CC BY
0науки» (Хвостов М.М. Международный Исторический конгресс в Берлине 6-12 августа (24-30 июня) 1908 года // Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Казань, 1909. С. 6. Т. XXV. Вып. 5).
3 Шепелевич Л.Ю. Международный съезд историков в Риме, в апреле 1903 года // Историко-литературные этюды. СПб., 1905. С.177-178.
4 См., например: Егоров Д.Н. Третий интернациональный конгресс историков // Русская мысль. 1908. № 9. С. 182.
5 Большое представительство Российской империи не должно вводить в заблуждение, так как в источниках, как правило, указывается общее число членов российской делегации, в которую входили не только представители различных научных и учебных учреждений, но и члены их семей.
6 Также в работе конгресса принимал участие П.Г. Виноградов, профессор Оксфордского университета.
7 См.: Бубнов Н.М. Ученые права русского языка. В защиту равноправия русского языка на международных исторических конгрессах. Киев, 1913.
8 На первом таком заседании были прочитаны доклады графа А.А. Бобринского «Полтавский клад», профессора С.А. Жебелева «Недавно открытые греческие надписи» и профессора Б.В. Фармаковского «Архаический период в Южной России», на втором -доклады профессоров Э.Р. фон Штерна «Некоторые недавно открытые доисторические находки в Бессарабии», М.И. Ростовцева «Серебряные сосуды в эллинистических курганах Южной России» и Е.М. Придика «Новые приобретения Эрмитажа». Таким образом, доклады российских историков составили шесть из девяти рефератов в секции «Археология, доисторический период и древнее искусство». См.: International Congress of Histoirical Studies. Programme of papers and list of readers. London, 1913. С. 3, 5, 21.
Пять из шести докладов с таблицами и рисунками были изданы в 1914 г. Императорской археологической комиссией под названием - «Доклады, читанные на Лондонском международном конгрессе историков в марте 1913 года графом А.А. Бобринским, Е.М. Придиком, М.И. Ростовцевым, Б.В. Фармаковским и Э.Р. фон Штерном». Пг., 1914. Названия некоторых из них изменены, видимо, в сторону конкретизации, для докладов на международном конгрессе были выбраны более общие названия.
9 Слонимский А.Г. Участие российских ученых в международных конгрессах историков // Вопросы истории. 1970. № 7. С. 102.
10 Протоколы заседаний общего собрания Императорской академии наук. 1913 год. § 113.
11 Протоколы заседаний историко-филологического отделения Императорской академии наук. 1913 год. § 238.
РАИСА АЛЕКСАНДРОВНА КИРЕЕВА
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН (Москва)
Тел.: (812) 534-28-28; E-mail: poltorak2006@yandex.ru В статье рассматриваются работы А.С. Лаппо-Данилевского по русской историографии. На основе архива ученого реконструируется его историографическая концепция, анализируется понятие «историография», выделяются периоды в истории русской исторической науке.
Ключевые слова: А.С. Лаппо-Данилевский, историография, русская история, самосознание.
А.С. ЛАППО-ДАНИЛЕВСКИЙ О РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (1863— 1919) до изучения его личного архива был почти неизвестен как историограф. (Замечу попутно, что под словом историограф имеются в виду лица, профессионально занимающиеся историей исторической науки). Отдельные упоминания о специальном курсе Лаппо-Данилевского о русской историографии встречаются в воспоминаниях его учеников (И.М. Гревса, Б.А. Романова, А.Е. Преснякова). Из историографических работ опубликована мизерная часть. Это - рецензии и статьи об отдельных историках, написанные по различным поводам (чаще всего по заказу Академии наук), и опубликованный посмертно «Очерк развития русской историографии», адресованный английскому читателю1. Богатое рукописное наследие ученого свидетельствует, что он занимался проблемами отечественной историографии в течение всей своей научно-педагогической деятельности. Обычно историографический курс Лаппо-Данилевский читал с интервалами в два года, иногда - через год. В промежутках между прочитанными курсами он продолжал работать над вопросами историографии, значительно пополняя, углубляя и расширяя ее проблематику. В его архиве отложились рукописные свидетельства этой упорной и многолетней работы, дающие основание говорить не только о том, что Лаппо-Данилевский пополнил собой ряды русских историографов, но и утверждать, что он выдвинулся среди них на передний план.
В кратком выступлении невозможно сказать обо всех размышлениях Лаппо-Данилевского о русской историографии. Поэтому я ограничусь упоминанием об этапах его работы по этой проблематике и остановлюсь только на раскрытии Лаппо-Данилевским одной из центральных методологических проблем истории исторической науки: а именно на термине «историография» и на том, что входит в предмет ее исследования и об истории самой историографии. Подробнее об историографических воззрениях
Лаппо-Данилевского написано в моей книге «Изучение отечественной историографии в дореволюционной России с середины XIX в. до 1917 г.» (М., 1983).
Сохранившийся рукописный материал представляет собой отдельные фрагменты, детальные варианты планов и проектов задуманного историографического труда. Однако завершить работу автор не успел... Рукописи Лаппо-Данилевского в подавляющем большинстве не имеют датировки. Вместе с тем их конкретное содержание, авторские пометы, библиографические сноски и другие моменты дают возможность определить хотя бы приблизительно последовательность написания текстов и выявить этапы в его работе над русской историографией.
Первый этап - 1890-е годы. В эти годы Лаппо-Данилевский вполне традиционно подходил к истории исторической науки. Он следил за причинно-следственной связью историографических явлений, придавал большое значение развитию идей и западному влиянию на русскую историческую мысль. Делал он это в предельно сжатом виде, почти полностью опуская характеристики отдельных историков и их трудов. Главным критерием в оценке той или иной работы был для него вопрос о степени влияния данной работы на последующих историков.
Общий курс по русской истории, прочитанный Лаппо-Данилевским для студентов первого курса в 1890/91 учебном году, открывался вводными лекциями по источниковедению и историографии. Сохранившаяся, правленая автором литография показывает, что вступительная часть у Лаппо-Данилевского не была обычной обзорной лекцией к общему курсу. То был уже небольшой цикл лекций объемом в 156 литографированных страниц. Листы между разделом «памятники» (где рассмотрены «памятники языка», «памятники вещественные», «памятники народной словесности и письменности») и разделом «Историография» делились примерно поровну. Вскоре, в 1892/93 учебном году историографическая часть превратилась
в специальный курс лекций по русской историографии и оставалась таковой все последующие годы.
Летописный период тогда им в историографический курс не включался. Сведения о важнейших исследованиях по летописанию в виде списка литературы приводились в первой, источниковедческой части.
Ранний цикл историографических лекций Лаппо-Данилевского имел в целом еще общий, обзорный характер, но и там уже были теоретические элементы, которые он развивал и разрабатывал в последующие этапы. Это - предмет историографии, периодизация русской историографии, направления в науке, внимание к истории историографии. Последней темой заканчивалась историографическая часть курса.
Второй этап - начало 1900-х годов. В указанные годы Лаппо-Данилевский особенно интенсивно и плодотворно работал над проблемами истории исторической науки. Работы данного времени можно признать вершиной историографического творчества Лаппо-Данилевского. Тогда усилились его подходы к историографии с теоретической точки зрения, им выдвигалось требование систематической полноты изучения историографии; в противоположность первому этапу, когда он почти избегал приводить сведения об авторах. Теперь он предполагал подробно освещать жизненный путь и творчество историков; значительное внимание он уделил предмету историографии. Именно на этом этапе понимание предмета историографии значительно расширялось. Далеко не все авторы историографических трудов признавали необходимым указывать тот круг вопросов, которым должна была, по их мнению, заниматься история исторической науки, и они не давали дефиницию предмета. Без специальных формулировок обходился, например, С.М. Соловьев; видимо, и у В.О. Ключевского она отсутствовала, во всяком случае, ее нет в сохранившихся рукописях историка. Лаппо-Данилевский задумывался над вопросом, нужно ли давать определение предмета. На одном из вариантов вступительной лекции к историографическому курсу он записал на полях: «м/ожно/ без определения: но определение нужно, ибо должно содержать намек на ориентировку в развитии всякой историографии»2. Видимо, в связи с выработкой определения предмета Лаппо-Данилевский поставил перед собой задачу проследить историю терминологического толкования понятия «историография». До него в русской исторической литературе этот вопрос не рассматривался. Лаппо-Данилевский предупреждал, что он подходит к историографии с трех точек зрения: исторической, логической и феноменологической.
Лаппо-Данилевский подробно знакомил с этимологией слова «историография». В прежние времена, говорил он, термин «историография» имел другой смысл - он получил свое значение в связи с термином «историограф». Еще в Древнем Риме, в Венеции, в Древнем Китае существовала такая должность. Но само слово «историограф» французского происхождения, и возникло оно во французской истории и литературе. Обозначало оно вначале живописца, писавшего исторические миниатюры, а примерно с XVI в. оно уже обозначало лицо, которому король официально поручал писать истории. Франции. «Под "историографом", - продолжал Лаппо-Данилевский, -разумеют писателя, специально стоящего при каком-либо лице, фамилии, династии или даже целой нации; ему поручается ежедневно записывать исторические события, интересующие того, от кого он зависит». Историографы должны были писать в художественной, изысканной форме, поэтому на этой должности часто встречались крупнейшие писатели. Лаппо-Данилевский называл многие имена историографов, которые получали специальный чин государственного советника и состояли при дворе французских королей начиная с Карла VII (т.е. с XV в.), среди них Расин, Буало, Вольтер. О последнем Лаппо-Данилевский писал как об авторе специальных статей под заглавием «Историк» и «Историограф», содержание которых Лаппо-Данилевский кратко передавал. Однако термин «историография», полагал Лаппо-Данилевский,
утвердился, видимо, не во французской, а в немецкой научно-исторической литературе и благодаря ей получил распространение3.
Для раскрытия темы Лаппо-Данилевским были сделаны значительные заготовки - выписки из работ на французском, английском и немецком языках. Собранный материал группировался им по темам: античная историография, средневековая историография, французская, немецкая и т.п. историография. Также он предусматривал параграфы: «Должность историографа в Италии», «Британский историограф», «Прусский историограф» и т.п. Предусматривал он и тему «Термин "историография" в русском языке». К сожалению, и эта часть не была дописана, но собранный материал дает некоторую возможность представить авторский замысел. По «русской теме» им были сделаны любопытные выписки из сочинений, где употреблялось слово «историография». Так, церковный деятель первой четверти XVIII в. Стефан Яворский называл писателей-историков «историографами»; Дмитрий Ростовский в дневных записках отметил: «И аще бых писал чином историографическим, то уже бы совершил начатое»; в жалобе графа Разумовского сказано, что он приготовлял себя к исполнению должности историографа и к другим Российскому государству полезным службам4. Был собран материал о понимании М.В. Ломоносовым обязанностей историографа при Академии наук. Однако Г.-Ф. Миллера и Н.М. Карамзина Лаппо-Данилевский упомянул лишь вскользь, вероятно по той причине, что посчитал эти факты хорошо известными. А вот о М.М. Щербатове, который по смерти Миллера замещал его на этом посту, ничего сказано не было.
Говоря о предмете историографии, Лаппо-Данилевский многократно отмечал, что употребление термина «историография» все чаще стало приближаться к понятиям «история исторической науки» или «история истории»5.
Резюмируя наблюдения, Лаппо-Данилевский записал: «История термина "историография" показывает, что он первоначально обозначал или самый процесс составления (ср. должность историографа) исторического сочинения, обыкновенно в национально-патриотическом, официальном духе, или данную "совокупность таких сочинений, рассматриваемую в данных пределах времени и пространства"». Другими словами, он фиксировал, с одной стороны, еще не отделение историографии от писания истории, а с другой, указывал на то, что уже сами исторические труды становились объектом изучения. Постепенно термин «историография» утратил прежний специальный смысл, обозначающий историческую науку вообще, и все больше стал включать в себя «преимущественно сочинения, обнаруживающие какую-либо цельную концепцию истории человечества, или целой страны, или нации»6.
Так называемая национальная историография, по Лаппо-Данилевскому, получает особого рода функцию -изучение истории исторических построений прошлых судеб данной народности. В историографии Лаппо-Данилевский разделял «логическое развитие истории науки истории» и «реальное развитие науки». В национальных историографиях «хотя и можно говорить о логическом развитии научной дисциплины об отечественной истории», но в них «в большей мере выступает реальное развитие науки». И он предостерегал от опасности, грозящей национальной историографии: «Национальная точка зрения может оставаться научной, но она легко переходит в националистическую», и это «то увлечение националистическими тенденциями, которых историческая наука всегда должна остерегаться»7.
Лаппо-Данилевский утверждал, что к термину «историография» можно подходить «в ином смысле, не в историческом, а в логическом или феноменологическом» (феноменология, по Гегелю, обозначала учение о развитии духа). И далее Лаппо-Данилевский пояснял: «С логической точки зрения термин "история" представляется нам не совсем удобным потому, что он употребляется в двойном смысле: а) для обозначения бывшего (вот так история! Случилась история и т.п. [выражения]), б) для обозна-
чения нашего представления о былом или научного его построения, выраженного в каком-либо произведении. В последнем смысле можно употреблять термин "историография"»8.
С феноменологической точки зрения под «историографией», в отличие от «исторического исследования», Лаппо-Данилевский предлагал «разуметь более или менее цельную "концепцию истории человечества, целой страны или нации, концепцию, получившую свое выражение в каком-либо произведении исторической литературы"»9. Таким образом, Лаппо-Данилевский видел предмет историографии в изучении исторических концепций. Подобное понимание предмета историографии было распространено в дореволюционной исторической науке в России.
В научной литературе нередко встречалась трактовка истории исторической науки как «самосознания» и «самопознания». Эти выражения можно найти в работах И.Н. Болтина, М.П. Поголина, С.М. Соловьева, И.В. Лаш-нюкова и др., но особенно оно было характерно для М.О. Кояловича, который вынес его в название своей книги «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям» (СПб., 1884). Однако ко времени Кояловича такое понимание историографии воспринималось уже как устаревшее, поэтому вызывало возражения большинства рецензентов и авторов историографических работ, в частности П.Н. Милюкова. «Только очень давно, - писал он, - можно было говорить, что "историк по преимуществу венец народа, ибо в нем народ узнает себя (достигает до своего самопознания)". Наше время не верит в такое самонахождение и откровение духа, от века вложенного в народы; следовательно, не поверит в то, что историография может быть "историей самосознания"»10.
Тем не менее в 1900-х гг. Лаппо-Данилевский вновь возвратился к этому термину. В одной из рукописей (примерно 1905-1906 гг.) он замечал: «Прежние русские историки охотно указывали на то, что историография есть народное самосознание; такое понимание слишком широко: ведь философия, литература, искусство и т.п. есть то же народное самосознание; историография -лишь то самосознание народа, которое выразилось в научной обработке прошлого»11. Из вышесказанного может создасться впечатление, что Лаппо-Данилевский возражал против прежнего определения. Между тем если он говорит, что историография - та часть самосознания народа, которая выразилась «в научной обработке сознания прошлого», то это, по существу, повторение взгляда Кояловича. И в работах 1900-х гг. он неоднократно пользовался этим термином. Так, в «Очерке развития русской историографии», написанном не ранее 1908 г., читаем: в русской историографии умственное движение могло «развиваться лишь в тесной связи с русским народным самосознанием, устремленным в наше прошлое: оно преимущественно побуждало его представителей к научной обработке того, что сохранилось в памяти русского народа о его "бытиях и деях", и привело их к более или менее цельному пониманию истории»12. И в рукописи 1910-х гг. Лаппо-Данилевский вновь повторил: «Итак, историография - научная дисциплина, занимающаяся изучением развития народного самосознания, поскольку это самосознание: 1) устремлено было на прошедшее и связывает свое прошлое с своим настоящим и будущим и 2) связывалось в теоретической его обработке»13.
Понимание сущности предмета исследования отражают и авторские заглавия работ. Лаппо-Данилевский назвал свой курс «Главнейшие направления в русской историографии». На первый взгляд это заглавие может показаться равнозначным заглавию известной книги П.Н. Милюкова «Главные течения русской исторической мысли» (М., 1897). Но между ними есть существенное различие. Лаппо-Данилевский своей формулировкой не сводил русскую историографию к развитию исторической мысли, не ограничивал ее историей смены исторических концепций. Заголовок, им данный, открывал возможность более широкому пониманию предмета истории историче-
ской науки, что Лаппо-Данилевским в действительности и делалось. И в то же время позиция Милюкова была ему во многом близка.
Невозможно точно датировать момент в развитии историографических взглядов Лаппо-Данилевского, когда он (видимо, не без влияния многотомного труда В.С. Иконникова «Опыт русской историографии» (Киев, 1891-1908)) пошел по пути расширения предмета историографии как истории исторической науки. Он стал предусматривать изучение «ученых и учено-учебных» учреждений, исторических обществ, истории собирания источников и т.п. Намечал Лаппо-Данилевский и включение в отечественную историографию «вспомогательных наук», куда относил историческую географию, хронологию, археографию, историческую библиографию и биобиблиографию, историческую критику; а также историю сопредельных наук: русскую филологию, русскую этнографию, русскую археологию. Предполагал Лаппо-Данилевский освещать популярную и учебную литературу; особо говорил об источниках для истории науки, т.е. обращал внимание на разницу между историческими и историографическими источниками.
В понимании Лаппо-Данилевским предмета историографии отразился опыт его предшественников. Он, как и Лашнюков, вел речь о национальной историографии; как Коялович, говорил об историографии как о самосознании; как тот же Коялович и Милюков, видел предмет историографии в изучении исторических концепций и умственного развития человечества, поскольку история истории выражалась «последовательным рядом попыток построения нашего прошлого»; как Иконников, раздвигал рамки историографии. И вместе с тем Лаппо-Данилевский продвинулся значительно дальше своих коллег. Важно обратить внимание на то, что он говорил не только о том, что должно входить в русскую историографию, но и о том, что не должно входить в нее. Это свидетельствует о выработке им критерия отбора историографических фактов. «В области русской историографии, - писал он, - не должно входить все то, что писалось о России, например, сказания иностранцев о России, а только то, что выражало народное самосознание, поскольку оно устремлено было на прошлое и приобрело научные формы»14. В другой рукописи та же мысль содержалась в прямом упреке Коя-ловичу в связи с тем, что тот как раз включил в русскую историографию сказания иностранцев.
На всех этапах работы над проблемами истории исторической науки Лаппо-Данилевский держал в поле зрения историю самой историографии, и им был приобретен значительный опыт в изучении данной проблемы. Лаппо-Данилевский не ограничивался фиксацией краткой информации о литературе по русской историографии, как то делалось другими, а переходил к научной разработке темы. Рукописи историка отразили его поиск названия для данного раздела. То он назывался «Обозрение развития русской историографии», то «Обозрение развития истории русской историографии» (выделено мной. - Р.К.), то вновь возвращался к первому варианту, сохраняя при этом и второй.
Лаппо-Данилевский подходил к изучению истории историографии как к историческому явлению, которое проходило в своем развитии несколько стадий. На этом основании в истории изучения русской историографии им выделялись три периода. Иногда он склонялся к выделению четырех периодов, разделяя второй на два.
Первый период датирован 20-30-ми гг. XIX в. и назван «Изучение научной обработки русской истории с точки зрения критической школы» (вариант: 2 .с точки зрения школы, основанной Шлецером). Критерий определения этого периода вполне историографичен: споры между «скептиками» и «апологетами» о достоверности древнейших памятников вызвали появление ряда обозрений критической истории. Всю историографическую литературу того времени Лаппо-Данилевский в свою очередь сгруппировал вокруг следующих трех тем: «с точки зрения низшей критики: А. Шлецер», «с точки зрения высшей
критики: А. Зиновьев, Н. Надеждин, А. Федотов» и «с критической точки зрения в связи с феноменологической: Н. Иванов». Несколько позднее автором был сюда подключен А. Александров.
Выявление второго периода также основывалось на историографическом событии - на возникшей потребности в общих историографических обзорах в связи с дискуссиями славянофилов и западников: «...желание взглянуть на нашу историографию с каждой из этих точек зрения»15. К работам по истории исторической науки данного периода он относил А.В. Старчевского, М.О. Коя-ловича и А.Н. Пыпина.
Третий период - «Новейшие попытки изложения русской историографии с научной точки зрения» - начинался с работ С.М. Соловьева, К.Н. Бестужева-Рюмина, И.В. Лашнюкова, Н. Полетаева, а заканчивался трудами В.С. Иконникова, П.Н. Милюкова и Д.И. Багалея. Правда, для анализа работ последнего был лишь заготовлен лист, так и оставшийся чистым.
Помимо характеристики перечисленных периодов Лаппо-Данилевский предусматривал и такие темы, как «История умственного и общественного движения в XIX в. ввиду связи ее с историографией того же периода» и «Главнейшие пособия по историографии», к которым относил и литературу по истории философии. Упоминал он труд Н. Загоскина «История права русского народа» (Казань, 1899), где был отдел «Русская историография в связи с развитием русского историко-юридического знания», и другие «не чисто» историографические работы.
Анализировал Лаппо-Данилевский историографическую литературу по четко разработанной им схеме: полные библиографические данные, краткое содержание, достоинства работы, ее недостатки, рецензии (если они были). Историографические работы получали четкую и острую характеристику, которая скорее имела характер заметок для памяти, чем готовый текст. В ряде случаев оценки были сравнительно пространными, в других - лапидарными. Бывали случаи, когда по задуманной теме не было никаких записей.
В конце XIX - начале ХХ в. историками стал подниматься новый вопрос, свидетельствовавший о качественном росте научной дисциплины - историографии. Это вопрос об определении места истории исторической науки в общей системе знаний. Еще Коялович говорил о русской историографии как части национально-русской науки. Ключевский вводил историографию в общий корпус сугубо исторических знаний наряду с методологией истории, терминологией и источниковедением. Милюков
рассматривал историографию как элемент истории русской культуры, вобравшей в себя главнейшие особенности развития России, «все стороны внутренней истории: экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и нравственную, и религиозную, и эстетическую»16.
Лаппо-Данилевский в значительной степени разделял указанные точки зрения, а под влиянием международных конгрессов историков (он принимал участие в работе третьего (Берлин, 1908) и четвертого (Лондон, 1913) конгрессов) стал более широко подходить к этой проблеме. На международных конгрессах создавались специальные секции и подсекции по истории наук: по истории физики, математики, естествознания и медицины. Лаппо-Данилевский заинтересовался общими науковедческими проблемами и в связи с этим историей исторической науки. Теперь он отмечал, что курс русской историографии имеет двоякое значение - общее и специальное. «Общее значение курса состоит в том, что он принадлежит к разряду курсов по истории науки; специальное - в том, что он дает некоторое понятие о развитии русской исторической науки»17.
В глобальном развитии науки Лаппо-Данилевский различал два влияющих друг на друга процесса - это «логическое раскрытие данной научной идеи» и «реализация» данной научной идеи «в данных условиях пространства и времени». Относя историю исторической науки к истории всей науки, он считал, что общие задачи и приемы истории наук «можно выяснить и на примере истории истории; во всяком случае, их следует иметь в виду и при изложении истории истории»18.
Все эти ценные и интересные для изучения истории историографии наблюдения, соображения и выводы рассеяны по рукописям ученого и не были, к сожалению, обобщены и остались незавершенными. Многолетний труд Лаппо-Данилевского остался как бы эскизом его огромного замысла. Но этот «эскиз» дорогого стоит! Недаром сам Александр Сергеевич говорил: «Всякая деятельность измеряется не только результатом, но и задачами; оценку людей, преданных делу, можно производить только с таких точек зрения»19. И с этой точки зрения должно признать, что и в историографических работах Лаппо-Данилевского проявились присущие ему меткость взгляда, высокое профессиональное мастерство, исследовательский талант. Его вклад в историю исторической науки России имеет непреходящую ценность.
Архивные сноски даны на состояние фонда А.С. Лаппо-Данилевского в начале 1970-х гг.; впоследствии была проведена новая обработка фонда.
1 Лаппо-Данилевский А.С. Очерк развития русской историографии // Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6.
2 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 1. Д. 68. Л. 946.
3 Там же. Л. 919, 939, 920.
4 Там же. Л. 919, 925, 929.
5 Там же. Л. 938, 940 и др.
6 Там же. Л. 941, 942.
7 Там же. Л. 848.
8 Там же. Л. 941.
9 Там же.
10 Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. 3-е изд. СПб., 1913. С. 3.
11 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 1. Д. 68. Л. 946.
12 Лаппо-Данилевский А.С. Очерк развития русской историографии. С. 5.
13 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 1. Д. 68. Л. 948.
14 Там же. Л. 895.
15 Там же. Д. 72. Л. 440.
16 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1909. С. 3.
17 СПФ АРАН. Ф. 113. Оп. 1. Д. 68. Л. 901.
18 Там же. Л. 902.
19 Цит. по: Гревс И.М. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (Опыт истолкования души) // Русский исторический журнал. 1920. Кн. 6. С. 80.
