Научная статья на тему 'А. А. Сидоров. Песнь о моей Мурке: история великих блатных и уличных песен'

А. А. Сидоров. Песнь о моей Мурке: история великих блатных и уличных песен Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
542
76
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «А. А. Сидоров. Песнь о моей Мурке: история великих блатных и уличных песен»

МАССОВАЯ КУЛЬТУРА

А.А. Сидоров

ПЕСНЬ О МОЕЙ МУРКЕ: ИСТОРИЯ ВЕЛИКИХ БЛАТНЫХ И УЛИЧНЫХ ПЕСЕН*

Многим понятно, что уголовно-уличный фольклор - неотъемлемая часть российской культуры. Очевидно, что за ней стоит нечто большее, чем пропаганда уголовщины. Что-то действительно способное тронуть человека. Эта песенная культура существовала неофициально, подпольно - но была не менее популярна, чем официальная эстрада. Русская блатная, или, правильнее сказать, уголовно-арестантская песня берет начало от песни разбойничьей. При этом надо отметить, что русская разбойничья песня тесно связана с традициями песни народной (те же стилистические приемы, простой язык), отличаясь от нее лишь по тематике.

Причина, которая делала разбойничьи песни истинно народным достоянием, а не замкнутым фольклором преступников, состояла в том, что разбойник русских народных песен - прежде всего свободный, «вольный» человек. Закон для него - его собственная воля (ее синоним в русском языке слово «свобода»), тяга к которой заложена в генетическом коде русского народа. Разбойник - это бесшабашный, удалой молодец, который является в некотором смысле и народным мстителем, поскольку грабит и убивает богатых. Нередко он - жертва

* Сидоров А.А. Песнь о моей Мурке: История великих блатных и уличных песен: «Мурка», «Гоп со смыком», «С одесского кичмана», «Цыпленок жареный», «Купите бублички», «Постой, паровоз» и др. - М.: ПРОЗАиК, 2010. - 368 с.

несправедливой случайности и поэтому частично оправдан во мнении народа, выступает не злодеем, но страдальцем.

В советское время мощным проводником и популяризатором уголовно-арестантской культуры русского народа выступила интеллигенция. Прошедшие сталинские лагеря интеллигенты почувствовали привлекательность, прелесть, связь с корнями русской (и не только русской) культуры и языка низовой, блатной народной культуры. Для интеллигенции эти песни символизировали свободу, непокоренность, противостояние фальши и лжи. Неважно, что героями были урки, -инакомыслие тут выражалось на понятном всем языке. И свобода эта -не в том даже, чтобы противостоять государственной политике. Это поэтика свободного общения, дружеского круга, какого-то чудесного романтического братства - пусть даже с уголовным антуражем. Отсюда протягивается ниточка к бардовской песне, какими бы далекими эти явления ни казались на первый взгляд.

Вершиной уголовной песенной классики является знаменитая «Мурка». Первоосновой «Мурки» стала известная одесская песня о Любке-голубке, которая появилась в начале 20-х годов прошлого века. Есть основания предполагать, что первоначальный, не дошедший до нас текст «Любки» значительно отличался от поздней «Мурки». Уже впоследствии в результате многочисленных переделок «Любка» сначала превратилась в «Машу», затем в «Мурку».

В ранних вариантах песни героиня выведена не в качестве «авторитетной воровки», каковой является в «классической» Мурке. Маша рисуется как любовница уркаганов. В песне повествуется лишь о совместных кутежах, нет даже упоминания о «воровской жизни», а также о том, что «бандитку» «боялись злые урки» и тем более об агенте уголовного розыска Мурке. Все это пришло позже, когда песня из Одессы вышла на широкие просторы СССР и попала в столицу. Наиболее вероятным прототипом Маруси Климовой, или по-другому Мурки, можно назвать Марию Евдокимову - сотрудницу ленинградской милиции, которая была внедрена в лиговскую банду. В соответствии с другим вариантом имя «Мурки» могло использоваться как определение женщины - агента Московского уголовного розыска (МУР).

Несмотря на необыкновенную популярность «Мурки» среди широких масс населения, к ней в воровской среде с начала 30-х годов 162

появляется пренебрежительное отношение. Этому послужило упоминание в песне бандитов и хулиганов в положительном контексте. Дело в том, что в 1937 г. все хулиганские дела, как классово чуждое явление, подвели под 58 статью - «контрреволюционные преступления», сближавшуюся с бандитизмом. С бандитами воровской мир разошелся еще раньше, когда в 1926 г. за бандитизм - статья 593 - стали давать «высшую меру социальной защиты».

Подобная мера была ответом на разгул преступности, особенно на действия вооруженных банд босяков и беспризорников, во главе которых часто стояли царские и белые офицеры, деклассированная интеллигенция и другие выходцы из «имущих классов».

Воры, мошенники, грабители при этом «считались социально близкими» новой власти и потому получали за свои «шалости» небольшие сроки. Таким образом, хулиганы и бандиты, выступавшие в качестве героев в песне «Мурка», стали рассматриваться воровским миром как «недостойные» представители «благородного шпанского братства». При этом надо отметить, что и власть реагировала на «Мурку» очень болезненно.

Огромное количество вариантов «Мурки», постоянная шлифовка текста многими арестантскими поколениями снимает вопрос об авторстве песни. При всем множестве можно упомянуть «Амурскую Мурку», которую поют в Амурской области; «Еврейскую Мурку», называемую «Суркой», где задействованы Рабинович, Мойша и Сара, а также особо стоит отметить «Челюскинскую Мурку». Это переделка известной песни, рассказ о полярной эпопее в ироническом ключе, что стало результатом народного творчества, реакцией на пропагандистскую трескотню плачевно закончившейся челюскинской экспедиции, которую власть попыталась превратить в героическое торжество социализма.

Существует и подцензурный вариант «Мурки», но это просто городской или жестокий любовный романс с трагической концовкой. Он был опубликован в «Новом песеннике» В.В. Гадалина, изданном еще в Латвии до Великой Отечественной войны.

По популярности в истории советского песенного фольклора с «Муркой» может поспорить песня «Гоп со смыком». Ни одна из уголовно-арестантских песен, включая ту же «Мурку», не может похвастать таким огромным количеством переделок, живших и до сих пор

живущих в народе. На мотив «Гопа» написана и хулиганская «По бульвару Лялечка гуляла», и «Ох, Москва, Москва» - песня Солов-ков, и «Стройка Халмер-Ю не для меня», «Гоп со смыком, Кировский завод», «Начальник Барабанов дал приказ», а также «Гоп геологов», «Гоп медиков», «Солдатский Гоп» и много-много других.

«Гоп со смыком» обладает всеми признаками типичной народной баллады: ее сюжет развивается от четверостишия к четверостишию; дано описание жизни героя от рождения до завершения. Такие песни люди всегда любили петь вечерами в кругу родных и друзей.

Выражение «гоп со смыком» связано со «специальностью» уголовников - так называемым «гоп-стопом», уличным грабежом. А его разновидность, грабеж «на испуг», когда грабитель внезапно налетает на жертву, ошеломляя ее, обчищает (часто с применением насилия) и так же внезапно исчезает, назывался в старину «гоп со смыком». Слово «гоп», согласно «Толковому словарю» Даля, означает прыжок, скачок или удар. «Смык» в данном случае означает вовсе на смычок, но является синонимом слова «шмыг» и образован от глагола «смык-нуть» («шмыгнуть»).

Упоминание в песне бандита в положительном смысле («Если рожа не подбита, недостоин ты бандита») позволяет отнести рождение песни к периоду до 1926 г. Достаточно уверенно можно констатировать, что место рождения баллады - уголовная среда Киева. Об этом свидетельствует не только устойчивый мотив о рождении героя на Подоле - бандитском районе Киева, но и наличие среди старых записей украинизированных вариантов песни.

Краткое содержание песни состоит в следующем: ее герой вор, пьяница, картежник, уличный хулиган, «не вылазящий» из тюрьмы, умирает (или гибнет в неудачном деле). После смерти он попадает на Луну, которая в песне ассоциируется с адом (где учиняет дебош из-за того, что там нет водки), и в рай (где берется за свое привычное ремесло). С награбленным добром герой возвращается на землю и живет богато до своей «окончательной» смерти, после которой, впрочем, снова оказывается на небе.

Интересно отождествление Луны с адом. Вероятно, это имеет отношение к прочно закрепившемуся в 30-е годы в воровском фольклоре поверью о том, что после смерти воры попадают на Луну и к распространенной в славянском фольклоре ассоциации Луны с за-164

гробным миром, с областью смерти, которая противопоставляется Солнцу как божеству дневного света, тепла и жизни.

Значительная часть песни отведена рассказу о пребывании героя в раю. Этот сюжет, как и сюжет о пребывании героя в аду, распространен в славянском фольклоре. Наиболее перекликающийся с «Гопом» источник - древнерусская «Повесть о бражнике како внииде в рай». «Гоп со смыком» продолжает традицию издевательской насмешки над святыми, начатой в «Повести о бражнике», а также обнаруживает связь со многими другими богохульными песенками. Обращает на себя внимание незаурядная для низовой песенной традиции в сочетании с ни чем не сдерживаемым богохульством богословская эрудиция авторов. Это позволяет довольно уверенно предположить, что «Гоп со смыком» скорее всего был составлен в деклассированной среде бывших семинаристов или низшего духовенства. О том же свидетельствует и тема пьянства - излюбленная в антицерковной сатире в самой церковной среде.

Участие в создании «Гопа со смыком» образованной, хоть и маргинальной части священнослужителей позволяет с достаточной степенью очевидности определить историческую литературную традицию, которая явно повлияла на возникновение мотива насмешки над святыми. Это роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», пользовавшийся в семинарской среде особой популярностью. Именно в рассказе Пантагрюэля о пребывании его друга Эпистемона на том свете мы встречаемся с мотивами пьянства, распутства, воровства, торгашества и прочих грехов, творимых «святыми» людьми, перекочевавших и в «Гоп со смыком».

Обилие богохульных мотивов было связано с тем, что в уголовном мире царской России уважения к религии и ее служителям не было, поскольку Церковь как социальный институт освящала все несправедливости, творимые государством. С приходом к власти большевиков, развернувших политику антирелигиозной пропаганды, уголовники и вовсе потеряли к священнослужителям всякое почтение. Поэтому созданный в первой половине 20-х годов «Гоп со смыком», поначалу повествовавший лишь о похождениях лихого грабителя, с расширением официальной богоборческой кампании получил яркую богохульную окраску. Однако позднее, в 30-е годы, насмешки над обитателями рая практически исчезают из уголовной баллады.

В значительной мере это было связано с новой политикой Сталина, который был вынужден отказаться от многих большевистских идеологических перегибов. В определенной мере этому способствовала необходимость противостоять германскому фашизму. Воровской мир своевременно уловил эти перемены. Щеголянье «верой христовой» становится после этого среди уголовников особым шиком.

Одной из популярных переделок уркаганского «Гопа» применительно к политической ситуации конца 30-х годов явился так называемый дипломатический «Гоп со смыком». Это уличная, хулиганская, полная ненормативной лексики, но, как бы по тогдашним меркам, патриотическая песня - наши ответы генералам из вражеских блоков, покушающихся на наши земли.

Жизнь «Гопа» продолжалась и после войны, отражая уже новые реалии.

Основой и для мелодии, и для текста песни «С одесского кич-мана»1 послужили солдатские и казачьи фольклорные песни, а также романс на стихи русского поэта XIX в. Михаила Михайлова «Во Францию два гренадера из русского плена брели» (перевод из Генриха Гейне). В качестве одного из источников для создания своей пародийной песни этот материал в 1931 г. использовал Борис Тимофеев.

Леонид Утёсов сразу включил «Кичман» в репертуар своего джаза. Песня пользовалась бешеной популярностью. Однако советские «генералы от искусства» были крайне недовольны героизацией бандитов и уголовников. И петь Утёсову блатные песни с эстрады было запрещено. Но несмотря на это песня жила. Во время Великой Отечественной войны песня о двух уркаганах отправилась на фронт. Утёсов, будучи на фронте с выступлениями, не имея возможности спеть бойцам «канонический» текст, исполнял песню на старый мотив, но с новыми словами. Называлась эта переделка «Песенка о нацистах». Авторство текста принадлежит тромбонисту утёсовского джаза Илье Фрадкину.

Песня про «Кичман» продолжает свое существование не только в своем «классическом» виде, но откликаясь иногда на злободневные события.

1 Кичман - также «кича», «кичеван» - тюрьма, следственный изолятор.

Казалось бы, в песне «На Дерибасовской открылася пивная» одесский колорит настолько явен, что нет никаких сомнений в том, где эта песня родилась. Однако в первоначальном варианте песни улица была не Дерибасовской, а Богатяновской, которая находится в Ростове. Там расположена знаменитая Богатяновская тюрьма, или «Богатяновский централ» № 1. И старые «сидельцы» хорошо знают, о какой именно пивной идет речь в песне.

Песенный сюжет об открывшейся и закрывшейся пивной оказался востребованным в Одессе потому, что история эта идеально накладывается на историю знаменитого пивного погребка «Гамбринус», описанного Куприным.

Песня о пивной положена на мотив аргентинского танго композитора Анхеля Виллольдо. Автор текста песни неизвестен. Но можно определенно сказать, что источником вдохновения сочинителя скорее всего явился русский текст танго «В далекой солнечной и знойной Аргентине».

«Марсель» - одна из самых популярных блатных песен. Несколько поколений россиян считают ее «народной». Однако автор у этой песни есть. «Марсель» (или - «Жемчугу стакан», как назвал песню сам сочинитель) написал в ссылке Ахилл Левинтон - филолог-литературовед и переводчик, в 1949 г. арестованный в ходе антиеврейской кампании. В песне высмеивается шпиономания, развернувшаяся в советском обществе с середины 20-х годов. Песня прекрасно стилизована. Левинтон очень точно отобразил менталитет уголовников 30-х годов, да и вообще психологию советского обывателя.

Уличная песенка «Цыпленок жареный» была очень популярна в годы Гражданской войны и поется до сих пор. Она даже вошла в детский фольклор. Хотя за непритязательными стишками скрыт более глубокий смысл - в них отразились события российской истории. Ориентируясь на упоминания в песне полицейских и Невского проспекта, можно сказать, что песня родилась еще до революции в Петербурге. Хотя все остальные атрибуты песенки явно указывают на то, что речь идет о периоде Гражданской войны.

Цыплятами на питерском жаргоне начала ХХ в. называли мелких уличных торговцев, крестьян, приехавших из Прибалтики или Финляндии торговать на городские рынки. Они были пугливыми как цыплята, потому что их постоянно гоняли полицейские.

Существование московской версии с упоминанием московских реалий свидетельствует лишь о том, что свой расширенный вариант имелся и в Москве, как он имелся и в Киеве. Зато кадеты и Советы -явное указание на Петроград эпохи двоевластия.

«Шарабан»1 относится к числу самых знаменитых песен времен революции и Гражданской войны, хотя на самом деле эти шансонные куплеты появились, по мнению ряда исследователей, еще в начале ХХ в. и позднее послужили основой для множества переделок.

В 1917 г. песня «Шарабан» стала паролем антибольшевистской организации в Самаре, а в 1918 г. - боевым гимном Поволжской Народной армии под командованием полковника Каппеля. Сразу же после разгрома каппелевской армии и слияния ее остатков с армией Колчака появилось множество переделок песни. Причем с обеих враждующих сторон. По воспоминаниям генерала Краснова, когда «Шарабан» пели большевики, неистовая, невыразимая скука царила кругом. Впоследствии рефрен «Ах, шарабан мой, ты шарабан» встречается в «Амурской партизанской» песне, вошедшей в сборники революционных песен. Она посвящалась адмиралу Колчаку (Шинель английский,/ Мундир французский,/ Табак японский,/ Правитель омский). В 1920 г. приходит черед атамана Семёнова - «Семёновский шарабан». Затем один за другим появляются «Шляхетский шарабан», «Врангельский шарабан», «Шарабан изменника», «Шарабан Дите-рихса».

Но по России пошел гулять все-таки «каппелевский» вариант -с гимназисткой, бежавшей из-под Симбирска.

«Кирпичики» - широко распространенная и по сей день лирическая баллада эпохи нэпа на пролетарскую тему. Текст «Кирпичиков» написал поэт Павел Герман, создавший такие шлягеры, как романс «Только раз бывают в жизни встречи», «Последнее танго» и «Марш авиаторов».

Что же касается музыки, то, по воспоминаниям первой исполнительницы «Кирпичиков» Клавдии Шульженко, композитор Кручи-нин обработал для этой песни мелодию известного вальса «Две собачки».

1 Шарабан-американка - легкий экипаж на двух высоких колесах с дутыми шинами. 168

В 1925 г. «Песню о кирпичном заводе» поет уже вся страна. Тогда же выходят и первые пластинки с записями «Кирпичиков». В том же году появляется спектакль «Кирпичики» и кинофильм с тем же названием и на тот же сюжет: на кирпичном заводе провинциального города перед революцией работает девушка Маруся. Она любит молодого революционера-рабочего Семёна. Приказчик Пашка, влюбленный в Марусю, доносит на Семёна в полицию. Затем - побег, встреча, расставание... В дни Октябрьской революции Семён - в рядах, штурмующих Зимний дворец. А через несколько лет, став директором кирпичного завода в родном городке, главный герой вновь встречает Марусю.

С этого времени стали возникать многочисленные варианты песни, посвященные злободневным темам: растратчикам, алиментщикам и пр. Появились «Гаечки», «Шестереночки», а также вариации на криминальные темы. Однако в памяти народной по сей день остался так называемый «босяцкий» вариант, возникший в разгар нэпа, когда в обществе насаждалось активное неприятие нэпманов. В нем рассказывается о том, как двое налетчиков грабят на улице буржуйскую парочку. Хотя сюжет песни абсолютно не имеет отношения к Сеньке и пролетариям, легко заметить, что отдельные строки перекочевали из оригинала в уркаганскую версию.

Песня «Купите бублички» тоже родилась во времена нэпа и приобрела необычайную популярность - в том числе в босяцкой и уголовной среде. В тексте есть недвусмысленные указания на время создания песни. Так, в нем упоминается «инспектор с папкою», который «грозит на бублики забрать патент».

По поводу автора песни существуют расхождения. По свидетельству одних, авторство принадлежит Леониду Тимофееву, члену-корреспонденту АН СССР, известному литературоведу, занимавшемуся в молодости сочинительством. По мнению других, известному одесскому поэту Якову Петровичу Давыдову, более известному как Яков Ядов.

В начале 30-х годов «Бублички» включает в свой репертуар Юрий Морфесси - «Боян русской песни», как его называли современники. Однако это был облегченный вариант текста. Социальные мотивы (повествующие о том, как самодеятельные предприниматели боятся инспектора «с толстой палкою» и милиционера, проверяюще-

го патенты на торговлю) и связь с советскими реалиями напрочь пропадают, и песня превращается в веселый шлягер о предприимчивом торговце.

О популярности «Бубличков» в СССР свидетельствует и одна из переделок времен Великой Отечественной войны неизвестного автора о переживаниях человека, угнанного на работу в Германию. Позднее, уже после войны, песня про бублички вошла в репертуар дуэта «Сестры Берри», которые исполняли ее на идиш. Как и вариант Морфесси, он очень отличался от оригинала.

Невозможно отрицать еврейские корни песни «Купите папиросы» («Папиросн»). По мнению ряда исследователей, она написана на мотив неизвестного автора, бытовавший в еврейской среде Восточной Европы еще в XIX в. Уже в 1910-х годах эта песня была записана на одной грампластинке со знаменитой «Семь-сорок» варшавской фирмой «Сирена-Рекордс». На пластинке она именовалась как «Милаша-молдаванка» и была во время Гражданской войны и нэпа очень популярна. Традиционно авторство текста на идиш приписывается актеру и режиссеру Герману Яблокову, родившемуся в Гродно и в 1924 г. эмигрировавшему в США.

Канонический русский текст, повествующий о слепом мальчике, легко находит аналоги в еврейском фольклоре. Текст выстроен по образцу еврейской народной «Песни нищего».

Большой интерес вызывает творчество беспризорников времен Гражданской войны и нэпа. К началу 30-х годов те беспризорники, которые не отошли от уголовщины, повзрослели и объединились с представителями преступного мира. Естественно, частью блатной субкультуры стали и песни беспризорников и босяков, в которых как таковой отсутствует уголовный элемент, но присутствуют «жалостливые», а также разухабистые, разгульные мотивы. Можно упомянуть такие песни, как «Позабыт, позаброшен», «По приютам я с детства скитался», «Цыц вы, шкеты под вагоном!» и др.

Т.А. Фетисова

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.