CC BY
117
СТРАНИЧКА ГАЗЕТЫ "ДАР'
A.M. ГОРЧАКОВ В ЗЕРКАЛЕ ПУШКИНСКИХ ПОЭТИЧЕСКИХ ПРОРОЧЕСТВ
Н.В. Забабурова
Александр Михайлович Горчаков к числу близких лицейских друзей Пушкина не принадлежал. После 1825 г. они не виделись, между ними не было переписки и, по-видимому, каких-то близких и доверительных отношений. Тем не менее, именно этому лицейскому "однокласснику" Пушкин адресовал три обширных поэтических послания, словно Горчаков манил и интриговал его особо. Конечно, юному поэту не могло быть ведомо, что из Александра Горчакова вырастет министр иностранных дел, канцлер Российской империи, поистине выдающийся дипломат, которого Бисмарк при случае назвал своим учителем. Но контур его блестящего будущего в пушкинских стихах уже очерчен...
Князь А.М. Горчаков принадлежал к древнейшему роду ("из Рюриковичей", как о нем говорили), но семья была небогата. После лицея Горчаков отказался от наследства в пользу четырех сестер и намерен был жить своими трудами. 21 ноября 1816 г. восемнадцатилетний юноша писал своему дяде А.Н. Пещурову: "Я всегда был уверен, что молодой человек, который чему-нибудь учился и имеет желание служить, как должно, может, ограничивая и отказывая себе во многом, жить собственными трудами; мысль - быть в тягость бедным и добрым моим родителям - была для меня нестерпима" [1, с. 110-111]. Это был превосходный ученик, о каких только мечтают педагоги. Лицей Горчаков закончил с двумя золотыми медалями и уже в последнем классе определил свое будущее. Военное поприще его не привлекало, потому что ношение мундира в мирное время было под стать, по его выражению, лишь "молодым вертопрахам" [1, с. 104]. Надеть мундир он готов был только при повторении событий 1812 г. "Но так как, надеюсь, сего не будет, - писал он дядюшке, - то я избрал себе статскую и из статской благороднейшую часть - дипломатику. Заблаговременно теперь стараюсь запастись языками, что, кажется, составляет нужнейшее по этой части. Русский, французский и немецкий я довольно хорошо знаю; в английском сделал хорошие начала, надеюсь, нынешнее лето усовершенствоваться в оном. Кроме того, может быть займусь еще итальянским, потому что открылся случай" [1, с. 104]. Директор Царскосельского лицея Е.А. Энгельгардт, прежде состоявший на дипломатической службе, был в восторге от этого воспитанника и принял деятельное участие в подготовке его к избранной деятельности. Он выпросил у государя часть переписки берлинского двора с русским и заставлял Горчакова, вместе с еще тремя прилежными учениками, овладевать необходимыми для будущих дипломатов навыками в форме своеобразной деловой игры: "... он будет задавать нам писать депеши, держать журнал, делать конверты без ножниц, различные формы пакетов и пр. и пр. словом, точно будто мы в настоящей службе; приятно знать даже эти мелочи, как конверты и пр. прежде, нежели вступить в должность" [1, с. 107]. Кстати, Пушкина после окончания лицея тоже зачислили в Министерство иностранных дел, где он, в отличие от Горчакова, появлялся довольно редко*.
Забабурова Нина Владимировна - доктор филологических наук, профессор кафедры теории и истории мировой литературы Ростовского государственного университета.
* В число избранных, проходивших специальную подготовку, Е.А. Энгельгардт его не включил, что было вполне разумно.
Что могло связывать непоседливого "француза"-"сверчка" Пушкина с этим образцовым отличником? Прежде всего - словесность. Горчаков с детства имел пристрастие к чтению, получил прекрасное домашнее образование, обладал умом и вкусом. Сам он пописывал в лицейские рукописные журналы. Пушкин прислушивался к его мнению. Свою раннюю поэму "Монах" он оставил неоконченной по его совету. Рукопись должна была быть уничтожена, но Горчаков тайно сохранил ее у себя, и позже она была обнаружена в его архиве. Как юноша благоразумный, он, видимо, не без основания считал, что у него она будет в большей безопасности. Сам он исправно переписывал пушкинские стихи, и в его архиве сохранился сборник стихотворений лицейских поэтов (в их числе десять пушкинских). Но, вероятно, связывали Пушкина с Горчаковым и общие лицейские забавы. Будущий канцлер отнюдь не был ученым сухарем. Он был очень хорош собой, обладал безупречными светскими манерами, при этом остроумием - словом, был "философ и шалун" [2, с. 115], по определению Пушкина, то есть в чем-то и "свой" . Над ним никому не пришло бы в голову смеяться, как над чудаком Кюхлей. Контур характера А.М. Горча-кова высветится в последнем адресованном ему послании, но об этом позже. В общем лицейские развлечения не были князю чужды. Поэтому в первом послании по случаю его именин (1814) Пушкин дает приятелю пожелания в анакреонтическом духе:
Дай бог любви, чтоб ты свой век Питомцем нежным Эпикура Провел меж Вакха и Амура! [3].
Автор демонстративно отказывается от одического "набора громозвучных слов", объявляя себя поэтом "сладострастия", а потому иронически обыгрывает житейские сценарии, традиционно обозначающие социальный успех:
Что должен я скажи, в сей час
Желать от чиста сердца другу?
Глубоку ль старость, милый князь,
Детей, любезную супругу,
Или богатства, громких дней,
Крестов, алмазных звезд, честей? [3 с. 50-51].
Кстати, все, чего не захотел пожелать другу Пушкин, тот от судьбы получил, а вот "питомцем нежным Эпикура" ему стать не удалось.
Второе послание "Князю А.М. Горчакову" было написано в 1817 г. перед окончанием лицея. Оно выдержано в совершенно иной тональности. Перед нами своеобразный монолог-исповедь, обращенный к другу перед неизбежной разлукой. Быть может, к этому времени поэт уже совершал одинокие прогулки с Горчаковым по Царскосельскому парку и вел с ним сокровенные разговоры, как об этом говорится в начале стихотворения:
В последний раз, быть может, я с тобой, Задумчиво внимая шум дубравный, Над озером иду рука с рукой [3, с. 254].
Оба повзрослели. Все стихотворение построено на контрасте: открывшаяся поэту блестящая будущность князя и его собственное томление от мрачных предчувствий и грядущей безысходности (для Пушкина это отчасти и литературная маска - период "унылых" элегий):
Твоя заря - заря весны прекрасной,
Моя ж, мой друг, - осенняя заря [3, с. 255].
В этом послании поэт создает поэтический портрет Горчакова, пленяющий какой-то жизнеутверждающей гармонией:
Тебе рукой Фортуны своенравной Указан путь и счастливый, и славный, -Моя стезя печальна и темна; И нежная краса тебе дана, И нравиться блестящий дар природы, И быстрый ум, и верный, милый нрав;
Ты сотворен для сладостной свободы, Для радости, для славы, для забав [3, с. 254].
В этом лучезарном будущем все неопределенно, словно покрыто романтической утренней дымкой - поистине поэтическое пророчество, которому суждено сбыться неважно как и неважно когда.
После лицея пути Пушкина и Горчакова разошлись. Один исправно трудился в чине титулярного советника в канцелярии министерства, другой пустился, как многим казалось, в свободное плаванье по петербургским гостиным и театрам. На беспечность Пушкина неоднократно жаловался в письмах А.М. Горчакову Е.А. Энгельгардт. Встречи былых лицейских приятелей были теперь редкими. Тем важнее, что в 1819 г. Пушкин написал очередное "Послание к кн. Горчакову", словно подведя черту под лицейским сюжетом.
То, что пути двух друзей разошлись, обозначено уже в первых строках. Создается впечатление, что Горчаков уже сам пытается наставить поэта в жизненной мудрости:
Питомец мод, большого света друг, Обычаев блестящий наблюдатель, Ты мне велишь оставить милый круг, Где, красоты беспечный обожатель, Я провожу незнаемый досуг [2, с. 114].
В сравнении с предыдущим посланием, позиции лирического героя и адресата принципиально меняются. Возникает развернутая оппозиция "большого света", с его "бездушными собраньями", "где холодом сердца поражены", "где глупостью единой все равны", и "мирного круга" друзей и единомышленников, где поэт чувствует себя свободным и счастливым:
И, признаюсь, мне во сто крат милее Младых повес счастливая семья, Где ум кипит, где в мыслях волен я, Где спорю вслух, где чувствую живее, И где мы все прекрасного друзья... [2, с. 114].
Поэтому стихотворение заканчивается призывом:
И ты на миг оставь своих вельмож И тесный круг друзей моих умножь, О ты, харит любовник своевольный, Приятный льстец, язвительный болтун, Попрежнему остряк небогомольный, Попрежнему философ и шалун [2, с. 115].
Психологическая характеристика Горчакова в последних строках весьма любопытна. Здесь есть указание на внутреннюю свободу, умение за светской маской прятать глубокую иронию и определенное свободомыслие. Во всяком случае задатков истинного "вельможи" поэт в друге не увидел. Значит, всегда возможен будет тот "миг", когда своевольное чувство возобладает над холодным расчетом и осмотрительностью.
С 1820 г. началась дипломатическая карьера Горчакова. В сентябре он был назначен сопровождать К. В. Нессельроде на II Конгресс "Священного союза". За три месяца Горчаков написал около 1 200 донесений для канцелярии Министерства иностранных дел и смог обратить на себя внимание. Александр I особо выделял молодого дипломата: "...государь всегда останавливал меня при встречах на прогулках, говорил очень приветливо и всегда отличал, как одного из лучших питомцев любезного его величеству Царскосельского лицея" [1, с. 129-130]. Заграничная поездка затянулась на два года: после Веронского конгресса (1822) князь получил чин камер-юнкера и был назначен на должность первого секретаря русского посольства в Англии. Это было весьма почетное повышение по службе. Для Пушкина же эти годы прошли под знаком ссылки: сначала южной, затем "михайловской".
Их новая встреча произошла осенью 1825 г. Горчаков получил отпуск по службе и заехал погостить в имение своего дяди А.Н. Пещурова - Лямоново, которое находилось неподалеку от Михайловского. Волею судьбы именно дядюшка Горчакова, предводитель
псковского дворянства, был назначен осуществлять надзор за поведением ссыльного Пушкина. В таких условиях встречаться с опальным поэтом было в высшей степени неблагоразумно. Но Горчаков счел иначе. Он тут же пригласил Пушкина в гости. И. Пущин, лицейский друг Пушкин, вспоминал, что когда собрался навестить Пушкина в Михайловском, то выслушал предостережения от А.И. Тургенева: "Как! Вы хотите к нему ехать? Разве не знаете, что он под двойным надзором - и полицейским, и духовным?" [4]. Почти те же слова он услышал и от дядюшки поэта - Василия Львовича Пушкина. На этом фоне приглашение Горчакова воистину можно считать поступком. Об этой встрече рассказал сам Пушкин в письме П.А. Вяземскому: "Горчаков доставит тебе мое письмо. Мы встретились и расстались довольно холодно - по крайней мере, с моей стороны. Он ужасно высох - впрочем, так и должно: зрелости нет у нас на севере, мы или сохнем, или гнием; первое все-таки лучше" [5, с. 231]. Трудно судить, что именно вызвало очевидное раздражение Пушкина: он не сообщил Вяземскому каких-либо деталей. Если судить по воспоминаниям Горчакова, то причиной мог быть критический отзыв князя о "Борисе Годунове". В тот раз Пушкин читал другу отрывок из своей трагедии. Уже на склоне дней Горчаков язвительно заметил, что Пушкин любил читать ему свои вещи, как Мольер читал комедии своей кухарке. Но в стихотворении 1825 г., посвященном очередной лицейской годовщине ("19 октября"), об этой встрече говорится совсем в ином тоне. Пушкин вспоминает о трех друзьях, навестивших его в михайловской глуши. Среди них - Пущин, Дельвиг и Горчаков, таким образом приобщенный к самому близкому кругу:
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней, Хвала тебе - фортуны блеск холодный Не изменил души твоей свободной: Все тот же ты для чести и друзей. Нам разный путь судьбой назначен строгой; Ступая в жизнь, мы быстро разошлись: Но невзначай проселочной дорогой Мы встретились и братски обнялись [2, с. 426].
На "проселочных дорогах" жизни встретиться Пушкину и Горчакову больше не пришлось.
События 1825 г. еще раз продемонстрировали верность князя заветам дружбы и лицейского братства. В это время произошла удивительная история. А.М. Горчаков вспоминал уже в старости: "Достойно внимания, что пред самым 14-м декабря 1825 года я был в Москве. Здесь князь Дмитрий Владимирович Голицын, между прочим, весьма мне хвалил моего товарища по Царскосельскому лицею Ивана Ивановича Пущина, служившего в то время в Москве, в уголовной палате, и воевавшего против взяток. Князь Голицын, между прочим, предложил мне, зная, что я еду в Петербург, ехать в одной коляске с Пущиным, туда, как впоследствии оказалось, спешившим по делам тайного общества, о чем, т.е. о настоящей цели поездки Пущина, князь Голицын, конечно, ничего не знал. Совершенно случайно я выехал из Москвы не с Пущиным, а с графом Алексеем Бобринским. Поезжай я в одном экипаже с Иваном Ивановичем Пущиным, конечно, так либо иначе, но я оказался бы в числе прикосновенных; по крайней мере меня бы наверное за знакомство в эти дни с Пущиным, одним из главнейших заговорщиков, привлекли бы к допросу. Но этого, как видите, не случилось" [1, с. 130-131]. Пушкина, как мы помним, в подобной же ситуации спас заяц, вовремя перебежавший через дорогу. Но Горчаков рассказал эту историю не до конца, а конец у нее был необычный. После 14 декабря Пущин ждал неминуемого ареста. На следующий день после восстания, т.е. 15 декабря, к нему явился князь с совершенно неожиданным планом спасения: "Горчаков привез декабристу заграничный паспорт и умолял его ехать немедленно за границу, обещаясь доставить на иностранный корабль, готовый к отплытию. Пущин не согласился уехать: он считал постыдным избавиться бегством от той участи, которая ожидает других членов общества: действуя с ними вместе, он хотел разделить и их судьбу (записано за Иваном Пущиным)" [6]. Трудно представить, что было бы с Горчаковым, если бы в этот момент его застали на квартире Пущина...
Поступок этот тем более знаменателен, что князь Горчаков не разделял идей декабристов и всегда декларировал несокрушимую верность законной монархии.
С восшествием на престол Николая I Горчаков оказался, что называется, не в милости. Это имело свои причины. Во-первых, он не умел ладить с временщиками и демонстрировал определенную независимость. Во-вторых, у него оказались могущественные недоброжелатели, получившие при новом императоре ключевые посты в государстве, -К.В. Нессельроде и А.Х. Бенкендорф. Как вспоминал один из современников, Нессельроде не любил князя Горчакова "за русское знатное имя, за русские чувства, за отсутствие искательства в начальстве и в сильных людях" [1, с. 31].
По карьерной лестнице он, как говорится, пошел на понижение: сначала был назначен секретарем русского посольства в Риме, затем советником посольства в Берлине, позже переведен на должность поверенного в делах России во Флоренции и Лукке, в 1833 г. -советником русского посольства в Вене. Министром иностранных дел Австрии в ту пору был Меттерних, опекавший Нессельроде, а потому, естественно, враждебно настроенный к Горчакову. Его дипломатическая карьера в эту пору закончилась романтическим образом. В Вене явилась графиня Мария Александровна Мусина-Пушкина (урожденная княжна Урусова), недавно (в 1836 г.) овдовевшая. В свое время она пленила своей красотой Пушкина. Встречей с ней навеяно стихотворение "Кто знает край." (1828), где Мария Александровна, в ту пору молодая мать, ассоциируется для поэта с мадонной Рафаэля [7]. Она была прославленной красавицей и пленила Горчакова. Русским послом в Вене в ту пору был Дмитрий Павлович Татищев, дядя Марии Александровны. Когда Горчаков объявил о намерении жениться на Мусиной-Пушкиной, это вызвало его неудовольствие. Прежде всего, у жениха не было никакого состояния, а Ма-рия Александровна после смерти мужа могла претендовать лишь на седьмую часть его наследства. К тому же против Горчакова Татищева искусно настраивал Меттерних, так что на сватовство последовал решительный отказ влиятельного родственника. Тогда Горчаков вновь принял решение, на которое неспособен расчетливый карьерист. В 1838 г. он вышел в отставку и женился на Марии Александровне. В 1839 г. супруги прибыли в Петербург и поселились на съемной квартире. Горчакову пришлось все начинать заново. Он долго хлопотал о месте какого-нибудь посланника. Естественно, на значительный пост он рассчитывать не мог, при наличии стольких недоброжелателей и после столь непопулярного решения. Наконец, в 1841 г. он получил назначение чрезвычайным посланником в Штутгарт, столицу Вюртембергского княжества (одного из 38-ми тогдашних немецких княжеств) - непочетная ссылка.
Брак его оказался счастливым. В семье гордились тем, что Пушкин посвятил Марии Александровне свое знаменитое стихотворение. В 1842 г. она писала мужу: "Вяземский долго говорил мне о тебе и обещал мне стихотворение Клюква, которое Пушкин написал мне" [8]. Здесь речь идет об эпиграфе к упомянутому стихотворению, который Пушкин взял из русской народной песни: "По клюкву, по клюкву/по ягоду, по клюкву.".
В заштатном Штутгарте Горчаков прослужил десять лет. Счастливым обстоятельством оказалось то, что великая княжна Ольга Николаевна вышла замуж за наследника Вюртембергского престола. Она высоко оценила ум и душевные качества Горчакова и сумела стать его ходатаем при русском дворе. В период европейских революций 1848-1849 годов его донесения оказались весьма ценными, так что ему были пожалованы ордена святой Анны и святого Владимира, а затем и повышение по службе - должность чрезвычайного посланника при германском союзе во Франкфурте-на-Майне.
В 1853 г. Горчаков овдовел. Нам неизвестно, как он пережил этот удар судьбы. Может быть, совсем неслучайно, что именно с этого времени начинает взлет политической карьеры Горчакова, словно работа заполняла образовавшуюся пустоту и аккумулировала всю его энергию. В 1854 г. Горчаков был назначен послом в Австрии. Тем временем в России произошла смена власти, и на престол вступил Александр II. Своим указом он назначил Горчакова министром иностранных дел России, поверив, что именно он будет неуклонно отстаивать национальные интересы [9]. На этом посту Горчаков оставался более четверти века. Он очень последовательно и целеустремленно противился всяким попыткам втянуть
Россию в острые политические конфликты, которые могли бы привести к серьезным военным столкновениям, и очень гордился тем, что ему это удалось. 15 июня 1867 г., в день пятидесятилетия своей дипломатической службы, Горчаков был возведен в достоинство государственного канцлера Российской империи. 13 июня 1867 г., в связи с пятидесятилетним юбилеем его дипломатической службы, Александр II направил ему рескрипт, в котором было сказано следующее: "Не переставая вполне оправдывать Мои ожидания, вы, в течение одиннадцати лет, неоднократно являли доказательства твердого направления нашей политики, отвращением грозившего нашему Отечеству нарушения мира. Вся Россия торжественно признала заслуги ваши, когда, в 1863 году, вы, в исполнение Моих предначертаний, силою слова обезоружили подымавшихся на нас врагов и тем запечатлели имя ваше на скрижалях будущей летописи нашего Отечества" [1, с. 69]. Речь идет о так называемом Польском кризисе 1863 г., когда Горчаков путем дипломатических переговоров, т. е. "силою слова", сумел предотвратить вмешательство западных держав в происходившие события.
Но на закате свой жизни он пережил драму, которая, с одной стороны, никак не соответствовала ни его возрасту, ни его государственному статусу, но в которой вновь выявились сложность и неоднозначность его натуры, так тонко очерченные Пушкиным еще в юношеских стихах.
И может быть - на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной [5, с. 228], — писал тридцатилетний Пушкин, очень остро переживавший неотвратимый бег времени. Когда Горчаков встретил свою последнюю любовь, ему было 65 лет.
В 1863 г. в доме князя Горчакова впервые появилась его внучатая племянница Надежда Сергеевна Акинфова, которой в ту пору было 24 года. Муж ее благополучно пребывал в городке Покрове Владимирской губернии, где исполнял скромную должность почетного смотрителя уездного учителя, и в дела жены предпочитал не вмешиваться. Надежда Сергеевна покорила сердце стареющего министра и вскоре, по существу, обосновалась в его доме. Он представлял ее как племянницу, но именно она принимала гостей на светских раутах, устраиваемых Горчаковым, держалась вполне уверенно, и по Петербургу поползли слухи о предстоящем браке князя с замужней женщиной. Они были обоснованны, но параллельно Надежда Сергеевна имела роман, не менее скандальный, с герцогом Лейхтен-бергским, принадлежащим императорской семье (он был сыном дочери Николая I Марии Николаевны). Помимо прочих почетных званий, герцог был президентом Императорского Санкт-Петербургского Минералогического общества и тем самым связан с Горным департаментом, что определило особую пикантность ситуации в связи с создавшимся историко-бытовым контекстом. Предоставим слово исследователю: "Горный департамент Министерства финансов, с которым был тесно связан герцог, располагался на Дворцовой площади, в великолепном здании Главного штаба. В этом же величественном бело-желтом здании находились Министерство иностранных дел и казенная квартира министра. У герцога была прекрасная возможность часто встречаться со своей возлюбленной, когда она жила у дяди" [10, с. 536]. Вскоре от герцога последовало предложение руки и сердца. Но прежде требовалось решить вопрос о разводе. В России того времени это было делом чрезвычайно сложным. Чтобы Надежда Сергеевна получила возможность вступить во второй брак, ее муж должен был бы признаться в прелюбодеянии. Впрочем, он на это согласился.
Но императорская семья настолько не желала неравного брака, что влюбленным чинились всяческие препятствия, а за дамой был установлен строжайший полицейский надзор. Опасались, как бы дядюшка не помог ей тайно выправить заграничный паспорт. Положение Горчакова в этой ситуации было чрезвычайно щекотливым. В «Дневнике» министра внутренних дел П.А. Валуева сохранилась любопытная запись от 20 декабря 1867 г., где пересказывается разговор Горчакова с великой княгиней Марией Николаевной и с самим государем. Со слов министра, Горчакову было указано, что он, в ситуации с Акинфиной, ставит себя в смешное положение, что люди не хотят посещать его дом. Но ни объяснений, ни извинений не последовало. Наоборот, Горчаков с большим достоинством заявил, что его частная жизнь есть его личное дело [11, с. 540]. Подобная ситуация могла стоить князю
отставки. Впрочем, скорее всего, это бы его не остановило, как и в 1838 г., когда ради женитьбы на любимой женщине он отказался от карьеры. Но Акинфова сделала другой выбор, и в этой ситуации он вынужден был смириться. В 1868 г. обнаружилось, что Надежда Сергеевна беременна. Ей необходимо было срочно исчезнуть, иначе задуманный сценарий развода неизбежно рухнул бы. Император снизошел до мольбы герцога и позволил Акинфовой выехать за границу. Вслед за ней, уже самовольно, отправился и сам герцог. В Женеве у влюбленных родился сын, крестным отцом которого стал чрезвычайный посланник и полномочный министр Российской империи в Швейцарии князь Михаил Александрович Горчаков, сын канцлера. Естественно, такой поступок не мог быть совершен без ведома и одобрения отца. Хлопоты о разводе заняли почти девять лет, и Акинфова по существу оказалась вне закона: с ней прекратили общаться знакомые, ее не принимали в светском обществе (как тут не вспомнить роман Л. Толстого "Анна Каренина"). Но когда она появлялась в Петербурге (в такие моменты влюбленные вынуждены были, для соблюдения приличий, жить врозь), князь Горчаков, демонстративно все подобные приличия нарушая, почти ежедневно навещал ее. После заключения брака Акинфова с мужем вынуждена была почти все время жить за границей. Для герцога этот брак означал конец карьеры и вынудил его отказаться от службы в России, чем все, знавшие его способности и возможности, были глубоко опечалены. Он умер в 1891 г. в возрасте 48-ми лет, а она пережила его только на полгода.
Что это была за женщина, возмутившая такую бурю страстей? Доверимся другу князя Горчакова Ф. Тютчеву, который рассказал о ней стихами:
Как ни бесилося злоречье, Как ни трудилося над ней, Но этих глаз чистосердечье -Оно всех демонов сильней.
Все в ней так искренно и мило, Так все движенья хороши; Ничто лазури не смутило Ее безоблачной души.
К ней и пылинка не пристала От глупых сплетней, злых речей; И даже клевета не смяла Воздушный шелк ее кудрей [12].
В последующие годы Горчаков продолжал поддерживать отношения с опальной четой. В его архиве сохранился альбом, купленный в конце 1870-х годов в Бадене, и он почти весь посвящен Надежде Сергеевне Акинфовой: в нем множество ее фотографий, в том числе с мужем и детьми.
Старость Горчакова была одинока. Он оказался последним из живых лицеистов пушкинского выпуска. Это о нем сказал Пушкин - воистину пророчески:
Кому ж из нас под старость день Лицея Торжествовать придется одному? Несчастный друг! Средь новых поколений Докучный гость и лишний, и чужой, Он вспомнит нас и дни соединений, Закрыв глаза дрожащею рукой... [2, с. 428].
В 1882 г., в связи с резким ухудшением здоровья, князь Горчаков подал прошение об отставке. За ним было оставлено звание государственного канцлера и члена Государственного совета. Весной этого же года в Ницце были записаны его воспоминания о прошлом. К сожалению, мемуаров он не оставил, так как всегда предпочитал диктовать, но не любил писать. Умер князь Горчаков в Бадене в 1883 г. Прах его был перевезен в Россию и захоронен в Свято-Троице-Сергиевой мужской пустыни неподалеку от Петербурга.
ЛИТЕРАТУРА
1. См.: Андреев А.Р. Последний канцлер Российской империи Александр Михайлович Горчаков. М., 1999.
2. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 2. М., 1937.
3. Там же. Т. 1. М., 1937.
4. Пущин И.И. Записки о Пушкине. Письма. М., 1988. С. 64.
5. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 13. М., 1937
6. Эйдельман Н.Я. Прекрасен наш союз. М., 1991. С. 349.
7. См.: Забабурова Н.В. Наука страсти нежной. Саранск; Болдино, 2006. С. 498-512.
8. Цявловский М.А. Статьи о Пушкине. М., 1962. С. 372.
9. Подробнее о дипломатической деятельности А.М. Горчакова см.: Бушуев С.К. А.М. Горчаков. М., 1961; Семанов С.А. М. Горчаков. Русский дипломат XIX века. М., 1962.
10. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 3. М., 1948.
11. Экштут С.А. Надежда Сергеевна Акинфова (Роман великосветской дамы по материалам III Отделения // Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени. М., 2000. С. 536.
12. Тютчев Ф.И. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1980. С. 178.
27 ноября 2006 г.
