CC BY
17
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ
ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
-р-
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
3
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2.8
рефераты 98.03.001 -98.03.027
МОСКВА 1998
МЕТОДОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ РАЗВИТИЯ НАУКИ
98.03.009. ФУЭНМАЙОР Р. ИСТОРИЧЕСКИЙ СМЫСЛ НЫНЕШНЕГО СИСТЕМНОГО МЫШЛЕНИЯ
FUENMAYOR R. The historical meaning of present systems thinking // Systems research a. Behaviorial science. - 1997. - №7. - Vol.14, №4. -P.235-248.
Исследователь из Венесуэлы считает, что вся история европейской, или западной, культуры - это история возникновения у людей системного мышления и его эпохальных трансформаций от так называемого "жесткого" системного мышления к "мягкому".
"Что такое системное мышление?" - пишет автор. Это, метафорически говоря, способность человека распознать "ловушку" для него, именно тем, что человек всегда "подозревает": видимая вокруг него жизнь прячет в этой своей видимой непосредственности какой-то смысл, ради которого все и происходит. И человек именно в силу того, что он - человек, носитель идеи существования как смысла существования, придумывая для всего смысл, как бы успокаивает свою мнительность неким знанием о том, что мир не таков, каким кажется, и что он, человек, сумеет поэтому избежать "ловушек", уготавливаемых ему кажимостью мира.
Такая "подозрительность" человеческого разума породила целую культуру, которую называют европейской, или западной, но которую точнее всего называть культурой системного мышления. Платон, внятно сформулировав свою знаменитую теорию "вечных идей", призванных придать "истинный смысл" видимому нами миру преходящих вещей и событий, просто выразил ментальность "подозрительных" людей, их боязнь попасться в "ловушку" кажимости и в итоге их поклонение Смыслу, Порядку, Системе, Стабильности, Предсказуемости.
Сама платоновская философия констатировала, что сложился именно "жесткий" стереотип системного мышления, проявившийся в том, что Смысл, Порядок и Система мыслились людьми не как их собственный добровольный выбор, но как безоговорочное внешнее принуждение, как норма, подчинение которой оправдано уже тем, что она просто физически существует: существует "мир идей", и с этим ничего не поделаешь, не признавать его нельзя.
Так, парадоксальным образом, ранний опыт мировоззренческого оформления в принципе присущей человеческому разуму "подозрительности", или критичности, что, собственно, и указывало на природное свободолюбие человека, вылился в утверждение для людей устава несвободы, лишение их самого принципа выбора - вся ответственность за Смысл, Систему и Порядок возлагалась на внешний и независимый от индивида "мир идей". Люди перехитрили сами себя: избегая "подвоха" видимого мира, они попали в ловушку собственной несвободы.
Но логика "подозрительного" человеческого разума как раз в том и проявилась, что такой разум, в принципе настроенный везде видеть "ловушки", не мог долго мириться с ловушкой несвободы -это означало бы утрату человеческим разумом критичности, его полную покорность какой-то непонятной, нечеловеческой силе, признание человеком фатальности своего и всего существования. Между тем, и это было очень симптоматично, даже в Древней Греции фатализм не приветствовался - не случайно в древнегреческой мифологии даже боги не могли знать свою судьбу, что можно истолковать и так: судьба - "темное" дело, вроде бы она есть, а вроде бы ее и нет.
И эта нерешительность разменять принцип критического разума на системное мышление как несвободу и фатализм сказалась уже у Аристотеля, расхождение которого с Платоном в отношение статуса "мира идей" было бы недальновидно понимать только как интеллектуальный спор. Аристотель, утверждая, что общее существует не отдельно от и не до единичного, а в единичном и лишь через единичное познаваемо, исправил "промах" Платона, опрометчиво принесшего критическое, или свободолюбивое, мышление в жертву мышлению системному. Аристотель снял оппозицию между систем-
ным мышлением и свободой, указар, что "мир идей" как источник Смысла, Системы и Порядка - это все тот же видимый мир, смысл, система и порядок которого доступны каждому, кто только даст себе труд открыть их в этом мире для себя. И ключевой здесь термин -"собственный выбор каждого" в отношении приобщения или неприобщения к "миру идей", т.е. у Аристотеля "мир идей" - уже не безоговорочная "норма" для всех людей(и всего сущего), а индивидуальная "ценность".
Этот принцип свободы у Аристотеля, соединенный с принципом системного мышления, - многозначительный ранний символ европейской ментальности, ранний прецедент утверждения в европейской культуре самоценности свободы именно как критического разума, т.е. сознания, всегда подозревающего обманчивость рутинного и благополучного течения жизни, всегда усматривающего в жизненной идиллии очертания "ловушки" и потому всегда готового "проверять на прочность" видимое благополучие.
Тем не менее Платон "озвучил" психологически довольно комфортные условия человеческого существования - люди отдают столь обременительную для них личную ответственность за свою жизнь судьбе в виде "мира идей", теперь просто выполняя его "команды", и им уже не надо заботиться ни о каких "ловушках", коль скоро "мир идей" и есть сам по себе вечная истина, надежная защита от плена мнимостей. И люди не очень спешили отказаться от такого психологического комфорта, загнав аристотелевскую "поправку" платоновской философии несвободы в глубь своей ментальности и просуществовав так, "по-платоновски", в течение всего средневековья.
Действительно, в средневековой Европе осуществилась политизация платоновского "жесткого" системного мышления - "мир идей" как теоретическая возможность для человека обрести психологический комфорт в собственной несвободе(отказе от самостоятельного выбора) превратился в Бога как уже политическую силу, принуждавшую каждого к "счастью" отказа от собственного выбора. Несвобода перешла из разряда, быть может и желанного, психологического состояния в разряд политического режима, политического
насилия над людьми. В отличие от платоновского "мира идей", единый Бог был вполне "земным градом", и его вполне представляла такая политическая сила, как Церковь. Недаром священники изобрели герменевтическую традицию - толкования священных текстов, а в сущности, присвоили себе право от имени Бога сообщать людям так называемую "истину откровения", т.е. по своему усмотрению учить людей, что им думать и как им поступать. И не случайно Церковь показала себя воинствующей в прямом смысле слова, развязывая межгосударственные войны и осуществляя инквизиционное насилие в обществе. Политическое восторжествование платоновского "жесткого" системного мышления в средневековой Европе явилось в основе своей ментальной революцией в сравнении с античной эпохой, где уже Аристотель "смягчил" Платона, и эта ментальная революция вылилась не в Европу Бога, но Европу авторитарных политических режимов.
Как бы то ни было, аристотелевский намек на "мягкое" системное мышление, когда Смысл, Система и Порядок существуют для человека н(г как внешнее его принуждение, но внутри него самого, и сам он волен открыть их для себя, вновь дал о себе знать в европейской ментальности - и это была очередная ментальная революция - в эпоху вхождения европейской культуры в модернистское (современное) русло своего развития. И уже сам факт наступления европейского модернизма как определенного возврата к античности свидетельствовал о некоем векторе европейской ментальное™, ушедшем несколько в тень в средневековой Европе. Вектор этот -свобода, идея которой не могла не стать рано или поздно приоритетной именно потому, что свобода как раз и оказалась политически гонимой в течение целой эпохи: ментальность подавлялась политически, и такая ситуация когда-то должна была обернуться разрушением политического авторитаризма и прежде всего в лице Церкви
Этот процесс политической демократизации и секуляризации и взял начало в модернистской эпохе, идеология которой точно выражалась словом "просвещение", а ключевой идеей стала идея свободы. Бог как политическое принуждение людей к Смыслу, Системе и Порядку уступил место Разуму, Субъектности как средоточия Долж-
6-5327
ного, Морали, что Кант и назвал категорическим императивом. И это была именно Субъектность как таковая, а не индивидуальная субъ-ектность, это было именно принуждение к Должному всех, а не индивидуальный выбор каждого, и это было освобождение именно Разумности как таковой, которая только и могла осуществляться в Должном, но не освобождение индивидуального разума с его приверженностью "своему" Должному. Возможно, поэтому Канта и называют моральным ригористом: если Платон отвергал индивидуальный выбор в отношение "мира идей", а Церковь - в отношение Бога, то Кант - в отношение морали. Но если платоновская и церковная несвобода - "физическое" насилие над человеком, то кантовская несвобода - нечто совсем иное, ибо человеку предписывается не думать и поступать определенным образом, а просто быть существом ответственным, с развитым сознанием долга. И потому весь "ригоризм" Канта - это призыв к человеку всегда помнить, что он -разумное существо, и именно эта родовая человеческая разумность, если дать ей волю, подскажет всякому индивиду, как он должен жить.
Платонизм Канта, таким образом, сказался лишь в том, что Кант сильно надеялся на человеческий разум в родовом смысле слова, и вместе с тем он совсем не надеялся на реальных, конкретно-исторических людей, полагая, что мир "спасается" не реальными людьми, а как таковой родовой для человека разумностью. Надо освободить в человеке "человека разумного", и тогда в мир придут мораль и ненасилие - вот суть кантовской философии, суть ментальной революции в модернистской Европе, когда средоточием Смысла, Системы и Порядка был провозглашен сам принцип разума.
И важным моментом здесь было то, что этот субстанциальный разум выступил уже не просто познавательным(как в античности), но деятельностным началом в мире, причем фактором именно социального прогресса, поскольку "жизнь по разуму" понималась как ключ к улучшению жизни. Модернизм поэтому - это вера в прогресс мира, где властвует разум.
Ф.Ницше, практически никем не понятый из своих современников, был провидцем, возвестившим наступление постмодернист-
ской эпохи, или новейшей ментальной революции в европейской культуре. Он произнес крамольные слова: "Бог умер". И действительно, в новейшей европейской'культуре, или эпохе НТП, "умер Бог" Платона, Церкви и Канта, не стало средоточия Смысла, Системы и Порядка ни в виде "мира идей", ни - единого Бога, ни - категорического императива, ни в каком виде, ибо Смысл, Система и Порядок "рассредоточились" в самих людях, обозначив приход эры Самоопределения. Уже назначение Разума в модернистское время на место платоновского "мира идей" продемонстрировало готовность европейской культуры отказаться от подобного "удвоения мира" в принципе - ведь не могло не иметься в виду, что, в отличие от трансцендентных человеку "мира идей" и единого Бога, разум лишь номинально может выступать "разумностью как таковой".
Совсем не случайно возник позитивизм - отрицание, что за "текущей" реальностью существует "причинная" реальность: "текущая" реальность и есть сама себе причина, или, скорее, причинность - это некая людская конвенция, не более того. Позитивизм высветил, что люди наконец-то осознали: они "подозрительны", боятся в окружающем их мире "ловушек", и потому именно они ищут всюду Смысл, Систему и Порядок, придумывая их средоточие то в одном, то в другом. И осознав все это, они решили больше не быть "подозрительными" и констатировали: "Бог умер".
Но ценой такому прозрению оказалась утрата людьми "бдительности", их "беспечность" относительно возможных "ловушек", сильное "смягчение", или релятивизация присущего им системного мышления, ибо системность теперь, логическая и онтологическая, стала "самоопределяющейся" - статистической, конвенциональной, договорной. И это естественно, коль скоро "Бог умер": перестала существовать внешняя организующая мир сила, и мир вынужден был самоорганизовываться - на статистических началах, на принципах свободного договора.
Постмодернистская, или новейшая, европейская культура - это культура договора. Ушло кантовское понимание морали как категорического императива, и вместо него пришло понятие "ценности" -личностных ориентации, складывающихся в сообществах, организо-
ванных (самоорганизованных) по свободному договору. Просветительская (модернистская) идея свободы восторжествовала в постмодернистской культуре как реальность самоорганизованного мира, реальность личной ответственности человека за собственную жизнедеятельность, реальность компромисса, когда в отсутствие внешнего принуждения всех к системности у людей появился выбор и, значит, возникла необходимость между ними компромисса, иначе была бы невозможна новая, самоорганизованная системность.
Постмодернистская культура компромисса и явилась символом, характеристикой и сутью этой новой, "мягкой" системности. Системное мышление европейцев никуда не делось, оно просто стало принципиально иным. Оно осталось критичным, но не в отношении воображаемых "ловушек", а как мышление лично за себя ответственных людей и потому лично ответственных за те Смысл, Систему и Порядок, которые сегодня только и существуют благодаря компромиссу, договору.
Нынешнее "мягкое" системное мышление - беспрецедентный ментальный феномен во всей истории европейской, или западной культуры. Но это такая беспрецедентность, за которой стоит жесткая историческая логика: Кант воскресил аристотелевскую критику платонизма, политизированного в средневековой Европе, и тем самым открыл горизонт постмодернистской эпохи.
А.А.Али-заде
98.03.010. РОУЗ Дж. МЕТОДОЛОГИЯ "МЯГКОЙ" СИСТЕМНОСТИ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТРУМЕНТ В ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУКАХ.
ROSE J. Soft systems methodology as a social science research tool // Systems research a. Behaviorial science. - 1997. - №7. - Vol.14, №4. -P.249-258.
Автор из Великобритании считает, что современной методологией общественных наук все более и более заявляет о себе так называемая методология "мягкой" системности, или МС-методология.
