarin V P., Nasrullaev Je.H. Stihotvorenie Pushkina «V prohlade sladostnoj fontanov. » (problema kommentirovanija) [Pushkin's rhyme «In the coolness of the sweet fountains.» (commenting problem)] // «K predelam dal'nym.»: Ocherki puteshestvija A.S. Pushkina po Krymu / Pod red. prof. V.P. Kazarina [«To the limit farthest ... »: Essays on A.S. Pushkin Travel in the Crimea / Ed. by prof. V.P. Kazarin]. Simferopol: Krymskij arhiv Publ., 2010. 335 p.
6. Meshkov V. A. K resheniju odnoj zagadki tvorchestva A.S. Pushkina (stihotvorenie «V prohlade sladostnoj fontanov. ») [On the solution of the one puzzle of creativity A.S. Pushkin (the rhyme «In the coolness of the sweet fountains.») // Voprosy russkoj literatury: Mezhvuzovskij nauchnyj sbornik. Vypusk 30 (87) [Questions of Russian literature: Interuniversity scientific collection. Issue 30 (87)]. Simferopol: Biznes-Inform Publ., 2014. Pp. 28-44.
7. Meshkov V. A. «.Gde muzhi grozny i kosmaty» [«... Where the men are formidable and shaggy»] // Voprosy literatury. 2015. Maj-Ijun' [Questions of literature. 2015. May-June]. Pp. 91-106.
8. Meshkov V. A., Grosheva Ja. S. Krymskie «fontany» v tvorchestve A.S. Pushkina [Crimean «fountains» in the works of A.S. Pushkin] // Brega Tavridy [The coast of Tauris]. 2014. №21-2. Pp. 162-170.
9. Dmitriev V. G. Skryvshie svoe imja (Iz istorii anonimov i psevdonimov) [Hiding own name (From the history of anonyms and pseudonyms).] M.: Nauka Publ., 1980. 314 p. (Akademija nauk SSSR.
Serija «Literaturovedenie i jazykoznanie») [USSR Academy of Sciences. Literature and Linguistics Series].
10. Rol'f-Ditrih Kajl' (Bonn, Germanija). «Kak Sadi nekogda skazal...» (Iz nabljudenij nad «orientalizmom» A. S. Pushkina) [«As Sadi once said ... » (From the observation of «Orientalism» by Alexander Pushkin)] // Pushkin i mirovaja kul'tura. Materialy shestoj mezhdunarodnoj konferencii [Pushkin and World Culture. Proceedings of the sixth international conference]. Sankt-Peterburg, Simferopol: 2003. Pp. 33-36.
11. Fadeeva T. M., Sokolova M.V. Bahchisaraj i okrestnosti. Putevoditel' [Bakhchisaraj and surroundings. Guidebook]. Simferopol: Biznes-Inform Publ., 2000. 208 p.
12. Kniga puteshestvija. Tureckij avtor Jevlija Chelebi o Kryme (16661667) [The travel book. Turkish writer Evliya 3elebi about the Crimea (1666-1667)] // Perevod i kommentarij E. V. Bahrevskogo [Translation and Commentary E. V. Bakhrevskyi]. Simferopol: DAR Publ., 1999. 144 p.
13. Garagulja V K. Bahchisaraj. Ocherk-putevoditel' [Bakhchisaray. Essays-guidebook]. Simferopol: Publ. house «Tavrija», 1973. 64 p.
14. Junusova L. S. Krymskotatarskaja literatura. Sbornik proizvedenij fol'klora i literatury VIII-XX v.v. [Crimean Tatar literature. The collection works of folklore and literature of the VIII-XX centuries]. Simferopol: DOLJA Publ., 2002. 344 p.
15. Krymskij A. Ju. Literatura krymskih tatar [Literature of the Crimean Tatars]. Simferopol': DOLJA Publ., 2003. 200 p.
