CC BY
29
известия вгпу. филологические науки
S. Якименко В. Сочинение [Электронный ресурс] // Юность. 1981. № 10. URL: https://www.ruUt. me/books/sochinenie-read-232232-1.html (дата обращения: 20.02.2022).
* * *
1. Grishina T.G. Social'no-psihologicheskie fakto-ry rolevogo povedeniya podrostkov v situacii bullinga: avtoref. ... kand. psihol. nauk. M., 2021.
2. Zheleznikov V.K. Chuchelo. Sobranie sochi-nenij: v 4 t. M., 2012. T. 1.
3. Miheeva T.V. Ne predavaj menya! M., 2010.
4. Popova E.V. Cennostnyj podhod v issledovanii literaturnogo tvorchestva: avtoref. dis. ... d-ra filol. nauk. M., 2004.
5. Muhina V.S., Basyuk V.S. Iniciacii podrostkov kak uslovie lichnostnogo rosta: provedenie iniciacii samorefleksiej (v situacii uedineniya i obosobleniya) [Elektronnyj resurs] // Razvitie lichnosti. 2011. № 2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/initsiatsii-podro stkov-kak-uslovie-lichnostnogo-rosta-rovedenie-initsi atsii-samorefleksiey-v-situatsii-uedineniya-i-obosoble niya (data obrashcheniya: 20.02.2022).
6. Savel'ev S. V. Morfologiya soznaniya: v 2 t. M., 2021. T. 2.
7. Tolstoj L.N. Pritchi, skazki, aforizmy. M., 2016.
S. Yakimenko V. Sochinenie [Elektronnyj resurs] // Yunost'. 1981. № 10. URL: https://www.rulit. me/books/sochinenie-read-232232-1.html (data obra-shcheniya: 20.02.2022).
"The point of no return": betrayal in the structure of the plots of the native prose for adolescents
The article deals with the analysis of the peculiarities of the fictional representation of the phenomenon of betrayal based on the native prose for adolescents. The plot situation of betrayal causes a heated conflict and triggers the mechanism of reevaluation of the principal character in the regime of the intensive accommodation (the chronotope of disaster) and the heightened distressful reflection in the psychological stories "Scarecrow" by V. Zheleznikov (1981), "The written works" by V. Yakimenko (1981) and "Don't betray me!" by T. Miheeva (2012).
Key words: adolescent prose, psychological story, V. Zheleznikov, V. Yakimenko, T. Miheeva, phenomenon of betrayal, plot of initiation, growing-up, artistic axiology.
(Статья поступила в редакцию 22.02.2022)
О.С. ШУРУПОВА, В.Ю. АРБУЗОВА (Липецк)
"A HAPPY FLY": ОТРАЖЕНИЕ СИМВОЛИКИ РОМАНА Э.Л. ВОйНИЧ «ОВОД» В КОНЦЕПТОСФЕРЕ ТЕКСТА
Анализируются особенности репрезентации и интерпретации ключевых концептов'death', 'life', 'God', 'devil', 'resurrection' в романе Э.Л. Войнич «Овод». В настоящее время необходимо прочтение романа с учетом его символики. В концептосфере текста не только отражается противостояние между христианскими ценностями и взглядами революционера, но и звучит предупреждение о печальных последствиях отказа от христианской традиции.
Ключевые слова: роман Э.Л. Войнич «Овод», концептосфера, смерть, жизнь, Бог, воскресение, дьявол.
Сейчас, в XXI в., настало время вернуться к текстам, которые серьезно повлияли на мироощущение людей предыдущего столетия, и взглянуть на них под новым углом зрения. В число таких произведений, бесспорно, входит роман Э.Л. Войнич «Овод». В свое время этот роман производил глубокое впечатление на молодежь, а его герой служил примером для подражания. Достаточно вспомнить, что Овод служил примером для подражания Сане Григорьеву из романа В. Каверина «Два капитана» и Павке Корчагину, герою книги «Как закалялась сталь», которая подлежала обязательному изучению в советской школе: «Но я за основное в Оводе - за его мужество, за безграничную выносливость, за этот тип человека, умеющего переносить страдания, не показывая их всем и каждому» [8, с. 324]. Долгое время главный герой романа Э.Л. Войнич воспринимался русскими читателями исключительно как отважный борец за свободу Италии, пламенный революционер и мужественный страдалец. Так, заслуживает интереса мнение современного исследователя С.С. Митягиной, которая заявляет: «Подобно Оводу... Павка Корчагин соединяет в себе черты бойца и мученика, что, как уже отмечалось в предыдущих главах, соответствует канону православного героя» [7].
Удивительно, что в поведении человека, откровенно заявляющего о своей поистине де-
О Шурупова О.С., Арбузова В.Ю., 2022
литературоведение
монической ненависти к Богу и Церкви, усматривают «православный канон», и мы не можем согласиться этой точкой зрения. Однако думается, что, каким бы парадоксальным подобное мнение ни казалось, на данный текст не могло не оказать существенного влияния то, что И.А. Есаулов называет «культурной грибницей» текста [5]. Э.Л. Войнич, так или иначе, выросла в христианской среде, и анализ ключевых концептов текста подтверждает, что в создании его смыслового пространства играют ключевую роль именно такие концепты, как God / Бог, resurrection / Воскресение, devil /дьявол, а также life /жизнь и death /смерть.
Роман делится на две части: в первой перед читателем предстает юный Артур Бертон, который убежден, что верит в Бога, но, пройдя через тюремное заключение, отрекается от своей веры и покидает родину; во второй появляется Феличе Риварес, по кличке Овод, который считает своей основной целью уже не освобождение Италии от австрийцев, а борьбу с религией. Хронотоп обеих частей, которые довольно сильно отличаются друг от друга, связан с событиями Страстной седмицы и Пасхи, т. е. смерти и воскресения Христа. Центральным событием первой части становится арест Артура Бертона, который отправляется домой на Пасхальные каникулы и в ночь с Великого четверга на пятницу подвергается аресту. Пасху он вынужден встречать в карцере и даже не вспоминает о празднике. В целом, тюрьма становится для его религиозности серьезным испытанием: "...His religion, like the outer world, seemed to be slipping away from him as the days went by" [10, p. 68] («Религиозность с каждым днем как бы уходила от него вместе со всем внешним миром» [3, с. 90]). Все эти события происходят в 1833 г., и цифра 33 также напоминает нам о событиях Библии: столько было Христу, когда его предали крестной смерти.
Таким образом, события, которые происходят с Артуром на Страстной седмице, отсылают читателей к событиям Страстей Христовых. Главный герой тоже оказывается предан в среду и схвачен в ночь с четверга на пятницу. Вскоре его бросают в карцер, "a dark, damp, filthy hole under ground" [10, p. 63] («темную, грязную дыру в подземелье» [3, c. 86]), что, возможно, должно напоминать о погребении Христа. Однако о Воскресении нет даже речи - напротив, после освобождения из тюрьмы Артур решает повеситься (в Евангелии говорится, что таким образом покончил с собой предавший Христа Иуда), затем, узнав о том,
что Монтанелли - его отец, он сокрушает распятие и инсценирует смерть, чтобы «начать новую жизнь».
Для окончательного понимания того, что происходит с Артуром, важно обратиться к завершающим первую часть текста строкам: "He curled himself up on the dirty floor; and, for the first time since his babyhood, settled himself to sleep without a prayer. The rats scurried round him in the darkness; but neither their persistent noise nor the swaying of the ship, nor the nauseating stench of oil, nor the prospect of tomorrow's sea-sickness, could keep him awake" [10, p. 88] («.. .Лег на грязный пол и в первый раз с младенческих лет заснул, не помолившись. В темноте вокруг него бегали крысы. Но ни их неугомонный писк, ни покачивание корабля, ни тошнотворный запах масла, ни ожидание неминуемой морской болезни - ничто не могло потревожить сон Артура» [3, с. 108]). Сознательно отказавшись от молитвы, Артур опускается на грязный пол и погружается в темноту, и его не могут пробудить ни звуки, ни прикосновения крыс, ни тошнотворный запах. Этот беспробудный сон символизирует смерть. Артур, действительно, умирает, если не физически, то, во всяком случае, духовно. Через тринадцать лет во Флоренции появляется не совсем он, и то, что ни джема, ни Мон-танелли не узнают его, не является случайностью и не объясняется обезобразившим его лицо шрамом.
Немаловажной чертой его внешности теперь является темный цвет лица: "He was as swarthy as a mulatto. His whole personality was oddly suggestive of a black jaguar" [10, p. 114] («Он был смугл, как мулат. Всем своим обликом он напоминал черного ягуара» [3, c. 130]). Следует отметить, что в ряде эпизодов, посвященных описанию этого «черного человека», присутствуют репрезентанты концепта death / смерть: "For the moment it was like the face of a corpse, then the lips moved in a strange, lifeless way" [10, p. 144] («На одно мгновение ей показалось, что перед ней лицо мертвеца; потом губы Овода как-то странно дрогнули» [3, c. 155]); "The Gadfly was too much exhausted to wake easily when once asleep. Hour after hour he lay absolutely motionless. Martini approached him several times during the day and evening, and looked at the still figure: but, except the breathing, there was no sign of life" [10, p. 164] («Овод был так измучен, что уснул как мертвый. Час проходил за часом, а он не шевелился. днем и вечером Мартини не раз подходил к кровати и вглядывался в это непод-
вижное тело - кроме дыхания, в нем не замечалось никаких признаков жизни» [3, c. 171]); "His voice died away in a strange, faint whisper. He was staring straight before him with a cold, fixed look, as if he were dead already. His voice was curiously lifeless and even" [10, p. 239] («Последние слова он произнес чуть слышным шепотом. Овод смотрел прямо перед собой холодным, остановившимся взглядом, как будто был уже мертв. Голос его звучал безжизненно и ровно » [3, c. 237]); ".He was seized with an unutterable dread of its shadowy presence - of the wounded hand, the smiling, cruel mouth, the mysterious eyes, like deep sea watef' [10, p. 267] («.Его сковывал страх перед этой тенью. израненная рука, жестокая улыбка на губах, взгляд глубокий и загадочный, как морская пучина» [3, c. 261]); "The Gadfly turned to him a spectral face" [10, p. 304] («Овод повернул к нему мертвенно-бледное лицо» [3, c. 294]); "He looked wan and spiritless" [10, p. 308] («Лицо у него было бледное и безжизненное» [3, c. 297]).
Когда этот революционер отправляется в поездку, связанную с переправкой оружия через границу, он говорит не о делах и не о свободе Италии. Напротив, этот человек, казалось бы, столь твердый и мужественный, много говорит о смерти, пугая Мартини и джем-му. "Would you have me wait till my grave opens of itself to swallow me up?" [10, p. 240] («Вы хотите, чтобы я ждал, когда могила сама поглотит меня?» [3, c. 238]) - заявляет он Мартини, который справедливо замечает, что с таким настроением нельзя отправляться в столь опасную поездку. Слова же, обращенные к Джем-ме, внушают еще больший страх: "When one of us dies, the other will remember this, we will forget this loud, insistent world. we will go away together, hand in hand; we will go away into the secret halls of death, and lie among the poppy-flowers. Hush! We will be quite stilF [10, p. 243] («Давайте помолчим. Когда один из нас умрет, другой вспомнит эти минуты. Забудем шумный мир. Пойдем рука об руку в таинственные чертоги смерти и опустимся там на ложе, усыпанное дремотными маками. Молчите! Не надо говорить» [3, c. 241]).
Кульминацией романа становится сцена, в которой Овод признается Монтанелли в том, кто он на самом деле. Тот восклицает: "You. used to be so full of the joy of life" [10, p. 301] («.Тебя, в ком было раньше столько радости, столько жизни» [3, c. 291]). Живой, обаятельный Артур, с готовностью игравший
с деревенской девочкой и одинаково готовый восторгаться редкими папоротниками и жареной курицей за обедом, действительно не похож на мрачного, смуглого Овода, в облике которого все напоминает о смерти. Более того, концепт death появляется и в описаниях людей, которые общаются с Оводом. Так, та же мертвенная неподвижность появляется и в облике Монтанелли: "His voice and bearing were those of a sleep-walker... The Cardinal did not awake from his stupor. He paused and looked back, with a ghostlike, still surprise" [10, p. 314315] («Он шел словно во сне. Кардинал стоял не двигаясь. Он остановился и бросил назад все тот же непонимающий, застывший, как у призрака, взгляд» [3, c. 302-303]).
Можно предположить, что перед нами не просто революционер и не только человек, вернувшийся из изгнания. В произведении явно присутствует мистический смысловой пласт, анализ которого заставляет вспомнить о многочисленных легендах, посвященных выходцам из могил, вампирам, живым мертвецам и т. д. С древности люди верили, что неправильно похороненные или оставшиеся без погребения (как Артур!) мертвецы способны вмешиваться в жизнь людей и причинять им зло. По свидетельству Я. Гримма, европейцы верили, что «есть и другие духи, не обретшие (или не вполне обретшие) мира и благодати, скитающиеся между небом и землей и иногда даже возвращающиеся в свои старые дома. Такие неупокоенные, блуждающие души, являющиеся людям, называются призраками, или привидениями» [1, с. 484]. Встреча с подобным существом, разумеется, не сулит ничего хорошего: оно норовит увлечь тех, кто попадается ему на пути, в мир мертвых. Так и происходит с тремя людьми, тесно общавшимися с Оводом: Монтанелли, Джеммой и Мартини. События, происходящие с ними, имеют не только реалистическое, но и мистическое значение. Например, революционер Мартини, который относится к Оводу не слишком тепло, тем не менее, строит совершенно трезвые, реалистичные планы помощи заключенному и, понимая, что тот дорог Джемме, даже решается пожертвовать ради его освобождения своей жизнью. Но когда он узнает о гибели Овода, читатель становится свидетелем его странных, отсылающих к мистическому пласту произведения мыслей: "Vanity of vanities; this also is vanity. He was to have died tomorrow. And now the land of his heart desire had vanished, like the fairy-land of golden sunset dreams that fade away
when the darkness comes; and he was driven back into the world of every day and every night ... of the old revolutionary mill-round that maketh the heart sick" [10, p. 316] («Суета сует. Вся жизнь полна суеты. Завтра он должен был умереть. А теперь желанная цель растаяла, как тают волшебные замки в закатном небе, когда на них надвигается ночная тьма. Он вернется в скучный мир - мир Грассини и Галли. Снова шифровка, памфлеты. Споры из-за пустяков между товарищами, происки австрийских сыщиков» [3, с. 304]). Думается, герой посвященного революции произведения не может рассуждать подобным образом, ведь у него осталось его дело, которому он с готовностью посвящает жизнь. Однако для Мартини после общения с Оводом революционная работа теряет смысл, превращается в "mill-round", рутину, которой Мартини охотно предпочел бы смерть, ставшую для него "fairy-land", сказочным избавлением. То, что трезвый, здравомыслящий член партии Мартини начинает рассуждать подобным образом, доказывает: он серьезно изменился, и виновником этого стал именно Овод.
То же происходит и с Джеммой, которая полностью меняет свои убеждения после встречи с Оводом. Если когда-то она говорила о недопустимости насилия и даже вреде террористических актов для освобождения Италии, теперь Джемма с готовностью «раскладывает на столе маленькие свертки с патронами» [3, с. 318], посвящая сортировке оружия все свое время. После случившегося сильно меняется и ее внешний облик: "She has grown to look ten years older in these few days, and the gray streak across her hair had widened into a broad band. She mostly kept her eyes lowered now; but when, by chance, she raised them, she shivered at the horror in their shadows" [10, p. 332] («За эти дни Джемма состарилась на десять лет. Едва заметная раньше седина теперь выступала у нее широкой прядью. Она почти не поднимала глаз, но если Мартини удавалось случайно поймать ее взгляд, он содрогался от ужаса» [3, с. 318]). Следует обратить внимание на появление в этом отрывке репрезентанта концепта death (смерть) - shadow (тень), который не раз присутствовал в описаниях Овода. Такое изменение облика происходит и с кардиналом Монтанелли, который вскоре погибает.
Создается впечатление, что Овод постепенно приобретает некую мистическую власть над людьми, с которыми общается. Это чувствует Джемма, со страхом замечающая, что он следит за ней странным взглядом: "As he looked
down at Gemma, smiling with half-shut eyes, in the subtle, sphinx-like way. the instinctive distrust with which he inspired her deepened into a sense of unreasoning fear" [10, p. 142] («Джемма чувствовала на себе загадочный, как у сфинкса, взгляд Овода. и ее инстинктивное недоверие к этому человеку усилилось, перешло в безотчетный страх» [3, c. 153]). Однако уже вскоре она, несмотря на страх перед ним, связывает себя обещанием работать с ним и в ответ на попытку Мартини предостеречь ее, заявляет: "I can't keep clear of him; and I can't explain to you why. We are tied together - not by any wish or doing of our own" [10, p. 200] («.. .Я не могу его оставить и не могу объяснить вам, почему. Мы связаны друг с другом. не по собственной воле» [3, c. 203]). Власть этого человека над собой ощущают и другие персонажи текста: от Мартини, когда-то не любившего Овода, но постепенно подпавшего под его власть, до английских бизнесменов, неожиданно соглашающихся на его уговоры безвозмездно участвовать в опасных и противозаконных контрабандистских операциях, и до солдат, охраняющих Овода в тюрьме. Полковник с раздражением замечает: "The fools are in love with him as if he were a woman" [10, p. 259] («Идиоты влюблены в него, как в женщину» [3, c. 254]). Такая привязанность совершенно разных людей к Оводу, который на протяжении всего текста предстает желчным, злоязычным человеком, не слишком склонным к мягкости или состраданию, носит сверхъестественный, не объяснимый с рациональной точки зрения характер.
Крайне важным для понимания образа этого персонажа является эпизод, в котором Овод и Джемма обсуждают влияние насилия на видящих его людей. Джемма, для которой революционная деятельность связана прежде всего с освободительной борьбой за Италию, с тревогой отмечает, что «в террористических убийствах самое страшное то, что они становятся чем-то заурядным, на них начинают смотреть, как на нечто обыденное» [3, с. 199]. Однако для ее собеседника ценность освобождения Италии от австрийского ига оказывается под сомнением. Он жаждет бороться не с властями, не с конкретными людьми, а с религией. Террористические акты, приучающие народ к лицезрению крови и к жесткости, разрушают веру в Бога, будят «зверя, дремлющего в человеке» [Там же, с. 196]. Позже, в разговоре с Монтанелли он признается, что жизнь нужна ему только для того, чтобы «бороться с церко-
вью» [3, с. 306]. Цель Овода поистине дьявольская, и неудивительно, что концепт devil / дьявол и hell / ад неоднократно получают репрезентацию в данном тексте.
Впервые образ ада появляется в первой части, когда Монтанелли и Артур путешествуют по Швейцарии и любуются видами гор. Глядя на темное, грозное ущелье, Артур в ужасе восклицает: "It is like hell" [10, p. 25] («Это похоже на преисподнюю!» [3, c. 54]). Монтанелли возражает ему, что это похоже на человеческую душу, не представляя, что говорит о душе своего любимца. Именно душу Артура скоро поглотит тьма. Овод признается Джемме: "I am afraid of the dark... the inner darkness" [10, p. 189] («Я боюсь. темноты. Меня страшит темнота внутренняя» [3, с. 189]). Символическое значение приобретает и образ утеса, который юноша сравнивает с мертвецом. Именно таким одиноким, оторванным от других «мертвецом» суждено стать Оводу. «Дантов ад» вспоминает Джемма, глядя на его лицо. "The devil gets into me" [10, p. 229] («Дьявол овладевает мной» [3, с. 228]), - говорит он ей. Самого Овода часто называют дьяволом. О демоническом начале говорит и его темное лицо, и сопутствующая ему цыганка, и его хромота. По свидетельству С. Максимова, существует поверье, что бесы «непременно хромые» [6]. О дьявольском начале напоминает и кличка главного героя - gadfly. В прощальном письме к Джемме он называет себя "a happy fly". Муха, мошка - один из символов дьявола, злого духа, имя которого «вельзевул» переводится на русский язык как «повелитель мух». Как отмечает Е.А. Таратута, давая герою это прозвище, Войнич «имеет в виду историю. Сократа»: он «сравнивает себя с оводом, который надоедает неторопливому коню, побуждая его действовать» [8, с. 27]. Это, конечно, справедливая трактовка, однако нельзя отрицать и существование иного, бесовского смысла клички этого революционера. Рассуждая о многочисленных выходцах из загробного мира, которые появляются в произведениях Байрона, Полидори. П. Мериме, О.И. Елисеева отмечает: «Желание мучиться и мучить, издеваться, дразнить, поглощать чужие чувства, а с ними и жизненную силу свойственно злым духам» [4, с. 379]. По мнению исследователя, к подобным героям относится и Печорин из романа «Герой нашего времени», «истинная красота которого остается внятной только очень юным людям. Интуитивно они ощущают родство» романа с текстами о вампирах, но «не всегда по-
нимают, в чем дело» [4, с. 380]. Популярность «Овода» среди юных читателей также может объясняться впечатлением, которое «неразгаданный роман о вампире» [Там же, с. 380] оказывает на неокрепшие души.
Дьявола часто называют «обезьяной Бога», и действия Овода соотносятся с действиями Христа, события второй части в искаженном виде представляют события Евангелия: проповеди, Тайной вечери (предлагая Джеме печенье, он произносит слова Христа, пародируя литургию), предательства, суда и крестных страданий. По крайней мере, с Христом сопоставляет себя сам Овод. Как замечает Л.А. Грицай, «для Овода есть еще один Человек, с которым он себя постоянно сравнивает. Это Христос. Герой - может быть, того и не осознавая - надева-ет на себя "маску" Бога и проходит с ней весь жизненный путь: от яростный проповедей до. страданий собственного расстрела. И на протяжении всей жизни он будет бороться с истинным Богом за любовь собственного отца, а когда поймет, что борьба бессмысленна, с горьким сарказмом скажет знаменитую фразу Юлиана Отступника: "Ты победил, Галилеянин"» [2].
Единственное евангельское событие, которое не происходит и не может произойти с Оводом, - это воскресение из мертвых. Перед расстрелом он шутит: "Perhaps you will lay a stone on the top to pre-v-vent a r-resur-rection 'after three days'? No fear. I shall lie as still as a mouse, just where you put me" [10, p. 311] («Может быть, даже на мою могилу положат сверху камень, чтобы помешать в-вос-кресению "через три дня"? Не бойтесь. Буду лежать смирно, как мышь, там, где меня положат» [3, c. 300]). Невозможность воскресения для него подтверждает и отчаявшийся, отрекшийся от своей веры кардинал Монта-нелли: ".He is dead and there is no resurrection" [10, p. 330]. Возвращение после тринадцатилетнего отсутствия не является воскресением, и когда, услышав, что Артур не утонул, Монтанелли шепчет ему: "Have you come back to me from the dead?" [10, p. 300] («Неужели ты вернулся ко мне?.. Воскрес из мертвых?» [3, с. 290]) - тот, дрожа, подтверждает: "From the dead. And you have to fight me, or to kill me" [10, p. 300] («Да,. и вам нужно бороться со мной или убить меня» [3, с. 291]). С выходцем с того света, действительно, нельзя не вступить в борьбу, ведь его цель - принести смерть живым. Об этой цели сам Овод заявляет крайне уверенно: "To kill rats" [10, p. 262] («Убивать крыс» [3, с. 257]).
литературоведение
Демоническое начало, таким образом, получает воплощение и в образе Овода, явившегося для борьбы с христианством. Апофеозом этой жуткой борьбы становится сцена окончательного отречения от креста, когда священник пытается приложить распятие к губам уже умирающего Овода и тот отталкивает его. Эта сцена также имеет переклички с советской литературой, например со стихотворением Э. Багрицкого «Смерть пионерки», героиня которого также, умирая, отталкивает крест. Таким образом, Овод, пародирующий жизненный путь Христа, является, по сути, Антихристом. Неслучайно он не отрицает бытие Бога, а, напротив, со злостью признает правдивость крестных мук христа, уверяя, что сам страдал еще больше.
Таким образом, в организации романа, который долгое время считался сугубо антиклерикальным, участвуют сугубо христианские архетипы. Е.А. Таратута писала, что «Овод страстно любит жизнь, дорожит ею, ценит ее» [9, с. 26], но анализ текста показывает, что первостепенную роль в создании данного образа играет концепт death / смерть. То, что Овод является революционером, не мешает ему быть к тому же воплощением демонизма, и роман Э.Л. Войнич, быть может, и не совсем по воле автора, должен служить современному читателю суровым предостережением.
Список литературы
1. Гримм Я. Германская мифология. М., 2019.
Т. 2.
2. Грицай Л.А. «Русская тема» романа Э.Л. Войнич «Овод» в контексте творчества С.А. Есенина, Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого [Электронный ресурс] // Филология и литературоведение. 2011. № 3. URL: http://philology.snauka.ru/2011/12/51 (дата обращения: 11.09.2020).
3. Войнич Э.Л. Овод // Собрание сочинений: в 3 т. М., 1975. Т. 1. С. 43-322.
4. Елисеева О.И. Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII - первая треть XIX века. М., 2014.
5. Есаулов И.А. Русская классика: новое понимание. СПб., 2017.
6. Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. М., 2018.
7. Митягина С.С. Овод, Корчагин, Мересьев: эволюция образа героя в системе советской идеологии [Электронный ресурс] // Гуманитарные научные исследования. 2011. № 4. URL: http://human. snauka.ru/2011/12/341 (дата обращения: 15.09.2020).
8. Островский Н. Как закалялась сталь. М., 1982.
9. Таратута Е.А. Этель Лилиан Войнич // Войнич Э.Л. Собрание сочинений: в 3 т. М., 1975. Т. 1. С. 3-40.
10. Voynich E.L. The Gadfly. Moscow, Foreign Languages Publishing House, 1958.
1. Grimm Ya. Germanskaya mifologiya. M., 2019.
T. 2.
2. Gricaj L.A. «Russkaya tema» romana E.L. Voj-nich «Ovod» v kontekste tvorchestva S.A. Esenina, F.M. Dostoevskogo i L.N. Tolstogo [Elektronnyj resurs] // Filologiya i literaturovedenie. 2011. № 3. URL: http://philology.snauka.ru/2011/12/51 (data obrashche-niya: 11.09.2020).
3. Vojnich E.L. Ovod // Sobranie sochinenij: v 3 t. M., 1975. T. 1. S. 43-322.
4. Eliseeva O.I. Povsednevnaya zhizn' russkih li-teraturnyh geroev. XVIII - pervaya tret' XIX veka. M., 2014.
5. Esaulov I.A. Russkaya klassika: novoe poni-manie. SPb., 2017.
6. Maksimov S.V. Nechistaya, nevedomaya i krest-naya sila. M., 201S.
7. Mityagina S.S. Ovod, Korchagin, Meres'ev: evolyuciya obraza geroya v sisteme sovetskoj ideologii [Elektronnyj resurs] // Gumanitarnye nauchnye issle-dovaniya. 2011. № 4. URL: http://human.snauka.ru/20 11/12/341 (data obrashcheniya: 15.09.2020).
S. Ostrovskij N. Kak zakalyalas' stal'. M., 19S2.
9. Taratuta E.A. Etel' Lilian Vojnich // Vojnich E.L. Sobranie sochinenij: v 3 t. M., 1975. T. 1. S. 3-40.
"A Happy Fly": the reflection of the symbolics of the novel "The Gadfly" by E.L. Voynich in the concept sphere of the text
The article deals with the analysis of the specific features of the representation and interpretation of the key concepts 'death', 'life', 'God', 'devil', 'resurrection' of the novel "The Gadfly" by E.L. Voynich. Nowadays it is necessary to read the novel with consideration to its symbolics. In the concept sphere of the text there is not only reflected the opposition of the Christian values and the revolutionary's views, but there is also heard the warning of the dire consequences of the refusal from the Christian traditions.
Key words: novel "The Gadfly" by E.L. Voynich, concept sphere, death, life, God, resurrection, devil.
(Статья поступила в редакцию 16.03.2022)
* *
*
