CC BY
82
N. F. Demidova, E. N. Kusheva, A. M. Persov; red. T. H. Kumy-kov, E. N. Kusheva. M., 1957. 479 s.
3. NogmovSh. B. Istorija adyhejskogo naroda, sostavlennaja po predanijam kabardincev [History Adyghe People Composed According to the Legends of Kabardians] / vstup. stat'ja i podgotovka teksta T. H. Kumykova. Nal'chik, 1994. 232 s.
4. Sokurov V. N. Iz istorii vzaimootnoshenij Kabardy i Kryma v konce XVII - nachale XVIII veka [From the History of Relations Between Kabarda and the Crimea at the end of XVII - beginning of XVIII century] // Sbornik statej po istorii Kabardino-Balkarii. Nal'chik, 1976. Vyp. X. S. 27-40.
5. Gardanov V. K. Obshhestvennyj stroj adygskih narodov (XVIII - pervaja polovina XIX v.) [The Social System of Adyghe people (XVIII - the first half of the XIX century)]. M., 1967. 331 s.
6. Dmitriev V. A. Konceptual'noe prostranstvo tradicionnoj kul'tury i prostranstvennoe povedenie narodov Severnogo Kavkaza [Conceptual Space of Traditional Culture and the Spatial Behavior of the North Caucasus] // Severnyj Kavkaz: chelovek v sisteme sociokul'turnyh svjazej. SPb., 2004. S. 31-104.
7. Gerber I.-G. Opisanie stran i narodov vdol' zapadnogo berega Kaspijskogo morja. 1728 g. // Istorija, geografija i jetno-grafija Dagestana XVIII-XIX vv. [Description of the Countries and Peoples Along the Western Shore of the Caspian Sea. 1728 // History, Geography and Ethnography of Dagestan XVIII-
XIX centuries]: arhivnye materialy / pod red. M. O. Kosvena i H. M. Hashaeva. M., 1958. S. 60-238.
8. Goff Le Zh. Civilizacija srednevekovogo Zapada [The Civilization of the Medieval West]. M., 1992. 376 s.
9. Mal'bahov B. K., Dzamihov K. F. Kabarda vo vzaimo-otnoshenijah Rossii s Kavkazom, Povolzh'em i Krymskim hanstvom (seredina XVI - konec XVIII v.) [Kabarda in Russia's Relations with the Caucasus, the Volga Region and the Crimean Khanate (mid XVI - the end of XVIII century)]. Nal'chik, 1996. 378 c.
10. Sokurov V. N. O haraktere russko-kabardinskih politicheskih svjazej v 70-h gg. XVII veka [On the Nature of Russian-Kabardian Political Connections in the 70s. of the XVII century] // Sbornik statej po istorii Kabardino-Balkarii. Nal'chik, 1976. Vyp. X. S. 3-14.
11. Kardanov Ch. Je. Put' k Rossii. Kabardinskie knjaz'ja v istorii otnoshenij Kabardy s Rossijskim gosudarstvom v XVI -nachale XIX veka [The Way to Russia. Kabardian Princes in the History of Relations of Kabarda with the Russian State in XVI -the beginning of XIX century]. Nal'chik, 2001. 431 s.
12. Arhiv instituta gumanitarnyh issledovanij Kabardino-Balkarskogo nauchnogo centra Rossijskoj akademii nauk [Archive of the Institute of Humanitarian Studies of the Kabardi-no-Balkar Scientific Centre of the Russian Academy of Sciences] (AIGI KBNC RAN). F.1. Op.1. D.14 a. L. 372.
Поступила в редакцию
28 октября 2014 г
УДК 94(47).084.1
а. ф. керенскии и его политическии дневник «издалека»:
оценки и комментарии
© 2014 г. И. М. Рыбаков
Рыбаков Игорь Михайлович -аспирант,
кафедра исторической политологии,
Институт истории и международных отношений,
Южный федеральный университет,
ул. Б. Садовая, 33, г. Ростов-на-Дону, 344082.
E-mail: rybakov_i_m@mail.ru.
Rybakov Igor Mikhailovich -
Post-Graduate Student,
Department of Historical Politology,
Institution of History and Foreign Affairs,
Southern Federal University,
B. Sadovaya st., 33, Rostov-on-Don, 344082, Russia.
E-mail: rybakov_i_m@mail.ru.
Рассматривается политическая карьера А. Ф. Керенского в эмиграционный период, в частности его работа по созданию политического дневника «Издалёка». Ключевыми вопросами для Керенского в эмиграции оставались проблема революций 1917 г. в России, а также проблема социализма и его российского варианта - большевизма. Керенский был уверен, что постбольшевистская Россия должна будет внимательно отнестись к «большевистскому наследству». При этом главной ценностью он признавал человеческую личность.
Ключевые слова: демократия, большевизм, социализм, капитализм, эмиграция, большевистское наследство.
The political career of A. F. Kerensky in the period of emigration, in particular his work on the creation of a political diary «Izdaleka» is considerd. The problem of revolutions of 1917 in Russia, as well as the problem of socialism and its Russian variant -Bolshevism remained the key issues for Kerensky in emigration. Kerensky was sure that postbolshevik Russia had to be attentive to «the Bolshevik Heritage » The main value that he recognized was the human personality.
Keywords: democracy, bolshevism, socialism, capitalism, immigration, the Bolshevik heritage.
Фигура А. Ф. Керенского вызывает сегодня неподдельный интерес, что делает данную тему весьма актуальной. Ей посвящены работы С. В. Тютюкина [1], В. П. Федюка [2] и др. Однако большинство историков исследует политическую карьеру А. Ф. Керенского в России, а эмиграционный период остаётся гораздо менее изученным.
Цель статьи - выявление оценок А. Ф. Керенского, обозначенных им в политическом дневнике «Издалёка», и уровня их концептуальности. Именно находясь в эмиграции, Керенский предстаёт не просто как политик, а как достаточно оригинальный теоретик, осмысливавший широкий спектр проблем. Вероятно, боль за судьбу русского народа и огромная любовь к Родине повлияли на то, что в Берлине, а затем и в Париже Керенский продолжал анализировать деятельность большевиков и посредством редактируемой им газеты «Дни» вскрывать истинную суть не искажённых большевистской пропагандой событий, происходивших в России в1917-1920-е гг.
В предисловии к политическому дневнику «Издалёка» А. Ф. Керенский подчёркивал: «Три с половиной года приходилось мне издалёка отстаивать интересы Родины, утверждая непреходящую ценность достижений Февральской революции, вскрывая реакционную сущность не только генеральского, но и большевистского самовластия... Готовясь вступить в период нового социального и политического строительства, нужно с определённостью и точностью представлять себе вчерашний день» [3, с. 105]. Из этого следует, что для Керенского анализ событий, произошедших в 1917 г., являлся наиболее важной в мировоззренческом смысле проблемой, ведь именно ей посвящена большая часть журнально-газетных публикаций 1920-1921 гг., которые собственно и составили первую книгу его политического дневника «Издалёка» (Париж, 1922). В своём письме к Е. К. Брешко-Брешковской от 20 февраля 1922 г. он писал: «Кончил сборник - "Издалёка". Собрал 59 статей по 7 разделам... Думаю, если дойдут до России, будет не бесполезно» [4].
В дальнейшем А. Ф. Керенский не единожды возвращался к этому вопросу в своих публикациях. Причиной было то, что, по его мнению, большинство россиян по обе стороны рубежа были знакомы с историей Февральской революции и с деятельностью её правительства исключительно по памфлетам защитников «правой» или «левой» диктатуры или по рассказам сторонников «павшей монархии». «Ещё и сейчас, -считал он, - вся русская печать питается враждебными легендами об этом времени» [3, с. 40].
В эмиграции Керенским был сделан вывод, что революция свергла самодержавие, но не смогла избавить страну от лишений, так как война не была завершена. Она истощила ресурсы страны до предела; вот в чём трагедия революции и русского народа, его «крестный путь».
Таким образом, трагедия 1917 г. состояла, по словам А. Ф. Керенского, в том, что «смешались две стихии - стихия революции, которой мы служили, и стихия разложения и шкурничества, на которой играли большевики» [3, с. 360]. Итак, трагическая борьба революционной государственности и «реакционной большевистской охлократии» [3, с. 347] закончилась торжеством последней, что привело к краху демократического режима в России в 1917 году. Тройная задача -восстановление государственного аппарата, преобразование политического и социального строя страны и борьба за её внешнюю независимость - оказалась невыполнимой в ситуации «двойного контрнаступления» немцев и большевиков.
Одной из ключевых тем, рассматриваемых Керенским в политическом дневнике, стала проблема социализма и его российского варианта - большевизма. На Западе в начале 1920-х гг. не существовало более или менее чёткого представления о большевистском режиме в России, который стал складываться после Октябрьского вооружённого переворота. Видимо, по этой причине А. Ф. Керенский предпринял ряд попыток представить анализ положения в России в докладах, с которыми он выступил в ряде европейских стран в течение 1920-1922 гг. (в частности, «Большевизм - первобытный капитализм», «Очередная задача» и т. д.) [3].
В представлениях многих европейских деятелей социалистического движения в начале 1920-х гг., по образному определению Керенского, основное место занимала мысль «о каком-то социалистическом Эльдорадо, существующем якобы на востоке Европы» [3, с. 136]. Таким образом, в общественном мнении на Западе зародился опасный социо-политический миф, не соответствовавший реальному состоянию дел в советской России.
Непонимание действительного содержания социальных явлений, по словам Керенского, лишало их всякой возможности предвидеть будущее и правильно наметить линию собственного поведения. Именно поэтому крайне важно было дать оценку политическим реалиям в России, сложившимся на начальном этапе формирования советского режима в стране.
Основу политического строя в России де-юре составляла система Советов солдатских, крестьянских и рабочих депутатов, они были объявлены единственными обладателями верховной государственной власти в стране, выразителями «действительной» воли рабочих и крестьян. Однако де-факто самовластие народных комиссаров «было не только антидемократичным, оно в то же время - антисоветским» [3, с. 138]. Данный вывод, по мнению Керенского, подтверждался фактом многочисленных разгонов в начале 1920-х гг. местных Советов, подозреваемых в противостоянии центральному правительству. Члены Советов являлись не свободными представителями народа, а простыми
чиновниками. Каждый из них был приписан к какой-нибудь административной комиссии, где, исполняя ту или иную вполне определенную роль, он подчинялся директивам Центрального исполнительного комитета в лице соответствующих комиссаров, облеченных всей полнотой власти.
Советская Россия, сделал вывод А. Ф. Керенский, была менее всего похожа на федеративную республику с верховной властью Советов. Скорее она походила на централизованную диктатуру комиссаров - членов одной партии, которые обладали ничем не ограниченной властью и решали самоуправно все основные политические и экономические вопросы.
В социально-экономической сфере А. Ф. Керенским констатировался полный провал всех сделанных большевиками попыток ввести социализм в деревне, что было очень важно, так как «в стране, где 80 % населения - хлебопашцы, совершенно невозможно проделать социальную революцию, не имея за собой деревни» [3, с. 141]. Также им было отмечено, что относительная политическая свобода в России являлась привилегией вновь созданной правящей касты в лице членов коммунистической партии, но никак не пролетариата, именем которого был совершен Октябрьский переворот и якобы уничтожены капиталистические отношения в стране.
Как считал автор, в действительности большевики не уничтожили и никогда не пытались уничтожить капитализм; они лишь разрушили ту его форму, которая содействовала продуктивности труда и улучшала его профессиональные условия только для того, чтобы «заместить ее затем низшими и паразитарными формами капитализма примитивного, которым они предоставили все возможности процвести и развиваться совершенно свободно» [3, с. 144].
По мнению А. Ф. Керенского, и это было его веским аргументом, большевики сами признали, что они не только не смогли уничтожить капитализм в России, но, напротив, их «коммунизм» сопровождался новым расцветом и укреплением капиталистического строя. Они ясно отдавали себе отчёт в том, что снятие блокады, восстановление торговых отношений с капиталистическими странами, предоставление концессий иностранным предпринимателям привели к возрождению элементов капитализма в стране. Таким образом, «...в России нет никакого коммунизма; нет ничего другого, кроме грубо изуродованного, искалеченного, первобытного и, однако, глубоко буржуазного и капиталистического строя» [3, с. 145].
Как считал Керенский, чтобы вполне вникнуть в сущность большевистского государственного и социального строя, необходимо понять, что он появился в четвертый год войны в стране, которая перед этим в течение трех лет испытывала страшные последствия блокады. Большевизм, по его словам, как первобытная форма государственной и хозяйственной жизни был следствием экономического разложения страны.
Очевидно, для того чтобы бороться с последствием какого-либо явления, надо сначала устранить его причину. «Большевизм - это, если хотите, социализм нищеты и голода, то есть отрицание социализма» [3, с. 146]. Именно поэтому он развился в странах наименее промышленных, как, например, Россия, и наиболее истощенных в результате ведения войны.
Подводя промежуточный итог состоянию государственного и экономического строя России, Керенский сделал вывод, что коммунистическим руководством страны осуществлялась по сути антисоциалистическая и антипролетарская политика, приведшая в результате к установлению «первобытного капитализма» к началу 1920-х гг.
Так как социализма не могло быть без демократии, то, следовательно, большевизм фактически не имел с ним ничего общего и в политической области. Советская форма социализма являлась, таким образом, «злейшим врагом не только крестьянства и интеллигенции, но и городского индустриального пролетариата» [3, с. 150].
В возможном развитии процесса «большевизации» той или иной страны Керенский попытался выделить некоторые характерные черты:
Во-первых, степень развития большевизма в любой европейской стране прямо пропорциональна степени ее военного истощения и обратно пропорциональна уровню и силе ее индустриального развития, и организованности ее пролетариата.
Во-вторых, в стране, «затронутой большевизмом», число его сторонников среди рабочих уменьшалось вместе с восстановлением промышленной жизни и с усилением классовой организованности рабочих масс.
Керенский полагал, что достаточно сравнить две страны - Англию и советскую Россию, - чтобы понять, что между «объективно революционным процессом послевоенной перегруппировки социальных и политических сил (Англия) и разложением всей политической и экономической жизни (Россия) нет ничего общего» [3, с. 151]. Это были два полюса, между которыми в разных соотношениях и распределялись в начале 1920-х гг. все формы и виды социально-политических процессов.
На примере России Керенский пришёл к следующему выводу: большевизм при известной степени экономического переистощения страны и морального ее переутомления может сделаться господствующей силой, но силой, разрушавшей все социальные и хозяйственные устои общества и даже уничтожавшей физически пролетариат. Если же, как показывал опыт Европы, большевистское движение ослабевало вместе с исчезновением явлений послевоенного истощения, то с совершенной очевидностью явствовало одно: «Большевизм как догма, как учение, как идеологическое построение разбито уже в начале 1920-х гг.» [3, с. 152].
Выходом из сложившейся ситуации, по мнению Керенского, должен был стать отход от идеологии, отри-
цавшей ценность человеческой личности как таковой. Прежде и раньше всего необходимо было покончить, по его словам, с психологией пролетарской изолированности, которая на практике выливалась лишь в самые грубые формы насилия меньшинства над большинством. Он смело утверждал примат всенародности как психологическую предпосылку всякого успешного революционного и вообще всякого политического действия в условиях XX в.
Керенский признавал человеческую личность безусловной самостоятельной ценностью, а её волю - самостоятельным фактором истории. Освобождение сознания от механически-фаталистического понимания исторического процесса - в частности, процесса развития революционно-освободительного движения -«было бы само по себе уже величайшим завоеванием, которое приблизило бы процесс рождения нового социально-политического строя» [3, с. 154].
Таким образом, Керенский призывал смело идти новыми путями демократического социального и политического творчества, помня, что не в эгоистической изолированности, а во всенародном служении найдут трудящиеся массы свое признание и свою победу. России было нужно «не только совершенное народовластие, но и социальная справедливость; не только воля, но и земля; не только свободный человек, но и его труд, как незыблемая основа всего социального строя» [5, с. 1].
По мнению Керенского, замена самых элементарных основ человеческого общежития одним террористическим насилием ничтожного меньшинства населения над его большинством, замена всех демократических принципов государственного строительства «железной дисциплиной», постепенно разложит носителей новой коммунистической государственности. Предоставленный самому себе, большевизм в своей эволюции мог превратиться в монархизм. Так произошло в Венгрии, в Баварии, в Финляндии, где большевики, оказавшись временно монополистами рабочего движения, весьма быстро сумели уничтожить всякий намёк на демократию.
Как считал Керенский, то же самое случилось бы и в России, если бы между «естественными союзниками и сотрудниками - коммунистами и монархистами - не был крепко вбит клин из их общих злейших врагов -социалистов и демократов, верных заветам народовластия и способных бороться с реакцией на два фронта» [6, с. 1]. Как показала Гражданская война в России, красный террор не удалось победить террором белым, «большевики справа», как называли монархистов представители социал-демократического лагеря, лишь поддержали своими действиями московских большевиков, ведь «красный террор всегда победит белый, ибо из двух сил, качественно равноценных, сила количественно слабейшая неизбежно будет побеждена» [7, с. 1].
Керенский в эмиграции яростно выступал даже против всяких намёков на новую «белую» интервен-
цию. Он полагал, что интервенция являлась несбыточным мечтанием, и разговоры о ней становились величайшим злом для дела действительного освобождения России. Более того, поддержку возможной интервенции против СССР Керенский считал изменой Родине.
Подводя итог, хотелось бы отметить, что для Керенского большевизм в России был во многом, как он неоднократно отмечал, тождествен примитивному капиталистическому строю, который был основан на наличии в стране капитала, хотя бы иностранного; буржуазии, в данном случае крестьянской; и свободной торговли. Строй, установленный в Советской России, оказался далёким от социалистического, так как «для большевистской диктатуры нужнее всего психология ненависти, мести и ужаса. Вне террора нет большевизма» [8, с. 1], что принципиально противоречило основным принципам социалистического устройства. Таким образом, построение коммунистического общества в его большевистском варианте оказалось полнейшей идеологической и социальной утопией, приведшей в итоге к кровавой анархии и многочисленным жертвам в ходе Гражданской войны.
Причём, по мнению А. Ф. Керенского, большевики ни в коей мере не осознавали и не выражали национальные интересы России. Первоначально они рассматривали её только как «факел», способный разжечь «пожар» мировой революции. Для них Россия была только случайным плацдармом для той пролетарской революции, которая должна была вспыхнуть на Западе. Он заявлял, что из всех культурных стран крестьянская Россия меньше всего была готова к осуществлению на практике социализма. В надежде на грядущую мировую революцию и для пропаганды примером, большевики развернули в 1918-1921 гг. целую программу так называемого коммунистического строительства.
Таким образом, А. Ф. Керенский считал, что:
- во-первых, большевики были вынуждены решать те насущные проблемы, которые стояли перед Россией, собственными методами, оказавшимися по своей сути антинародными. Концентрация всех ресурсов страны в руках государства привела к страшному падению народного благосостояния, а отсутствие чёткой политической программы преобразований, несогласованность действий большевистского аппарата, нежелание идти хотя бы на малейшие уступки обрекли большевистскую власть на провал;
- во-вторых, постбольшевистская Россия должна будет внимательно отнестись к «большевистскому наследству». Коренная ломка сложившихся в большевистской России в 1920-е гг. социально-экономических отношений недопустима в принципе, так как это привело бы к серьезным общественным потрясениям. К этому вопросу, считал Керенский, необходимо было подходить с точки зрения его значимости для общенациональных интересов. Эта позиция перекликается с точкой зрения В. М. Чернова, который в докладе о
новой партийной программе 8 сентября 1920 г. подчеркнул эту мысль, т. е. она являлась общей стратегической линией для социалистической центристской части эмиграции;
- в-третьих, неизбежна внутренняя борьба тех людей, которые будут не в силах мириться с большевистским режимом внутри страны, т. е. должна свершиться новая революция, которая свергнет большевиков. Но вместе с тем, он отмечал, что «новая власть» должна бережно отнестись к наследству, оставленному большевиками, проанализировать всю их деятельность для того, чтобы не повторить сделанных ошибок;
- в-четвёртых, на смену большевизму придёт новый, качественно отличавшийся от большевистского, капиталистический строй. Однако позицию большевизма он считал хорошим фундаментом для этого строя, который при грамотном анализе сможет стать основой прочной конструкции. Так, например, весьма выгодной он признавал политику большевиков в области сельского хозяйства, которая практически могла быть оставлена в неизменном виде и не требовала существенной доработки.
А. Ф. Керенский считал, что, несмотря на некоторый успех в экономике страны, все же существовал и ряд противоречий. Большевики, сделав отступления в экономике, не стремились реформировать политическую систему. Следствием этих противоречий явились трудности нэпа и проблемы социального развития огромной страны, приведшие к негативным результатам политики большевиков;
- в-пятых, подлинное освобождение России было возможно только в результате развития внутренних процессов, постепенно вызревавших в недрах большевистской России. Республиканско-демократическая перспектива страны не вызывала у него сомнений, как
Поступила в редакцию_
и у многих других теоретиков русского Зарубежья. Он не сомневался в демократическом будущем постбольшевистской России в политической области и либерально-буржуазном экономическом секторе.
Литература
1. Тютюкин С. В. Александр Керенский. Страницы политической биографии (1905-1917 гг.). М., 2012.
2. Федюк В. П. Керенский. М., 2009.
3. Керенский А. Ф. Дневник политика. М., 2007.
4. РГАСПИ. Ф. 274. Оп. 4. Д. 137. Л. 9.
5. Керенский А. Ф. Третья сила // Воля России. 1920. № 31.
6. Керенский А. Ф. Большевизм и монархизм // Воля России. 1921. № 177.
7. Керенский А. Ф. «На Шипке всё спокойно» // Воля России. 1920. № 53.
8. Керенский А. Ф. Заговоробоязнь // Воля России. 1921. № 305.
References
1. Tjutjukin S. V. Aleksandr Kerenskij. Stranicy politicheskoj biografii (1905-1917 gg.) [Alexander Kerensky. Pages of Political Biography]. M., 2012.
2. Fedjuk V. P. Kerenskij [Kerensky]. M., 2009.
3. Kerenskij A. F. Dnevnik politika [The Diary of Politician]. M., 2007.
4. RGASPI. F.274. Op.4. D.137. L.9.
5. Kerenskij A. F. Tret'ja sila [Third Power] // Volja Rossii. 1920. № 31.
6. Kerenskij A. F. Bol'shevizm i monarhizm [Bolshevism and Monarchism] // Volja Rossii. 1921. №177.
7. Kerenskij A. F. «Na Shipke vsjo spokojno» [Shipka all is Quiet] // Volja Rossii. 1920. № 53.
8. Kerenskij A. F. Zagovorobojazn' [Fear of Conspiracies] // Volja Rossii. 1921. № 305.
_15 октября 2014 г.
